Текст книги "Кто поверит эху? - Часть 4 (СИ)"
Автор книги: Светлана Дильдина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Анэ чуть изогнулась, что должно было означать перемену позы, продолжила:
– Ладно, пусть нравился, вкусы у всех... Но ты разве сама не боишься? А если он с тобой решит рассчитаться за гибель отца? Всякое ведь болтают. Да, чушь, но ведь верят некоторые!
– Он не из таких.
– Ты вообще какая-то странная. Отказалась от Энори – на него ведь мельком посмотреть и то была радость! – а теперь вот возьмет и отправит тебя куда-нибудь в глушь, запретив общаться с семьей. И, между прочим, никто ему не помешает. Или еще что похуже. Самой в такие руки идти...
– Помолчи уже, – прикрикнула было Майэрин, но голос вышел предательски-тоненьким. – Сестра ты мне или кто, зачем пытаешься напугать? – сказала уже совсем по-девчоночьи.
Анэ спрыгнула с диванчика, кинулась ее обнимать, позвякивая височными подвесками и браслетами – и дома украшалась, как на праздник. Хоть и простое сейчас на ней было, молочный камень да бронза – негоже иное сразу после траура.
– Ты же моя драгоценная, чудачка-тихоня, как же я тебя отпущу? Подумаешь, старшая! Я бы тебя защищала, как маленькую... ты ведь жизни не знаешь совсем.
Льнула к Майэрин, и сердилась, и чуть не мурлыкала, пытаясь отговорить.
– А мама-то хороша – согласна! – прошептала недовольно, и все-таки совсем вслух не решаясь высказать осуждение.
После смерти Тори Дом Аэмара ощутил себя в утлой лодке: богатства и влияния хватило бы, чтобы снова подняться, уже с другим главой, но слухи о сомнительных делах умершего поползли. Поэтому предложение Рииши приняли – как он потом узнал, не без раздоров в семействе, но дядюшка Майэрин и ее мать рассудили верно. Репутация Дома Нара безупречна, а Рииши на хорошем счету у обоих братьев Таэна.
И свадьбу назначили почти сразу.
Ясное дело, зачем такая спешка. Любой, кто был в курсе дел, не сомневался: хотят заручиться поддержкой, расследование смерти Аори и подлогов еще не закончено. Позволить, чтобы родных твоей жены осудили... всегда можно найти лазейки, или хоть оказать помощь.
Кэраи был бы скорее доволен, если бы не сомневался – свадьба не подспудная интрига самих Аэмара. А это меняло все дело, и утро, когда принесли известие, показалось весьма скверным. Рииши всегда был прямым как дротик, и таким же простым. Если знать, как взяться, и вертеть им так же легко. Но придти, посоветоваться – нет, это ниже нашего достоинства...
Вот так и начинаешь подозревать... каждый пень.
После смерти Истэ он какое-то время был словно в тумане. Знал, конечно, о визитах Рииши в дом Аэмара, но последнее, о чем всерьез думал, это о делах Соек.
Звать молодого человека не пришлось, он явился сам. Сообразил – сразу, как о свадьбе договорятся, Кэраи об этом узнает. Договорились вечером, известие принесли на рассвете, а Рииши прискакал к воротам чуть раньше полудня.
Застал хозяина дома за написанием распоряжений. Ради гостя тот не спешил отложить тушечницу и кисть; почерк у Кэраи всегда был безупречным, сейчас же знаки, наверное, достигли совершенства в глазах Небес. Жаль, чиновники, к которым поступят эти бумаги, красоты не оценят. Еще ровная линия, поворот, и еще – черные мазки расцветают. Какая жалость, что этой самой кистью и тушью нельзя изобразить что-нибудь на напряженной физиономии гостя.
– Как понимаю, это дело решенное?
Настороженное, смущенное молчание было ответом. И неудивительно – молодой Нара знал его достаточно, чтобы понять – хозяин дома в бешенстве. Хорошее парень выбрал время, ничего не скажешь. Война, заговорщики, смерти загадочные – а детишки уже сговорились. Разумеется, сами, всё сами, никто не подталкивал. Хуже дурака только дурак с инициативой...
