Текст книги "Неделя колдовства (СИ)"
Автор книги: Светлана Догаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
– Закономерность, – мрачно сказала Милка. – Ещё чего не хватало! Я не подопытный кролик! И надеюсь, что больше со мной ничего подобного не произойдёт.
***
ГЛАВА 4
Среда. История с хомячками
***
Наступила среда, третье сентября. Делая накануне уроки, Милка кое-как привела в относительный порядок растрёпанные – из-за события на линейке и страшного сна – чувства и мысли. И приняла важное решение. Слышала ли Настюха что-то из их со Светкой беседы об её психованном сне или нет – неважно! Она, Милка, просто будет всё отрицать. И попробуйте, докажите, что она там Светке говорила и в чём подружке признавалась! Глюки у Настюхи этой противной были, и всё тут. Померещилось ей. Послышалось!
Да и сомнительно, что Настя кому-нибудь из ребят об этом расскажет. Она так и ходит одна на переменках, только таскается по пятам за Димкой Шестопёровым, как хвостик за собачкой. И молчит. Вообще ни с кем не знакомится. И не разговаривает ни с кем, кроме своего братца Васи. Очки её сверкают, как глаза у совы или сыча, и всё. И молчит она всё время тоже – как сыч. Вот пусть и дальше молчит!
А вот странное поведение бабушки и её вчерашний непонятный разговор с мужичком, похожим на дворнягу, никак не выходил у Милки из головы.
– Тюшкин-Матюшкин, – тихонько напевала она себе под нос, собираясь утром в школу. – Матюшкин-тюшкин... Ма! А где семечки?
– Вот, держи, – сказала мама, выходя из кухни и протягивая Милке туго набитый небольшой мешочек.
– А, вот они, спасибо... Ма, я пошла! – Милка вышла в коридор, сняла с крючка джинсовую куртку и отперла дверь.
Семечки Милке были нужны для хомячков из их классного живого уголка. Фомка и Хомка, два смешных меховых комочка, жили в большой клетке, стоявшей на одном из окон в классном кабинете. За живой уголок Милка отвечала с зимы прошлого года: её выбрали «заведующей» – ответственной за уголок – вместо ленивой Маринки Николаевой, забывавшей вовремя кормить зверьков и чистить клетку.
Милка оказалась хорошей заведующей: в поилках у Фомки и Хомки всегда была свежая вода, в кормушках – ядрёное зерно и вкусные семечки. Милка собрала у ребят деньги, купила просторную новую клетку, красивый домик с круглыми окошками, чтобы хомячки в нём спали, вращающееся колесо, чтобы они могли в нём бегать, разноцветные резиновые мячики, которые хомячки с удовольствием катали. Семечки она им покупала на рынке самые отборные – ребята с удовольствием давали деньги на угощение для своих любимцев. Милка дважды в неделю приходила в школу пораньше, проверяла, всё ли у её подопечных в порядке.
Фомка и Хомка встретили Милку дружелюбным сопением и попискиванием и сразу принялись за семечки, крепко зажав их в крохотных, похожих на детские ручонки, лапках. Милка прошлась по пустому классу, выглянула в окно. Вон завуч по школьному двору прошла, а вон Клара. Школьники понемногу подтягиваются на занятия. А вон... а вон Димка Шестопёров идёт. Со своим приятелем, Мишкой Васильковым...
У Милки вдруг подвернулась нога, и она так резко покачнулась, что чуть не свалила на пол клетку. Фомка и Хомка забыли про семечки, побросали их на дно клетки, запищали и возбужденно забегали туда-сюда, влезли в колесо и принялись его крутить, бешено работая лапками.
– Ф-фу! – выдохнула Милка, схватившись обеими руками за подоконник. – Да что ж такое... на ногах уже не держусь!
Она осторожно выглянула из-за занавески и неожиданно увидела... Да, сомнений нет: в уголке школьного двора переминался с ноги на ногу вчерашний неопрятный мужичок, похожий на беспородную собаку, с которым о чём-то непонятном разговаривала Милкина бабушка. Что он тут делает, интересно знать?
Димка уже скрылся из виду: пользуясь последними свободными минутами до звонка, он вместе с Мишкой побежал на спортплощадку, дурака повалять, повисеть на турнике вниз головой, например. Поэтому Милка, не опасаясь, что её заметят, отворила окно и высунулась в него подальше. И кое-что она через пару минут увидела и услышала...
