Текст книги "Вот моя деревня"

Автор книги: Светлана Викарий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Любаня

Под вечер, когда тихий закат окрасил низкое небо в грязно-розовый цвет и люди устроились перед телевизором смотреть сериал о таежной любви, Любаня купила в красном магазине конфет, самых дорогих. И бутылку водки. Немногочисленные покупатели заметили, что была она слегка не в себе. Может, с бодуна Любаня, подумал каждый про себя, но пошутить не решился никто. Она вышла из магазина, рассеянным взглядом обведя односельчан. Потом вернулась, споткнувшись о порог, попросила пластмассовый стаканчик. Села за стол на терассе, откупорила бутылку. Пила с каким-то одичалым остервенением, пока бутылка не опустела. Шатаясь, добрела до дома. Во дворе играл Игорек, внук Любани, пацанчик был мелкорослый, хорошенький. А ведь ему уже семь будет. Как-то ненормально растет. Похоже, дело в гормоне роста. Но Ирка и слышать не хотела, что надо бы свозить ребенка в поликлинику.

Белая машина зятя, за которую Любаня уже год расплачивалась своей пенсией, как всегда стояла у порога. Она присела перед внуком. Хотела на коленки, а завалилась.

– Неловкая я. Всю жизнь такая неловкая.

– Ты не неловская. Ты, баба, пьяная. – Сказал умный мальчик.

Она согласилась.

– Пусть. Ешь, Игорек, ешь, конфеты. Ты бабу любишь?

– Люблю. Ты хоть и пьяная, а хорошая.

– Вот и люби меня. Всегда.

Она с трудом поднялась и по протоптанной тропинке направилась в сарай, порылась там, – мальчик с удивлением слушал, как гремели в сарае ведра. Не заходя в дом, она пошла по знакомой улице, обошла село вокруг и вышла к большущей березе. Здесь она огляделась. Береза стояла, как бы на перекрестке трех дорог. Четвертую перекрывала разрушенная школка. Береза была гигантская, столетняя. Когда-то ее посадил здесь заботливый хозяин этой земли – немец-пруссак. Заботился о ней, любовался молоденькими зелеными листочками, вдыхал ее весенний аромат. А она росла, поднималась к небу, и почти достала его своей высокой трепещущей кроной. Наверняка, покинув ее, он скучал, ведь посадивший даже единое дерево, становится ему родным, и растут теперь они вместе – человек и дерево.

Густая крона березы с мелкими, еще не начавшими желтеть листочками располагалась низко к земле. Любаня с ее небольшим росточком легко дотягивалась рукой до нижней ветки.

Она достала из кармана бельевую веревку, закрепила ее на ветке, сделала петлю и просунула в нее голову.

Что я ценю в этом мире?

А в это время в одном из домиков поселка за компьютером сидел озабоченный подросток. Он писал сочинение. Мать только что отлупила его полотенцем за нерадивость, курение, грубость, лживость, за то что он не моет ноги, не чистит свою обувь и нерегулярно меняет трусы, не выговаривает букву Р, оставляет где попало грязную расческу, не моет после себя посуду. Не помогает ей, не колет дрова и не заправляет постель. Не думает серьезно о жизни, о будущей специальности, и о ее – материном здоровье.

Подросток, его звали Саней, старший сын Виктории, не считал себя дураком. Он просто был противоположного мнения со своей матерью о тех предметах, которые она ему вменяла, как нерадивость.

Писать сочинение было несказанной мукой. Но мать пообещала Наталье Анатольевне, что он напишет, будь оно неладно, сочинение на районный конкурс, которое свалили на учительскую голову, в самый последний срок. Как всегда. А разве так делается? Нагружают и нагружают сельского педагога, словно он сел. Ну, да он и есть осел – последняя инстанция на горизонтали рутинной жизни. Самый низ. Вали на него, что хочешь. Заставляй отчитываться в пяти экземплярах перед завучем, сидеть за полночь за компьютером, создавая свой банк идиотских учебных программ, которые детям на фиг не нужны. И программы эти на бумаге все усложняются, а дети все глупеют – сплошь видовые, полкласса седьмого вида, и не могут уже вразумительно ответить ни на один вопрос по литературе. Для них, что Онегин, что Базаров – прикольные челы. Печорин и вовсе крутачок. Разницы характеров, эпох, социальных коллизий их сознание не улавливает. Понятия – образованности, воспитанности – для них пустой звук.

