Текст книги "Много разных кораблей"
Автор книги: Святослав Сахарнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
ЗЕЛЁНАЯ РЫБКА
Поспорили в Чёрном море кефаль, мерланг-пикша и белуга: кто из них сильнее?
Спорили, спорили и решили: кто дольше всех в прибой между камней продержится, против волны устоит, тот и есть самый сильный.
Выбрали у берега камни, выждали погоду посвежее и стали силу испытывать.
Первой поплыла к камням кефаль. Плыла, хвостом серебристым играла. А как подошла к берегу, стало её взад-вперёд волной бросать, сразу поняла дело плохо!
Крутит кефаль хвостом, в дугу сгибается, да против волны устоять не может. Рвётся вперёд, а вода её назад тащит. Оробела, до камней не доплыла – назад вернулась.
Поплыла к камням головастая пикша. Разогналась, до самых бурунов дошла. Спряталась между камнями в стоячей воде, но пришла волна и давай её от камня к камню швырять. Два раза об камень ударила, перевернула и назад с собой утащила.
Посмотрели рыбы на пикшу, испугались: жабры у неё песком забиты, перья на спине поломаны.
А белуге всё нипочём.
– Эх вы, мелочь! – говорит она. – Глядите, как я устою.
И поплыла вперёд.
Притихли рыбы. Даже озорные ласкирики-карасики остановились и смотрят, как белуга волну побеждать будет.
А белужья спина в костяных шишках уже у самых камней. Гребёт белуга плавниками, хвостом подгребает, на месте держится.
Две волны, одна за другой, набежали – устояла белуга.
Пришла третья волна, выше всех. Подняла белугу, повернула, протащила боком по камням и хвостом вперёд в море вынесла.
Решили рыбы: никому в море с волной не справиться. Такие силачи не устояли!
Вдруг, откуда ни возьмись, выплывает маленькая зелёная рыбка. Налимчик не налимчик, пескарь не пескарь: как пескарь, маленькая, головка, как у налимчика, круглая, чешуи нет, по зелёной спине бурые пятнышки.
– Дайте, – говорит тихонько, – я попробую.
Засмеялись рыбы.
– Где тебе, пустявка! Не видишь, кто пробовал? Зачем лезешь?
Рыбка слова не молвила, хвостом вильнула, поплыла к камням. Плывёт вперёд, а вода встречная её назад тащит.
Два раза пыталась подплыть к камням рыбка, ничего не получилось.
Рыбы пуще прежнего над ней смеются.
Морские коньки хвосты в колечко закручивают, от смеха в траве переворачиваются.
В третий раз поплыла рыбка. Улучила минутку между двух волн, подобралась-таки к камням. К большому камню подплыла и легла на него брюшком.
– А ведь хитра, доплыла до камня!
– Ничего, ничего, волна пройдёт – смоет! На берег выкинет, – говорили между собой рыбы…
Вот и волна. Прошла зелёной горою над камнем, рухнула на берег. Рассыпалась пеной, закружилась, завертелась и ушла.
Смотрят все, а маленькая рыбка лежит себе на камне как ни в чём не бывало.
Удержалась!
Пошли волны одна за другой, одна больше другой.
Замутилась вода, понесла поверх камней песок, мелкую гальку, пучки морской травы – ничего не разберёшь.
Стихло, и стало видно: лежит зелёная рыбка на камне, как приклеенная.
Долго смотрели на неё рыбы, дивились. Потом стали друг у друга спрашивать – кто такая и откуда взялась?
Кривоногий краб на шум из-под камней вылез, поглядел выпученными глазами на рыбку и говорит:
– Нашли диковину! Да ведь это наша, черноморская, – присоска! Она всегда так: присосётся и лежит. Поди её отдери!
Краб был старый-старый, он всё знал и никогда ничему не удивлялся.
КАМБАЛА И ЛАСКИРЬ
Когда-то, в далёкие времена, была камбала рыба как рыба. Всё у нее было, как у других: глаза по бокам головы, рот прямой, и плавала она, как все рыбы, спиной вверх.
А что с ней случилось, про то слушайте.
Встретились однажды на дне морском у большого зелёного камня камбала и морской карась – ласкирь.
Стал ласкирь камбале на свои незадачи жаловаться.
Дельфин за султанкой охотился, ласкирь сунулся впереди него – попало ласкирю.
Рыбы на совет собрались. Пока ласкирь от дельфина бегал, опоздал опять получил трёпку.
