Текст книги "«Б» - значит беглец (ЛП)"

Автор книги: Сью Графтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

17

Доктор Дюнн появился из ванной полностью одетым, в зеленых слаксах с белым ремнем, спортивной рубашке в розовую и зеленую клетку, белых мокасинах и розовых носках.

Ему не хватало только белой спортивной куртки, чтобы составить комплект, известный как «полный Кливленд», очень популярный между бонвиванами среднего возраста на среднем западе. У него были густые белые волосы, еще влажные, зачесанные назад. Кончики уже завивались вокруг ушей. Лицо доктора было полным, розовым, с очень голубыми глазами под необычно белыми бровями. Он был примерно 1.85 ростом и весил лишних двадцать пять кило – результат хорошей пищи и напитков, которые он носил перед собой, как на шестом месяце беременности. Почему все мужики в этом городе в такой плохой форме?

Он остановился, увидев меня.

– Да, мэм, – ответил он на вопрос, который я еще не задала.

Я наполнила голос теплотой, симулируя любезность.

– Здравствуйте, доктор Дюнн. Я Кинси Миллоун, – сказала я, протягивая руку.

Он слегка пожал мне руку тремя пальцами.

– Персоналом занимаются в комнате в конце коридора, но мы сейчас никого не нанимаем.

Мы не откроемся до первого апреля.

– Я не ищу работу. Мне нужна информация о вашей бывшей пациентке.

Его глаза приняли выражение докторского превосходства.

– И кто бы это мог быть?

– Джин Тимберлейк.

Язык его тела сменился на код, который я не могла прочесть.

– Вы из полиции?

Я покачала головой. – Я частный детектив, меня нанял…

– Тогда я не могу вам помочь.

– Не возражаете, если я сяду?

Он уставился на меня без выражения, привыкший, что его заявления принимают как закон.

Он, наверное, никогда не имел дела с настырными людьми, такими, как я. Он был защищен от публики своей секретаршей, своей лаборанткой, своей медсестрой, своей бухгалтершей, своей женой – целой армией женщин, хранящих Доктора в безопасности и неприкосновенности.

– Наверное, я плохо объяснил, мисс Миллоун. Нам нечего обсуждать.

– Очень жаль, – сказала я спокойно. – Я пытаюсь узнать, кто был ее отцом.

– Кто впустил вас сюда?

– Дежурная только что говорила с вашей женой, – сказала я, что было правдой, но не относилось к делу.

– Юная леди, я собираюсь попросить вас уйти. Я никогда не дам вам информацию о Тимберлейках. Я был персональным врачом этой семьи годами.

– Я понимаю. Я не прошу вас нарушить конфеденциальность…

– Конечно, просите!

– Доктор Дюнн, я хочу найти убийцу. Я знаю, что Джин была незаконнорожденной.

У меня есть копия ее свидетельства о рождении, где говорится, что отец неизвестен. Я не вижу причины защищать этого мужчину, если вы знаете, кто это был. Если не знаете, просто скажите об этом и сэкономьте нам обоим время.

– Черт возьми, это возмутительно, вторгаться сюда таким образом! Вы не имеете права совать нос в прошлое бедной девочки. Извините, – сказал он мрачно, пересекая комнату.

– Элва! – закричал он. – Эл!!

Я слышала, как кто-то целеустремленно стучит в конце коридора. Положила свою визитку на край стола.

– Я в мотеле Оушен стрит, если надумаете помочь.

Я была на полпути к двери, когда появилась миссис Дюнн. Она еще была в теннисной одежде, бледные щеки раскраснелись. Я видела, что она меня узнала после первого визита.

Мое возвращение не приветствовалось с радостью, на которую я надеялась. Она держала свою ракетку, как топорик, деревянным ободком вперед. Я попятилась, не спуская с нее глаз.

Я обычно не боюсь женщин, похожих на лошадь, с большими ногами, но она уже пересекла границу моего психологического пространства. Она подвинулась вперед на шаг и стояла так близко, что я чувствовала запах ее дыхания, небольшое удовольствие.

– Я надеялась получить помощь в работе над делом, но вижу, что ошиблась.

– Звони в полицию, – сказала она ему.

Без всякого предупреждения она подняла ракетку, как самурайский меч. Я откинулась назад, когда ракетка пикировала на меня.

– У, леди! Вы лучше следите за собой, – сказала я.

