Текст книги "Цыганское гадание"
Автор книги: Сьюзен Кинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
– Моя участь – быть одинокой. Я видела это на своей ладони.
Нона покачала головой.
– Ты просто боишься увидеть радость, которая приготовлена для тебя. Посмотри на эту тонкую линию… – пожилая цыганка постучала пальцем по бугорку возле большого пальца. – Посмотри, как она идет вдоль всей линии жизни. Это особая отметка, Чалаи. Эта линия говорит о любви, которая по воле судьбы обязательно настигнет тебя. Для твоего сердца найдется близнец.
Тамсин подалась вперед.
– Эта линия едва различима, к тому же прерывается. Я думала, она ничего не значит.
– Она незаметна и разорвана, потому что ты отрекаешься от своего собственного сердца, – пояснила Нона. – Ты настаиваешь на том, что никто не хочет тебя. Но ты должна найти мужчину, который выбран для тебя судьбой, который станет твоей любовью. Твоему сердцу нужно, чтобы ты нашла его.
– Выбран судьбой?
Ошеломленная, Тамсин смотрела на бабушку. Она часто разглядывала свою ладонь, но никогда не замечала этой линии, линии родственной души. Может быть, она действительно сама отказывается от своего счастья, как сказала бабушка?
– Предназначен тебе судьбой еще до твоего рождения, – добавила Нона. – Это ясно видно вот тут, на твоей ладони.
Предназначен судьбой. Эти слова не выходили у нее из головы. Девушка сжала левую руку в кулак, подумав о крошечном порезе на запястье, и еще раз спросила себя, значит ли эта уже зажившая ранка что-нибудь в ее жизни?
– Удача может появляться и исчезать вместе с выбором, который мы делаем, – снова заговорила Нона. – У тебя любящее сердце. Я видела твое замужество и много счастья. Но только если ты сделаешь правильный выбор.
– Баптист, – подсказал Джон Фо.
– Красивый шотландец, – Нона сурово сдвинула брови, повернувшись к мужу.
– Прекратите! – затрясла головой Тамсин.
– Посмотри на другую руку, – предложила Нона. Она взяла руку девушки в свою. Тамсин молниеносным движением накрыла запястье левой руки другой рукой. Нона постучала пальцем по левой ладони внучки. – Вот, смотри…
Тамсин, Нона и Джон Фо одновременно склонились над ладонью девушки, едва не стукнувшись головами.
– Правая ладонь всегда отличается от левой, – объяснила Нона. – Левая показывает качества и возможности, данные тебе при рождении, а правая – перемены, которые произошли в результате твоих поступков. Смотри! – велела она, постукивая пальцем по коже. Тамсин послушно уставилась на свою ладонь. Параллельно линии жизни шла прямая глубокая линия. – Эта линия гораздо сильнее здесь, на левой ладони. Сама судьба приготовила для тебя глубокую долгую любовь. – Цыганка улыбнулась. – Но когда любовь появится в твоей жизни, ты должна будешь рискнуть, делая выбор. – Она пожала плечами. – Иначе у тебя не будет ничего.
Джон Фо взял ладонь Тамсин в свои руки и поднес поближе к себе. Это движение открыло порез на запястье.
– Что это? – спросил дед.
– Знак свадебного обета! – вскрикнула Нона.
– Я… я… – запинаясь, бормотала девушка. – Это был несчастный случай…
– Но у красивого шотландца есть такой же знак. Я видела отметку на его руке прошлой ночью, когда врачевала его рану! – всплеснула руками старая цыганка. – Муж, я говорила тебе! Они с красавцем риа обменялась клятвами!
– Почему ты не сказала нам? – потребовал ответа дед. – Это даже не помолвка, это женитьба! Ты обещала себя этому мужчине и не сказала нам ни слова!
Тамсин тяжело вздохнула. Пришлось объяснить старикам как можно проще, что произошло между ней и Уильямом Скоттом в темнице Масгрейва, а также и то, почему она держала это в тайне.
– Судьба решила все за тебя! – снова вскрикнула Нона. – Ты думала, он не захочет тебя? Думала, мы не дадим своего согласия? – Нона ухмыльнулась. – Мы даем его!
