Текст книги "Сон в красном тереме. Том 2"

Автор книги: Сюэцинь Цао

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 66 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Глава восьмидесятая, рассказывающая о том, как прекрасная Сян-лин была безвинно побита своим ненасытным супругом и как даос Ван в шутку говорил о средстве от женской ревности

Услышав слова Сян-лин, Цзинь-гуй скривила губы, шмыгнула носом и с холодной усмешкой произнесла:

– Где это слыхано, чтобы цветы водяного ореха[24]24
  Водяной орех – по-китайски сян-лин.


[Закрыть] издавали аромат? Если уж они обладают запахом, то как отличать настоящие ароматные цветы? Это ли не предел невежества?

– Не только цветы водяного ореха, но и листья лилий, и семенные коробочки лотосов обладают своеобразным тонким ароматом, – возразила Сян-лин. – Конечно, его нельзя сравнивать с запахом душистых цветов, но он тоже довольно приятен, особенно если его вдыхать тихой ночью или ясным утром. Даже водяной каштан, куриная головка, камыш и корень тростника, когда на них падает роса, издают приятный аромат.

– Судя по твоим словам, выходит, что орхидея и корица обладают неприятным запахом? – заметила Цзинь-гуй.

Увлеченная разговором, Сян-лин совершенно позабыла, что в доме запрещено произносить слово «корица», и спокойно сказала:

– Запах орхидеи и корицы нельзя сравнивать ни с какими другими ароматами…

Не успела она произнести эти слова, как служанка Цзинь-гуй, по имени Бао-чань, ткнула пальцем в лицо Сян-лин и закричала:

– Чтоб ты подохла! Как ты смела открыто произнести имя барышни?

Сян-лин сразу спохватилась. Она смущенно улыбнулась и ответила:

– Простите, госпожа, у меня сорвалось случайно.

– Пустяки, зачем ты придаешь значение таким мелочам, – улыбнулась Цзинь-гуй. – Но я все же думаю, что слово «сян» – «ароматный» – в твоем имени следовало бы чем-нибудь заменить. Ты не возражаешь?

– Конечно, госпожа! – воскликнула Сян-лин. – Отныне я целиком принадлежу вам, и если вы хотите изменить мое имя, воля ваша. Я согласна на любое, какое вы мне дадите.

– Пусть это и так, но я опасаюсь, что ваша барышня будет недовольна! – возразила Цзинь-гуй.

– Вы не знаете, при каких обстоятельствах я получила это имя, – сказала Сян-лин. – Когда меня купили, я прислуживала матушке Бао-чай, и барышня дала мне это имя. А потом я стала прислуживать господину Сюэ Паню и к барышне больше никакого отношения не имею. Сейчас, когда в дом пришли вы, барышни совершенно не касается, как вы измените мое имя. Барышня все понимает, разве она станет из-за этого сердиться?

– Ну если так, то я заменю слово «сян» на «цю» – «осенний», – заявила Цзинь-гуй. – Водяной орех пышно разрастается и цветет осенью, поэтому «цю» будет здесь более уместным, чем «сян».

– Как вам угодно, госпожа, – улыбаясь, произнесла Сян-лин.

Таким образом, с этих пор девушку стали звать Цю-лин. Бао-чай действительно не стала принимать такую перемену близко к сердцу.

Сюэ Пань был ненасытен: «Захватив Лун, он зарился на Шу». Женившись на Цзинь-гуй, он тут же стал заглядываться на ее служанку Бао-чань, исключительно красивую, грациозную девушку, казавшуюся ему милой и скромной. Он часто звал девушку, требуя то чаю, то воды. Делал он все это исключительно для того, чтобы иметь возможность лишний раз перекинуться с нею словечком.

Хотя Бао-чань была опытной девушкой и прекрасно понимала намерения Сюэ Паня, все же она побаивалась Цзинь-гуй и не осмеливалась поступать слишком опрометчиво, чтобы не навлечь на себя ее недовольство. Цзинь-гуй, со своей стороны, тоже понимала замысел своего мужа и думала:

«Прежде всего нужно прижать к стенке Сян-лин, но у меня до сих пор не было зацепки. Сейчас, когда мужу приглянулась Бао-чань, нужно сделать все, чтобы он взял ее себе. Это постепенно отдалит его от Сян-лин. Бао-чань можно не опасаться, она моя служанка, а что касается Сян-лин, то я приберу ее к рукам, как только муж перестанет обращать на нее внимание».