Она снова замахнулась и снова промазала. Я рефлекторно уклонилась.

– Эй! Прекратите!

Она размахнулась снова, разгоняя воздух в сантиметре от моего лица. Я отскочила назад.

Это было нелепо. Мне хотелось рассмеяться, но ракетка просвистела с такой яростью, что у меня екнуло в животе. Я танцевала назад, а она наступала. Она ударила снова и промахнулась. Ее лицо приобрело выражение жадной сосредоточенности, глаза сверкали, губы приоткрылись. За ее спиной я смутно заметила, что доктор Дюнн начал беспокоиться.

– Элва, хватит, – сказал он.

Не думаю, что она услышала, а если услышала, не обратила внимания. Она держала ракетку двумя руками и резала воздух по диагонали.

Вжик, вжик!

Промазывала на волосок, и только потому, что я реагировала быстро. Она была полностью сосредоточена, и я боялась, что если повернусь, чтобы бежать, она стукнет меня по затылку.

Такой удар, и речь пойдет о крови, ребята. Не фатально, но я предпочла бы избежать.

Вот опять ракетка. Деревянный ободок опустился, как лезвие, слишком быстро в этот раз, чтобы увернуться.

Удар пришелся на левую руку, которую я инстинктивно подняла, чтобы защитить лицо.

Раздался треск. Удар был, как белая горячая вспышка. Не могу сказать, что я почувствовала боль. Скорее, это было похоже на толчок для моей души, высвободивший агрессию.

Я ударила ее ребром ладони по губам, толкнув назад, на мужа. Они оба упали, с общим удивленным вскриком. Воздух вокруг меня ощущался белым, пустым и чистым. Я сгребла ее за рубашку со злобной силой и подняла на ноги. Не задумываясь, я ударила ее, отметив чуть позже чмокающий звук, когда мой кулак соединился с ее лицом.

Кто-то сзади схватил меня за руку. Регистраторша вцепилась в меня, бессвязно крича. Левой рукой я все еще держала Элву за рубашку. Она пыталась вырваться и визжала от страха, широко раскрыв глаза.

Я пришла в себя и опустила руку. Она облегченно вздохнула, уставившись на меня с изумлением. Не знаю, что она видела в моем лице, но знаю, что я видела в ее. У меня кружилась голова от энергии, счастье переполняло, как чистый кислород. Что-то есть в физической стычке, что наполняет энергией и освобождает, вливая в тело древнюю химию – дешевый возбудитель, имеющий иногда смертельный эффект. Удар в лицо – это самое большое оскорбление, и нельзя предсказать, что получишь в ответ. Я видела, как незначительные диспуты в баре заканчивались смертью из-за пощечины.

Ее рот уже распух, зубы окрасились кровью. Возбуждение дошло до пика и угасло. Теперь я чувствовала, как боль пульсирует в моей руке, и я покорилась этой пульсации, тяжело дыша.

Синяк представлял собой ярко-синюю вертикальную линию, красный рубец распространял кровавое облако под кожу. Могу поклясться, что видела вспухающую линию, там, куда пришелся край ракетки, которой меня огрела теннесистка-любительница со злобным характером. Это все было таким идиотизмом. Мне еще повезло, что я не попалась ей после игры в гольф. Она бы измолотила меня в пюре своей клюшкой.

Саднили костяшки на пальцах, где я содрала кожу об ее зубы. Надеюсь, ее вакцинация от бешенства не просрочена.

Элва принялась жалобно плакать, принимая статус жертвы, хотя это она сама на меня набросилась! Что-то во мне шевельнулось, и появилось большое желание стукнуть ее еще раз, но правда была в том, что рука болела, и необходимость позаботиться о себе взяла верх.

Доктор Дюнн увел жену в свой офис. Регистраторша в оранжевом пиджаке устремилась за ними, а я облокотилась о стену, переводя дыхание. Он мог звонить в полицию, но меня это не особенно волновало.

Через минуту доктор вернулся, полный успокаивающих извинений и заботливых советов.

Все, чего мне хотелось – это убраться подальше отсюда, но он настоял на осмотре моей руки, заверяя, что она не сломана. Боже, он думает, что я идиотка? Конечно, не сломана.

Он потащил меня в отельный лазарет, где промыл мне руку. Он определенно волновался, и это заинтересовало меня больше всего.

– Мне очень жаль, что вы с Элвой поссорились.

