Текст книги "Неделя колдовства (СИ)"
Автор книги: Светлана Догаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава 2
Вторник. Разбитое зеркальце
***
Утром второго сентября, во вторник, собираясь в школу, Милка никак не могла решить один важный вопрос: рассказывать ли ей Светке Снегирёвой о своём странном видении во время линейки – или всё же не надо пока? Милка очень надеялась, что она не сходит с ума. Это было бы страшно обидно! А если Светка её психованной назовёт и посоветует к доброму доктору сходить, который ненормальных лечит? Это уж прямо неизвестно, как пережить! А ребята? Если Светка им протрепется... Бррр!
Но всё же... что-то странное ей вчера белым днём примерещилось, ведь так? Очень и очень странное. А тут ещё и сон ночью приснился... И почему-то сон этот был про деревню Шушарино, где она уже лет пять, а то и больше, не бывала. А самым непонятным было то, что приснился ей ещё и Димка Шестопёров! Он-то как, пусть и во сне, в Шушарино попал?!
Снилось Милке поле – большое, рыжее, рожь, наверное, на нём росла. Снился смутно знакомый лес. Глухой, мрачный, еловый. В нём что-то то белело, то чернело, в этом лесу... Болото снилось, кочки с набросанным на них хворостом, чтобы можно было пройти по этой ненадёжной дороге... куда? Куда-то. Куда-то... Коряга страшная не приснилась, и то хорошо. И того, кто прятался за корягой и сверкал на Милку жуткими глазами, в этом сне тоже не было. Вот и отлично! А вот пруд – приснился. Круглый, глубокий, с холодной водой. Тот самый, где она в совсем несмышлёном возрасте головастиков вместе с Матюшкиными ловила. И Димка Шестопёров приснился – с какой-то стати! Вот он стоит на берегу пруда и машет рукой. Похоже – ей, Милке, машет... А в следующую минуту... Милка хотела закричать, но, как это часто бывает во сне, ничего не получилось – пропал у неё голос. И неудивительно! Димка вдруг, неведомо каким образом, оказался уже не на берегу, а в пруду, по шею в воде. Он вдруг резко вскинул руки и... начал тонуть! Забарахтался, замолотил по воде ладонями, его лицо скрылось за веером поднятых им белых брызг... И вдруг вместо Димкиного лица на миг появилось лицо Настюхи. Без очков почему-то. Глаза – как два камешка, невыразительные, холодные. Она в упор взглянула на Милку, улыбнулась – недобро как-то, и – всё растаяло.
Нет пруда. Нет Настюхи. Нет тонущего Димки. Солнце в окно бьёт, из кухни вкусными запахами тянет – мама Милке на завтрак её любимое какао варит. И оладьи жарит...
Милка прижала ладонью бешено бившееся сердце. Что за гадость?! Какой противный сон!.. Она решительно встала с постели, быстренько умылась, съела завтрак и проверила, всё ли приготовила для школы. Ну вот, приехали – из-за мыслей об этих непонятностях она вместо учебника по биологии зачем-то учебник по физике в сумку сунула. А физика – только завтра.
– Ох, Мила Милованова, что это с тобой творится, а, дорогая моя? – прошептала самой себе Милка.
И принялась взвешивать «за» и «против» – делиться ли ей со Светкой всей этой белибердой – или нет?.. Рассказать... а вдруг через неделю или даже раньше всё закончится, не будет она проваливаться неизвестно куда (и неизвестно почему), и сны у неё станут самыми обычными? И что тогда? А засмеёт её Светка, вот что тогда.
Ну, а если – нет? Не пройдёт, а только хуже станет? «Улетит» она, допустим, вот так на уроке... огребёт «пару»... и не одну, если такие вот «улёты» будут часто с ней случаться. М-да. Трабл! Проблема!
Милка подошла к зеркалу в прихожей и привычно скорчила себе рожу.
– Мила, в школу опоздаешь! – крикнула мама из кухни.
– Ага! – и Милка, накинув куртку, подхватила сумку и выбежала из квартиры.
***
У дверей класса она первым встретила Васятку.
– Привет! – подкатился он к ней на своих коротеньких ножках. – Всё в порядочке!
– Что – в порядочке? – удивленно переспросила Милка.