Составив такой план, она стала ждать удобного момента для его осуществления.

Однажды вечером, изрядно подвыпив, Сюэ Пань приказал Бао-чань подать ему чашку чаю. Принимая чай, он ущипнул девушку за руку. Бао-чань быстро отдернула руку, сделав вид, что очень обижена, а чашка упала на пол и разбилась. Чтобы как-нибудь оправдаться, Сюэ Пань заявил, что она плохо держала чашку.

– Это вы плохо брали ее, – возразила Бао-чань.

– Не считайте меня дурой! – вмешалась с усмешкой Цзинь-гуй. – Думаете, я не понимаю, что между вами происходит?

Сюэ Пань опустил голову и беззвучно засмеялся. Бао-чань покраснела и вышла. Вскоре наступило время ложиться спать. Цзинь-гуй нарочно прогнала Сюэ Паня в другую комнату.

– Иди, а то как бы тебе не заболеть от неудовлетворенной страсти! – сказала она.

Сюэ Пань в ответ только засмеялся.

– Если ты что-либо хочешь, говори прямо, но не пытайся делать украдкой! – предупредила она.

Находясь под хмельком, Сюэ Пань потерял всякий стыд; он опустился на колени на край кровати, привлек к себе Цзинь-гуй и сказал ей:

– Дорогая моя! Если ты подаришь мне Бао-чань, я готов сделать для тебя все, что захочешь! Я достану тебе даже мозг живого человека!

– О чем тут говорить, – засмеялась Цзинь-гуй. – Если тебе кто-нибудь нравится, можешь открыто брать себе в наложницы, тебя никто не осудит. А мне ничего не нужно!

Обрадованный Сюэ Пань стал без конца благодарить жену. В эту ночь он не жалел сил, стараясь угодить ей, но его поведение не было искренним. На следующий день он не выходил из дому, болтал и дурачился с Цзинь-гуй и Бао-чань, и так как его никто не сдерживал, он еще больше осмелел.

В полдень Цзинь-гуй вдруг заявила, что ей нужно куда-то пойти, и оставила Сюэ Паня наедине с Бао-чань. Сюэ Пань начал заигрывать с девушкой. Бао-чань, прекрасно понимавшая все происходящее, для приличия поломалась, но потом уступила. Этого только и дожидалась Цзинь-гуй! Как только Сюэ Пань собирался «войти в порт» и находился в предельно возбужденном состоянии, она позвала девочку-служанку Сяо-шэ.

Надо сказать, что эта девочка с раннего детства служила в семье Ся. Еще в детстве она лишилась родителей, и с тех пор ее звали Сяо-шэ – Покинутая малютка. До сих пор ей поручали только черную работу.

Сейчас, когда у Цзинь-гуй зародился коварный план, она позвала девочку и приказала ей:

– Скажи Цю-лин, чтобы она зашла в мою комнату и взяла там мой платок. Только не говори, что это я приказала.

Сяо-шэ поспешила выполнить ее приказание. Она нашла Цю-лин и сказала ей:

– Барышня Цю-лин, госпожа забыла у себя в комнате платок. Может быть, вы его принесете?

От глаз Цю-лин не укрылось, что в последнее время Цзинь-гуй при всяком удобном случае придиралась к ней. Цю-лин старалась изо всех сил, чтобы вернуть ее расположение. Услышав слова Сяо-шэ, она тут же поспешила за платком. Ей и в голову не могло прийти, что Сюэ Пань нежится с Бао-чань. Едва войдя в комнату, девушка густо покраснела и хотела скрыться, но была замечена. Сюэ Пань, считая, что он действует с разрешения Цзинь-гуй и что бояться ему некого, даже не запер дверь; и когда появилась Цю-лин, не обратил на нее внимания. Зато Бао-чань, которая была заносчивой и кичилась своей репутацией, при появлении девушки не знала, куда деваться от стыда. Она с силой оттолкнула от себя Сюэ Паня, вскочила и бросилась вон из комнаты, крича, что Сюэ Пань собирался ее изнасиловать.

