Текст книги "Что я сделала ради любви"

Автор книги: Сьюзен Филлипс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Глава 23

Сначала Чаз заметила этого официанта, потому что он был симпатичным и не выглядел актером. Коротышка, но хорошо сложен, с темными, стоявшими ореолом над головой волосами. Разнося подносы с закусками, он украдкой поглядывал на окружающих. Словно бы исподтишка. Впрочем, она сама делала то же самое, поэтому не придала его взглядам особого значения. Но потом вдруг увидела, до чего неловко он поворачивается всем телом.

А когда наконец сообразила, кто он на самом деле и чем тут занимается, так разозлилась, что едва искры из глаз не посыпались. Извинившись, она проскользнула в коридор для слуг и увидела, что он расставляет блюда на металлической тележке. Завидев ее, он лучезарно улыбнулся:

– Привет, ангел. Чем могу служить?

Она присмотрелась к его бейджу.

– Немедленно отдай свою камеру, Маркус.

Улыбка парня мигом померкла.

– Не пойму, о чем ты толкуешь.

– У тебя скрытая камера.

– Ты спятила?

Чаз попыталась вспомнить, где прячут камеры телерепортеры, ведущие расследование.

– Я знаю, кто ты, – пробормотал официант. – Работаешь на Брэма и Джорджи. Сколько тебе платят?

– Больше, чем получаешь ты.

Маркус был невысок, но довольно мускулист, и до нее только сейчас дошло, что, наверное, стоило бы сообщить охране и пусть бы она с ним разбиралась. Но кругом было полно народу, и Чаз показалось, что лучше не поднимать шума.

– Либо отдашь камеру сам, либо кто-нибудь отберет ее у тебя.

Должно быть, ее слова прозвучали так убедительно, что он растерялся. Тот факт, что она способна надавить на него и заставить плясать под свою дудку, придал ей еще больше уверенности.

– По-моему, это не твое дело, – бросил официант.

– Понимаю, и тебе нужно как-то жить. Отдай камеру, и забудем обо всем.

– Не будь сукой.

Вместо ответа она молниеносным движением выбросила вперед руку и схватилась за верхнюю пуговицу его жилета, ту, которая немного отличалась от остальных. Пуговица осталась в ее пальцах, но не оторвалась, потому что была прикреплена к тонкому шнуру.

– Эй!

Чаз с силой дернула за шнур.

– Никаких камер! Можно подумать, тебе это неизвестно!

– Да что тебе нужно? Знала бы ты, сколько платят фотоагентства за подобное дерьмо!

– А мне плевать.

Его лицо налилось багровой краской, но он не мог незаметно выхватить у нее камеру.

Чаз пошла по коридору. Маркус поплелся за ней.

– Послушай, ты могла бы продать свою историю. Ты ведь работаешь у них. Клянусь, ты получишь не меньше сотни кусков. Отдай мне камеру, и я сведу тебя с нужным парнем. Он все устроит.

«Сто тысяч долларов!..»

– Тебе даже не обязательно выкапывать всякую грязь. Говори все как есть.

Чаз даже не ответила. Просто ушла.

«Сто тысяч долларов…»

После ужина на экраны пустили смешной видеомонтаж клипов из «Скипа и Скутер». Как раз перед церемонией разрезания свадебного торта в зале появился Дирк Дьюк с микрофоном. Он был самым популярным в городе диджеем (настоящее имя – Адам Левенштейн), и Поппи наняла его подобрать музыку для танцев, которые должны были начаться не раньше чем через полчаса. Дирк был невысокого роста, с вытянутой головой, татуированной шеей и гарвардским образованием, которое всеми силами старался скрывать. Сегодня вместо обычных джинсов на нем был дурно сидевший смокинг.

– Эй, все! Классная вечеринка! Давайте порадуемся за Джорджи и Брэма.

Публика послушно порадовалась.

– Все вы фанаты «Скипа и Скутер». И вот теперь Брэм и Джорджи поженились. Супер, верно?

Аплодисменты и пара свистков: инициатива Мег.

– Мы собрались, чтобы отпраздновать брак, состоявшийся два месяца назад. Церемонию, на которую никто из нас не удостоился быть приглашенным.

Смех.

– И сегодня… придется что-то с этим делать.

