Текст книги "Сон в красном тереме. Том 2"

Автор книги: Сюэцинь Цао

– А как бы я выиграла у тебя? – возразила Дай-юй. – Последняя фраза стоила мне огромного труда.

Не успела она произнести эти слова, как из-за скалы за перилами появилась какая-то фигура.

– Прекрасные стихи! – послышался возглас. – Только слишком грустные! Если продолжать в том же духе, лучших фраз вы не придумаете и у вас получится лишь нагромождение слов и притянутых выражений.

От неожиданности девушки вскочили. Приглядевшись, они узнали Мяо-юй.

– Ты как сюда попала? – удивились они.

– Я узнала, что вы любуетесь луной и наслаждаетесь игрой на флейте, – ответила Мяо-юй, – вот я и решила тоже выйти погулять, а заодно полюбоваться отражением луны в воде. Я даже не знаю, как забрела сюда. Вдруг я услышала, что вы сочиняете стихи. Меня это удивило, я остановилась и прислушалась. Последние строки показались мне замечательными, хотя от них веет грустью. Тут речь зашла о человеческих судьбах, поэтому я вышла и прервала вас. Старая госпожа уже дома, остальные тоже разошлись, все в саду спят, только ваши служанки до сих пор разыскивают вас. Вы не боитесь простыть? Идемте ко мне. Пока выпьем чаю, наступит рассвет.

– И кто бы мог подумать, что уже так поздно! – улыбнулась Дай-юй.

Они втроем направились в «кумирню Бирюзовой решетки». В нише, перед статуей Будды, продолжала теплиться лампада, в курильнице тлели благовония, даосские монахини спали, и только одна послушница сидя дремала на молитвенном коврике. Мяо-юй окликнула ее и велела вскипятить чай.

В этот момент раздался стук в ворота. Когда послушницы отперли ворота, перед ними предстали Цзы-цзюань и Цуй-люй с несколькими старыми мамками, которые пришли за своими барышнями.

Увидев, что их барышни пьют чай, они заулыбались:

– Ох и заставили же вы нас побегать! Весь сад обошли, даже у тетушки Сюэ побывали. Зайдя в одну беседку, мы увидели двух женщин, которые ночью дежурили, а сейчас отсыпаются. Мы разбудили их и спросили, не знают ли они, где вы. Они сообщили: «Только что возле беседки за оградой две девушки о чем-то разговаривали. Потом к ним подошла третья, и мы услышали, что они собираются в кумирню». Тогда мы направились сюда.

Мяо-юй тотчас приказала послушницам отвести их отдохнуть и угостить чаем, а сама взяла кисть, бумагу и тушь, попросила девушек повторить стихи, которые они только что сочинили, и записала их. Дай-юй заметила, что Мяо-юй в хорошем настроении, и сказала ей:

– Я никогда не видела тебя веселой, поэтому не осмеливалась обращаться к тебе. Не поможешь ли ты мне сейчас? Если стихи неподходящие, мы сожжем их, если же из них можно кое-что сделать, исправь их!

– Надо подумать. Критиковать необдуманно я не смею, – с улыбкой призналась Мяо-юй. – Вы использовали двадцать две рифмы. Мне кажется, самое лучшее, что можно придумать на эти рифмы, вы уже придумали, и если я возьмусь продолжать, ничего не получится. Если «к шкурке соболя приделать собачий хвост», можно лишь испортить шкурку.

Дай-юй прежде не слышала, чтобы Мяо-юй сочиняла стихи, и, видя, что она заинтересовалась, поспешно сказала:

– Ты права! Но, может быть, мы сочинили плохо, а у тебя получится лучше.

– Хорошо, посмотрим, что выйдет. Только придется обратиться к действительности, – сказала Мяо-юй. – Ведь если отбросить подлинные чувства и подлинные события и приняться за поиски чего-то удивительного и сверхъестественного, это значит исказить жизнь женских покоев и выйти за пределы темы.

– Совершенно верно, – согласились Дай-юй и Сян-юнь.

Мяо-юй подняла кисть и, бормоча что-то, принялась писать, потом передала бумагу девушкам:

– Только не смейтесь! По-моему, подобные стихи следует писать так. Вначале у меня есть несколько печальных фраз, но это не беда!

