Текст книги "Не проси моей любви (СИ)"

Автор книги: Светлана Рыжехвост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– Глеб, – шепнула я, когда мы остались одни, – мы не разоримся?

– Не разоримся, – отрезал Драгош и со смешком добавил, – мы сэкономим на твоем питании.

– А?

– Сейчас принесут и ты поймешь, – он проказливо усмехнулся.

Через пару минут мне принесли кашу. На воде. Какая прелесть.

– А почему две порции? – нахмурилась я.

– Ну не брошу же я тебя, – усмехнулся Драгош. – А то вдруг ты мне не простишь?

– Дурак, – буркнула я.

Вопреки моим страхам, каша осталась во мне. Хоть доесть до конца я и не смогла.

До обеда я возилась с новым телефоном – восстанавливала контакты, настраивала приложения и вспоминала пароли. Последнее было особенно сложно, потому что блокнотик со всеми паролями был мною давно потерян.

Зато после обеда я смогла отписаться и Еське, и маме с папой. Поблагодарить за все и уверить, что уж теперь-то все в порядке. Никто мне не поверил, конечно. Но зато порадовались.

А на следующий день в палату вошел хмурый доктор. За ним тенью скользили медсестры. И одна из них, как и в прошлый раз, несла поднос, накрытый тканью.

– Сидите, – махнул доктор, когда мы с Глебом попытались встать. – Я и сам присяду.

Мне стало тяжело дышать. Что? Этот все-таки подсадил меня на что-нибудь мерзкое?

Всхлипнув, я подалась вперед. И тут же сама устыдилась своей реакции. Что со мной? Никогда не была такой слезливой и нервной. Всегда и все проживала и прожевывала внутри, наружу выпуская лишь крохотную часть от общей массы эмоций.

– Марина Андреевна, – тут же среагировал на мой всхлип врач, – держите себя в руках. Сейчас это ваша первейшая обязанность. Вам предстоит стать матерью, а учитывая то, чем вас опоили…

Я без сил опустилась на подушки. Внутри меня есть еще один человек. Не верю.

«Ты достаточно невезуча, чтобы залететь после первой же ночи с любимым человеком», сказала мне Рюмкина. Может, не именно так сказала, но смысл был примерно этот. Вот ведь зараза… Накаркала.

– Срок? – спросила я, уставившись в потолок.

Может ли этот ребенок быть от этого? Нет, у нас давно ничего не было.

– Очень маленький, – сказал доктор, – две, максимум три недели. Марина Андреевна…

И врач замолчал. Я, прижав руки к животу, пристально за ним наблюдала.

– Марина Андреевна, во-первых, беременность на столь раннем сроке может и не стать реальной беременностью, – доктор благожелательно улыбнулся.

– Доктор, а можно как-то ближе к сути, – напряженно произнес Глеб и положил руку поверх моей, прикрывающей плоский пока еще живот.

– Лекарства, которыми была опоена Марина Андреевна могли нанести вред эмбриону, – сухо произнес доктор.

И я потерялась во всех тех страшных словах, которые он произнес. Инвалидность, нарушение чего-то там и все такое прочее.

– Сейчас мы будем выводить из вашего организма вредные вещества, Марина Андреевна. Одновременно вас будет наблюдать другой доктор. Женский, если можно так выразиться.

– Ясно, – кое-как выдавила я. – Ясно. Спасибо. Если бы… Если бы я сразу поехала в больницу, что-то могло измениться?

Доктор посмотрел на меня и спокойно сказал:

– Вряд ли. Винить себя из-за того, что вы поехали домой глупо. И я сильно сомневаюсь, что вам бы назначили химико-токсикологическое исследование. Вы сделали лучшее, что могли – спрятались в безопасном с психологической точки зрения месте и не сорвались в истерику.

– Я истерила, – поправила я доктора.

– Поверьте врачу, – усмехнулся он, – поверьте врачу, у вас все более или менее в порядке. Я не могу прогнозировать будущее, но сейчас все достаточно неплохо. И мы будем делать все, чтобы ваше состояние не ухудшилось. Но вы сейчас должны решить, что мы делаем – просто поддерживаем вас и чистим организм или…

– Или, – тут же выпалила я. – Мой ребенок должен жить.