Вот об этом соседки – оба педагоги – Людмила Анатольевна и Виктория Анатольевна только и говорят через забор, выдергивая отравляющую их жизнь сорную траву на своих огородах.

Кроме того, Сане хотелось сбегать в школку, покурить, сыграть партейку с пацанами в карты. На деньги. Мать за все его провинности отключила от семейного бюджета. На телефоне денег нет. Приходилось добывать на курево самому. Саня представлял, как славно сейчас стоять в проеме окна второго этажа разрушенной школки и шарить светом фонарика в кромешной тьме ночного мира. А где-то внизу, на первом этаже, хихикают девчонки, иногда вскрикивая от страхов, которые сами себе напридумывали. Или чтобы привлечь внимание пацанов. Он писал:

«Современный человек редко задумывается о непреходящих ценностях. У каждого поколения ценности свои, которые оно, как говорится, с молоком матери всосало. Вопрос этот не часто возникает в голове, которая занята у одних проблемами выживания, у других необходимостью тратить деньги. Честно или не честно они заработаны это уже другой разговор.

Разговоры в транспорте, да и просто в общении сводятся в основном к деньгам. Едем в школу в автобусе, разговоры такие – у кого деньги на семечки есть? Или на чипсы. Мало у кого бывает. Живут в деревне у нас с огорода. Продукты в магазине в долг покупают. Я вот посчитал, у нас в поселке работает около тридцати человек. В самой деревне – продавцы, воспитатели детсада, да еще с десяток в город ездят каждый день по 60 км в плохом автобусе, как шпроты в банке. На мясике работают или на мебельном заводе. Некоторые торгуют на базаре. Возвращаются вечерним автобусом. Сразу в магазин, бутылку купить, закуску. Жрачку какую-то для дома.

Зарплаты маленькие. Ну, и какие же ценности могут быть у этих людей, их в верхах и за людей не считают? Пенсии еще меньше самых маленьких зарплат. А все услуги платные. Я ездил в санаторий, когда мы с мамой в городе жили. И в Сочи даже каждый год. Это для деревенских круто. Но в санатории, думаете, нас лечили? Нет, кто-то галочки поставил. Чиновник какой-то дебильный. На экскурсии водили, и были они дороже, чем сама путевка. Для расширения кругозора, чтобы пальму от березы отличить, это не спорю, нужно. Но вот как-то радости от этого нет. Поэтому ценность это или нет, судить трудно.

А уж в другой город в гости съездить – просто мечта. Я вот мечтаю поехать в город детства. В Сибирь. Там зимой много снега, очень красиво. Небо высокое, мороз славный, кусается. И ночью звезды видны, как на скатерти. И всю зиму стоит в центре ледовый городок офигительной красоты. Просто сказка о Снежной Королеве. А горок в каждом дворе не сосчитать. Не только для детишек, и взрослые с визгом любят съехать. Мне было пять лет, а я запомнил ледовые дворцы на всю жизнь. Значит, это ценность, если я мечтаю снова вернуться туда. А в Сочи – нет, пусть там армяне задорого лохам квартиры сдают. Ведь лохи эти, когда едут, тоже думают, что Сочи это бездна ценностей. Начиная от солнца и заканчивая дешевыми сувенирами и шашлыком.

Раз в пять лет поехать, мама говорит, на могилы родных, и то роскошь. Могилы близких, конечно, они непреходящая ценность. Потому что – Память. Главная память о роде, семье. А семья – ценность несомненная. Ты появляешься в семье, тебя ждут целых девять месяцев, тебе придумывают имя, тебя окружают близкие – тетки, дядьки. Двоюродные родственники. Тебя любят, воспитывают, сказки читают, терпят твои капризы и дурачества, даже самые грубые проступки тебе прощают. На день рождения дарят подарки. Говорят, как ты вырос, как ты на папу похож. Хоть я своего папу и не помню, а приятно.

