Текст книги "Сон в красном тереме. Том 2"

Автор книги: Сюэцинь Цао

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 66 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Матушка Цзя и все остальные рассмеялись. Цзя Чжэн снова поспешил наполнить кубок вином и поднес его матушке Цзя.

– А для вас пусть принесут водки, – приказала матушка Цзя, – не то как бы вам, людям женатым, тоже не попало от жен!

Все снова рассмеялись. Только Бао-юй и Цзя Лянь не осмеливались дать волю смеху.

Затем снова ударили в барабан, и игра началась с Цзя Чжэна. На этот раз барабан умолк в тот момент, когда цветок оказался в руках у Бао-юя. Юноша, и без того чувствовавший себя стесненным в присутствии отца, смутился и подумал:

«Если моя шутка окажется неостроумной, все скажут, что я не обладаю красноречием; если моя шутка выйдет удачной, скажут, что я ни на что серьезное не способен и болтаю лишь глупости. Лучше всего ничего не говорить».

Он встал и попросил:

– Дайте мне другое задание! Из меня рассказчик плохой.

– В таком случае сочини стихотворение на рифму «осень» и на тему – пейзаж, который ты видишь вокруг, – приказал Цзя Чжэн. – Если стихотворение получится удачным, я награжу тебя, если неудачным – берегись!

– Лучше выполни то, что требуется, – забеспокоилась матушка Цзя. – К чему сочинять стихи?

– Ничего, он умеет! – возразил Цзя Чжэн.

– Ладно, пусть сочиняет, – согласилась матушка Цзя. – Подайте ему бумагу и кисть!

– Но предупреждаю – такими словами, как «вода», «прозрачный», «лед», «яшма», «серебро», «узор», «свет», ясный», «чистый», не перегружай стихотворение, – добавил Цзя Чжэн. – Выражай собственные мысли и чувства! Мне хочется узнать, о чем ты думал и чем жил в последние годы.

Такое условие пришлось по душе Бао-юю, он быстро сочинил четверостишие, записал его на бумаге и преподнес отцу.

Цзя Чжэн прочитал стихотворение, несколько раз кивнул головой, но ничего не сказал. По выражению его лица матушка Цзя поняла, что придраться не к чему, и спросила:

– Ну как?

– Спасибо ему! – ответил Цзя Чжэн, желая угодить матушке Цзя. – Жаль только, что он не желает учиться, – стихи неплохие!

– Вот и хорошо, – обрадовалась матушка Цзя. – Надо его наградить, чтобы он еще больше старался!

– Вы правы! – согласился Цзя Чжэн и, обращаясь к старой мамке, сказал: – Прикажи слугам, чтобы они принесли сюда два веера, которые я привез с острова Хайнань, и отдали их Бао-юю.

Получив подарок, Бао-юй низко поклонился отцу и возвратился на место, чтобы продолжать игру.

Цзя Лань, увидев, что Цзя Чжэн наградил Бао-юя, тоже встал с циновки, сочинил стихотворение и преподнес его Цзя Чжэну. Тот прочел стихотворение и был настолько обрадован, что повторил его вслух специально для матушки Цзя. Матушка Цзя выслушала с огромным удовольствием и приказала Цзя Чжэну наградить и Цзя Ланя.

Все снова заняли свои места, и игра возобновилась. На этот раз, когда умолк барабан, ветка оказалась в руках Цзя Шэ. Теперь ему пришлось пить вино и выдумывать шутку.

– В одной семье был сын, весьма почитавший своих родителей, – начал он. – Однажды заболела его мать, и он нигде не мог найти врача. Тогда он пригласил старуху знахарку, которая лечила уколами и прижиганиями. Исследовать пульс старуха не умела, поэтому она просто заявила, что у больной в сердце огонь, что надо сделать укол в сердце, и она поправится. Юноша разволновался: «Ведь если игла коснется сердца, мать мгновенно умрет! Как можно делать такой укол?» На это старуха возразила: «Зачем колоть сердце, можно уколоть ребро». – «Но ведь ребро далеко от сердца, – удивился сын, – как же мать может поправиться?» – «Это не важно, – ответила старуха. – В Поднебесной у многих родителей сердце отклонено в сторону!»

Все рассмеялись. Матушке Цзя снова пришлось выпить полкубка вина. Помолчав немного, она сказала:

– Где бы мне найти эту старуху, чтобы она сделала и мне укол!