– Как что? Экскурсия в Шушарино, – сияя улыбкой, ответил Матюшкин. – В эту пятницу, пятого сентября, и поедем. Ночным поездом. И пробудем там до воскресенья. Ночевать будем на базе, ну, на лесопилке, то есть, или в Доме культуры, в клубе, то есть, в нашенском. Я уж и туда, и на базу позвонил, обо всём договорился!
– Шустрый ты, – невольно улыбнулась Милка.
– Ну, так нам положено... – Васятка вдруг оборвал сам себя и умолк.
– Что – положено, и кому – вам? – Милка машинально задала этот вопрос и сразу отвлеклась: мимо них прошел Димка Шестопёров. Небрежно кивнул Милке, ладонью что-то такое в воздухе изобразил: привет, мол!
А следом за ним, буквально в двух шагах, протопала Настюха Матюшкина, не спускавшая с Димки цепкого внимательного взгляда. Как привязанная.
– Я говорю – нам с Настюхой эта идея сразу в головы и... и положилась, то есть, пришла: в Шушарино вас всех свозить, – пробормотал Васятка, озабоченно вытянул шею и уставился на свою сестрицу. – Настюха! – вдруг громко крикнул он, и Милка шарахнулась в сторону:
– Ты чего орёшь-то?!
– Извини, – Васятка как-то резко помрачнел и устремился за сестрой.
Милка пожала плечами и полезла в сумку, за зеркальцем. Ей захотелось поправить косички, хотя она прекрасно знала, что через несколько минут волосы опять полезут во все стороны, как наэлектризованные.
– Ку! – выпалил кто-то за её спиной, и Милка от неожиданности уронила зеркальце. Жалобно звенькнув, безделушка в красивой круглой рамочке упала на пол и рассыпалась на мелкие осколки.
– Вот черт! – Светка Снегирёва виновато посмотрела на Милку. – Прости, пожалуйста... Я тебе новое зеркальце подарю.
– Не фиг из-за спины выскакивать со своими дурацкими «ку», – огрызнулась Милка, присела на корточки и попыталась осторожно ухватить острые кусочки стекла с помощью носового платка.
Светка присела рядом и запыхтела, усердно пытаясь Милке помочь.
Дверь класса скрипнула. Девчонки задрали головы и увидели пухлощёкую Настюху Матюшкину. Недобро прищурившись, она вгляделась сквозь толстые линзы очков в их лица, хмыкнула и сказала куда-то в пространство над их головами:
– Зеркало разбилось? Не к добру! – и резко захлопнула дверь.
Милка дёрнулась и с недоумением посмотрела на свой указательный палец: на нем выступила капелька крови.
– Порезалась, – растерянно сказала она и сунула палец в рот.
– Дура эта Настя Матюшкина, как я погляжу, в отличие от брата, – сердито сказала Светка и протянула Милке носовой платок. – На, замотай палец. И не трогай больше осколки, я сейчас тетю Глашу позову.
– А если кто-нибудь на них наступит? – возразила Милка.
– А ты листочком из тетрадки стекло прикрой, – посоветовала Светка и умчалась на поиски уборщицы тёти Глаши.
Милка вздохнула, выдрала лист из тетради по литературе и прикрыла им осколки.
– Мила, в чем дело? – Клара Викторовна появилась из учительской с журналом в руках и подошла к ней.
– Зеркальце разбилось, – унылым голосом отозвалась Милка, – вот, стерегу, чтоб никто не наступил, не порезался...
– Иду, иду, милые, сейчас все уберу, – послышался голосок тети Глаши, сопровождаемой Светкой.
Старушка в синем рабочем халате шустро подбежала к Милке, поставила громыхнувшее ведро на пол, вытащила из него совок и веник и ловко замела битое стекло и листок из Милкиной тетрадки.
– Мила, Светлана, идите в кабинет, сейчас звонок дадут, – сказала Клара и скрылась в классе.
– Надеюсь, ты не веришь в эту чепуху? – шепотом спросила Милку Светка, когда отгремел звонок и они уселись за свою парту.
– Ты о чем? – не поняла Милка.
– Ну, что разбитое зеркало – не к добру?
– Ты же сама эту Настюху дурой обозвала! – изумилась Милка. – Стану я верить в такую чепуху.
– Обозвать-то я её обозвала, – Светка отвела глаза в сторону, – но палец-то ты порезала...
