Текст книги "«Б» - значит беглец (ЛП)"

Автор книги: Сью Графтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

3

Офис был маленький, регистрационная стойка блокировала проход туда, где, скорей всего, находились личные помещения Фаулеров. Когда я пересекла порог, зазвонил мягкий колокольчик.

– Сейчас иду, – крикнул кто-то. Звучало похоже на Энн.

Я подошла к стойке и посмотрела направо. Через приоткрытую дверь был виден кусочек больничной кровати. Слышалось бормотанье голосов, но не было видно ни души. Я слышала звук спускаемой в туалете воды, трубы громко гудели. Вскоре запахло освежителем воздуха, невозможно сладким. Ничто в природе никогда так не пахнет.

Прошло несколько минут. Сесть было не на что, так что я стояла, где была, поворачиваясь, чтобы осмотреть узкую комнату. Ковровое покрытие было золотистого цвета, стены отделаны деревом. Изображение осенних берез, с огненно-оранжевыми и желтыми листьями,

висело над кофейным столиком. На столике лежали буклеты, рекламирующие местные достопримечательности и заведения. Я просмотрела их, взяла брошюрку Эвкалиптовых горячих минеральных источников, которые я проезжала по дороге. Рекламировались грязевые и минеральные ванны и комнаты по «разумным» ценам, что бы это ни значило.

– Джин Тимберлейк работала там после уроков, – сказала Энн за моей спиной. Она стояла в дверях, в темно-синих слаксах и белой шелковой рубашке, и казалась более спокойной, чем в компании своего отца. Она привела в порядок волосы, и они падали свободными волнами на плечи, отвлекая внимание от немного скошенного подбородка.

Я положила брошюру на место.

– Что она там делала?

– Убирала, неполный день. У нас она тоже работала, пару дней в неделю.

– Вы ее хорошо знали?

– Достаточно хорошо. Они с Бэйли начали встречаться, когда ему было двадцать. Она училась в девятом классе. – У Энн были карие глаза и бесстрастная манера держаться.

– Немножко молода для него, нет?

Она мимолетно улыбнулась – Четырнадцать.

Какие-либо еще комментарии были прерваны голосом из соседней комнаты.

– Энн, там кто-то есть? Ты сказала, что сейчас вернешься. Что происходит?

– Вы захотите познакомиться с мамой, – пробормотала Энн тоном, который вызывал сомнения. Она подняла часть стойки, и я прошла.

– Как ваш отец?

– Не очень хорошо. Вчера был для него тяжелый день. Он встал утром, но быстро устал, и я посоветовала ему лечь.

– Вам скучать не приходится.

Она послала мне болезненную улыбку. – Мне пришлось уйти в бессрочный отпуск по семейным обстоятельствам.

– С какой работы?

– Ведущий консультант в школе. Кто знает, когда смогу вернуться.

Я позволила ей показать дорогу в гостиную, где миссис Фаулер сидела в большой больничной кровати. Она была седовласая и крупная, темные глаза увеличены толстыми очками в массивной пластмассовой оправе.

На ней была больничная ночная рубашка, которая завязывается на спине. Вдоль ободка на шее отпечатано ОКРУЖНАЯ БОЛЬНИЦА САН ЛУИС ОБИСПО.

Меня поразило, что она предпочла такое одеяние, когда могла бы надеть собственную пижаму или ночную рубашку и халат. Возможно, болезнь как театр.

Ее ноги лежали поверх одеяла, похожие на говяжьи ляжки, еще не очищенные от жира.

Коротенькие и толстые ступни были босы, пальцы покрыты серыми точками.

Я подошла к кровати, протягивая руку. – Здравствуйте, как поживаете? Я – Кинси Миллоун.

Мы пожали друг другу руки, если это можно так назвать. Ее пальцы были такие же холодные и резиновые, как вареные ригатони.

– Ваш муж упоминал, что вы неважно себя чувствуете, – начала я.

Она приложила носовой платок ко рту и залилась слезами.

– Ах, Кенни, извините, я не могу сдержаться. Во мне просто все перевернулось, когда появился Бэйли. Мы думали, что он умер, и вот он возвращается. Я была больна все эти годы, но сейчас стало еще хуже.

– Понимаю, как вы переживаете. Кинси.