Сюэ Пань и так еле уговорил Бао-чань исполнить его желание, и когда она убежала, он набросился на Цю-лин.

– Дохлая девка! – закричал он. – Чего тебя принесло в такой момент?

Понимая, что дело может плохо для нее кончиться, Цю-лин убежала. Сюэ Пань отправился искать Бао-чань, но той уже и след простыл. Тогда весь его гнев обрушился на Цю-лин.

Вечером после ужина он еще подвыпил и вздумал купаться. Но вода оказалась слишком горячей, и Сюэ Паню показалось, что Цю-лин нарочно хочет его ошпарить. За это он дал девушке два пинка ногой.

Цю-лин никогда не испытывала подобного обращения и растерялась. Затаив в себе обиду, она молчала.

Между тем Цзинь-гуй успела сообщить Бао-чань, что сегодня ночью она разрешает Сюэ Паню спать в ее комнате, а Цю-лин позвала на ночь к себе. Цю-лин не хотелось идти к ней. Тогда Цзинь-гуй разгневалась, стала обвинять девушку, будто она брезгует ею, ленится прислуживать по ночам, хочет жить в праздности и довольстве.

– Твой невежественный «господин» бросается на каждую девчонку, которую видит! – бранилась она. – Почему он отнял у меня служанку, а тебя не пускает ко мне? Видимо, он хочет довести меня до смерти!

Сюэ Пань, слыша ее слова, испугался, как бы она не помешала ему в его намерениях в отношении Бао-чань.

– Ты что, забыла, кто ты такая! – обрушился он на Цю-лин. – Если не пойдешь, куда тебе приказывают, изобью!

Цю-лин вынуждена была собрать свою постель и отправиться в комнату Цзинь-гуй. Та приказала ей постелить на полу, и Цю-лин не посмела возразить.

Но как только Цю-лин уснула, Цзинь-гуй разбудила ее и велела налить чаю, а затем потребовала растирать ей ноги. Так повторялось семь-восемь раз за ночь, и Цю-лин ни на мгновение не могла уснуть.

Что же касается Сюэ Паня, то, завладев Бао-чань, он словно обрел жемчужину и больше ничем не интересовался.

Выражая свое негодование, Цзинь-гуй ворчала:

– Погоди, понаслаждайся несколько дней, а потом я с тобой разделаюсь! Уж тогда не обижайся!

В то же время она строила планы, как бы извести Цю-лин…

Прошло около половины месяца. Цзинь-гуй неожиданно притворилась больной и заявила, что у нее болит сердце и она не может двигать ни руками, ни ногами. Лечение не давало никаких результатов. Все в доме поговаривали, что она заболела потому, что ее рассердила Цю-лин.

Как-то раз, когда перестилали постель, из подушки на пол вывалился бумажный человечек, на котором были написаны возраст и дата рождения Цзинь-гуй, а в то место, где полагалось находиться сердцу, было воткнуто пять иголок. Это очень удивило служанок, и они поспешили сообщить тетушке Сюэ. Но та была в это время занята. Сюэ Пань переполошился и велел строго допросить служанок, надеясь найти виновную.

– Зачем понапрасну обижать всех служанок? – сказала ему Цзинь-гуй. – Вероятно, это колдовство Бао-чань.

– Она сейчас не бывает у тебя в комнате, – возразил Сюэ Пань. – Зачем ты обвиняешь ни в чем не повинного человека?

– А кто же мог это сделать, кроме нее? – холодно усмехнулась Цзинь-гуй. – Неужто я сама стала бы себе вредить? Правда, в доме есть и другие служанки, но кто из них посмеет войти в мою комнату!

– Цю-лин последнее время живет с тобой, – заметил Сюэ Пань. – Она все знает. Первым долгом нужно допросить ее.

– Кого допросить?! – усмехнулась Цзинь-гуй. – Кто сознается? По-моему, тебе следует притвориться, будто ты не знаешь ничего, и не поднимать шум. Особой беды не будет, если я умру, – женишься на другой! Если уж говорить откровенно, ты, Бао-чань и Цю-лин одинаково ненавидите меня!

