Текст книги "Контракт"

Автор книги: Светлана Храмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Только Митя поедет с нами. – Она произнесла это как обиженный ребенок, защищающий младшего братика.

– Илона, контракт с Дмитрием Вележевым, его присутствие подразумевается. Оно необходимо. Вы оба не очень в курсе, как именно работает эта система. Будем учиться. Помощь и содействие гарантирую. Не исключено, что серия концертов начнется прямо на следующей неделе. Пока сенсация горяча – все хотят услышать новоиспеченного лауреата первой премии и гран-при престижнейшего конкурса имени Эмиля Барденна. Обычно это венский «Мюзик Феррайн», «Карнеги-Холл» в Нью-Йорке, «Сантори-Холл» в Токио.

– Это же разные концы света! Ему необходим отдых! – воскликнула Илона с отчаянием в голосе.

– Но я предупреждал, что жизнь успешного пианиста от каторжных работ мало чем отличается. Особенно во время первых шагов на пути к признанию. – Лицо Питера мгновенно посерьезнело. Во всем, что касается работы, он небрежностей не допускал.

Она со вздохом посмотрела на кольцо, понимая, для чего Питер уже сегодня вручил его. Чтобы Илона не перепутала главный мотив, суть отношений, а позабудет – легче вспомнить.

– Лучше мы закажем виски и апельсины в номер, – он продолжил как ни в чем не бывало, снова игривость в голосе. – Впрочем, сама решай. Опасаюсь, что внизу много празднующих и к нам проявят слишком пристальный интерес, даже на интервью раскрутят. А я не в состоянии думать, что именно и как лучше сказать. Завтра. Все завтра.

Питер позвонил насчет виски и апельсинов, но и минуты не прошло, как медведем навалился отшибающий сознание сон, навалился и вырубил обоих, практически сразу после решения остаться в постели до утра. Они не услышали ни звонков, ни стука в дверь.

Зато утром они энергично обзванивали всех подряд: Илона пытала сотрудников пресс-центра, Питер долбил вопросами членов оргкомитета, жюри, слетевшихся обозревателей. Звонили он и она, звонили ему и ей, звонили, звонили – суматоха, переполох, они одновременно принимали душ, он брился, выбирал галстук, она звонила на ресепшен, требуя завтрак в номер, заказала и тут же ринулась к себе в номер, вспомнив, что должна переодеться: день особенный, последний. Белая строгая кофточка и прямая юбка, серая сумка-полупортфель, бумаги с расписаниями в ней, сережки с бриллиантиками, ручку не забыть и маленький диктофон, ноутбук – нет, он не пригодится, – Илона в лифте шевелила губами, глядя в одну точку, механически повторяя список необходимого прямо сейчас. Ну, и лицо в порядок привести, волосы растрепаны ужас как. В восемь минут уложилась, мигом обратно – кофе с утра необходим не меньше макияжа. «Кофе важнее макияжа» – прекрасный слоган, занималась бы рекламой – дорого бы с кофейных магнатов взяла, – она порывом ветра вломилась в дверь комнаты Питера, хорошо, что открыто, а то бы лоб расшибла.

– Здорово как, еще и омлет принесли! – завопила с восторгом, вспомнив, что давно пора звонить Мите, а вдруг он еще спит. Чашка с капучино в одной руке, телефон в другой – ах, если бы Питер догадался и вместо того чтобы жевать у нее на глазах, предложил откусить от круассана, третьей-то руки у нее нет! Питер догадался, она закивала одобрительно и чуть не подавилась кофе: спасибо англичанину сказать надо, а не до того, некогда.

– Митя, в тринадцать часов награждение, – деловито, насколько это возможно при таких наслоениях и общей взбаламученности, сообщила она. – Ты лауреат первой премии и гран-при. Плюс премия критиков. Короткая пресс-конференция, нас недолго будут пытать и расспрашивать, вечером концерт победителей, ты впервые играешь последним. Потому что ты лучший, дорогой!

Собирайся, приезжай чуть раньше, ок? Я не думаю, что возвращаться в гостиницу до концерта есть смысл, так что форма одежды соответственная, а именно: как тебе самому удобно. Темный костюм у тебя есть, это лучше всего, плюс белая рубашка, в шкафу совершенно новая висит, слева посмотри, и серый галстук. Да, бабочку не забудь для вечернего рояля. – Он что-то говорил ей, она слушала и допивала капучино, дожевывала омлет. Вернулась к беседе, судя по всему, вовремя. – Ну хорошо, про бабочку я пошутила, цвет галстука тоже выбери сам, не имеет значения, хоть зеленый, хоть голубой. Кстати, именно голубой, он тебе очень идет. И для телевидения хорошо. Все, чмоки-чмоки, благодарная публика жаждет видеть героя, не опаздывай!