Оказалось, девушка продолжила стихи Дай-юй и Сян-юнь таким образом:

 
Древние знаки
    покрыли треножник златой.
В чаше из яшмы
    румяна застыли, как сало.
Вторит свирель
    одинокому плачу вдовы.
Только служанка
    греет ее одеяло.
Феникс златой
    одиноко тоскует в шатре.
Ширма пуста —
    неразлучницы-утки расстались.
Скользко на мху —
    на морозе застыла роса.
Инея слой —
    за бамбук не схватиться рукою.
Шагом неверным
    пруд огибая кругом,
Вновь поднялась я
    к могиле, объятой покоем.
Камень причудливый,
    будто бы связанный демон.
Странное дерево,
    словно чудовище злое.
Надпись надгробная
    в утренних вьется лучах.
Ширма у входа
    покрыта рассветной росою.
Тысячи птиц
    дрогнут в замерзшем лесу,
И обезьяна
    в долине кричит одиноко.
Зная тропинки,
    можно ли сбиться с пути?!
И ручейка
    без расспросов известны истоки.
Колокол слышен
    в обители Мха у порога.
Крик петуха
    в деревушке Душистого риса.
Радость редка,
    но не знает предела тоска,
Грусти не будет —
    уйдут беспокойные мысли.
Добрые чувства
    я только себе открываю;
С кем поделиться
    изяществом вкуса могла я?
Вплоть до рассвета,
    усталость свою забывая,
Чай кипячу
    и беседой себя услаждаю.
 

За стихами следовали слова: «Ночью в праздник середины осени в „саду Роскошных зрелищ“ написаны эти тридцать пять парных фраз на одну рифму».

Дай-юй и Сян-юнь, бесконечно восхищаясь стихами Мяо-юй, говорили:

– Мы ищем чего-то далекого! А у нас здесь находится такая замечательная поэтесса! Теперь мы каждый день будем ходить к ней и состязаться в поэтическом мастерстве!

– Завтра мы придадим этим стихам литературную обработку, – с улыбкой сказала Мяо-юй. – Сейчас уже светает, пора и отдохнуть!

Дай-юй и Сян-юнь попрощались с нею и в сопровождении своих служанок отправились домой. Мяо-юй проводила девушек до ворот, долго смотрела им вслед, потом вновь заперла ворота и ушла к себе. Но это уже не столь важно.

Между тем Цуй-люй говорила Сян-юнь:

– Нас ждут у старшей госпожи Ли Вань. Не пойти ли туда?

– Зайди и скажи, чтобы меня не ждали, – ответила Сян-юнь, – пусть ложатся спать! Если мы туда придем, значит потревожим больную. Лучше я пойду к барышне Линь Дай-юй!

Они направились в «павильон реки Сяосян». Там почти все уже спали. Девушки вошли в комнату, сняли с себя украшения, умылись и улеглись отдыхать.

Цзы-цзюань опустила полог, унесла лампу, потом заперла дверь и ушла к себе.

Сян-юнь, которая после праздника все еще была возбуждена, никак не удавалось уснуть. Дай-юй часто страдала бессонницей и сегодня легла не вовремя, поэтому она тоже не могла уснуть. Обе они то и дело ворочались с боку на бок.

– Что это тебе не спится? – спросила Дай-юй подругу.

– Я очень возбуждена, да и пришлось много ходить, так что лучше всего сейчас просто полежать, – ответила Сян-юнь. – А ты почему не спишь?

– Я не сплю не только сегодня, – вздохнула Дай-юй. – За весь год мне удалось лишь ночей десять поспать как следует.

– Да, странная у тебя болезнь! – согласилась Сян-юнь.

Если вы хотите узнать о последующих событиях, прочтите семьдесят седьмую главу.

Глава семьдесят седьмая, повествующая о том, как прекрасная девушка была несправедливо обвинена в разврате и как прелестные актрисы, отрекшись от мирских чувств, ушли в монастырь

Тем временем праздник середины осени миновал, и состояние Фын-цзе понемногу стало улучшаться – она была еще не совсем здорова, но уже могла двигаться и даже выходить из дому. Госпожа Ван приказала ежедневно приглашать врача. Врач прописал больной укрепляющее лекарство.

В рецепте значилось два ляна женьшеня высшего сорта, и госпожа Ван приказала служанкам найти женьшень. Служанки долго искали, но нашли лишь несколько корешков толщиной со шпильку, завалявшихся в маленькой коробочке. Госпоже Ван женьшень этот показался плохим, и она велела искать еще, но был найден лишь пакет с измельченными, тоненькими, как волоски, усиками от корня.