С этими словами она разрыдалась. Сюэ Пань пришел в ярость, схватил попавшийся под руку деревянный дверной засов и бросился искать Цю-лин. Не давая ей возможности произнести ни слова в свое оправдание, он набросился на девушку и стал колотить ее по чем попало: по лицу, по голове, по телу, твердя, что она колдунья и хотела погубить Цзинь-гуй.

Обиженная безвинно, Цю-лин громко зарыдала. На ее плач прибежала встревоженная тетушка Сюэ.

– Что ты делаешь! – закричала она сыну. – Ничего не выяснил – и сразу бить! Разве эта девочка, прислуживающая тебе уже несколько лет, сделала когда-нибудь что-либо дурное? Неужели она сейчас могла так поступить! Прежде выясни, кто виноват, а потом пускай в ход руки!

Услышав слова свекрови, Цзинь-гуй испугалась, как бы слабохарактерный, нерешительный Сюэ Пань не уступил ей.

– Он отнял у меня служанку Бао-чань и не позволяет ей входить в мою комнату! – зарыдала она. – Только одна Цю-лин это время спит со мной. Я требовала, чтобы ты допросил Бао-чань, а ты ее защищаешь и вместо нее бьешь Цю-лин! Что ж, убей и меня! Можешь жениться на другой, богатой и более красивой! Но зачем устраивать комедию?

Сюэ Пань от ее слов еще больше разгорячился.

Тетушка Сюэ понимала, что Цзинь-гуй пытается прибрать к рукам Сюэ Паня, и, считая такое поведение невестки недостойным, разгневалась. Но, увы, сын ее никогда не отличался твердостью характера, а сейчас, всецело попав в руки жены, стал еще более слабовольным. Сама же Цзинь-гуй, обвиняя мужа, будто бы он забрал у нее служанку, изображала из себя жену, которая во всем повинуется мужу и не мешает ему делать то, что он пожелает. Поистине, вряд ли кто-нибудь еще мог быть настолько коварен! Недаром пословица гласит: «Даже способному чиновнику трудно разобраться в семейных дрязгах»! Что уж говорить о тетушке Сюэ? Не понимая, что творится у нее в доме, не зная, что предпринять, она напустилась на Сюэ Паня:

– Выродок! Ты хуже собаки! Дошел до такой наглости, что по углам прижимаешь служанку и даешь жене повод обвинять тебя, будто ты силой отнял у нее девушку! И как тебе не стыдно! Ведь ты не знаешь, кто виноват, и сразу стал бить девочку! Я тебя хорошо знаю! Ты негодяй! Стоит тебе увидеть что-то новое, ты моментально забываешь и перестаешь любить людей, которые долго служили тебе. Если Цю-лин даже в чем-нибудь провинилась, все равно не следовало бить ее. Я сейчас же позову торговца, пусть ее заберет – по крайней мере ты перестанешь так кипятиться!.. Цю-лин, собирай свои вещи! – крикнула она. – Пойдешь со мной!

Позвав затем служанок, тетушка Сюэ приказала им:

– Сейчас же позовите торговца и отдайте ему Цю-лин! Путь он возьмет ее за какую угодно цену, но только избавит нас от бельма на глазу!

Видя, что мать так разгневана, Сюэ Пань в смущении опустил голову. Цзинь-гуй, слыша эти слова, зарыдала.

– Вы только и умеете продавать своих служанок! – доносилось из ее комнаты. – Стоило слово сказать, а вы и придрались! Неужели вы думаете, что я ревнива и завистлива и не могу ужиться со своими служанками? Кого вы хотите избавить от бельма на глазу? Если Цю-лин вам не нравится, так и я не хочу свою служанку отдавать в наложницы!

У тетушки Сюэ от гнева захватило дыхание.

– Где это виданы такие порядки? – выкрикнула она. – Невестка через окно огрызается со свекровью! Благодари небо, что ты дочь наших старых друзей, а то я бы тебе показала!..

– Ладно вам! – затопал ногами Сюэ Пань. – Люди услышат!

