Текст книги "Не проси моей любви (СИ)"

Автор книги: Светлана Рыжехвост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Дальше я действовала быстро. Прицепила браслет на «собачку» его куртки. Не на основную молнию, а на карман. Затем пшикнула духами – у меня редкий аромат, это должно привлечь внимание. И, чтобы не спалиться, пшикнула и на себя. После чего метнулась в туалет и спустила воду. Якобы, в коридор я вышла ради этого. После перешла в ванную, где тщательно помыла руки. И поняла, что выходить мне нельзя – безумный взгляд, лихорадочный румянец и дикая улыбка в уголках губ. Неужели у меня есть шанс?! Или это будет лишь пытка надеждой?!

– Мариночка, выходи, – громко произнес Сашка. – Мне нужно уехать, но я не могу оставить тебя вот так просто.

Он увел меня в спальню и, нехорошо улыбнувшись, спросил:

– Сама ляжешь или заставить?

– Сама, – сдержанно ответила я. – Хотя ты мог бы просто связать мне руки за спиной. Так бы я смогла почитать, или телевизор посмотреть.

– Нечего тебе читать и смотреть, – отрезал он. – Весь сор в твоей голове от переизбытка вредной информации. Ложись!

Вздрогнув, я прикусила губу и легла на постель. Он вытащил веревки и ловко привязал мои руки и ноги. Это будут самые долгие, самые страшные часы в моей жизни.

– А если ты не вернешься? Что будет со мной?

– Любящие люди не живут друг без друга, – ласково произнес он. – Так что ты последуешь за мной, а я просто тебя немного подожду.

Наклонившись, он оставил у меня на щеке омерзительный, слюнявый поцелуй. И все мои невеликие духовные силы ушли на то, чтобы не передернуться. Чтобы не выдать, насколько он мне омерзителен. Насколько мне тошно от его вида и запаха. И насколько мне страшно оставаться одной.

Он вышел из спальни, пошуршал в коридоре, затем раздался громкий щелчок и все погрузилось во тьму.

«А ведь если его посадят, ну хотя бы на трое суток, этого времени мне хватит, чтобы умереть от обезвоживания», пронеслось у меня в голове.

«Стоп, Тома, подумай о чем-нибудь хорошем», приказала я себе. «Если тебя найдут, то ты сменишь место жительства. Это будет дом в защищенном поселке и плевать, сколько это будет стоить».

Но ни о чем хорошем думать не получалось. Я вновь и вновь гоняла в голове мысли о папе и Глебе. Пусть они будут живы, ну пожалуйста!

Я начинала плакать, потом уставала и затихала. Потом вновь все шло по кругу. Я постоянно дергала руками и ногами – вдруг получится избавиться от веревок? Не получалось.

В груди пекло так, будто я снова, как в детстве, оказалась на грани жизни и смерти. Тогда я страшно простыла и мама с папой дежурили у моей постели. Отчего-то никто не отвез меня в больницу. Но все эти вопросы забылись, ведь едва я выздоровела они разошлись.

Мерно дыша, я пыталась усмирить боль, но становилось только хуже. И вдруг из груди боль и жар переместились в руки и…

Непроглядная темнота осветилась колдовским светом! Я… это я сделала?!

Но разлеживаться было некогда – надо потушить кровать. Иначе я просто задохнусь в дыму.

И вот я сижу на разворошенном и обугленном белье и… И тупо рассматриваю свои светящиеся ладони. Я одаренная. Одаренная.

«Если я убью эту тварь – меня казнят», пришла в голову мысль. «Потрафят человеческой части теневого саммита».

«Отставить лишние мысли», отдала я себе приказ и принялась выбираться в коридор. От рук было не так много света, так что… Приходилось едва ли не ползти. А потом… Потом странное чувство исчезло и я осталась с погасшими руками и холодком в области сердца.

«Магическое истощение», предположила я и расхохоталась. Слабосилок не многим лучше выбраковки. Беспомощная. Почти бездарная. До истерики боящаяся темноты. Я…

«Возьми себя в руки», вновь приказала я себе.

Темнота пугала. Непривычная, давящая, абсолютно черная тьма. Ни единого отсвета от фонарей, ни крошки мерцания подсвеченных витрин.

Я шла наугад, не видя даже очертаний предметов. А в ушах звучал лишь шум моей собственной крови. Господи, как же здесь тихо. Как в гробу.