– Ни я, ни даже мой брат не могут запретить этот брак... Одна из немногих оставшихся привилегий окраинных провинций – могущественные Дома организуют семейные связи, как им угодно...
Лицо у Рииши такое было, словно сейчас и третью невесту отнимут. Кэраи это неожиданно развеселило – ненадолго, но и сухая ярость улеглась, пришло спокойствие.
– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь?
– Приношу вам верность Дома Аэмара. Хотя бы временную, но сейчас и это полезно.
– О да, пока они будут верными, они и мечтать не могли о таком подарке. Но ты держал когда-нибудь тритона в руках? Скользкие твари. Даже если Майэрин вправду милая девочка, остальные своего не упустят, а они посильней в интригах, чем все Нара вместе взятые.
– Самоуверенным дураком никогда не был, и, надеюсь, не стану. Очень трудно доверять тем, из-за кого, возможно, погиб мой отец. Думаете, я об этом забуду? Даже если и захочу, не получится. Так что... я готов слушать и слушаться вас.
– Пока делай, что собрался. Потом уедешь в Срединную, к оружейникам. Там до тебя не доберутся так сразу, а мне не придется ломать голову, чем тебя еще соблазняют Аэмара.
– А Майэрин?
– Хочешь, бери ее с собой. Если тритоновский курятник всполошится, оставь, хотя я бы не рисковал – мало ли что ей нашепчут к твоему возвращению. И еще... я обязан довести до конца расследование смерти твоего отца. Если он был отравлен, это не просто рядовое убийство. За такое весь род самое меньшее отправляется в ссылку. Подобное преступление и Столица без внимания не оставит.
– Я и сам помогу следствию, если нужно, – спокойно ответил молодой человек. – Но Майэрин не отдам, она будет уже моего Дома.
– Вот даже как...
Интересно, что же за девочка там, подумал – но не сказал, разумеется. Вряд ли писаная красавица, об этом бы городские слухи давно разносились. Что-то другое в ней есть, и хорошо бы не отцовское коварство.
И самому Рииши верил не до конца. Нет, сейчас парень на его стороне полностью, но вот надолго ли? Лучше ему быть в Срединной.
**
Когда идет битва, звуков так много, что голос командира не будет слышен, вместо него звучат барабаны. Одна барабанная россыпь – команда на выдвижение, вторая – сигнал к атаке. А гонги указывают остановку и отступление.
С Небес, наверное, и военный лагерь, и поле боя выглядят довольно пестро, оттуда не видно грязи под ногами, на лицах и на одежде. Зато видно разный цвет знамен, флажки командиров, – и головные повязки у воинов разные, чтобы скорее собирать своих.
На снегу еще ярче, но его время ушло. Снег тут остался только в ложбинах и затененных овражках, все остальное либо растаяло пол блеклым еще солнцем, либо вытоптали.
Сейчас лагерь генерала Таэна отдыхал после очередной стычки. Конники рухэй немного спустились вниз и напали с юго-востока, отчаянная атака – почти прорвались к самой крепости. Пришлось перебросить туда воинов с запада, и атака захлебнулась. Но вражеский отряд, хоть и понес потери, не был разбит, он внезапно отступил, будто передумал.
– Это признак бессилия, – говорили некоторые офицеры. – Еще немного, и мы вытесним их из долины в горы Эннэ.
– Торопитесь, – хмурился Тагари. По обширной долине Трех Дочерей они могли еще долго гоняться друг за другом, окончательно погубив надежду на весенний сев. Прошлогоднее наводнение уничтожило много запасов, а теперь во всем северном округе наверняка будет голод.
Как бы там ни думали простые воины и офицеры, все равно ему не было.
Ставка Тагари располагалась сейчас на северной стороне озера, здесь не деревья росли – кустарник, и не было нагромождения причудливых скал, как подле самой крепости. Совсем рядом лежала темно-синяя гладь воды, тихая, равнодушная к битвам. Если бои начнутся на берегу, кровь потечет в озеро, будут на мелководье качаться тела, может, и возмутится оно, выплеснет волны, смывая всех без разбора?
А пока тут даже птиц было мало. Какие-то еще не вернулись из более южных земель, каких-то распугали воины. Мало радости вить гнездо под ногами или копытами.