Однако Цзинь-гуй решила, что нельзя успокаиваться, не доведя дела до конца, поэтому закричала еще громче:

– Пусть слышат, мне не страшно! Чего мне бояться насмешек, когда твоя наложница не дает мне житья, только и смотрит, как бы меня извести? Если так и дальше будет продолжаться, лучше продай меня, а ее оставь! Всем известно, что ваша семья благодаря своему богатству и помощи влиятельных родственников притесняет людей! Что ж ты не пользуешься моментом, чтобы избавиться от меня? Если я нехороша, кто заставлял тебя так настойчиво сватать меня? Или тогда ты был слеп?

Она принялась бить себя по щекам. Взволнованный Сюэ Пань совсем растерялся и только охал.

– Как я несчастлив! – восклицал он.

В тот момент, когда тетушка Сюэ приказывала служанкам продать Сян-лин, подоспела Бао-чай и увела мать в комнату.

– Мама, все знают, что в нашей семье покупают служанок, но никогда еще никто не слышал, чтоб их продавали! – сказала она. – Неужели вы так разгневаны, что перестали понимать, что к чему? Люди прослышат, что у нас творится, и нас поднимут на смех! Если мой брат и его жена ненавидят Цю-лин, отдайте ее мне – у меня как раз не хватает служанки!

– Если оставить ее здесь, неприятности не прекратятся, – возразила тетушка Сюэ, – лучше от нее избавиться!

– А если я заберу ее к себе и не позволю ей больше приходить сюда? – настаивала на своем Бао-чай. – Это равносильно тому, как если б вы ее продали!

Цю-лин бросилась на колени перед тетушкой Сюэ и со слезами умоляла, чтобы ее не продавали, а отдали в услужение Бао-чай. Тетушка Сюэ наконец смягчилась и уступила.

Таким образом, Цю-лин сделалась служанкой Бао-чай и перестала бывать в доме Сюэ Паня. Однако на душе у нее было грустно: она прожила с Сюэ Панем несколько лет, но не имела детей, так как страдала болезнью крови, и была этим очень расстроена. От несправедливых обид и издевательств она заболела, у нее развилось малокровие, она лишилась аппетита и стала с каждым днем слабеть и чахнуть. Врачи ничем не могли ей помочь.

Цзинь-гуй еще несколько раз скандалила. Иногда Сюэ Пань после обильной выпивки схватывался с ней и хотел даже поколотить ее палкой. Тогда Цзинь-гуй начинала кричать, подставляла спину и требовала, чтобы Сюэ Пань бил ее. Когда Сюэ Пань хватался за нож, она подставляла шею. Однако Сюэ Пань не решался поднять на нее руку, а только шумел и злился. Постепенно такие скандалы вошли в обычай, в результате чего Цзинь-гуй еще больше обнаглела и решила приняться за Бао-чань.

Однако Бао-чань не шла ни в какое сравнение с Цю-лин и по каждому пустяку вспыхивала, как хворост от огня. Теперь же, когда она нашла общий язык с Сюэ Панем, она совершенно перестала считаться с Цзинь-гуй. И когда Цзинь-гуй вздумала подчинить ее своему влиянию, она дала ей отпор. Сначала они время от времени пререкались друг с другом, потом Цзинь-гуй начала сердиться по-настоящему, ругала Бао-чань и даже иногда пускала в ход руки. Бао-чань не осмеливалась дать ей сдачи, но тоже устраивала скандалы, грозила покончить с собой, хваталась то за нож, то за веревку, чтобы повеситься.

Сюэ Пань метался среди двух огней и, когда скандалы достигали предела, старался поскорее скрыться.

Что же касается Цзинь-гуй, то, пребывая в хорошем настроении, она ради развлечения собирала служанок, играла с ними в кости или домино. Кроме того, она любила обгладывать кости, а поэтому требовала, чтобы ежедневно резали уток и кур, угощала служанок мясом, а сама обгладывала поджаренные в масле кости и запивала их вином. А напившись допьяна и наевшись до отвала, она начинала бесчинствовать и кричать:

– Если всякие бесстыжие девки могут веселиться, почему не могу я?!