Бедро ужалило болью – привет, тумбочка с острым краем. Кто бы мог подумать, что здесь столько мебели? Я, как дизайнер, всегда старалась оставить больше пространства.

Еще один удар и я, с трудом сдержав крик, подумала о том, что стоило бы выбирать предметы со скругленными углами.

– Я буду аккуратней, – хрипло произнесла я вслух, лишь бы разбавить эту удушающую тишину.

И едва договорив, я со всего маху впечатала мизинец во что-то безумно твердое. Из глаз брызнули слезы, я рухнула на колени и тихонечко завыла. Господи, ну когда же это все закончится?!

«Бей лапками, Тома», приказала я себе. «Бей лапками и это все закончится. В крайнем случае, подкараулишь мерзавца у дверей и приголубишь табуреткой по голове. Не насмерть, а до потери сознания. Привяжешь к чему-нибудь и с его телефона вызовешь полицию».

Утешая себя таким образом, я, не поднимаясь с колен, ползла вперед. Кромешная темнота и ни единого звука – это не просто как в гробу, я готова поспорить на что угодно, что все эти комнаты находятся в глубоком и сухом подвале.

«Откуда только деньги взялись на это!», злилась я. Но в груди понемногу просыпалась надежда. Да, лучше всего включить свет, открыть дверь и сбежать. Но в крайнем случае, я приложу все силы, чтобы самой пленить своего маньяка.

«Господи, дожила, Мари Тома, до личного маньяка», невесело пошутила я и крепко саданулась обо что-то головой.

Это «что-то» оказалось прохладным и металлическим. Дверь! Дверь! А за ней моя свобода! Потеряв человечески облик, я принялась толкать ее, пинать, царапать обломанными ногтями. Но преграда стояла намертво, не поддавалась моему слабому напору.

Кое-как усмирив саму себя, я принялась медленно, неторопливо ощупывать дверное полотно. Но вот ведь засада – не было ни единой зацепки! Ручки и отверстия для замка и то не было!

А с другой стороны, чего я ожидала? У него было четыре долбанных года, чтобы подготовиться к моему пленению.

Я села на пол, прижалась лбом к прохладной двери и прикрыла глаза. Проснувшаяся проснувшаяся надежда призадумалась: «А не стоит ли сдохнуть в корчах?».

«Не стоит», решительно ответила я самой себе. Или своей шизе? Я вот не удивлюсь, если у меня после всех этих приключений что-нибудь с головой произойдет.

«Сохрани свое ментальное здоровье», прозвучал у меня в голове папин голос. А следом: «Ты будешь в безопасности. Спи». И вот эти слова, которые мне когда-то сказал Драгош… Я чуть не разрыдалась опять и хрипло выдохнула:

– А не могу я спать, мой волк. Не могу.

«Ты должна быть в безопасности, я же обещал. Иди, а то увезу к себе», память издевалась надо мной, подбрасывая кусочки недавнего прошлого.

– Увези, – всхлипнула я. – Только будь живым и поскорее приезжай за мной.

Крепко зажмурившись, я грубо оттерла с лица слезы и медленно пошла в сторону кухни. Руки начали саднить и стоило бы поискать аптечку. Мать Сашки хранила лекарства в холодильнике, так может и он перенял у нее эту привычку?

Наткнувшись на стол, я вспомнила, в какой стороне стоял холодильник и через полминуты нашла его. Открыв дверцу, я тут же зажмурилась – глаза слишком привыкли к кромешной тьме. А внутри холодильника горел свет.

Протерев глаза, я, щурясь, принялась осматривать полки. Ветчина, колбаса, сыр – Сашка явно не собирался сидеть вместе со мной на диете.

Дразнящий мясной запах свел меня с ума, я ощутила безумный голод и пришла в себя лишь через пару минут, когда от ветчины и куска сыра ничего не осталось.

Вместе с сытостью к организму вернулись силы. И мои руки начали саднить еще больше. Свет от холодильника позволял все рассмотреть и я, увидев черно-фиолетовые кровоподтеки и ссадины, с корочкой чуть подсохшей крови, передернулась.

«Могло быть хуже», напомнила я себе.