И только сказав это, я поняла, что не посоветовалась, даже не подумала посоветоваться с Драгошем. Может…

«Не может», оборвала я свои собственные упаднические мысли.

Доктор перевел взгляд на Глеба и тот уверенно произнес:

– Наш ребенок должен жить.

– Хорошо. Это хорошее решение, – доктор встал. – Через час после обеда вам придут ставить капельницу. Примерно к этому же времени прибудет ваш второй доктор. Доброго дня.

Он вышел, за ним выскользнули сопровождавшие его тени-медсестры. А я перевела взгляд на Глеба. Тот спокойно улыбнулся:

– Я рад, что ты приняла правильное решение. Если бы… Я бы боролся за жизнь нашего малыша.

– И был бы сильно разочарован, – усмехнулась я. – Но что если..

– Мы не бедствуем. Даже если ребенок родится инвалидом, мы сможем его обеспечить всем, – уверенно произнес Драгош и сжал мою руку.

– Мы не вечны, – тихо сказала я. – Кто знает, сколько нам отмерено?

– Трастовый фонд, – тут же отозвался Драгош. – Или типа того. Я заработаю достаточно, чтобы с нашего ребенка сдували пылинки после нашей смерти.

– Чем я тебя заслужила? – улыбнувшись, я прикрыла глаза. И ощутила легкий, едва заметный поцелуй в висок.

– Никто никого не заслуживает, – шепнул Глеб. – Заслужить можно только повышение.

И тут же, без перехода:

– Твои родители нервничают. После твоих смс было затишье, а сейчас пишут, что хотят приехать.

На телефон Глеба и правда то и дело сыпались смс-ки. Я думала, что это по работе, а оно оказывается вон как.

– Я не могу, – апатично отозвалась я.

– Помашешь им сквозь стекло, – предложил Драгош. – Рюмкина отбила мне странную смс. Попросила сказать тебе, что ты будешь рыдать от смеха, когда узнаешь.

– Узнаю что?

– Понятия не имею, – он развел руками, – может, ее новую картину куда-нибудь взяли?

– Но вряд ли это смешно, – я устало улыбнулась. – Скажи, что ты прихватил с собой ноутбук?

– Увы, – развел руками Драгош, – но! Все как в лучших домах Лондона и Парижа.

Он вытащил какой-то мелкий пульт, что-то на нем отщелкал и из странной и непонятной стойки, напоминавшей раскладной стол-книжку, выполз телевизор.

– Мне страшно представить, сколько стоит эта палата, – выдавила я.

– И не представляй, – отозвался Драгош. – А чеки я уже съел.

– Потому что больше нечего было? – хихикнула я.

Настроение скакало. От апатии к веселью. И, я так подозреваю, виновата в этом вовсе не беременность, которая может и не стать реальной беременностью. Вот только понять бы, что имел ввиду доктор? Ладно, завтра узнаю.

***

"Завтра" наступило быстро. И я чувствовала себя куда лучше. Не в физическом смысле, тут как раз пришли слабость и головкружение, а в эмоциональном. Я с удовольствием ответила на сообщения в ВК, и не без трепета позвонила маме. Обсуждать произошедшее все еще не хотелось, но я понимала, что держать родных людей в неведении жестоко.

Трубку мама взяла не сразу, я даже начала беспокоиться. Но как только услышала папин голос, то вместо "Привет, это я" выпалила:

– Вы вместе, да? Вместе?

– Доброе утро, Мари, – с нежностью произнес папа и шепотом добавил, что по русской традиции он мне ничего не скажет, чтобы не сглазить.

– Тогда и я тебе не скажу, что ты можешь стать дедом, – улыбнулась я.

– О, Мари, но еще когда доктор сказал, что у нас будет девочка, – рассмеялся папа, – я уже тогда отчетливо понял, что когда-нибудь стану дедом. Или ты имеешь ввиду что-то менее гипотетическое?

С папой болтать было привычно – мы в основном так и общались, потому что Париж не Питер, на поезде не накатаешься. И я, пока Глеб куда-то вышел, пересказала отцу слова врача. И получила горячее одобрение своего решения.