Пикши в траве дрались, ласкирь стороной проплывал. Не утерпел, впутался – и тут влетело.
Слушает его камбала, а про себя думает:
«Так тебе, вертлявому, и надо. Прост ты больно. Уж я-то в беду не попаду!»
Смотрят оба – червяк. Да какой длиннющий! Вот так пожива!
Не успел ласкирь рта открыть, камбала говорит:
– Чур, не хватать! Я делю.
Хорош червяк!
– Знаешь что, – хитрит камбала, – нам двоим такого червя много. Нужно с кем-нибудь поделиться. Поди позови ерша-скорпену!
Удивился ласкирь. С каких это пор камбала с другими делиться начала? Но спорить не стал: на троих так на троих! Помчался за скорпеной.
Осталась камбала у червя. Глотнула кусок, другой, видит – сразу не управиться.
«Спрячу-ка я про запас!» – думает. И решила закопать червя под камень.
Начала песок рыть.
Носом роет, плавниками и хвостом помогает, песок выбрасывает.
Долго ли, коротко ли, вырыла камбала под камнем ход и затащила туда добычу.
Отплыла, посмотрела со стороны.
– Найдут! Нужно ещё дальше запрятать!
Слышит камбала шум: ласкирь с ершом к камню торопятся.
Испугалась, кинулась под камень. Давай ход ещё глубже рыть.
Ласкирь с ершом совсем близко.
Завертелась камбала под камнем. Пошатнулся он, наклонился, упал и камбалу придавил.
Примчались рыбы. Видят – лежит камень на боку. Из-под камня чей-то хвост торчит.
Тянули, тянули за хвост, вытащили. Смотрят и не узнают:
– Что за рыба?
Ни спины, ни брюха – одна левая сторона! Расплющило её камнем. Глаза и рот на левую сторону сбило.
Лежит камбала, кривой рот открывает, ничего сказать не может.
А червя-то нет!
Рассердился колючий ёрш на ласкиря: зачем в такую даль тащил? Бросился обманщика за перья ловить. Еле ласкирь хвост унёс.
Тем дело и кончилось. Камбала такой коверканной навсегда осталась. И дети её, камбалята, кто на левую, кто на правую сторону вывернуты.
Ну и рыба!
ПОЧЕМУ ЩУКА В МОРЕ НЕ ЖИВЁТ
Говорят, на то и щука в море, чтобы карась не дремал.
Так-то оно так: если карась зазевается, щуке в зубы обязательно попадёт. Да ведь ни щука, ни настоящий карась в море-то не живут! Карась речная рыба, озёрная. Щука тоже.
А был случай…
Надоело щуке в реке. Забежала она в море.
Вот где жизнь! В реке, в озере сидишь под корягой – темно, не пошевелиться… А тут свету сколько, простор! И в засаду прятаться не надо: кругом добыча, сама в рот лезет…
Вон на песке червячишка – подплывай да бери.
Щука только подплыла, а песок как взметнётся! Из песка – чёрная рыбина. Пасть – как мешок. Глазищи – на самом темени. На голове вырост приманка – шевелится. Точь-в-точь червячок. Кинешься за ним – и прямо рыбе в пасть. Поминай как звали!
– Экое чудище! Да будь ты неладно!
Вильнула щука хвостом – и в водоросли.
Глядит – опять добыча. Сама навстречу идёт. Маленькая рыбка. Только странная какая-то: плывёт стоймя, головка лошадиная, на спине лохмотья, на боках все рёбра видны. Глядит на щуку, глазами крутит: одним глазом в одну сторону, другим – в другую.
Плыла коричневыми водорослями – сама коричневая была. Приплыла в зелёные – зелёная стала.
– Что за рыба? Чего она глазами крутит? Уж не бешеная ли?
Щука – в сторону.
– А ну её! В реках таких нет. В реках – караси-лежебоки пузатые.
Как вспомнила щука про жирных карасей, так в животе и заныло.
Помчалась вперёд. А тут ещё пожива: между камней рыба прячется – не шибко большая, губастая, вся в пятнах.
По-щучьему так: раз от тебя кто прячется – хватай его.
Щука с разгону пятнистую рыбу – хвать! И свету не взвидела.
У пятнистой-то на спине шип. Как вонзился в нёбо – рта не раскрыть, ни сглотнуть, ни охнуть.
Насилу освободилась, развернулась – да назад, в реку.
Недолго в море погостила.
И всего-то видела она там: морского чёрта с приманкой, рыбу-конька да ерша-скорпену, ядовитую колючку.
