Текст книги "Не проси моей любви (СИ)"

Автор книги: Светлана Рыжехвост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Отхлебывая свой коньячный кофе, я продолжала безразлично и монотонно рассказывать:

– Платье испорчено, я сунула его в мусорный пакет. И сосед снизу тоже сказал – Сашка ненадежный.

– А ты его любишь? – и вновь этот пронзительный, янтарный взгляд.

Взгляд, под которым немыслимо солгать. И я качаю отрицательно качаю головой:

– Нет.

– А зачем замуж согласилась идти?

Ответа на этот вопрос у меня не было. И я просто уткнулась в свой кофе.

– Ясно.

Глеб вытащил телефон и принялся куда-то звонить. Он вышел из кабинета, но дверь осталась приоткрытой. Я слушала, как он перед кем-то извиняется за ранний звонок, потом пересказывает мою историю и просит заняться квартирой вне очереди.

– Я ссужу тебе деньги, – сказал он, вернувшись в кабинет.

– Не надо, – я покачала головой. – У меня есть. Я еще не внесла свою долю за свадебные мероприятия. На оплату хватит, а там и от страховой что-то будет.

– Страховщиков нужно вызывать до ремонта.

Я уныло кивнула. И попросила:

– Дашь отгул? На сегодня.

– На обеде вместе съездим, – уверенно сказал Глеб. – Я не отпущу тебя одну в таком состоянии.

Благодарно прикрыв глаза, я великодушно сказала:

– Тогда твоя очередь жаловаться.

– А. Да у меня все то же, Вероника не успевает вернуться, билеты пропадают… Тома!

Я подскочила на месте и порадовалась, что уже все выпила. А то уделалась бы по уши.

– Ты чего?

– Пошли в театр? – предложил Глеб.

– У меня джинсы и футболка, – я указала на себя.

– И у меня. Мы будем джинсово-футболочные бро. У меня, кстати, еще и кеды.

– Не могу отказать своему бро, – с наигранной улыбкой ответила я.

День покатился по накатанной. На обеде мы съездили в страховую, где я вновь стала пассивным наблюдателем. Глеб договаривался, улыбался, шутил и флиртовал. Агент скаталась с нами до квартиры – меня оставили сидеть в машине – потом мы вернулись в страховую, я что-то подписала, поблагодарила и, сев в машину, тихо сказала:

– Спасибо.

– Не за что, – Глеб серьезно посмотрел на меня. – Не за что. Давай, ударным темпом доработаем день и оттянемся в театре.

– Драгош, а ты уверен, что в театре именно оттягиваются? – фыркнула я.

– Увидишь, – подмигнул он.

Глава 6

Бросив на себя последний взгляд, я вышла из туалета. Как ни посмотри, но в театр в таком виде нельзя. Хорошо еще, что футболка без вызывающего принта. А то хороша бы я была в театре с какой-нибудь провокационной надписью.

– Слушай, – усомнилась я, – а нас пустят? Все же в приличных местах есть дресскод.

Глеб рассмеялся:

– Ну, в твоем утреннем прикиде тебя бы не пустили, а так, – он демонстративно меня осмотрел, – ты мой джинсовый бро, конечно же тебя пустят.

– Хах, кто бы доказал, что я не в платье от модного, но не до конца понятого дизайнера? – фыркнула я.

Попрощавшись с коллегами, мы вышли на стоянку. Монструозный джип Глеба стоял на привычном месте и я, забираясь внутрь, в очередной раз поблагодарила прогресс за выдвижные подножки. Потому что иначе в эту огромную машину не залезть.

Глеб любит своего монстра нежной и пылкой любовью невзирая ни на какие сложности. На самом деле сложностей не так и много, но одна парковка махом перекрывает все плюсы. В чужих глазах.

Под бодрый старый рок мы добрались до театра. И тут меня накрыло диким хохотом.

– Ты чего? – оторопел Драгош, – вызвать тебе добрых дядечек в белых халатах?

– Не, – я махнула рукой, – не надо, спасибо. Просто до меня дошло, что я даже не спросила, на премьеру чего мы идем.

Глеб фыркнул и сказал:

– Так ведь так интереснее, разве нет?

Что я могу сказать, на фоне мужчин в костюмах и женщин в вечерних платьях мы смотрелись как два бомжа рядом с приличным рестораном. Повезло, что этот театр еще не дорос до дресс-кода. Но сотрудники оного театра смотрели на нас с презрением истинных служителей Мельпомены.