Но, тем не менее, в холодильнике аптечки не оказалось. Но, зато, мне пришла в голову гениальная мысль – передвинуть его так, чтобы свет попадал в коридор. Тогда можно будет обследовать дверь еще раз. Не может быть такого, чтобы дверь открывалась только снаружи.

«Может», мелькнула в голове неприятная мысль. «Но я буду верить в лучшее».

В прошлом я бы ни за что не поверила, что могу сдвинуть с места подобного монстра. Но сейчас… Пф! Я провезла его по линолеуму с легкостью! Клянусь, я даже не почувствовала этой тяжести. Я тащила его ровно столько, на сколько хватило шнура. А шнура хватило намного – родной провод агрегата оказался вставленным в удлинитель.

Так что у меня получилось дотащить этот оригинальный «торшер» практически до двери.

Безжалостный свет показал мне то, что я никак не ожидала увидеть. Сашка оказался почти гениален. Он поставил дверь замком наружу. Как будто там, с той стороны, он запирался от меня. Я не вскрою эту стальную махину. Никак. Я не медвежатник, нет у меня таких навыков.

Значит, я должна устроить ловушку и…

Там, за дверью, послышались шаги и я, обезумев от ужаса, метнулась назад, в спальню. В спасительную и безопасную темноту. И только закрыв за собой дверцу шкафа, я поняла, как сглупила. Как чертовски тупо поступила! Спряталась в шкафу, как маленькая испуганная девочка. Спряталась в шкафу тогда, когда в коридор вывезен холодильник.

«Вот и все, Тома, другого шанса не будет». Сердце стучало так, что вот-вот выскочит, в ушах шумела кровь и я прикрыла глаза. Не хочу ничего видеть. Не хочу ничего знать.

Грохот, крик, что-то щелкает, а я, отпустив дверцу шкафа, зажимаю руками уши. Я ничего не хочу слышать. Ни-че-го.

Он бушевал. Что-то кричал, что-то бросал. Вздрогнув, я открыла глаза и, увидев проникающую в шкаф полоску света, тут же зажмурилась. Страшно. Вдох-выдох, вдох-выдох. Давай, Тома. Раз уж спряталась, то сиди тихо.

Закусив губу, я медленно-медленно опустилась, осела на кучу какого-то тряпья. Если вести себя тихо, то, может быть, он меня не заметит? Подумает, что уже сбежала? Может быть, он уйдет и оставит дверь открытой?

Во рту поселился противный соленый привкус, кончики пальцев онемели, шум в ушах усилился и превратился в нестерпимый звон. Воздух заканчивался, мне становилось нечем дышать. Ступни заледенели, а спина покрылась пленкой липкого мерзкого пота.

Сглатывая сухим горлом, я пыталась отогнать тошноту, но становилось только хуже. Хуже и хуже.

Хватанув открытым ртом исчезающий воздух, я даже сквозь зажатые уши услышала собственный хрип. Вот и все.

Рывок. Он распахнул дверцу с такой силой, что я всем телом ощутила, как качнулся шкаф. Не сдержав крик, я отшатнулась назад.

– Мари!

Он схватил меня за руку, потянул на себя и я, окончательно потеряв разум, вцепилась в его пальцы ногтями. Заскулила, рванулась в сторону, но так и не смогла заставить себя открыть глаза.

Но он был сильнее. Выдернув меня из убежища, он прижал меня к себе, крепко обнял и…

Свежий мятный аромат, дорогой парфюм из непростой линейки – все это что-то напоминало.

Я замерла. Над ухом суматошно и гулко билось чужое сердце. Ноздри дразнил до боли знакомый запах.

– Глеб? – едва шевеля губами спросила я.

– Да? – так же тихо отозвался он.

– Глеб? – не веря, повторила я.

– Я. Мари?

Рыдания родились где-то глубоко внутри меня. Где-то там, где все это время дрожала тонкая струна, удерживавшая меня от безумия.

Я не пыталась остановить этот водопад. Я не пыталась отлепиться от Драгоша. Господи, я даже не пыталась разлепить намертво слипшиеся ресницы. Впервые за прошедшее время я просто расслабилась. Обмякла, доверившись крепким, сильным, надежным рукам.

Где-то там, где-то за пределами моей зоны комфорта, звучали тревожные, злые голоса. Глеб им что-то отвечал. Кого-то куда-то посылал. Все это было неважно. Важно было лишь то, что он шептал мне на ухо:

– Ты в безопасности. Ты со мной. Я нашел тебя. Все хорошо.

