Текст книги "Что я сделала ради любви"
Автор книги: Сьюзен Филлипс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Глава 13
Маленький магазинчик напоминал Джорджи старомодную английскую галантерейную лавку. Над дверью красовалась фигура женщины в стиле ар-нуво, свернувшаяся вокруг блестящих черных букв, составляющих название магазина: «Провокатив». Две буквы «о» образовывали груди.
Джорджи слышала от Эйприл о модном интим-магазине, но никогда тут не была.
– А я-то ожидал, что ты станешь читать ханжеские проповеди.
Рука Брэма застыла на ее пояснице.
– Никогда не была ханжой, – отрезала Джорджи.
– Значит, очень ловко притворялась.
Он придержат дверь, и они оказались в душистом интерьере магазина, преследуемые воплями фотографов и оглушительным треском затворов. Сюда папарацци вламываться не смели, однако липли к окнам и старались сделать снимки сквозь стекла.
Горчично-желтые стены были отделаны красивыми деревянными панелями. На потолке, в кругу из нарисованных масляными красками павлиньих перьев, висела люстра. Панели были украшены эротическими рисунками Обри Бердслея в позолоченных рамках. Джорджи и Брэм были единственными посетителями, хотя она подозревала, что все изменится, едва только разнесется весть о том, что они сюда зашли.
Магазин мог удовлетворить любые сексуальные фантазии. Брэм сделал стойку у коллекции эротического белья, а Джорджи не могла отвести глаз от дилдо, затейливо разложенных перед антикварным зеркалом.
Она поняла, что слишком долго таращится на фаллоимитаторы, когда губы Брэма коснулись ее уха:
– Буду счастлив одолжить тебе свой.
Сердце Джорджи куда-то покатилось.
Продавщица, женщина средних лет с длинными черными волосами, в элегантном облегающем топе и прозрачной юбке, мгновенно подошла к знаменитым клиентам. Высокие каблуки тонули в ковре.
– Добро пожаловать в «Провокатив».
– Спасибо, – кивнул Брэм. – Интересное местечко. Задыхаясь от волнения при виде столь известных личностей, продавщица принялась перечислять товары.
– У нас прекрасный выбор орудий для садомазо: хлысты, плетки, стеки, зажимы для сосков и абсолютно роскошные страпоны, наручники и ошейники. Вы удивитесь, узнав, насколько они удобны. У нас все игрушки самого высокого качества. И, как видите, у нас громадный выбор дилдо, вибраторов, нефритовых колец на пенис и… – она показала на стеклянную витрину, – прекрасный ассортимент жемчужин и шариков.
Джорджи поежилась. Она слышала об анальных шариках, но понятия не имела, как ими пользоваться.
Едва продавщица отвернулась к полкам, Брэм прошептал:
– Мы все это уже проходили. Хотя не с тобой.
Сердце снова провалилось вниз. Желудок сжался. Продавщица обратилась к Джорджи:
– Я только что распаковала новую партию усыпанных драгоценными камнями меркинов. Вы когда-нибудь носили меркины?
– Может, объясните, что это такое?
Продавщица с чинной улыбкой сложила руки на животе, как лектор в аудитории:
– Меркины сначала были накладками на лобки. Их носили проститутки, желавшие скрыть облысение или следы сифилиса. Современные варианты куда сексуальнее. И поскольку многие женщины бреют волосы, меркины стали очень популярны.
Джорджи всегда была против удаления лонных волос. Идея отказаться от одного из признаков женственности, чтобы выглядеть незрелой девочкой, слишком сильно попахивала детской порнографией. Но продавщица уже открыла витрину и вынула треугольный кусочек ткани, усаженный фиолетовыми, голубыми и алыми кристаллами. Джорджи осмотрела предмет и увидела маленькое V-образное углубление, призванное подчеркнуть женскую расщелину внизу.
– Все меркины, естественно, имеют клейкую сторону.
Брэм повертел в руках накладку и вернул продавщице:
– Пожалуй, тут мы пас. Некоторые вещи не нуждаются в излишних украшениях.
– Понимаю, – кивнула женщина, – хотя к этому идут в наборе такие же чехольчики для сосков.
– Они будут только мешать.
Джорджи неистово покраснела. Похоже, она попала в беду!