Он собирался не торопясь, не то чтобы в полузабытьи, бодр и весел, но суетиться не хотелось. Приехал вовремя. Ощущение, что конференц-зал забит от пола до потолка, что не преувеличение: полным-полно суетящихся журналистов, нет им числа; виноградник объективов гроздьями, люди за фото-теле-кино-камерами озабочены и деловиты, понятно, им не до политесов, лица угрюмые, сосредоточенные, подолгу выставляют диафрагму, гремят штативами, говорят что-то в микрофоны у подбородков, зыбкий неровный гул – люди заняты, они на работе. Им не важно, что за событие. Нет, им важно именно событие, его нужно записать, заснять и показать в лучшем виде, проинформировать вовремя, они очень стараются, все для людей.

Награждение Митя помнил неотчетливо, но когда он принимал поздравления, когда благодарил жюри за высокую оценку – расстрельные съемки, в упор слепящие вспышки впервые заставили его отметить, что внимание прессы – наказание господне, иначе не скажешь.

Трансцендентное. Митя

Фотографии, каждая отдельно, ровно разложены на столе, Исидора задумчиво перемещала их, не нарушая линии, будто пасьянс раскладывала. Сейчас Дмитрий Вележев, ее любимый ученик, играет в финале конкурса. Снимки сделаны в разное время: восторженный мальчишка улыбается в камеру, Исидора гордо стоит рядом, семилетний Митя впервые осилил простенькие этюды Черни, он счастлив, все только начинается. А вот уже стеснительный, вечно смущенный подросток, не знающий, куда девать руки, если они не на клавиатуре. Они снова вдвоем, фото в коридоре филармонии, вот-вот начнется его первое публичное выступление. Волнуется ли он? Непонятно. Она так и не поняла за все годы, чтоМитя испытывает на сцене, он всегда играл лучше, чем на любом предварительном прослушивании, Исидора уже привыкла. Вот он за роялем в Большом зале консерватории, тогда это был Моцарт, две сонаты. Да, ранние сонаты, сочинение 309 и 311, Исидора помнит номера опусов. Волосы его упали на глаза, голова наклонена вперед – она всегда строго отчитывала: это неправильная посадка, но он к середине забывал о ее словах, неудивительно, впрочем. Хорошо он выступил, по-взрослому, неожиданная зрелость трактовок, многие удивились, запомнили его имя. К тому времени она успела объяснить ему фразу Бродского: «У Моцарта нет надрыва, потому что он выше надрыва». Поэты формулируют коротко, много слов не тратят, но емко сказано. Митя усвоил как эпиграф, усвоил мгновенно, не переспрашивал, но заиграл иначе.

Впоследствии знатоки удивлялись, писали о нем, выглядело искренне: «Вележев умело направляет эмоции, никогда не доходит до истерики». Пожалуй что так. Хотя сказать что угодно можно, чего только не придумывали о Вележеве, вспоминать смешно.

Вот ее любимое фото, они у самой сцены, Митя уже отыграл, спустился в школьный зал, они бурно обсуждали репетицию завтрашнего концерта. Не ждали посетителей, но прислали профессионального фотографа из газеты, предупредить, как всегда, не затруднились.

Митя только голову приподнял, но взгляд прямо в объектив: открытый, не тревожный, но и не защищенный, как она про себя непременно отмечала. Он уже на голову тогда Исидору перерос, длинный верзила, а, как за спасательный круг, за руку ее держится! Открытый взгляд, в глазах улыбка… слегка ироничная. Что-то она раньше иронии не замечала. Исидора вглядывалась в фотографию четырехлетней давности, вдруг явственно увидела: что-то переменилось, взгляд изменился, в нем страдание появилось, странная неуверенность, почти отчаяние! А может, глаза ослабли, мерещится. Сейчас он играет финальный тур, она потому и засела со снимками, как полководец в укрытии – сражение где-то далеко, а тот все видит, направление удара корректирует. Нет, неспроста взгляд переменился, происходит там страшное, непредвиденное. Ему помощь нужна, а чем она может помочь? Исидора сосредоточилась, смотрела на фото прямо, не отрывая глаз, и повторяла одни и те же фразы, бубнила как заклинание, отгоняя от Мити разгулявшуюся нечисть:

– Я с тобой рядом, ничего страшного не происходит, ты, как всегда, сыграешь во сто крат лучше, чем на любом прослушивании, чем на всех вместе взятых репетициях. Ты доведешь выступление до конца, и тебе ничто не сможет помешать. Ничто не сможет помешать. Никто и ничто. Ты выиграешь. Ты победишь. Ты лучший, Митенька.