– Если ты хочешь, чтобы он стал твоим мужем, мы согласны, – подтвердил Джон Фо.
– Но наш союз был случайностью! Мы не думали, что так произойдет. Я не была уверена, что это может что-то значить.
– Может, – сказал цыган. – Если ты не признаешь эту случайность настоящей женитьбой, ты причинишь себе много горя. И ему тоже, и всей семье. Всех будут преследовать неудачи. Ты должна будешь разорвать брачные узы, причем так, как это принято у цыган, и развестись с ним, если тебе не нравится этот мужчина.
– Но мы не собирались жениться, – оправдывалась Тамсин.
– Вы оказались женаты по воле рока, – сказал Джон Фо. – Такой знак судьбы нельзя игнорировать, не то вся наша удача обратится бедами и несчастьями.
– Твой дед прав. Судьба выбрала тебе мужа, – поддержала его Нона. – И на ладони риа есть знак двойного сердца. Я видела его! Какой радостный день, сегодня у нас женятся две пары! – Нона огляделась кругом. – Где мой новоиспеченный внук? Дайте мне обнять его!
– Нет! – Тамсин вцепилась в Нону, которая уже готова была заключить шотландца в объятия. – Пожалуйста, не надо! Он не знает! Вы не можете сказать ему об этом сейчас!
– Он что, спал? Или был пьян? Как это он не знает?
– Нет, он не спал и был трезв, как младенец. Просто он не понимает, какое значение имеет этот порез, – объяснила Тамсин. – Он ведь не цыган, в конце концов!
– Тогда мы расскажем ему! – Нона повернулась. – Риа – позвала она.
– Нет! – закричала Тамсин. – Ты не должна! Обещай мне, что не скажешь ему!
Она была уверена, что Уильям Скотт не придаст значения порезу от случайно соскользнувшего лезвия кинжала. Он лишь посмеется над всем этим. А ее дед с бабкой так обрадовались этой случайной женитьбе! Они считают, что это чудо. Сама судьба распорядилась жизнью их внучки!
Девушка подняла голову и увидела того, о ком только что думала. Уильям приближался к их кибитке. Он шел своим обычным широким, уверенным шагом. На нем были надеты его шлем и доспехи, его лошадь стояла оседланная на краю лагеря. Сердце Тамсин заныло в груди, стоило ей только взглянуть на Уильяма. Она решительно отвернулась.
– Обещайте мне, что не будете пока ничего говорить ему, – попросила она своих бабку и деда. – Лучше я сама все ему объясню.
– Мне кажется, она слишком нерешительная, – проворчал Джон Фо. – Если думаешь, что это ошибка, разведись с этим мужчиной, как положено. А потом выходи за Баптиста, который хочет взять тебя в жены.
– Ее хочет риа, – настаивала Нона. – Нужно быть старым дураком, чтобы не замечать этого! Иди и объясни ему, – повернулась Нона к Тамсин.
Но девушке не пришлось никуда идти, потому что в этот момент Уильям сам подошел к ним и, глядя на Тамсин своими пронзительно-голубыми глазами, спросил:
– Ты готова выехать, Тамсин Армстронг?
Ей хотелось верить ему, когда он смотрел вот так, с нежностью и терпением.
– Выехать? – не понял Джон Фо. – Ты хочешь забрать ее в свой каменный дом?
– Да, – ответил Уильям. – Однажды она дала свое согласие. Тамсин, ты сказала им о нашем договоре? Об обещании?
– Об обещании? – Она растерянно уставилась на него, понимая, как двусмысленно это звучит для ее родных.
Она не рассказала старикам о том соглашении, по которому она должна была оставаться заложницей в его замке на протяжении двух недель, о единственном соглашении, которое действительно имело место. Она умолчала об этом договоре по той простой причине, что им было бы трудно понять, как может девушка оставаться в доме мужчины, не будучи за ним замужем. Теперь она начинала жалеть об этом.
– А, обещание… – произнес вдруг Джон Фо. – Она сказала нам, риа. – Он улыбнулся.
Тамсин едва сдержала стон отчаяния. Она знала, что дедушка говорит о другом обещании, о свадебном.
– Обещание… – выдавила она из себя. – Да, я говорила им.