– Когда что-нибудь понадобится – ни за что не сыщешь! – вспылила госпожа Ван. – Сколько раз твердила, чтоб вы проверили все лекарства, какие у нас есть, и сложили их в одно место, а вы пропускали мои слова мимо ушей и разбросали все куда попало.

– У нас больше нет женьшеня, – осмелилась возразить Цай-юнь. – Все, что было, недавно забрала госпожа из дворца Нинго.

– Глупости! – заявила госпожа Ван. – Надо поискать еще.

Цай-юнь долго искала и, обнаружив наконец еще несколько пакетиков с лекарствами, сказала госпоже Ван:

– Мы в лекарствах ничего не понимаем, посмотрите сами, госпожа! Кроме этого, ничего нет!

Госпожа Ван внимательно просмотрела пакетики. И как выяснилось, она сама забыла, какие в них лекарства, однако ни одного корешка женьшеня не обнаружила, поэтому послала спросить, нет ли женьшеня у самой Фын-цзе.

Фын-цзе пришла к ней и сказала:

– У меня тоже остались только обломки корешков женьшеня. Есть, правда, несколько целых корешков, но не очень хороших, и они нужны для приготовления лекарств, которые я принимаю ежедневно.

Госпоже Ван не оставалось ничего иного, как обратиться к госпоже Син. Та ответила, что ей самой недавно пришлось занимать женьшень у Фын-цзе, но и тот она израсходовала. Тогда госпожа Ван решила спросить о женьшене у матушки Цзя. Матушка Цзя приказала Юань-ян принести пакет с имевшимся у нее женьшенем, все корни которого были по крайней мере толщиною в палец, отвесить два ляна и дать госпоже Ван. Госпожа Ван передала женьшень жене Чжоу Жуя, чтобы та послала мальчика-слугу к врачу спросить, годится ли он, а заодно попросить его посмотреть, какие лекарства находятся в пакетиках, и на каждом пакетике написать название.

Через некоторое время жена Чжоу Жуя возвратилась с лекарствами и сообщила:

– На всех пакетиках названия лекарств написаны. Что же касается женьшеня, то врач сказал, что он несомненно высокосортный, но слишком залежавшийся; женьшень нельзя сравнивать с другими вещами – даже самый лучший корень, пролежав сто лет, сам собой обратится в золу. Ваш женьшень, хотя еще не обратился в золу, но подпортился и утратил свои ценные качества. Врач просил передать вам, что толщина корня не имеет никакого значения, так что можно употреблять любой женьшень, только бы он был свежим.

Госпожа Ван опустила голову, долго и сосредоточенно думала и наконец произнесла:

– Ничего не поделаешь, придется купить два ляна! Уберите все это, – распорядилась она, даже не желая смотреть, что написал врач, и, обращаясь к жене Чжоу Жуя, добавила: – Скажи слугам, чтобы они купили два ляна женьшеня взамен этого. Если старая госпожа начнет расспрашивать, ничего ей не говорите – пусть думает, что употребили тот женьшень, который дала она.

Жена Чжоу Жуя собралась уходить, но в этот момент Бао-чай, сидевшая здесь же, с улыбкой сказала:

– Тетушка, погодите! Хорошего женьшеня сейчас все равно не достанешь! Если у какого-нибудь торговца и есть целый корень, он непременно разрежет его на две-три части, незаметно подставит к нему усики и продаст по частям. Так что нельзя слишком гоняться за толстыми корнями. Мой брат имеет дело с торговцами женьшенем, и я попрошу маму, чтобы она велела ему через приказчика достать два ляна женьшеня в целых корешках. Если за него придется уплатить подороже – не беда, зато можно быть уверенным, что женьшень хороший.

– Какая ты умница! – проговорила растроганная госпожа Ван. – Что ж, придется тебе самой это устроить!

Бао-чай ушла. Вернувшись через довольно долгое время, она сообщила:

– Я уже послала человека, к вечеру все будет известно. Если он достанет, завтра утром можно будет отнести врачу.

Госпожа Ван, разумеется, была очень рада такому известию и только воскликнула:

– «Сапожник всегда ходит без сапог!» Когда у меня был женьшень, я раздавала его, а сейчас приходится выпрашивать.

Она вздохнула.