– Что?

– Меня зовут Кинси, это мамина девичья фамилия. Мне показалось, что вы сказали «Кенни» и не была уверена, что вы расслышали правильно.

– О Боже, извините. Я почти оглохла и зрением тоже похвастаться не могу. Энни, милая, принеси стул. Не понимаю, куда делись твои манеры. – Она потянулась за бумажной салфеткой и шумно высморкалась.

– Ничего. Я сейчас ехала из Санта-Терезы, так что постоять даже приятно.

– Кинси – следователь, которого папа нанял вчера.

– Я знаю, – сказала миссис Фаулер. Она начала теребить свое покрывало, раздраженная темой, не имеющей отношения к ней.

– Я надеялась привести себя в порядок, но Энн говорит, что она занята. Я ненавижу с ней спорить больше, чем нужно, но некоторые вещи я не могу делать сама из-за моего ужасного артрита. И теперь посмотрите, на кого я похожа. Меня зовут Ори, сокращенное от Орибелл.

Вы, наверное, думаете: «Ну и видок у нее!»

– Вовсе нет. Вы выглядите нормально. -

Я говорю неправду все время. Один лишний раз никому не повредит.

– Я – диабетик, – сказала Ори, как будто я спрашивала. – Всю жизнь была и вот чем это закончилось. У меня онемение конечностей, проблемы с почками, больные ноги и теперь, к тому же, развился артрит.

Она протянула мне руку для изучения. Я ожидала увидеть суставы, распухшие как у профессионального боксера, но, по-моему, они выглядели нормально.

– Очень жаль слышать это. Вам, должно быть, тяжело.

– Я подумала и решила, что не буду больше жаловаться. Если я кого-то и презираю, то людей, которые не могут принять свой жребий.

– Мама, ты, кажется, просила чаю. А вы, Кинси, выпьете чашечку?

– Пока не хочу, спасибо.

– И мне не надо, – сказала Ори. – Я уже расхотела, но ты можешь приготовить для себя.

– Я поставлю воду. – Энн вышла из комнаты. Я стояла там, желая сделать то же самое.

Квартира во многом походила на офис: золотистое ковровое покрытие, раннеамериканская мебель. Картина, изображающая Иисуса, висела на стене в ногах кровати. Его ладони раскрыты, глаза подняты к небесам – нарисовано, без сомнения, сообразно вкусам Ори.

Она проследила мой взгляд.

– Это картину подарил мне Бэйли. Вот таким он был мальчиком.

– Очень мило, – ответила я и решила порасспросить ее, пока возможно. – Как он оказался замешанным в дело об убийстве?

– Ну, это не его вина. Он попал в дурную компанию. Он не очень хорошо учился, и после окончания школы не мог найти работу. А потом он связался с Тэпом Грэнджером. Я это ненавидела с той минуты, как он попался мне на глаза, они вдвоем пропадали допоздна и попадали в неприятные истории. У Ройса были приступы.

– Бэйли тогда встречался с Джин Тимберлейк?

– Думаю, что да, – ответила Ори, очевидно не очень хорошо помня детали после прошедших лет.

– Она была милая девочка, несмотря на то, что все говорили о ее матери.

Зазвонил телефон, и она потянулась к прикроватному столику за трубкой.

– Мотель. Угу, правильно. Этот месяц, или следующий? Минутку, я проверю.

Она подвинула к себе журнал бронирования номеров, взяла заложенный в него карандаш. Я смотрела, как она перевернула страницу на март, внимательно вглядываясь в написанное. Ее тон, когда она обсуждала бизнес, был полностью деловым. Пропадала вся немощь, которой была отмечена ее обычная речь. Она лизнула кончик карандаша и сделала пометку, обсуждая ширину кроватей.

Я воспользовалась случаем и отправилась на поиски Энн. Дверь в задней стене вела в коридор с комнатами, расходящимися в обе стороны от центрального коридора. Справа была лестница, ведущая на верхний этаж. Я услышала звук льющейся воды, а затем легкое постукивание чайника на огне, из кухни, слева от меня.

Было трудно представить себе общий план этажа, и я предположила, что квартира была выкроена из нескольких комнат мотеля посредством выкидывания внутренних стен.