– Если приложить силы, – взволновано говорил папа, – то все возможно! И потом, это обычная клиника, хоть и безобразно дорогая. Мы доставим целителей из Сибири. А если что… Это не страшно.

Он переходил с русского на французский, а я просто лежала и улыбалась. Все будет хорошо.

Дальше все было как в американском кино – меня усадили в инвалидное кресло и повезли на осмотр. И если так посчитать, то доктор пришел сразу после завтрака, а отпустили меня… Отпустили меня к обеду. В палате нашелся озадаченный Глеб – он с кем-то ругался по телефону. Кажется, проблемы на работе.

Коснувшись его локтя, я одними губами шепнула:

– Езжай.

Он упрямо мотнул головой и рявкнул в трубку, что перезвонит.

– Я тебя не оставлю, – уверенно произнес Драгош. – Сегодня приедут из полиции.

– Этого поймали? – у меня дрогнул голос.

– Да, – кивнул Глеб. – Встречи с нами добивалась его мать.

– Попросить, чтобы я соврала, что сама поехала? – криво усмехнулась я.

– Думаю, да.

Поев, мы с Глебом устроились на низком диванчике. Вообще, палата меня поражала. Поначалу у меня не было возможности оценить ее по достоинству. Вернее, у меня не было желания. А сейчас я осматривалась со значительно возросшим интересом. Две постели, для меня и для Глеба, в стороне диван и низкий столик. Это больше похоже на дорогую студию, чем на палату.

– Предполагается, что на второй постели спит сиделка, – шепнул Глеб, заметив мой оценивающий взгляд. – Все, для того чтобы пациенту было комфортно. И чтобы он ни на секунду не оставался один.

– Спасибо, – шепнула я. – Спасибо.

– Хватит, Мари. Кем бы я был, если бы не сделал все, что в моих силах? – Глеб чуть поморщился, – тем более, что здесь моей заслуги в принципе нет. Если не считать оплаты счета.

Я только вздохнула и прижалась к нему покрепче. Этого волка я не отдам никому и никогда.

Ближе к вечеру пришел усталый полицейский. Я с умным видом посмотрела на его погоны, и в итоге прослушала его звание. Запомнила только имя – Олег Ефремович.

Задержался он у нас надолго и своими вопросами вытряс из меня всю душу. В процессе всего этого я исписала кучу листочков и подписала такую же кучу бумажек. Все это тщательно читал Глеб, а я только ручкой чиркала. Потом пришла медсестра с капельницей и, оценив мой бледный вид, попросила Олега Ефремовича наружу. Глеб, поцеловав меня в висок, выскользнул следом за ним. Не знаю, о чем они договаривались, но обратно Драгош вернулся довольным как слон.

Еще неделю меня никто не беспокоил. Я лежала под капельницами, глотала таблетки и терпела уколы во все предназначенные и не предназначенные для этого места. А после нас попросили на выход:

– Все что мы могли сделать, мы сделали, – степенно сказал доктор. – Сейчас ваша задача дышать свежим воздухом и употреблять как можно более здоровую пищу. И никакой химии. Успокоительное, снотворное и все прочее мимо. Обезболивающее только после консультации с вашим гинекологом. Это я про головные боли и иже с ними.

Пока я собирала вещи – откуда сколько взялось, не понятно – Глеб смотался до магазина и принес огромный торт из модной кондитерской. Шоколадно-кремового монстра мы оставили в сестринской и надо признать, что впечатление он произвел только на меня. Страшно представить местные зарплаты. Впрочем, еще страшнее представлять, во сколько Глебу обошлось мое лечение.

Забирать меня из больницы приехали все: мама и папа, Ласик, Еся и ее байкер, и даже Светочка с Олежкой. На кого только офис бросили?

– Ну что, – Еська крепко меня обняла, – ты умирающий лебедь или мы пьем сок со льдом и лопаем пиццу?

Я посмотрела на Глеба, а тот только руками развел, мол, все как ты захочешь.

– Я бы еще от филадельфии не отказалась, – облизнулась я. – И мандарины. И ананас, и…

Драгош закидывал сумки в багажник, а мы с Еськой набирали продуктовую сумку в приложении, а после открыли любимую доставку и набрали вкусняшек. Самим в магазин ехать не хотелось. Загрузившись по двум машинам, мы направились к Глебу.

