Текст книги "Рассказы и сказки"
Автор книги: Святослав Сахарнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
У Вовы и Лены разговоры были свои.
– А я в этом году пойду в школу! – сказал Вовка.
– И я.
– А меня примут в пионеры.
– В первом классе не принимают.
– Это у вас. А у нас была такая школа.
– Мальчик, вы врёте! – сказала Лена.
Борис Павлович привстал.
– Елена! – сказал он. – Как ты можешь? Сейчас же извинись.
– Она смешная, – сказал Вовка, – говорит мне "вы".
– Не смешная, а вежливая, – сказала Лена и показала Вовке язык.
Вовка промолчал и примирительно произнёс:
– Меня ещё в прошлом году чуть в школу не взяли. По домам ходили, записывали, кому семь лет исполняется. И я записался. Мама такой шум подняла: говорит – нельзя обманывать. А я и не обманывал: я правда в школу хотел!
БЫЛ БЫ У МЕНЯ...
Вечером все вышли из купе, мама начала стелить постель.
– Странно, очень странно, – сказала она. – Отец с девочкой едет на Камчатку, а мать остаётся в Москве...
– Устроятся, она и приедет, – объяснил Вовка.
– Вот-вот, – сказала мама.
Немного погодя она спросила:
– А ты маму Степана видел?
– Нет. Дядя Фёдор говорит – она плохая.
Мама вздохнула:
– Конечно, плохая... Ты лицо уже мыл?.. Подумать только, живёт среди воров и пьяниц мальчишка, и никому до него дела нет... Ложись, уже поздно.
Когда они легли, Вовка обнял маму за шею и тесно прижался к ней.
– Ты что? – удивилась она.
– Мама, – шепнул Вовка, – а у нас когда-нибудь будет папа?
Мама вздрогнула.
– Зачем это ты? – тихо спросила она и погладила Вовкину голову.
В дверь постучали. Вошли Борис Павлович и Фёдор.
Вовка высвободился из маминых рук, отвернулся к стенке и начал чертить на ней пальцем треугольнички. Он вспомнил Кожаного, Гришку-Степана, торговку тётю Маню...
Вот у Степана тоже только мать. Когда они со Степаном шли по дороге, тот сказал: "Был бы у меня батька..."
Жаль Стёпу.
"Был бы у меня батька..."
КЛЕТКА
Тук-тук-тук! Тук-тук-тук! – стучат колёса.
Мчит поезд по Забайкальской степи, качает вагон. Тоненько звенит ложка в стакане. Под лавкой шелестит иглами, перекатывается в картонке Мурзик.
На одном полустанке Фёдор наконец раздобыл ящик, моток телеграфной проволоки и пошёл мастерить для ежа клетку.
Осторожно, чтобы не шуметь, он тюкал рукоятью ножа по гвоздям, гнул проволоку, сверлил лезвием отверстия в досках.
Когда клетка была готова, в неё пересадили Мурзика.
У клетки было съёмное – чтобы мыть – дно и проволочная удобная ручка.
РАЗГОВОР
Как-то, выйдя в коридор, Вовка увидел у окна маму и Фёдора.
Мама убеждала Фёдора в чём-то, то и дело разводя руками, настаивая, сердясь. Фёдор отказывался, нерешительно мотая головой.
Вовка подошёл ближе.
– Вы поймите, – говорила мама, – кроме вас, у него близких, по существу, нет. Взрослому мальчику всегда нужен мужчина-друг. И потом, как ему теперь жить? Под присмотром милиции? Он теперь всех будет бояться.
– Вы не знаете, сколько я с ним бился. Вот с таких лет. Сестра – та сразу махнула рукой: не могу, говорит. А я только в детский дом его два раза отводил. Убегает!
– Но ведь его ни в коем случае нельзя сейчас оставлять с матерью.
– Бумаги уже в интернате.
– Нельзя оставлять в Иркутске. Эти воры, которым он попал на глаза... Ужас! Из интерната он сбежит и опять будет у них.
– Ну, а я на Камчатке что с ним буду делать? Я ведь целый день работаю.
Мама покачала головой:
– Это всё так, но он вам не чужой... – Тут она заметила Вовку. Прекратим этот разговор.
Вовка понял, что они говорили о Степане.
"БЭ-Э!"
– Вова, будешь играть в "Цирк"?
– Нет.
– А читать стихи?
Кроме "Стакан-лимон, выйди вон", Вовка никаких стихов не знал.
– Тогда давай рисовать. Или писать буквы.
Вовка достал из чемодана зелёную тетрадь, вырвал из неё лист и протянул Лене.