Цзя Шэ понял, что его шутка была неуместной и матушке Цзя показалось, будто он хотел упрекнуть ее в пристрастии к другим детям. Он вскочил с места, наполнил кубок вином и преподнес ей. Матушка Цзя сочла, что продолжать подобные разговоры неудобно, и игра продолжалась.

На сей раз цветок оказался в руках Цзя Хуаня.

Надо сказать, что в последнее время Цзя Хуань сделал кое-какие успехи в учебе, хотя и любил развлекаться. Увидев, что Бао-юй получил награду за стихи, он тоже загорелся желанием показать свое искусство, но стеснялся присутствия Цзя Чжэна. Когда же цветок оказался в его руках, он потребовал бумагу, сочинил четверостишие и преподнес его Цзя Чжэну.

Прочитав его стихотворение, Цзя Чжэн очень удивился. Ему показалось, что стихотворение Цзя Хуаня носит оттенок легкомыслия и нежелания серьезно учиться. Поэтому он сказал:

– Вы с братом Бао-юем высказываете в своих стихотворениях порочные мысли! Помните выражение древних: «Трудно сказать, кто из обоих». Оно как раз подходит к вам. Но только здесь оно имеет смысл: «Трудно сказать, кто из обоих» отличается большим нежеланием учиться! Я склонен думать, что Бао-юй похож на Вэнь Фэй-цина, а ты напоминаешь Цао Тана!

Все рассмеялись.

– Дайте мне стихи, – попросил Цзя Шэ.

Прочитав их, он сделал несколько одобрительных замечаний и в заключение сказал:

– С моей точки зрения, эти стихи великолепны как по содержанию, так и по форме. Я думаю, что таким людям, как мы, не пристало слишком утруждать себя учением. Поучился немного – и хватит, а придет время поступать на службу, должность никуда не убежит. К чему все время тратить на учение и превращаться в книжного червя? Мне эти стихи нравятся прежде всего потому, что они не роняют достоинства нашей семьи!

Он обернулся к слугам, приказал им принести разных безделушек и отдать Цзя Хуаню. Погладив Цзя Хуаня по голове, он сказал:

– Продолжай в таком же духе, и ты унаследуешь высокое положение, которое всегда занимали наши предки!

Цзя Чжэн махнул рукой:

– Это все пустые слова! Как можно говорить о будущем на основании стихов?

Он наполнил кубок вином, и игра продолжалась.

Матушка Цзя наконец не выдержала и сказала мужчинам:

– Ну ладно, можете идти! Вас, разумеется, ждут друзья, а ими нельзя пренебрегать. Да и время уже позднее, так что уходите и дайте возможность барышням повеселиться, – ведь им тоже скоро нужно идти отдыхать.

Цзя Чжэн первый прекратил игру и встал. Ему на прощание поднесли кубок вина, а затем, в сопровождении своих детей и племянников, он направился к выходу.

Если вы хотите узнать, чем окончился праздник, прочтите следующую главу.

Глава семьдесят шестая, из которой можно узнать о том, как мелодия флейты в «зале Лазоревого бугра» навевала грусть и как в парных фразах, сочиненных в «павильоне Кристальной впадины», сквозило чувство одиночества

О том как Цзя Шэ, Цзя Чжэн, Цзя Чжэнь и другие мужчины удалились, мы рассказывать не будем.

После их ухода матушка Цзя первым долгом распорядилась убрать ширму, отделявшую мужской стол от женского, и таким образом сейчас все сидели вместе. Служанки вытерли столы, расставили на них фрукты, заменили кубки, вымыли палочки для еды и вновь разложили их.

Матушка Цзя и все, кто остался за столом, оделись потеплее, выпили чаю и уселись в круг. Заметив отсутствие Бао-чай и ее младшей сестры, матушка Цзя поняла, что они решили продолжать праздник дома. Кроме того, здесь не было Ли Вань и Фын-цзе. Отсутствие четырех человек заметно сказывалось на веселье, и все с особой ясностью ощущали пустоту.

Матушка Цзя сказала госпоже Ван:

– В прошлом году, когда наших мужчин не было дома, мы приглашали твою сестру Сюэ и с нею вместе любовались луной. Тогда было шумно и весело, но, вспоминая об отсутствующих мужчинах, мы невольно грустили, что матери и дети, жены и мужья, сыновья и дочери не могут находиться вместе. В нынешнем же году твой муж дома, и, казалось бы, нужно радоваться; но теперь неудобно было приглашать твою сестру с дочерью. К тому же в доме у нее прибавилось два человека, и она не может оставить их. Да и Фын-цзе, как назло, болеет. Своими шутками и смехом она вполне могла бы заменить десять человек… Поистине в Поднебесной все происходит не так, как желательно!