– Ты не против, что в твоей квартире будет сабантуй? – тихо спросила я.

– В нашей, – поправил меня Глеб. – И не против.

Мама тихо заметила:

– Я рада, что рядом с моей дочерью именно вы, Глеб. И, боюсь, что это еще не все потрясения. Нам нужно поговорить.

Драгош только коротко кивнул и плавно притормозил перед светофором.

Где-то через час мы были уже в нашей квартире. Меня усадили в кресло, а вокруг закипела жизнь. Мама с Еськой и Светочкой накрывали на стол, мужчины чем-то шумели в другой комнате, а я отчаянно скучала. Но все мои попытки выползти из кресла пресекались на корню.

В общем, когда стол уже был сервирован, я почти озверела. Почти – потому что вовремя вылезла в инстаграм и, найдя у своих любимых блоггеров новые книжные обзоры, залипла в буквоеде. Пока оформила заказ, пока туда-сюда, уже и забыла, что злилась.

– Можно я, можно я? – Еська держала в руках бокал с вишневым соком.

– Да у нас вроде алкоголя нет, в тостах не нуждаемся, – прищурилась моя мама.

– Ну пожа-алуйста, – проныла Рюмкина и, больше никого не слушая, повернулась ко мне, – Тома, время и судьба доказали, что мы с тобой, как настоящие подруги, все делаем вместе!

– А?

Рюмкина положила руку на свой живот и торжественно произнесла:

– Я буду крестной твоего ребенка, а ты – моего. Было бы круто родить в один день! И двойную свадьбу!

– Ничего себе, – выдавила я. – Поздравляю, Есь!

Пригубив сок, я поймала мамин взгляд и спокойно сказала:

– Здесь у меня ни от кого нет секретов.

– А? – Еська, пересевшая на колени к своему некроманту, заинтересованно вскинулась, – семейные тайны?

– Да, – кивнул Андрэ и словно отбросил в сторону маску чудаковатого мага-профессора. – Двадцать лет назад наша с Тиной дочь впервые проявила в реальности свой дар. Как правильно заметил Глеб, у таких как мы не мог родиться бездарный ребенок.

У меня из разжавшихся палочек выпал ролл. Но что-либо сказать я не осмелилась – а ну как перебью фонтан правды?!

– Наша дочь родилась с лунной искрой в сердце, – с болью произнесла мама. Ее ясные глаза приобрели янтарный оттенок, – а значит, она бы никогда не была счастлива. Никто бы не позволил ей выбирать свою судьбу.

– Лунная искра? – недоуменно переспросила я.

– Ваши щенки родятся и с магическим даром и со способностью к обороту, – пояснил папа. – Как правило у оборотней очень слабый колдовской дар. На уровне потушить слабый огонь, задуть свечу. Верно я говорю?

Драгош, стискивавший мою руку, только кивнул.

– Этой ночью ты должен поставить метку, – серьезно сказала мама. – Иначе из-за Мари начнется война. Война, в которой мы все проиграем.

– Но почему… Погодите, а почему вы…

– Я решила, что переживу позор, – хмуро произнесла мама. – Все считают, что мы с твоим отцом разошлись из-за моей неверности. Что ты не его дочь. Что твоим отцом был случайный человек, оттого ты и родилась бездарной.

– Мама…

– Я лунная жрица и никто не осмелился высказываться мне в лицо, но… Клан надолго отвернулся от нас. Фактически, они приняли меня назад только тогда, когда ты начала жить самостоятельно. Я не хотела возвращаться, но мне было нужно придерживаться легенды.

– А теперь все узнают, – я нахмурилась, – что с вами будет?

– Ничего, – мама пожала плечами, – а что с нами может быть? Нет такого закона, который бы предписывал родителям отчитываться о дарах своих детей.

– Почему дар больше не раскрывался? – спросила притихшая Еська.

Но вместо нее ответил некромант:

– Вот поэтому. Моя работа. Кто бы мог подумать, что встретимся.

А я смотрела на свой браслет, подаренный мне… Подаренный мне на восемнадцатилетие?

– Но ведь…

В руках некроманта золото поблекло и наружу протиснулись пластиковые кошечки:

– Он был с тобой с восьми лет. Я ерунды не делаю.