То, что получилось, было просторным, но сляпанным на скорую руку и напоминало лабиринт. Я заглянула в комнату на другой стороне коридора. Столовая с ванной. Проход в кухню был через что-то вроде алькова, где вешают одежду. Я остановилась в дверях.

Энн расставляла чашки и блюдца на алюминиевом подносе.

– Вам помочь?

Она покачала головой. – Посмотрите квартиру, если хотите. Папа сам ее построил, когда они с мамой поженились.

– Хорошая.

– Ну, сейчас уже нет, но для них это было идеальным. Мама еще не дала вам ключ? Вы, может быть, хотите занести свои вещи. Думаю, она поселила вас в двадцать вторую комнату, наверху. Она с видом на океан и маленькой кухонькой.

– Спасибо. Это замечательно. Сейчас занесу вещи. Я надеюсь сегодня поговорить с адвокатом.

– Кажется, папа назначил для вас встречу с ним на час сорок пять. Он, наверное, захочет пойти с вами, если будет чувствовать себя получше. Он любит руководить. Надеюсь, это ничего.

– Вообще-то, нет. Я бы хотела пойти одна. Ваши родители выгораживают Бэйли, и мне не хотелось бы отвлекаться на это, когда я пытаюсь понять суть дела.

– Да, хорошо. Я вас понимаю. Попробую отговорить папу.

Вода заклокотала на дне чайника. Энн достала чайные пакетики из красно-белой металлической банки. Кухня была старомодной. Линолеум в бежевую и зеленую клетку походил на вид с воздуха на поля с сеном и люцерной. Газовая плита белая, с хромовой отделкой. Мелкая раковина из белого фаянса, поддерживаемая двумя толстыми ножками.

Маленький холодильник с округлыми краями и пожелтевший от времени, наверное, с морозилкой величиной с хлебницу.

Чайник засвистел. Энн выключила газ и налила кипяток в белый чайничек.

– Какой вы любите?

– Обычный.

Я последовала за Энн обратно в гостиную, где Ори пыталась встать с кровати. Она уже спустила ноги, рубашка задралась, обнажив морщинистую белизну ее ляжек.

– Мама, что ты делаешь?

– Мне опять нужно на горшок, а тебя не было так долго, что я не могла ждать.

– Почему ты меня не позвала? Ты знаешь, что тебе нельзя вставать без помощи. Честное слово!

Энн поставила поднос и устремилась на помощь матери. Ори тяжело встала, широкие колени задрожали, приняв ее вес. Двое неуклюже проследовали в соседнюю комнату.

– Я могу пока достать вещи из машины.

– Да, давайте. Мы недолго.

Океанский бриз был холодным, но вышло солнце. Я прищурилась, оглядывая город, где поток пешеходов увеличился с приближением полудня.

Две молодые мамаши перешли через дорогу вялой походкой, а собака бежала за ними, с пластмассовой тарелкой в зубах.

Февраль – не туристический сезон, и пляж был пустынным. Единственные звуки – шум прибоя и высокое, тонкое завыванье маленького самолета над головой.

Я забрала свой вещевой мешок и пишущую машинку и вернулась. Когда я достигла гостиной, Энн помогала Ори лечь в кровать. Я ждала, когда они меня заметят.

– Мне пора обедать, – капризно сказала Ори.

– Хорошо, мама. Давай сделаем тест. Мы должны были сделать его давным-давно.

– Я с этим шутить не хочу! Я не настолько себя хорошо чувствую.

Я видела как Энн сдерживается, чтобы не реагировать на тон матери. Она закрыла глаза.

– У тебя сильный стресс. Доктор Ортего хочет, чтобы ты была очень осторожна, пока он не увидит тебя в следующий раз.

– Мне он этого не говорил.

– Это потому, что ты с ним не разговариваешь.

– Ну, я не люблю мексиканцев.

– Он не мексиканец, он испанец.

– Я все равно не понимаю ни слова из того, что он говорит. Почему у меня нет нормального доктора, который говорит по-английски?

– Я сейчас вами займусь, Кинси, – пробормотала Энн, увидев меня. – Дайте мне сначала разобраться с мамой.

– Я могу отнести вещи наверх, если вы мне скажете, куда.

Произошел краткий территориальный диспут, когда они спорили, куда меня поместить.