С тех пор щуку в море и карасём не заманишь.
КАКОГО ЦВЕТА МОРЕ?
Случилось это летом. На Севере.
Собрались на вершине скалы молодые чайки-каюхи. С ними – старый чистик.
Сидят чайки, ждут, что им расскажет мудрая птица.
– Сегодня я расскажу вам, какого цвета море, – начал было чистик.
– Вздор! – выкрикнул молодой каюха. – Кто не знает, что море синее?
– Ну хорошо, – согласился чистик, – тогда слушайте про то, как злодей Фомка-поморник добывает себе пищу. Вы должны знать это, чтобы остерегаться его.
Но молодым уже надоело сидеть спокойно. Фр-р! Оп-оп! С шумом, хохотом разлетелись…
Незаметно пришла зима, рыбы опустились на глубину, охотиться за ними стало труднее.
Полетел как-то молодой каюха за добычей. Пять дней искал. Возвращается – нет на скале чаек.
– В чём дело?
Ждал, ждал. Только несколько чистиков крутятся возле скалы.
Подлетел к ним каюха. Видит – старик.
Забыл он, как старика летом обидел.
– Скажи, – просит, – куда улетели чайки?
Чистик по привычке задумался.
– На юг, – подумав, сообщил он. – На юг улетела твоя стая.
– Как же мне теперь догнать её?
– Лети туда, где в полдень бывает солнце. Когда море трижды изменит свой цвет, ты и догонишь стаю. Торопись!
Бросился каюха со скалы. Только мелькнула внизу белая пена. Cкорее на юг!
Прошёл день второй. Летит каюха. Море под ним то светлее, то темнее, а всё одного цвета.
– Может быть, старик напутал? Может быть, мне никогда не видать стаи?
Но что это? Впереди мелькнула жёлтая полоса. Она ближе, ближе – и вот уже вся вода под ним жёлтая-жёлтая. Большая река впадает здесь в море и красит воду глиной и песком своих берегов.
Первый раз море изменило свой цвет!
Снова внизу синие волны. Высмотрел каюха косяк селёдки, метнулся к воде – есть добыча!
Вдруг над головой у него как засвистят чьи-то большущие крылья. Берегись Фмку-поморника!
Выронил каюха селёдку. Фомка на лету её – хвать! – и проглотил.
Увязался за каюхой. Хоть плач. Только поймает каюха рыбёшку, Фомка тут как тут – налетит и вырвет изо рта.
Насилу удрал от него ночью.
Долетел до гор. Жарко. Внизу змеёй вьётся залив. Вода в нём красная!
Приспустился каюха. В воде кишмя кишат малюсенькие красные червячки. Второй раз изменило море цвет.
Нет уже сил лететь.
Впереди кудрявые зелёные острова. Над ними тучи птиц.
Всё ниже и ниже каюха.
Закрыл глаза, открывает – вода у островов зелёная!
Густо, словно рыбья икра, плавают в воде зелёные шарики – водоросли. Как весенняя тундра зеленеет море.
Вот он – третий раз!
А вон и стая: летят торопятся со всех сторон к каюхе товарищи.
Прошло полгода.
Летом чайки вернулись на Север. Снова стала белой от птиц большая скала.
Как-то опустился каюха в толпу молодых чаек. Отдыхали они после полётов, слушали рассказы бывалых птиц.
– Хотите, я расскажу вам, какого цвета море? – начал каюха, когда очередь дошла до него.
– Какие пустяки! – громко сказала самая молодая чайка. – Кто не знает, что море синее?..
Р А С С К А З Ы
Рис. Ю. Смольникова
ПИРАЙЯ
Это рассказы о том, что я видел, когда плавал на Дальнем Востоке. Я был тогда совсем молодой, без конца читал Виталия Бианки и Сетон-Томпсона, очень любил животных и только начинал присматриваться к людям.
Осьминог
Наш пароход стоял у причала в порту Находка.
Шёл по причалу матрос. Наклонился, видит – на него из-под воды два громадные глаза смотрят.
Испугался матрос, как закричит!
Прибежали другие матросы, боцман с нашего парохода, прибежал.
– В чём дело? – спрашивает.
Рассказал матрос. Посмотрели, и верно – глаза. Зелёные, с чёрными зрачками. Вверх из-под воды уставились, смотрят, не мигают. Вокруг глаз что-то серое шевелится.
Боцман говорит:
– Э-э, да это осьминог. Давайте его поймаем!