– Женьшень стоит дорого! Но ради больного нельзя жалеть денег, – заметила Бао-чай. – Мы ж не темные некультурные люди, которые, приобретя жалкий корешок женьшеня, прячут его, словно драгоценность, и трясутся над каждой его крошкой.

– Ты права, – согласилась госпожа Ван, кивая головой.

Затем Бао-чай удалилась. Тогда госпожа Ван поманила к себе жену Чжоу Жуя и потихоньку спросила ее:

– Обыск в саду дал результаты?

Жена Чжоу Жуя, предварительно договорившись с Фын-цзе, рассказала госпоже Ван все, что удалось обнаружить.

Госпожа Ван встревожилась. Но, вспомнив, что Сы-ци является служанкой Ин-чунь, не осмелилась ничего предпринимать и велела доложить обо всем госпоже Син.

– Госпожа Син возмущается, что жена Ван Шань-бао сует нос не в свои дела, – продолжала рассказывать жена Чжоу Жуя. – Жена Ван Шань-бао получила за это по щекам, сидит дома, притворяясь больной и не смея никуда высунуть носа. Она пострадала еще из-за внучки Сы-ци, и ей остается делать вид, будто ничего не случилось. Если доложить обо всем старшей госпоже Син, она может подумать, что мы тоже лезем не в свои дела, так что мне кажется, нужно взять с собой Сы-ци, захватить заодно вещественные доказательства и только тогда идти к старшей госпоже. Разве нам не будет меньше хлопот, если она прикажет поколотить Сы-ци и назначить на ее место другую служанку? Если же идти с пустыми руками, старшая госпожа может сказать: «Пусть ваша госпожа сама принимает меры! Зачем вы пришли ко мне?» Так мы только затянем дело! А если та девчонка покончит с собой, будет еще хуже! Но и медлить нельзя – другие слуги увидят, что никаких мер не принимают, и устроят новые безобразия.

– Пожалуй, это верно, – немного подумав, согласилась госпожа Ван. – Так и нужно сделать, а потом займемся и нашими чертовками!

Жена Чжоу Жуя решила действовать незамедлительно. Взяв с собой нескольких женщин, она отправилась к Ин-чунь и передала ей приказание госпожи Ван. Ин-чунь было тяжело расставаться с Сы-ци, так как их связывала многолетняя дружба, но, зная от других служанок, что речь идет о нравственности, Ин-чунь вынуждена была поступиться своими чувствами и решила распрощаться со служанкой.

Сы-ци надеялась, что Ин-чунь спасет ее, но та была слишком робкой и неспособной на решительные действия. Убедившись, что надеяться больше не на что, Сы-ци опустилась на колени перед Ин-чунь и со слезами на глазах проговорила:

– Какая вы жестокая, барышня! Вы обещали мне помочь! Неужели вы не замолвите слова за меня?

– Неужели ты надеешься, что барышня оставит тебя? – оборвала ее жена Чжоу Жуя. – Даже если б она тебя оставила, как ты будешь смотреть в глаза своим подругам, живущим в саду? Послушайся моего совета, поскорее уходи отсюда, чтобы никто ни о чем не знал. Так для всех будет лучше!

В это время Ин-чунь была погружена в чтение, но, услышав эти слова, перестала читать. Отвернувшись, она молча сидела, бессмысленно глядя перед собой.

Жена Чжоу Жуя наседала на Сы-ци:

– Такая большая и не понимаешь, что натворила! Поставила в неудобное положение свою барышню, а теперь осмеливаешься просить ее помочь!

Ин-чунь наконец не выдержала и решила вмешаться.

– Ты помнишь, сколько лет жила у нас Жу-хуа? – обратилась она к служанке. – А ведь она ушла, как только ей сказали, что ей здесь не место! Это касается не только вас двоих – все взрослые девушки рано или поздно должны будут уйти из сада. Все равно нам придется расстаться, поэтому лучше тебе уйти сейчас.

– Вы рассуждаете очень разумно, барышня, – поддержала ее жена Чжоу Жуя. – Пусть она не беспокоится, завтра выгонят кое-кого еще!

Сы-ци ничего не оставалось, как отвесить поклон Ин-чунь и распрощаться со служанками. После этого она наклонилась к уху Ин-чунь и прошептала:

– Если вы узнаете, что мне слишком тяжело, барышня, заступитесь за меня! Ведь это ваш долг в отношении служанки, которая так долго служила вам!