В зале появились четверо официантов с арочной беседкой для новобрачных, задрапированной белым тюлем и увитой голубыми гортензиями. Позади шла самодовольно улыбавшаяся Поппи в длинном черном платье.

Джорджи подтолкнула Брэма локтем.

– Похоже, это и есть сюрприз, обещанный Поппи. Тот самый, на который ты дал свое благословение.

– Тебе следовало хорошенько дать мне по голове, – прошипел Брэм. – Мне все это не нравится.

Джорджи происходившее нравилось еще меньше, тем более что официанты поставили беседку у входа в бальный зал, Брэм тихо выругался.

– Эта женщина может считать себя уволенной.

– Как рукоположенный священник церкви Всеобщей Жизни… – Дирк для пущего эффекта сделал паузу, – считаю большой честью… – еще одна пауза, – просить наших невесту и жениха выступить вперед и… – громко: – повторить свои обеты для всех нас.

Гости пришли в полный восторг. Даже отец Джорджи.

Блестящие пухлые губы Поппи сложились в торжествующую улыбку. На щеке Брэма нервно дернулся мускул. Поппи не имела права устраивать подобное представление, не посоветовавшись предварительно с ними.

Брэм стиснул зубы и встал.

– Срочно нацепи улыбку, – велел он.

Джорджи сказала себе, что это не важно. Подумаешь, очередной публичный спектакль. Разве мало их было?! Сверкающее платье зашуршало, когда она поднялась.

Дирк растягивал гласные, как ведущий игрового шоу:

– Отец невесты! Подойдите к новобрачным. Мистер Пол Йорк. Брэм, выбирайте шафера.

– Он выбирает меня! – вскочил Трев. Гости снова рассмеялись.

Джорджи чувствовала, что сейчас задохнется.

– Джорджи, кто будет вашей подружкой?

Она взглянула на Сашу, Мег, Эйприл и подумала, как же ей повезло иметь таких замечательных подруг.

– Лора, – решила она, вскинув голову.

Лицо Лоры потрясенно вытянулось. Она поспешно встала, едва не споткнувшись о стул.

Дирк предусмотрительно повернулся спиной к залу и, прикрыв микрофон, шепотом спросил у стоявших лицом к гостям Брэма и Джорджи:

– Все готово?

Новобрачные переглянулись и без слов поняли друг друга. Он вскинул бровь. Она глазами высказала ему все, что думала. Брэм улыбнулся, сжал ее руку и отобрал у Дирка микрофон.

– Священник, раввин и пастор вошли в бар…

Все рассмеялись. Брэм ухмыльнулся и поднес микрофон поближе к губам:

– Спасибо за ваши добрые пожелания. Мыс Джорджи благодарны вам куда больше, чем можно передать словами.

Поппи нервно прикусила нижнюю губу. Речь Брэма не входила в ее программу. Очевидно, ей не нравились слишком бойкие клиенты, не считающиеся с ее планами.

Брэм выпустил руку Джорджи и показал на беседку:

– Как вы, возможно, догадались, эта церемония – сюрприз для нас. Но правда заключается в том, что хоть все понимают, насколько заманчива идея стать свидетелями свадьбы Скипа и Скутер, мы с Джорджи – совершенно другие люди. Не эти персонажи. И сейчас не хотим их изображать.

Джорджи взяла его под руку и широко улыбнулась, давая понять, что поддерживает мужа. Он накрыл ее ладонь своей.

– Мне сейчас очень хочется быть сентиментальным. Сказать о Джорджи много всего хорошего. О том, какое доброе и благородное у нее сердце. Какая она милая и смешная. Что она стала моим лучшим другом. Но мне не хочется смущать ее.

– Ничего. – Она наклонилась к микрофону. – Смути меня.

Брэм рассмеялся. Собравшиеся громко их поддержали. Они одарили друг друга долгим, любящим взглядом, после чего поцеловались.

И тут, неизвестно почему, у Джорджи затряслись ноги. Действительно затряслись. Как будто случилось землетрясение. Только землетрясение происходило в ней. Она влюбилась в Брэма?!

Кровь отлила от ее лица. Джорджи пыталась осознать чудовищную правду. Несмотря на все, что она знала о Брэме Шепарде, все же влюбилась в него, в этого эгоиста, себялюбца, наглого типа, охваченного страстью к саморазрушению, который украл ее девственность, погубил сериал и едва не уничтожил себя.