– И что теперь? – браслет мне не вернули, ведь дар больше ненужно блокировать.

– Теперь ты будешь изучать магию, – с восторгом произнесла Еська, – я такому тебя научу!

– Не надо, – воскликнула моя мама, – я до сих пор в ужасе после того саммита!

Мы же с подругой лишь переглянулись. Надо-надо.

– Мы оставим вас, – папа вернул разговор в деловое русло, – всплеск лунной искры почуяли все. И скоро вас призовут к Теневым Стражам.

Мы попрощались с друзьями и я, закрыв дверь, растеряно произнесла:

– А я не спросила, можно ли мне… Это.

– Это нам нельзя, но истинная метка… Это не про секс, Мари. Идем.

Его спальня… Наша спальня серьезно видоизменилась. Голубой, серый и серо-зеленый – именно такие цвета теперь в ней царили. Я скользила взглядом по комнате и никак не могла сосредоточиться. Но вместе с тем было видно, что все рассчитано на двоих человек – две тумбочки по двум сторонам кровати, на этих самых тумбочках по небольшому светильнику. Плотные шторы и огромный шкаф. Раньше был другой, кажется.

– Посмотри на меня, – мягко позвал он.

И я утонула в его золотисто-янтарных глазах. Я была собой и я была им. Мы были в спальне и мы же мчались по рассветному лесу.

Мы… Мы слились воедино.

– Посмотри, – выдохнул он и повернул нас к шкафу, – посмотри.

На моей коже сияла золотая метка. Ажурная, нежно-цветочная, она оплетала мою шею и, частично, спускалась вниз.

– Я жду того момента, когда смогу коснуться тебя по-настоящему, – жарко выдохнул Глеб и сверкнул звериными глазами, – мой волк ликует.

– Только не вой, – хихикнула я, – соседи не простят.

Отсмеявшись, мы рухнули в постель и, крепко обнявшись, уснули.

Чтобы проснуться от стука в дверь. И там, за металлической преградой, стояли они – Теневые Стражи.

– Драгош Глеб, Мари Тома

– Мари Драгош, – я гордо вскинула голову, позволяя им увидеть вязь на своей шее. – Чем мы можем быть полезны?

– Вас ожидают в Зале Слов.

Ох, об этом зале слышала даже я. Находясь там никто не может солгать.

– Почему?

– Мать и сын Ярышниковы были найдены нами, – скупо проронил Страж.

– Точно, – ахнула я, – у нее же руки светились синим. Значит, их тоже коснулась теневая сторона?

– Вы все узнаете там.

И мы узнали – мать этого слабейшая из ведьма. И что она пыталась раскачать потенциал своего сына и, в итоге, свела его с ума. Вот он и стал зацикленным на контроле.

Из Зала Слов мы ушли раньше, чем приговор был приведен в исполнение. Я не хотела смотреть, а мой волк, если и хотел, то предпочел быть рядом со мной.

Ярышниковых мы не увидим никогда. И мне этого достаточно. Я не хочу знать, как именно их казнили. Почему казнили? О, потому что до меня действительно было несколько других девчонок. Полностью обычных девчонок. А за применение силы к обычным людям полагается казнь.

Глава 17

По здравому размышлению, мы с Еськой действительно решили устроить двойную свадьбу. По одной простой причине – и я, и она не в том положении, чтобы веселиться до упаду. А учитывая, что Рюмкиной беременность давалась ужасно нелегко, она принимала все мои идеи на ура, при том условии, что заниматься всем этим я должна сама.

И это было здорово, потому что я, в отличии от подруги, носила ребенка невероятно легко. Ни токсикоза, ни отеков. Только повышенная слезливость, но это не то, что может сильно осложнить жизнь.

На самом деле, с подготовкой к свадьбе мне помогли и мама с папой, которые всюду ходили вместе и держались за руки. Правда-правда, за руки, как будто вернулись в юность и никакие проблемы еще не успели сломать их любовный замок. Хотя… Ради если ради своего ребенка они пошли на такую авантюру, то я уверена, их любовь никогда не угасала.

– Конечно никогда, – хмыкнул Андрэ, – всеми ухажерами Тины был я.