Матушка Цзя невольно вздохнула и приказала наполнить для нее большой кубок подогретым вином.

– Нынче матери с детьми вместе, а это хорошо, – ответила ей госпожа Ван. – В прошлые годы за столом бывало много гостей, зато в нынешнем году собрались все наши кровные родственники.

– Это меня радует, – улыбнулась матушка Цзя, – вот почему я и хочу пить из большого кубка. Пусть все заменят свои кубки на большие!

Госпоже Син и всем остальным не оставалось ничего иного, как заменить свои кубки.

Поскольку уже было поздно, все устали и, будучи не в силах бороться с опьянением, чувствовали себя вялыми. Но матушка Цзя держалась бодро, поэтому всем приходилось пить вместе с нею.

Затем матушка Цзя распорядилась постелить на крыльце матрац, принести туда лунные лепешки, арбузы, фрукты и разрешила служанкам тоже любоваться луной. К этому времени луна достигла зенита и казалась еще ярче и красивее.

– Какая изумительная луна! – воскликнула матушка Цзя. – Сейчас бы послушать флейту!

Она приказала позвать девочек-музыканток.

– Если музыка чересчур громкая, она теряет всякую прелесть, – заметила она. – Мы издали послушаем одну флейту!

Отправили служанок за музыкантами. Неожиданно матушка Цзя увидела, как служанка госпожи Син что-то говорит своей хозяйке.

– В чем дело? – осведомилась матушка Цзя.

– Только что старший господин Цзя Шэ, выходя отсюда, споткнулся о камень и вывихнул ногу, – поспешно ответила госпожа Син.

Матушка Цзя тотчас же приказала двум служанкам пойти разузнать, как себя чувствует Цзя Шэ, а госпожу Син отпустила домой. Госпожа Син встала и попрощалась.

– Пусть жена Цзя Чжэня проводит ее, – выразила желание матушка Цзя, – я тоже скоро пойду спать.

– Я не поеду домой, – улыбнулась госпожа Ю, приподымаясь с места, – мне хотелось бы всю ночь побыть с вами!

– Нет, – заметила матушка Цзя. – Вы с Цзя Чжэнем еще молоды и в нынешнюю ночь должны быть вместе. Зачем я буду разлучать вас?

– Вы меня смущаете, бабушка, – краснея, ответила госпожа Ю. – Хотя мы, по вашим словам, и молоды, но уже около двадцати лет женаты, и нам почти по сорок лет. Да и у нас еще не окончился траур. Так что лучше всего провести эту ночь у вас.

– Это верно, – согласилась матушка Цзя. – Я и позабыла, что у вас траур. Ведь уже почти два года прошло, как твой свекор умер! И как это у меня выпало из памяти?! За такую забывчивость меня следует оштрафовать на один большой кубок! Ладно, оставайся со мной! Пусть жена Цзя Жуна проводит ее, а потом может ехать домой!

Госпожа Ю рассказала жене Цзя Жуна, что и как делать, та вместе с госпожой Син дошла до ворот, где они сели в свои коляски и уехали. Но об этом здесь речи не будет.

Между тем оставшиеся за столом полюбовались немного цветами корицы, а затем снова выпили подогретого вина. Завязалась беседа. Внезапно у стены, под коричным деревом, протяжно, словно всхлипывая, заиграла флейта. Ночь была ясная, сияла луна, дул слабый ветерок, на небе не было ни облачка; вокруг царила тишина, и нежная музыка заставила всех замереть и позабыть о печалях и заботах. Долгое время все сидели в задумчивости, любовались луной и молча слушали музыку; а когда музыка умолкла, все словно пробудились и стали восхищаться игрой. Кубки снова были наполнены.

– Вы действительно испытали удовольствие? – с улыбкой спросила матушка Цзя.

– Конечно! – хором ответили ей. – Музыка была очень приятна… Только вы могли доставить нам такое удовольствие!

– А мне кажется, получилось не очень хорошо, – заметила матушка Цзя. – Музыка могла быть еще приятнее, если б выбрали более протяжную мелодию.

Она приказала налить большой кубок вина и отнести его тому, кто играл на флейте.

Служанки взяли вино и унесли.

В это время появились служанки, которые ходили справляться о состоянии Цзя Шэ, и доложили матушке Цзя:

– Мы все разузнали. Правая нога у старшего господина распухла. Ему приложили лекарство, боль понемногу утихла, так что ничего серьезного нет.