Да, чтобы поехать куда-то надо отрывать от семейного бюджета, экономить. А тратить хочется всем. Народ любит супермаркеты, развлекательные заведения, хлебом не корми, а хочется вечер провести в боулинг-центре, съесть пиццу, пива выпить или чего покрепче. И я там был, в более хорошие времена. И мне этот сервис понравился. Короче, материальная жизнь для большинства куда важнее духовной и даже нравственной. Заповеди мало кто знает, и если спросить, многие постараются быстренько заткнуть задающего вопрос. Сколько их? Опять не знают. Помнят только, что мало. Может, так устроен человек. Это оправдание. А будешь задавать вопросы, куда подальше пошлют. Скажут, давай поговорим о техническом прогрессе. А сами не знают, кто радио или лампочку изобрел.

У меня тоже много пробелов в знаниях, но есть вещи базовые – наверное, это тоже ценность. Надо знать, кто первым в космос полетел. Хотя, я сейчас вот подумал – а зачем? Для общей эрудиции. А вот когда закончилась Вторая мировая война, и сколько народу погибло там, знать надо. Ведь их были миллионы, даже трудно представить, их жизнь – это ценность. Ведь у каждого были мечты, идеалы, дети. Родители. И они погибли. За что? За какие-то ценности, которые нам сегодня непонятны. Не знаю. Ценность в самой человеческой жизни, и никто отнимать ее не имеет права. Поэтому война – это преступление. И мне непонятно, не только мне, а молодому нашему поколению – почему были Афганистан, Чечня, да и сегодня Кавказ какой-то мутный. Вот и сомнение поэтому. Мужской гражданский долг – служба в армии – ценность или нет? Пока у меня нет ответа на этот вопрос. Так же как и на вопрос о смысле жизни. В чем смысл моей жизни – я не знаю. Наверное, рано задаваться этим вопросом. Жизненный опыт изменит все представления о сегодняшних наших ценностях. А мир во всем мире, и дураку, понятно, есть наивысшая ценность. Чего не скажу о Космосе, и судорожных попытках проникнуть за пределы нашей стратосферы. Зачем? Инопланетяне и так на тарелках своих к нам прилетают. И технические идеи нам подбрасывают. Чтобы нам жилось интересней и веселее на милой планете Земля, уже далеко не зелененькой, хотя и по-прежнему прекрасной.

Хотя, технический прогресс – это да, для нас всех ценность, комп – ценность, телефон тоже. Без них жизнь даже представить невозможно. Только возможность получать услуги через Интернет, уже оправдывает все. Всемирную паутину, в которой запутались малограмотные пенсионеры, бабы Дуси и деды Васи, как только не ругают. Но исключать ценность информации, которую можно получить, не открывая книгу и вообще не записываясь в библиотеку, переоценить нельзя. Все-таки это наиболее яркая ценность нашего поколения.

Кто-то считает, что и дискотека ценность. Но я так не думаю. Шумно, вульгарно, да и опасно. Там где есть опасность, криминальная зона, нет ценностей. Такое у меня убеждение. Хотя, если говорить честно, тянет иногда туда со страшной силой. Мама говорит, что жизнь состоит только из двух эмоций – удовольствие и страдание. Сначала удовольствие. А за ним обязательно страдание. Не хочу.

Вот моя мама привезла меня сюда, в деревню. Она считает, что жизнь в деревне имеет ценность. Жизнь дешевле, люди проще. А вот я вижу, что простота некоторых деревенских, как там, в пословице – хуже воровства. Но это другая тема.

Спорт – несомненная ценность. Но практически им заниматься невозможно. Доступны только шашки и шахматы, почему-то их тоже причисляют к спорту. Особой ценности в шахматах я не вижу. Значение их для развития серого мозгового вещества человека точно преувеличено. Кажется, что эпоха великих гроссмейстеров бесславно закончилась. И имена их канули в лету. Но я, лично, об этом не сожалею. Гораздо обиднее, что спортивных площадок нет. Я вот проехал через всю Польшу и видел, там в самых маленьких поселениях устроены спортивные площадки – волейбольные, баскетбольные, футбольные вдоль дорог, в скверах, парках. Во всяком случае, они хорошо просматриваются, когда едешь. И сделаны они непрофессиональными людьми, это тоже видно. Но как все аккуратно, красиво. И люди играют, занимаются спортом. Почему у нас к спорту такое отношение? Почему мы не можем собраться и сами сделать себе площадку? Не все же упирается в деньги. Можно и руками поработать. Вот субботники – несомненная ценность. Сначала они были недобровольные. Но потом, когда Ленин самолично стал таскать на субботниках бревна, народ понял их ценность, потому что стало чисто. А теперь мы стыдимся отдать свой труд бесплатно. На свое же благо. Ради самих себя. В этом могла быть ценность, но мы ее уничтожили. Все-таки труд, раньше говорили, создал из обезьяны человека. Хоть Дарвин оказался неправ, но правда в этой цитате есть.