Устроившись на своих местах, мы принялись с нетерпением ожидать начала представления. Вернее, с нетерпением ожидал Глеб, а я просто любовалась им. Драгош странный оборотень. Он слушает старый рок, любит большие машины и рваные джинсы. И театр. И скрипичные концерты. Как это может умещаться в одном двуликом – непонятно. Но сейчас… Сейчас Глеб сверкает глазами, цинично усмехается, рассказывая о закулисных играх этого театра и все равно за его грубоватыми фразами скрывается истинная любовь. А я слушаю его и понимаю, что рада ходить на все представления, пусть даже театрал из меня так себе. Нет, есть целый ряд представлений, которые я посмотрела и осталась в восторге.

– Начинается, – предупредил меня Глеб.

До следующего антракта я с удовольствием наблюдала за игрой актеров и, с не меньшим восторгом, за Глебом. Он откинулся на спинку кресла и со скучающим лицом наблюдал представление. Он выглядел так, будто сюда его привели силком. Но я-то видела его глаза, видела с каким вниманием он отслеживает все происходящее на сцене.

«Наверное, кто-то сказал ему, что мужчине не может нравится театр», подумала вдруг я. Ведь правда, кто мешал ему сходить одному? Никто.

«Стоит ли спрашивать?», задалась я вопросом. И сама себе ответила – не стоит. Незачем.

Антракт и мы спускаемся в буфет. Крепкий кофе в белоснежных чашках и крохотные пирожные. Такие маленькие, что даже сложно ухватить. Но зато и беспредельно вкусные. Самые вкусные пирожные и самый вкусный кофе. Не знаю, может это магия театра, а может и правда здесь все-все особенное.

Посмеиваясь, мы наблюдали за людьми. Я угадывала среди них отмеченных тенью – единственный мой рабочий амулет показывал вокруг них синеватое марево. Тихое жу-жу-жу редко-редко перебивалось чьим-то слишком громким смехом. Такой хохот быстро гас, как будто несдержанного весельчака затыкали насильно.

– Мне вот интересно, сколькие сюда пришли ради представления, а сколькие ради выгула бриллиантов, – задумчиво произнесла я и проводила взглядом немолодую уже женщину, которая чуть ли не гнулась под весом драгоценных булыжников.

Вокруг женщины то появлялось, то исчезало синее марево. Значит, если верить классификации моей матушки, перед нами слабая ведьма. Ведьма, питающаяся чужими эмоциями.

– Даже когда у моей матери были бриллианты, – задумчиво произнес Драгош, – она редко надевала в театр весь комплект. Ей это претило.

– Были?

– Мама считает, что драгоценности женщине должен покупать любимый мужчина. Или же женщина сама должна на них заработать, – развел руками Глеб. – От меня она их не приняла. А разыскать ее старые украшения мне не удалось. Слишком давно они были сданы в ломбард.

– А фото есть? – спросила я. – Ты мог бы заказать их ювелиру. А что выглядят как новые – так ухоженные и почищенные. Если гравировки не было, то может и прокатит.

– А если была, то новые владельцы не стали бы ее терпеть, – подхватил Глеб и подмигнул мне, – спасибо, Мари.

Я поспешно схватилась за бокал с шампанским. Таких как Глеб очень мало. Очень-очень мало. Настоящий мужчина и настоящий друг. Мой джинсовый бро. Там, где мой жених сбежал, Глеб все разрешил за пару звонков и несколько поездок на машине. Он помог там, где имел полное право пройти мимо. Но не прошел. Не бросил и не предал. В отличие от Сашки.

«Мы притягиваем к себе то, чего мы заслуживаем», говорила моя мама и почесывала за ухом Лазаря, своего карликового шпица. «Именно поэтому твой отец – колдун и учитель истории. Лучшего я, видимо, не заслужила. И все остальные мои романы ни к чему не приводят».

Значит ли это, что я заслуживаю только Сашку? Или я просто слишком рано собралась замуж?

Глеб вдруг поднял на меня глаза и ясно улыбнулся. Вокруг зеленых глаз собрались лучики морщинок и мне стало трудно дышать. Боль-больно. Не смотри, Мари Тома, он не твой и твоим не будет. Хотя бы потому, что ты не умеешь добиваться своего. Хотя бы потому что ты – выбраковка.