Притащили матросы багры, верёвки. Подцепили осьминога и выволокли его на причал.
Лежит осьминог, будто бочку студня на доски выворотили. Рот клювастый, щупальца в пятачках-присосках. Шевелятся змеями, друг за дружку прячутся. Брр-р!
Ахают матросы. Спорят: что с осьминогом делать?
Был у нас на пароходе машинист Федчик. Ростом меньше всех, а самый шустрый. Кричит:
– Водолазов надо. Они заберут, заберут, вот увидите!
Кричал, кричал да и подошёл ближе всех к головоногому.
Тут одно щупальце из-за осьминога выпросталось, развернулось и цоп Федчика за штанину!
Побледнел матрос. Упёрся ногой в причал.
Осьминог к себе тянет, Федчик – к себе.
А за первым – ещё щупальца подбираются.
Не успели мы сообразить, что делать, слышим – лай. С парохода по трапу катится что-то жёлтое: Кранец, корабельный пёс, которого Федчик на пароход зимой привёл, на помощь спешит. С трапа слетел, на причал выкатился – ррр-р-гав! – и к осьминогу. Тяп его!
Осьминог от неожиданности даже вздрогнул. Из серого стал сначала голубоватым, потом розовым и наконец весь покрылся малиновыми пятнами. Дрогнуло щупальце, выпустило штанину и поползло назад.
Кранец – хвост крючком, глаза налились кровью – рвётся в бой.
Схватил Федчик его поперёк и от беды – в сторону.
В это время к причалу подошёл вызванный капитаном водолазный катер. На катере, в носу, – специальный бак для морских диковинок.
Расстелили водолазы на причале брезент, полили его водой.
Осьминог попробовал щупальцем – мокро – и пополз с сухих досок на брезент. Водолазы – брезент за концы, на катер, и осьминога – в бак.
Завели мотор. Ушли. В город – сдавать добычу в музей.
Но самое интересное случилось неделей позже. Мы перешли во Владивосток, и Федчик, купаясь там, нашёл в морской траве у берега второго осьминога. Маленького осьминожка – с кулак.
Принёс его на пароход, положил в таз с водой.
Позвали Кранца. Сейчас, думаем, он и этому задаст!
Прибежал пёс. В чём дело?
Ткнул его Федчик носом в таз.
И тут Кранец как подпрыгнет! Как завизжит! Хвост поджал и драла.
Выплеснули мы осьминожка за борт. А часа через два в кубрик вернулся Кранец. Вошёл на цыпочках, пробрался в угол и лёг.
Однако над ним никто не смеялся: ведь когда надо было, он первый пришёл на помощь товарищу.
«А потом, – подумал я,– кто их знает, может, для собак осьминоги чем меньше – тем страшнее?»
Пирайя [1]1
Название рыбы приводится по печатному оригиналу. Принятое написание – пиранья – V_E.
[Закрыть]
Один мой приятель – капитан теплохода – уходил в рейс в Бразилию.
– Что тебе привезти? – спросил он на прощание. – Хочешь, привезу чучело колибри? Птица, а вся, с хвостом, в спичечный коробок влезет.
– Знаешь что, – ответил я, – привези мне пирайю. Только смотри, чтобы она тебя по пути не съела!
Пошутили и расстались. Приятель ушёл в плавание, а я про свою просьбу забыл на другой же день. Ну кто, в самом деле, будет везти через полсвета маленькую речную рыбку! Даже если это пирайя.
Кстати, вот что она такое.
Пирайя – родич нашего карпа, живёт в реках Южной Америки. За хищный нрав её часто называют речным волком. Ходит она тоже стаями и, как наш серый разбойник, в стае нагла и беспощадна.
Вот какие истории рассказывают о пирайях.
Один путешественник катался по реке в лодке и веслом ранил себе палец. Чтобы умерить боль, он опустил руку в воду. Вокруг раненого пальца тотчас же закурилось розоватое кровяное облачко.
В то же мгновение в руку впились десятки острых зубов. Путешественник закричал от боли и выдернул руку.
Она была вся в крови, кусочки мяса из неё были выхвачены, как бритвой, а раненый палец изуродован окончательно.
Другой раз в реку, спасаясь от слепней, вошло стадо коров. Добродушные животные забрались по брюхо в воду и сгрудились голова к голове, отбиваясь хвостами от мух.