– Бэ-э! – тянул он, вырисовывая в тетради пузатое "б". – Тэ-э! Лена, у тебя буква вверх ногами написана.
– Ничего подобного – это "у".
– Всё равно вверх ногами.
– Папа!
– Ну что ты, мальчик! – сказал Борис Павлович. – Лена права: у неё "у" как "у". Где ты видишь ноги?
Но буквины ноги Вовка видел совершенно отчетливо.
– Зато у твоего "э" палочка внутри колыхается!
– Елена, надо говорить "колышется"!
– А ты не можешь одним словом "сыр" и "рыс" написать!
Буквы ребятам нравились. Они были все разные, каждая со своим характером, толпились в тетради шумной ватагой, лезли друг на друга и ужасно неохотно выстраивались в слова.
Даже если это было короткое, одному Вовке известное, таинственное слово
РЫС
ЗНАКОМЫЙ КАЗАК
Поезд шёл уже третий день через горы, тайгу, реки. Конца не было грому колёс и рёву встречных поездов.
У-ууууу!..
Мелькали станционные огни, с грохотом проносились железнодорожные мосты, солнце дрожало за мутным оконным стеклом.
– Ещё долго? – спрашивала Лена.
– Долго, – отвечал Борис Павлович. Каждый день он был чисто выбрит, белый воротничок блестел. – Ещё два дня до Комсомольска, день до Советской гавани. В Совгавани сядем на пароход. Пароходом – до Камчатки. Там расстояние около двух тысяч километров.
"Всё он знает!" – подумал Вовка.
– Скоро Ерофей Павлович, – сказал Хлопов.
– Кто это такой?
– Казак.
"Наверное, его знакомый", – решил Вовка и представил себе, как за окном на платформе стоит здоровенный человек в косматой шапке и машет рукой Лениному папе.
Наконец поезд остановился.
– Вот и Ерофей Павлович! – сказал Ленин папа.
Вовка бросился к окну.
За окном между железнодорожными путями стояла женщина и держала на руках поросёнка.
– Где Ерофей Павлович? – удивлённо спросил Вовка.
Мимо женщины неслись бегом пассажиры.
– Вот он! – Ленин папа показал на станционное здание. На розовой стене его была видна большая надпись:
ЕРОФЕЙ ПАВЛОВИЧ
– Так звали казака Хабарова, – сказал Борис Павлович. – Он жил триста лет тому назад. У него был отряд таких же смелых людей, как он сам. Казаки пришли с Хабаровым в этот край и открыли его. Чтобы добраться сюда, им пришлось переплыть много рек, переваливать через горы. Многие из казаков умерли в пути от голода и болезней... Эта станция – память об их храбром атамане.
Поезд медленно тронулся. Розовое здание проплыло мимо окна. Позади осталась женщина с поросёнком. На смену серым станционным домикам поднялась зелёной стеной тайга.
"Он военный и, значит, тоже ничего не боится, как Хабаров!" – подумал Вовка о Борисе Павловиче.
НЕБОЛЬШИЕ ВРАКИ
– Папа, мне скучно!
– Елена, не капризничай!
– Скучно!
И верно, скучно. Вовка осмотрел купе. Мама вышла. Борис Павлович и Фёдор с утра играют в шашки.
– Дядя Фёдор, расскажите что-нибудь! – попросил Вовка.
Фёдор оторвался от доски:
– Ну что я расскажу?
– Что-нибудь весёлое. Неправду какую-нибудь. Чтоб было смешно и страшно.
– Я врать не умею.
– Все должны уметь, – сказал Вовка. – Как же иначе рассказывать? Хотите, я вам помогу? Вы рассказывайте, а я буду понемногу добавлять. И получится интересно.
Лена радостно подпрыгнула.
– Плыли мы раз по реке, перевозили на барже кран, – сказал Фёдор и смущённо посмотрел на Бориса Павловича. – Плыли, значит, плыли...
– Вдруг видим – скорость мала! – сказал Вовка и сделал большие глаза.
– Плывём мы, плывём...
– И вдруг остановились! – сказала Лена.
– Отчего бы это? – удивился Фёдор.
– А вы посмотрите, – сказал Вовка, – посмотрите.
– Посмотрел я за борт, – сказал Фёдор.
– А там щука. Вот такая! – закричал Вовка.
– Зубами уцепилась, – сказала Лена.
– Еле мы от неё отстрелялись! – сказал Вовка. – Ну как?
– Хорошо! – согласился Фёдор.
– Тогда и я расскажу историю, – сказал Борис Павлович. – Только не про реку, а про океан.