Матушка Цзя кивнула головой и вздохнула:

– Я всегда слишком беспокоюсь по всяким пустякам! Говорят, будто я одним благоволю, других недолюбливаю! А выходит наоборот!

В это время появилась Юань-ян. В руках у нее был капор и плащ.

– Уже поздно, госпожа! – сказала она. – Выпала роса, и вы можете простудиться. Посидите еще немного, и пора идти отдыхать.

– Веселье в полном разгаре, а ты меня торопишь! – отмахнулась от нее матушка Цзя. – Неужели я пьяна? Вот назло буду сидеть здесь до рассвета!

Она приказала налить еще кубок, надела капор, на плечи накинула плащ и принялась пить. Вместе с нею выпили и остальные. Смех и шутки продолжались.

Вдруг в тени коричных деревьев снова раздались звуки флейты, но теперь они были скорбными и протяжными. Все притихли. Безмолвие ночи и яркая луна невольно вызвали грусть у матушки Цзя.

Все обернулись к ней, принялись смеяться и шутить с ней, чтобы как-нибудь развеселить ее, приказали подать еще вина и прекратить музыку.

– Я тоже недавно слышала одну шутку, – заявила госпожа Ю. – Если можно, я расскажу для бабушки!

– Хорошо, рассказывай, – разрешила матушка Цзя, натянуто улыбнувшись.

– В одной семье было четыре сына, – начала госпожа Ю. – Старший сын был одноглазый, у второго было только одно ухо, у третьего – одна ноздря, а четвертый сын имел и глаза, и уши, и ноздри, но был немым.

Пока госпожа Ю рассказывала, матушка Цзя закрыла глаза и словно задремала. Госпожа Ю умолкла, и они с госпожой Ван потихоньку окликнули матушку Цзя.

Та тотчас же открыла глаза и, улыбаясь, сказала:

– Продолжай, продолжай! Я не уснула, а просто закрыла глаза, чтобы немного передохнуть.

– Ветер усилился, – заметила госпожа Ван. – Может быть, вы пойдете отдыхать, а завтра снова полюбуемся луной. Шестнадцатого числа луна тоже красивая.

– Сколько времени? – поинтересовалась матушка Цзя.

– Четвертая стража, – ответила госпожа Ван. – Наши девочки не выдержали и ушли спать.

Матушка Цзя огляделась. За столами действительно почти никого не осталось. Только одна Тань-чунь сидела на своем месте.

– На этом хватит, – улыбнулась матушка Цзя. – Не привыкли вы засиживаться допоздна. Да и одни из вас слабы здоровьем, другие вовсе больны, так что лучше разойтись! Мне жаль Тань-чунь, она так терпеливо сидит и дожидается… Пусть идет домой, и мы разойдемся!

Матушка Цзя встала, выпила чашку чаю, затем села в паланкин, и служанки понесли ее к выходу из сада. Но о том, как она возвращалась домой, мы рассказывать не будем.

Между тем оставшиеся на месте празднества служанки убрали со столов посуду. Выяснилось, что не хватает чайной чашки. Стали искать, но не нашли.

– Может быть, кто-то разбил? – с недоумением спрашивали они друг у друга. – Но куда в таком случае девались черепки? Нужно найти их, чтобы хоть отчитаться, иначе скажут, что мы украли.

Но у кого бы они ни спрашивали, все отвечали:

– Мы не били чашки. Может быть, это служанки барышень? Постарайтесь вспомнить, кто брал чашку, или спросите у служанок.

– Совершенно верно! – обрадовались женщины, которых эти слова словно осенили. – Цуй-люй брала чашку, надо спросить у нее!

Одна из женщин отправилась искать Цуй-люй. Едва она вошла в аллею, как повстречалась с Цзы-цзюань и Цуй-люй.

– Старая госпожа уже ушла? – спросила женщину Цуй-люй. – А где наша барышня?

– Я хочу тебя спросить о чашке, а ты говоришь о барышне! – недовольно произнесла женщина.

– Я как раз наливала для барышни чай, – ответила Цуй-люй, – но на мгновение отвернулась, а когда повернулась к ней, барышня исчезла.

– Госпожа сказала, чтобы барышни шли спать, – проговорила женщина. – Ты где-то бегала, а теперь не знаешь, где твоя барышня!

– Не может быть, чтобы барышни украдкой ушли, – возразили Цуй-люй и Цзы-цзюань. – Они, наверное, где-нибудь гуляют! Возможно, они пошли провожать старую госпожу! Мы поищем. Если барышня найдется, то и чашка найдется. Чего ты торопишься?