– Что за бред! – заспорила было с ней Милка, но тут Светку вызвали к доске, и Милке осталось только слушать, как подруга беспомощно барахтается на виду у всего класса, пытаясь более или менее внятно поведать одноклассникам и Кларе, что именно она усвоила за каникулы из программы внеклассного чтения.
Палец противно ныл. Светкино блеянье наводило тоску. И шею Милкину всё ещё покалывало – в том месте, под воротом, откуда она вчера сучок вытащила. Неизвестно как туда, за её шиворот, попавший. Хорошо учебный год начинается, нечего сказать! Одна радость – в субботу, шестого сентября, у неё день рождения. Погодите-ка... в субботу? Да, в эту субботу. А Вася Матюшкин уже договорился с Кларой о поездке в их деревню... Ну, и ничего страшного. Значит, Милка просто отпразднует свою днюху попозже, в другие выходные. Это раньше срока праздновать нельзя, а позже – сколько угодно. Весь класс в гости позовёт, как в прошлом году! Бабушка вкусное угощенье приготовит...
Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Милка обернулась – и наткнулась на очень внимательный и очень почему-то серьезный, суровый даже, можно сказать, взгляд Васятки Матюшкина. Увидев, что Милка его «засекла», Васятка отвел глаза в сторону и принялся что-то втолковывать своей сестрице, застенчивой – ну просто очень застенчивой! – Настюхе. А Настюха, явно слушая братца вполуха, не отрывала упорного взгляда от Димки...
Милка передёрнула плечами, тихонько фыркнула, как рассерженная кошка, и демонстративно уставилась на Клару, которая в этот момент ставила в дневник Светки Снегиревой заслуженный тяжкими трудами «трояк».
***
Закончился последний урок. В класс явилась Клара и объявила, что сейчас будет маленькое собрание.
– Надо обсудить, – сказала она, – нашу поездку в Шушарино в эти выходные дни.
Посыпались вопросы – что это, где это, как это, – но Клара подняла руку:
– Об этом нам сейчас Вася Матюшкин расскажет.
Васятка колобком выкатился к доске и принялся расписывать яркими красками свою «малую родину» – деревню Шушарино.
Ребята слушали с интересом, задавали вопросы – а речка там есть? А лес – настоящий, густой? А звери водятся в лесу – зайцы, лисы... волки? Какое кино в клуб привозят?.. Милка в это время поглаживала пострадавший палец, борясь с желанием сунуть его в рот, и поэтому слушала Васятку не очень внимательно. Тем более, что все подробности о Шушарино она могла узнать у бабушки. Или... или вспомнить.
– Ну что же, ребята, сообщите обо всём родителям, готовьте походное снаряжение – кружки, ложки, ножики, фонарики... собирайте вещи, – объявила в конце собрания Клара. – Если кого-то не захотят отпускать – скажите мне, я сама с родителями поговорю. До завтра, класс!
Все загомонили, начали собирать учебники. Ребята попрощались с Кларой и побежали по домам.
Милка и Светка вышли на школьное крыльцо.
– Мил, а Мил, – вдруг спросила Светка,– а чего это ты какая-то...
– Какая же? – буркнула Милка.
– Сама не своя?
– Вот ещё!
– Не «вот ещё», а давай-ка, рассказывай, – потребовала Светка. – Кто и чем тебя пристукнул? Ты со вчерашнего дня на себя не похожа. Учиться после каникул неохота, да? – подмигнула Светка.
– Никто меня не пристукивал, – попыталась было Милка отвертеться, но – не тут-то было: Светку не проведёшь.
– У меня глаз, что ли, нету? – фыркнула Снегирёва.
Милка вздохнула. Непонятно, почему, но не хотелось ей подружке закадычной ни о чём рассказывать. Глупо как-то всё это выглядело. Сон какой-то... мираж во время линейки... Бредятина. Но – делать нечего. Придётся рассказать. Иначе Светка её просто изведёт своими приставаниями. Или ещё вздумает обидеться на Милку – за скрытность.
– Ну, в общем... – начала было Милка скучным голосом, но Светка, торопыга такая, её перебила:
– Влюбилась ты, что ли?
Это Светкино «что ли» было притчей во языцех. Клара давно и безуспешно с этими словами-паразитами боролась, но Светка не сдавалась и вставляла ничего не значащие словечки чуть ли не в каждую вторую фразу.
Милка сбилась с шага – они медленно направлялись к бульвару.