– У нас изумительное белье, – продолжала продавщица. – Наши трехлепестковые бюстгальтеры очень популярны. Ваша жена может носить их с поднятыми лепестками или только с боковыми. А может отогнуть все три.
Груди Джорджи закололо.
– Очень мило.
Брэм сунул руку под волосы Джорджи и коснулся затылка. По коже мгновенно побежали мурашки.
– Вы слышали о нашей вип-гардеробной?
Кажется, Эйприл о чем-то говорила… Джорджи сделала вид, что задумалась.
– Похоже… э… моя подруга упоминала о чем-то.
– В задней стене есть смотровая щель, – продолжала продавщица. – Можете открыть, если хотите. К этой гардеробной примыкает другая, поменьше. Для вашего мужа…
Брэм искренне рассмеялся, что случалось крайне редко, особенно после истории с балконными фото.
– Если бы больше мужчин знали об этом месте, не стали бы говорить, что ненавидят шопинг.
Продавщица понимающе улыбнулась Джорджи.
– У нас имеется коллекция экзотических мужских плавок. А смотровая щель действует с обеих сторон. – И тут ее словно прорвало: – Я просто обязана сказать, что обожала вас в «Скипе и Скутер». Все так взволнованы вашей женитьбой, и не позволяйте этим дурацким историям вас расстраивать.
В магазин вошли новые посетители, и продавщица была вынуждена отойти.
– Если что-то понадобится, я немедленно вернусь.
Джорджи проводила ее взглядом.
– Список наших покупок к вечеру окажется в Интернете. Пожалуй, безопаснее всего купить масло для массажа.
– О, думаю, нам понадобится что-то более волнующее.
– Никаких плеток и стеков. Я покончила с садомазо. Сначала казалось забавным. Но уж очень надоедает доводить до слез мужчин.
– И дилдо тоже не понадобятся, – улыбнулся Брэм, – хотя знаю, как тебе хочется. Что неудивительно, поскольку…
– Может, прекратишь? Будь выше всего низменного.
– Выше… ниже… – он коснулся ее верхней губы, – внутри…
От нахлынувшего жара Джорджи едва не хватил тепловой удар.
Брэм подтолкнул ее к коллекции белья. Мягкое освещение над изящными коробками с гарнитурами из лифчиков, трусиков, поясов для подвязок и прозрачных рубашечек с завязками спереди. Все очень красивое и запредельно дорогое.
Брэм поднял лифчик с шелковистой тесемкой над каждой чашечкой.
– И что? Какой у тебя…
– Тридцать четвертый. Двойное «Д».
Брэм вскинул темную бровь и безошибочно выбрал тридцать четыре – «Б». Неудивительно, учитывая его знание женской анатомии. В магазине появилось еще несколько покупателей, но пока что никто не подходил близко.
– И учти, – прошептала она, не столько ему, сколько себе, – это не свидание. И смотровая щель останется закрытой.
– Это определенно свидание. – Брэм поднял боди из черной сетки. – Прекрасная работа, – восхитился он, теребя атласные тесемки. – Намного мягче кожи.
– Обожаю кожу.
Она выхватила из груды мужского белья узкие кожаные плавки с фигурным гульфиком.
– Ни за что на свете! – взвился Брэм.
– Увы! – хмыкнула она, забирая у него боди. Их взгляды скрестились. Он сдался первым.
– Ладно, ты победила. Давай меняться.
– Заметано.
Они обменялись одежками так азартно, словно все было по-настоящему, словно они не были актерами, ведущими тонкую игру притворства. Брэм добавил к добыче несколько лифчиков без чашечек и трусики, в которых отсутствовала промежность. Джорджи выбрала еще несколько кожаных вещичек. Когда она нашла оригинальные ковбойские штаны с о-очень глубоким вырезом спереди, у Брэма сделался такой обиженный вид, что Джорджи пришлось положить их обратно. Он же галантно отбросил корсет, который больше походил на орудие пытки. Наконец они снова обменялись одеждой, и продавщица отвела их в глубь магазина, где находилась вип-гардеробная. Открыла отделанную деревянными панелями дверь, повесила вещи Джорджи на затейливый медный крюк, после чего проводила в гардеробную Брэма.