Завершил обход лагеря – дело небыстрое, но самим Тагари для себя установленное. Надо видеть лица солдат, говорить со своими людьми, а не отгораживаться стенами шатра. А вот и он самый... Ветер стих, и рысь на его навершии, на малиновом флаге поникла, растеряла боевой задор. За шатром играли на флейте, верно, кто-то из солдат. Хорошо играл, звук далеко разносился, и сейчас это было неважно, не в засаде сидят.
Опустился на стул у стола, велел подавать обед. Или уже ужин? Неважно...
Подумалось – надо бы написать сыну. Известия из Осорэи получал достаточно регулярно, в том числе и от брата, о мальчике там упоминалось всегда одной строчкой. И этого хватало – жив, сперва был дома, теперь в Храмовой Лощине, что еще надо?
Но, может, самому черкнуть что-нибудь... все-таки раньше наведывался каждый раз, возвращаясь из разъездов, а теперь еще невесть когда.
Но сам написать не успел, пришел вестник с другим письмом.
Стал снаружи, почти на пороге шатра. Гонец был лет тридцати с виду, необычные волосы – с рыжинкой – в закатном солнце казались еще ярче. Сам в добротном доспехе, со значком первой ступени на рукаве и головной повязке.
– Известие от правого крыла, – поклонился, протягивая свиток.
– Проходи, давай сюда.
Этого офицера Тагари близко не знал, хотя тот уже несколько лет служил в Черностенной. Так, видел изредка. Бывают такие люди, вроде все при них, и на службе успешны, а нелюдимые.
– Разведчики говорят, У-Шен готовится перебросить конницу к северу.
– Это еще зачем? – Тагари удивлено вскинул глаза, открывая футляр со свитком. Крышечка была намертво запечатана.
– Да что вы там, золото что ли от разбойников прячете.... – дернул крышку сильнее, и в этот миг что-то ударило в правый бок, меж пластин; от боли перед глазами все покраснело. Был ранен не в первый раз, и все понял. Сумел вскочить, отбросив руку, занесенную для другого удара. Ткань на боку промокла – чувствовал и под доспехом.
Тут же в шатра стало очень много народу и нечем дышать, и заблестело очень много клинков. Тагари успел увидеть злое и растерянное лицо вестника, и то, как он уклонился в сторону от охраны. На один миг, но хватило ему, чтобы тем же ножом – длинным – ударить себя в горло.
Что-то мне это напоминает, подумал Тагари, повисая на руках приближенных. И что там в футляре, все-таки письмо или какая-нибудь издевательская штука?
И кто...
**
Ка-Ян, ординарец, бродил у шатра командира, извелся весь. Глядел на небо, нет ли ястреба с письмом? То, что после обманного нападения другого отряда рухэй – отвлечь внимание, открыть им проход к Юсен – чья-то рука нанесла удар вражескому командиру... Да кто ж этот добрый человек-то?? Ни Мэнго, ни У-Шен убийцу не посылали, и вообще, по слухам, это был кто-то из тамошних. Заговорщики в их стане, так получается.
Вышло только ранить, но есть надежда.
После его смерти, конечно, войска Хинаи вряд ли свернут лагерь, отдавая север, но всяко придут в смятение.
Вдыхать сыроватый свежий ветерок было одно удовольствие, но, больше часа уже бродя по лоскуту земли возле шатра, молодой рухэйи начал мерзнуть, и носом зашмыгал. Скорее бы уж...
Простучали копыта, приехал Вэй-Ши. Бросил ему поводья, а ординарец быстро их сунул мальчишке-конюху.
Новости, новости-то какие?
– Жив пока, – буркнул Вэй-Ши, заходя в шатер. Ка-Ян тоже сунулся было за полог, но командир так на него зыркнул из-под насупленных бровей, что ординарец сразу же подался назад. Что командиру не нравится, интересно? Что жив вражеский генерал? Ну так ранен, по слухам, серьезно, руководить войском пока вряд ли сможет. А тем временем пара отрядов и проскользнет дальше по отрогам Юсен, тропами, которые рисовал Энори.
Где он сейчас, интересно... и не ждет ли ловушка? Ведь именно люди Вэй-Ши должны взять Сосновую...