– Кстати, все заинтересованные лица уже оценили твою золотую метку, – мама хитро прищурилась, – мне приказано покинуть страну и никогда не возвращаться.

– Мама!

– Да ладно, – она отмахнулась, – год пройдет, ритуалы проводить будет некому – передумают. Лучше расскажи, что на свадьбе будет. Выкуп?

От идеи выкупа мы с Еськой отказались. Я – потому что в принципе не люблю всю эту шумиху, она – потому что здоровье не позволяет. Так что мы арендовали большой дом за городом и остановились на концепции– Почему сейчас?

– Чтобы тушь не потекла, – серьезно ответил Андрэ. – Твоя мама была похожа на панду. Косметика нашей молодости… Да, это был кошмар.

«А ведь папа тоже волнуется», дошло до меня.

– Но ведь приятно вспомнить, – поддела я его.

– Умильно? Умиление, умилять, – папа запутался в словах и, вспомнив, воздел палец вверх, – умилительно!

Я рассмеялась и, поцеловав отца в щеку, пошла в гостиную. Там я попала в цепкие профессиональные ручки Карины и на полчаса выпала из жизни. Откройте глаза, закройте глаза. Посмотрите наверх, еще сильнее наверх. Теперь на мое ухо, нет, на другое ухо.

Мягкие кисточки, скользящие по векам, усыпляли меня и я искренне боялась заснуть. Но прежде чем я окончательно сомлела, Карина объявила:

– Вот и все, можно смотреть.

Открыв глаза, я жадно всмотрелась в зеркало и, через пару секунд, удовлетворенно кивнула. Да, это я. Такая я, которой и хотела быть на своей свадьбе. Подчеркнуты глаза, губы стали чуть ярче. Все максимально естественно, то, что нужно для нежного образа.

– Вы – чудо, – искренне произнесла я.

– Спасибо, – улыбнулась Карина и добавила, – с вами было легко работать.

– Спасибо, – я чуть смутилась, не зная, что именно она имеет ввиду.

– Вы не против, если я подожду машину здесь? – негромко спросила Карина.

– Нет, конечно не против, – улыбнулась я.

На машине водитель Володи, Еськиного некроманта, должен привести волшебницу Елену и забрать Карину. Мы с Еськой долго думали, как нам в день свадьбы попасть к одним и тем же мастерам и в итоге, вместе с девушками, придумали эту схему.

Проводив Карину на кухню, я предложила ей еще чай, выставила вазочку с конфетами и собралась было переодеваться, как раздалась настойчивая трель дверного звонка. Хм, странно, рановато вроде бы.

Махнув маме рукой, я сама пошла открывать дверь и, распахнув ее, застыла. На пороге стояла мать Глеба.

Я оторопела настолько, что даже не поздоровалась. Просто молча посторонилась, пропуская ее внутрь. И, закрывая дверь, с ужасом осознала – в моей памяти нет ее имени.

«Какого черта в нашем языке нет вежливого обращения? Интересно, я могу назвать ее «товарищ Драгош» и пояснить, что глубоко интересуюсь советским периодом?».

– Прошу, проходите на кухню, – хрипло выдавила я.

– Я не надолго, Мари, – сдержанно ответила мать Глеба. – Мой сын опасается, что не смог убедить тебя в том, что мое к тебе отношение более чем теплое.

Она стояла в строгом брючном костюме, с безукоризненной укладкой и макияжем и, глядя мне в глаза, выдавала страннейшие вещи самым что ни на есть равнодушным тоном. Женщина-зима, госпожа Метелица – она вообще способна на какие-то эмоции?

– Я, простите, прослушала. Может, чай?

– Я не пью чай в это время суток, – отрицательно качнула головой «товарищ Драгош». – К тому же я уже сказала, что пришла ненадолго. Вот.

Она открыла сумочку и вытащила из нее потрепанный бархатный мешочек.

– Это единственное украшение оставшееся мне от матери. Все прочее золото я продала, чтобы выжить и вырастить сына. Я хорошо отношусь к тебе, Мари. Если ты сочтешь это достаточно красивым, то я буду рада увидеть цепочку на тебе.