Джон Фо шепотом перевел Ноне их разговор, и та радостно заулыбалась.
– Позвольте мне принести свои извинения за неприятности, которые я доставил вам прошлой ночью, – проговорил Уильям. – Пожалуйста, передайте мои сожаления невесте. Я прошу прощения за то, что прервал ее праздник. Надеюсь, неудачи обойдут стороной ваш табор.
– Нечасто гаджо приносят извинения цыганам, – заметил Джон Фо. – Однако ты не должен извиняться. Пусть удача сопровождает тебя во всем, риа. Очень скоро мы увидимся. Мы придем в Рукхоуп и разобьем лагерь на твоей земле.
Уильям крепко сжал руку старого цыгана.
– Конечно, добро пожаловать в мои владения. Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, дайте мне знать.
– Обязательно. Да не покинет тебя удача, – пожелал Джон Фо.
Уильям пробормотал слова благодарности и повернулся к Тамсин. Она смотрела в сторону. Судьба крепко держала ее жизнь в своих руках с того момента, как она встретила Уильяма Скотта. Вот и теперь у нее не было выбора, она вынуждена была ехать с ним. Этого ожидали от нее бабка с дедом. Увидев, как искренне они обрадовались известию о ее случайной свадьбе, девушка покорилась судьбе. Она не могла лишить их этой радости.
Из ее груди вырвался протяжный вздох. Она поедет со Скоттом, даже если ей придется оставаться две недели в заключении. Может быть, он просто запрет ее в комнате на это время. Такое заключение она еще смогла бы перенести. Если она будет находиться в замке Рукхоуп, она сможет выяснить, что задумал Масгрейв и чего он хочет от цыган и от ее отца. Тогда ей лучше поехать с Уильямом, в его замке она будет иметь больше возможностей для того, чтобы уберечь родных от участия в черных замыслах Масгрейва.
– Я еду с тобой, – сказала она Уильяму.
– Никаких возражений? – Его брови удивленно поползли вверх.
Тамсин отвернулась от деда с бабкой и так, чтобы слышал только он, мягко добавила:
– Только на две недели.
– Возможно, ты захочешь задержаться… – прошептал он. – Мы не знаем, что сделает Масгрейв после того, как Артур расскажет ему о событиях прошлой ночи.
Девушка кивнула. За последние сутки и особенно за последние несколько минут столько всего произошло, что она почти не могла ясно соображать. Однако ничего еще не закончилось. До заката нынешнего дня она должна все объяснить Уильяму Скотту, который вряд ли обрадуется тому, что услышит.
Тамсин с трудом сглотнула и повернулась, чтобы обнять стариков.
– Я… я оседлаю свою лошадь и соберу вещи, – сказала она. – Встретимся за лагерем.
Мужчина кивнул.
Тамсин резко развернулась и побежала. Слезы щипали ей глаза.
Часть XIV
Тамсин исчезла из виду, убежав за кибитки. Уильям быстро оглядел лагерь, но не заметил никаких признаков девушки. Он посмотрел на ее деда и бабку. Старики наблюдали за ним со странными улыбками на лицах. Он неуверенно улыбнулся в ответ, не совсем понимая, чему это они так радуются. Сам Уильям был рад тому, что Тамсин с готовностью согласилась поехать с ним. Он не испытывал горячего желания снова уговаривать ее.
Уильям откашлялся. Ни Джон, ни Нона ничего не говорили, хотя цыганский барон не сводил с мужчины пристального взгляда.
– Безопасного вам путешествия, – произнес наконец Джон Фо.
– Благодарю. Я признателен вам за гостеприимство.
Джон Фо скрестил руки на груди и молча отвесил Уильяму низкий поклон. Выпрямившись, он сказал:
– Это мы признательны тебе, риа. Очень признательны. Позаботься о нашей внучке как следует.
– Позабочусь, можешь быть уверен, риа, – пообещал Уильям, кивнув в ответ.
Джон Фо наклонился к Ноне и перевел. Она подняла глаза на Уильяма, и мужчина удивился, увидев слезы в ее ониксовых глазах. Женщина что-то быстро сказала, потом развернулась и поднялась по ступенькам в фургон, помахивая на ходу рукой, будто просила подождать.