В то же время Энн достала ватные шарики, спирт и какие-то полоски для тестов, запечатанные в бумажный пакет.

Я поневоле смотрела, как Энн протерла матери подушечку пальца и проколола ее ланцетом. Меня просто перекосило от отвращения. Я передвинулась к книжному шкафу, симулируя интерес к названиям на полках. Куча вдохновляющего чтения и конденсированная версия книг Леона Уриса. Я вытащила первую попавшуюся книгу и стала перелистывать, блокируя сцену за спиной.

Я выждала приличное время, поставила книгу на место и осторожно повернулась. Энн, видимо, считала результаты теста с дисплея у кровати и наполняла шприц из маленького пузырька с бледной, молочной жидкостью, как я предположила, инсулином.

Я занялась изучением стеклянного пресс-папье, со святым семейством в крутящемся облаке снега. Младенец Иисус был не больше канцелярской скрепки. Боже, я такая трусиха, когда речь заходит об уколах.

По шуршащим звукам сзади, я поняла, что они закончили. Энн сломала иглу одноразового шприца и выбросила в помойное ведро. Она навела порядок на прикроватном столике, и мы отправились к стойке, за ключом от моей комнаты. Ори уже звала ее с каким-то требованием.

4

К часу тридцати я проехала двадцать километров до Сан Луис Обиспо и объезжала центр города, пытаясь сориентироваться и прочувствовать место. Деловые здания были от двух до четырех этажей и содержались безупречно. Это, без сомнения, город-музей, с испанскими и викторианскими постройками, восстановленными и приспособленными для текущего использования. Фасады выкрашены в красивые темные цвета, многие с навесами над окнами.

Заведения кажутся поделенными почти поровну между магазинами модной одежды и модными ресторанами. Улицы окаймляли деревья с гирляндами крошечных лампочек, вплетенных в кущи ветвей. Все заведения, не предназначеные непосредственно для туристов, казались приспособленными ко вкусам студентов Калифорнийского политехнического, которые были повсюду.

Нового адвокта Бэйли Фаулера звали Джек Клемсон, с офисом на Милл, в квартале от суда. Я въехала на стоянку, вышла и заперла машину.

Офис располагался в маленьком коричневом каркасном коттедже, с остроконечной крышей и узким деревянным крыльцом, огороженным перилами. Двор был окружен белым дощатым забором, между досками пробивались ростки герани. Судя по табличке на воротах, Джек Клемсон был единственным съемщиком.

Я поднялась на крыльцо и вошла в холл, который был меблирован как приемная. Единственный признак жизни подавали дедушкины часы на стене слева, бронзовый маятник механически покачивался туда-сюда. Бывшая гостиная справа была заполнена старомодными дубовыми застекленными книжными шкафами.

Присутствовал дубовый стол с пишущей машинкой, вращающийся стул, ксерокс, но никакой секретарши. Экран компьютера был пустым, на столе аккуратно лежали юридические брошюры и папки, перевязанные веревочками. Через холл дверь в симметричную комнату была закрыта. Одна кнопка на телефоне горела, и я чувствовала свежий сигаретный дым, поступающий откуда-то сзади. Если бы не это, офис казался бы покинутым.

Я уселась на старую церковную скамью, с полочкой для гимнов под сиденьем. Теперь там лежали журналы с юридического факультета Колумбийского университета, которые я машинально перелистала. Вскоре послышались шаги и появился Клемсон.

– Мисс Миллоун? Джек Клемсон. Приятно познакомиться. Извините, что никого не было.

Моя секретарша болеет, а заместительница обедает. Проходите.-

Мы обменялись рукопожатием, и я последовала за ним. Клемсон был дородным мужчиной, лет пятидесяти пяти, одним из тех, кого считают полным с самого рождения. Невысокий, коренастый и лысоватый. Черты лица были детскими: редкие брови и мягкий, неопределенной формы нос, с красной вмятинкой на переносице. Очки для чтения в черепаховой оправе были сдвинуты на лоб, и пряди волос за ними стояли дыбом. Воротник его рубашки был расстегнут, а галстук распущен. Должно быть, у него не было времени побриться и он скреб подбородок, как будто хотел оценить рост щетины. Его табачного цвета костюм был безупречно сшит, но помялся сзади от сидения.