Волосы Брэма сверкали в свете люстр. Его чеканная красота и мужественная элегантность так и просились на экран.

Джорджи невольно загляделась на мужа. Жаль, что как раз в тот момент, когда нужно учиться быть самостоятельной, она сама поставила все под удар, влюбившись в мужчину, которому нельзя доверять, в мужчину, который остается рядом, пока она ему платит. От сознания такого ужаса кружилась голова.

Брэм закончил речь, и в зал ввезли свадебный торт: многослойное чудо кондитерского искусства, покрытое кружевной глазурью и сахарными гортензиями. На верхушке красовались кукольные Скип и Скутер в свадебных нарядах. Брэм скормил Джорджи первый кусок, оставив на ее губах кусочек глазури, который снял поцелуем. Ей удалось вернуть долг, сунув кусочек торта в рот мужу. Торт имел вкус разбитого сердца.

Потом Эйприл увела ее в другую комнату, чтобы помочь переодеться из волшебного хрустального платья в осовремененный голубой флэппер[25]25
  Легкое прямое, часто украшенное бахромой и стеклярусом платье, иногда с напуском, почти всегда без рукавов, смоделированное в двадцатые годы прошлого столетия.


[Закрыть], который они выбрали для танцев. И весь остаток ночи Джорджи делала все, что необходимо: танцевала, смеялась и веселилась.

Она танцевала с Брэмом, который твердил, что она прекрасна и ему не терпится затащить ее в постель, танцевала с Тревом, со своими подругами, с Джейком Корандой, с Эроном и отцом, со своими партнерами и Джеком Патриотом. И даже с Дирком Дьюком. Пока ноги двигаются, можно не думать о том, как спастись от надвигающейся катастрофы.

Когда они наконец остались одни, Брэм угрожающе навис над ней. Черный галстук-бабочка болтался на шее, воротник сорочки был расстегнут.

– Какого черта ты несешь? Что это значит «ночую в гостевом домике»?

Джорджи все еще была немного пьяна, но не настолько сильно, чтобы не сознавать, как лучше всего поступить. Ей хотелось плакать… или кричать, однако для этого еще будет время.

– У меня пробы во вторник, помнишь? И наши постельные игры дают мне несправедливое преимущество над другими актрисами.

– В жизни не слышал более неудачных отговорок.

Каким-то образом она сумела изобразить дерзость прежней Джорджи, той Джорджи, которая когда-то так глупо влюбилась.

– Прости, Скип. Я верю в честную игру, иначе совесть не даст мне покоя.

– На кой хрен такая совесть?!

Он прижал ее к стене у лестницы и стал целовать. Страстные, жаркие, властные поцелуи…

Джорджи закрыла глаза.

Брэм сунул руку под подол коротенького голубого платьица и припал губами к вздымавшейся из выреза груди.

– Ты сводишь меня с ума, – пробормотал он, почти не отрываясь от ее влажной кожи.

У нее закружилась голова от шампанского, от желания и от отчаяния. Он сунул пальцы в ее трусики, такие тонкие и узкие, что их словно бы и не было.

«Остановись. Нет, не останавливайся…»

Слова теснились и сталкивались в голове, однако его поцелуи становились все более настойчивыми, а прикосновения такими интимными, что вынести это было невозможно.

– Довольно, – вдруг бросил Брэм и подхватил Джорджи на руки.

Музыка нарастала. Мелодии из «Доктора Живаго» и «Титаника», «Незабываемого романа» и «Из Африки» окутали их, пока он нес ее по ступенькам, как в самой романтической сцене фильма, если не считать того, что было два часа ночи и он ушиб локоть о дверь, когда переносил Джорджи через порог.

Но Брэм довольно скоро пришел в себя, посадил ее на кровать, стащил трусики… и все было так, как в их первую ночь на яхте. Ее голые бедра на краю матраца. Задранное до талии платьице. Его одежда, разбросанная по полу. И она, со своей дурацкой влюбленностью в мужчину, который никогда ее не любил.

Все как впервые… и все иначе. После мгновенной яростной атаки он замедлил темп. И ласкал ее руками, губами, плотью: всем… кроме своего сердца.

Что-то смутно пытливое мелькнуло в его глазах, когда он смотрел на нее сверху вниз. Должно быть, почувствовал в ней перемену, но не мог понять, какую именно.