– Об этом не беспокойся, – едва сдерживая слезы, обещала Ин-чунь.

Затем Сы-ци вышла в сопровождении жены Чжоу Жуя. Другие женщины с вещами, принадлежащими Сы-ци, вышли следом.

Не успели они сделать и нескольких шагов, как их догнала Сю-цзюй. Она бросилась к Сы-ци, дала ей шелковый сверток и сказала:

– Это тебе дарит барышня! Она хочет, чтоб ты сохранила о ней память, потому что пути хозяйки и служанки разошлись.

Принимая подарок, Сы-ци невольно разрыдалась. Вместе с нею расплакалась и Сю-цзюй.

Жене Чжоу Жуя не терпелось поскорее уйти отсюда. Она стала торопить девушек, и те вынуждены были расстаться.

– Тетушка, хоть вы посочувствуйте мне! – взывала Сы-ци к жене Чжоу Жуя. – Отдохните немного и дайте мне попрощаться со своими подругами!

Но у жены Чжоу Жуя и сопровождающих ее служанок были свои дела, и они выполняли приказ лишь поневоле. К тому же они давно ненавидели служанок из сада за их заносчивость, поэтому они оставались глухи к мольбам девушки.

– Иди-иди, не оттягивай время! – с усмешкой сказала ей жена Чжоу Жуя. – Нам некогда! Да и какие у тебя тут могут быть подруги? Жила с ними рядом – и ладно, что тебе от них нужно? Еще раз говорю: иди быстрее!

Наконец они добрались до задней калитки сада. Сы-ци уже больше не осмеливалась просить их задержаться и молча вышла.

В это время в сад входил Бао-юй. Увидев Сы-ци и женщин, несших за нею вещи, он сразу понял, что Сы-ци уходит навсегда и ему больше никогда не придется с ней встретиться. Кроме того, он слышал о ночном происшествии и заметил, что с того дня болезнь Цин-вэнь усилилась; однако, когда он хотел узнать у нее, в чем дело, она не сказала ему правду. И вот сейчас, когда он увидел Сы-ци, у него похолодела душа, он поспешно бросился к девушке и спросил ее:

– Ты куда?

Жена Чжоу Жуя и сопровождавшие ее женщины прекрасно знали характер Бао-юя и стали опасаться, как бы он не помешал им. Поэтому жена Чжоу Жуя выступила вперед и сказала:

– Это вас не касается, занимайтесь своими книжками!

– Погодите, – улыбаясь, сказал им Бао-юй, – я найду способ все уладить!

– Что вы хотите делать? Ваша матушка приказала не оставлять ее здесь ни на минуту, – возразила жена Чжоу Жуя. – Я выполняю приказ вашей матушки, остальное меня не касается.

Сы-ци уцепилась за рукав Бао-юя и умоляла его:

– Барышня побоялась за меня заступиться, попросите хоть вы!

Ее слова расстроили Бао-юя, и, едва сдерживая слезы, он произнес:

– Я не знаю, в чем ты провинилась. Цин-вэнь от расстройства недавно заболела, теперь тебя уводят… Что же делать?

– Ты не барышня, и если не будешь слушаться, я тебя побью! – пригрозила девушке жена Чжоу Жуя. – Не думай, что твоя барышня тебя защитит и тебе можно делать что угодно! Идем, говорят тебе. Только увидела молодого человека, сразу и липнешь к нему!

Женщины подхватили Сы-ци и потащили из сада. Бао-юй, боясь, как бы не пошли всякие сплетни, ничего не сказал и лишь с ненавистью посмотрел женщинам вслед. Только когда они отошли на почтительное расстояние, он зло выкрикнул:

– Почему замужние женщины такие мерзкие! Они хуже мужчин! Убить их мало!

Женщины, дежурившие у ворот сада, слышали эти слова и рассмеялись:

– По-вашему, выходит, что хороши только девушки, а как только они выходят замуж, сразу портятся?

– А что, не так?! – вспыхнул Бао-юй.

В это время к женщинам подошли старухи и предупредили:

– Будьте настороже, в сад пришла госпожа Ван проверять служанок. Она приказала мне вызвать сюда жену старшего брата Цин-вэнь, чтобы она забрала эту девчонку со «двора Наслаждения розами»… Амитофо!.. Всем станет легче, когда выпроводят эту ведьму!