Офис Клемсона занимал всю заднюю половину здания. Стеклянные двери открывались на солнечную веранду. Оба темно-зеленых кожаных стула, предназначенных для клиентов, были завалены юридическими бюллетенями. Клемсон сгреб их на пол и предложил мне сесть, а сам прошел к дальнему концу стола. Он поймал свое отражение в зеркале на стене, и его рука невольно потянулась к щетине на подбородке. Он уселся и достал из ящика стола электробритву. Включил и начал водить по лицу опытной рукой, оставляя чистую тропинку над верхней губой. Бритва гудела, как самолет.

– У меня встреча в суде через тридцать минут. Извините, что не могу сейчас уделить вам больше времени.

– Ничего. Когда привезут Бэйли?

– Он, наверное, уже здесь. За ним поехали сегодня утром. Я договорился, что вы сможете с ним встретиться в три пятнадцать. В эти часы нет посещений, но Китана разрешил. Он работает с этим делом.

– Как насчет предварительного слушания?

– Завтра, в восемь тридцать утра. Если хотите, можете заехать сначала сюда, и пройти со мной. Это даст нам шанс сравнить впечатления.

– Хорошо.

Клемсон сделал пометку в настольном календаре.

– Вы вернетесь сегодня днем на Оушен стрит?

– Конечно.

Он убрал электробритву и закрыл ящик. Взял какие-то бумаги, сложил, вложил в конверт и написал на нем имя Ройса.

– Скажите Ройсу, что это готово для его подписи.

Я положила конверт в сумку.

– Как много вам рассказывали об этом?

– Не очень много.

Клемсон закурил, покашливая в кулак. Покачал головой, вероятно не одобряя состояние своих легких.

– У меня сегодня был долгий разговор с Клиффордом Лехто, государственным адвокатом, который занимался делом Фаулера. Он сейчас на пенсии. Хороший человек. Купил виноградник в ста километрах к северу отсюда. Говорит, выращивает виноград, шардоне и пино нуар. Я бы сам не возражал заниматься чем-то подобным.

По моей просьбе он просмотрел дело и сделал выписки.

– Что там происходило? Почему прокурор пошел на соглашение?

Клемсон махнул рукой.

– Улики были только косвенные. Окружным прокурором был Джордж де Витт. Вы его когда-нибудь встречали? Наверное, нет. Он был задолго до вас. Он нынче а Верховном суде.

Я избегаю его, как чуму.

– Я слышала о нем. Говорят, у него есть политические амбиции?

– Это будет только к лучшему. Никогда не знаешь, как он повернет дело. Он не нечестный, а непоследовательный. Что очень плохо. Джордж любил повыставляться. Очень блестящий парень. Ему очень не хотелось заключать соглашение по делу, привлекающему внимание публики, но он не дурак. Как я слышал, дело об убийстве Тимберлейк казалось простым, но им не хватало веских доказательств. Фаулер был годами известен в городе как никчемный парень. Отец выгонял его из дома…

– Погодите минутку. Это было до того, как он впервые попал в тюрьму, или после? Я слышала, его обвиняли в вооруженном ограблении, но никто мне об этом тоже не рассказал.

– Черт. Ладно, давайте вернемся немного назад. Это было на два-три года раньше. У меня где-то есть даты, но это неважно. Дело в том, что Фаулер и парень по имени Тэп Грэнджер подружились где-то после того, как Фаулер закончил школу. Бэйли был симпатичный парнишка и не дурак, но не использовал своих возможностей. Вы, наверное, знаете этот тип.

Он был одним из тех ребят, которым как будто на роду написано плохо кончить.

Как говорил Лехто, Бэйли и Тэп увлекались наркотиками. Им нужно было рассчитываться с местным дилером, так что они начали грабить бензоколонки. Грошовая добыча. А они – рядовые любители. Идиоты. Надевали на головы колготки и пытались вести себя как крутые бандиты. Конечно, они попались. Руперт Рассел был общественным адвокатом и сделал все, что мог.

– Почему не частный адвокат? Бэйли был неплатежеспособным?

– По сути, да. У него самого не было денег, а его старик отказался платить. – Клемсон затянулся сигаретой.

– Привлекался ли Бэйли несовершеннолетним?