Вовка и Лена запрыгали на постелях.
– Так вот... Дело было давно. Служил мой приятель на большом корабле. Шёл однажды корабль в Индийском океане. Стоит мой приятель вместе с капитаном у борта, видит: плывёт рядом с кораблём рыба. Вдруг эта рыба давай глотать воду. Наглоталась, раздулась как шар. Несёт её кверху брюхом прямо на корабль. Ударилась рыба о борт да ка-ак...
– Лопнет! – крикнул Вовка.
– Точно. Все стёкла на корабле – вдребезги, корабль – в щепки. Всю команду по островам раскидало. Кого куда.
– Целый год их собирали! – сказала Лена.
– Правильно!
Вовка и Лена стонали от восторга. Фёдор и Борис Павлович смеялись.
– Теперь давайте сочиним про корову, – сказал Вовка. – Как она плавала по морю.
– Таких коров не бывает, – сказал Фёдор. – Что это за морская корова?
– Представьте себе, были, – возразил Борис Павлович. – Морская корова – вполне реальное существо. У неё даже есть своя история.
– Папа, расскажи! – попросила Лена.
– Потом, как-нибудь потом.
Дверь открылась, и в купе вошла мама.
– Что это у вас тут было? – с подозрением спросила она. – Вова, ты красный как помидор. Наверное, возился?
– У нас были небольшие враки! – с гордостью заявил Вовка.
СТРАННЫЙ ПАРОХОД
В вагоне объявили, что поезд прибывает в Комсомольск. На горизонте мелькнула громадная река.
– Амур!
И сейчас же во всех купе пошли разговоры о том, как переправляться через Амур.
Одни говорили, что в Комсомольске построен мост; вторые – что моста ещё нет, а переправа идёт на лодках. В коридоре кто-то сказал, что во время войны его знакомые шли через Амур пешком и под лёд провалилась лошадь...
Поезд остановился на самой окраине города, на берегу реки. Рядом высились светлые корпуса жилых домов и торчали тонкие фабричные трубы.
Все пассажиры прилипли к окошкам, разглядывая огромную реку и горы на другом берегу.
Никакого моста через реку не было. Был причал. Железная дорога выходила прямо к нему.
– А вот и паром! – сказал Борис Павлович.
Поперёк реки прямо на поезд шёл странный пароход. Он был очень широкий, без носа и без кормы, как плот. И трубы на нём стояли не как у всех пароходов – одна за другой, – а рядом.
На палубе парохода в четыре ряда блестели уложенные, как на железной дороге, рельсы.
Пароход подошёл к причалу, прямо туда, где обрывался в реку железнодорожный путь.
– Сейчас будет самое интересное! – сказал Борис Павлович. – Откроем окно и будем смотреть.
Пароход закрепили у причальной стенки, и теперь его рельсы стали продолжением пути, на котором ждал состав.
К составу подкатил сзади маневровый паровозик.
На пароходе ударили в колокол: дин-ди-лень!
Паровозик отцепил от состава один вагон и покатил его по путям к пароходу.
Динь-ди-лень!
Вагон вкатился на пароход. За ним следующий. Потом третий, четвёртый... Все вагоны очутились на пароходе.
– Как называется этот пароход? – спросил Вовка.
– Железнодорожный паром! – повторил Борис Павлович.
Пароход загудел, густо задымил, и переправа началась. Паром шёл, тесня грудью жёлтую амурскую волну, как заправский корабль.
Наконец и пристань. Приехали. Стоп! Динь-ди-лень!.. Вагоны один за другим покатились с парома на берег.
Там их уже ждал новый паровоз. Над его трубой призывно метался голубой дым.
ГОРЫ И МОРЕ
В купе постучали. На пороге стоял проводник.
– Извините, – сказал он, – освободилось мягкое купе. Вы желали туда перейти с дочкой?
– Ну, чего уж там! – сказал Борис Павлович. – Остались какие-то сутки. Да и привыкли мы здесь.
Проводник закрыл дверь. Вагон дёрнуло.
И снова за окном потянулись леса. Поезд шёл, редко делая остановки, всё глубже и глубже забираясь в горы, торопясь на восток.
Вовка заметил, что Борис Павлович часто выходит в коридор, стоит у открытого окна и невесело смотрит на коричневые склоны сопок, мелькающие за стеклом.
Раз или два он даже вздохнул. Тогда Вовка набрался храбрости, подошёл к нему, прижался носом к оконной раме и спросил:
– Скажите, а вы правда капитан?
– Капитан, – ответил Борис Павлович.