Тетушка Сюэ и Бао-чай старались не обращать на нее внимания и лишь украдкой роняли слезы. Сюэ Пань ничего не мог поделать и только раскаивался, что женился на «ведьме, которая внесла в дом хаос». О выходках Цзинь-гуй было известно всем во дворцах Нинго и Жунго, и все только сокрушенно вздыхали.

К этому времени минуло сто дней лечения Бао-юя. Он постепенно поправился и стал выходить за ворота. Как-то он пришел повидать Цзинь-гуй, и его очень удивило, что у такой свежей, как цветок, и нежной, как ива, девушки, которая манерами и внешностью ничем не отличалась от его сестер, может быть такой несносный характер. Ему стало от этого очень грустно.

Когда он пришел навестить госпожу Ван, он повстречал там кормилицу Ин-чунь, приехавшую от имени своей барышни справиться о здоровье родных. Старуха рассказала, что Сунь Шао-цзу ведет себя непристойно.

– Барышня все время украдкой проливает слезы и просит, чтобы ее взяли денька на два домой, так как она желает хоть немного рассеяться.

– Я и сама думала об этом, но у нас то и дело случаются всякие неприятности, и я позабыла, – призналась госпожа Ван. – Недавно Бао-юй тоже говорил мне об этом. Завтра счастливый день, вот я и возьму ее домой.

В это время служанки матушки Цзя сообщили Бао-юю, чтобы завтра он собирался в храм Тяньци[25]25
  Тяньци – по преданию, дух священной горы Тайшань, находящейся в провинции Шаньдун.


[Закрыть].

Бао-юй, который уже давно мечтал поехать куда-нибудь прогуляться, так обрадовался и взволновался, что всю ночь не мог сомкнуть глаз. На следующее утро он торопливо оделся, умылся, причесался и в сопровождении трех старых мамок в коляске отправился в храм Тяньци, чтобы воскурить благовония духу и возблагодарить его за ниспосланное исцеление.

В храме еще накануне было приготовлено все необходимое. Робкий по характеру, Бао-юй не посмел приблизиться к статуям богов и духов, казавшихся ему страшными и свирепыми. Он торопливо сжег бумажные фигурки лошадей и денег, поднес жертвенные кушанья и после этого отправился в даосский монастырь отдыхать.

Здесь Бао-юй подкрепился едой, а затем в сопровождении мамок и своего слуги Ли Гуя отправился гулять по окрестностям. Вскоре он устал и вернулся в монастырь, чтобы еще немного отдохнуть. Мамки, боясь, как бы он не уснул, пригласили даоса Вана развлечь юношу беседой.

Этот старый даос когда-то был бродячим торговцем лекарствами, потом приобрел славу искусного врачевателя, благодаря чему разбогател и открыл рядом с монастырем лавку, в которой торговал пилюлями и разными лекарствами. Он не раз бывал во дворцах Нинго и Жунго, все его там знали и дали ему прозвище Ван И-те – «Один раз приклей», намекая на его чудотворные пластыри, которые стоило приклеить к больному месту, как человек выздоравливал.

Когда Ван И-те явился, Бао-юй полулежал на кане.

– Вот хорошо, что вы пришли, – сказал он с улыбкой даосу. – Я слышал, вы замечательно рассказываете разные прибаутки. Расскажите нам!

– В самом деле! – засмеялся даос Ван И-те. – Но только не спи, а то лапша, которую ты съел, начнет выделывать у тебя в животе всякие чудеса.

Все так и покатились со смеху. Бао-юй улыбнулся, встал и оправил на себе одежду. Ван И-те тотчас приказал послушникам заварить для юноши самого лучшего чаю.

– Наш господин не станет пить вашего чаю, – сказал ему Бэй-мин. – В этом помещении ему и сидеть трудно! Как у вас тут все пропахло лекарствами и пластырями.

– Не говори ерунды! – наставительно заметил даос. – В это помещение никогда не вносили никаких пластырей и лекарств. К тому же меня предупредили о приезде твоего господина, и я уже несколько дней окуриваю эту комнату благовониями.

– Кстати, – оживился Бао-юй, – я слышал, вы приготовляете удивительные пластыри. От каких болезней они излечивают?