Едва Бао-юй услышал, что госпожа Ван пришла в сад проверять служанок, ему сразу стало понятно, что с Цин-вэнь придется расстаться, и он со всех ног бросился домой, не слушая, что говорят женщины.

Когда он достиг «двора Наслаждения розами», там уже была целая толпа народу. Госпожа Ван сидела в комнате; она была так разгневана, что даже не обратила внимания на Бао-юя.

Цин-вэнь, у которой уже несколько дней не было ни крошки во рту, грязную и растрепанную стащили с кана. Она была настолько слаба, что двум женщинам приходилось вести ее под руки.

– Вышвырните ее отсюда в чем она есть, – распоряжалась госпожа Ван. – Остальную ее одежду раздайте хорошим служанкам!

Затем она приказала вызвать всех служанок, которые прислуживали Бао-юю, и по отдельности каждую внимательно осмотрела.

Дело в том, что госпожа Ван больше всего боялась, как бы служанки не научили Бао-юя чему-нибудь дурному, поэтому она решила сама проверить всех, начиная от Си-жэнь и кончая девочками, которых использовали во дворе для черной работы.

– У кого день рождения совпадает с днем рождения Бао-юя? – спросила она.

Никто из служанок не отозвался. Тогда выступила вперед одна из старых мамок и доложила:

– У служанки Хуэй-сян, которую зовут еще Сы-эр.

Госпожа Ван подозвала девочку и внимательно оглядела ее. Хотя красотой Сы-эр не шла ни в какое сравнение с Цин-вэнь, но все же она не лишена была свежести и привлекательности, в ней чувствовался ум и утонченные манеры, да и одета она была не так, как другие служанки.

– Тоже бесстыжая тварь! – усмехнувшись, произнесла госпожа Ван. – Это ты говорила: «Тем, кто родился в один день, предназначено стать мужем и женой»? Думаешь, я ни о чем не ведаю? Так знай же, хотя я бываю тут редко, глаза и уши мои постоянно здесь! Неужто я позволю вам совращать моего единственного сына?!

Видя, что госпожа Ван повторяет слова, которые Сы-эр сама когда-то сказала Бао-юю, девочка невольно покраснела, опустила голову и заплакала.

– Позовите ее родственников, пусть заберут ее и выдадут замуж, – распорядилась госпожа Ван. – А где Фан-гуань?

Фан-гуань приблизилась к ней.

– Эти певички, разумеется, самые распутные! – крикнула госпожа Ван. – В прошлый раз вам всем предлагали разъехаться по домам, но вы не захотели! Так нужно было вести себя посдержаннее! А ты вместо этого стала подбивать Бао-юя на дурные поступки!

– Я ни на что его не подбивала! – набравшись смелости, возразила Фан-гуань.

– Ты еще пререкаешься! – усмехнулась госпожа Ван. – Да я уж не говорю о других – ты своей приемной матери житья не даешь! Позовите ее приемную мать, пусть заберет эту дрянь! Пусть для нее найдет жениха, какого ей захочется! Вещи тоже отдайте ей!

Затем она распорядилась, чтобы ни одна из девочек-актрис, которых когда-то роздали в услужение барышням, не оставалась в саду – всех велено было отдать обратно приемным матерям и приказать им по своему усмотрению просватать девочек и выдать замуж.

Как только госпожа Ван отдала это приказание, женщины, считавшиеся приемными матерями девочек-актрис, бросились благодарить ее и кланяться, забрали девочек и, очень довольные, увели их к себе.

После этого госпожа Ван осмотрела вещи Бао-юя. Все, что казалось ей хоть немного подозрительным, она приказывала отложить, чтобы забрать к себе.

– Теперь все в порядке, – решила наконец она, – по крайней мере не будет сплетен… Вы тоже будьте осторожнее! – приказала она Си-жэнь и Шэ-юэ. – Если еще что-нибудь случится, я не прощу! Поскольку вас обыскивали, я в этом году вас больше тревожить не буду, но на будущий год всех выгоню, чтоб здесь стало почище!

Она отказалась от чая, встала и в сопровождении толпы женщин отправилась проверять служанок в других местах.