Однако наслаждение все усиливалось, мелодия в ее голове шла крещендо, и камера откатилась назад. Джорджи закрыла глаза и канула вместе с ним в небытие.

Она лежала, уткнувшись ему в плечо. Отчаяние вернулось вновь, и необходимо было остановить это саморазрушение.

– Так когда ты влюбился в меня? – неожиданно спросила Джорджи.

– С первого взгляда, – сонно ответил он. – Нет, подожди… это был я. Когда впервые взглянул в зеркало.

– Я серьезно.

Брэм зевнул и поцеловал ее в лоб.

– Спи, дорогая.

– У меня такое ощущение… – упорствовала Джорджи.

– Какое именно?

Теперь он окончательно проснулся и сверлил ее подозрительным взглядом. Но ей необходимо точно знать, как обстоят дела между ними. Для них это слишком важно. Некогда тратить время на недоразумения в стиле ситкомов, которые можно прояснить несколькими словами.

– Такое ощущение, что ты влюблен в меня.

Он сел, бесцеремонно сбросив Джорджи на матрац.

– Что за чушь… ты точно знаешь, как я к тебе отношусь.

– Не совсем. Ты более чувствителен и тонок, чем хочешь показать, и многое стараешься скрыть.

– Ничуть я не чувствителен. – Он яростно уставился на нее. – Тебе обязательно ткнуть меня носом в то, что я сказал на вечеринке?

Она не помнила, что именно Брэм говорил на вечеринке, и поэтому презрительно скривила губы.

– Разумеется, хочу. Поэтому повтори все с самого начала.

Он раздраженно вздохнул и снова лег.

– Ты мой лучший друг. А теперь можешь смеяться. Поверь, я никогда не думал, что так получится.

Его лучший друг…

Джорджи громко сглотнула.

– Не знаю, почему ты против. Я славный человек.

– Ты ненормальная. Я в жизни не предполагал, что именно ты окажешься человеком, которому я буду доверять больше всего на свете.

А вот она ничуть ему не доверяла. Кроме одного: он говорил правду о своих чувствах к ней.

– Как насчет Чаз? Она готова идти под пули ради тебя.

– Ладно, ты второй надежный человек, которого я знаю.

– Это уже лучше.

Джорджи приказала себе замолчать, но отчего-то не сделала этого. Она должна попытаться, в последний раз.

– Если ты превратишься в идиота и решишь влюбиться, – вздохнула она, словно предмет разговора был слишком утомительным, – это может все испортить.

– Иисусе, Джорджи, да оставишь ты меня в покое? Никто ни в кого не влюблен.

– Ты уверен?

– Уверен.

– Большое облегчение. А теперь я хочу спать.

Ее нога затекла, но она не смела пошевелиться, пока не услышала мерное, глубокое дыхание. Только тогда она вылезла из постели и, накинув первое, что попалось под руки: его сброшенную сорочку, – прокралась вниз. Отец давно перебрался к себе, освободив гостевой домик.

Джорджи, спотыкаясь, побрела по холодной каменной дорожке. Слезы струились по щекам. Если она по-прежнему будет спать с ним, придется притворяться, что это всего лишь секс. Играть перед ним точно так, как она играла перед камерами, – она больше не могла. Ни для него, ни для себя. Никогда.

Глава 24

Брэм прибыл на пробы поздно, хотя знал, что сегодня прослушивают Джорджи. И холодный кивок Хэнка Питерса явно означал, что тот крайне недоволен. Ну да, все ожидают, что он опять вспомнит старые привычки, станет прежним безответственным Брэмом Шепардом. Но на этот раз он не был виноват, его задержал звонок одного из партнеров «Эндевор». Все же он не стал объясняться, слишком много идиотских отговорок приводил в прошлом, поэтому лишь коротко извинился:

– Простите, что заставил ждать.

Хотя никто не сказал ему этого в лицо, все считали, что сегодняшние пробы Джорджи – пустая трата времени, но он был многим ей обязан и не смог отказать, как бы тяжело ни было на сердце при мысли о том, что Джорджи придет в отчаяние, услышав отказ.

– Давайте работать, – велел Хэнк.