– Если мы будем уверены, что чашка у нее, торопиться нам незачем, – ответила женщина, – во всяком случае, завтра я приду за чашкой.

С этими словами она повернулась и ушла снова проверять посуду. Цзы-цзюань и Цуй-люй отправились к матушке Цзя. Но об этом мы рассказывать не будем.

Дай-юй и Сян-юнь вовсе не ушли спать. Просто Дай-юй заметила, что матушка Цзя вздыхает и что людей за столом мало. Тут еще Бао-чай и ее младшая сестра ушли домой, и Дай-юй почувствовала себя всеми позабытой и опечалилась. Она отошла в сторонку и, опершись на перила, заплакала.

Бао-юй в этот день был рассеян и не обращал ни на кого внимания: мысли его были обращены к Цин-вэнь, болезнь которой осложнилась. Когда госпожа Ван сказала ему, что можно идти спать, он беспрекословно удалился. Тань-чунь вследствие неприятностей, которые перед этим произошли у нее дома, тоже не имела никакого желания забавляться. Ин-чунь и Си-чунь все еще оставались здесь, но они никогда не дружили с Дай-юй, и поэтому из всех оставшихся одна Сян-юнь подошла к Дай-юй, чтобы утешить ее.

– Ведь ты умная девушка, а не бережешь себя, – сказала Сян-юнь с укором. – Как досадно, что Бао-чай и Бао-цинь все время с такой горячностью твердили, что нынешний праздник середины осени мы проведем вместе и устроим собрание поэтического общества, на котором будем сочинять парные строки, а получилось так, что они забыли о нас и сами ушли любоваться луной; собрание нашего общества не состоялось, и никаких стихов мы не сочиняли. Все-таки все родственники эгоисты. Недаром Сунский Тай-цзу[11]11
  Сунский Тай-цзу (960–975) – император династии Сун.


[Закрыть] сказал: «Разве я позволю посторонним спать у своей постели?» Ну и пусть! Если никто больше не придет, мы с тобой вдвоем будем сочинять парные строки, а завтра всех пристыдим!

Дай-юй, не желая огорчать подругу, пытавшуюся утешить ее, сказала:

– Слышишь, какой стоит галдеж? Какие тут могут быть стихи?!

Сян-юнь в ответ засмеялась:

– Любоваться луной с этой горки хорошо, но луна красивее, если смотреть на нее, находясь у воды. Ты знаешь, что у подножия этой горки есть пруд, и у самой воды в углублении находится «павильон Кристальной впадины». Это название доказывает, что при строительстве сада люди проявили смекалку. На этой горке самое высокое место назвали «Лазоревым бугром», а самое низкое место у воды – «Кристальной впадиной». Слова «бугор» и «впадина», и знаки, которыми они пишутся, мало кто употреблял, потому употребление их в названиях террасы и павильона создает впечатление чего-то нового и оригинального. Чувствуется, что человек, придумавший эти названия, не пожелал рабски копировать установившиеся образцы. Эти два места – одно наверху, другое внизу, одна светлое, другое тенистое, одно на горке, другое у воды – созданы специально для того, чтобы любоваться луной. Те, кому нравятся высокие горы и бледная луна, подымаются наверх, те, кто предпочитает яркую луну и чистые волны, спускаются вниз. Хотя в просторечье слова «бугор» и «впадина» читаются и пишутся несколько по-иному, чем в литературе, все равно их считают грубыми. Слово «впадина» я встречала всего один раз в стихотворении Лу Фан-вэна, где есть строка: «Во впадине на тушечнице древней туши накопляется немало…» Ну разве не смешно, что за это некоторые упрекали поэта в банальности?

– Это слово употреблял не только Лу Фан-вэн, но и многие другие поэты и писатели древности, – возразила Дай-юй. – Для примера можно привести «Оду о зеленом мхе» Цзян Яня[12]12
  Цзян Янь – известный поэт V в.


[Закрыть], «Книгу о чудесах» Дунфан Шо[13]13
  Дунфан Шо (161–87 гг. до н. э.) – крупный писатель и государственный деятель Ханьской эпохи.


[Закрыть], рассказ «Чжан Сэн-яо[14]14
  Чжан Сэн-яо – знаменитый художник V в.


[Закрыть] расписывает кумирню». Просто наше поколение этого не знает и ошибочно относит это слово к простонародному. Скажу тебе по правде: это я предложила употребить в названиях павильона и террасы эти два слова. Когда отец испытывал способности Бао-юя, тот предложил неудачные названия. Тогда я написала эти и показала старшей сестре, а та велела показать дяде, и тот использовал их… Ну ладно, пошли в павильон.