Улеглось постепенно, наладилось, энергетический смерч развеялся, она еще не увидела, но ощутила перемены: взгляд на фото стал прежним. Ушло отчаяние и неуверенность. Тревога будто испарилась, а незащищенность осталась, но это ему присуще, Исидора при необходимости сама его защитит. Они вместе на фото, рука в руке, они счастливы.

Значит, выиграл он этот оскомину набивший барденновский конкурс. Она выдохнула с облегчением, и только в этот момент сдавила виски внезапная усталость, сердце гулким колоколом отозвалось.

Этого еще не хватало, теперь придется себя спасать, но это проще. Исидора потянулась, но боль при движениях, – ползучим касанием нащупала стакан воды, жадно выпила, таблетка-выручалочка вот-вот подействует – они теперь всегда под рукой, всегда наготове. Врач строго-настрого приказал «по тревоге принимать незамедлительно, постараться лечь на некоторое время, хоть на полчаса» – и без толку не бодрствовать. А викторианское кресло на что? Она мгновенно уснула.

Исидора понятия не имела, как и куда протянулись лучи времени, ее разбудил телефонный звонок. Тяжелый туман долгого сна пронзила звонкая уверенность: это Митя. Сердце билось ровно, плохих новостей она не услышит.

– Исидора Валерьевна, я выиграл! Вы себе представить не можете, что произошло!

– Но все обошлось, дорогой мой. Я тебя поздравляю, ты заслужил победу!

Мите хотелось ей сказать так много, он соскучился как ребенок и кричал в трубку:

– Исидора Валерьевна, я только благодаря вам победил, вы должны это знать. Все делал, как вы велели, глупостей не натворил, гулял дважды в день, языки понемногу осваивал, даже на пресс-конференции не промолчу! И еще, очень важное: контракт подписываю, лондонская фирма «Piter&Co» меня купила.

– Подписывай. Плохого в том не вижу. Это успех!

– Не знаю, так все запуталось, перемешалось… Скоро пресс-конференция начнется, я говорить собираюсь, многое сказать хочу.

– Бог милостив, с твоими познаниями в языках лишнего не скажешь. А на концерте победителей играй-ка лучше «Мазепу». Имя Ференца Листа помнишь еще?

– Я и сам собирался Листа, вы меня снова поняли лучше кого бы то ни было! А «Мазепа»… такое и захочешь позабыть – не получится. – Он улыбался так, будто она могла его видеть.

– Кто бы то ни было не знает тебя так хорошо, как я. – Исидора улыбку почувствовала, хорошая у него улыбка, прорвется. Пора ему на свободу, но необоримо – голос тверд, по привычке наставителен: – Ты сам принимаешь верные решения, я тебе как поводырь уже и не нужна.

– Вы мне всегда нужны, не говорите так!

– Это нормальные человеческие отношения. А наставлять тебя уже не надо, ты вырос и возмужал. Значит, я поработала на славу.

– Я не прощаюсь. Да, звонил так редко потому…

– Ты почти вовсе не звонил. Нормальные человеческие отношения. – Исидора вдруг ощутила, что почти кокетничает. Еще чего не хватало! Даже улыбаться перестала: глупости! Он может неверно ее понять.

– Как только буду в Петербурге, к вам – первый визит. И спасибо за гостиницу с личным шофером, мне действительно повезло, мне с вами повезло, и так много нужно рассказать… не по телефону, ну не привык к машине для говорения, не велите казнить. Полезная штука, признаю, но если честно…

– Шоферу привет передавай, расскажешь все, когда захочешь, а пока держи себя в форме: заключительный концерт – это как финал после финала!

Она долго сидела еще с телефонной трубкой в руках и чувствовала себя совершенно здоровой. Завтра надо будет в школу выбраться, назначить пару уроков на всякий случай – а то вдруг ее никто не поздравит, порой люди ведут себя непредсказуемо.