– Какого ранга?
– Второго.
– А чем вы командуете?
– Торпедными катерами. Приедем в Новый Порт – буду начальником штаба бригады.
– А вы рады, что мы приедем?
Борис Павлович оглянулся, наклонился к самому Вовкиному уху и шепнул:
– Я боюсь.
– Как – боюсь? – Вовка до того растерялся, что стукнулся лбом о стекло.
– Понимаешь, боюсь. Я давно не плавал, давно не командовал кораблём. Пять лет служил на берегу. Преподавал астрономию. Как всё пойдёт, просто не знаю!.. – Он вздохнул и печально подмигнул Вовке: – Только это между нами!
Ошеломлённый Вовка кивнул и ушёл в купе.
В купе мама весело рассказывала что-то Фёдору. Фёдор довольно гудел в ответ. По коридору спокойно шёл, уверенно балансируя подносом, проводник.
Вовка выглянул. У вагонного окна, задумчивый и встревоженный, стоял человек в блестящей морской тужурке.
СОВЕТСКАЯ ГАВАНЬ
Прошла ночь. Утром всё чаще и чаще стали попадаться станции. Из-за поворота появилась речка и побежала рядом с поездом. Сначала она была маленькая, брызгала белой пеной и прыгала по камням. Затем раздалась, посинела, превратилась а большую реку. Одну остановку поезд сделал на самом берегу. Стояли долго. Вовка смотрел на реку, на дощатое здание станции, одноэтажное, с остроконечной высокой крышей. По реке в узкой долблёной лодке плыли две старухи, обе в узорчатых сапогах, с трубками в зубах. Они подплыли к станции. Одна старуха купила билет и села в поезд. Вторая махнула ей рукой и уплыла.
– Это орочи! – сказал проводник. – Здесь их колхоз. Рыбу ловят.
И опять поезд шёл через горы, то уходя от реки, то возвращаясь к ней снова.
Наконец на горизонте вспыхнула белая стальная полоса, покалывая глаза, заиграла на солнце.
– Море! – сказал проводник.
И все вздохнули:
– Море!
В Совгавань приехали в полдень.
Не успели выйти из вагона, как наползли облака, солнце спряталось, пошёл дождь, мелкий, как крупа, нудный-пренудный.
Фёдор связал ремнём чемоданы, закинул их за спину. Мокрыми, в лужах, улицами пошли от вокзала в порт.
Извилистый залив рассекал город на части. Город строился. Розовые и жёлтые, в дождевых подтёках тянулись вдоль дощатых свежесколоченных тротуаров дома. Кое-где они стояли просто так – без номеров, без улиц.
Спустились к маленькой бухте. Она была битком забита пароходами, баржами, катерами. По утрамбованной, пропитанной нефтью земле, прыгая через рельсы, прошли на причал.
Чемоданы сложили под навесом у склада. Фёдор и мама ушли за билетами. Борис Павлович остался стоять у чемоданов. Вовка и Лена отправились бродить по причалу.
РЫБА С ПАЛЬЧИКАМИ
Причал был мокрый. Он пах сырым деревом, нефтью, морем.
Вовка подошёл к краю причала, стал на колени, свесил голову. Внизу светилось красноватое дно. На мелком песке качались чахлые кустики водорослей. Около смятой консервной банки копошилась небольшая, коричневого цвета плоская рыба.
Вовка заметил рядом с собой проволоку, поднял её, выпрямил и, опустив в воду, шевельнул банку.
Коричневая рыба, вместо того чтобы удрать, привсплыла, повисла вниз головой и уставилась на банку круглыми выпуклыми глазами.
Вовка заметил, что из головы у неё растут тоненькие, покрытые присосками пальчики.
"Чудеса! У рыбы, да ещё на голове, – пальцы!"
Он снова осторожно пошевелил банку.
Рыба подошла ближе.
Чем больше Вовка смотрел на неё, тем больше удивлялся. Она была похожа на пятнистую раздавленную тапку, на человеческую ладонь – на что угодно, только не на рыбу.
Странная рыба протянула к банке два пальца-щупальца. Казалось, она вот-вот вцепится в неё.
Не выпуская из рук проволоку, Вовка двинулся вдоль причала.
Он шёл, переставляя ноги на ощупь, таща на проволоке за собой банку, заманивая рыбу на мелкое место.
Шаг... Ещё шаг... Нога сорвалась, и Вовка ухнул с причала вниз. Диковинная рыба, оставляя за собой клубы чёрной жидкости, стрельнула в сторону.
– Владимир, куда ты? – испуганно крикнул Борис Павлович.