Толстенькие кругленькие Матюшкины прокатились по двору, как два колобка. Ещё пара шагов – и они в том же темпе вкатились бы на школьное крыльцо. Но тут мужичок-"дворняга" вышел из тени, быстро подскочил к ним и что-то сказал.
– ...Сроки взаправдашние не пришли ещё! – услышала Милка и ещё сильнее высунулась из окна. – Ты чё творишь-то, Настюха?
– День или два роли не играют, это во-первых, и сроки уже почти пришли, это во-вторых, – холодно ответила Настюха. – И вообще, не лезли б вы в это дело!
– Дык, как это – не лез бы? Как – не лез бы? – просипел мужичок. – Ты, Настюха, того-этого... много на себя берёшь! Мне уж пригрозили... Сказали – СтаршОму, мол, всё докладут! Тьфу, доложат, то ись! И чё тогда будет?! Васятка, ну хоть ты её вразуми, что ж такое, в самом-то деле! – обратился он к молча слушавшему этот разговор Васе Матюшкину.
Васятка медленно покачал головой и с явным сожалением в голосе произнёс:
– Ничего я сделать не могу, так уж сложилось... Сами должны понимать...
– И вообще, – Настюха вся напряглась, покраснела, упёрла руки в бока и пошла на мужика, отчего он отступил на пару шагов, – не мешайте, папаша, не путайтесь под ногами! Вы уже и так всё, что могли, нам с Васькой испортили!
Папаша?! Значит, этот дядька – действительно Матюшкин! Он – отец Васятки и Настюхи, получается, так... И Милкина бабушка вчера его действительно по фамилии назвала: окончание слова – «...тюшкин» – Милка, выходит, правильно расшифровала! Всё сходится! И опять прозвучала эта то ли фамилия, то ли кличка – СтаршОй... и слово, которое вчера произнесла Милкина бабушка: не «сороки», а именно – «сроки»!
Охваченная лихорадочным желанием поскорее в этой непонятице разобраться, Милка встала коленями на подоконник, сильно перегнулась... И вдруг с ужасом осознала, что сейчас вывалится из окна на улицу. Рука её соскользнула с рамы, коленки разъехались на гладком подоконнике...
И тут кто-то схватил её за шиворот и резко сдёрнул на пол.
– Милованова, ты чё, сдурела?! – над ней возвышался Димка Шестопёров.
Милка отскочила в сторону, как ошпаренная, и молча уставилась на Димку исподлобья.
– Птичкой стать решила? – не отставал Димка.
Милка издала какой-то невнятный звук и разозлилась на себя – просто до ужаса. Что это она блеет-то, хуже Светки на уроке литературы! Идиотка, тупица, Балда Ивановна!
– Спасибо, – холодно сказала она, – но незачем было так стараться. Я и сама бы слезла.
– Да ты бы шлёпнулась, как пить дать, прямёхонько посреди школьного двора, и превратилась бы в чудный такой, в такой свеженький трупик, – фыркнул Димка. – Крылышками бяг-бяг-бяг-бяг? А крылышек-то у тебя и нету! От тебя бы мокрое место осталось!
– Ничего подобного! – прошипела Милка, кипя от злости. – Я...
Она вдруг осеклась. В дверях класса стояли Матюшкины. Васятка как-то странно взглянул на Милку, потом – на Димку, и быстро отвёл глаза в сторону. А Настюха буквально просверлила её неприязненным взглядом. Как вчера, когда она внезапно появилась из-за куста сирени. Перевела глаза на Димку, поджала губы – и усмехнулась. Какой-то взрослой и весьма нехорошей усмешкой. Васятка дёрнул сестру за рукав и шепнул ей что-то на ухо, после чего покосился на Милку и вновь быстро отвёл глаза, с каким-то виноватым выражением лица.