Джорджи окружали потемневшие розовые стены, зеркало в полный рост, табуретка для ног со стеганой обивкой и бра с розовыми бахромчатыми абажурами, дававшие неяркое, выгодно оттенявшее кожу освещение. Самой интригующей особенностью комнаты была находившаяся на уровне глаз дверца площадью около квадратного фута с крошечной ручкой в форме полуоткрытой раковины и жемчужинкой на самом верху.
Ну, с нее довольно. Игра окончена. Определенно окончена. Если только…
Нет. Решительно нет.
В дверцу постучали.
– Открой!
Джорджи потянула за раковину и открыла дверь. Лицо Брэма смотрело на нее через черную чугунную решетку. Очень мало похоже на щель! Розовые стены, обрамлявшие его лицо, должны были придать ему женственности, но он казался еще более мужественным.
Брэм потер челюсть.
– Стыдно признать, но это место серьезно меня завело.
На самом деле он ничуть не смущался, и чувственная атмосфера магазина завела Джорджи не меньше.
Она нервно повертела на пальце фальшивое обручальное кольцо. Мелроуз-авеню всего в нескольких кварталах, но этот дворец эротики словно перенес ее в другой мир. Странно безопасный мир, где недостойный доверия мужчина может смотреть, но не касаться. Мир, где все вертелось вокруг секса и где не было места сердечной боли…
– Жаль, что мы не посмотрели орудия садомазо, – вздохнул Брэм.
Она не устояла от соблазна поиграть с огнем.
– Спрошу исключительно из любопытства: кого из нас двоих, по-твоему, нужно связать?
– Для начала тебя, – хрипловато сообщил он. – Но как только ты продемонстрируешь истинную покорность, можем поменяться. Ну как, наденешь для меня эту штуку из черной сетки?
Против такой приманки, как чувственная схватка с дьяволом на площадке для сексуальных игр, устоять было невозможно.
– А что я за это получу?
– А что ты хочешь?
Джорджи немного подумала.
– Отступи.
Дождавшись, пока он отойдет, она приблизила лицо к решетке и увидела, что стены маленькой гардеробной были темно-золотого цвета, а выбранная ею одежда висит на огромных железных крюках.
– Вон те черные кожаные плавки.
– Ни в коем случае.
– Значит, ничего не выйдет.
Она закрыла дверцу.
– Эй!
Джорджи выждала несколько минут и потом снова взялась за раковину.
– Передумал?
– Только ты первая.
– Ну конечно! Так я и поверила!
Они снова впились глазами друг в друга. Джорджи оставалась внешне спокойной, хотя сердце колотилось как безумное.
– Брось, Джорджи. У меня была ужасная неделя. Самое малое, что ты можешь для меня сделать, – примерить кое-какие вещички.
– У меня тоже была плохая неделя. И это не вещички, а товары из секс-магазина. Если уж так сильно хочешь, давай первым.
– Может, лучше вместе?
– Договорились.
Она снова закрыла дверцу. Руки ее тряслись, но она сбросила голубые, в белый горошек, балетки.
Прошло несколько минут, прежде чем раздался стук с его стороны:
– Готова?
– Нет. Чувствую себя полной дурой.
– Ты чувствуешь себя полной дурой? А знаешь, что у этой штуки есть гребаный гульфик?!
– Знаю. Я сама ее выбрала, помнишь? И это мне следовало бы жаловаться. Тесемки корсета пришиты так, что ничего не скрывают!
– Открой дверь! Немедленно!
– Я передумала.
– На счет «три», – настаивал он.
– Отступи, чтобы я лучше видела.
– Ладно. Отступаю. Один… два… три!
Она открыла дверь и заглянула внутрь. Брэм оглянулся.
Оба были полностью одеты. Брэм покачал головой:
– Тебе совершенно нельзя верить.
Джорджи насмешливо прищурилась:
– Я по крайней мере скинула туфли. Ты даже этого не сделал…
– Предлагаю новый договор, – объявил Брэм. – Ты снимаешь одну вещь, я – другую. Я даже согласен быть первым.
Он стянул сорочку.
Она уже знала, что у него великолепный торс: слишком долго подглядывала за ним. Мышцы перекатывались под кожей, но были не такими бугристыми, как у бодибилдеров. Впрочем, легко ему быть сексуальным – все равно ему больше нечего делать, кроме как целыми днями заниматься собой.