Мы говорим много, а делаем мало. Ругаем чиновников, а инициативу на себя не берем. Сейчас в нашем поколении много говорят о новых видах спорта – скейтбординг и прочее. Скейт – дело неплохое. Но ценностью это не назовешь. Занимался я граффити, и у меня получалось. Но я не решусь назвать это ценностью.

Спорт стал платным. И это тоже разрушает ценность спорта. Я бы занимался боевыми искусствами с удовольствием, но это удовольствие очень дорогое. Я бы плавал в бассейне, но опять та же проблема. Я бы научился стрелять. Но где?

Популярные нынче спортивные виды, созданы для богатых. Они и с парашютов прыгают и с мостов, и на волнах катаются в теплых морях. А бедные ищут адреналин, бегая по канализации, наперегонки с крысами. И кто-то считает это ценностью. Но не я.

Подводя итоги, остается назвать ценностью только любовь. Но что такое любовь – я не знаю, мне 15 лет. И это великое, воспетое всеми поэтами мира чувство меня еще не посетило. Но рассказывают о нем много, и люди, которых я уважаю. Но как мне думается, многие путают это чувство с человеческими инстинктами. Но ведь и в инстинктах заключена огромная ценность. Ведь если б не было инстинктов – не рождались бы дети. Не бегала бы по нашей деревне голоштанная мелкота. И я бы не родился, и никогда б не написал этого сочинения, на странную тему, придуманную в тиши кабинета усталой тетей-чиновницей».

– Ма. Ну теперь я могу погулять? – Прокричал Саня, закрывая компьютер. – Написал.

– Ты хочешь сказать, покурить? – Съязвила Виктория, не отрываясь от нанизывания жемчуга. Это было ее последнее после пейчворка увлечение. Все лишние тряпочки, которые можно было разрезать на лоскутки, закончились. Но два одеяла – себе и Димке она все же успела сшить. Теперь на досуге, которого стало у нее предостаточно, снова руководствуясь книгой, она создавала украшения из пуговиц и натуральных камней.

Сын от ответа уклонился.

– Я пошел. – И добавил на всякий случай. – Ненадолго.

На веранде он извлек из старого резинового сапога пачку сигарет и зажигалку. Там же лежала жвачка, избавлявшая его от запаха. Но это потом, когда вернется. Саня направился к школке, по дороге делая дозвон Илюхе. Было уже довольно темно. Он не увидел мигающего света фонариков в темных окнах школки. Но у березы кто-то стоял. Саня направился туда. И за три шага решил светануть фонариком в лицо Илюхе, или кому другому, кто в одиноком ожидании покуривал здесь.

Он тут же отпрянул, дико закричал и помчался во весь опор домой.

Похороны

Любаню хоронили в воскресенье. Лежала она в гробу свеженькая, как девочка, даже будто улыбалась от радости, что рассталась с этим гадким, подлым миром. На ней был красивый шарфик, который подарила ей на Восьмое марта Надя. Очень Любаня его любила, в город когда ехала, обязательно повязывала. Сейчас он прикрыл черную стронгуляционную борозду на ее шее. Сам гробик был неказистый, дешевенький, грубые черные кружавчики прибиты к дереву мебельным степлером. Росточку Любаня была небольшого, и в гробу в ногах осталось еще место.

– Не по росту гроб. Не к добру это. – Сказала Надя, поправляя цветы на груди подруги. Цветы тоже были простецкие, как и вся жизнь Любани. – Кто гроб покупал?