– Да ну тебя! – сердито выпалила она. – Придумываешь невесть что!
– Ты мне зубы-то не заговаривай, Милованова! Глаз у меня, что ли, нету? Или мозгов? – хмыкнула Светка.
О, это уже серьёзно. Если Светка её по фамилии называет – значит, сейчас обидится. Мирись потом... с виноватым видом слова всякие мямли... А ну его на фиг!
– Ещё чего не хватало – влюбиться! – Милка решила – на всякий случай – обидеться первой. У неё проблемы, она боится, что с ума сходит, а Светка какие-то глупости говорит! – Я вчера, на линейке... ну... в общем... мне вдруг кошмар привиделся.
– Что – прямо белым днём? – усомнилась Светка. – И что же тебе померещилось?
– Лес, – мрачно сказала Милка. – Ночной лес. Я вдруг оказалась посреди какого-то гнусного болота... как будто стою я на кочке, а из-за большой коряги на меня кто-то... смотрит! Большущими жёлтыми глазами, злыми, как у волка. Словно сожрать меня хочет.
– И что?! – замирающим голосом спросила Светка. Она любила фильмы ужасов до дрожи в коленках, и разговоры на такие темы волновали её несказанно.
– И тут ты меня в бок пихнула... больно пихнула, между прочим!.. – и я вернулась. То есть, очнулась. Пришла в себя, – мрачно выговорила Милка.
– Ни фига себе... – у Светки аж глаза разгорелись.
– Да. А потом, ночью, я сон увидела. Противный! И вот... Светка, только поклянись, что никому не скажешь! – потребовала Милка.
– Клянусь, и чтоб мне провалиться! – выдохнула Светка.
– Так вот, во сне мне приснился пруд, – тут Милка замялась, но продолжила: – Тот самый, о котором Вася говорил, ну, что мы там с ним и его сестрой в детстве играли... в Шушарино...
– Ну?! – поторопила её Светка.
– И в нём, в пруду этом, – неохотно продолжила Милка, – в пруду, значит...
– Ну что, что такое приснилось тебе в этом пруду – акула, что ли, или Лох-Несское чудовище? Мямлишь, как малявка-первоклашка! – рассердилась Светка.
– В пруду тонул... наш Димка Шестопёров! – выпалила Милка. – Руками махал, звал на помощь... и вдруг – бульк... утонул! И появилось...
– Что... появилось?! – Светка прижала руки к груди.
– Лицо Насти Матюшкиной. Какое-то... злое и неприятное, – Милка поёжилась.
– Ну, оно у неё и в жизни не очень-то приятное, – заметила Светка. – И что она сделала?
– Ничего. Я проснулась, – вздохнула Милка. – Позавтракала и пошла в школу.
Светка несколько минут молчала, потом осторожно вымолвила:
– Да... странно...
– Светка, я боюсь, что схожу с ума! – скороговоркой выдала Милка свои тайные опасения и, не выдержав напряжения, захлюпала носом, готовая разреветься на весь школьный двор. Громко, с подвываниями. Как малявка.
– Э-э, ты давай-ка, не реви! – Светка, оглядевшись по сторонам, ухватила Милку за руку и потащила её на бульвар, примыкавший к школьному двору, в густые кусты сирени, за которыми прятались в тенёчке уютные скамеечки. – Посиди, успокойся, – и Светка протянула Милке носовой платок.
– Не надо, – Милка хлюпнула носом, – у меня свой есть... – она достала платок и высморкалась.
– А почему тебе приснился именно Димка? – спросила Светка. – Ты точно в него не влюбилась?
Милка только исподлобья мрачно взглянула на Светку покрасневшими глазами, и подруга замахала руками:
– Ну ладно, ладно, это я так, на всякий случай спросила.
– Стану я влюбляться в этого охламона, дурака и хулигана, – сипло пробормотала Милка. – Помнишь, он в прошлом году девчонкам кнопки и жвачку на стулья подкладывал? А зимой, на катке, поставил мне подножку, и я пропахала носом большой сугроб – чуть ли не до самого забора!
– Да, он идиот, само собой, – Светка вдруг повела плечом, как взрослая, – но физиономия у него вполне ничего...