– Я жду, – напомнил он.
Несложные вычисления быстро позволили Джорджи понять, что на ней одежды больше. И неужели она действительно на это пойдет? Секс с Брэмом не дает гарантий, что он не станет ей изменять. Но он далеко не глуп: знает, что оба они под колпаком у прессы и что ему будет невероятно трудно улизнуть на свидание с другой женщиной. Кроме того, Брэм всегда искал легких путей, а в его случае легкий путь – это она и ее деньги. Она завела руки назад и расстегнула серебряную цепочку.
– Так нечестно.
Ее появление во владениях дьявола требовало нескольких, пусть и не слишком хитрых, трюков.
– Снимай джинсы. Гульфик ждет.
– Если помнишь, на мне еще туфли.
Он отступил, чтобы она могла лучше увидеть, как летит в сторону один мокасин.
– Наглое жульничество! – возмутилась Джорджи, вынимая из уха маленькую бриллиантовую сережку.
– Кто бы говорил!
На пол упал второй мокасин.
– В жизни никого не обманывала.
Она сняла вторую сережку.
– А я тебе не верю.
Один носок.
– Ну, может, иногда, мухлевала в «Пикшионери»[17]17
Игра-угадайка; играют две команды – одна должна угадывать слова по рисункам второй.
[Закрыть], – призналась Джорджи.
Снимая по очереди один из предметов одежды и украшения, они то и дело отступали от решетки, чтобы лучше видеть друг друга. Вверх-вниз, вверх-вниз: чувственный танец разоблачения и сокрытия…
На пол лег второй носок.
– Интересно, мужчины когда-нибудь капали мед тебе в пупок, чтобы потом его слизать? – осведомился Брэм.
– Сотни раз.
Она потеребила верхнюю пуговку на блузке, стараясь выиграть время и все еще не уверенная, насколько далеко сможет зайти в этом очень личном пип-шоу.
– Когда у тебя в последний раз была любовница? – выпалила она неожиданно для себя.
– Очень давно.
Он просунул палец под застежку на джинсах.
– Когда?
Она выдавила между пальцами красную пластиковую пуговицу.
– Не можем ли мы поговорить об этом в другой раз?
Застежка вылетела из петли.
– Нет, не можем.
Разговор о прежних любовницах должен был погасить ее желание, но этого не случилось.
– Позже. Обещаю.
– Не верю.
– Если я захочу тебя надуть, можешь пройтись по моей голой спине в шпильках.
– Если ты попытаешься меня надуть…
Верхняя пуговица расстегнулась словно по собственной воле.
– …никогда больше их не увидишь.
Блузка медленно соскользнула с рук. Под ней оказался кружевной белый лифчик от «Ла Перла» с такими же трусиками, о которых Брэм пока не знал.
Он неторопливо снял часы – Джорджи совсем забыла о дурацких часах, – так что теперь на нем оставались только джинсы… и то, что под ними.
Джорджи никак не могла глубоко вздохнуть, но все же отодвинулась, расстегнула синие слаксы и, глядя Брэму в глаза, стала их стягивать.
У нее были очень красивые ноги: длинные, стройные и сильные – ноги танцовщицы. Брэм уперся в них взглядом. Прошло несколько бесконечных секунд, прежде чем он тоже отступил и снял свои джинсы. Под ними были серые трикотажные трусы-боксеры, облепившие весьма заметную эрекцию. Джорджи уставилась на внушительную выпуклость.
– Теперь твои трусики, – потребовал он, снова подходя к решетке.
Впервые в жизни ее охватило такое безумное возбуждение. А ведь они даже не коснулись друг друга!
Она расстегнула лифчик. Бретельки упали, но она, придерживая обеими руками чашечки, вернулась к решетке.
– Сначала ты потрудись, – прошептала она.
– Придется довериться тебе, – прохрипел он и, засунув пальцы под резинку боксеров, стащил их и встал перед ней в своей великолепной наготе.
Джорджи пожирала его глазами: широкие загорелые плечи, мускулистый торс, узкие бедра, чуть светлее, чем остальная кожа. Джорджи и не почувствовала, как опустила руки. Лифчик порхнул на пол.
– Отступи, – приказал Брэм едва слышно.
Он использовал ее, и она использовала его. И ей было все равно.