Милка дёрнула плечом и молча пошла к своей парте. А ну их всех! У неё есть дела поважнее. Надо во что бы то ни стало разгадать эту загадку... тайну, в которой явно замешаны и её бабушка, и члены семьи Матюшкиных... Надо со Светкой это обсудить. Да только Светка наверняка скажет, что никакой тайны нет и в помине. Милкина бабушка встретилась с Матюшкиным-старшим на улице? Ну и что? Они из одной деревни, отец их, как Васятка сказал, в город работать переехал – ну и где тут тайна, в чём загадка? Кто такой СтаршОй? Ну, может, это какой-то общий знакомый Матюшкина-старшего и Милкиной бабули! Вот и всё, скажет Светка. И никакой непонятицы. И загадки тут тоже никакой нет. Иногда Светкин «реализм» просто выводил Милку из себя. «А ещё ужастики любит смотреть, тоже мне!» – подумала она.
А вот Милка в существовании некоей тайны почему-то даже не сомневалась. Ни капельки.
***
День катился как-то сумбурно. Милка почти не вслушивалась в объяснения учителей, корябала что-то в тетрадке, записывая темы уроков, и то и дело её ручка начинала выписывать кренделя по парте. Светка косилась на Милку, но помалкивала, даже на переменках ни о чём её не спрашивала – видела, что подружка явно не в себе. А Милка всё пыталась сложить более или менее чёткий узор из тех кусочков мозаики, которые на данный момент были в её распоряжении.
На первый взгляд, мелкие события этих дней вообще мозаикой не были, а были они беспорядочной сваленной кучкой непонятных фактов и фактиков. Но Милка упорно пыталась распутать этот клубок, разобрать эту кучку.
Итак.
Первое: каким образом первого сентября, на торжественной школьной линейке, ей за шиворот попал сучок? Материализовался из воздуха, не иначе! Она под деревьями не шла и под кустом не стояла. Светка может говорить и думать что угодно – хотя подруга уже, конечно, и думать забыла о дурацкой веточке, уколовшей Милку! – но это никакому объяснению не поддаётся. Пока что. Как и её сон, и то, что случилось с ней на линейке, когда она в тот страшный еловый лес «улетела». Никогда ведь с ней такого не было – никаких видений, миражей, страшных снов и прочего! Тоже валим всё это в пункт первый, до кучи.
Второе. Что общего у Милкиной бабушки с Матюшкиными – кроме, разумеется, того обстоятельства, что все они родом из деревни Шушарино? Нет, даже не так. Не что общего (хотя, это тоже важно!), а почему бабушка так резко со старшим Матюшкиным разговаривала? Словно она – его начальница!
Третье. Разбитое зеркальце... Порезанный палец... «Не к добру...» Вообще, явно неприязненная, враждебная даже манера поведения Настюхи по отношению к ней, Милке. Причины? Пока что ясно одно: противной девчонке с надутой физиономией, круглой и бледной, как недопечённый блин, явно приглянулся этот дурак и хулиган – Димка Шестопёров. И если бы Милка была влюблена в Димку, причина была бы очевидной: самая обычная ревность. Но ведь Милка-то ни капельки в Шестопёрова не влюблена! Вывод? Причины неизвестны. Сплошной мрак и туман.
Четвёртое. Самое непонятное и поэтому – интригующее: кто такой этот загадочный СтаршОй? И о каких сроках говорил своим деточкам, Васятке и Настюхе, Матюшкин-отец? И почему это же слово произнесла Милкина бабушка? О чём, люди добрые, вообще идёт речь? И почему Настюха так разговаривала со своим отцом – грубо, можно сказать, – будто имела на это полное право? И чем Матюшкин-старший своим детям помешал, в чём именно нарушил их планы? И – что это за планы такие? И... имеют ли эти планы какое-либо отношение к ней, к Милке?
И вообще – что всё это значит? И почему это так её, Милку, тревожит? Светка бы над ней точно посмеялась, расскажи ей Милка о своих смутных ощущениях. Милка и сама не могла бы внятно объяснить, что её так настораживает в череде мелких – даже мельчайших – событиях этих дней начала сентября, которые, собственно, даже и событиями-то не назовёшь. Так, пустяки сплошные, ерунда полная! Ну, разве что кроме происшествия на линейке и Милкиного страшного сна. И, тем не менее, Милка волновалась. Словно всё вокруг как-то неуловимо изменилось, будто она знаки какие-то нехорошие во всём начала замечать...