На полу, в угол комнаты забился неухоженный маленький переносной телевизор экраном в стену, она ящик не любила, так же как Митя – телефон. Но сейчас придвинула сиротку ближе, включила – и вовремя, как выяснилось. Вовсю обсуждали скандал с падением рояля на конкурсе имени Барденна. Вот это да! Исидора занялась мысленным отматыванием времени в обратную сторону, который это был час, когда она фото рассматривала? Совпадало, все совпадало, невероятно! Она вернулась к диалогу на экране, тема не изменилась. Судьба рояля интересовала собеседников больше, чем имя победителя. Вспомнят, не беда, но так и пойдет теперь, так и пойдет: Вележев, победитель конкурса имени Барденна, там в финале «Steinway» чуть не грохнулся, помните?

Митя, Илона и Питер сидели рядом за длинным столом в конференц-зале, открывая серию финальных вопросов-ответов, герой-победитель в центре.

Но говорила в основном Илона. Иногда Митя. Иногда они даже перебивали друг друга, но не противореча, а добавляя к уже сказанному. Когда, наконец, прозвучал вопрос: «А почему Питер Уэйль молчит?» – Илона первым делом выпалила, что долго и напрасно ждала вопроса: «А почему Питер Уэйль присутствует на пресс-конференции Дмитрия Вележева?»

Но не дождалась, а очень жаль. Потому что один-единственный ответ сегодня заготовлен ею заранее:

– Главное событие произойдет на ваших глазах, потрясения конкурса еще не закончились: Митя Вележев подписывает контракт со знаменитой фирмой «Piter&Co», о таком сотрудничестве можно только мечтать! И теперь я обращаюсь к Питеру Уэйлю: к сожалению, современный музыкальный мир устроен так, что выбирают не музыканты. Выбирают музыкантов. Мой вопрос: почему именно Вележев?

Питер долгим взглядом всматривался в Илону, она повторила вопрос. Он встрепенулся:

– Извините, я обдумывал некоторые детали контракта. «Почему Вележев?» Да потому же, почему жюри единогласно присудило ему победу: он несомненно талантлив, перспектива безграничная. Это нормально, когда молодому таланту предлагают хорошие условия для выступлений. Публика заслуживает возможности слышать этого пианиста так часто, как пожелает. И там, где пожелает. Я уверен, вскоре мы назовем Вележева «Мистер Аншлаг».

В зале одобрительно засмеялись, зааплодировали, Питер продолжил, улыбаясь:

– В свое оправдание добавлю только, что контракт составлен несколько раньше, чем завершился финал. Мне показалось, что Вележев интересен даже не как победитель престижного конкурса, а как интерпретатор: смел, импульсивен, непредсказуем. Такая порывистая эмоциональность, тонкая музыкальность в сочетании с точностью – редкое явление на современной сцене.

Илона слегка толкнула Митю плечиком, время высказаться. Он выдержал паузу, когда молчание в зале стало напряженным, заговорил медленно, тщательно подбирая и расставляя в нужном порядке известные ему английские слова:

– Я сделаю все, чтобы оправдать доверие. Мнение экспертов важно, однако признание широкой публики еще предстоит завоевать. Это легче сделать, когда есть такая возможность. Спасибо всем, кто меня поддерживал. Заранее спасибо всем, кто готов меня слушать. Говорить трудно, мой выбор – играть на рояле, жизни не хватит сыграть все, что написано великими композиторами.

– Будет в репертуаре современная музыка? – вопрос из зала прозвучал неожиданно. Митя задумался. Долгая пауза, молчание не прерывалось.

– Я предпочитаю Шопена и Листа. Гайдна и Моцарта. Шумана и Шуберта. Баха и Генделя. Список неполный. Возможно, через годы мои пристрастия изменятся, но через многие годы, по-видимому. Невозможно объять необъятное, как я уже сказал, жизни не хватит, чтобы переиграть все, что написали даже эти восемь перечисленных мной композиторов. Дань Эмилю Барденну я отдал сполна.

– Собираетесь ли снова побеждать в конкурсах?

– Я не планирую больше участия в состязаниях. Мой первый опыт прошел успешно. Победа требует огромных усилий. Чрезмерных усилий. Стрессы, волнения. Опыт бесценный, но мое призвание – играть концертные программы. Любой сложности. На сцене я чувствую себя спокойно.