Но, если все честно, сейчас в ставке генерала не до них. Может, еще умрет?
По слухам, нападавшего схватить не смогли. Но если бы и схватили, никакой разницы. Это уж местным тем заговорщикам надо было придумывать, как не дать ему заговорить. Наверняка наготове был еще один человек с ножом.
Эх, погода-то какая, ветерок свежий...
Заговорщики, конечно, хорошо подгадали, сейчас Тагари показал свою слабость; хоть и людей почти не потерял, все ж не разгадал хитрость рухэй. Самое время его знамя поменять на другое... Что ж, теперь будем с заговорщиками драться.
Если, конечно, умрет.
Вспомнил разговор не сильно давний, с Энори. Тогда ординарец подумал, и высказал вслух – раз поговаривают о колдовстве проводника, может, сумеет он генерала того, прикончить? Ну или волков натравить, или иную силу...
Энори эту речь оборвал непривычно резко. Впервые видел, чтобы у него стало злое лицо. Вот-вот и укусит. Ничего не сказал больше, только головой дернул. Тогда Ка-Ян усомнился, а точно ли помощник на их стороне? А может, он настолько генералу предан, что, что... тут воображение отказало.
Что помог захватить север провинции и направляет отряд к еще одной крепости?
Хороша верность.
Но все-таки, если умрет вражеский генерал, то победа, считай, им рукой помахала. А тогда Ка-Ян домой вернется, к семье, к братишке, награду получит, и лошадей пару купит, и женится...
**
"В лощине, носящей название Красный камень, в пятый день месяца Кими-Чирка генерал Таэна получил предательскую рану в бок. Мнения, кто послал предателя, разделились – его непосредственный командир был в отчаянии, не зная, как ответить за измену доверенного офицера. Но расследование, тщательно проведенное, не выявило его причастности. В Черностенную также послали людей. Большинство, однако, сходилось в том, что предатель был подкуплен рухэй.
Тем временем здоровье генерала было в большой опасности, и скорее не из-за раны, хоть и тяжелой, но из-за его непременного желания быть на ногах и сражаться. Лекарям стоило большого труда с ним совладать. Будь он не столь слаб, сел бы на коня, и тогда, вероятно, все бы свершилось иначе..."
Летописец Сосновой Яари Эйра.
Воздух в горах Юсен пахнет туманом и хвоей, иногда в нем проступают травяные оттенки и он теплеет, принося надежду, что скоро кончится надоевшая промозглая сырость. А рядом с домом совсем не было хвойных деревьев, разнотравье покрывало холмы. И вот, когда ветер теплеет, кажется ненадолго, что это привет из дома.
Всего один раз написал родным, и ответ получил, очень сдержанный, почти как чужому. О прежних его "подвигах" уже были наслышаны. Хорошо хоть не отказались от Лиани вовсе.
Ладно, вот кончится война, приедет сам.
Вечерело уже, свободное время для всех, кроме караульных и части обслуги. В уголке хозяйственного двора собрались несколько человек; голоса их услышал Лиани, который бродил возле кухни, дожидался Кэйу. Сидели на чурбачках, которые еще не отправились на растопку. Подошел поближе, видел их, полускрытый кухонным пристроем. И старожилы крепости здесь – те, что считали себя солдатами, гордились службой, но и в мирные дни пришли бы в ужас от мысли, что их могу перенаправить, к примеру, в Ожерелье. И новобранцы были, куда менее уверенные, которым вовсе тут ничего не сдалось. Сидели, толковали о чем-то.
– Это не просто холодная весна, – донеслось до Лиани, – это все тварь, которую рухэй выхвали себе на подмогу. Он заморозил землю.
– Да ну! – не поверил совсем молодой новобранец.
– В Ожерелье они скрылись от взора разведчиков, потому что прошли по льду, под козырьками снега. Как удалось бы? Это их колдуны призвали помощника, или еще как привадили горную тварь.
– Ее хоть кто видел?
– Видели... Серая тень, лица толком не разобрать. А голос сладкий, как девичья песня, заслушаешься и не заметишь, что уже волю его исполняешь. А если все же пойдешь поперек, он разорвет тебя на много кусков. Рухэй сами не любят помощника этого, опасаются. "Открывающий горные тропы" прозвали его.