Она отошла в середину комнаты и сняла невесомые нейлоновые трусики. Он смотрел на нее так пристально, что тело охватило огнем.
Брэм спал с куда более красивыми, чем она, женщинами, но Джорджи не испытывала ни капли мучительной неуверенности в себе, от которой страдала, живя с Лансом. Это Брэм. Ей плевать на его мнение. Ей нужно только его тело.
Она вскинула голову:
– Отойди, чтобы я смогла как следует тебя разглядеть.
Но у Брэма больше не было сил терпеть.
– Игра закончена. Мы уходим отсюда. Немедленно.
Джорджи не хотела уходить. Она хотела навсегда остаться в этом мире чувственных грез и поэтому сняла с крючка голубой лифчик-цветок. Каждая чашечка состояла из трех шелковистых лепестков. Повернувшись к Брэму лицом, она молча отстегнула каждый лепесток. Очень медленно. Сначала боковые, потом – центральный.
Глаза Брэма хищно блеснули.
– Ты меня убиваешь!
– Знаю.
Она схватила трусики из того же набора и отступила, чтобы Брэм мог видеть весь процесс облачения в эротическое белье. Кстати, промежность у трусиков отсутствовала.
– Неплохо сидят, не находишь?
– У меня весь ум отшибло. Иди сюда.
Она шаг за шагом подобралась к смотровой щели.
– Ближе, – прошептал он. Джорджи молча подчинилась.
Они прижались лицами к решетке, и губы встретились через завитки черного металла. Только губы.
И тут земля дрогнула. Действительно дрогнула. Или по крайней мере стена. Джорджи растерянно ахнула, когда последнее препятствие между ними взвилось вверх. Ей следовало знать, что изобретательный управляющий магазином обязательно устроит нечто в этом роде. Ощущение безопасности мигом развеялось.
Брэм наклонил голову и прошел в образовавшееся отверстие.
– Не всем открывают этот секрет.
У нее никогда не было секса без любви, а Брэм предлагал только грязные наслаждения. Джорджи слишком хорошо знала, как он двуличен. Как независим. У нее не имелось иллюзий в отношении Брэма. Глаза ее были широко открыты. В точности как он хотел.
– Это всего лишь наше первое свидание.
– Черта с два первое!
Он шагнул вперед и впился взглядом в ее обнаженную грудь, выставленную напоказ лифчиком с открытыми чашечками.
– Леди, я обожаю ваше белье.
Костяшки его пальцев прошлись по ее соску. Он поднял и застегнул тонкий лепесток и стал ласкать ее грудь сквозь прозрачную преграду.
Ноги Джорджи ослабели. Колени подогнулись. Брэм увлек ее на большую оттоманку со стеганой обивкой. Они стали целоваться. Он снова припал губами к ее соску. Она запустила пальцы в его волосы и закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Он раздвинул ее бедра своими. На ней по-прежнему оставались трусики без промежности. Он раздвинул нейлон, погрузил пальцы в ее шелк и играл тонкими завитками, пока она не задрожала от желания.
Не в силах вынести эту пытку, Джорджи встала коленями на оттоманку, приподнялась и медленно вобрала его в себя.
Брэм тяжело, прерывисто дышал, но не пытался войти в нее еще глубже. Он дал ей время принять его. И она воспользовалась своим преимуществом. В полной мере. Опускаясь чуть ниже, Джорджи тут же поднималась вновь, и все начиналось сначала. Его плечи стали скользкими от пота. Но она не заботилась о его потребностях. Не желала знать, хорошо ли ему. Не думала о его чувствах, фантазиях, эго. Ей было важно одно: что он может сделать для нее. А если он не удовлетворит ее, если окажется, что ее надежды были напрасны, она не собирается оправдывать его, как оправдывала надежды Ланса. И станет жаловаться долго и громко, пока все не будет так, как захочет она. Но похоже, что это вряд ли будет необходимо.
– Ты за это заплатишь, – проскрипел он сквозь стиснутые зубы. И все же позволил ей делать то, что она желает. Правда, длилось это не слишком долго. Джорджи обезумела настолько, что пришлось оставить игру.