В итоге, как следует поразмыслив и не придя ни к какому выводу (Эркюль Пуаро на пару со Светкой на месте Милки наверняка сказал бы, что фактов, то есть, этих... как же их... а – «исходных данных»! – ещё очень мало, чтобы выводы делать), Милка на всякий случай решила: держаться от обоих Матюшкиных подальше. От Настюхи – само собой, она с первой же минуты Милке активно не понравилась. И от Васятки, обаятельного румяного колобка, – тоже. Милка никак не могла забыть, каким странным взглядом посмотрел на неё Васятка в начале учебного дня, когда она едва не сверзилась с подоконника. Словно извинялся перед ней за что-то...
***
На этом месте ход Милкиных рассуждений, весьма сбивчивых и путаных, прервал строгий голос Клары. Непривычно строгий, даже суровый.
– Милованова, это что такое? – спросила она.
– А?.. Что?.. Где?.. – Милка очнулась и завертела головой.
– Вот ЭТО, – и Клара указала длинным пальцем с изящным маникюром на клетку с Фомкой и Хомкой.
Милка встала, наклонилась над клеткой... и не поверила своим глазам.
– А... а где семечки?! – спросила она неизвестно у кого. – Я же им утром насыпала свежих семечек! И воду поменяла!
– Как видишь, ни семечек, ни воды у хомяков нет, – ровным строгим голосом вымолвила Клара.
Милка распахнула дверцу клетки и буквально уткнулась носом в поилку и кормушку.
Пустые... Но... как?! Почему?!
– Этого не может быть! – выкрикнула она.
Ребята вскочили с мест и окружили Милку и клетку. Увидели то же, что и Милка – что у хомяков нет корма и воды, – и возмущённо загомонили.
– Ти-хо! – Клара хлопнула рукой по столу. – Сели по местам, быстро!
– Я всё сделала, как надо, – упавшим голосом произнесла Милка. – Честное слово!
Она обернулась и наткнулась взглядом на сочувственную гримасу Светки, на хмурое лицо Клары... и на злобно-торжествующий взгляд Насти Матюшкиной.
– Разрешите, Клара Викторовна? – «застенчивая» Настюха Матюшкина подняла руку. – У меня как раз есть с собой семечки. – Она растопырила пальцы, и все увидели покачивающийся на них полотняный мешочек. Точно такой же, какой мама утром дала Милке. Только завязки на Настюхином мешочке были не зелёные, как на Милкином, а чёрные.
– Пожалуйста, – Клара кивнула, взглянула на Милку и покачала головой: – Смотри, Мила, за нашими питомцами получше, иначе придётся нам и тебя переизбирать.
– Я всё сделала, как должна была, – тихо, но упрямо повторила Милка. – Я не понимаю, что произошло!
– Ну ладно, забудем на этот раз. Простим тебе эту небрежность. Воду им нальёшь на переменке, – устало сказала Клара и потёрла переносицу. – Запишите домашнее задание...
Милке хотелось закричать во весь голос: она всё сделала ПРАВИЛЬНО! Она насыпала семечки в кормушку и налила хомячкам свежей воды! Просто кто-то... всё испортил! Высыпал семечки и вылил воду! Нарочно, чтобы её подставить!
Но она понимала: толку от её воплей не будет. Наоборот – ребята и Клара решат, что она пытается оправдаться.
Так что Милка прикусила язык, открыла дневник и молча записала домашнее задание, усилием воли загнав обратно в глаза просившиеся на них слёзы.
А спину её так и колол торжествующий взгляд Насти Матюшкиной, отчего у Милки сильно зачесалось между лопатками. И в том месте на шее, где её оцарапал непонятно откуда взявшийся сучок, тоже закололо. Сильно...
***
– Честно? – переспросила Светка.
– Честнее не бывает. – Милка покачала ногой. – Это Настюха мои семечки и выбросила. И воду из поилок вылила. Я уверена! – и Милка стукнула себя кулаком в грудь.
После уроков они со Светкой пошли не на бульвар, где за каждым кустом сирени Милке мерещилась противная Настя Матюшкина, а на проспект. Зашли в какой-то незнакомый двор и уселись на скамейку у песочницы, открытую взорам со всех сторон, так что никто к ним не смог бы подкрасться незамеченным.
– Зачем ей это надо? – спросила Светка и сама же ответила: – Она тебя подставила, чтобы самой стать ответственной за Фомку и Хомку! Да. Скорее всего... Но когда она успела?!