«Никогда не бегай за мужчиной, Мари», говорила моя мама. «Оно себя не оправдывает. Увела мужика из семьи? Так будь уверена, с тобой он тоже не задержится».

– Идем? – Глеб протянул мне руку, – пора в зал.

Я была самым неблагодарным зрителем в этом зале – смотрела сквозь актеров, но при этом молилась, чтобы спектакль не заканчивался никогда.

После окончания спектакля, мы вышли из театра. Я насчитала пять осуждающих взглядов, а Глеб шесть.

– Победа за мной, – ухмыльнулся Драгош и выразительно посмотрел на свои драные джинсы. – Я – старший джинсовый бро.

– Сдаюсь-сдаюсь, – рассмеялась я.

Забравшись в джип, я спохватилась, что не написала Еське. У Рюмкиной творческая работа – она почти успешный художник – и потому звонить ей нельзя. Муза может упорхнуть, а тогда мою подругу не развеселит и ящик шампанского. А учитывая, что Еська вполне себе сильная, природная ведьма… Я не хочу стать объектом приложения ее силы.

– Как же так, – шутливо возмутился Глеб и завел машину, – как же так, сразу после театра ты пишешь кому-то, кто не я!

– Уже не пишу, – я улыбнулась и убрала телефон. – Просто не хочу ночевать на офисном диванчике.

– Во-первых, диванчик уже занят – Латников доделывает проект, а вдвоем вы не уместитесь. А во-вторых, мне нужны дубликаты твоих ключей.

Оторопев, я решила вначале ответить на самое простое:

– Тогда сверни налево, там есть каморка слесаря. Ну а диванчик… Жаль, конечно, но ничего страшного. Сниму хостел, а завтра может Еська на жизнь решит посмотреть.

Глеб не сказал ни слова, просто притормозил у яркой вывески и подождал, пока я выберусь. Толкнув тяжелую дверь, я отдала мастеру связку и, сделав заказ, вернулась в машину.

Драгош продолжал молчать, и я осторожно коснулась его руки:

– Что-то случилось?

– А? – он сделал вид, что очнулся от раздумий. – Все в порядке. И насчет хостела – даже не думай. Нечего тебе там делать, переночуешь у меня.

От такого предложения у меня внутри все на секунду замерло, а после… А после мне стало дурно. Я не могу. Я не могу позволить себе увидеть Глеба домашним. Увидеть его дом и…

Я вцепилась в свой браслет, подарок родителей на восемнадцатилетие, и отчаянно затрясла головой:

– Это невозможно.

– Что за чушь, – отмахнулся Драгош. – Как подкармливать однокурсника-нищеброда бутербродами с колбасой, так это ты могла. Будто я не знал, что вы с матерью едва концы с концами сводите. А как переночевать в совершенно свободной гостевой спальне – так невозможно. Тома, ты меня обижаешь сейчас.

– Ну ты вспомнил, – проворчала я. – Твоя Вероника и так на меня косо смотрит.

– Это, слава богу, моя квартира, Тома, – с нажимом произнес Глеб. – Я хозяин.

И его глаза вновь стали янтарными.

– Хорошо, – тихо сказала я. – Спасибо.

«Ну ты и дура, Мари», добавила я лично для себя. «Конченая дура. Как ты дальше жить будешь?».

Заставив себя отпустить злосчастный браслет, я попросила Драгоша включить музыку. Он кивнул и оставшееся время мы слушали классику зарубежного рока. Очень старую классику. Таймер на моем мобильнике пискнул и я, по-прежнему пребывая в каком-то коматозном состоянии, выбралась из машины. Забрав ключи и расплатившись, я вернулась назад. До самой квартиры Глеба мы молчали. О чем думал я не берусь гадать. А вот я… Я старательно жалела себя. Можно даже сказать, что я упивалась жалостью к себе.

Глава 7

Припарковавшись, Глеб вышел из машины. В квартиру мы поднялись молча, не глядя друг на друга. У меня создалось впечатление, что Драгош уже успел пожалеть о своем приглашении. И потому, перед тем как войти в квартиру, я тихо уточнила:

– Ты уверен?

– Тома, не беси, – буркнул Глеб. – Проходи на кухню. Я руки помою и приду.