Шуметь они не могли: только тонкая стенка отделяла их от позорного разоблачения. Брэм уткнулся лицом в ее грудь, а рука ласкала Джорджи в том месте, где соединялись их тела. Она выгнулась, налегая на его руку, откинула голову и, вцепившись в плечи, пустилась в безумную молчаливую гонку.
Не любя его. Только используя.
Брэм содрогнулся. Джорджи тихо охнула.
Разрядка…
И только потом… потом проза жизни вторглась в чувственный туман и отрезвила Джорджи. Дикий беспорядок в гардеробной. Смятое, разбросанное по полу белье, за которое они даже не заплатили. Совершенно неподходящий муж. Когда они оторвались друг от друга, рассудок вновь вернулся. Нужно дать ему понять, что ничего не изменилось.
– Молодец, Скип, – бросила она, разминая затекшие ноги. – Не Джордж Клуни, конечно, но способности у тебя определенно имеются.
Он шагнул к потайной двери, но тут же обернулся и стал беззастенчиво разглядывать ее тело, словно метил территорию.
– По крайней мере на один вопрос ответ получен.
– На какой именно?
Он лениво улыбнулся:
– Я наконец вспомнил, что случилось в ту ночь в Вегасе.
Глава 14
Чаз увидела в окно, как темно-синяя «хонда» Эрона остановилась на машинном дворе. Через несколько минут открылась входная дверь. Господи, на кого он только похож!
Она выскочила в коридор, чтобы встретить его, но вместо пакета с пончиками, как ожидала Чаз, он тащил только свой уродливый черный мешок. Очевидно, он совсем не был счастлив видеть ее и, кивнув, попытался пройти мимо. Чаз загородила лестницу:
– Что у тебя было на завтрак?
– Оставь меня в покое, Чаз. Ты мне не мать.
Чаз уперлась одной рукой в стену, а другой – в перила. Он уже вспотел, а ведь на улице даже не было жарко.
– Бьюсь об заклад, она привыкла каждое утро подавать своему мальчику яйца с колбасками и большую тарелку с блинчиками!
– Я ел овсянку, довольна?
– Я же говорила, что сама приготовлю тебе завтрак!
– Больше я на эту удочку не попадусь, ясно? В последний раз ты поджарила мне яичные белки.
– И тост, и апельсиновый сок. Перестань строить из себя ребенка! Нужно решать свои проблемы, вместо того чтобы их заедать!
– Теперь ты превратилась в шринка!
Он оторвал ее руку от стены и протиснулся к лестнице.
– Тебе только двадцать лет! И не претендуй на житейскую мудрость!
Он никогда не ругался, а Чаз нравилось доставать его. Может, все-таки она доведет его до взрыва? Она потопала за ним наверх.
– Так ты видел Бекки в этот уик-энд?
К тому времени как они оказались на верхней площадке, Эрон уже задыхался.
– Мне вообще не следовало говорить тебе о ней.
Бекки жила в соседней квартире. Эрон был без ума от нее, но та едва его замечала, что не явилось большим сюрпризом для Чаз. Очевидно, Бекки была большой умницей и достаточно хорошо выглядела, хотя красавицей ее не назовешь, а это означало, что у Эрона имелись кое-какие шансы… при условии, что он похудеет, сделает приличную стрижку, купит нормальную одежду и перестанет изображать из себя дегенерата.
– Ты пытался поговорить с ней, как я тебе велела?
– У меня полно работы.
– Пытался?
Чаз наставляла его, требуя вести себя дружелюбно, но не чересчур, а это означало, что он не должен был смеяться своим идиотским хрюкающим смехом, а также разглагольствовать о видеоиграх. Никогда! Ни в коем случае!
– Я не видел ее, поняла!
– Видел! – с уверенностью заявила Чаз, входя за Эроном в офис Джорджи. – Видел, но у тебя смелости не хватило заговорить с ней. Неужели трудно поздороваться и спросить, как дела?
– По-моему, можно придумать кое-что пооригинальнее. Не находишь?
– Когда ты пытаешься быть оригинальным, со стороны это выглядит ужасно. Начинаешь заикаться и выглядишь полным идиотом. Хотя бы раз в жизни возьми себя в руки. Будь спокойным и сдержанным. Только «привет» и «как дела». Ты принес с собой плавки, как я просила?
Он бросил черный мешок на стул.
– Ты также не мой личный тренер.