– Что она сказала? – спросил Уильям Джона Фо.
– Она хочет вручить тебе подарок, – ответил цыган. – Он как раз подходит к такому случаю.
Уильям озадаченно молчал. Может быть, это еще один цыганский обычай – вручать подарки гостям перед расставанием? Мужчина ждал. Нона вернулась и передала ему сложенный кусок зеленого шелка.
– Это шейный платок, такие носят наши мужчины, – пояснил Джон Фо. – Она хочет, чтобы ты взял его. Мы получили его много лет назад от короля Франции. Мы были тогда совсем молодыми и путешествовали по его стране, играли на музыкальных инструментах и танцевали, развлекая его придворных. Наши выступления очень понравились им.
Уильям развернул платок. Это был прямоугольник густого зеленого цвета с золотой вышивкой. Он переливался, и блики играли на нем, как лучи рассветного солнца играют в осколках изумрудов.
– Спасибо, – сказал он Ноне, и тут вдруг ему в голову пришла идея. – Мерси, мадам, – повторил он по-французски. – Для меня большая честь получить такой подарок.
Женщина улыбнулась и принялась болтать с ним на французском.
– Ты красивый мужчина, – сказала цыганка. – Дай-ка я посмотрю, каков ты будешь в моем подарке. – Она сняла с мужчины шлем и повязала ему на шею платок, оставив у горла свободный узел. Взяв Уильяма за руку, она, казалось, готова была разразиться слезами. – Ну вот, теперь ты выглядишь как цыган, – сказала Нона и усмехнулась.
Уильям потрогал шелковый узел и свисающие от него концы.
– Мне тоже хотелось бы иметь что-нибудь, чтобы вручить вам в качестве подарка, – произнес он.
– Ты уже сделал нам большой подарок, – ответил Джон Фо тоже по-французски, чтобы и Нона, и Уильям могли понять его. – Мы навеки твои должники. Тебя послала нам сама судьба.
Молодой человек сначала колебался какое-то время, потом его губы растянулись в улыбке. Он решил, что Фо, должно быть, благодарны ему за помощь, которую он оказал им прошлой ночью. А может, они рады, что он вызвался присматривать за Тамсин. Арчи Армстронг тоже благодарил его за это. «Вероятно, – размышлял он, – она более дикая и неуправляемая, чем он думал вначале».
Со слезами на глазах Нона наклонилась и сложила руки на груди, прощаясь. В этот момент Уильям услышал нарастающий стук копыт. Он повернулся и увидел серого в яблоках жеребца, мчащегося через весь лагерь. Мужчина отступил назад, потому что конь несся прямо на него.
Тамсин держалась в седле с неподражаемой грацией. Изящная, гибкая, она прямо держала спину, юбка развевалась у ее колен, волосы окутывали ее черным облаком. Едва взглянув на Уильяма, она проскакала мимо и покинула лагерь. Достигнув края заросшей вереском пустоши, она пустила лошадь быстрым галопом.
Уильям рванулся было за ней, но в последний момент оглянулся и посмотрел на ее деда и бабку. Джон Фо молча махнул рукой в сторону вересковой пустоши.
– Скачи, – сказал он. – Следуй за ней. Теперь это твоя забота, Уильям Скотт.
Уильям бегом пересек лесок. Не прошло и минуты, как он уже сидел на своем гнедом, направляя жеребца вслед за Тамсин, прочь из табора.
* * *
Над вересковой пустошью низко стелился молочно-белый туман. Поднимающиеся из него холмы казались полупрозрачными в легкой дымке утренней зари.
Уильям вел гнедого через пустошь неспешным шагом. Тамсин скакала далеко впереди на своем сером, но мужчина не старался догнать ее. Ему достаточно было не выпускать девушку из вида. Он думал, что лучше будет позволить ей мчаться вперед, пусть даст выход обуревавшим ее эмоциям, которые заставили ее с такой скоростью покинуть цыганский табор. Здесь, на открытом пространстве, он ее не потеряет.