– Я из класса не выходила. – Милка сощурилась и пустыми глазами пристально посмотрела в дальний конец двора, где не было абсолютно ничего интересного. Какой-то дядька мыл машину, гремел ведром, а больше там ничего не происходило. – Как она умудрилась проделать это за моей спиной, а?! Да ещё когда народ за парты рассаживался?!
– Мистика... – неуверенно мяукнула Светка.
– Похоже, – медленно, чуть ли не по слогам, выговорила Милка. – Может, бабуля мне это объяснит...
– А при чём тут твоя бабуля? – изумилась Светка.
– А вот при чём...
И Милка решилась – и пересказала подружке наполовину подслушанный разговор своей бабули с отцом близнецов Матюшкиных, когда они со Светкой пошли покупать зеркальце, и то, что она услышала сегодня, вися на подоконнике в классе – перебранку Васятки и Настюхи с их отцом, похожим на дворнягу неопрятным типом.
– Ничего не понимаю, – растерянно отозвалась Светка.
– Ты не одинока, я тоже ничего не понимаю, – вздохнула Милка. – Сроки какие-то... бабуля моя явно Матюшкину-отцу за что-то выговаривала... И ещё какой-то... СтаршОй. Если я не спячу из-за своего страшного сна и видения на школьной линейке, то рехнусь из-за всех этих загадок, и очень даже в скором времени!
Повисло молчание. Милка буквально всей кожей ощутила, что оно именно повисло – как неподвижная туча – над их головами.
– И что ты делать будешь? – «отодвинула» в сторону эту «тучу» Светка своим вопросом.
– Буду следить, – решительно отрубила Милка, взмахнув рукой, рубя «тучу» в мелкие кусочки.
– За кем? – Светкины глаза загорелись огнём азарта.
– За всеми! За Матюшкиными, за их отцом, за моей бабулей!
– Ну, чур, я с тобой! – заявила Светка. – Только вот...
– Что – вот?
– За бабулей твоей и за Настей с Васькой следить, я думаю, не очень трудно. А вот как мы за Матюшкиным-старшим проследим?
– А очень даже просто: я своими ушами слышала, как он сказал моей бабуле, что работает в городском парке! Перевёлся он из Шушарино в наш парк. Я ведь тебе об этом говорила, разве нет? – Милка вновь взмахнула рукой. – Вот там мы его и выследим!
– Когда? – с лёгкой дрожью в голосе спросила Светка, словно не сомневалась в том, что сейчас скажет Милка.
И Милка её опасения подтвердила, произнеся:
– Ночью! Будем следить за ним по ночам! Начнём сегодня же вечером.
– А... а спать когда? – жалобно спросила Светка. – А уроки когда делать?
– Уроки придётся делать быстро – и на «пятёрки», чтобы к нам никто из взрослых не придирался, а следить будем по очереди, так что сон особо не пострадает, – ответила Милка, мгновенно составив в уме план кампании по слежке.
– Одной, ночью, в парк?! – ужаснулась Светка. – Ни за что! Да меня и не пустит никто.
– Ладно, – быстренько «перестроилась» Милка, – пойдём в парк вдвоём, только не жалуйся потом, если лишнюю «пару» огребёшь. А насчёт пустят – не пустят... не волнуйся. Скажешь, что пошла ко мне, я скажу, что иду к тебе, мы встретились на полпути и... и... и убегали от маньяка! Вот и забежали в парк. Это если кто-нибудь вообще узнает, что нас дома ночью не было.
– От какого ещё маньяка?! – у Светки глаза на лоб полезли.
– Ни от какого, мы его просто выдумаем, – отмахнулась Милка.
– И что – так каждую ночь, да? Якобы, мы от маньяка по городу бегаем всё время, что ли? – Светка скептически покачала головой. – Не прокатит.
– Значит, придумаем что-то ещё, – отрубила Милка.
– Это в фильмах герои так говорят, – фыркнула Светка, – а потом, вместо того, чтобы придумать «что-то ещё», эти герои попадают на зуб всяким жутким монстрам. Крак – и хребет пополам!
– Так то – в кино, а мы, может быть, в первую же ночь, уже сегодня, что-то важное узнаем, – возразила Милка.
– А если не узнаем? И вообще, с чего ты решила, что мы что-то узнаем в парке, следя за Матюшкиным-старшим? И именно сегодня? А если у нас ничего вообще не получится из этой слежки? – из Светкиного рта градом так и посыпались вредные «взрослые» вопросы.