Разувшись и повесив пальто, я пошла в указанном направлении. Правда, вместо стола и плиты я обнаружила огромную двуспальную кровать под черно-серым покрывалом. Мне бы выйти отсюда сразу, но…

Я не смогла. И стояла, осматривалась, жадно отслеживая разные мелочи. Вот брошенная футболка, Глеб никогда не был аккуратистом. В воздухе витает аромат дорогого мужского парфюма, а на прикроватном столике лежат массивные наручные часы. А там…

– Заблудилась? – мягко спросил Драгош и положил руку мне на плечо.

Вздрогнув, я почувствовала, как щеки заливает краска.

– Д-да, прости. Надо было сразу выйти, но я задумалась.

– Моя вина, – спокойно ответил Глеб и сверкнул волчьим взглядом. – У квартиры дурная планировка. Идем.

На кухне он поставил на стол виноград, бокалы, вытащил из холодильника бутылку красного вина. Еще немного пошарив по полкам, Драгош достал сырное ассорти.

– Знаешь, я так ждал этой премьеры, – задумчиво произнес он, – а теперь и не знаю, стоило ли оно того?

В словах Глеба мне слышался совсем другой подтекст, поэтому я просто неопределенно хмыкнула и пригубила вино. А Драгош, ничуть не смущенный моим молчанием, говорил дальше. Он называл актеров по именам, причем в его словах звучала уверенность, что я тоже их знаю. Сердито прицокивая, он ворчал, что вот в другой пьесе эта актриса играла лучше. А я, подперев подбородок, сидела напротив него и тихо посмеивалась. Жизнь любит шутить. Много лет назад я сидела на месте Глеба и так же сердилась на актеров. Не на всех, только на любимых. А он сидел напротив с совершенно стеклянным взглядом, что не мешало мне обсуждать пьесу. Это был пятый курс, и мы тогда попали в театр совершенно случайно. На пятом курсе я еще верила в сказки. Верила, что могу понравится самому симпатичному парню потока. А потом он…

– Я совсем тебя утомил? – виновато спросил Глеб.

– Нет, что ты. Просто вспомнила то театральное представление, на пятом курсе. Помнишь?

– Помню, – кривовато улыбнулся Драгош. – Я тогда впервые понял, какая между нами разница. Ты была такая смешная, такая сердитая. И такая… Ты знала всех актеров, кто где играл, как играл и с кем. А я сидел и слушал. Я тогда дал себе слово, что ноги моей в театре больше не будет.

– Не сдержал? – улыбнулась я.

– Не сдержал, – кивнул он. – Но не жалею.

– Надеюсь, это единственное слово, которое ты дал и не сдержал.

– Было другое, – задумчиво произнес Драгош. – И до недавнего времени мне тоже казалось, что не сдержу. Сейчас… Сейчас есть шанс.

В молчании мы допили вино, Глеб выдал мне чистое постельное и, когда я уже улеглась, он встал в дверях комнаты. Его глаза отсвечивали желтизной, а от всей фигуры так и веяло силой. Красноватое марево придавало ему демонический вид, но это уже вина моего кольца. Надо, кстати, снять. Иначе я с ума сойду.

– Что? – шепотом спросила я.

– Смотрю, – так же тихо ответил Глеб. – Все хорошо?

– Да.

– Не забудь утром мне дубликаты отдать, – тихо сказал Драгош и повернулся, чтобы уйти.

– Глеб, – позвала я. – Пусть ребята замок поменяют. У Сашки есть ключи, а я хочу чувствовать себя в безопасности.

«Ведь скандал, скорее всего, будет до небес», подумала я.

Драгош одарил меня каким-то странным взглядом и произнес стальным тоном:

– Ты будешь в безопасности. Спи.

Он закрыл дверь, и комната погрузилась в кромешную тьму. Я закрыла глаза и чутко прислушалась. Вот шумит душ. Так легко представить, что, выйдя из ванной, он придет сюда. Ляжет рядом, протянет ко мне руку, ласково проведет пальцами по губам и…

«Лучше б ты под мостом ночевала, идиотка», сказала я себе и уснула.

Утром я кое-как проснулась, натянула джинсы и поползла умываться. Пока полоскала рот водой с зубной пастой, думала, стоит ли попросить Глеба завезти меня домой? Футболка за ночь смялась и выглядела совершенно неприглядно.

«Свои-то поймут», рассеянно размышляла я, «Но ведь как назло, наверняка какой-нибудь важный клиент придет».