– Ты ещё сама в него влюбись, ага! – фыркнула Милка. – Свееееет! А Свеееет! Ты слышала, что я тебе сказала только что, или нет? Я боюсь, что я спятила! – и Милка тихонечко завыла, прижимая к лицу мокрый носовой платок.
– Это вряд ли... – Светка запнулась и быстро затараторила: – Ты, наверное, переутомилась... нега... как это взрослые говорят... не-га-тив-ные эмоции всякие... там, в этом, как его – а, в подсознании – накопились, вот и...
– Какие негативные? Какое, на фиг, подсознание? – разозлилась Милка. – Каникулы же были, я наотдыхалась вволю! Я так отдохнула, что прямо устала даже от этого отдыха! – она перевела дух. – Я боюсь, что психом становлюсь!..
И тут Милкой вдруг овладело какое-то странное безразличие. Мир вокруг словно немного пригас, выцвел, как старая фотография, краски утратили яркость, а эмоции – силу. Что воля, что неволя – всё равно... Даже предстоящая классу поездка в родную деревню её бабушки, где она не бывала с розового детства, почему-то не радовала Милку. Её вдруг сильно кольнуло в шею, в то самое место, где её оцарапала острая щепка...
Светка открыла рот, явно собираясь выдать очередную порцию какой-то заумной взрослой чепухи, но тут внезапно задул сильный ветер. Неожиданно как-то, и – слишком резко. Мелкий мусор, обломки веточек, песок и прочий сор волной взметнулся с аллейки бульвара и буквально брызнул подружкам в глаза. Милка зажмурилась, Светка вскочила.
– Вот чёрт! – с досадой воскликнула она, протирая глаза.
Ветер закрутил в воздухе скомканный обрывок газеты и бросил его Милке в лицо. Она быстро встала со скамейки, и тут же на то место, где она только что сидела, с громким треском упала толстая ветка сирени. Не встань Милка – ветка ударила бы её прямо по макушке!
– Опаньки... – растерянно сказала Светка.
За кустами послышался шорох. Девчонки обернулись, как по команде, и увидели круглое, широкое, как блин, лицо Настюхи Матюшкиной. Она стояла за ближайшим кустом и молча буровила Милку недобрым взглядом.
– П-привет, – заикнулась от неожиданности Милка.
Настюха не ответила. Взглянула на Светку, чему-то усмехнулась, ещё раз пронзила Милку насквозь неприязненным взглядом, резко развернулась и быстро пошла к выходу с бульвара.
– Чего это она? – с недоумением вопросила Светка.
– Как ты думаешь... – голос у Милки невольно дрогнул. – Она... ничего не слышала? Про мой сон... про то, что она в этом сне была?
– Понятия не имею... – Светка развела руками.
– Вот только этого мне и не хватало! – Милка даже ногой топнула, и ветер, словно откликнувшись на это движение, взметнул в воздух очередную тучу мелкого мусора.
– Странная она какая-то, – заметила Светка, отряхивая блузку и юбку.
– Она не странная, – сказала Милка с неожиданно пришедшей к ней и удивившей её саму уверенностью. – Она – злая!
***
ГЛАВА 3
Всё ещё вторник. Странная бабушка
***
– Ба, расскажи мне про Шушарино, – потребовала Милка, съев приготовленный бабушкой обед.
Бабушка опустила вязание на колени, сдвинула очки на кончик носа и взглянула на Милку поверх оправы:
– О Шушарино? Что это ты о нём вдруг вспомнила? С шести лет там не бывала, и вдруг...
– Не вдруг... Ба, а ещё киселя можно?
– Можно. Налей себе... Значит, не вдруг? А что случилось?
Ох уж эти взрослые! Чуть что – сразу устраивают допрос третьей степени: да что случилось, да отчего, да почему... Инквизиция какая-то, честное слово!
– Ба, ну почему сразу – случилось? – с досадой спросила Милка. – Ничего не случилось! Просто в наш класс новенькие пришли, Матюшкины. Брат и сестра, Васятка и Настюха. Это они так себя по-деревенски зовут... Вася и Настя. Оказывается, я с ними когда-то головастиков ловила! В пруду. В Шушаринском пруду! А потом, когда я в первый класс пошла, меня почему-то перестали возить туда на лето. Ты-то ездишь, а меня с собой больше не берёшь, вы с родителями все время меня в лагерь отдыха сплавляете. Почему? – требовательно спросила Милка.
Вот вам, взрослые – не только вы умеете неудобные вопросики задавать!