– Нет. Он, наверное, решил, что все, что он получит – это шлепок по рукам. Вы понимаете, это вооруженное ограбление, но пистолет был у Тэпа, так что Бэйли, по-моему, думал, что соскользнет с крючка. К сожалению для него, закон говорит по-другому. Когда ему предложили соглашение, он отказался, объявил себя невиновным и пошел на суд. Нечего и говорить, что присяжные признали его виновным, а судья был суров. Тогда за ограбление давали от года до десяти.

– Но это было еще не окончательное решение?

– Тогда существовало Бюро тюремных сроков, которое собиралось и назначало досрочное освобождение и конкретную дату выхода на свободу. Тогда члены этого бюро были очень либеральными. Черт, у нас в Калифорнии было гораздо более либеральное правительство.

Эти люди в бюро назначались губернатором и Патом Брауном младшим…ладно, пропустим эту историю. Факт тот, что эти ребята получили от одного до десяти, но вышли через два года. Все поднимают крик и шум, потому что никто с таким сроком не сидит девять или десять лет. Бэйли просидел только восемнадцать месяцев.

– Здесь?

– Не-а. В Чино, тюремном загородном клубе. Он вышел в августе. Вернулся во Флорал Бич и начал искать работу, без особого успеха. Довольно скоро он снова подсел на наркотики, только на этот раз это был кокаин, вместе с травкой.

– Где была Джин все это время?

– Училась в школе. Не знаю, кто-нибудь рассказывал вам об этой девочке?

– Совсем нет.

– Она была незаконнорожденной. Ее мать до сих пор живет во Флорал Бич. Вы, наверное, захотите поговорить с ней. У нее в городе дурная репутация. Джин была единственной дочерью. Хорошенькая девочка, но, по-моему, у нее были проблемы. Как будто у всех нас их нет. – Он еще раз затянулся сигаретой.

– Она работала у Ройса Фаулера, правда?

– Верно. Бэйли вышел из тюрьмы, и она снова стала с ним встречаться. Согласно Лехто, Бэйли утверждал, что они были просто хорошими друзьями. Прокурор заявил, что они были любовниками, и Бэйли убил ее из ревности, когда узнал, что она связалась с Тэпом. Фаулер говорил, что это не так, Грэнджер был ни при чем, хотя Тэп вышел на два месяца раньше него.

– Как насчет Грэнджера? Он еще здесь?

– Да, он работает на единственной во Флорал Бич бензоколонке. Она принадлежит кому-то другому, но он – менеджер, что для него высшее достижение. Он умом не блещет, но кажется достаточно уравновешенным. Наделал глупостей в юности, но сейчас более-менее остепенился.-

Я сделала отметку об обоих – Тэпе Грэнджере и матери Джин.

– Я не хотела прерывать. Вы говорили об отношениях Бэйли с девушкой после его выхода из тюрьмы.

– Ну, Бэйли говорил, что роман был окончен. Они проводили вместе время и все. Они оба были изгоями, Бэйли – потому что сидел в тюрьме, а Джин – потому что ее мать была такой шлюхой. Кроме того, Тимберлейки были бедные. Пока Джин жила во Флорал Бич, ничего хорошего ей не светило. Не знаю, сталкивались ли вы с городками такого размера.

Это тысяча человек и большинство из них живет там с начала времен.

Так вот, они с Бэйли начали всюду появляться вместе, как раньше. Бэйли говорил, что она встречалась с другим человеком, вовлеченным в какие-то дела, о которых она помалкивала.

Что она никогда не хотела говорить, кто он такой.

В ту ночь, когда ее убили, они пошли выпить. Обошли шесть баров в Сен Луисе и еще два в Писмо. Около полуночи они вернулись и припарковались у пляжа. Бэйли говорил, что было около десяти, но свидетель видел их там в полночь.

Так вот, она была расстроена. У них с собой была бутылка и пара косяков. Они поругались и, по его словам, он ушел и оставил ее там. Следующее, что он помнил, это утро, и он в своей комнате на Оушен стрит.

Утром на пляж пришла кучка ребят, наводить чистоту, в рамках местного церковного проекта.