Так-то у нас никого сегодня не должно быть, но… Это как выскочить в магазин с грязной головой и в старых кроссовках. Лучшее заклинание для притягивания однокурсников.

Глеб постучал в дверь и крикнул:

– Давай скорей! Я договорился, ребята подъедут на твой адрес. Отдадим им ключи, да и ты одежду возьмешь!

– Ага!

«А жизнь-то налаживается», промелькнуло у меня в голове. И словно ответом на эту мысль, пришла смс-ка от Еськи:

«Тута я. Чего хотела? Давай в VK».

Переписывались мы недолго. Я, извинившись, сбросила голосовое, где быстро объяснила, что жить мне негде и я бы с удовольствием оккупировала у подруги диванчик. На пару дней, пока идет ремонт.

Та тут же спросила, не грохнула ли я случайно Сашку и не нужно ли мне алиби.

«Если что, я готова под присягой солгать ради его трупа».

«Почти», лаконично отписалась я и вышла из VK.

В этот раз я не заблудилась и кухню нашла с первого раза. Проходя мимо приоткрытой двери в спальню Глеба, мне удалось подавить мелочное и недостойное желание заглянуть внутрь. В этом мне здорово помогло то, что это была не просто спальня Глеба, а спальня Глеба и Вероники.

Передернув плечами, я вышла на кухню и замерла. Драгош стоял у плиты. В мягких домашних станах и обтягивающей футболке. Что-то мурлыкая себе под нос, он колдовал над сковородой с пышными оладушками.

– Садись за стол, – не оборачиваясь произнес Драгош. – Быстро едим и летим, у ребят много заказов, не будем сбивать им график.

– Который мы им уже сбили, – вздохнула я и примостилась за стол.

– Ничего, – пожал плечами Драгош. – Для того и нужны надежные партнеры, чтобы время от времени входить в положение.

Горячие оладушки, смородиновое варенье и черный чай – это был лучший завтрак в моей жизни за последние лет пять. И Глеб, взъерошенный, улыбающийся… Мне будет не хватать этого.

«Никогда не завидовала Вероничке», пролетело у меня в голове. «Воспринимала все как данность – для меня Глеб друг, для нее – любимый. Но сейчас я готова отдать все, чтобы иметь право сидеть на этой кухне каждое утро. Чтобы иметь право засыпать рядом с ним и просыпаться. Стягивать с него одеяло или делиться, если ночью сама все отобрала».

Оладьи кончились быстро. А после утро понеслось вскачь. Ребята, которых где-то нашел Глеб, прибыли вместе с образцами обоев. На то, как будет выглядеть моя студия мне было наплевать. Чисто и опрятно – главное. Во мне не осталось сил, чтобы вытрясти со дна души какие-нибудь пожелания. А потому, выяснив главное, Глеб оттер меня в сторону. И только время от времени показывал обои, а я… Я соглашалась на каждый вариант.

– А вот эти? Светло-зеленые, должны подойти, – Драгош показал очередной образец и я постаралась добавить в голос энтузиазм:

– Да, идеально!

– Отлично. Ламинат?

– Светлый, – пожала я плечами.

– Все с тобой ясно, Тома, – хмыкнул Глеб.

Пока мужчины спорили из-за ламината, я вытащила свою дорожную сумку и побросала в нее одежду. Разогнувшись, присела на кровать и, вспомнив, как мы с Сашкой ее выбирали, обратилась к начальнику ребят, Артему:

– Одна просьба, дотащите кровать до помойки. Пожалуйста.

Ребята посмотрели на вполне себе новую и хорошую мебель, и Артем осторожно произнес:

– Так она вроде не сильно пострадала.

– Я больше не хочу на ней спать, – отрезала я.

– Хорошо.

Отдав ключи, я пошла к выходу. Глеб крикнул, чтобы я его подождала. О чем он говорил с Артемом я не знаю. Все это время я стояла в подъезде, у окна и бессмысленно таращилась на улицу.

Потом, уже в машине, Драгош беззлобно ворчал, что не было никакого смысла брать меня с собой. Потому что толку от меня никакого нет.

– Зато я вещи взяла, – пожала я плечами. – Сегодня к Еське поеду.

– Передавай привет, – оживился Глеб. – На прошлом сборище она отжигала, мне понравилось.

– Только ты теневой саммит можешь назвать сборищем, – фыркнула я.