Он смазал мне руку кусачим дезинфектором, не сводя глаз с моего лица, чтобы увидеть реакцию.

Я ответила, – Вы знаете женщин. У нас бывают маленькие размолвки.

Он, видимо, не понял иронии.

– Она хотела меня защитить. Я уверен, она не хотела вас обидеть. Она так расстроилась, что мне пришлось дать ей успокоительное.

– Надеюсь, вы держите инструменты под замком. Я бы не захотела увидеть леди с гаечным ключом.

– Думаю, нам лучше постараться забыть этот инцидент.

– Вам легко говорить.

Я разминала правую руку, любуясь, как пластырь в виде бабочки прикрыл ссадину, оставленную передними зубами Элвы.

– Я так понимаю, что вы все еще не хотите дать мне информацию о Джин Тимберлейк.

Он подошел к раковине и начал мыть руки, стоя ко мне спиной.

– Я видел ее в тот день, – сказал он ровным тоном. – Полиции я сказал то же самое.

– В тот день, когда ее убили?

– Правильно. Она пришла в мой офис, когда получила результат теста на беременность.

– Почему она не попросила сделать тест вас?

– Не могу сказать. Возможно, она стыдилась положения, в котором оказалась. Она сказала, что умоляла доктора в Ломпоке сделать ей аборт. Он отказался, а я был следующим в ее списке.

Он тщательно вытер руки и повесил полотенце на вешалку.

– И вы отказали?

– Конечно.

– Почему «конечно»?

– Не считая факта, что в то время аборты были запрещены, я бы никогда не сделал этого. Ее мать пережила внебрачную беременность. Не было причины дочери не сделать того же. Это не конец света, хотя ей и казалось наоборот. Она сказала, что это разрушит ей жизнь, но это неправда.

Разговаривая, он отпер шкафчик и достал большую банку с таблетками. Отсыпал пять штук в маленький конверт, который протянул мне.

– Что это?

– Тайленол с кодеином.

Я не думала, что нуждаюсь в обезболивающих, но сунула конвертик в сумку. При моей работе я нередко получаю травмы.

– Вы рассказали матери Джин, что происходит?

– К сожалению, нет. Джин была несовершеннолетней, и я должен был проинформировать ее мать, но я согласился держать все в секрете. Я бы хотел, чтобы я рассказал. Может, все сложилось бы по-другому.

– И вы не знаете, кто был отцом Джин?

– Я бы приложил к руке лед. Если сильно распухнет, приходите ко мне. В офис, если не возражаете. Это бесплатно.

– Она не говорила вам, с кем встречается?

Доктор Дюнн вышел из комнаты, не сказав ни слова.

Я нашла на заднем сидении машины рубашку с длинными рукавами и надела поверх футболки, чтобы скрыть радугу синяков на руке. Посидела некоторое время, откинув голову назад, пытаясь мобилизовать силы для дальнейших действий. Сил не было. Было только четыре часа, а я чувствовала, что день длится вечно. Так много вещей тревожило меня.

Тэп, с его ружьем, заряженном солью. Исчезнувшие 42 тысячи долларов. Кто-то маневрировал, ускользал туда и сюда, как расплывчатая фигура в тумане. Я ловила ее взглядом, но разглядеть лицо было невозможно.

Я выпрямилась и завела машину, направляясь в город, чтобы поговорить с Ройсом.

Нашла больницу на Джонсон, всего в нескольких кварталах от школы, приземистой и неопределенной архитектуры. Никакой премии архитектору.

Ройс лежал в лечебно-хирургическом отделении. Подошвы моих сапог жалобно поскрипывали на отполированных виниловых плитках. Я прошла сестринский пост, следя за номерами палат. Никто не обращал на меня внимания, когда я шла по коридору и отводила глаза, проходя мимо открытых дверей. Больные, травмированные и умирающие практически не имели никакого уединения. Краем глаза я видела, что большинство из них лежат в кроватях, в окружении цветов и открыток с пожеланиями выздоровления, с включенными телевизорами. Пахло зелеными бобами. Мне всегда кажется, что в больницах пахнет консервированными овощами.

Я подошла к комнате Ройса. Остановилась на пороге и отключила все чувства. Вошла.