Оказалось, зять, Мирон. Сволочь! Иуда!

Ирка почернела от горя, поняла, за мать придется ответить на судном дне. Ее грех.

– Мужей может быть много. А мать одна. Замены ей нет. – Не раз учила Надя Ирку, встревая в ссору между Любаней и ее дочерью. – Ты же беззащитной останешься без матери, дура! Мирон об тебя сейчас ноги вытирает. А если б матери не было?

Вот и не стало матери. Ирка ощущала полное опустошение.

Игорек крутился возле гроба, позволял жалеть себя, гладить по голове, а главное, пытался посадить к бабушке ее любимую серую кошку.

– Она бабушку любила, как я. – Повторял он. – Сиди, киса, с бабушкой. Она рада будет.

Поставили лавки по краям гроба. Сели на них, пришедшие проститься старухи и подруги Любани. Народу собралось много. Как-никак Любаня здесь прожила всю свою жизнь. И еще могла бы жить… лет двадцать. Сама всегда говорила, род у них долгожителей. Мужчины жались в прихожей. Женщины охали, ахали, жалели безобидную Любаню. И каждый знал, кто виновник, кто убийца.

Перед самым выносом появился Андрей, старший сын Любани, из Привольного. Он поцеловал мать, пригладил выпавшую из-под косынки прядь, попросил за все прощение, потом распрямился и сказал громко и отчетливо:

– А теперь, мамка, я порадую твою душу.

Он сделал один только шаг к стоящему за спиной сестры Мирону, сгреб его за воротник и с силой всадил в его грудь сверкнувший серебром нож.

Седьмой вид

Сельская учительница, Юлия Алексеевна, явно невзлюбила Димку. Уже в конце четверти, она пыталась поставить Вику перед фактом – надо перевести его на седьмой вид. А может, даже на восьмой.

Вика запротестовала. А ведь в начале учебного года она рассказала ей всю подноготную его, пытаясь вызвать сочувствие к ребенку. Димка, конечно, далеко не ангел, порой сам напрашивался на затрещину. Громкий, суетливый, визгливый, он многим не нравился. Еще была у него противная манера – обзываться, как бы этим вызывая на контакт. Контакт далеко не дружелюбный, но видимо, Димка, был рад и такому. Но ведь характер этого ребенка можно было объяснить, исходя из его биографии.

Однажды на уроке он заявил учительнице: «Ну, и обнаглела!»

В столовой на стене написал матерные слова в адрес школы.

А на другой день во время обеда в столовой плюнул в борщ и отнес его на стол с грязными тарелками. Потом ему принесли плов, он сделал тоже самое. В компот, ребятишки, видавшие виды, не дали ему плюнуть, отобрали.

Особенно жалко еды было Кате с Кристинкой.

– Дебил! – Обругали они его. – Зачем еду испортил? Лучше б нам отдал.

Но Димка был рад, что привлек к себе внимание всех в столовой. Особенно Кати.

Чибисиада

Большак Вани Чибиса и его жена прекратили отношения с Ваней по той причине, что он бегал за Тамаркой, как мальчишка. А началось с того, что Ваня затеял развод с изменщицей женой. Значит, решил жениться на Тамарке. Бросил дом, огород, не кормил по три дня кур и собаку, убежав к своей полюбовнице в город. Короче, позабыл всю мужскую имеющуюся в наличии семьи гордость. Младший сын, уходя в армию, пригрозил отцу, что не допустит, если отец приведет в дом эту тетку.

Дочь Тамарки купила жилье, отобрав у нее почти все деньги за проданный Виктории дом и прибавив к ним материнский капитал. Места в доме, было мало, – шутка ли, пятеро детей, кроме всего, толстозадая снова ждала ребенка. Тамарка не очень хотела нянчиться с детьми, которые вываливались из дочернего лона, как из рога изобилия. В ней не было глубокого инстинкта, который заставлял бы ее полностью отдаваться внукам. Ей куда приятнее было отдаваться Ване. Кроме всего, дети постоянно болели, и теперь время от времени лежали в больнице. После смерти девочки, опека пригрозила многодетной матери законом. А без помощи матери обойтись было трудно. Дочь оскорбляла Ваню, считала его недостойным Тамарки, брата Диму она тоже считала тряпкой и требовала, чтобы он начал самостоятельную жизнь без опеки матери. Вообщем, Тамарку раздирали ее дети и бедный Ваня.