Рядом назойливой мухой звенел высокий сердитый голос. Рюмкина. Не сегодня, Есь. У меня нет на тебя сил. Совсем нет сил.

– Только не гаси свет, – прошептала я. – Слышишь? Не гаси свет, ладно? Мне… Мне страшно.

Я прятала лицо у него на груди, слабо перебирала ногами. А потом… А потом мы вышли на улицу. Свежий лесной запах заставил меня закашляться и прижаться крепче к Драгошу.

Кое-как подняв к лицу руки, я протерла глаза и украдкой осмотрелась. Редкий подлесок, высокий, как бы не три метра, забор. И целая куча машин. Скорая помощь, полиция, огромный внедорожник Глеба и рядом с ним машина Еськиного мужчины.

– Ей нужна медицинская помощь, – к нам подошел невысокий хмурый врач.

– Ей нужен я, – отрезал Драгош.

– А ее запястьям – я, – с нажимом произнес доктор. – Марина, вы понимаете меня?

«Понимаю, я же не идиотка», подумала я. Но отойти от Драгоша не смогла.

– Вам не нужно разлучаться, – мягко произнес врач. – Я Дмитрий Никифорович. Забавное у меня отчество, не правда ли? Все от того, что отца звали Никифор.

Он забалтывал меня как ребенка и это злило. И, одновременно, успокаивало. Я сама не поняла, как оказалась внутри машины скорой помощи. Отреагировала только на:

– Обнимите ее и пусть не смотрит.

Но я же видела свои руки. Пусть в свете холодильника, но…

– Мари, не смотри, – Глеб мягко погладил меня по щеке. – Поедем в питомник?

– За корги? – в голове всплыл давний шутливый разговор.

– Ага, – кивнул Драгош. – Там, говорят, щенков уже можно купить.

– Двух, да? Один будет грустить, – я прижалась щекой к его плечу.

Вообще, чтобы увидеть свои руки, мне было достаточно слегка скосить взгляд, но… Если Глебу так важно, чтобы я не смотрела – то мне не сложно. Все, что мне было нужно я рассмотрела на кухне.

Внутри что-то тревожно сжалось и я поспешно отогнала эти воспоминания. Кыш.

– Не пугайтесь. Сейчас машина тронется.

– У Глеба здесь машина… – встрепенулась я.

– Не страшно, – он вновь погладил меня по щеке, – не страшно. Ее кто-нибудь заберет.

– Мы домой? – с надеждой спросила я.

Глеб покосился на врача, который закончил обрабатывать мои руки и теперь, судя по ощущениям, покрывал кожу бинтами.

– Возможно, какое-то время вам придется провести в больнице, – осторожно произнес доктор.

– Зачем? – насторожилась я. – С моими руками что-то сильно не так? Но пальцы гнутся.

Я тут же сжала-разжала кулаки и, поняв, что все работает как надо, требовательно уставилась на врача. А через секунду осознала, что еще может беспокоить мужчину:

– Нет. Кроме рук со мной все в порядке. Он… Он думал, что я сама позову его… Позову…

Меня накрыло темнотой. Остро запахло дезинфектором, а после я отключилась. Сознание не выдержало и погасло. Ну и черт с ним. Я – в безопасности. Я – не одна.

Глава 16

Просыпалась я медленно. Ноздри дразнил аромат свежей выпечки и крепкого кофе, где-то рядом что-то монотонно вещал телевизор, за окном шумел город.

Потянувшись, я как-то неудачно повернулась и все тело пронзила вспышка острой боли. Боли, которая принесла с собой воспоминания.

Подскочив на постели, я начала судорожно оглядываться.

– Мари, – ровным тоном произнес Глеб, – ты дома. Посмотри в окно – там город, люди, машины.

Драгош сидел на полу у моей кровати. Рядом с ним, там же на полу, стоял маленький телевизор. Наверное, я должна была спросить о чем-то другом, но…

– Зачем тебе телевизор?

– Тебе, – без тени улыбки произнес Драгош. – Мне посоветовали окружить тебя звуками. Открыть окно, чтобы был слышен город, включить какую-нибудь популярную фигню на TV и поставить рядом с постелью что-нибудь остро пахнущее.

– Я люблю тебя, ты знаешь? – вот и все, что я смогла сказать.