Комната для прослушиваний была окрашена в тошнотворно-зеленый цвет. На полу лежал покрытый пятнами коричневый ковер. Из мебели здесь имелось несколько обшарпанных металлических стульев и пара складных столов. Комната находилась на верхнем этаже старого здания, на задах участка «Вортекс», приютившего «Сиракка продакшнс», независимый филиал студии. Брэм занял пустующий стул между Хэнком и женщиной – директором по кастингу.

Своим длинным лицом, редеющими волосами и круглыми очками Хэнк больше напоминал профессора Лиги плюща, чем голливудского режиссера. Но он был невероятно талантлив, и Брэм до сих пор не мог поверить, что работает вместе с ним. Директор по кастингу кивнула ассистентке, которой, очевидно, было поручено привести Джорджи. Та встала и вышла. Они не виделись с ночи вечеринки. Вскоре заболел Пол – чем-то вроде желудочного гриппа, если верить Чаз, – и на следующее утро, еще до того Брэм как проснулся, Джорджи уехала ухаживать за ним. Брэм считал, что ей необходимо сосредоточиться на пробах, вместо того чтобы постоянно отвлекаться. Непонятно, почему Пол не отослал ее домой?

Кроме того, Брэм лишился последнего шанса отговорить Джорджи пробоваться на роль.

Вернувшаяся ассистентка придержала дверь. Похоже, уверенность Джорджи в себе куда более хрупка, чем она старалась показать. Конечно, она не испортит роль, но у нее попросту не хватит таланта сыграть как нужно, а ему было страшно при мысли о том, что каждый сочтет себя вправе критиковать ее игру.

Вошла высокая темноволосая актриса. Не Джорджи. Пока директор по кастингу расспрашивала, что делала актриса со времен своего последнего фильма, Брэм наклонился к уху Хэнка:

– Где Джорджи, черт возьми?

Хэнк ответил каким-то странным взглядом.

– Ты не знаешь?

– Не было времени поговорить. У ее отца грипп, и она ухаживала за ним.

Хэнк стянул очки и стал протирать стекла концом рубашки, словно боялся посмотреть ему в глаза.

– Джорджи передумала. Решила, что это не ее роль, и отказалась от проб.

До Брэма его слова дошли не сразу.

Он просидел до окончания проб, не слыша ни слова. Потом извинился и попытался дозвониться до Джорджи, но она не брала трубку. Пол и Эрон тоже не отвечали, а Чаз не знала ничего, кроме того, что Джорджи ей сама сказала. Наконец Брэм позвонил Лоре. Та объяснила, что говорила с Полом несколько часов назад и ни о каком гриппе не было и речи.

Что-то неладно. Очень неладно.

Сегодня только три черных мини-вэна сторожили ворота. Отчеты о свадебной вечеринке показали на телевидении и сайтах светской хроники, но безумие первых двух месяцев, кажется, немного улеглось. Однако не потребуется подливать так уж много масла в угасающее пламя, и если распространятся слухи об исчезновении Джорджи, разразится настоящий ад.

Мобильник зазвонил, когда Брэм подъехал к гаражу. Звонил Эрон.

– У меня сообщение от Джорджи. Она уехала.

– Куда, черт возьми? Быть не может!

– Может. Хотя я сам ничего не понимаю.

– Где она?

Последовала долгая пауза.

– Не могу сказать.

– Черта с два не можешь!

Но Эрон был верен Джорджи и угрозы Брэма не сломили его решимости. Брэм разозлился и отключил связь, после чего несколько минут сидел в машине, окончательно сбитый с толку. Может, она стыдится взглянуть ему в глаза, потому что передумала пробоваться на роль? Но Джорджи никогда ничего не боялась. Все это не поддавалось объяснению.

Он вдруг вспомнил их странный разговор в ночь вечеринки. Неужели она всерьез поверила, будто он влюблен в нее? А ведь он не раз давал понять, что она ему небезразлична.

Он вспомнил те противоречивые сигналы, которые посылал ей, и снова схватился за сотовый. Она не ответила. Пришлось оставить сообщение.

«Ладно, Джорджи. Я все понял. В ту ночь ты не шутила. Но клянусь Богом, я не влюблен в тебя, так что перестань волноваться. Все это полнейшая чепуха. Подумай сама! Вспомни, разве я когда-нибудь заботился о ком-нибудь, кроме себя? С чего это вдруг начинать, особенно с тобой? Черт возьми, знай я, что ты струсишь, держал бы язык за зубами относительно дружбы. Дружба – это все, что есть между нами. Даю слово. Поэтому прекрати валять дурака и позвони мне».