Они спустились вниз по склону, свернули за выступ горки и очутились в «Кристальной впадине». Вдоль берега пруда до самой дорожки, ведущей к «павильону Благоухающего лотоса», тянулась бамбуковая ограда. Здесь по ночам дежурили только две служанки. Так как в зале, на «горе Лазоревого бугра», господа любовались луной, они погасили лампу и улеглись спать.

Видя, что лампа погашена, Дай-юй и Сян-юнь очень обрадовались.

– Вот и хорошо, что они спят. Сядем под навесом и полюбуемся отражением луны в воде.

Они присели на бамбуковые пеньки.

Огромная луна отражалась в пруду. Ее сияние разливалось в воде, и девушкам казалось, будто они попали в хрустальный дворец царя рыб[15]15
  Царь рыб – мифическое существо, жившее на дне моря. Согласно преданию, когда царь рыб плакал, его слезы застывали и превращались в жемчуг.


[Закрыть]. Внезапно налетел порыв ветерка, и поверхность пруда подернулась бирюзовыми морщинками. Все вокруг было так прекрасно, что на душе становилось светлее и радостнее.

– Как хорошо было бы выпить вина и покататься на лодке! – воскликнула Сян-юнь. – Если б я была дома, я так бы и сделала.

– Правы были древние: «Если добьешься исполнения всех своих желаний, что сможет тебе тогда доставить наслаждение?» – засмеялась Дай-юй. – Нам и так хорошо – к чему еще лодка?

– «Захватив Лун, заришься на Шу»! – проговорила Сян-юнь. – Такова уж человеческая природа!

В этот момент до девушек донесся протяжный звук флейты.

– Старая госпожа и госпожа веселятся, – заметила с улыбкой Дай-юй. – Эта флейта придаст нам вдохновения. Давай сочинять пятисловные уставные стихи, – они ведь нам нравятся.

– На какую рифму? – спросила Сян-юнь.

– Сосчитаем палочки в этих перилах – отсюда и до сих пор – какая будет по счету последней, ту рифму и возьмем[16]16
  У китайцев существуют специальные рифмические словари, где все рифмующиеся слова расположены группами, каждая из которых имеет определенный порядковый номер.


[Закрыть].

– Великолепно! – одобрила Сян-юнь.

Они встали и принялись считать палочки. Их оказалось тринадцать.

– Как назло, тринадцатая рифма! – сказала Сян-юнь. – Эта рифма употребляется редко, боюсь, что нам не удастся на нее что-либо сочинить. Ну, начинай!

– Ладно, попробуем, кто из нас сильнее в стихосложении, – улыбнулась Дай-юй. – Жаль только, что нет бумаги и кисти, чтобы записать стихи!

– Запишем их завтра, – проговорила Сян-юнь, – я думаю, что запомнить их ума у нас хватит.

– Ну ладно, для начала приведу готовую строку, – согласилась Дай-юй и прочитала:

 
Осень в разгаре,
    вечер, пятнадцатый день.
 

Сян-юнь на мгновение задумалась, но тут же подхватила:

 
Бродим в прохладе,
    будто бы ранней весною.
В небе рассыпаны
    звезды Стрельца и Ковша.
 

Дай-юй засмеялась и продолжала:

 
Флейты и струны
    вместе звучат над землею.
Где ни посмотришь, —
    кубки высоко взлетают.
 

– А эта фраза «кубки высоко взлетают» удачна! – улыбнулась Сян-юнь. – К ней в пару нужно придумать что-либо получше.

Она немного подумала и прочитала:

 
Окна закрыты
    нынче под крышей какою?
Легкий морозец,
    резкого ветра порывы.
 

– Неплохо! – отозвалась Дай-юй. – Даже лучше, чем у меня. Если б ты немного подумала, эти строки можно было бы еще усилить.

– Стихов на эту трудную тему мало, поэтому можно использовать уже готовые строки, – возразила Сян-юнь. – Если б у меня была даже хорошая фраза, я предпочла бы оставить ее на конец.

– Ну погоди, посмотрим, что ты скажешь в конце! – шутливо погрозила ей Дай-юй. – Стыдно будет, если скажешь плохо!

С этими словами она прочла следующие строки:

 
Светлая ночь
    покоряет своей красотою.
Шутим над старцем,
    хватая блины друг у друга.
 