– Я люблю тебя, – эхом откликнулся Глеб. – Я думал, что сдохну. Твой отец дозвонился до меня не с первого раза.

Я прерывисто вздохнула и ощутила себя самой распоследней дрянью. Этот соврал мне об аварии, но я даже не спросила. Не уточнила. И не то чтобы я вдруг взяла и поверила в лучшее, нет. Я просто забыла про отца. Он отошел на задний план.

– Какой стыд, – выдохнула я. – Глеб, этот сказал, что ты попал в аварию и погиб. Что отец одурманен. Что…

– Тш-ш, Мари. Все хорошо. Ну какая авария? Он увез тебя тогда, когда меня рядом не было. Хорошо, что твоя мама решила позвонить бывшему мужу – она хотела перемыть мне кости. Ты уже бежала вниз, когда она сказала, что я еще только отъезжает от гостиницы.

Я прикрыла глаза. Если бы я задержалась хоть на минуту, промедлила немного – ничего бы этого не было. Почему у меня нет привычки подкрашивать глаза и губы перед выходом? Надо бы завести подобный ритуал.

– Андрэ бросился за тобой, но розы все же одурманили его. Он рухнул в коридоре, но сейчас с ним все в порядке.

– Господи, – я стиснула кулаки.

Драгош коротко хмыкнул и, отодвинув телевизор, растянулся на пушистом ковре. Закинув руки за голову, он смотрел в потолок и явно видел там нечто большее, чем просто безукоризненную белизну.

– Наверное, мне понадобится психолог, – я тоже перевернулась на спину. – А может и нет.

– Консультация никому лишней не будет, – Глеб тяжело вздохнул, – когда я увидел веревки, обугленные и залитые кровью простыни… Знаешь, у меня провал в памяти минуты на три-четыре. Даже странно, что нас с тобой отпустили.

– Мы взрослые люди, которые не сделали ничего, за что бы их можно было задержать. Нам могли только настоятельно посоветовать, – я медленно подняла руки и внимательно посмотрела на бинты. – Там все так плохо? Я про руки.

– Ты не видела?

– Видела, – я скользнула пальцами по шершавым бинтам. – Черный, фиолетовый и красный. И желтый.

– Что ж, цвета, в принципе, остались те же, – Драгош медленно сел. – Главное, что все пройдет. Это не те раны, которые останутся надолго. Мари, у тебя изменился запах.

– Во мне проснулся дар, – я прикрыла глаза, – всего на мгновение. Я… Я так счастлива, что ты пришел за мной.

Мне не хотелось представлять иной расклад. Представлять, что меня не нашли. Или нашли изрядно использованной. Испачканной. Сломанной.

Прикрыв глаза, я постаралась сдержать слезы. Что сейчас-то рыдать? Все позади.

– Как ты меня нашел?

– Это долгая история. Но я расскажу, если ты отдашь должное круассанам и кофе.

– Шантаж? – невесело хмыкнула я.

Драгош только вздохнул:

– Я испугался за тебя, Мари. И теперь пытаюсь как-то исправить случившееся. Сделать тебе как можно лучше.

От его слов мне стало не по себе. Этот тоже сделать мне лучше. Нет, я ни в коем случае не думаю, что Глеб может стать таким же. Просто… Веет какой-то жутью от этих слов.

– Мари?

– Он тоже хотел как лучше. Обещал, что никогда меня не оставит, не бросит. Что всегда будет рядом. Что мне будет хорошо. Готовил для меня диетическую еду. Он действительно верил, что из нас получится семья.

Я сама не поняла, как оказалась в надежных и крепких руках Глеба. Он не пытался меня утешить, просто гладил по голове и терпеливо ждал, пока меня не перестанет колотить.

– Где твои круассаны? – есть не хотелось совершенно, но мне было необходима информация.

Вот только Драгош явно был настроен на мою волну. А потом, встав и выйдя из комнаты, он вернулся назад с чашкой чая. Едва теплого чая.

– В моем шантаже было больше шутки, чем, собственно, шантажа, – пояснил он. – Попробуй чай, потом, если проголодаешься, поешь.

– А ты тоже думаешь, что мне стоило бы похудеть?

– С ума сошла? – оторопел Драгош. – У тебя обычн… То есть, у тебя отличная фигура.