Но она не позвонила, и к утру с ним случилось нечто поразительное. Похоже, он разгадал коварство Джорджи. Она хочет ребенка, и без него ей в этом деле не обойтись. Что, если это шантаж? Способ манипулировать им? Сам факт, что подобная гнусность могла прийти ей в голову, взбесил его.

Он позвонил на ее голосовую почту и высказал все, что думает о ее коварстве. И поскольку не стеснялся в выборе слов, то и не удивился, когда она опять не перезвонила.

Белая частная вилла, снятая Джорджи, находилась на вершине холма, выходившего на море Кортеса, неподалеку от Кабо-Сан-Лукас. Здесь было две спальни, джакузи в форме раковины и раздвигающаяся стеклянная стенка, которая открывалась в тенистое патио. Поскольку Джорджи не могла лететь в Мексику коммерческим рейсом, пришлось воспользоваться частным чартером.

Вот уже целую неделю каждое утро она надевала бесформенную футболку с мешковатыми капрами, большие темные очки и широкую соломенную шляпу и, никем не узнанная, часами гуляла по берегу. Днем она монтировала фильмы и пыталась примириться с собой и собственной печалью.

Брэм был ужасно зол на нее за исчезновение, и его телефонные сообщения разрывали ей сердце.

«Клянусь Богом, я не влюблен в тебя… Дружба – это все, что есть между нами».

Что же до второго сообщения, в котором он обвинял ее в шантаже… она даже не дослушала. Сразу стерла.

Отец знал, где она. Джорджи наконец набралась храбрости рассказать ему о Лас-Вегасе и немного о том, почему ей нужно уехать. Пол, естественно, пытался во всем обвинить Брэма, но она ему не позволила и заставила пообещать, что тот не будет общаться с ее мужем.

– Дай мне немного времени, пап. Хорошо?

Он неохотно согласился, но уже на следующий день позвонил и сообщил новость, от которой она едва не упала в обморок.

– Я кое-что проверил. Брэм не коснулся и цента из тех денег, которые ты ему платишь. Похоже, он в них не нуждается.

– Конечно, нуждается. Все знают, что он продул свои гонорары от «Скипа и Скутер».

– Именно продул. Но когда наконец остепенился, пересмотрел свой стиль жизни и стал вкладывать гонорары от повторного показа сериала в различные предприятия. Теперь он вполне обеспеченный человек. И даже выплатил кредит на дом.

Какая ирония! Значит, Брэм не обманул ее в единственном: в своих чувствах к ней. Дружба. А теперь и этого нет.

Джорджи вдруг обнаружила, что постоянно смотрит в пустоту или берет книгу и несколько раз перечитывает одно и то же предложение, не понимая смысла. Но не плачет, как после развода с Лансом. На этот раз печаль слишком сильно завладела ею, и она не в силах была плакать.

Все, что теперь занимало ее, – это камера. Очень хотелось отправиться на один из роскошных курортов и взять интервью у горничных. Но она не могла рисковать, ведь ее узнают, и потому ей пришлось отнести камеру в тенистое, вымощенное белым камнем патио и взять интервью у самой себя.

– Скажи, Джорджи, тебе везло в любви?

– Более или менее. А как насчет тебя?

– Более или менее.

– Как считаешь, почему это?

– Из-за унизительной потребности быть любимой.

– И ты винишь в этом… отношения с отцом?

– Ну, немного.

– Значит, это отец виноват в том, что ты влюбилась в Брэма Шепарда?

– Нет, – прошептала она – Это моя вина. Я знала, что ни в коем случае нельзя влюбляться в него, и все-таки сделала эту ошибку.

– И отказалась от пробы и возможности сыграть Элен?

– Как насчет того, что женщина готова на все ради любви?

– Глупо.

– Но что мне делать? Работать с ним каждый день, а потом ложиться в постель?

– Сколько раз говорить: на первом месте должна быть карьера.

– Сейчас мне не до карьеры. Я даже не наняла нового агента. Сейчас я могу только…

– Упиваться собственными несчастьями?

– Дай мне несколько месяцев, и я забуду о нем.