Тамсин пересекла пустошь и направилась к восточной дороге, которая шла вдоль широкого подножия холма. Уильям следовал за ней. Сейчас его жеребец двигался широким, размеренным шагом, однако в его движениях не было напряжения, он никуда не спешил. Уильям по-прежнему считал, что нет нужды преследовать девушку. Он был уверен, что в скором времени серый устанет от быстрого галопа. В любом случае, рано или поздно он ее нагонит.
Уильям издалека наблюдал за Тамсин. Ее волосы развевались, как черное знамя; юбка плотно облегала длинные, стройные ноги. Уильям был покорен ее изяществом и силой, которыми ее щедро одарила природа. Он терялся в догадках, что могло причинить ей такую боль. Ему казалось, она бежит от чего-то. Прошлой ночью Тамсин проявила незаурядное мужество, вступив в единоборство с двумя мужчинами, а сейчас вела себя так, будто боялась оказаться с ним один на один.
Уильям поднимался по склону холма следом за Тамсин, размышляя о прошлой ночи, о том, как он впервые увидел ее руку. Его реакцию нельзя было назвать ни шоком, ни отвращением, хотя девушка, похоже, ожидала от него и того, и другого. Нет, это было любопытство, возможно, удивление. Он знал, что она прячет эту руку из-за какого-то изъяна. Он предполагал, что увидит шрам или какие-то другие следы старой травмы. То, что он увидел, оказалось в итоге не более чем безобидным разнообразием природы. Но он хорошо понимал ее чувства и искренне сочувствовал ей. Эта девушка вообще действовала на него совершенно необычным образом. Казалось, ей ничего не стоит сокрушить надежные бастионы, которые он возвел вокруг своих чувств. Все его усилия казаться холодным и равнодушным оказывались совершенно бесполезными, стоило ей оказаться рядом. Никто, кроме его дочери, не действовал на него подобным образом.
Его глубоко взволновало то, что Тамсин, казалось, уверила себя в своем страшном уродстве. Похоже, она и в самом деле считала, что ее рука – клеймо самого дьявола. Уильям не разделял подобных предрассудков. Годы учебы, проведенные рядом с королем, его собственный интерес к наукам, в том числе и к медицине, научили его мыслить самостоятельно. Когда Артур и Нед издевались над девушкой, Уильяма охватила ярость. Он уже готов был вступиться за нее, как вдруг Тамсин вздумала использовать свою руку в качестве оружия. «Безрассудный, но отважный поступок», – думал Уильям, до глубины души тронутый ее страстной, импульсивной натурой.
Впрочем, возможно, настоящая храбрость всегда нуждается в толике безрассудства.
Он посмотрел вперед. Дорога пересекалась с тропой, образуя широкий перекресток, и уходила вдаль между двумя низкими холмами. Тамсин направлялась к развилке. Только здесь она замедлила ход и остановилась. Девушка развернула лошадь и сидела в седле, глядя на Уильяма.
Молодой человек вспомнил, как они с Арчи гнались за ней через луга по дорогам Спорных земель. В тот раз она тоже сначала остановилась на перекрестке. Ему стало интересно, неужели она снова смотрит на один из этих странных знаков, что оставляют на дорогах цыгане.
В этот раз она не выбрала никакую дорогу. Вместо этого Тамсин пришпорила лошадь и поскакала вверх по склону одного из холмов. Достигнув вершины, девушка натянула поводья.
Уильям надеялся, что она намеревается подождать его, чтобы вместе отправиться дальше, по тропе гуртовщиков, которая проходила по вершинам близлежащих холмов. Он направил своего гнедого туда, где остановилась Тамсин.
На пересечении тропинок увидел знак, который привлек внимание Тамсин. В центре просторной площадки красовалось выложенное из камней сердце. Однако это был совсем другой знак, не похожий на тот, который он видел раньше. На этом сердце не было никаких линий и стрелок. Оно было гораздо больше и выложено гладкими камнями размером с краюху хлеба. «Это не тайный знак, спрятанный в пыли и предназначенный только для ромал», – подумал Уильям. Этот знак появился здесь много лет назад; камни, из которых он был выложен, наполовину вошли в землю, а между ними росла трава.
Уильям поднял голову. На высоком гребне были видны силуэты лошади и всадницы. Тамсин сидела неподвижно, словно изваяние. В жемчужном свете раннего утра ему казалось, что девушка окружена нежной сиреневой дымкой.