– Плохо! – засмеялась Сян-юнь. – Такое выражение никуда не годится. Ты всю эту историю нарочно выдумала, чтобы поставить меня в затруднительное положение.

– Ты совсем не читаешь книг, – возразила Дай-юй. – Ведь выражение «хватать друг у друга блины» взято из старинной книги. Прежде чем так говорить, тебе следовало бы прочесть «Историю династии Тан»…

– Ну хорошо, я без труда придумала следующую строку, – объявила Сян-юнь.

 
Делим арбузы,
    над девой смеясь молодою.
Пышно раскрылась
    яшма коричных цветов.
 

– Вот это уж ты сама придумала! – воскликнула Дай-юй.

– Ладно, завтра проверим, а сейчас незачем терять время, – заметила Сян-юнь.

– Пусть будет так, – согласилась Дай-юй, – но все же вторая строка у тебя получилась плохо. Не стоит употреблять такого избитого сочетания, как «яшма коричных цветов» или «золотая орхидея». Это показывает, что ты хотела как-нибудь отделаться.

Затем она произнесла следующие строки:

 
У златоцвета
    ярко цветенье густое.
Свечи из воска
    сверкают на пышном пиру.
 

– Да, «златоцвета… цветенье густое» тебя выручило! – воскликнула Сян-юнь. – Много думать тебе не пришлось! Взяла готовую рифму, и только! За это тебя не похвалишь! Да и вторую строку ты сочинила только для того, чтобы отделаться.

– Но если б ты не сказала «яшма коричных цветов», разве я стала бы отвечать тебе словами «златоцвета… цветенье густое»? – возразила Дай-юй. – Нам еще не раз придется пользоваться готовыми выражениями из древних стихов, иначе мы не сможем отобразить открывающийся перед нами пейзаж!

Сян-юнь ничего не оставалось, как произнести следующие строки:

 
В кубки без счета
    в саду наливаю вино я.
Кто из нас лучше
    исполнит застольный приказ?
 

– Вторая строка неплоха! – заметила Дай-юй. – Только трудно подыскать к ней параллельную.

Она немного подумала и произнесла:

 
В трех предложеньях
    смысл сокровенный открою.
Красные точки —
    узор на костях домино;
 

Сян-юнь засмеялась:

– Выражение «в трех предложеньях» очень интересно! Хотя оно простое, но ты сумела придать ему изящество. Только во второй строке выражение «узор на костях домино» тебе не удалось!

Однако медлить и отговариваться больше было нельзя, и Сян-юнь прочитала:

 
Бой барабана,
    движенье цветка круговое.
Блеском дрожащим
    дворик сейчас освещен;
 

– Неплохое противопоставление, – заметила Дай-юй. – Но со второй строкой опять схитрила! Ты что, хочешь отделаться словами о ветре и луне?

– О луне я пока не упоминала, – возразила Сян-юнь. – Стихи по возможности надо украшать, чтобы они были достойными нашей темы.

– Ладно, – согласилась Дай-юй, – оставим их такими, как они есть. А завтра поговорим об их достоинствах!

И вслед за тем она произнесла:

 
Светлые блики
    с небом слились и землею.
Гость и хозяин
    в наградах и штрафах равны;
 

– Зачем ты говоришь о других? – спросила Сян-юнь. – Лучше говорить о нас самих!

Она прочла следующие строки:

 
Двое сестер
    сочиняют стихи чередою.
В думах забывшись,
    возле ограды стою;
 

– Теперь можно перейти к стихам о самих себе! – заметила Дай-юй и продолжила:

 
Стих составляя,
    склоняюсь к дверям головою.
Нету вина уж,
    чувства остались одни;
 

– Вот и настало время для моих строк! – воскликнула Сян-юнь и тотчас же прочла:

 
Радость уходит
    вместе с ночною порою.
Мало-помалу
    беседа и смех умолкают;
 

– Да, сейчас уже с каждой строкой становится труднее! – согласилась Дай-юй и тут же привела следующие параллельные строки:

 
Снега и инея
    пятна одни предо мною.
Утром как плесень
    осела роса на ступенях;
 

– Какую же рифму подобрать на эту фразу? – спросила Сян-юнь. – Дай-ка мне немного подумать!

Она встала, заложила руки за спину и долго думала.

– Есть! – произнесла она наконец. – Счастье, что я вспомнила это слово, а то бы проиграла!