– Ты действительно в это веришь?

Нет. Она не верила. Потому что любила Брэма горячо и сильно. Любила с открытыми глазами, как никогда не любила бывшего мужа. Никаких розовых очков. Никакой безумной страсти. Никаких грез Золушки или ложной уверенности в том, что он упорядочит ее жизнь. Ее чувства к Брэму были запутанными, честными и глубокими. Он… он казался частью ее самой, лучшей и худшей одновременно. С ним она хотела идти по жизни вместе, в радости и беде, делить триумфы и катастрофы, дни рождения, праздники и повседневность.

– Превосходно, – кивнула ее интервьюер. – Я все-таки заставила тебя плакать. Совсем как Барбара Уолтерс[26]26
  Американская телеведущая, журналистка и писательница.


[Закрыть].

Джорджи выключила камеру и закрыла лицо руками.

Джорджи не было почти две недели, и единственным источником информации для Брэма оставался Эрон. Он же взял на себя труд скармливать таблоидам сладкую ложь. Утверждал, что Джорджи решила отдохнуть, пока Брэм занят работой, и сочинял длинные романтические телефонные переговоры между новобрачными. Все это помогало держать представителей прессы на расстоянии, так что Брэм мог вздохнуть свободно.

Подготовка к съемкам «Дома на дереве» шла без особых сбоев, хотя кастинг был еще не закончен. Брэму следовало пребывать на седьмом небе, но он с трудом удерживался от желания разыскать своего бывшего наркодилера. Вместо этого он завалил себя работой – чтобы отпугнуть дьяволов.

В понедельник вечером, когда он вернулся домой, его ждала Чаз. На столе громоздились новые кулинарные книги, хотя руководства по подготовке к экзаменам так и не были открыты. Услышав его шаги, она вскочила:

– Я сделала для тебя сандвич с зерновым хлебом, индейкой и гуакамоле. Бьюсь об заклад, ты всю неделю ел одну дрянь.

– Я ничего не хочу, и сколько раз повторять, чтобы не ждала меня!

Чаз подошла к холодильнику.

– Еще и полуночи нет.

Долгий опыт позволил ему усвоить, насколько тщетны споры с Чаз относительно еды, хотя он мечтал об одном: лечь и уснуть. Но пришлось остаться и сделать вид, что его очень интересует сложенная на стойке почта. Чаз тем временем вытаскивала из холодильника разнообразные емкости, а заодно делилась с ним последними событиями своей жизни:

– Эрон меня достал. Они с Бекки поссорились – подумать только, ведь не пробыли вместе и трех недель! Он сказал, что они слишком похожи. Но ведь это должно быть здорово, верно?

– Не всегда.

Брэм невидящим взглядом уставился на очередное приглашение, после чего бросил его в мусор. У них с Джорджи было чересчур много общего, хотя он не сразу это понял.

Чаз с такой силой швырнула контейнер на стойку, что крышка приподнялась.

– Эрон знает, где Джорджи.

– Да, я понял. И ее отец тоже знает.

– Тебе следовало бы заставить их все рассказать.

– Зачем? Я не собираюсь за ней бегать.

Кроме того, из телефонного разговора с Тревом, снимавшимся в Австралии, он узнал, что Джорджи сейчас в Кабо. Он даже подумывал лететь в Мексику и притащить ее обратно. Только очень уж сильно она задела его гордость. И кстати, именно она удрала от него. Пусть теперь приезжает и вымаливает у него прощение.

Чаз положила буханку хлеба на доску и принялась орудовать ножом.

– Я знаю, почему вы поженились.

Брэм поднял глаза.

Чаз открыла крышку контейнера с гуакамоле.

– Тебе нужно было с самого начала не врать насчет того, что случилось в Вегасе, и аннулировать этот дурацкий брак. Как Бритни Спирс, когда в первый раз выходила замуж.

– Как ты это пронюхала?

– Подслушала ваш разговор с Джорджи.

– Для этого тебе нужно было расплющить ухо о замочную скважину! Если хоть кому-то проболтаешься…

Чаз громыхнула дверцей буфета.

– Значит, вот кем ты меня считаешь? Последней тварью? Сплетницей?

Теперь он имел несчастье обозлить еще одну женщину. Но расположение Чаз вернуть легко.

– Нет, я так не думаю. Прости.