Леночка свесилась с причала, увидела, что Вовка стоит по пояс в воде, и сообщила:
– Папа, он здесь. Он никуда не ушёл.
Г л а в а ш е с т а я
Н А П А Р О Х О Д Е
ПОСАДКА
– Вова, что с твоими штанами? – ахнула мама. – Ты в них купался, что ли?
– Он чуть-чуть не поймал рыбу! – сказала Лена. – Такую, с пальчиками.
– Наверно, каракатицу! – догадался Борис Павлович. – Только это не рыба, а моллюск. Головоногое.
– Очень приятно! – сказала мама. – Сними сейчас же штаны. Я выжму их.
– Не сниму.
– Сними.
– Не сниму.
– Простудишься!
Фёдор раскрыл свой чемодан и достал широченные синие брюки, раза в два больше Вовки.
– Вот, – сказал он. – У вас чемодан зашит, чехол пороть надо. Пускай он пока в моих.
Двинулись на посадку. Вовка шёл впереди всех, из брюк торчала одна его голова.
Необъятные штанины стреляли на ветру парусами.
Подошли к пароходу, огромному, как дом. Над чёрным высоченным бортом его торчали жёлтые мачты, поверх белой надстройки дымила широкая труба с красной полосой, на борту золотыми буквами было написано: "Комсомольск".
Вовка поднялся по трапу на палубу. В лицо ударил солёный, с водяной пылью ветер.
В МОРЕ
Каюты, в которых разместили их, оказались в разных концах парохода.
Маме с Вовкой каюта попалась маленькая, с низким потолком и двумя круглыми окошками-иллюминаторами.
Уу-уу! – заревел пароход, забухал машиной и медленно, тяжело отвалил от причала.
В море его сразу же стало качать. За стеклом иллюминатора запрыгали чёрные волны. Крупные капли дождя лениво ползли по стеклу.
Стемнело.
К маме пришли Фёдор и Борис Павлович.
– Э-э, да ты укачался, – сказал Фёдор и потрогал Вовкин лоб.
Вовка лежал бледный и сосал уголок подушки.
– Дождь-то какой! – сказала мама. – Прямо ленинградский.
– Да, летом здесь всегда дожди! – объяснил Борис Павлович. – Я слышал такую историю. Пришёл однажды сюда пароход. Простоял в гавани два дня, и два дня лил дождь. Пароход ушёл и вернулся через год, снова на два дня. И снова дождь. Капитан корабля был шутник. На вопрос, как ему понравилась Совгавань, он теперь отвечает: "Чудесный край! Только дождь, который шёл там два года назад, до сих пор не прекратился!"
– Ничего, – сказал Фёдор. – Люди живут.
Мама внимательно посмотрела на него:
– Живут, потому что помогают друг другу.
Фёдор нахмурился.
– Вы опять? – сказал он.
– Что? – не расслышал Борис Павлович.
– Я говорю о племяннике Фёдора Сергеевича, – сказала мама. – О мальчике, который приютил в Иркутске Вову.
– А-а, помню: приютил, а сам оказался вором?
– Он положил его на свою постель, а сам спал на полу... Я убеждаю Фёдора Сергеевича выписать мальчика на Камчатку.
– Простите, – сказал Борис Павлович, – если вас интересует моё мнение, я выскажу его. Я тоже убеждён, что неисправимых людей нет. Справиться с мальчиком не сложно. Но мне кажется, что заниматься детьми, подобными ему, должны специальные учреждения – интернаты, колонии. Там есть специально подготовленные к такой работе люди, они воспитают его лучше, чем мы с вами.
– Ничего вы оба не понимаете! – с досадой сказала мама.
Она встала и подошла к двери. Дверь была приоткрыта. В коридоре гудели вентиляторы, в каюту вливался тёплый, с лёгким запахом масла и краски воздух.
Мама подставила воздуху разгорячённое лицо, откинула со лба растрёпанную прядь.
Борис Павлович подошёл к Вовке.
– Уснул! – сказал он. – Первый раз на корабле. Утром проснётся, посмотрит в иллюминатор – будто в другой мир попал.
Две постели – две койки – висели в каюте одна над другой. Когда Фёдор и Борис Павлович ушли, мама залезла на верхнюю и выключила свет.
Каюта погрузилась в темноту. Голубая фосфорная точка горела на выключателе. Мерно дрожали в такт пароходному винту стены. Койки слегка покачивались.
Пароход плыл к далёкой Камчатке.