– А если не получится, – перебила её Милка, – тогда... тогда... тьфу – тогда мы всё-таки ЧТО-НИБУДЬ ЕЩЁ ПРИДУМАЕМ! Заткнись!
– Ладно, – угрюмо сказала Светка. – Я заткнусь. Но всё же... почему тебя так и тянет в этот парк, да ещё и ночью? Что ты надеешься там выяснить?
– Не знаю, – честно ответила Милка. – Но я... ЧУВСТВУЮ.
– Что?! Что чувствуешь?! – пискнула Светка.
– Что мы там ЧТО-ТО узнаем. Именно сегодня, – медленно проговорила Милка.
Милка ни словечком не соврала: она действительно это чувствовала. Она чувствовала... ЧТО-ТО.
ЧТО-ТО сегодня ночью случится... ЧТО-ТО очень важное.
***
Глава 5
Ночь со среды на четверг. Вылазка в парк
***
Никогда бы Милка не подумала, что попытка выбраться незамеченной ночью из квартиры сопряжена с такими трудностями.
Во-первых, мешали родители. Уверенные, что Милка давно уже спит и видит сладкие сны, они сидели в гостиной и смотрели – с приглушённым звуком – телевизор. Видимо, показывали какую-то комедию, потому что до Милки, упорно сидевшей на стуле у стола в своей комнате, то и дело доносился тихий смех мамы и папы. На кровать Милка ложиться не хотела – боялась уснуть и проспать нужный момент, и от долгого сидения на стуле у неё всё тело ломило.
Во-вторых, бабушка почему-то не спала! Обычно она ложилась пораньше, а вот именно этим вечером её вдруг обуяла какая-то совершенно ненужная, лишняя, как посчитала Милка, активность. Бабушка бродила туда-сюда по коридору, то и дело заходила в комнаты, зачем-то взялась на ночь глядя пересчитывать чистые простыни и собирать в кучу грязные, чтобы в субботу их постирать, раз уж Милка переносит празднование своего дня рождения на потом. Так ведь до субботы ещё ого-го сколько времени!
Заглянула бабушка и к Милке, но та, услышав, что бабушкины шаги по коридору приближаются к её комнате, прямо в джинсах и кроссовках успела-таки нырнуть под одеяло и притвориться спящей. Сквозь полуприкрытые глаза Милка разглядела силуэт бабушки, застывший на несколько минут в дверях. Бабушка стояла неподвижно, как манекен, облитый со спины светом лампочки, горящей в коридоре, лица её не было видно, и Милке вдруг отчего-то стало... ну, не то чтобы страшно, но – как-то тревожно. Потом она услышала лёгкий вздох, бабушка отступила в коридор и плотно закрыла дверь в Милкину комнату. Фух, пронесло!
В общем, только после полуночи Милка на цыпочках выбралась из комнаты и, крепко прижимая ладошкой карман, куда она положила ключи и фонарик – чтобы они вдруг не брякнули друг о друга, – прокралась в прихожую. Сняла с крючка курточку, мееееедленно отрыла дверь и выскользнула на площадку, едва дыша.
Двор был тихим, пустым, фонари освещали ровным жёлто-оранжевым светом лавочки, гаражи, газоны... Каким-то ненастоящим показался Милке родной двор без людей, словно он был театральной декорацией. Только ветви кустов шевелил ночной ветер, да кошки шныряли под деревьями – Милка увидела чей-то пушистый хвост и услышала мяуканье.
Милка перевела дух и потрусила к Светкиному подъезду, поёживаясь от прохладного ветерка. Надо было другую куртку надеть, потеплее, мелькнуло у неё в голове. Но не возвращаться же!
Светка сидела на подоконнике на площадке между первым и вторым этажом и, с риском вывихнуть шею, вытягивала её до крайних пределов, таращилась во двор, выглядывая Милку.
– Ку, – тихонько позвала её Милка, неслышно ступая по плиткам площадки.
– Ой... ты меня напугала, – Светка нервно улыбнулась, слезая с подоконника. – Я тебя проглядела... Ну что... п-пошли, что ли? – заикнулась она.
– Пошли, – мрачно кивнула Милка. – И прекрати трястись, никаких маньяков мы не встретим, спят все давно.