Димка устроился на работу, снял в городе дешевенькую комнату с печным отоплением, и Тамарка с удовольствием сбежала от дочки. Здесь она могла встречаться с Ваней, который мчался из Калужского по ее первому звонку, пока Димка был на работе. Они ходили на рынок, в магазины, гуляли по городу, взявшись за руки, как молоденькие и были вполне счастливы.

Ювенальная юстиция

Весть о том, что у фельдшерицы забирают детей, взбудоражила весь поселок.

– Да, нет, же приемных… С какого панталыку ейных забирать? – Халимындра всегда была в курсе всех событий. – В чем же она виноватая, Танька-то?

А дело было в следующем. У Кристины появилась подружка Катя из четвертого класса. Катя частенько приглашала Кристину к себе. Семья Кати бедствовала не меньше, чем многие, но чай с сахаром был, была картошка. На хлеб и дешевую крупу-перловку и ячневую денег хватало. Один раз в день Катька питалась в школе, за счет государства, в арсенале немногочисленных услуг которого было разовое питание бедных детишек горячим обедом.

Это почти все, что могло сделать для своего будущего гражданина богатое государство. Катькин папка работал через пень колоду: то водилой, то грузчиком. Негде было работать! Мамка недавно родила девочку. Хотели, конечно, мальчика, как продолжателя рода, но получилась девочка. Кроме того, Катиной мамке было уже лет под одно место, и она боялась, что ее мечта просто не осуществится.

Дом они купили у цыган за материнский капитал. И это второе благо, которое, государство от всей души, дарило своим гражданам, – как и все дома в этом селе, не стоил усилий женщины, которая девять месяцев носила ребенка, в муках рожала его, а потом бедствовала без поддержки.

Ведь ни управляющего, ни старосты в поселке не было. Участковый милиционер в городе. И как он выглядит мало, кто знал. А три курицы, сидящие в администрации поселка, помощниками быть не могли – сами в бумажках едва разбирались. С бедой, с проблемой обратиться не к кому.

Сам двор цыганского дома, его так и называли – выглядел безотрадно. Собачья будка, щелястая, сбитая из чего попало, три дерева на весь участок… У входной двери пень, на котором Катя, придя из школы, пыталась рубить дровишки, если отец добывал несколько бревен у железной дороги. Щелястый сарайчик – дровник пустовал. Никакого забора. И зачем русскому крестьянину к дому прилагаются эти сотки, которые невозможно обустроить без денег!

Так вот мамка Кати обратила внимание на Кристинку. Она задала ей несколько вопросов о жизни в доме фельдшеницы, и почему-то не поверила ее однозначным ответам: «Да все нормально».

Катя усмехнулась и сказала матери:

– Ты у нее спину посмотри.

Кристинка не ожидала от подруги такого предательства.

– Я же просила!..

Спина Кристинка представляла собой огромную гематому.

На следующий день Катькина мать села в школьный автобус вместе с детьми.

– Вы Кристину и Аню вообще замечаете? – запальчиво спросила она учительницу. – Или вам нет дела до приемных детей? Их избивают, над ними издеваются, эксплуатируют детский труд, а вы ничего не знаете?..

Девочек сняли с урока, повели в кабинет директора, Наталью Анатольевну, она отвечала за сирот, вызвали. Катина мать обнажила им спины, девчонки, съеживались и прятали глаза в пол. Спина Ани была чистой, зато Кристинкина полыхала.

– У нас ювенальная юстиции действует? Или только по телевизору говорят? – спросила Катькина мамка у Натальи Анатольевны. – Детей защищают от садистов или нет?

Защитили. На второй день приехала инспектор Оксана Юрьевна из городской опеки и забрала детей обратно в детский дом.

Потом Катькина мамка сожалела о своей запальчивости. Надо было все же вперед сходить в дом к фельдшерице, приглядеться. Надо было Наталье Анатольевне сообщить вначале.

Но что делать, если русский человек живет по принципу: сначала сделает, а потом подумает.