Он мучался, как собака, с похмелья, выблевывал наружу всю душу. Она все еще была на пляже, вырубилась около лестницы… только когда уборочная команда подошла ближе, они увидели, что она мертва, задушена ремнем, который, оказывается, принадлежал Бэйли.

– Но это мог сделать кто угодно.

– Разумеется. Конечно, Бэйли был главным подозреваемым и они могли выиграть дело, но де Витту нужна была гарантированная победа и он не хотел рисковать. Лехто видел в соглашении хороший шанс, а Бэйли однажды уже обжегся, так что он согласился.

В деле об ограблении он был виновен, пошел на суд и получил по полной. В этот раз он утверждал, что невиновен, но боялся суда, так что, когда ему предложили признать вину в непредумышленном убийстве, он согласился.

– Мог он получить наказание за убийство, если бы пошел на суд?

– Кто знает? Идти на суд, это как играть в рулетку. Ты каждый раз ставишь деньги. Если выпадет семь или одиннадцать – тебе повезло. Но если два, три или двенадцать – ты проиграл.

Дело привлекло большое внимание. Сочувствие было не на стороне Бэйли. А если еще вспомнить его прошлое… Ему было лучше заключить сделку.

Двадцать лет назад он мог заработать и смертный приговор, с чем не шутят, если у вас есть выбор.

– Я думала, что если вас осудят за убийство, они не могут скостить срок.

– Да, гипотетически, но работает это не так. Окружной прокурор может все оформить по своему усмотрению. Вот что сделал Лехто, он идет к де Витту и говорит: «Смотри, Джордж, у меня есть доказательство, что мой парень был не в себе. Доказательство от твоих людей.»

Достает полицейский рапорт. «Если ты заметил, когда полицейские его арестовывали, у него кружилась голова…» Ля-ля-ля. Клиффорд исполняет номер до конца и видит, что Джордж начинает потеть. Его эго поставлено на карту и он не хочет идти в суд с большой дыркой в деле. Как окружной прокурор ты рассчитываешь выиграть в девяноста процентов случаев, если не больше.

– Итак, Бэйли признал себя виновным в непреднамеренном убийстве и судья дал ему по максимуму.

– Именно. Но это всего шесть лет. Большое дело. Он мог выйти через три года за хорошее поведение. Все это время Фаулер думал, как ему плохо, но он не понимал, как ему повезло.

Клиффорд Лехто сделал прекрасную работу. Я бы сам сделал то же самое.

– Что будет дальше?

Клемсон пожал плечами, гася сигарету.

– Все зависит от того, как Бэйли заявит о своем побеге. Что он скажет: «Нет, я не убегал»?

Смягчающие обстоятельства? Он всегда может заявить, что какой-то тюремный головорез ему угрожал, но это не объясняет, где он был все это время.

Ирония в том, что ему надо было нанять адвокатов получше первые два раза. А сейчас это ему особенно не поможет. Я собираюсь побороться за него, но никакой судья в здравом уме не выпустит под залог парня, который был в бегах шестнадцать лет.

– Что вы хотите от меня сейчас?

Клемсон встал и начал рыться в папках на столе. – Я попросил мою секретаршу собрать все вырезки времен убийства. Вы можете на них взглянуть. Лехто сказал, что выслал все, что у него есть. Полицейские рапорты, списки свидетелей. Поговорите с Бэйли и посмотрите, не может ли он что-нибудь добавить. Вы знаете, что делать. Пройдитесь по всем игрокам и найдите мне другого подозреваемого. Может быть мы найдем улики против кого-то другого и снимем Бэйли с крючка. Иначе ему предстоит гораздо больше лет в каталажке, если только я не сумею убедить судью, что сажать его нет смысла. Он был чист все это время и лично я не понимаю, зачем возвращать его туда, но кто знает? Вот. -

Он вытащил картонную папку и протянул ее мне. Я поднялась, и мы снова пожали друг другу руки, разговаривая о других вещах по пути к выходу. Временная секретарша уже сидела за столом, стараясь создать впечатление компетентности. Она выглядела юной и растерянной в мире habeas corpus и прочих разных corpus.

– О, да, еще одну вещь я чуть не забыл, – сказал Клемсон, когда мы вышли на крыльцо.

– Из-за чего Джин была расстроена в тот вечер? Она была беременна. Шесть недель. Бэйли клянется, что не от него.