ОРАНЖЕВЫЙ МИР
Когда на другой день Вовка проснулся, каюту качало меньше. Вовка слез с постели и подошёл к окну.
За круглым корабельным стеклом расстилался невиданный мир.
По тёмно-оранжевому небу плыли светло-оранжевые облака, оранжевое небо мигало в лучах утреннего солнца, из моря вставал оранжевый берег. Среди оранжевых кустов виднелось несколько домиков, мимо них по дороге, в клубах оранжевой пыли, бежал грузовик.
Это был оранжевый мир.
Не в силах вымолвить ни слова, Вовка перебрался к другому окну.
Волшебный мир исчез. Небо стало голубым, море – синим, берег зелёным и жёлтым.
Вовка протёр глаза, однако ничего не изменилось. Тогда он вернулся к первому окну – и мир снова стал оранжевым.
Тут Вовка присмотрелся к стеклу и понял: старое толстое стекло было мутно-жёлтым.
Вовка постучал по нему пальцем.
УЖАСНО ОПАСНЫЙ КАМЕНЬ
После завтрака все вышли на палубу. Ветер утих, море успокоилось.
Пароход, описывая широкую дугу, огибал приземистый зелёный мыс.
– Проходим остров Сахалин! – сказал Борис Павлович.
Полоса жёлтого песка, поросшего зелёным кустарником, надвинулась на "Комсомольск" и вновь отступила.
– А вон там – Япония! – Борис Павлович показал рукой вправо, где в мутном небе медленно двигалось солнце.
Море лежало тихое, такое же мутно-серое, как небо.
Сколько Вовка ни поднимался на цыпочки и как ни вытягивал шею, никакой Японии он не увидел.
Наконец справа показалась чёрная точка – одинокая скала, лежащая посреди пролива.
– Это Япония? – спросил Вовка.
– Нет, – сказал Борис Павлович, – это Камень Опасности. Об этот камень разбилось много кораблей. Он на морских картах прямо так и называется...
– Вы о чём? – вмешалась в разговор мама.
– Видишь камень? – понизив голос, доверительно сообщил ей Вовка. – На него все пароходы наталкиваются. Ужасно опасный камень!
Мама удивлённо подняла брови и смотрела на чёрный камень до тех пор, пока он не скрылся за горизонтом.
КИТ
В полдень Фёдор заметил на воде цепочку тёмных колец.
Кольца появлялись одно за другим, будто кто-то пустил по морю плоский прыгучий голыш.
– Вова, Лена, смотрите – сейчас появится кит! – сказал Борис Павлович.
Ребята вытянули шеи.
Кит появился совсем не там, куда смотрели они. Из воды неожиданно вырос чёрный плавник и медленно двинулся навстречу пароходу. Не доходя до "Комсомольска", кит вынырнул: его спина блестела на солнце как полированная.
– Это кашалот! – сказал Борис Павлович. – Видите, какая у него громадная голова – как сундук!
Кашалот лениво перевернулся, показал серое с белыми отметинами брюхо и бок.
– Глаз! – восторженно выдохнул Вовка. – Я видел глаз!
– Страшно, – сказала Лена. – Вдруг он разбежится да как ударит!
Но у кашалота были свои планы. Он шумно вздохнул, сгорбился и, высоко взметнув раздвоенный крылатый хвост, нырнул.
– Ушёл! – сказал, подождав, Вовка. – Какой спокойный!
– Просто умный, – сказал Борис Павлович. – Видит, что пароход пассажирский, китобойной пушки на носу нет, он и не боится.
– Вдруг он нас сбросит в воду? – шепнула Лена. – Вов, ты плавать умеешь?
– Нет.
– И я... Тебе хорошо, – она вздохнула, – ты рыжий, тебя сразу заметят!
– Знаете, почему кит нырнул? – спросила, подходя, мама. – Он испугался ваших широко раскрытых ртов!
Вечером, ложась спать, Вовка спросил:
– Мама, а дядя Фёдор на Камчатке далеко от нас будет жить?
– Зачем это тебе? – Мама подозрительно посмотрела на Вовку. – Он сам по себе, мы – сами. Вообще ты чересчур много проводишь с ним времени. Играй больше с Леной, читай, думай.
ВОВКА ДУМАЕТ
Вовка уснул не скоро.
Он лежал на койке и смотрел широко открытыми глазами в потолок.
Полмесяца в дороге. Города, реки, горы. Над землёй летят самолёты. Автобусы тащат по дорогам жёлтые хвосты пыли. По морям плывут пароходы. Двухтрубные паромы несут на спинах через реки зелёные вагоны... Ходят по земле строители, лётчики, милиционеры. Добрые люди – Фёдор, Борис Павлович, мама. И тут же рядом с ними – Кожаный, тётя Маня. Бродит по улицам безнадзорный Степан, и едет по своим, никого не касающимся делам толстоносый в разрезанном донизу валенке.