Ройс спал. Он выглядел, как пленник, края кровати подняты и трубки для внутривенных вливаний, как привязь, соединяли его со столбом. Голубой пластиковый конус для кислорода покрывал его нос. Единственным звуком было его дыхание, слабо выходящее из губ, как прерывистое похрапывание. Зубы его забрали, видимо, чтобы не покусал себя до смерти.

Я стояла возле кровати и смотрела на него.

Он вспотел, и волосы слиплись на лбу длинными прядями. Руки лежали на простыне ладонями вверх, большие и худые, пальцы подергивались время от времени. Снились ли ему, как собаке, его охотничьи дни? Через месяц его не станет, этой массы протоплазмы, движимой бесконечными раздражителями, мечтами, неисполненными желаниями.

Проживет ли он достаточно, чтобы получить то, что он хотел больше всего – своего сына, Бэйли, чью судьбу он вверил моему попечению?

18

В пять тридцать я стучала в дверь Шаны Тимберлейк, уже убежденная, что никого нет дома.

Ее зеленого «плимута» не было на месте. Окна коттеджа были темны и задернутые шторы имели глухой вид необитаемости. Я безуспешно подергала дверь, всегда заинтересованная в инспекции чужой собственности без свидетелей. Уж такая у меня особенность.

Я быстро обошла дом, чтобы проверить заднюю дверь. Шана вынесла еще один мешок мусора, но через кухонное окно я видела новые кучи грязной посуды и незастеленную постель. Дом выглядел, как ночлежка.

Я вернулась в мотель. Больше всего на свете мне хотелось преклонить голову и поспать, но это никак не получалось. У меня было слишком много работы, чтобы сделать, и слишком много неприятных вопросов, чтобы задать.

Я вошла в офис. Как всегда, за стойкой никого не было, но я слышала, как Ори разговаривает по телефону в гостиной. Я проскользнула под стойкой и вежливо постучала по косяку.

Ори подняла глаза, увидела меня и приглашающе махнула рукой.

Она резервировала помещение для семьи из пяти человек, обсуждая спальное место на диване, кроватку для ребенка и раскладушку, с разными вариантами стоимости.

Максин, уборщица, пришла и ушла, с очень малыми доказательствами своей эффективности.

Все, что она сделала, насколько я могла видеть, это протерла несколько поверхностей, оставив следы масла для мебели, на которых собиралась пыль. Покрывало больничной кровати Ори теперь было замусорено газетами, вырезками и старыми журналами, вместе с таинственной коллекцией купонов и рекламных объявлений, которые аккумулируются на краю стола везде. Мусорная корзинка у кровати уже была переполнена. Ори машинально сортировала и выбрасывала, не переставая говорить. Она покончила с бизнесом и убрала телефон в сторону, обмахиваясь большим конвертом.

– Ох, Кинси. Что за день. Я чувствую, что у меня что-то начинается. Только Господь знает, что. У всех, с кем я говорила, грипп. У меня все кругом болит, а голова вот-вот взорвется.

– Очень жаль. Энн дома?

– Она проверяет комнаты. Каждый раз, когда у нас новая горничная, мы должны проверить и перепроверить, чтобы убедиться, что все сделано правильно. Конечно, как только она научится, она уходит, и нужно начинать все сначала. О, что у вас с рукой? Разбили окно?

Я посмотрела на свои костяшки, пытаясь придумать что-нибудь убедительное.

Не думаю, чтобы меня наняли, чтобы нокаутировать жену местного доктора. Нехорошо, и мне самой теперь было стыдно, что потеряла контроль над собой. К счастью, мои болячки представляли только мимолетный интерес, и до того, как я смогла ответить, Ори уже вернулась к своим.

Она почесала руку.

– У меня сыпь, – сказала она, заинтригованная. – Видите маленькие бугорки? Чешется. Это сведет меня с ума. Я никогда не слышала о таком гриппе, но что еще это может быть?

Она протянула руку. Я посмотрела, но ничего не увидела, кроме следов, которые она оставила, когда чесалась. Ори относилась к тем женщинам, которые в любой момент могут произнести длинный монолог о своем кишечнике, должно быть, думая, что это может кого-то очаровать. Как могла Энн выжить в этой атмосфере медицинского нарциссизма, было за пределами моего понимания.

Я посмотрела на часы.

– Ой, я лучше пойду наверх.

– Нет, я вас не отпущу. Вы посидите здесь и поговорите со мной. Когда Ройса нет и мой артрит разыгрался, не знаю, куда делись мои манеры. У нас никогда не было возможности узнать друг друга получше.