– Привез?
– Не помню. Может быть.
Чаз подумала, что некоторый прогресс все же намечается. Эрон уже соглашался съедать приготовленный ею ленч и больше не привозил еду с собой. Прошло только три недели, и Чаз была уверена, что брюшко у него немного усохло.
– Сегодня перед отъездом домой поплаваешь полчаса в бассейне. И я не шучу.
– Могла бы заняться собой, а не приставать к окружающим, – проворчал Эрон, опускаясь в офисное кресло у компьютера. – Давно бы излечилась от психического расстройства.
– Мне нравится мое психическое расстройство. Прекрасное средство держать на расстоянии всяких подонков, – фыркнула она. – Хотя в данном случае и это не помогает.
Вообще-то Эрона трудно было назвать подонком. Он был порядочным парнем, и втайне Чаз восхищалась его умом. Однако при этом он был ужасно беспомощным и бестолковым. И одиноким. Если бы он только слушался ее, то, вполне возможно, у него могла бы появиться девушка. Не то чтобы секс-бомба, но умная и хорошенькая.
– Ленч в половине первого, – объявила она. – Не опаздывай.
Повернувшись к выходу, Чаз увидела стоявшую в дверях Джорджи. Очевидно, та успела запечатлеть всю сцену на видеокамеру.
Чаз вызывающе подбоченилась.
– Это незаконно, знаете ли. Нельзя снимать людей без их ведома!
– Найми адвоката, – посоветовала Джорджи, не отрывая глаз от объектива.
Чаз вылетела в коридор и направилась к задней лестнице. Джорджи была последним человеком на Земле, с кем ей хотелось сейчас говорить. Вчера, когда Джорджи вернулась домой вместе с Брэмом, оба вели себя странно. У Джорджи на лице были красные пятна, и она упорно не смотрела на Брэма, который улыбался ей с крайне самонадеянным видом. Чаз понятия не имела, что с ними происходит. Они воображали, будто она не знает, что эти двое спят в отдельных комнатах. Чаз же давно догадалась, ведь Джорджи совершенно не умеет застилать постель. Так что же стряслось вчера?
Чаз получила бы кучу денег, если бы продала таблоидам историю о том, как знаменитые новобрачные спят в разных комнатах. Может, она так и поступила бы, если бы при этом пострадала только Джорджи, но ранить Брэма не желала.
Джорджи проводила ее до задней лестницы.
– Почему ты изводишь Эрона?
Чаз могла бы сама задать кое-какие вопросы: например, почему Джорджи изводит Брэма, что случилось вчера и почему прошлой ночью она опять спала в своей кровати, – но давно научилась держать все, что знает, при себе, пока не найдет повода использовать информацию.
– У меня вопрос получше, – сказала она вслух. – Почему вы ни разу не пытались помочь Эрону? Он ходячий кошмар. Стоит бедняге подняться по лестнице, как его только что инфаркт не хватает!
– А тебе нравится его перевоспитывать?
– И что тут такого?
Вся эта история с камерой более чем странная. Она не знала, почему Джорджи продолжает ее снимать. И почему она сама не отказывается говорить на камеру. Но каждый раз, когда Джорджи направляла на нее камеру, Чаз начинала молоть языком. Можно подумать… можно подумать, что разговор о себе под объективом камеры каким-то образом делал ее важной персоной. Словно ее жизнь – нечто особенное и у нее имелось что сказать окружающим.
Они спустились вниз и пошли на кухню.
– Расскажи, что случилось, после того как ты покинула Барстоу.
– Я уже говорила. Приехала в Лос-Анджелес и сняла квартирку недалеко от бульвара Сансет.
– А у тебя были на это деньги? Каким образом ты смогла заплатить за квартиру?
– Нашла работу. А вы что подумали?
– Какую именно?
– Мне нужно пописать, – буркнула Чаз, направляясь к маленькой ванной рядом с кухней. – Или собираетесь и туда за мной тащиться?
Она закрыла дверь. Никто не заставит ее говорить о том, что случилось, когда она приехала в Лос-Анджелес. Никто.
Когда она вышла, Джорджи уже не было, а Брэм говорил по телефону. Чаз принялась вытирать полотенцем кухонный стол.
– Попроси Джорджи не бегать за мной с камерой, – бросила она, когда Брэм отключил телефон.