Она долго размышляла, стоит ли принять его извинения и наконец смилостивилась. Как он и рассчитывал.

Брэм уселся за стол и посмотрел на горы еды, которую выставила Чаз. Пока что он не хотел покончить со своим фиктивным союзом. Слишком много преимуществ он давал, начиная с головокружительного секса, от которого просто нет смысла отказываться, и кончая тем, что благодаря Джорджи он снова в игре. Он хотел, чтобы «Дом на дереве» стал первым в ряду великих фильмов, и Джорджи была гарантом его успеха.

Чаз положила перед ним сандвич.

– Не могу поверить, что она отменила пробы. Столько работать и в один миг отказаться от такой возможности! Послала Эрона за платьем специально к этому дню. Делала разные прически и макияж и требовала, чтобы я сказала, какие лучше. Даже попросила заснять дурацкую пробу. А потом струсила и смылась.

Брэм отложил сандвич.

– Ты засняла ее пробу?

– Знаешь, какая она! Возможно, мне не стоит это говорить, но если она снимала эротические видео с тобой в главной роли, пожалуй, следует…

– И запись все еще здесь?

– Не знаю. Наверное. Возможно, в ее офисе.

Брэм поднялся из-за стола, но тут же передумал. Пропади все пропадом! Он точно знал, что увидит. Но любопытство взяло верх и, прежде чем лечь спать, он обшарил ее офис, и не успокоился, пока не нашел то, что искал.

Впервые они поссорились из-за чека.

– Отдайте мне, – потребовала Лора, искренне удивленная тем, что Пол схватил чек, прежде чем она успела до него дотянуться. Они ужинали столько раз, что и не сосчитать, и всегда платила она. – Это деловой обед. Клиент никогда не платит.

– Первый час мы говорили о делах, – согласился Пол, – а потом… я уже не уверен.

Лора пошарила по столу, нащупывая салфетку. Это правда. Сегодня вечером все было по-другому. Раньше они никогда не говорили о школьных промахах и неудачах, которых стыдились до сих пор. О взаимном пристрастии к музыке и бейсболу. И раньше Пол не обещал заехать за ней в новый кондоминиум. Весь вечер она из кожи вон лезла, чтобы выглядеть профессионалом, но он продолжал срывать ее планы. Что-то произошло. И это «что-то» необходимо было немедленно задушить в зародыше.

Лора снова протянула руку за чеком.

– Пол, я настаиваю. Мы заслужили этот праздник. Вы стали моим клиентом всего шесть недель назад, но уже получили прекрасную роль.

Полу предстояло участвовать в новом сериале о ветеранах войн во Вьетнаме, Персидском заливе и Ираке, в свободное время воспроизводивших эпизоды Гражданской войны.

Пол придавил ладонью кожаную папочку, где лежал чек.

– Я отдам. Но только если следующий уик-энд – за мой счет.

Кажется, он только что пригласил ее на свидание? Но она слишком стара для игр.

– Я ослышалась, или вы только что назначили мне свидание?

Он склонил голову набок. В уголках рта играла веселая улыбка.

– Разве?

– Значит, нет?

– Почему же?

– Ну, не знаю… Может, потому что я не худая?

– Вот как?

– Не блондинка, не элегантна, не разведена с большой студийной шишкой. У меня нет времени на личного тренера, я не умею носить модные платья, и при одной мысли, что нужно сделать прическу, меня тошнит. – Она положила ногу на ногу. – Но главное – я ваш агент и собираюсь наживаться на вас.

– Так вы принимаете мое приглашение?

– Нет!

– Жаль, – вздохнул Пол, передавая кредитную карту подошедшему официанту.

У стола остановился знакомый режиссер. Они немного поболтали, и к тому времени как швейцар доставил ко входу машину Пола, Лора предположила, что к теме свидания они не вернутся. Но Пол быстро доказал обратное.

– Лос-анджелесский камерный оркестр играет в «Ройс-холле», в следующий уик-энд, – сообщил он, когда они отъехали от ресторана. – Думаю, нам следует пойти. Если только вы не предпочтете игру «Доджерс»[27]27
  Лос-анджелесская бейсбольная команда.


[Закрыть].

Два ее любимых увлечения.

– Ничего не понимаю. Вы профессионал и знаете, что я не имею права встречаться с клиентом, тем более с таким важным.