– Потому что, – отрезала бабушка.
– Это не ответ! – возмутилась Милка.
– Ну, хорошо, – бабушка поправила очки. – В Шушарино, в основном, одни старики остались, детей нет совсем. Весело бы ты там каникулы проводила, скажи мне? А в лагере ты заводишь новых друзей, играешь со сверстниками. Так понятно?
– Понятно, – буркнула Милка. Но почему-то не очень бабушке поверила.
– Ну, и что эти... Матюшкины? – спросила бабушка. – Как они себя в классе ведут?
У взрослых только и разговоров, что о том, кто как себя ведёт, тоска какая, подумала Милка.
– Нормально ведут, как все, – быстро проговорила Милка. Не говорить же бабушке, как час тому назад, на бульваре, Настя буквально вывалилась на них со Светкой из кустов и «проткнула» их своими злыми глазами. – Наш класс едет в Шушарино на экскурсию. Этот Вася, живчик такой, всё и устроил, сразу быка за рога взял. В пятницу едем, в воскресенье вечером – обратно.
– А как же твой день рождения? Он ведь уже в эту субботу, шестого сентября, – сказала бабушка.
– Ничего страшного, перенесу праздник на недельку, – заявила Милка. – Так расскажи мне о своей деревне! А то я только... – она хотела сказать, что помнит только пруд... и смутно – хмурый еловый лес, но быстренько поправилась: – А то я мало что помню, я же совсем малявкой была, когда туда ездила.
О своём сне Милка, разумеется, рассказывать бабушке не собиралась. О том, что Настя ей приснилась и Димка, тонущий в пруду, – тем более. Ещё чего не хватало – обсуждать с бабушкой, не сошла ли она, Милка, с ума! Это только Светке можно о чём-то таком рассказывать.
– Матюшкины, Матюшкины... – забормотала бабушка. Глаза её расширились, стали какими-то далёкими... – Сроки, – вдруг вымолвила бабушка что-то непонятное. (Или – «сороки»?) Она нахмурилась, потёрла лоб. – Ты... ты ничего не перепутала, Мила? Именно Матюшкины?
– Здрассьте! – Милка даже стакан с киселём в сторону отставила. – Как это – перепутала? Они в классном журнале записаны... то есть, их фамилия! Папа их место работы сменил, в город переехал, вот и они тоже переехали. И этот Васятка меня сразу узнал! Привет ещё велел тебе передать, – соврала Милка. Ничего, ради вежливости иногда и приврать можно. Вернее, немножко преувеличить. – Так и сказал – привет, мол, Мила, передай своей бабушке, Василисе Гордеевне... Ну, ба! Расскажи!
– Матюшкины, значит, – с какой-то непонятной интонацией повторила бабушка. – Так-так... Вот что, Милка! Допивай-ка кисель и иди делать уроки. А я... мне... я в магазин схожу, быстренько... а вечером тебе расскажу про Шушарино. Договорились?
– Ла-адно, – с лёгким удивлением протянула Милка. Какой ещё магазин? Что-то крутит бабушка! – А зачем в магазин-то? Мама ещё вчера всё купила. И мясо на борщ, и овощи, и крупу, и масло...
– Да мне... я ещё в аптеку забежать хочу... мне там кое-что нужно... Милка, допивай кисель, помой посуду и иди уроки делать, ну что за непослушная девочка! – и бабушка быстро подхватилась, сунула вязание в корзиночку для рукоделия, убрала корзиночку на место, сняла с крючка в прихожей плащ и – р-раз! – усвистела на улицу. Только её и видели.
– Уроки, уроки, – Милка скорчила рожу бабушке вслед.
Можно подумать, мир рухнет, если она чуть позже сядет за эти уроки! Хотя, раз уж она решила некоторые предметы подтянуть, придётся всерьёз позаниматься... Ну что за тоска! И ещё сон этот страшный... Из головы просто не лезет!.. Интересно, слышала ли Настюха Матюшкина их со Светкой разговор? Растреплет ещё классу, что Милка сама себя психованной назвала... Нет, это вряд ли. Она же застенчивая, понимаете ли! Похоже, Настюха вообще ни с кем ещё так и не познакомилась. Только с братцем своим перешёптывается да глупости всякие болтает, типа, что разбитое зеркальце – не к добру. Дурында! А кстати...