Поперхнувшись смешком, я пригубила чай. Обычная фигура. Я, в общем-то, так же думала. Но не подколоть не могла:

– Дамский угодник из тебя так себе.

– Потому что я – только для тебя, – серьезно ответил Глеб. – И да, ты – в бессрочном отпуске. Ублюдка ищут. И не только полиция.

– Подробности? И про отпуск, и про этого.

Драгош завернул меня в одеяло и устроился рядом. Прижав меня к себе покрепче он начал рассказывать.

– Когда мы поняли, что тебя похитили… Знаешь, это было больно. На наше счастье, Рюмкиной приспичило к тебе приехать – что-то там у нее случилось совершенно невероятное.

– Почему на счастье? – тихо спросила я.

– Потому что мне бы и в голову не пришло ей позвонить. А она, поняв что случилось, тут же вызвонила своего жениха. И в простой форме объяснила, что если на ее скоропалительной свадьбе не будет лучшей и единственной подруги, то и свадьбы никакой не будет.

Драгош хмыкнул и прижался губами к моему виску:

– Дальше было проще и сложнее одновременно. У нас не было сомнений в личности похитителя. Но что дальше? Найти его мать было не сложно, но она пошла в отказ. Ничего не знаю, мой сын улетел в Турцию – лечить разбитое сердце курортным романом. Пока Владимир искал урода по своим каналам, мы с твоей матерью делали все официально.

– По своим каналам? – утончила я, пытаясь представить, какие каналы могут быть у некроманта.

– Духи, привидения. Он же и проверил, что ты еще жива, – хмуро произнес Драгош.

И замолчал. Молчал он довольно долго. Набирался спокойствия? Смелости? Или просто вспоминал?

– А потом он пришел в полицию. Сам. Мол, так и так, я и правда ни в какую Турцию не поехал. Матери соврал, чтобы она успокоилась. Он так складно врал, что следователь ему поверил. Вот только мы поджидали его на улице. Он так свято верил в Теневой Кодекс… Хах, даже смешно.

– Но его все равно отпустили, да?

– Я хотел его растерзать, – признался Глеб. – Но взять след в городе… Ни один оборотень на это не способен. Владимир сдвинул ублюдки мозги и он, забив на все, прыгнул в машину и поехал к тебе.

Я понимала, что Глеб о многом умолчал. Что, возможно, он кое-что утаил, где-то смягчил, а что-то сгладил. Потому что… Ну слабовато выглядела выданная им версия. И вместе с тем, пока он рассказывал, я вдруг поняла, что мне совершенно безразлично как именно меня нашли. Главное – нашли.

Желудок недовольно сжался, а через пару секунд раздалось его недовольное урчание.

– Стыдоба, – выдохнула я.

– Перед кем? – фыркнул Глеб. – Разграбим холодильник?

– Разграбим, – кивнула я. – Хочу жирного, калорийного и вредного. Чтобы есть и чувствовать, как задница растет и бедра тяжелеют.

– Мадам знает толк в развлечениях, – заулыбался Глеб и, чуть смущенно добавил, – я взял на себя смелость послать пару смс от твоего имени.

– Маме и папе?

Мне стало стыдно. Я ведь даже не подумала о том, что они волнуются! Но я не чувствую себя способной поговорить с ними. Успокоить и утешить. У меня просто нет на это сил. И сил отвечать на вопросы тоже нет. А они обязательно будут.

Господи, впереди же еще и объяснение со следователем!

– Нет, впереди – холодильник, потом доброе кино в обнимку с любимым парнем, – поправил меня Глеб. – Нельзя бесконечно черпать из внутреннего источника. Иногда его нужно и пополнять. Прежде чем раздавать долги, ты должна восстановиться. Все равно ублюдка еще не нашли, так что сможем оттянуть визит в полицию. Да и может проблема сама собой решится.

Я насторожено посмотрела на Глеба, но он ответил мне самым невинным взглядом:

– Что?

– Даже не вздумай грохнуть его, – строго сказала я. – Если тебя из-за него казнят… Как же золотая вязь на моей шее? Как же наше долго и счастливо?

– Я умею прятать концы в воду, – усмехнулся Глеб. – Но вообще-то это слова его психолога. Мол, бедного мальчика нужно найти как можно быстрее, а то в таком состоянии, да еще и потеряв смысл жизни он может покончить с собой.