– Я слышал, он спал под огромным камнем, – вступил еще один парень. – Валун откатили, горный дух спросонья угодил в ловушку. Пока не исполнит желание, как на привязи теперь. А желание – победа в войне. Ему все равно, кому служить, лишь бы наконец отпустили.
– Сказки все это...
– Вот погоди, отправят нас к Трем Дочерям, там и убедимся, какие сказки. Сейчас генерал оттесняет рухэй к горам, но в горах-то самая сила этой твари...
– Хватит, – сказал Лиани, выступая из-за угла. – Про Мэнго рассказывали, что конь его дышит огнем – тоже верите?
– Так ведь... им явно нечисть помогает. Без нее бы не справились!
– Свою слабость легко объяснить злыми силами. Просто враги наши понимают – сейчас или никогда, вот и отчаянные такие. А мы... если подобные разговоры ведутся и в Трех Дочерях, неудивительно, что война все идет.
– Так это... – начал было кто-то.
– Хватит, – повторил Лиани, на сей раз жестко. – Хотите быть наказаны? Такие разговоры могут приравнять к измене. Верьте во что угодно, но не смущайте других, которые, может быть, искренне готовы защищать свою землю.
Люди притихли.
Давно, подумал Лиани. Давно не приходилось приказывать... да и десятником-то в земельных – редко. Но уж лучше он, чем старшие офицеры услышат. А если продолжат разговоры свои... да, может, и правду говорят, он сам видел болотную нежить.
Но иногда надо жить так, будто все это глупые сказки. Иначе страх пересилит, а с ним совладать куда труднее.
Глава
Сайэнн ночью никак не спалось. То вставала она, то садилась на кровати, и, хоть вела себя тихо, все-таки нечаянно разбудила верную Минору, спавшую в комнатке рядом, за тонкой стеной.
– Госпожа? Что же вы так? – прибежала, едва набросив длинную кофту на ночную рубаху. – Случилось что?
– А как бы ты на моем месте, я вся в синяках, – огрызнулась молодая хозяйка: не хотела быть грубой, но служанка сейчас оказалась лишней.
– Да не так уж вы и ушиблись, мы ж вас хорошо осмотрели, – удивилась Минору.
– Значит, я простудилась. Ну, иди уже.
– Жара нет, – тревожно пощупала лоб, – Может, травок вам отварить?
– Иди, говорю...
Ушла, бормоча что-то.
Сова за окном ухала. Никак не удавалось понять, справа или слева доносится голос, к беде или к счастью.
Сайэнн задремала уже на рассвете, но ненадолго, а проснувшись, велела все разузнать о нежданном спасителе.
– Должна я ему куртку вернуть, или нет? Недешевая вещь, – сказала довольно резко, и пожалела о тоне.
– Да я ж разве спорю? – удивилась Минору. – А вам вот послание от господина, просит приехать завтра. Не знаю только, не приболеете ли...
– Я на днях была в крепости. Зачем мне туда снова?
– Так это... его день рождения скоро. Забыли?
– Как же ему уже много лет... Гонец еще здесь?
– Где ж ему быть, дожидается.
– Пусть передаст, что я нездорова.
Поутру Минору поила ее медовыми отварами, приговаривая, что больше одну верхом не отпустит.
– Надо будет – заплачу сыновьям соседа, пусть сопровождают!
– Этим болванам?
– Да уж поумнее вас! В начале месяца Чирка купаться в горном ручье!
– Уже почти середина, – улыбнулась Сайэнн. – Как, удалось что-то узнать о... том человеке?
– Пока нет, госпожа. Верно, он из разбойников.
– Да-да, и живет в пещере под камнем... Брось молоть чушь. Просто поселился у кого-то из местных, а не в гостинице. И заметить его здесь не успели.
Сидеть дома было невмочь, а к лошадям сейчас не подпустили бы даже погладить – вдруг обманет конюха, уговорит оседлать? Поэтому от надзора Минору улизнула в вишневый садик в богатой части села. Все как положено, староста постарался, вдохновленный некогда виденным в ближайшем городке – берега маленького пруда обрамляет камень, через пруд перекинут ажурный мостик, под деревьями скамейки стоят... Скоро, наверное, тут очень красиво будет. Вот все зацветет...