Уильям направил гнедого вверх, гадая, умчится ли Тамсин при его приближении. Он уже достиг вершины, а девушка все так же неподвижно сидела в седле.
Гнедой поравнялся с серой лошадью, и мужчина натянул поводья. Тамсин не смотрела на него, хотя ее лошадь, почуяв другое животное, издала тихое приветливое ржание. В этом молчании и неподвижности девушки было что-то необычное, торжественное, и Уильям невольно поддался этому настроению. Не произнеся ни слова, он замер в ожидании.
Разглядывая точеный профиль Тамсин, плавные, изящные линии ее тела, темную густую массу вьющихся волос, он вдруг осознал, что она потрясающе красива и совсем не похожа на женщин, которыми он обычно восхищался, находясь при дворе. Никакие их наряды и драгоценности, никакие изысканные манеры не могли соперничать с ее природной красотой и грацией, не могли затмить ее – простую, искреннюю, пылкую и нежную. Но только сейчас он понял, что его восхищало в ней все: пламя, горящее внутри ее, пылкость ее натуры и быстрая смена настроений, грациозность ее движений и низкие звуки ее голоса. Но больше всего Уильяма восхищала ее сила духа, которая светилась в ее прекрасных зеленых глазах, и неуемная любовь к свободе.
Тамсин продолжала хранить молчание. В нем не было покоя или умиротворения, нет, что-то темное и невыразимо печальное окутало ее словно облаком. И чувствуя это, Уильям не решался беспокоить ее своими вопросами.
Он огляделся вокруг. Перед ним простирались бесконечные холмы, поросшие вереском, и долины, тонущие в утреннем тумане. В той стороне, откуда они приехали, мерцали цыганские костры, как утренние звезды.
Через несколько минут Уильям заметил внизу какое-то движение и, приглядевшись, увидел цыган, идущих через вересковую пустошь. В этой процессии, казалось, участвовал весь табор. Тут были и мужчины, и женщины, и дети. Вскоре они вышли на дорогу, по которой недавно проехали Тамсин и Уильям. Видимо, они направлялись к перекрестку.
– Они идут к Кругу Сердца, – сказала Тамсин, отвечая на вопрос, который Уильям только хотел задать. Она произнесла это таким безжизненным тоном, словно то внутреннее пламя, которым он так восхищался, совсем погасло.
– Круг Сердца? – не понял сначала мужчина. – Тот, что на перекрестке?
Тамсин кивнула в ответ, вытягивая правую руку в направлении площадки на распутье. Левую руку она по-прежнему прятала в черной перчатке. Сейчас она держала этой рукой поводья.
– Давным-давно цыгане выложили здесь этот знак из камней. На этом месте было совершено немало свадебных обрядов. Помолвки тоже проходят здесь. Цыганские таборы, путешествуя по многим странам, специально приходят на этот перекресток только для того, чтобы произнести слова клятвы во время свадебного обряда.
– Жениться на рассвете – это тоже традиция?
Небо на восходе все больше окрашивалось в розовый цвет, однако в тенях, отбрасываемых холмами, еще скрывалась ночная мгла.
– По традиции ромал танцы и пиры устраиваются до того, как будут произнесены слова клятвы, а не после. В последний день праздника, перед тем, как наступит ночь, даются обеты. – Тамсин быстро взглянула на Уильяма. – Невеста и жених должны были произнести свои обеты прошлой ночью, но празднество было прервано…
– Ты хочешь присоединиться к ним? Присутствовать на свадьбе? – спросил Уильям. – Я подожду, если ты хочешь побыть с ними.
Тамсин отрицательно покачала головой:
– Я посмотрю отсюда. Невеста и ее близкие родственники вряд ли хотели бы, чтобы я была сегодня среди них.
Ее голос был лишен каких бы то ни было эмоций. Она спокойно сидела на лошади, с прямой спиной и высоко поднятой головой на длинной гордой шее. Однако в глубине ее глаз Уильям видел затаившуюся там боль и грусть.
– Тогда мы будем смотреть отсюда, – мягко произнес он. – Если, конечно, ты не возражаешь против моей компании.