Она похлопала по краю кровати, как будто я была счастливым щенком, которому наконец разрешили забраться на мебель.

– Я бы рада, Ори, но знаете, я должна…

– О, нет, не должны. Уже после пяти часов и даже не время ужина. Почему вам надо бежать в этот час?

Мой мозг был пустым и чистым. Я молча уставилась на нее, неспособная придумать правдоподобную причину. У меня был приятель, по имени Лео, у которого развилась фобия по поводу старушек, после того, как одна из них завернула в бумагу какашку и положила в его мешок на Хэллоуин. Ему было двенадцать лет и он говорил, что это не только испортило ему праздник, но и убило все удовольствие от конфет. После этого он никогда не мог доверять старикам. Я всегда стариков любила, но сейчас у меня развивалось похожее отвращение.

В дверях появилась Энн. Она рассеянно посмотрела на меня. – О, привет, Кинси. Как дела?

Ори тут же вмешалась, не желая позволить кому-либо завести разговор. Она снова протянула руку.

– Энн, милая, посмотри сюда. Кинси говорит, что в жизни такого не видела.

Энн поглядела на мать. – Подожди минутку, пожалуйста.

Ори не обратила внимания и продолжала. – Тебе с утра надо будет сходить в банк. Я заплатила Максин наличными и почти ничего не осталось.

– Куда делись пятьдесят долларов, что я дала тебе вчера?

– Я только что сказала. Я заплатила Максин.

– Ты ей заплатила пятьдесят долларов? Сколько она здесь пробыла?

– Не надо разговаривать таким тоном. Она пришла в десять и не уходила до четырех и ни разу не присела, только поесть ланч.

– Могу поспорить, она съела все вокруг.

Ори, кажется, обиделась. – Надеюсь, тебе не жалко немного еды для бедной женщины.

– Мама, она работала шесть часов. Сколько ты ей платишь?

Ори начала теребить покрывало. – Ты знаешь, ее сын болеет и она говорит, что не знает, как сможет продолжать уборку за шесть долларов в час. Я сказала, что можно поднять до семи.

– Ты повысила ей плату?

– Ну, я не смогла сказать ей нет.

– Почему нет? Это смешно. Она медлительная, как улитка, и плохо работает.

– Ну, извини. Что с тобой такое?

– Со мной ничего. У меня и так достаточно проблем. В комнатах наверху бардак, и мне пришлось убирать две снова.

– Нечего нападать на меня. Я тебе говорила не брать эту девицу. Она похожа на иностранку с этой черной косой.

– Почему ты делаешь это? Только я вошла, ты уже на меня набрасываешься. Я просила дать мне хотя бы отдышаться! Но нет…то, что ты хочешь, это самая важная вещь в мире.

Ори послала мне взгляд. Вот как относятся к старой больной женщине.

– Я только пыталась помочь, – сказала Ори дрожащим голосом.

– О, перестань! – крикнула Энн и вышла из комнаты. Через минуту мы услышали, как она на кухне хлопает дверцами шкафчиков. Ори вытерла глаза, уверившись, что я заметила, как она расстроена.

– Мне нужно позвонить, – пробормотала я и выскочила из комнаты, до того, как она начала искать моей поддержки.

Я поднялась наверх, чувствуя себя совсем разбитой. Я никогда в жизни не работала на таких неприятных людей. Заперлась в комнате и легла на кровать, слишком обессиленная, чтобы двигаться и слишком выбитая из колеи, чтобы спать. Напряжение дня накапливалось и в голове у меня начало стучать от недосыпа. С опозданием я поняла, что с утра не ела. Умирала от голода.

– Боже, – произнесла я вслух.

Встала с кровати, разделась и отправилась в душ.

Через пятнадцать минут, в чистой одежде, я выходила из дома. Может быть, хороший ужин поможет мне прийти в норму. Было еще рано, но я никогда не ем в положенные часы, так что и в этом городке не буду отступать от традиции.

Во Флорал Бич был выбор ресторанов. На Палм стрит находилась пиццерия, а на Оушен – «Брейкуотер», «Галеон» и кафе, которе было открыто только на время завтрака.

Перед «Галеоном» стояла очередь. Я решила, что скидки для «ранних пташек» могут привлечь толпу за два квартала. На вывеске было написано «Семейный ресторан», что значило – никакого алкоголя и вопящие дети на высоких стульчиках, стучащие ложками.