На коровью беду, неподалёку охотились большой стаей пирайи. Учуяв коров, они построились полумесяцем и ринулись с трёх сторон на стадо в атаку. Не видя врага, не понимая, кто вгрызается под водой им в шкуры, коровы с рёвом заметались по отмели. Пирайи на бегу настигали их, перегрызали на ногах сухожилия, и животные одно за другимвалились в воду.
Привлечённые запахом крови, к месту побоища мчались всё новые и новые стаи рыб. Скоро всё было кончено. Только в жёлтой воде кое-где остались смутно белеть дочиста обглоданные коровьи кости…
Прошло более месяца после ухода моего приятеля.
Сижу как-то я днём дома. Звонок. Открываю дверь, вижу – стоит на лестнице мой капитан, весь коричневый от загара, и держит в руках банку, прикрытую марлей.
– Держи! – говорит он. – Еле довёз: три раза из банки на пол выпрыгивала… Ну, прощай, я ещё дома не был!
И ушёл.
Взял я банку. В ней плавает небольшая, с нашего окунька, голубоватая рыба. Бока в красных пятнышках. Морда тупая, короткая. Ничего особенного, только, когда раскрывает рот, видны зубы.
«Ого, если такими тяпнуть за палец!»
Мне от такой мысли даже неприятно стало. Осторожно внёс пиранью в квартиру, перелил вместе с водой в пустой аквариум.
– Ну, теперь живи! Только чем тебя кормить? Конечно, сырым мясом!
Сбегал в магазин. Принёс. Бросил кусочек в аквариум.
«Сейчас как цапнет! – думаю. – Брызги полетят!»
Жду. Ничего. Отошла моя пирайя в сторону. Наверное, хитрит. Бросил я второй кусочек, а сам ушёл по делам.
Возвращаюсь – мясо не тронуто. Пиранья стоит над самым дном, шевелит плавниками, на мясо никакого внимания.
Тогда я набрался отчаянной смелости и, чтобы разбудить в рыбе хищника, сунул в аквариум палец.
Пирайя не шелохнулась…
Не знаю, что она ела у моего приятеля на теплоходе, – может быть, у него была для неё какая-то особенная бразильская пища, – но у меня рыба заскучала.
В одном углу аквариума стёкла были с браком – жёлтые, мутные. Отойдёт, бывало, пиранья в этот угол, уставится в стекло и смотрит. Должно быть, стекло напоминало ей мутную воду родной Амазонки.
Всего три дня прожила у меня диковинная гостья.
Когда на четвёртый день я вошёл утром в комнату, рыба неподвижно лежала на песке. Жабры её не шевелились. Она лежала, обращённая головой в тот самый жёлтый угол аквариума, где простояла накануне целый вечер.
Два колеса в воздухе
Про дальневосточных шофёров я слыхал давно:
– Не ездят, а летают. Дорога тяжёлая – змеёй, а он – ж-жик, ж-жик, с поворота на поворот, с поворота на поворот. Не машину ведёт, а в цирке выступает. Орлы!
…И вот я на Дальнем Востоке.
В машине.
В кузове – груз. Здоровенный бетонный куб.
В кабине – шофёр. И я.
Шофёр – лицо жёлтое, вроде бы пожилое.
Орёл! – сразу видно.
А я не орёл. Мне бы только доехать до берега, где новый порт строят. Наш пароход давно уже там.
Би-бип! – и мы поехали.
Дорога и верно тяжёлая. Лесом. С кочки на кочку. Потом болотом. По брюхо в воде. Потом горами.
Вот тут-то и началось.
Шофёр – на что опытный, а побледнел.
Машину как мотанёт вправо, он – обеими руками за руль. Машину влево. Два колеса – в воздухе. Мотор как заревёт!
Молчит шофёр.
«Вот молодец!» – думаю. А у самого ноги трясутся. И спина мокрая.
Ехали горами – попали в ущелье. Узкое, дорога – из стороны в сторону.
Машина, как мячик, – от скалы к скале. Мотает её страшно. Шофёр вертит руль – вот-вот пойдёт дым.
Хотел я ему сказать: «Спасибо, молодец!» – вдруг трах головой в дверцу. В кузове бетонный куб – уух!
Застряли в яме.
Зацепил шофёр стальной трос за скалу, включил мотор, трос – на барабан, вытащил машину.
Всю краску с кузова ободрал, а вытащил.
«Молодец, спасибо!» – снова хотел я сказать шофёру, а дорога за окном как полетит назад! Жуть!
С горы без тормозов съехали.
В речку влетели – столб воды! – остановились. Заглох мотор. Завели его. Поехали вдоль реки.