И она прочла следующие строки:

 
Во дворике хунь,
    дымкой объятый ночною,
В круг сталактитов
    осенние брызги летят;
 

Дай-юй невольно вскочила и восхищенно воскликнула:

– Ах ты, плутовка! Действительно, оставила на конец замечательную фразу! Счастье твое, что ты вспомнила слово «хунь»!

– Я как раз только вчера читала «Избранные произведения древних династий» и увидела это слово, – объяснила Сян-юнь. – Иероглифа, которым оно обозначается, я не знала, поэтому решила заглянуть в словарь. Но сестра Бао-чай посоветовала мне: «Незачем лазить в словарь. Это дерево, и в народе говорят, что оно „раскрывает листья утром и закрывает ночью“. Я ей не поверила и решила убедиться сама. Все оказалось так, как она говорила. Это свидетельствует о том, что сестра Бао-чай знает много.

– Ну, хорошо, – прервала ее Дай-юй, – это слово ты употребила к месту. Не будем о нем говорить. Но как тебе посчастливилось придумать выражение «осенние брызги»? Перед этой строкой бледнеют все остальные. Мне придется напрячь все силы, чтобы придумать еще что-нибудь, но подобной фразы я все равно не придумаю!

Она долго прикидывала в уме и наконец произнесла:

 
Возле утесов
    ветер играет листвою.
Девы созвездье
    в чувствах своих одиноко;
 

– Неплохо, – одобрительно заметила Сян-юнь. – Но фраза у тебя получилась какая-то расплывчатая. Твое счастье, что в описании чувства, навеянного живописным пейзажем, тебе удалось приукрасить выражение «Девы созвездье».

Затем она прочла строки:

 
Лунную жабу
    окутал туман пеленою.
Лунного зайца
    торопят лекарство толочь;
 

Дай-юй сначала не ответила, долго кивала головой и наконец продолжила:

 
Дева сбежала
    в небо, пленившись луною.
Звезды Ковша
Пастуха и Ткачиху зовут;
 

Глядя на луну, Сян-юнь тоже кивнула и произнесла:

 
К внучке Владыки
    помчусь на плоту далеко я.
Диск этот лунный
    то на ущербе, то полон;
 

– Первая строка плохо связывается с моей, – заметила Дай-юй, – а вторая строка, можно сказать, уводит от основной темы. Вижу я, что ты хочешь до бесконечности растянуть стихи!

Затем она прочитала:

 
А в новолунье
    вовсе не вижу его я.
Кончились капли
    в этих часах водяных;
 

Только Сян-юнь собралась продолжать, как Дай-юй, указывая на какую-то темную тень в пруду, сказала:

– Посмотри-ка на воду! Тебе не кажется, что эта тень похожа на человеческую? Может быть, это какой-нибудь демон?

– Вот так демон! – рассмеялась Сян-юнь. – А кстати, я демонов не боюсь! Гляди, как я его сейчас побью!

С этими словами она подняла с земли плоский камешек и бросила его в пруд. Послышался всплеск, вокруг разошлись круги, отражение луны заколебалось, то растягиваясь, то стягиваясь. Из того места, где находилась тень, взмыл белый аист и улетел в направлении «павильона Благоухающего лотоса».

– Вот это кто! – со смехом воскликнула Дай-юй. – А я испугалась.

– Этот аист явился весьма кстати! – сказала Сян-юнь. – Он мне очень помог!

И она прочитала параллельные строки:

 
Меркнет светильник
    вместе с пришедшей зарею.
Аиста тень
    стынущий пруд рассекла;
 

Дай-юй даже ножкой притопнула в знак одобрения:

– Ловко! Аист действительно тебе помог. Правда, эта фраза уступает «осенним брызгам», но что я могу ей противопоставить?! Ведь строка «аиста тень стынущий пруд рассекла» – вполне законченное выражение! Собственно говоря, в нем содержится целая картина – новая и оригинальная, так что мне приходится на этом кончать.

– Давай подумаем вместе, – предложила Сян-юнь, – и если у нас ничего не получится, продолжение отложим на завтра.

Дай-юй смотрела на небо, словно не слыша ее. Через некоторое время она сказала:

– Нечего хвастаться, я тоже придумала! Слушай! – И она прочла параллельную строку:

 
Дух стихотворца
    схоронен холодной зимою.
 

Сян-юнь захлопала в ладоши:

– Замечательно! Только так и можно было сказать! Особенно хорошо «дух стихотворца схоронен»! – Затем она вздохнула и добавила: – Стихи бесспорно свежи и оригинальны, только в них чувствуется грусть! Ты болеешь, и тебе не следовало бы сочинять столь замысловатые и скорбные стихи!