– Это длинная история, – заметил Ван И-те, – за один раз не расскажешь. У меня имеется сто двадцать видов пластырей, которые одинаково помогают от любых болезней, как государям, так и подданным. Они повышают жизненные силы, укрепляют здоровье, улучшают аппетит, успокаивают нервы, понижают жар или, наоборот, согревают, способствуют перевариванию пищи и отделению слизи; приводят в согласие пульс и кровообращение, укрепляют и обновляют организм, избавляют от болей, вызванных простудой, и помогают при заражениях ядами. Мои пластыри чудодейственны, попробуй их, и ты сам убедишься в этом!

– Все же не верится, чтобы пластырями излечивали все болезни! – с сомнением в голосе проговорил Бао-юй. – Интересно, могут ли они излечить от одной болезни?

– Мои пластыри излечивают от ста болезней и тысячи недугов! – воскликнул Ван И-те. – Если они не помогут, можешь выдрать мою бороду, надавать мне по щекам и даже разрушить наш монастырь! Согласен? Только сначала объясни мне, какую болезнь ты имеешь в виду?

– Догадайтесь сами! – ответил Бао-юй. – Если догадаетесь, я поверю, что вы сможете от нее излечить.

– Догадаться, конечно, трудно, но все же мне кажется, что пластыри от этой болезни не помогут, – произнес после некоторого раздумья старик.

Бао-юй пригласил Ван И-те сесть рядом. Тот был очень этим тронут и, наклонившись к уху Бао-юя, прошептал:

– Я догадался! Наверное, у тебя завелось дельце и тебе понадобилось подкрепляющее средство!

– Ах, чтоб тебя! – неожиданно вскричал Бэй-мин, от слуха которого не ускользнули слова даоса. – Вот я тебя сейчас побью по губам.

Бао-юй, который плохо понял, что сказал даос, переспросил, в чем дело.

– Не слушайте его! – сказал Бэй-мин.

Опасаясь, как бы дело не приняло плохой для него оборот, Ван И-те попросил Бао-юя:

– Лучше скажи прямо, что нужно!

– Мне нужно средство, которое могло бы излечить женщину от ревности! – выпалил Бао-юй.

– Вон оно что! – всплеснул руками даос Ван. – Таких лекарств у меня нет, и я даже не слышал, чтобы нечто подобное существовало.

– Тогда ваши пластыри не чудодейственны, – пришел к заключению Бао-юй.

– Я выразился не совсем точно, – снова начал даос, стараясь выйти из затруднительного положения. – Пластырей от ревности я не встречал, но слышал, что есть один отвар, который иногда помогает, хотя и очень медленно. Только предупреждаю: результат его действия сразу увидеть нельзя.

– Какой это отвар? – поспешно спросил Бао-юй. – Как его принимать?

– Он так и называется – «отвар от ревности», – ответил Ван И-те. – Чтобы его составить, потребуется одна груша, два цяня сахара, один цянь сухой апельсиновой корки и три чашки воды. Все это нужно варить вместе, пока не сварится груша. Каждое утро нужно съедать по одной такой груше, и ревность как рукой снимет.

– Приготовить подобное лекарство не составит труда. Но поможет ли оно? – с сомнением произнес Бао-юй.

– Если не поможет с одного раза, нужно повторить десять раз, – ответил даос. – Не помогло сегодня, повтори завтра; не вылечился в этом году, продолжай в будущем году. Вреда не будет никакого – наоборот, этот отвар очищает внутренности и повышает аппетит. Он сладок, приятен на вкус и, кроме того, помогает от кашля. Его можно пить хоть сто лет. За сто лет любой человек умрет, а какая может быть ревность у мертвого?! Вот тогда результат и скажется.

– Ну и болтун! – расхохотались Бао-юй и Бэй-мин.

– А что? – спросил Ван. – Ведь я старался разогнать Бао-юю сон. В таких случаях шутки приносят пользу. Скажу вам по правде: все эти пластыри ни на что не годны. Если бы я обладал настоящим чудодейственным лекарством, я бы выпил его сам и сделался бессмертным! Разве я стал бы здесь с вами дурачиться?!