– Мне трудно приказывать Джорджи.
Он вытащил из холодильника кувшин с охлажденным чаем.
– Да что это с ней? Почему она не отвяжется от меня?
– Кто знает? Дня два назад я видел, как она снимает женщин, которые убирают дом. Она говорила с ними по-испански.
Чаз не хотела признаваться в том, что ей совсем не нравится, когда Джорджи снимает кого-то, кроме нее.
– Прекрасно. Может, она не будет постоянно ко мне приставать!
Брэм потеребил мобильник.
– Ты уже это сделала?
Чаз открыла посудомоечную машину и стала загружать туда посуду, оставшуюся после завтрака.
– Я над этим думаю.
– Чаз, за этими стенами – большой мир. Ты не можешь скрываться здесь до конца жизни.
– Я не скрываюсь! А теперь, прости, у меня полно работы. Завтра вечером люди придут на ужин, а у меня еще дел по горло.
Брэм покачал головой:
– Иногда мне кажется, что я оказал тебе медвежью услугу, взяв на работу.
Он ошибался. Потому что оказал ей огромную услугу, которую она никогда не забудет.
Этим же днем, одеваясь к очередной встрече с папарацци, Джорджи не переставала спрашивать себя, почему ее намного больше возбуждает секс с плохишом, чем с порядочным парнем, даже если этот порядочный парень бросил ее ради другой женщины. Так зачем же она заставила себя снова спать в другой комнате? Потому что вчера ей было хорошо? Слишком хорошо. Восхитительный разврат, утонченное беспутство… Так безумно и изысканно, что она не готова испортить это возвращением к реальности. Она также хотела, чтобы Брэм понял: ее нельзя превратить в послушную, легкодоступную куклу лишь потому, что вчера она пережила самую волнующую сексуальную эскападу в своей жизни. Но потребовалась вся сила воли, чтобы оттолкнуть его, и Джорджи не понравился его понимающий взгляд, когда она заявила, что будет спать одна.
Они вышли из дома в середине утра. Джорджи решила, что лучший способ вернуться к нормальному существованию – затеять ссору.
– Перестань жужжать себе под нос! – прошипела она. – Воображаешь, что у тебя есть слух?
– Что ты злишься? И при чем тут я?
– Ты омерзителен.
– Эй, что случилось с твоим знаменитым чувством юмора?!
– Ты, – коротко бросила она.
– Тогда все в порядке. – Он снова стал напевать начальные такты «Хард-нок лайф» – очевидно, ей назло. – Вчера ты была намного дружелюбнее. Намного.
– Это была обычная похоть, приятель. Я тебя использовала.
– И делала это с большим вкусом.
Ей не понравилось его полное нежелание вступать в перепалку, которая была ей позарез необходима для восстановления душевного равновесия.
– И не стоило утверждать, что ты помнишь ту ночь в Вегасе, хотя это вовсе не так.
– Метод исключения. Гарантирую, что один из нас отключился, прежде чем дело было сделано, потому что, если бы мы закончили, я бы помнил.
На этот раз Джорджи была склонна ему верить.
Репортеры окружили их, когда они выходили из «Кофе бин и ти лиф». Джорджи подумала о миллиардах снимков, изображавших знаменитостей с чашками кофе или бутылками воды в руках. Сколько она перевидала таких за жизнь! С каких пор обезвоживание стало профессиональным риском, неизбежно связанным со славой?!
– Сюда! Смотри сюда!
– Какие планы на этот уик-энд?
– Не надумали разводиться? Ваш брак все еще прочен?
– Как скала!
Брэм обнял ее за талию и прошептал:
– Будь ты таким твердым орешком, каким притворяешься, не сбежала бы прошлой ночью в свою теплую уютную постельку.
Джорджи ответила ослепительной улыбкой:
– Я уже сказала: у меня месячные.
Брэм, в свою очередь, просиял:
– А я ответил, что мне плевать.
Вот Лансу было не плевать. Он все понимал, однако ему бы в голову не пришло заниматься сексом с женщиной, меняющей прокладки по сто раз в день. Правда, и месячных у Джорджи сейчас не было.
– Очевидно, я недостаточно ясно выразилась, – пробормотала она, играя роль сексуальной хищницы.