В мире есть всё. Нет только человека, которому Вовка мог бы сказать короткое ласковое слово "папа"...
Вовка прислушался. Мама дышала ровно. Он слез с койки, оделся и выскользнул из каюты.
На палубе никого не было.
Вовка скрючился на скамейке, обхватив руками голые ноги. Дрожала палуба. Из-за борта долетал шелест бегущих волн. Ровно и глухо стучала машина.
ЗЕЛЁНЫЕ ОСТРОВА
Утром пароход подошёл к острову. Остров был зелёный и длинный. Над ним висело тонкое серое облако. Из облака торчали верхушки гор.
"Комсомольск" остановился. Отстучала якорная цепь. Все вышли на палубу. Борис Павлович принёс из каюты бинокль.
– Остров Итуруп! – сказал он. – Первый из Курильских островов на нашем пути. Этих островов сотни. Видите на берегу дымок? Это горячий источник. Острова вулканические.
"Пассажирам приготовиться к высадке!" – густым голосом сказал репродуктор на мачте.
– Итурупчанам сходить, – объяснила мама.
Внизу у борта парохода уже тарахтел мотором катер. Он подходил, толкая перед собой плоскую, тупоносую баржу.
За борт спустили трап с шаткими верёвочными перилами. У трапа столпились люди с чемоданами и рюкзаками.
"Как же они будут высаживаться?" – подумал Вовка.
Баржу качало. Она то поднималась к самому трапу, то стремительно уходила вниз.
Пассажиры по одному начали спускаться. Они доходили до нижней площадки трапа. Каждый швырял на баржу чемодан и, выждав, когда баржа поднимется повыше, прыгал сам. Чемоданы и людей ловили двое матросов.
Маме это не понравилось.
– Неужели и нам придётся в Новом Порту так? – сказала она.
– Что вы! Там город, – возразил Борис Павлович. – Раз город, значит, причал. Следующий остров будет Кунашир. Мы спустимся немного на юг, а потом пойдём без остановок на север, к Камчатке. Ночью, если не будете спать, увидите сайровый лов.
Но Вовка про лов уже не слушал.
ОГНИ В МОРЕ
Вечером подошли к Кунаширу. Огромная гора надвинулась на "Комсомольск". Над ней в чёрном небе горели белые стеклянные звёзды.
Вовка высунул голову в иллюминатор. Гора была такая большая, что, казалось, пароход обязательно налетит на неё.
Но "Комсомольск" повернул. И тогда впереди показались огни.
Когда подошли поближе, стало видно: это качаются на волнах маленькие рыбачьи суда. С борта у каждого были опущены светильники. Голубое электрическое пламя било из них в воду.
Время от времени рыбаки включали в светильниках красный свет, и тогда на воде начинали танцевать огненные языки.
Голубое... красное... голубое...
– Вот он какой, сайровый лов! – сказала мама. – Борис Павлович говорит: голубым светом сайру приманивают к борту, красным – загоняют в сеть. Смотри – всё море в огнях!
Я ПОГОВОРЮ С НЕЙ
День за днём плыл "Комсомольск" мимо зелёных, окутанных туманом и облаками островов.
Как-то Вовка и Фёдор сидели около спасательной шлюпки и разглядывали взятую у Лены книгу. В книге были нарисованы птицы.
– Это кто? – спрашивал Вовка, закрыв ладонью подпись под рисунком.
– Ишь какой у неё клюв! – уклонялся от ответа Фёдор.
– Пеликан, – отвечал Вовка. – А это?
– Плохо я птиц знаю, – сказал наконец Фёдор. – И деревья плохо. Вот зверей ещё туда-сюда, разбираю, рыб много видел...
– А правда, что кит – это зверь? – спросил Вовка. – И тюлень?.. Дядя Фёдор, вы близко от нас на Камчатке жить будете?
Фёдор пожал плечами:
– Как получится. – Он положил Вовке руку на плечо. – Не все живут, где хотят.
– Нам бы поближе! – сказал Вовка. – Я бы каждый день к вам приходил.
– Знаю, – сказал Фёдор. – Мы бы с тобой славно жили... Мать у тебя хорошая. Тоня... Она как, обо мне часто спрашивает?
– Часто, – сказал Вовка. – А что?
– Да нет, я просто так... Хочу с ней поговорить. Вот если разговор получится, будем жить близко.