– Маньяки вообще по ночам не спят, – слезливо пробормотала Светка, но трястись послушно перестала, хотя зубы её временами отчётливо клацали.
Парк был совсем близко от их дома – перейти на ту сторону проспекта по подземному переходу, свернуть направо, пройти один квартал – и вот они, ворота в парк. По обе стороны ворот горели фигурные фонари, но свет их простирался не дальше первых скамеек, стоявших на главной аллее. А дальше – темнота и тишина...
– Где мы будем Мат-тюшкина в-высматривать? – трясущимися губами прошептала Светка.
– В глубине парка стоит административный корпус, – тихо ответила Милка, – там устроена квартира для смотрителя парка.
– В-в-в... в г-глубине?! – Светку опять заколотило.
– Да, в глубине, – безжалостно отрезала Милка. – И мы туда и пойдём! По центральной аллее, пропустить две боковые, третий поворот налево. Ты фонарик не забыла?
Светка вытащила из кармана фонарик, и слабый дрожащий лучик – рука у Светки заметно тряслась – осветил тёмную молчаливую массу густых кустов и деревьев.
– Убери пока, – скомандовала Милка, – я свой зажгу.
– Т-ты д-думаешь, н-нам н-надо с-свет эк-кономить? – заикаясь, спросила Светка.
– Просто мой светит ярче, я новые батарейки в него вставила, – объяснила Милка, сжалившись над бедной Светкой. – Идём, не бойся. Мы же знаем этот парк не хуже собственного двора!
– Н-ночью в-всё п-по-д-другому, – Светка поёжилось и ухватилась за Милкину ладонь.
Да: ночью всё было по-другому. Тьма скрывала детские площадки с разноцветными качелями, деревья над головами девчонок словно перешёптывались о чём-то тайном и зловещем, кусты в узком луче света фонарика казались дикими зверями со вставшей дыбом шкурой... Только асфальт под ногами немного успокаивал. Было в нём что-то такое – простое, основательное... потому что он был положен людьми.
Но вскоре подружки свернули с главной аллеи, и под ногами у них оказалась твёрдая земляная дорожка, уводящая в глубь парка, где стоял административный корпус.
– А если Матюшкин спит себе спокойно, десятый сон смотрит? – шепнула Светка.
– Тогда мы как-нибудь выследим его в городе и проводим вечером до парка, – отозвалась Милка, внимательно глядя по сторонам, чтобы не пропустить указатель с надписью «Администрация парка».
– Как – «как-нибудь»? – прицепилась Светка.
– Ну, он же в школу приходил, к детям своим, так? Может, и ещё придёт. Отстань! – Милка остановилась возле столба с указателями, посветила фонариком на табличку и махнула рукой: – Нам туда.
Светка слабо пискнула, но покорно поплелась следом за Милкой, не выпуская её руки из взмокшей от страха ладони.
– Да не бойся ты, – шепнула ей Милка через несколько минут, когда здание администрации показалось за кустами, – вон, видишь – у корпуса фонарь горит? И...
Договорить она не успела – Светка вдруг сильно дёрнула её за руку, и Милка чуть не упала.
– Ты чего?! – возмутилась она чуть ли не в полный голос, но Светка зашипела на неё, как змея:
– Тиииихо! Вон он – Матюшкин! На крыльце!
Девчонки присели на корточки так быстро, словно кто-то от души стукнул их по макушкам. Милка машинально погасила фонарик и увидела сквозь ветви и листья ближайшего куста, как Матюшкин медленно сходит с крылечка административного корпуса. В том же мешковатом старом сером костюме, в той же кепке, надвинутой на самые глаза. В руках он держал небольшой мешок, похожий на солдатский «сидор» – Милка помнила такие мешки по старым, чёрно-белым ещё, фильмам о войне, которые она смотрела вместе с бабушкой. Бабушка Милке объясняла всё непонятное, и про эти «сидоры» тоже ей рассказывала.
– А ты говорила – спит, спит! – еле слышно поддела она Светку. – Видишь, я была права!
– Чего это он по ночам бродит? – Светку трясло, как под током.
– Сейчас узнаем.
– Мы что – за ним пойдём, что ли?! – у Светки опять клацнули зубы.
– А ты думаешь, что следят за людьми на расстоянии?! – разозлилась Милка. – У нас скрытой камеры нет, так что идём за ним, и точка! Только тихо.