– Бедного мальчика? – переспросила я. – Ничего себе.

– Видела бы ты глаза полицейских, – кивнул Глеб. – Что-то с этим психологом не чисто. Может друг, может родственник. В общем, работы у полицейских выше крыши. Идем, а то там, на кухне, без нас грустит холодильник.

На кухне Драгош усадил меня за стол и, щелкнув кофеваркой, принялся выкладывать из холодильника небольшие ресторанные лоточки.

– Я не знал, что ты захочешь, – сказал он и улыбнулся, – поэтому взял все, что мы брали раньше.

Через несколько минут стол стал похож на скатерть самобранку. Правда, много я съесть не смогла – увы, после той странной пищи, мой организм не принял ни запеченные роллы, ни лазанью.

Все то время, что меня страшно рвало Глеб подпирал дверь ванной комнаты, чем очень сильно меня раздражал.

– Ты мог бы уйти? – рявкнула я и вновь согнулась над унитазом.

Тихий шорох подсказал, что Драгош ушел.

Желудок успокоился, но я не рискнула далеко отползать. И в кои-то веки пожалела, что квартира Глеба не похожа на мою. Все же в некоторых случаях раздельный санузел истинное зло.

– Мари?

– Глеб, я люблю тебя, – выдохнула я. – Но бывают такие моменты, когда человеку необходимо остаться наедине с собой. И унитазом. Пожалуйста, уйди.

– Я вызвал врача.

– Глеб, я просто…

– Он готовил тебе еду, – глухо произнес Драгош. – Ты уверена, что он ни на что тебя не подсадил?

На это предположение мой желудок ответил страшным кульбитом и я вновь склонилась над унитазом. Правда, внутри меня уже ничего не осталось и мне осталось только лишь содрогаться в бесплодных попытках избавиться от всего лишнего.

Я сидела на полу. Прижавшись спиной к стене, я закрыла глаза и медленно считала до ста и обратно. Желудок не успокаивался. Глеб что-то зудел за дверью, предлагал воды, регидрон и компот из сухофруктов. А у меня даже не было сил, чтобы послать его к черту.

– Драгош, успокойся, – выдохнула я, в очередной раз досчитав до ста. – У разных людей разная реакция на стресс. А я и вовсе нелюдь.

– Мари, доктор приехал. Пожалуйста, открой дверь, – отозвался Драгош.

У него был настолько обессиленный голос, что я просто не смогла бы противиться его просьбе. Вот только я не могла встать.

– Я не могу, Глеб.

– Твою мать, – коротко и прочувствованно произнес он. – Все будет хорошо, Мари. Не волнуйся.

Шорох удаляющихся шагов. У него есть ключ?

Нет. У него есть маленький топорик. Бедная дверь.

Долго сочувствовать бездушной деревяшке у меня не вышло. Организм будто взбесился – бросало то в жар, то в холод, желудок судорожно сжимался, а в висках застучали маленькие молоточки.

«Хорошо, что я не могу ничего погуглить. Сейчас бы столько диагнозов себе наставила», вяло подумала я.

Как только Драгош добил дверь, его тут же услали куда-то подальше. И, кажется, доктор использовал не самые вежливые обороты. Присмотревшись, я поняла, что это не тот же самый врач, который был там, в том доме.

– Так, что тут у нас?

– Стресс выходит, – вяло пошутила я.

– И такое бывает, – послушно согласился доктор и, открыв свою огромную аптечки, внимательно всмотрелся внутрь, – что еще выходит?

– Рвало, сейчас просто мутит, желудок сжимается, в висках стучит. Бросает то в холод, то в жар, – отчиталась я и добавила, – меня похитили пару дней назад. Возможно, что-то было подмешано в еду.

– Как долго?

– Я… Я не знаю. Пара дней, не больше.

Господи, я даже не знаю, сколько времени я там провела. Одну ночь, да? Одну ведь ночь, не больше. Или больше?

– Почему не знаете, – насторожился врач. – Провалы в памяти?

– Нет, это был подвал, не было естественного освещения, – я мучительно сглотнула и прикрыла глаза.

Запахло антисептиком, кожу обожгло холодом, после я почувствовала короткий укол, еще один, еще.

– Быстро подействует? – а это Глеб вернулся.