Но не будем забегать вперед и обратимся к Бао-юю. Сначала он думал, что госпожа Ван просто пришла устроить обыск у служанок. Он даже не предполагал, что его мать может так разгневаться. Но когда она повторила в точности то, о чем он говорил в интимных беседах со служанками, он понял, что теперь ничем не сможет помочь. Хотя он был огорчен и проклинал себя, что не может умереть тут же на глазах у всех, но, видя, как разгневана мать, не осмелился возразить ей ни слова. Когда госпожа Ван вышла, он проводил ее до «беседки Струящихся ароматов». Только здесь госпожа Ван обратилась к нему и строго наказала:

– Хорошенько учись! Смотри, скоро я займусь тобой!

Бао-юй направился домой, дорогой размышляя:

«Кто же проболтался? Откуда она знает все разговоры? Ведь никому из посторонних не известно, что у нас тут делается…»

Он вошел в комнату и увидел Си-жэнь всю в слезах. Да и сам он разве мог не расстраиваться, если выгнали его лучшую служанку? Бао-юй не выдержал, упал на кровать и разразился рыданиями.

Си-жэнь понимала, что он расстроен из-за Цин-вэнь, и старалась его утешить:

– Плакать бесполезно! Вставай, послушай меня! Цин-вэнь уже поправилась, она поедет домой и несколько дней спокойно отдохнет. Если ты на самом деле сильно привязан к ней, подожди, пока гнев госпожи утихнет, и попроси старую госпожу, чтобы она приказала вернуть девочку. Госпожа поверила чьим-то сплетням и сгоряча обошлась с Цин-вэнь слишком круто.

– Я все же не понимаю, какое преступление совершила Цин-вэнь! – воскликнул Бао-юй.

– Госпожа просто думает, что поскольку девочка красива, стало быть, она легкомысленна! Госпожа убеждена, что красивые девушки никогда не бывают серьезными, и поэтому у нее были подозрения насчет Цин-вэнь. Если бы тебя окружали только такие грубые и неуклюжие, как я, госпоже было бы спокойнее.

– Выходит, красавицы не могут быть серьезными? – спросил Бао-юй. – А разве тебе не известно, что среди красавиц древности было много серьезных и скромных?.. Но не в этом дело! Меня интересует, каким образом матушке стало известно о всех наших разговорах? Это самое странное! Ведь никто из посторонних не мог рассказать ей!..

– А ты разве остерегаешься? Как только войдешь в азарт, – начинаешь болтать что попало, невзирая на окружающих. Я тебе подаю украдкой знаки, все это видят – только ты один ничего не замечаешь.

– Но почему, зная обо всех наших проделках, госпожа не выгнала ни тебя, ни Шэ-юэ, ни Цю-вэнь? – не унимался Бао-юй.

Си-жэнь такой вопрос застал врасплох, она долго молчала, опустив голову, а затем сказала:

– И в самом деле! Как это госпожа забыла о нас? Ведь мы тоже иногда допускали неосторожные шутки. Наверное, она сейчас занята другими делами, но, когда освободится, определенно постарается избавиться и от нас.

– Ведь ты добродетельная девушка, изгнанных служанок воспитывала ты, за что же тебя должны наказывать? – возразил Бао-юй. – О Фан-гуань я не говорю, она чересчур уж дерзкая, вечно задирает других и сама нажила себе неприятность. Что касается Сы-эр, то это я повредил ей. Все началось с того дня в прошлом году, когда мы с тобой поссорились и я позвал ее на разную мелкую работу в комнатах. Все видели, что я отношусь к ней хорошо, и, как часто бывает, стали опасаться, как бы она не отняла у кого-либо из вас места. Вот почему они постарались оклеветать ее, чтобы ее отсюда убрали. Однако Цин-вэнь!.. Ведь она занимала в доме такое же положение, как ты, она тоже с детства прислуживала старой госпоже, и хотя она красивее других служанок, но никогда никому не становилась поперек дороги. Она непосредственна и бойка на язык, однако я никогда не замечал, чтобы она кого-нибудь обидела. Видимо, ты права – она пострадала только из-за того, что слишком красива!

Бао-юй снова залился слезами.

Си-жэнь задумалась над словами Бао-юя. Ей показалось, что он подозревает, будто она донесла обо всем госпоже Ван, поэтому она сочла неудобным продолжать утешать его и со вздохом сказала:

– Небо все знает! Сейчас все равно не установишь, кто мог наговорить, так что плакать бесполезно!