– Получится!
Вовка полистал книжку и нашёл в ней яркую зелёную птицу. Птица сидела на ветке, опустив вниз изогнутый крючком хвост.
– "Квезал, или кетсаль, – прочёл Фёдор. – Живёт в Центральной Америке. По индейскому поверью, тот, кто увидит кетсаля, будет счастлив в жизни!" Понял?
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Фёдор пришёл вечером, когда Вовка и Лена кормили ежа остатками супа.
Лампу со стола они поставили на пол.
От этого всё в каюте всплыло: тени людей падали на потолок, колючая тень зверька копошилась на стене.
Фёдор постоял, помялся, пошептался о чём-то с мамой.
– Дети, сходите на палубу, почистите клетку, – попросила мать. Только не утопите ежа!
Вовка понимающе посмотрел на Фёдора, вытащил из угла клетку с Мурзиком и поволок её наверх на палубу.
– Здесь дует! – сразу же захныкала Лена.
– Ничего.
Вовка осторожно выдрал из клетки грязную, липкую бумагу.
– А я знаю, зачем дядя Фёдор к вам ходит, – сказала Лена. – Он хочет быть твоим папой!
Вовка покраснел.
– А тебе какое дело? – сказал он. – Держи лучше ежа. Да не пищи, он сам тебя боится. Трясётся, как лихорадка на проводах! Ну и уходи! Разнюнилась.
Вовка продрог, но остался наверху. В каюту он не шёл.
Наконец железная дверь на палубу скрипнула, открылась, и показался Фёдор. Он медленно подошёл к Вовке и обнял его за плечи.
– Замёрз ты, – сказал Фёдор. – Иди вниз.
Вовка запрокинул лицо и посмотрел Фёдору в глаза.
Фёдор покачал головой.
– Не получилось, понимаешь? Не придётся нам жить вместе, – невесело сказал он. – Ну иди: тебя Тоня ищет.
Вовка поднял клетку и, больно ударяясь о неё коленками, побрёл вниз.
НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ
– Что с тобой? На тебе лица нет! Замёрз? И как я могла тебя наверх в одной рубашке пустить! – волновалась мама.
Она сняла с Вовки чулки, растёрла ему ноги. Крылатая тень её металась по потолку.
Лампа всё ещё стояла внизу.
Отворачивая побледневшее лицо, Вовка разделся и юркнул в постель.
"Не получилось. Не получилось", – звучали в его ушах слова Фёдора.
Если бы в эту минуту мама подошла, села рядом, обняла и стала допытываться, в чём дело, Вовка сказал бы ей так много. Но мама, сама взволнованная, забралась наверх, сказала скороговоркой:
– Ведь надо же так: раздетый – на палубу!..
Погасила свет и повернулась на бок.
Оба лежали тихо, не шевелясь, до тех пор, пока не замолчала машина, не раздался грохот брошенного якоря и в коридоре кто-то громко и отчётливо не произнёс:
– Людей на остров!
ЗАДУМЧИВАЯ ПТИЦА
За дверью послышался шум. Кто-то, грохоча сапогами, пробежал по коридору.
– Отправьте партию людей на остров, – повторил неизвестный голос.
– Что там ещё такое? – недовольно сказала мама. – Вова, ты спишь?
– Да.
Вовка повернулся на бок и уснул. Он не слышал топота людей в коридоре и голоса капитана: "Команда шлюпки – на берег!", не видел, как в каюту, постучав, заглянул Борис Павлович и что-то сказал маме.
Вовка спал и видел во сне зелёную птицу. Она сидела на ветке, склонив голову набок, и задумчиво смотрела на Вовку.
Г л а в а с е д ь м а я
М О Р Е Т Р Я С Е Н И Е
В ШЛЮПКЕ
Фёдор и Борис Павлович стояли на палубе.
Вокруг них было много людей. Жёлтые лампы, подвешенные к мачтам, качались из стороны в сторону. С мостика в море светил белым лучом сигнальный прожектор. В той стороне, куда он светил, – на берегу тревожно мигали огоньки.
– Спустить шлюпку! – приказал капитан.
Шлюпка висела над палубой. Матросы бросились к ней.
– Пошла правая! – скомандовал боцман. – Левая!
Балки, между которыми была привязана шлюпка, наклонились.
– Майна!
Шлюпка поползла вниз.
Есть ещё одно место, – крикнул капитан. – Будет доброволец из пассажиров?
Фёдор бросился к нему.
– Давайте!
Матросы по верёвочной лестнице скатились в шлюпку.