– В какой форме предполагается сотрудничество с одной из ведущих продюсерских компаний? – Это комментатор «Би-би-си» включился в беседу, Илона мгновенно ответила, была готова заранее:

– Это покажет будущее, самое скорое. Мы вместе летим в Лондон – Митя, господин Уэйль и я, как пресс-секретарь Вележева и новый сотрудник ведущей продюсерской компании. Наши переговоры с мистером Уэйлем проходили в теплой и дружеской обстановке взаимного понимания, мы успели оговорить многое, но далеко не все. – Она хитро посмотрела на Питера, тот улыбнулся, словно в подтверждение сказанного. Митя растерянно кивнул, соглашаясь: Илона повела рукой в его сторону, сверкнул голубыми звездами внушительных размеров бриллиант на тонком пальчике, кольцо он заметил только что.

Втроем они позировали фотографам, отвечали на вопросы по пути в «Афину», репортеры гнались по пятам, будто время общего собрания прошло впустую.

– А почему Знаменский так внезапно уехал?

– Вопрос адресован Кириллу? – съязвила Илона, почти не оборачиваясь. – Насколько я знаю, срочный вызов, незапланированный концерт. На лондонской пресс-конференции он уже дал пространные объяснения.

Впрочем, особый вид журналистов, предпочитающих неоговоренные заранее контакты, стерегущих жертву под дверью в туалет, бассейн или баню, считая, что это лучшее время для эксклюзива, – неистребим.

В номере у Питера троица вдохновенно обсуждала детали контракта. Питер и Илона дорвались наконец до виски с апельсинами, гостиничный сервис заработал в обе стороны, заказ – выполнение, а не только заказ.

Митя пил кофе и воду, поглощал бутерброды, возбужденно повторяя, как он счастлив: вопросы прекратились, и впереди финальное выступление, программа по выбору. Илона уговаривала сыграть «Сонату» Барденна, его конкурсную фишку.

Он смотрел на нее, кивал, не слыша слов. Из головы не шел вопрос, его собственный вопрос, смешной и мучающий нещадно. Он все хотел спросить ее: «Откуда это кольцо появилось, кто дал его тебе?» Однако Митя молчал, делал вид, что слушает Питера, вникает в пункты договора, но контракт казался ему неизбежным, уже случившимся, само собой разумеющимся, как и победа. Все прошло, все кончилось, это главное. Он свободен.

В памяти мелькали образы последних дней: занятия, прогулки, репетиции, выступления, Илона, Илона, Илона, кольцо на пальце, кренящийся рояль, бессонница, поздравления, победа, сутки беспробудного сна.

«Это Питер подарил ей кольцо», – внезапной бегущей строкой прошло по ленте воспоминаний, поверх ожидания, озарений, преодолений самого себя, бесконечных телефонных разговоров, он даже привык к телефонному общению, главный положительный результат пребывания в А.

Остальное – утрясется как-то, уладится. Он вежливо кивал, отвечал иногда, застенчиво улыбался, машинально поддакивал, будто подглядывая за неведомо откуда ввалившимся в его жизнь элегантным господином Питером Уэйлем и своей любимой куколкой Илоной. Отобрали куколку. Но ведь куколки на то и куколки, чтобы их отбирать. Позже куколку можно отобрать у отобравшего. Потом ее снова кто-то отберет. Можно еще раз вернуть. И так без конца.

А бриллианты ей очень идут, кстати говоря.

В финальном концерте он сыграл Четвертый «Трансцендентный этюд» Ференца Листа. «Мазепа» – его коронная фишка, а вовсе не «Соната» Барденна, как Илона думает.

Митя играет, не замедляя стремительную октавную мелодию, как обычно делают для удобства и вычурной многозначительности (иначе ведь не сыграть, руколомная музыка, принято считать), он преодолевает сложности легко, не выбиваясь из ритма.

Неистовое продвижение к цели. Одержимость и страсть. Его ноу-хау. Это он и сыграет ей, она поймет.

Выйдя на сцену, Митя объяснил публике, что музыка Барденна прекрасна, но жизнь продолжается, великие произведения достойны новых интерпретаций. Есть такое замечательное слово в английском – «relentlessly», завтра Митя начнет внимательно изучать и другие слова, мы летим в Лондон, вы знаете, – в публике зааплодировали, прошел одобрительный гул. Он продолжил, ему очень хотелось это сказать:

– «Relentlessly» значит «неумолимо». Легендарный листовский «Мазепа» – неумолимое стремление к цели. Порыв напролом. С романтическими передышками, разумеется.

Зазвучали стремительные аккорды, еще немного – были бы судорожными. Но нет, рискованное чувство меры ему не изменяло, Митя великолепно балансировал на тонкой грани между вдохновением и безумием. Шел по острию лезвия, не срываясь. Держал зыбкое равновесие. Знал секрет, чтоб не падать, он прост: на землю не спускаться, никогда.