А про то, как отжигала Еська… Ох, про это я была в курсе. Природных ведьм мало и они редко остаются свободными. Так что фестивалила Рюмкина с дальним прицелом – чтобы никому не приглянуться. Чтобы поняли, что от такой, как она, будет больше проблем, чем пользы. И ее задумка удалась – Еське дали еще три года «на повзрослеть».

На работе нас встретил заспанный Олежка. В растянутой футболке и смешных семейниках по колено. Окинув нас равнодушным взглядом, он сделал себе кофе, вяло поздоровался и пополз к своему компу.

– Ты бы хоть штаны надел, – фыркнула я.

– Шеф-мэм, так я в шортах, – обиделся Латников. – Они модные, я в интернете статью читал.

Сказать доверчивому ребенку, что это скорее семейные трусы советского образца, чем шорты или нет? Этот вопрос занимал меня до обеда. Но потом на Олежку наткнулась Светочка, которая такие вопросы решала быстро и решительно:

– Ты балбес! Которого обули на… Сколько?! Да я тебе за одиннадцать тысяч все дедовы труселя отдам! Кошмар какой, Латников! Ты бы хоть с кем-нибудь посоветовался перед покупкой.

Посмеявшись, я уткнулась в монитор. Работа сама себя не сделает. А жаль.

Тьфу-тьфу-тьфу, но до вечера ничего не случилось. Все шло ровно в том темпе, на который я и рассчитывала.

«Хоть что-то в моей жизни идет так, как я запланировала», подумала я и со вкусом потянулась.

– Давай до парка скатаемся? – предложил Драгош за полчаса до конца рабочего дня. – У дома Рюмкиной чудный парк. Давно там не был.

«Ты должна ответить «нет» Мари», жестко сказала себе я и открыто улыбнулась:

– С удовольствием. Но на разных машинах, а то мне потом на метро неохота на работу тащиться.

– Принято, – улыбнулся Глеб. – Тогда собирайся, тебя шеф пораньше отпустил.

Глава 8

Нищему собраться, только подпоясаться. Не помню, где я это услышала, но сегодня это было про меня. Так что я просто взяла сумочку, проверила ключи и документы, попрощалась с коллегами и вышла. Глеб уже был на стоянке. Заведя свою малышку, я пристроилась хвостиком за его черным монстром.

Дорога до парка не заняла у нас много времени. Я всего лишь изругать себя разными словами, да пообещать, что это последний раз, когда я иду на поводу у Драгоша.

"Какая же ты жалкая, Мари Тома. Твой друг искренне хочет проводить с тобой время, а ты не можешь не строить воздушных замков", горько усмехнулась я и заглушила мотор.

– Знаешь, не удивительно что Еська поселилась именно здесь, – задумчиво произнес Глеб, когда мы вошли в парк. – Красиво.

– И тихо, – кивнула я. – Здесь особенно хорошо осенью. Такая, знаешь, пронзительно-прозрачная увядающая природа.

Драгош тихо хмыкнул:

– Тома, ты и твои сравнения…

Я смутилась. Много лет назад я пыталась писать стихи. На пятом курсе тетрадку с этими выстраданными строками стащила подружка Драгоша. В общем, у меня отбило все желание что-либо рифмовать. Ну, иногда, с особо трудным клиентом, мой куцый стихотворный дар вновь поднимает голову. Но такие строки никому не покажешь.

"Вадим хотел красиво, дешево и быстро,

И вежливо, и с благодарностью за всё,

Не вышло. Всё."

Латников потом заменил "Вадим" на "Клиент" и повесил у себя в кабинете. Я же отказалась признаваться, что эти кривые строчки – мои. Сказала – интернет.

– М-м-м, как пахнет, – Глеб преувеличенно-громко принюхался и потянул меня к уличному ларьку. – Это от вас так приятно пахнет шоколадом?

– Нет, – мило улыбнулась девушка, – от меня пахнет ландышами, а наш шоколад хорош сам по себе. Будете?

– Две порции, – ослепительно улыбнулся Драгош. – О, у вас и шарики есть? Можно вон того, со смешным зеленым мишкой! Навевает чудесные воспоминания.

Повернувшись ко мне, Глеб с дурацкой улыбкой протянул мне шарик. Я недоумевала ровно до тех пор, пока не увидела медвежонка.

– Др-рагош, – выдохнула я.