– Вы вещи собрали? – вместо ответа спросил врач. – Ей необходима госпитализация. Вы сразу должны были отправиться в больницу.

– Не хочу. Одна, – я едва шевелила губами. – Какие странные уколы. Мне хуже.

– К моему стыду и отвращению, – резко произнес доктор, – в нашем мире, за деньги, возможно все. В том числе и совместное размещение.

Дальше все смешалось. Вот мы одеваемся – Глеб одевает меня как маленького ребенка. Вот едем. И едем как-то странно, рывками, как будто машина то глохнет, то заводится. Просторный холл, вежливые медсестры с приторно-сладкими улыбками. Огромная палата, больше похожая на гостиничный номер. Вновь запах антисептика, холодок на коже и укол. И темнота. И короткий шепот:

– Я рядом, Мари.

Открывать глаза было страшно. Мерный писк приборов где-то рядом с моей головой подсказывал, что не могу находится в логове этого. Но какая-то иррациональная, какая-то трусливая часть меня отказывалась смотреть на этот мир.

– Мари, я здесь.

Тихий и такой родной голос. Глеб.

Глубоко вдохнув, я медленно открыла глаза. Ого, я даже по телевизору не видела таких роскошных палат.

– Где я?

– В частном медицинском центре, – Драгош с удобством разместился у моей постели. – Если посмотришь направо, то увидишь цветы. От Рюмкиной, и от твоих родителей. Знаешь, я боюсь сглазить, но кажется они сблизились. Вчера Еська со своим женихом перевезла твою маму к твоему папе.

– А?

– Они вдвоем, втроем, если считать прощенного Ласика, живут у тебя в студии.

Улыбнувшись, я прикрыла глаза. Вот было бы здорово, если бы у этой чудовищной истории было такое прекрасное продолжение.

– Я рада, если так. Дай, пожалуйста, телефон.

Глеб неловко замялся и откуда-то с пола поднял подарочный пакет, из которого вытащил коробку с «яблочной меткой».

– Тут такое дело, Мари, – он виновато посмотрел на меня, – когда ты почувствовала себя плохо, я, как бы это сказать, не заметил твой телефон. И пару раз по нему прошел. Вот. Экран вдребезги. Но он не сдался без боя и из моей пятки пришлось пинцетом извлекать пару осколков.

Нервно хихикнув, я недоверчиво уточнила:

– Ты голой ступней уничтожил телефон?

– Я собирал вещи. Быстро и качественно, – шутливо оскорбился Драгош. – Поэтому вместо пижамы у тебя мой спортивный костюм. Почти неношеный.

– Какая щедрость, – я округлила глаза.

– Да, – горделиво приосанился Глеб. – А если без шуток, то я носился как ополоумевший и только вкрадчивый мат доктора помог мне осознать свое место в пространстве и времени. А вещи привезет твоя мама. Ты готова ее увидеть?

Я только плечами пожала. Мне не хотелось, но я уже могла. Нельзя заставлять родных волноваться больше, чем нужно. Или нет, не так. Просто – нельзя заставлять родных волноваться.

Дверь в палату отворилась с тихим шорохом и к нам вошел серьезный доктор, в сопровождении нескольких медсестер. Одна из которых несла поднос, накрытый какой-то тканью. Мне будут делать укол?

– Пришли результаты анализов? – Глеб встал и пояснил для меня, – у тебя брали кровь.

– Пришли, – кивнул доктор. – Но нам потребуется еще кое-что. На данный момент, я могу сказать, что в крови пациентки обнаружены остатки сильнодействующего седатива.

Я прикрыла глаза. Вот значит как. Он продумал абсолютно все. Что ж, спасибо, что не догадался подсадить на наркоту. Говорят, зависимые люди во время ломки способны на все. И согласны на все.

Доктор продолжал что-то пояснять, Глеб размеренно кивал, а медсестры суетились вокруг меня. Взяли кровь из вены, из пальца и попросили попробовать встать. Потому что нужно наполнить баночку.

– Почему так много всего? – насторожено спросила я и покорно поднялась с постели.

Голова немного кружилась, но в общем и целом чувствовала я себя сносно.

– Доктор назначил, – тут же перевела стрелки медсестра.

Добредя до туалета, я совершила все необходимые действия и вернулась в палату. Было как-то неловко – у меня дома сантехника была хуже, чем здесь. В разы хуже.