К полудню на строительство добрались. Вижу – наш пароход у берега.
Вывалил шофёр куб. Высадил меня.
В третий раз хотел я его благодарить, а он сам из кабины вылез, подошёл и говорит тихим голосом:
– Спасибо… Спасибо, что не ругали. Чуть я вас из машины не вывернул. Ведь это, – говорит, – у меня первый рейс. Школу я, – говорит, на днях кончил.
И улыбнулся.
И тут я увидел, что он совсем молодой. Мальчишка. А лицо – в масле.
– Ну, чего там, – говорю, – бывает. Конечно, не сразу научишься. Поездишь, и всё будет в порядке. Я думаю так!
Пожал ему руку и пошёл к себе на судно.
БелёкЭту историю мне рассказал Мирошниченко – капитан ледокольного парохода «Ладога». Мы стояли в заливе Советская Гавань, и капитан, когда я приходил к нему, всякий раз крутил в каюте киноролик о тюленях, который он снял во время плавания.
Белёк был нерпушонком – сыном жёлтой тюленихи-нерпы, белый-белый, пушистый, как заячья рукавичка. Только нос и глаза у него были чёрные.
Плавал он плохо, и поэтому мать держала его в лёжке, на снегу, возле большой ледяной глыбы – тороса.
Однажды мать отправилась в соседнюю полынью за рыбой. Белёк лежал и смотрел на мир круглыми, как бусины, глазами.
Вдруг рядом с ним появилась тень.
У матери Белька тени не было. Когда она ползла по снегу, то плотно прижималась к нему животом.
Это приближалась беда.
Бедой могли быть только медведи и люди. О них мать рассказывала столько, что Белёк отлично представлял их себе.
На всякий случай он ткнулся носом в снег и замер.
Всё тихо. Тогда он чуть-чуть повернул голову и покосил глазом.
Рядом с ним стоял мохнатый четырёхногий зверь с длинной шеей и опущенной до льда мордой. Медведь!
У Белька отчаянно заколотилось сердце и похолодели кончики ласт.
Медведь не торопился. Поскрипывая снегом, он прошёлся около Белька, задел его лапой и грузно улёгся в снег.
Нерпушонок лежал ни жив ни мёртв. И вдруг он понял: медведь ждёт его мать!
Прошёл час. Впрочем, Белёк не знал, что такое час. Он даже не знал, что такое год, зима и лето. Ему было всего только две недели от роду.
Послышался лёгкий шум.
Ожидая увидеть мать, Белёк открыл глаза. Он даже раскрыл рот, чтобы издать предостерегающий крик, но так и обомлел. Прямо на него шёл второй медведь, ещё больше первого. Он шёл, размахивая головой из стороны в сторону. Из раскрытой пасти клочьями валилась на снег слюна. Громадные жёлтые лапы – хрум! хрум! – по очереди взлетали и падали в снег.
Медведь подходил всё ближе и ближе… Вот он поднимает лапу и…
Бах-тара-рах! – прогремело над самым ухом у Белька.
Первый медведь, который лежал рядом с ним, как-то нелепо дёрнулся, подскочил и развалился на части. Из-под него выскочили два существа, каждое с двумя ногами и гладким безволосым лицом.
«Люди!» – испуганно догадался Белёк.
В руках у одного человека была длинная блестящая палка, второй держал у самого лица маленький чёрный ящик с выпуклым глазом. Этот глаз он наводил попеременно то на Белька, то на второго медведя.
Первый человек поднял блестящую палку вверх.
Из палки брызнул огонь и выскочил клуб серого дыма. Бах-тара-рах! второй раз загремело в воздухе.
И тогда медведь, грозный медведь с жадно раскрытой пастью, заревел от испуга, повернулся и, высоко подбрасывая задние ноги, кинулся наутёк.
Люди подошли к Бельку.
Первый человек закинул блестящую палку за спину, взял нерпушонка на руки и, широко шагая, понёс его к полынье. Там, то и дело поднимая надо льдом усатую голову, беспокойно кружилась мать. В зубах её дрожала белая головастая рыбина.
Не доходя нескольких шагов до полыньи, человек стал на одно колено и опустил Белька в снег.
Нерпушонок, часто работая ластами и смешно вертя головой, пополз к воде.
Прежде чем соскользнуть в полынью, Белёк оглянулся.
Круглый глаз больше не смотрел на него. Люди стояли, подняв каждый одну руку вверх, и выкрикивали что-то прощальное и не злое.