– По-моему, это очень милый медвежонок, – притворился дурачком Глеб.

И я, на самом-то деле, не спорю. Мишка очень милый. Именно поэтому я в свое время выбрала те трусики. Очень уж милашный там был принт. Принт, который теперь смотрел на меня с белого шарика.

– Держи, шоколад с ванилью.

Взяв стаканчик, я поблагодарила Глеба и мрачновато покосилась на гелиевый шарик. Шарику, впрочем, все было побоку – он радостно колыхался в воздухе и был рад прогулке.

– Только в небо его отпускать нельзя, – серьезно сказал Драгош. – Экология не прощает таких ошибок.

– Я знаю, – фыркнула я и отпила шоколад. – М-м-м, и правда вкусно! Только горячо очень.

Глеб согласно угукнул. А наметила себе порадовать Еську – она постоянно жалуется, что в парке шоколад пахнет вкусно, но пить эту водянистую дрянь невозможно. Похоже, что рецептуру доработали.

Пока я размышляла, Драгош ушел немного вперед. Вытащив телефон, он пытался сфоткать корягу, которая, с его точки зрения, была чертовски фотогеничной. А я, забыв про воздушный шарик, шоколад и совесть, рассматривала его так, будто впервые увидела. Узкие светлые джинсы, тяжелые ботинки на шнуровке и черная кожаная куртка, облепившая широкие плечи. Драгош весь из четких линий и контрастных красок. Сильные кисти с длинными изящными пальцами – вот, как раз сейчас особенно хорошо видно, и…

– Мари, возьми стаканчик, тут такая гусеница!

– Драгош, тебе тридцать пять, – вздохнула я. – Период гусениц у оборотней длится от трех до десяти лет. Ну максимум до одиннадцати.

Но стаканчик послушно взяла. А куда деваться? Шарик чуть не улетел, но я справилась. Ведь экология не прощает, да.

– Смотри, – Драгош повернул телефон ко мне.

И я была вынуждена согласиться, что гусеница того стоила.

– Перекинешь мне потом? Поставлю на звонок.

– Если твой шеф узнает, что ты поставила на него гусеницу, – грозно нахмурился Драгош и тут же улыбнулся, – то знай – у него роскошная коллекция фото! И кто знает, кого он поставит на тебя.

А я только улыбнулась. Глеб был единственным контактом в моем списке, у которого не было отдельного рингтона и заставки. Я просто не могла себе позволить его выделить. Вот только Еська меня сразу вычислила.

"– Никак не выделяешь? Ну да, то есть на сантехника у тебя специальная картиночка, а на друга и начальника – заводские настройки? Не ври мне, Мариш, не выйдет. Мы с тобой в садике на соседних горшках сидели, так что не рассчитывай обвести меня вокруг пальца".

– Темнеет, – шепнула я, когда совсем замерзла.

– Надо найти мусорку, – Глеб потряс стаканчиком, – и по домам.

– Давай сюда, – я протянула руку, – у Еськи выброшу. Спасибо за этот день. И вообще за все.

Он повернулся ко мне, смерил долгим взглядом и пожал плечами:

– Не за что. Ты куда? Нам до выхода из парка вместе идти.

– Не-а, – хитро улыбнулась я. – Там дыра в заборе, а следом Еськин подъезд. До завтра.

– Завтра суббота, но если ты настаиваешь, то я запишу тебе сверхурочные, – фыркнул Драгош и сунул рук в карман джинс. – Могу даже оплатить их.

– О нет, я не трудоголик, – покачала я головой. И повторила, – пока. До понедельника.

– Ага, до понедельника. Иди, я постою здесь. Войдешь в подъезд – набери меня. Не позвонишь через пять минут – иду искать.

– Драгош, – я закатила глаза и фыркнула, но он, сверкая звериным взглядом, настоял на своем:

– Ты должна быть в безопасности, я же обещал. Иди, а то увезу к себе.

"Увези", хотелось согласиться мне. "Увези. Забери меня себе так, как будто ничего не было. Как будто не было того вечера, когда ты разбил все мои мечты".

– Нет уж, увозить меня нельзя, – натянуто ответила я. – Еська жаждет подробностей. Все, теперь точно – пока. До понедельника.

Резко развернувшись, я прошла сквозь кусты, пролезла в дыру и вприпрыжку помчалась к Еськиному подъезду. Благо, что ключ от домофона у меня есть.