Пока они разговаривали, наступил счастливый час, и Бао-юя попросили совершить возлияние вина, сжечь бумажные деньги и раздать жертвенное мясо.

Таким образом, весь обряд был исполнен, и Бао-юй отправился в обратный путь.

Приехав домой, Бао-юй узнал, что Ин-чунь уже давно там. Служанок из семьи Сунь, сопровождавших ее, накормили и отправили обратно. Лишь после этого Ин-чунь, находившаяся в комнате госпожи Ван, стала плакать и жаловаться:

– Сунь Шао-цзу увлекается вином, женщинами и азартными играми, и все служанки в его доме занимаются распутством. Я несколько раз пыталась уговорить его изменить свое поведение, но он только меня обругал и заявил, что я родилась от ревнивой бабы. Он уверяет, что мой отец когда-то взял у него пять тысяч лян серебра, а сейчас он не может получить свой долг. «Какая ты мне жена! – кричит он, тыча мне в лицо пальцем. – Твой отец взял у меня деньги, а взамен подсунул тебя! Вот выгоню тебя спать в прихожую к служанкам! Когда был жив твой дед, он добивался дружбы с нами, потому что мы были богаты. Говоря по правде, я ничем не хуже твоего отца, а вы считаете меня ниже его. Не нужно мне было с ним родниться. А то все говорят, будто я погнался за богатством!»

Ин-чунь то и дело прерывала свой рассказ слезами, чем расстроила госпожу Ван и своих сестер. Госпоже Ван не оставалось ничего иного, как утешать ее:

– Что ж делать, если тебе достался такой непутевый муж? Твой дядя Цзя Чжэн уговаривал твоего отца, чтобы он не выдавал тебя замуж за этого человека, но тот заупрямился и не стал его слушать. Вот и произошло несчастье. Видно, такова твоя судьба, дитя мое!

– Неужели мне выпала столь горькая участь?! – причитала Ин-чунь. – С самого детства у меня не было родной матери, но мне посчастливилось переехать к вам, госпожа, и несколько лет я жила в покое и счастье. И за что мне сейчас такое наказание!

Госпожа Ван, желая доставить ей удовольствие, спросила, где бы она хотела сегодня ночевать.

– Я недавно рассталась с сестрами, но все время мечтала быть снова с ними, – отвечала Ин-чунь. – Кроме того, я вспоминала о своей комнате, и если мне еще несколько дней удастся прожить у вас в саду, я буду чувствовать себя счастливой и не стану роптать, если даже придется умереть. Ведь я не надеюсь, что мне еще когда-нибудь удастся побывать дома!

– Не говори глупостей! – стараясь утешить ее, поспешно сказала госпожа Ван. – Зачем ты об этом думаешь? Молодые супруги всегда бранятся!

Она тут же приказала служанкам прибрать дом на «острове Водяных каштанов» и велела сестрам составить Ин-чунь компанию, чтобы отвлечь ее от печальных мыслей.

– Только ни о чем не рассказывай бабушке! – предупредила она Бао-юя. – Если бабушка узнает, я сразу пойму, что рассказал ей ты.

Бао-юй почтительно поддакнул и обещал хранить тайну.

В этот вечер Ин-чунь спала в том же самом павильоне, где жила до сих пор. Сестры заботились о ней и наперебой старались сделать ей что-либо приятное.

Прожив дома три дня, Ин-чунь наконец отправилась к госпоже Син, предварительно попрощавшись с матушкой Цзя, госпожой Ван и со своими сестрами. Все были опечалены расставанием.

Госпожа Ван и тетушка Сюэ долго утешали Ин-чунь, и лишь после этого она немного успокоилась. Ин-чунь еще два дня прожила у госпожи Син, затем за ней приехали люди из семьи Сунь.

Ин-чунь не хотела уезжать, ибо боялась свирепого нрава Сунь Шао-цзу, но иного выхода у нее не было, и ей пришлось уехать.

Что касается госпожи Син, то она даже не поинтересовалась, каковы отношения между Ин-чунь и ее супругом, и, занятая домашними делами, ограничилась лишь выражением сочувствия девушке.

Если вы хотите узнать о последующих событиях, прочтите главу восемьдесят первую.