Я отправилась в «Брейкуотер», вдохновленная упоминанием о полном баре.

Интерьер был смесью морского и раннеамериканского: кленовые капитанские стулья, салфетки на столах в бело-голубую клетку, свечи в толстых красных банках, вставленных во что-то вроде пластиковой паутины. Над баром располагалась драпировка из рыбачьих сетей вокруг корабельного штурвала. Хозяйка была одета в карикатурный пилигримский костюм, который состоял из длинной юбки и тугого корсажа с большим декольте. Она, видимо, была облачена в раннеамериканский бюстгальтер, потому что ее дерзкие маленькие груди оказались прижатыми друг к другу, как два расплющенных пирожка. Если она слишком сильно наклонялась, одна из грудей была готова вывалиться. Пара парней в баре не сводили с нее глаз, не теряя надежды.

Не считая этих двух, место было практически пустым, и хозяйка казалась обрадованной, что у нее появилась работа. Она усадила меня в секцию для некурящих, которая находилась между кухней и телефоном-автоматом. Меню, которое она мне принесла, было огромных размеров, перевязанное плетеным шнуром с кисточкой, и важнейшее место в нем отводилось стейку и говядине. Все остальное было сильно поджарено. Я колебалась между «крупными креветками, сервированными с соусом по секретному рецепту нашего шефа» и «нежными морскими гребешками в кляре, сервированными с кисло-сладким соусом», когда Дуайт Шейлс материализовался у моего столика. Он выглядел, как будто принял душ и переоделся, приготовившись к большой, жаркой ночи в городе.

– Я подумал, что это вы. Не возражаете, если я сяду?

– Располагайтесь, – сказала я, указав на пустой стул. – Что это за заведение? Может, лучше было поесть в «Галеоне»?

Он отодвинул стул и уселся. – Одни и те же владельцы.

– Но тогда, почему там такая очередь, а здесь – никого?

– Потому что сегодня четверг, и «Галеон» предлагает бесплатные ребрышки-барбекю в качестве закуски. Обслуживание всегда паршивое, так что вы ничего не потеряли.

Я снова просмотрела меню. – Что здесь хорошего?

– Не очень много. Все морепродукты мороженные, а рыбная похлебка – из банки. Стейк – сносный. Я всегда заказываю одно и то же, когда здесь бываю. Филе миньон, среднеподжаренное, с печеным картофелем, салат с сыром и яблочный пирог на десерт.

Если перед этим выпить два мартини, можно подумать, что это четвертая лучшая еда, которую ты когда-либо ел. Лучше только любой гамбургер с сыром.

Я улыбнулась. Он флиртовал, неизвестный доныне аспект его личности.

– Надеюсь, вы ко мне присоединитесь.

– Спасибо. Буду рад. Не люблю есть в одиночестве.

– Я тоже.

Подошла официантка и мы заказали напитки. Признаюсь, я лечила свою усталость посредством мартини, но это было быстро и эффективно, и я наслаждалась каждым моментом. Пока мы говорили, я произвела ему скрытую оценку. Интересно, как меняется облик человека, когда мы узнаем его лучше. Первое впечатление, возможно, самое точное, но бывают случаи, когда лицо претерпевает изменение, которое кажется почти магическим.

Что касается Дуайта Шейлса, то казалось, что более молодая персона обитает в пятидесятипятилетней оболочке. Его скрытая личность становилась более видимой для меня, когда мы говорили.

Я слушала двумя глазами и одним ухом, пытаясь распознать, что происходит на самом деле.

Мы, как будто бы, обсуждали, как проводим свободное время. Он склонялся к пешим походам, я же развлекалась изучением уголовного кодекса Калифорнии и пособий по угону машин. Пока его рот издавал звуки о нападении клещей в недавнем походе, его глаза говорили что-то другое. Я отключила мозг и включила на полную мощность свой приемник, настраиваясь на его волну. Этот мужчина был эмоционально доступен. В этом заключалось подсознательное послание.

Кусок салатного листа свалился с моей вилки, и рот закрылся на пустых зубцах. Я постаралась действовать так, будто предпочитаю есть салат таким способом.

Посередине трапезы я изменила тему разговора, поинтересовавшись, что будет, если мы поговорим о личном.