– А если у него в мешке... труп?! – Светка так вцепилась Милке в руку, что та поморщилась.
– Разве что там труп крысы – ты разве не видишь, какой мешок маленький? Мы не в твоих любимых фильмах ужасов, прекрати идиотничать! – прошипела Милка и осторожно поднялась с корточек, таясь за кустом. – Пошли...
Матюшкин встал под фонарём и закурил папиросу. До девчонок донеслась волна удушливого запаха табака, и Светка чуть не расчихалась. Милка заскрипела зубами и показала подружке кулак. Светка зажала нос и рот обеими руками и закатила глаза.
Казалось, Матюшкин никуда не спешит. Он торчал под фонарём и курил свою вонючую папиросу, а девчонки, пригнувшись, следили за ним из-за куста. Наконец, смотритель парка докурил эту гадость, закинул мешок за плечо и свистнул в два пальца. Девчонки синхронно вздрогнули: из-за угла корпуса выскочила, отчаянно виляя пушистым хвостом, огромная овчарка! Собака встала на задние лапы, обрушила передние на плечи Матюшкина, отчего тот чуть не упал на землю, и принялась вылизывать лицо хозяина, скаля в умилении громадные крепкие клыки.
– Пошла, пошла, – отпихнул её Матюшкин, – хорош лизаться! Идём, Манюня, за мной!
– Н-ничего с-себе М-манюня... – теперь уже заикаться начала и Милка тоже.
– Чудовище какое-то, – пискнула Светка, – ты п-представляешь, что б-будет, если она н-нас учует?!
– Отставить панику, идём за ними, – Милке тоже было не по себе, но она не собиралась в этом Светке признаваться. – Ветер дует от них, в нашу сторону, так что ничего эта псина не учует.
Матюшкин медленно двинулся от корпуса по еле заметной тропинке, направляясь в некие неизведанные тёмные глубины парка, собака ровно затрусила рядом с хозяином. Девчонки переглянулись и молча, на цыпочках, едва дыша, последовали за ними. По тропинке они идти не рискнули – Матюшкин мог обернуться, собака могла отбежать в их сторону, поэтому красться им пришлось за кустами. Точнее, пришлось продираться сквозь кусты, и их продвижение сопровождалось тихим шипением, когда ветки больно дёргали за волосы или царапали щёку.
Прошёл, казалось, час или два, когда Матюшкин наконец остановился у невысокого холмика, возвышавшегося примерно на полметра посреди крошечной полянки в гуще парковых зарослей. Девчонки, исцарапанные, уставшие, словно они перемыли полы во всех классах родной школы, опустились на колени под самым колючим на свете кустом и затаили дыхание. Теперь уже и Светка чувствовала – ЧТО-ТО сейчас произойдёт. Милка-то это почувствовала ещё днём, когда они договаривались со Светкой о слежке... а теперь уже и Светку, что называется, проняло до печёнок.
Матюшкин сбросил с плеча лямку мешка и осторожно уложил поклажу на землю. Постоял, задумчиво глядя на мешок и почёсывая в затылке, сдвинув кепку до последних пределов на глаза, так что она повисла, как говорится, на бровях. Небо было ясным, чёрно-синим, половинка луны смотрела на парк с высоты, и подружкам отчётливо был виден силуэт Матюшкина, облитый лунным светом. Собака села на здание лапы и замерла, как изваяние, только язык слабо подёргивался в открытой пасти.
– Ну что, Манюня, – обратился Матюшкин к собаке, – хошь не хошь, а дело сделать надо, будь оно всё неладно!
Манюня тихонько не то гавкнула, не то фыркнула.
Матюшкин развязал шнурок, стягивавший горловину мешка, вытащил из него короткую сапёрную лопатку и какую-то металлическую коробочку. На крышке коробочки заиграл лунный луч. Коробочку Матюшкин бережно положил на землю, а лопатку взял в руки, предварительно поплевав на ладони. И принялся сноровисто копать рядом с холмиком. Комья земли, отбрасываемые лопатой, полетели как раз в сторону куста, за которым прятались девчонки. Светка слабо зашипела, когда земля посыпалась ей за шиворот, Милка стиснула зубы и поставила ладонь «козырьком» над глазами, чтобы их не запорошило земляной пылью.