Девушка не ответила, ее взгляд был прикован к тому, что происходило внизу.
Цыгане подошли к перекрестку и встали вокруг каменного сердца. Уильям увидел, как Джон Фо вышел на середину и встал рядом с сердцем. Он что-то сказал цыганам, а потом подал рукой знак. Невеста и жених вышли вперед и встали в центр сердца. Фо связал их руки вместе куском красной ткани. Уильям вопросительно посмотрел на Тамсин.
– Мой дедушка, как предводитель ромал, попросил их произнести обеты, – объяснила она. – Он связал их запястья вместе, потому что это символизирует союз. Потом… – она замолчала.
Уильям, смотревший вниз, увидел, как блеснуло лезвие.
– Что потом?..
Он услышал, как она протяжно вздохнула.
– Он… делает маленькие надрезы на их запястьях. Эти ранки нужны для того, чтобы кровь мужчины смешалась с кровью женщины. А потом они дадут друг другу клятву. Вот и все, что нужно для того, чтобы свершился свадебный обряд.
Какая-то мысль мелькнула в голове Уильяма и исчезла так быстро, что он не успел ухватить ее. Мужчина смотрел на жениха и невесту. Земная простота этого древнего ритуала тронула его до глубины души.
Джон Фо развязал руки молодоженов, и они произнесли свои клятвы. А потом весь табор направился назад, в лагерь. Они шли и пели, и их голоса еще долго были слышны вдали.
– Вот и все, – тихо произнесла Тамсин.
– Я желаю им счастья от всего сердца, – сказал Уильям, ожидая, что она будет делать дальше.
Тамсин открыла рот, будто собиралась заговорить, но отвернулась. Ее губы и подбородок дрожали.
– Я должна тебе кое-что сказать, – с трудом выговорила она, наконец справившись с собой.
Уильям нахмурился. Он чувствовал: то, что она сейчас скажет, ляжет на ее плечи тяжким бременем. Он ждал.
– Я говорила с бабушкой и дедушкой довольно долго перед тем, как мы уехали из лагеря, – начала Тамсин. – Ты наверняка слышал кое-что из нашего разговора, иногда мы повышали голоса.
– Я заметил, что вы спорите, – ответил Уильям, – но я не понимаю ваш язык.
– Мой дед хочет, чтобы я вышла замуж за человека, которого он выбрал для меня, – сказала со вздохом девушка. – Он хочет, чтобы я встала в центр круга и в центр этого каменного сердца с цыганом из соседнего табора, который хотел жениться на мне. Я отказалась. Мой дед был очень сердит на меня.
– Мне показалось, что он был весьма доволен, когда мы уезжали, – отозвался Уильям. Он вдруг почувствовал, как предательское чувство ревности закрадывается в его душу, и удивился самому себе. Ему не понравилась мысль, что она может выйти за кого-то замуж. И хотя сам он не думал жениться на ней, мысль о другом мужчине возмутила его до глубины души. – Спор, по-видимому, был разрешен? – спросил он, стараясь говорить спокойно.
Тамсин склонила голову, ее темные волосы упали вперед, скрыв от него лицо.
– Это именно то, что я должна тебе сказать, – прошептала она. – Решение. Мой дед хочет видеть меня замужней женщиной. Если я не найду себе мужа, любого мужа, он изгонит меня из табора, я потеряю право называться цыганкой.
– Выгонит? – удивился Уильям.
Девушка кивнула.
– Цыгане, изгнанные из табора, не могут вернуться назад, пока не получат прощение. Не думаю, что дедушка в самом деле наказал бы меня подобным образом, – быстро проговорила она, – но он упомянул об этом. Значит, он был очень зол на меня. И это показывает, как сильно он хочет, чтобы я вышла замуж. Я не смогла бы… я бы не вынесла, если бы он прогнал меня. Я даже боюсь услышать это от него еще раз. Я не живу с ними большую часть года, и это правда, что многие ромалы плохо ко мне относятся. Но кибитка моих деда и бабушки – это мой дом, так же, как и Мертон Ригг. Мне необходимо иметь возможность приходить в табор и покидать его, когда я захочу. – Она остановилась, чтобы перевести дух.