– Она же с детства была избалованной, никогда ей не приходилось терпеть невзгоды, – горько улыбнулся Бао-юй. – А сейчас орхидея расцвела, а ее бросили свиньям! Она несправедливо обижена, тяжелобольна, вдобавок у нее нет ни родного отца, ни любящей матери, есть только старший брат, да и тот пьяница! Разве сможет она прожить у него месяц или хотя бы полмесяца? Нет, больше мне ее никогда не увидеть!

При этой мысли ему стало еще тяжелее.

– Ты словно тот человек, который «чиновникам позволяет разжигать целые костры, а простому человеку запрещает зажечь даже лампу»! – улыбнулась Си-жэнь. – Стоит нам произнести неосторожное слово, ты заявляешь, что это может принести несчастье, а сейчас, когда Цин-вэнь ушла, ты начинаешь сам говорить вещи, способные накликать беду. Что все это значит?

– Никакую беду я на нее не накликаю, – проговорил Бао-юй, – нынешней весной было предзнаменование…

– Какое предзнаменование?

– На райской яблоньке ни с того ни с сего засохла половина цветов, – рассказал Бао-юй. – Я сразу понял, что должно произойти несчастье, и теперь оказывается, что это предзнаменование касается Цин-вэнь.

– Мне не хотелось говорить, – засмеялась Си-жэнь, – но я не могу удержаться: ты стал суеверен, как старая бабка. Ну разве может культурный человек говорить такие глупости?!

– Что ты понимаешь! – вздохнул Бао-юй. – Не только травы и деревья, но и все живое в Поднебесной, обладающее чувствами и разумом, подобно человеку способно подавать вещие знаменья. Для примера можно привести можжевеловые деревья перед храмом Кун-цзы и траву тысячелистник на его могиле, кипарисы перед кумирней Чжугэ Ляна[17]17
  Чжугэ Лян – знаменитый полководец и государственный деятель III в.


[Закрыть], сосны на могиле Юэ Фэя…[18]18
  Юэ Фэй – прославленный национальный герой, боровшийся против иноземных захватчиков в XII в.


[Закрыть] Все они обладают душой, и время не старит их. Когда в мире начинается смута, они засыхают, когда наступает спокойствие, они расцветают вновь. Так было неоднократно за многие века их существования. Поэтому к таким явлениям следует относиться как к вещим знамениям! Но можно привести и менее значительные события. Неужели гортензии у беседки Шэньсян, построенной в честь Ян Гуй-фэй, или вечнозеленые травы на могиле Ван Чжао-цзюнь не являли знамений?.. Почему же в таком случае наша яблонька не могла быть связана с судьбой человека?

Слова Бао-юя показались Си-жэнь бредом сумасшедшего, ей стало смешно и вместе с тем грустно, и она сказала:

– Поистине, твои речи могут вывести из себя любого! Ну что собой представляет Цин-вэнь? И как ты можешь сравнивать ее с великими людьми? Я тебе скажу: пусть она и хороша, но все же не лучше меня, и если яблонька засохла, это скорее может относиться ко мне, чем к ней. Может быть, это знамение указывает, что я должна умереть!

Бао-юй зажал ей рот рукой.

– Зачем ты так говоришь? Не успел я сказать слово, как ты невесть что понесла! Не упоминай больше об этом, и так уже трех служанок прогнали! Хочешь быть четвертой? Молчи лучше!

Слушая такие слова, Си-жэнь в душе обрадовалась и сказала:

– Вот и хорошо, а то наш разговор, наверное, никогда бы не кончился…

– Кстати, сестра, не согласишься ли ты выполнить мою просьбу? – спросил Бао-юй. – Ведь говорится: «Можно обманывать высших, но нельзя обижать низших»! Вещи Цин-вэнь пока здесь – не возьмешься ли ты отослать их ей? Кроме того, у нас есть несколько связок монет, которые мы сберегли… Отдай их Цин-вэнь на лечение. Ведь вы с нею были как сестры, и помочь ей – твой долг…

– Ты, видно, считаешь меня бессердечной! – заметила Си-жэнь. – Неужели я стала бы ждать, пока ты мне об этом скажешь?! Я уже все предусмотрела, собрала ее вещи и держу наготове в своей комнате. Но отослать их сейчас нельзя – вокруг много глаз, увидят, и снова получится неприятность. А как только настанет вечер, я велю няне Сун потихоньку все отнести Цин-вэнь. Деньги, которых я набрала за последнее время несколько связок, тоже отнесут ей!