Тоска сердце сдавила. Разумеется, зацветет. И разумеется, увидит Сайэнн розоватую пену лепестков, и опадание их увидит. Куда ей деться отсюда? Не как в родном доме, где любила смотреть на весенний сад, а скорее, как сосланные на выселки женщины она тут живет.
И никто не будет говорить ей на ухо слова, которые говорят девушкам теплыми вечерами, когда сверху звездные россыпи, а на плечи и волосы падает цветочный шелк.
Командир Таниера, верно, мог бы и сказать, если б она очень-очень попросила, да еще и написала, что говорить – но она не попросит, а он, к счастью, сам не пытался, лучше пусть дарит подарки. И самый лучший подарок это смешная ее свобода – проехать несколько часов верхом по горной дороге...
И даже сейчас не одна – у выхода ждет слуга. Спасибо хоть согласился не ходить по пятам, а то ведь Минору ему страшнее хозяйки.
Стылой была скамейка, на которой пристроилась, глядя на пруд. Нет, зачем себя обманывать – ни красоты здесь сейчас нет, ни уюта. Собралась уже встать, как не то услышала, не то угадала легкие шаги.
– Госпожа, рад видеть, что ледяная вода вам не повредила.
Стоит, касаясь ладонью ствола; темно-серая запашная рубаха, как у охотников, плотная шерстяная; другая под ней – видно края рукавов и ворот – цвета талого снега. У ручья не успела рассмотреть, как и у святилища. Он, похоже, не из богатых, ничего на замену отданного не надел, но одежда добротная, новая.
– Это вы... – голос подсел, будто глотнула ледяного питья.
И что в этом человеке так зацепило-то... Если разобрать, то в крепости пара офицеров будет красивей, да и старший сын старосты – они как раз того типа внешности, что нравится ей, другие совсем. Но ни разу при встречах с ними не бросало то в жар, то в холод. Все-таки простудилась, наверное...
– Куртка ваша... я позову слугу, пусть принесет.
– Оставьте ее за воротами. Сейчас нет смысла устраивать беготню... и тепло, – улыбнулся так, что уж точно солнце выглянуло и согрело – не только Сайэнн, но заодно, кажется, и скамейку.
– Я искала, кто вы, хотела поблагодарить.
– Снова? Ваши слова слышать приятно, но я не заслужил столько. Придется сделать что-то еще, – стоит, смеется, и поглядывает на пруд, будто хочет скинуть ее туда, чтобы опять вытащить. И Сайэнн не удержалась, засмеялась тоже.
– Но кто вы?
– Я здесь по делу. Но сегодня не хочется ничем заниматься...
Ветерок поднялся, принес далекий рокот барабана и надрывный всхлип дудки. Заметив, как молодая женщина удивленно повернулась на звук, пояснил:
– Готовятся к представлению. Ваше село посетили актеры.
– Мне никто не сказал.
– Пришли на рассвете, их четверо, не знаю, что покажут. Обычно такие маленькие труппы умеют многое, чтобы всем угодить. Вы любите бродячих артистов?
– Я? Нет... то есть не знаю, господин Таниера всегда говорил, женщинам негоже глядеть на такие вот представления. Шутки там грубые, да и сюжеты сценок... В городах, в театрах для знатной публики другое, но здесь...
– Грубые? Может быть... Но они близки людям, они о том, что составляет их жизнь.
– Жизнь простых земледельцев, ремесленников.
– Которые сами как земля, без нее никуда ... Но зато ведь такие актеры свободны на представлении и дарят эту свободу другим. У них нет долга, который обязывает – только зрители и их любовь. Но вам, госпожа, все это незачем слушать, неинтересно...
– Нет, говорите! – Сайэнн подалась вперед, и сразу назад: – Ох... за мной идут, кажется... может, я и приду на представление. Может быть, я просто ошиблась.
– Тогда почему бы не составить свое собственное мнение? Они начнут вскоре – после полудня, и с перерывами будут работать до вечера, – теплой насмешкой блеснули глаза. Необидной, не как у господина Таниеры – мол, маленькая глупая женщина, тебе ничего не понять. Нет, он сам предложил – смотри, и реши...