– Что случилось с вашей женой? Я так поняла, что она умерла.

– Рассеянный склероз. У нее несколько раз была ремиссия, но потом все возвращалось.

Это продолжалось двадцать лет. В конце она ничего не могла делать самостоятельно. Если подумать, ей повезло больше, чем другим. Некоторые очень быстро выходят из строя, а она была в инвалидном кресле только последние шестнадцать месяцев.

– Мне очень жаль. Это звучит ужасно.

Он пожал плечами. – Это так и было. Иногда казалось, что она выздоровела. Долгие периоды без симптомов. Паршиво то, что ей вначале поставили неправильный диагноз. У нее были небольшие проблемы со здоровьем и она обратилась к местному костоправу, с жалобой, как она думала, на подагру. Конечно, когда она попала к нему в руки, он наметил полную программу всякой ерунды, что только отложило нормальное лечение. Подвывих третьей степени. Вот что у нее было, по его словам. Мне надо было подать на эту сволочь в суд, но что бы это дало?

– Она, случайно, не была пациенткой доктора Дюнна?

Он покачал головой. – Я в конце концов заставил ее показаться специалисту в городе, а он отправил ее на обследование. Думаю, это не имело значения для окончательных анализов.

Возможно, в любом случае, все бы кончилось одинаково. Она переносила все гораздо лучше, чем я, это уж точно.

Я ничего не могла придумать, чтобы ему сказать. Он немного поговорил о ней, потом перешел на что-то другое.

– Можно вас спросить о ваших отношениях с Шаной Тимберлейк?

Он, кажется, немного поколебался.

– Конечно, почему нет? Она стала для меня хорошим другом. С тех пор, как умерла моя жена. Я провел с ней много времени. У нас нет интрижки, но мне нравится ее компания.

Я знаю, что языки в городе болтают, но черт с ними. Я слишком старый, чтобы переживать из-за таких вещей.

– Вы ее видели сегодня? Я ее искала.

– Нет, не думаю.

Я подняла глаза и увидела входящую в дверь Энн Фаулер.

– О, Энн пришла.

Дуайт повернулся и с удовольствием помахал ей. Когда она подошла, он встал и позаимствовал стул у соседнего столика.

Энн по-прежнему пребывала в скверном настроении. Она излучала напряжение, рот был крепко сжат. Если Дуайт это заметил, он не подавал вида.

Он придержал ее стул. – Хотите что-нибудь выпить?

– Да, шерри. – Она помахала официантке, до того, как он успел это сделать. Он сел. Я заметила, что Энн избегает встречаться со мной взглядом. Энн пьет? Это казалось странным.

– Вы ели? – спросила я.

– Вы могли бы сказать, что не будете ужинать с нами сегодня.

Я почувствовала, как щеки мои вспыхнули от ее тона.

– Извините. Это даже не пришло мне в голову. Я собиралась поспать, когда вспомнила, что не ела весь день. Я быстренько приняла душ и пришла прямо сюда. Надеюсь, я вас не подвела.

Энн не позаботилась на это ответить. Я видела, что она бессознательно усвоила стратегию своей матери, держаться за свое страдание и доить его. Я не в восторге от такой модели общения.

Появилась официантка и спросила у Энн, чего она хочет. До того, как она ушла, к ней обратился Дуайт. – Привет, Дороти. Шана Тимберлейк приходила сегодня?

– Нет, я не видела. Обычно она приходит обедать, но могла поехать в Сан Луис. По четвергам она ходит по магазинам.

– Ладно, если ее увидишь, пожалуйста, передай, чтобы мне позвонила.

– Хорошо.

Дороти отошла и он повернулся к нам.

– Как поживаешь, Дуайт? – спросила Энн с форсированной приятностью. Было ясно, что она хочет от меня избавиться.

Я слишком устала, чтобы играть в эти игры. Допила кофе, положила на стол двадцатку и извинилась.

– Вы нас покидаете? – спросил Дуайт, быстро взглянув на часы. – Еще даже нет половины десятого.

– Это был долгий день, и я очень устала.

Мы прошли через прощальные маневры, Энн была только чуть более вежлива, чем раньше.

Ей принесли шерри, когда я отошла от стола и направилась к двери. Дуайт казался немного разочарованным моим уходом, но я, наверное, морочила себе голову. Мартини пробудили во мне скрытого романтика. И еще – головную боль, если кому интересно.