– Я понимаю, – тихо сказал Уильям. Он снова ощутил прилив нежности и сочувствия к этой девушке. – Я знаю, что это такое – быть вдали от дома, не иметь возможности приезжать туда, не видеть своих родных…
Ему было всего тринадцать, когда его насильно увезли из Рукхоупа и оставили под опекой английского короля. Он снова увидел своих родных – мать, брата, кузенов и сестру, – когда уже стал мужчиной.
Уильям смотрел на туман, поднимающийся над вересковыми пустошами. Он вспомнил тот ужасный, холодный день, когда ехал под конвоем через долину, через несколько часов после гибели его отца. Боль этих воспоминаний жила в его сердце. Боль одиночества и безысходного отчаяния. А потом он увидел – и это воспоминание тоже навсегда осталось с ним – Арчи и Тамсин Армстронгов, сидящих вместе на одной лошади на гребне холма. На таком же гребне, на каком сейчас остановились он и девушка. Перед его глазами возник их прощальный жест. Он помнил, как они смотрели на него. Они были словно стража, стоящая в почетном карауле. Уильям почувствовал, как в нем, как и тогда, вновь расцветает чувство благодарности за их дружеский привет и любовь в то время, когда он больше всего в них нуждался.
Он глубоко вздохнул.
– Так ты решила выйти за того цыгана? Встать с ним вместе в центр каменного сердца? Это то, что ты хотела сказать мне? – спросил он, чувствуя, как его охватывает паника.
Девушка резко затрясла головой, в ее глазах стояли слезы. Она смахнула их тыльной стороной правой руки.
– Нет, – сказала она, – я не согласилась стать его женой. Я никогда бы не смогла сделать это. Но я дала согласие… – Тамсин всхлипнула и тут же закрыла рот рукой, пытаясь сдержать рыдания.
Уильям почувствовал непреодолимое желание дотронуться до нее, сжать ее в своих объятиях. Не для того, чтобы удовлетворить свою страсть, которая вспыхивала в нем, едва только Тамсин оказывалась поблизости, а чтобы утешить ее, уверить в своей защите. Он знал, что рука, протянутая в знак сочувствия, плечо, на которое она могла опереться, пара ласковых слов смогут хоть немного уменьшить ее боль и печаль. Но он также знал, что она слишком горда, слишком сильна, чтобы позволить себе принять его утешение.
Девушка отерла рукой слезы и, гордо вскинув голову, подобрала поводья и направила лошадь вниз по пологому склону.
Уильям последовал за ней. На пустом перекрестке Тамсин остановилась. Мужчина тоже остановился. Она вздохнула, спешилась и пошла к Кругу Сердца. Уильям тоже соскочил с лошади, подошел к девушке и встал рядом с ней. Он заметил, что ее глаза снова наполнились слезами.
– Тамсин… – Он подошел ближе, не в силах удержаться от того, чтобы коснуться ее, положить руки на ее плечи. – В чем дело? Что произошло между тобой и твоими родными?
Она отвернулась, но не отступила. Его руки остались лежать на ее плечах. Он чувствовал, как ее тепло проникает в него, как ее волосы легко касаются его кожи. Он чувствовал сожаление, он даже ощущал себя виноватым, сам не зная в чем. Стоя рядом с Тамсин, касаясь ладонями ее плеч, он хотел дать ей нечто большее в обмен на тот старый щедрый дар. Он хотел как-то помочь ей и ее отцу, но вдруг обнаружил, что не знает как.
– Мое ослушание, когда я отказалась выходить за Баптиста, позорит деда и бабушку, – сказала она. – Моя свадьба, моя покорность доставили бы им большую радость. Такие вещи имеют особое значение для цыган. Я хочу, чтобы ты понял это, – она перевела дыхание.
– Я понимаю, – сказал он. – А есть еще какой-нибудь мужчина, за которого ты могла бы выйти замуж и порадовать этим своих родных?
Его собственные слова снова вызвали в его сердце глухую боль и острую вспышку ревности. Он мысленно отругал себя за это чувство, но не мог ничего с собой поделать. Уильям был удивлен, когда услышал мягкий смех, сорвавшийся с губ девушки. Тамсин стояла, опустив голову и глядя на сердце из камней.