– И вы придете туда?
– Да, часа через три.
Слуга появился на дорожке, а с ним служанка Мирэ, верная, но далеко не такая близкая, как Минору.
– Сейчас мне пора, – Сайэнн нехотя поднялась. – Может быть... мы увидимся.
Ничего не сказал, только наклонил голову в знак прощания, а взгляд из-под упавшей челки снова блеснул весельем.
По дороге не выдержала, оглянулась – его уже не было.
То ли слуга, то ли Мирэ, разумеется, рассказали Минору. Женщина хмурилась.
– Негоже это – вот так заводить знакомство.
– Ты думаешь о нем что-то плохое?
– Я его не знаю, госпожа. И вы не знаете.
– Он спас мне если не жизнь, то здоровье точно.
– Любой мужчина помог бы выбраться из реки красивой девушке.
– Вряд ли он мог с берега разглядеть, красива ли я. Думаешь, бросил бы меня обратно в ту лужу, окажись я страшна, как демон кошмаров?
– Ну, ладно, ладно... и все же ведите себя разумно.
...Идти, не идти? А если придет, как полная дура, а его там не будет? С другой стороны, не ходить – это заранее расписаться, что прав был ее покровитель, и зачем глупой женщине составлять свое мнение о чем-то, помимо нарядов?
В комнате было прохладно – окно приоткрыто. Сидя в одной нижней рубашке, оставлявшей руки открытыми, Сайэнн на столике выстраивала игральные комбинации из сушеной айвы. Медовое питье осталось нетронутым и остывало, стыли и лепешки.
– Да что ж вы творите! – вошедшая Минору хлопнула узорным ставнем, нависла над подопечной, несмотря на невысокий рост.
– Так уж вам хочется заболеть! – набросила ей распашное домашнее платье на плечи, сурово проследила, чтобы руки были вдеты в рукава. Продолжила хмуро:
– И что за игры с едой? Что творите-то, госпожа! Их есть надо – через весь округ, через всю провинцию везли, а вы по столу гоняете!
– Пфф...
Девочка предупреждающе кашлянула за дверью, принесла платье.
– Вот, госпожа, какое вы пожелали...
– Куда это вы? – Минору прищурила и без того чуть удлиненные глаза.
– Посмотреть представление...
– Давно ли вас площадные шуты интересуют?
– В этой глуши я скоро граблями и прялкой заинтересуюсь, – Сайэнн смахнула в миску айву, – На, убери, не хочу.
– И он там будет?
– Мне почем знать...
На всякий случай лицо отвернула – и вовремя, к нему прилил жар. И к плечам, и к шее.. да что ж такое, верно, сейчас вся пунцовая.
– Иди пока лучше... согрей мне питье. Это совсем остыло.
Платье выбрала темно-синее с поддевом цвета голубиного крыла, неброское. Еще не хватало стать центром этого самого представления. А вот украшения можно и подороже. Хм. Вдруг украдут в толпе? Неважно, ей делать нечего получить новые, даже просить не придется, только вздохнуть горестно.
Вот подойдут – бирюзовые подвески и ожерелье. Застывшие цветы небесных фей, которые они роняют с неба под ноги смертным...
– Госпожа, не делайте этого, – Минору подкралась так тихо, что молодая женщина, как та самая фея, уронила подвеску.
– Чего "этого"?!
– Я же не слепая. И знаю вас.
– Тогда ты знаешь и какая жизнь у меня была.
– Очень хорошая жизнь, госпожа.
– Неужто? С человеком, который годится мне в отцы, на положении почти изгоя?
– Как вы можете подобное говорить! – рассердилась Минору. – С вами носились, как с золотой вазой! Нет бы в благодарность ребенка ему подарить!
– Не хочу. Я и так не свободна, а буду связана совсем. И что этот ребенок получит? В семью ему не войти, госпожа костьми ляжет, а не допустит.
– Своих-то нет у нее, так что все еще возможно...
– Невозможно! – резко ответила Сайэнн. – И отстань от меня. Если кто и ведет себя неразумно, то это он, связавшись с Нэйта. И не хлопай глазами, мы это обе знаем.