Милка поставила стакан в мойку, рядом с тарелками – потом она посуду помоет, сейчас ей не до этого, – отправилась в свою комнату, взяла мобильник и нажала на быстрый набор.
Светка ответила через минуту.
– Свет, ты когда мне зеркальце купишь? – без всякого вступления спросила Милка.
– Зеркальце? – не врубилась Снегирёва. – Какое зеркальце?
– Ну, ты же обещала! Взамен разбитого сегодня! – возмутилась Милка. – У тебя память отшибло?
– А-а, точно, – вспомнила Светка. – Прости, я хотела сразу же это сделать, то есть, сегодня, после школы, да тут, помнишь, ветка на нас с тобой чуть не упала, а потом ещё Настюха эта дурацкая вылезла из куста и отвлекла меня... Хочешь, вместе к киоску «Роспечати» сейчас сбегаем, что ли? Ты зеркальце выберешь, а я тебе его куплю.
– Сейчас вряд ли получится, – вздохнула Милка, – мне уроки делать надо... Бабушка в магазин пошла, но она скоро вернётся.
– Да ладно! У тебя бабушка не строгая совсем, что я, не знаю, что ли! Подумаешь, делов-то – на пару минут! Записку ей напиши, мол, ты по делу вышла ненадолго, и всё. Потому что завтра, перед школой, мы тебе зеркальце купить не успеем.
– Ладно, выходи, я сейчас, – Милка дала отбой, написала записку, положила её на подзеркальник и, взяв свою любимую сумочку, вышитую бисером, выскользнула из квартиры.
***
Светка ждала её у подъезда.
– Ну, идём, что ли? – Снегирёва подхватила Милку под руку, и они быстрым шагом пошли к проспекту. – Меня всего на полчасика выпустили. Эх, учёба, учёба! Всё по новой... сиди, зубри!
Они перешли через улицу по подземному переходу и направились к киоску «Роспечати», похожему на домик Деда Мороза – столько там, кроме газет и журналов, было всякой пёстрой заманчивой мелочёвки, от бус и брелоков до шариковых ручек и серёжек с поддельными, но очень красивыми блестящими стекляшками.
И вдруг Милка сбилась с шага, споткнулась и замерла на месте.
– Ты чего? – спросила Светка.
– Гляди – бабуля... Свет, а вон моя бабушка! – с удивлением проговорила Милка. – Что это она тут делает, интересно?
– А что такое? Почему её не должно тут быть? – удивилась, в свою очередь, Светка. – Или она должна у вас дома сидеть, запертой на все замки?
– А то, что она сказала – пойдёт в магазин и в аптеку, а и то, и другое находится на нашей стороне улицы, – объяснила Милка. – Сюда-то её зачем понесло? – не очень-то вежливо добавила она.
– Ты, что ли, следишь за старушкой-бабушкой, как Цербер, да? – насмешливо поддела её Светка.
– Нет. Не слежу. Просто... странно как-то. И... кто это ещё с ней?
Милкина бабушка разговаривала с каким-то низеньким мужичком весьма затрапезного вида. Нестриженые лохмы сивых волос, большие карие глаза с грустным, виноватым каким-то выражением, мятая серо-коричневая куртка и такие же штаны, разношенные и явно никогда не чищенные коричневые башмаки – мужичок был чем-то неуловимо похож на собаку. Точнее, на беспородную дворняжку. Милкина бабушка что-то этому дядьке втолковывала, а он часто-часто кивал и, казалось, вот-вот завиляет хвостом.
– Подойдём поближе, – скомандовала Милка.
Она не понимала – почему, но ей вдруг захотелось подслушать беседу бабушки с этим неопрятным типом.
– Да что на тебе нашло такое? – Светка уставилась на подружку во все глаза. – Может, это слесарь или электрик из вашего ЖЭКа? И твоя бабушка просто просит его прийти и, скажем, проверить электросчётчик или, там, краны и вентили!
– Никакой он не слесарь и не электрик, – отрезала Милка и, схватив Светку за руку, заставила её укрыться за киоском. – Я их обоих хорошо знаю. В лицо!
– Ну и что? Твоя бабушка, что ли, не имеет права разговаривать, с кем захочет? Ты, Милка, одичала, что ли? Или на тебя твой сон так странно подействовал? В чём дело-то? – негодующим шёпотом спросила Светка.