Вызвав лифт, я набрала Драгоша:

– Все, я в подъезде.

– Хорошо, – мягко ответил Глеб. – Приятного вечера. И, это, Тома…

– Да?

– Закусывайте побольше, – заржал мерзавец и сбросил трубку.

Что?! Да кто тут собирается пить?

Еська открыла мне дверь и с порога грозно вопросила:

– Свадьбы точно не будет?

– Не будет, – клятвенно ответила я.

– Ур-ра! В воскресенье свечку поставлю, за упокой души этой божьей твари! Я ведьма – у меня сработает! Проходи скорей, я вино в морозилку переложила, как бы оно льдом не стало!

"А Глеб хорошо нас знает", невольно улыбнулась я, и вошла в квартиру.

Стол мы накрывали в четыре руки. Еська в это время радостно повествовала мне историю своей новой картины:

– Вот не поверишь, но нельзя мне коммерцией заниматься. Не-ль-зя. Взяла я заказ у, мгм, довольно экзальтированной дамочки. Надо было ее изобразить натурально, но, чтобы, значит, демоническая сущность читалась.

– Демоническая? – поперхнулась я и поставила на стол блюдечко с оливками. – И как? Демонов нет даже на теневой стороне.

– Ну как-как, – вздохнула Еська. – Хреновый я художник, как ни старалась, а просвечивала только идиотическая сущность. Моя, причем. И тут я догадалась поиграть с красками. В общем, дамочка от картины отказалась – она резко сменила стороны и пришла вся в белом. Мол, было ей видение и теперь ей нужно чистить чакры. Или энергетические каналы? С обычными не поймешь, что они там чистят, а что забивают! Надо и надо, я ж не спорю? Хотя я ведь ее на прошлом сеансе предупреждала, что испарения от краски неполезны. А она все у банки с растворителем терлась. Мол, чувствую в нем великую силу. Не, ну я не спорю, растворитель это вещь. Так вот, дама ушла, деньги ушли, а картина осталась. И вот, иди посмотри.

Со мной Еська не пошла. Мы обе давно пришли к выводу, что шедевры Рюмкиной мне следует смотреть в одиночестве. Потому что «Слишком у тебя честные глаза, Тома», ворчала Еська, когда я в очередной раз пыталась соврать, что мне нравится ее новая картина.

«Ну что ж, в этот раз врать не придется», хмыкнула я, разглядывая черно-синие штрихи, в которых угадывался мегаполис. Вот только…

– Есь, я в восторге, – сказала я, вернувшись на кухню, – но возник вопрос.

– Ну?

– Если это был портрет, то как получился город?

Рюмкина удивленно на меня посмотрела:

– А что тебя смущает?

– Хм, да ничего, – я пожала плечами и махнула рукой, – не обращай внимания. Просто к слову пришлось.

– Чудно. Итак, вино я открыла, оно даже успело подышать. Теперь садись и рассказывай, – Еська потерла руки и плюхнулась за стол.

Я села напротив нее, пригубила ледяное вино и быстро, обстоятельно пересказала события последних дней. Честно сказать, я ожидала взрыва негодования, эмоций и поддержки, а получила скептический взгляд и задумчивое:

– Да-а, Мариш, ты смогла меня удивить.

– Я?

– Твой козел столько раз выставлял себя с гнуснейшей из сторон, – пояснила Еська, – и ты всегда находила ему оправдания. А тут вдруг не стала. А то знаешь, к примеру, что ты сказала, когда к тебе на улице прицепились, а он не заступился?

– Что полиция должна выполнять свои обязанности, – уныло произнесла я и поежилась. – Там было не так страшно. Если бы Сашка полез в бутылку, было бы хуже.

– Ну да, ну да, – покивала Еська. – А когда он отказался помогать тебе с машиной? Вы уже жили вместе. Всего-то и нужно было перегнать твою крошку мастеру, пока ты на работе. Кто в итоге перегонял пежо?

– Ты, – вздохнула я. – Есь, да поняла я, что я дура. Просто…

– А теперь скажи мне, что это за шарик и зачем тебе два пластиковых стаканчика?

– Они картонные, – поправила я ее. – Красивые, с нарисованными зернышками и логотипом шоколадной фабрики.

– Мари Тома, – нахмурилась Есения Рюмкина, – ты недоговариваешь. И как ты смогла выпить два стаканчика этой дряни?