Она не заморочилась прощанием, просто впихнула мешочек в мои ослабевшие пальцы и, развернувшись, открыла дверь и вышла.

Отмахнувшись от выглянувшего в коридор отца, я медленно прошла в спальню, села на постель и, распутав завязки мешочка, вытряхнула на ладонь тонкую цепочку с маленьким подвесом. Именно в этот момент я поняла, отчего это украшение уцелело – два эти предмета ничего не весили. Цепочка была едва ли не тоньше волоса, точно так же, как и подвеска. Эти вещи будут практически незаметны, и тот комплект, что я подобрала к платью будет смотреться в разы лучше. Но…

Но если свекровь сделала мне шаг навстречу, то я отвечу ей тем же. Застегнув цепочку, я прикрыла глаза, пережидая неожиданный всплеск эмоций. Нельзя плакать, ресницы уже накрашены. Нельзя.

«Это все беременность и гормоны», сказала я себе и, подышав на счет, принялась переодеваться.

Платье было хоть и многослойным, но очень легким и мне не требовалась посторонняя помощь, чтобы его надеть. Раз-раз, чуть подтянуть с боков ленты, чтобы слегка подчеркнуть талию, огладить прозрачные рукава, укрывающие руки до самых пальцев и, глубоко вздохнув, пойти открывать дверь еще раз. Надеюсь, уж в этот раз это точно Елена.

Так оно и оказалось. Елена с волшебными руками прибыла вместе с объемным чемоданом, что меня, если честно, смутило. Ну ладно у визажиста, а у нее-то там что? Накладные волосы?

– Где мы будем работать? – вместо приветствия произнесла «волшебница» Елена и я, чуть приуныв, махнула рукой в сторону гостиной:

– Там. Идемте.

Елена оказалась неприятным и сухим человеком с, вот странность при таких данных, очень мягкими и деликатными руками. Впрочем, несмотря на свою некоторую нелюдимость, профессионалом она была безупречным, и моя псевдо-греческая прическа выглядело ровно так, как я себе это представляла.

По прощании с парикмахером, все слилось в какую-то дикую круговерть паники, ругани и примирений. За первое отвечала я, второе с лихвой обеспечивали мама с папой. И я, если честно, порадовалась, что с нами нет Ласика. У маминого пса исключительно нежная психика, он бы весь этот бедлам не пережил.

В общем, когда за нами заехал Глеб, массовая истерия достигла своего апогея, если говорить о моих родителях. Все-таки мой папа хоть и не Ласик, с его повышенной чувствительностью, но тоже обладатель весьма и весьма эмоционально нестабильной натуры. Колдун неслабый, однако. Я же, аккуратно устроившись в кресле, залипала в инсте. Время от времени я делала скрины и посылала их Еське, которая отвечала то ржущими смайликами, то возмущенным:

«И чем ты там занята, пока я психую?!».

Я же призывала ее успокоиться и подчиниться течению реки, которая нас куда-нибудь да вынесет.

«Хотелось бы высадиться по адресу», написала мне подруга и поставила в конце предложения точку. Вот ведь знает же, что я дико не люблю этот знак препинания в личной переписке. Реально, с точкой предложение выглядит как проклятие. Не помню кто из юмористов это первым подметил, но ведь правда же!

Когда Глеб вошел в комнату, я как раз запустила недавно скачанную игрушку. Время следовало убить и при этом сохранить себе нервную систему. Так почему бы и не залипнуть на собственной электронной ферме?

Подняв глаза, я увидела Драгоша. В строгом костюме, с огромным букетом кремовых роз – он выглядел как моя ожившая мечта.

– Букет невесты в машине, – поспешно сказал он. – Эти розы просто так, от чувств.

– Тебе не нужно… – Я махнула рукой, не зная как выразить свое недоумение от его слов. Зачем он оправдывается? Я люблю его и люблю цветы и…

– Твоя мама рухнула на руки твоего папы, увидев букет, – хмыкнул Драгош. – Она подумала, что я забыл про букет невесты и… В общем, пришлось экстренно объясняться. Иначе от матери невесты на свадьбе пахло бы корвалолом, а не французскими духами.

Я рассмеялась и осторожно встала. Приняла букет и шепнула:

– Спасибо.