Если бы Милка могла объяснить, в чём тут дело! Но она не могла. Просто чуяла, как... да, как собака, чуяла, – НАДО подслушать, о чём её бабуля беседует с этим похожим на дворнягу мужичком. НАДО, и всё тут.
– Подберёмся к ним поближе, – не терпящим возражений тоном велела Милка Светке и, ловко маневрируя и прячась за спинами прохожих, быстро переместилась к лотку с фруктами, возле которого стояли бабушка и её неизвестный собеседник.
Светка покрутила пальцем у виска, но решила споры отложить на потом и молча последовала за подругой.
Ветер донёс до них обрывки слов:
– ...ты меня хорошо понял? – строгим тоном спросила Милкина бабушка.
– Да понял, понял я всё, Василис-Гордевна, – хриплым простуженным – или прокуренным? – голосом отозвался мужичок. – Только как бы они сами не... – конец фразы девчонки не расслышали – мимо проехал грузовик.
Милка вытянула шею, стараясь не попасться бабушке на глаза и кляня на чём свет стоит оживлённое уличное движение.
– А ты проследи, чтобы они сами не делали НИЧЕГО! – с нажимом произнесла бабушка, и Милка невольно юркнула за лоток.
– Да не могу я... Вы ж знаете... – прогудел мужичок и скорчил жалобную гримасу. – Меня уж и так почти что всех правов лишили! К парку я теперь приставлен... это ж курям на смех!
– Не правов, а прав, и не курям, а курам, – никогда бы Милка не подумала, что её бабушка умеет так резко обрывать собеседника! – За дело лишили, между прочим... – по улице опять загромыхал грузовик, и до Милки донёсся только обрывок слова: – ...тюшкин!..
– Сделаю, что могу, – угрюмо просипел мужичок.
– Смотри у меня... у нас! Или я СтаршОму всё доложу!– Милкина бабушка развернулась и, не попрощавшись с человеком-"дворнягой", быстро направилась к подземному переходу.
Мужичок постоял-постоял, глядя ей вслед, тяжело вздохнул, извлёк из кармана своей мятой куртки такую же мятую серо-коричневую кепку, низко натянул её на лоб и, ссутулившись, развалистой походкой зашагал к большому парку, располагавшемуся в квартале от проспекта.
– Ну, и что ты такое важное услышала? – недовольным тоном спросила Светка, вылезая на свет Божий из-за фруктового лотка. – Я лично вообще ни слова из их разговора не разобрала.
Милка не ответила. В её голове всё вертелся обрывок слова: «...тюшкин».
«...тюшкин», «...тюшкин»...
Совпадение или нет, но этот обрывок слова, произнесённого её бабушкой, очень уж похож на окончание фамилии Матюшкин! И о каком таком СтаршОм говорила бабушка?..
– Ну, ты зеркальце-то передумала покупать, что ли? – воззвала к её вниманию Светка. Она явно торопилась вернуться домой, поэтому тут же забыла и о своём вопросе – что уж такого особенного услышала Милка? – и о том, что Милка в ответ промолчала. – Давай, выбирай быстрее, нам же ещё уроки надо делать! А то у меня уже первый «трояк» по «лит-ре» нарисовался! Меня мама уже отругала, добавки не хочется что-то.
– Извини. – Милка повернулась к киоску «Роспечати» и, не глядя, ткнула пальцем в первое попавшееся зеркальце в витрине. – Вот это мне купи, и пойдём по домам.
– Вон то красивее, с блёстками на крышке, – честно предупредила её Светка. – Смотри, потом не жалуйся!
– Всё равно. Покупай скорее, и пошли.
– Странная ты какая-то сегодня, – заметила Светка, передавая киоскёрше деньги. Взяла зеркальце, протянула его Милке, и та, не глядя, сунула вещицу в карман.
– А я с ума схожу, ты забыла уже? – буркнула Милка. – Ты мне из-за этой Насти, которая вдруг попёрла на нас из кустов, так и не сказала, что думаешь о моём сне и о том, что на линейке со мной случилось.
– А я не знаю, что сказать, – честно призналась Светка. – Мало этого... этих, как их там... как пишут в детективах про Пуаро и Холмса – исходных данных. Вот если ты несколько раз подряд «улетишь» во время уроков и увидишь несколько страшных снов подряд – тогда будет эта... как её...