– Ничего же не решено еще, – пробормотала служанка. Пыл ее поутих. И вправду – случись что, не пожалеют и Сайэнн. – Идите, если хотите, но возьмите девушку, хоть Мирэ, и осторожней все-таки, помните, кто вы.
**
Шимара никогда раньше не слышал, чтобы Суро так, простонародно выражаясь, орал. Изливал гнев в воздух, не заботясь, что поблизости не только пара верных людей, но и слуги за стенами его покоев тоже, считай, рядом. Не слышал, и сейчас поддерживал его полностью: просто взять и придушить наследника не получится, хотя, может, все-таки стоит?
Макори не захотел ждать.
Конечно, этот удар ножом Тагари был запланирован. Но, демоны его задери, не сейчас! А когда свершится переворот, когда Отряды Атоги подоспеют и возьмут Срединную, а сам он отправится на север на замену убитому генералу.
Макори решил, что отец преступно тянет, родина в опасности, а его самого задвинули в глухую крепость. Не менее преступно.
– Я ему башку сверну, – рычал Суро, опираясь о стол и наклонившись вперед.
Шимара грустно поддакивал.
Этот... молокосос вправду, что ли, надеялся возглавить войско взамен Тагари? Или что Атога туда резво на крыльях перелетит? Или еще что-нибудь?
Или... или произошло то, о чем Суро сейчас не подумал. Кто-то сбил с толку Макори, страдающего без дела, подал ему неверный сигнал. И этот кто-то живет с ними в одном городе и суть будущей интриги неплохо себе представлял.
Так что может не Макори шею свернуть, а послу?
Или... досмотреть это представление до конца, не влезая?
**
Жизнь в монастыре Черного дерева, Эн-Хо, легче не становилась, и продуктов оставалось все меньше, но беженцы теперь приходили реже, а весенний, сладковато-свежий, хоть и холодный пока ветер все чаще вызывал улыбки на лицах. И вести долетали обнадеживающие – войска генерала оттеснили чужаков от стен крепости и понемногу отодвигают к горам Эннэ. А там и крепости Ожерелья, хоть сейчас и полупустые, и граница недалеко.
Нээле тоже теперь нередко улыбалась, хотя сны опять начали ее тревожить. После недавнего, странного, каждую ночь стали приходить короткие видения – то кровь на камне прямо перед носом – казалось, и проснувшись могла дотронуться; то чужие голоса в тумане...
Монахи, которым рассказывала, советовали пить больше успокаивающих отваров, а меж собой – как-то Нээле случайно услышала это – толковали, попала к ним просто девушка впечатлительная или сновидица с неразвитым даром, может и вовсе не случайно ее сюда привела судьба. И как бы проверить это, раз пока им никакого знака.
Монахи были всюду, как воробьи – такие же невзрачно-коричневые и такие же неинтересные взгляду; он соскальзывал с фигур в широких одеяниях. Вот оно, истинное служение – становиться совсем незаметным для мира, но при этом делать для этого мира все, на что способен...
Жаль только для Нээле не могли сделать одного – избавить ее от тревог.
Но, какими бы ни были ночи, дни проходили довольно радостно. Только не для Мухи, страдавшего, что захватчиков победят без него.
– Я бы хоть к обозу войска пристроился, – говорил он.
– Пока в одиночку доберешься до Трех дочерей, будет лето, и, даст Заступница, уже все закончится, – терпеливо отвечала Нээле. Когда беседовали так, обычно чистили какие-нибудь корни, или мыли полы: девушка уже привыкла к маленькому помощнику.
– Можно дойти до Сосновой, – возражал Муха. – Оттуда новобранцы уходят воевать.
– Оттуда тебя точно прогонят. К отряду, который спешит, хвостиком не пристроишься.
Для Нээле эти беседы были чем-то вроде ритуала, подтверждающего храбрость мальчика. Для Мухи – она не знала.
Сейчас закончили нарезать коренья-приправы для супа – монастырским поварам приходилось готовить много. Работали на кухонном дворе, пристроившись у большого стола. Раньше за ним только готовили пищу, а сейчас и кормили беженцев.
Корзина, объемная, оказалась довольно легкой – девушка отослала Муху, решив, что сама донесет.