– Целовашек не будет? – скорбно уточнил Глеб, – помада и все дел…

Приподнявшись на цыпочках, я закрыла ему рот коротким поцелуем:

– Смотря каких.

– О, на таком допинге я готов работать, – хохотнул он. – Ну что, грузимся? Мы почти не опаздываем.

Грузились мы долго – то одно забудем, то другое. Все-таки организовать свадьбу за несколько дней это трудно. И такая свадьба не может быть идеальной, с точки зрения стороннего наблюдателя. Но лично я находила какую-то особенную прелесть во всем. Даже в визгливом лае Ласика, который сходил с ума в разлуке с хозяйкой и теперь всячески выражал свою радость.

Мама же, вцепившись в пса, что-то про себя подсчитывала, на что папа четко произнес:

– Что бы мы ни забыли, пусть оно идет к дьяволу.

– А я вот не уверена, – мама задумчиво посмотрела на папу, – что выключила чайник. Я же ставила на плиту чайник?

– Не ставили, – уверенно произнес Драгош.

– Но мы же пили чай, – растеряно произнесла мама.

– Может и пили, – согласился Глеб и осторожно свернул, – но чайник не ставили, гарантирую.

– Да почему?! – рассердилась мама.

– Потому что у Глеба не чайник, а термопод, – меланхолично пояснила я. – А мы точно успеваем?

– Без нас не начнут, – хмыкнул Глеб. – Владимир будет рад лишней возможности продержать Еську под врачебным приглядом.

– Его можно понять, – я пожала плечами. – Никому не пожелаешь пережить такой опыт.

– Согласен.

Но мы успели. Мы приехали вовремя и пусть во время церемонии было чертовски холодно – все было не зря.

Не знаю, как принято устраивать двойные свадьбы у других людей. Может, они произносят все хором, а может еще чего. Мы же решили, что вначале распишут Еську с Володей, потому что подруге в любой момент может поплохеть. А уже после них распишемся и мы.

Арка, украшенная по нашему с Еськой проекту, уже ждала нас. Рядом стояла жизнерадостно улыбающаяся женщина с папкой в руках. И несколько рядов стульев – только самые близкие, которых не так и много.

Некромант бился в падучей и не позволил любимой расписываться в платье. Все-таки на улице не май месяц. Я тоже стояла в теплом полушубке, но расписываться и позировать для фото на фоне арки буду все же без него. А после в теплый дом, где уже накрыты столы.

Аплодисменты и Еся с мужем усаживаются на оставленные для них стулья. Музыка и к арке выходит Глеб. Несколько мгновений тишины и мелодия начинает играть вновь. Вот и наш с папой выход.

– Боишься?

– Не особо, – смело улыбнулась я и скинула с плеч полушубок. – Главное, найти потом хорошего ретушера, чтобы убрал синеву с губ.

– У тебя помада, – фыркнул папа, а мама забрала сброшенный мной полушубок:

– Как только все закончится, немедленно одеваться!

– И шарф с шапкой, – истерично хихикнула я и мы с папой максимально торжественно направились к арке.

Мы с Глебом решили перенять европейскую традицию и обменяться клятвами. Вот только чем ближе я подходила к своему невероятному будущему мужу, тем хуже становилась моя память. Кажется, мне придется импровизировать.

В ушах шумело, и я, крепко держась за руки Глеба, застыла, глядя ему в глаза. Я не слышала слов распорядительницы, не слышала, но ощущала слова его клятвы. Каждое его «клянусь» как будто окружало меня теплым коконом, как будто укутывало мне в нежнейшую вату сотканную из любви и безопасности.

– Я клянусь любить тебя всю жизнь и после, засыпать и просыпаться с мыслями о тебе. Клянусь быть верной и преданной женой. Клянусь всегда быть на твоей стороне, не оставлять тебя и не сомневаться в тебе, – простые слова моей незамысловатой клятвы всплыли в памяти сами по себе.

Когда Глеб склонился ко мне и вокруг защелкал затвор фотоаппарата, я поняла, что с официальной частью покончено. Через несколько минут фотограф попросил меня посмотреть в кадр, и мне с трудом удалось отвести взгляд от своего мужа. Мужа. Этот человек теперь мой муж, какая прелесть.

Конец