Текст книги "Капкан для птиц"

Автор книги: Светлана Богословская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

***

Печальные мысли похожи на туман: взошло солнце, – и они рассеялись. Через грязную решетку пыталось пробиться солнце. Утро очередного дня. Я мысленно поблагодарила солнце за то, что оно светит для всех и для меня. Поблагодарила небо за небольшой кусочек над моей головой. Наверное, каждому из нас, если разделить небо на всех, и причитается такой маленький кусочек, который виден в тюремное окошко. Я поблагодарила сегодняшний день, что он наступил в моей жизни. Пусть темный, мрачный, но пока не принесший мне плохих новостей, а значит, счастливый.

Во мне боролись два человека: врач и оптимист-романтик. Врач бесконечно продолжал ставить диагнозы. Жизнь – это болезнь с летальным исходом. Любовь – воспаление. А большая любовь – это мучительная болезнь, которая быстро принимает хроническую форму. Есть такие лекарственные средства растительного происхождения, горечи. Наверное, и мне надо подлечиться, говорило во мне мое врачебное «я».

Любое страдание дается человеку во благо. Если ты чувствуешь боль – значит живешь. А если чувствуешь чужую боль?.. Я ощутила свою причастность к окружающему миру. Ведь собиралась быть сторонним наблюдателем, но сегодня поняла, что не смогу.

В камере началось движение, «движуха», и я попробовала все-таки рассмотреть этих женщин. Удивительно, что в XXI веке существует то, что я увидела. Вши, гниды, клопы, чесотка, туберкулез, сифилис, ВИЧ, гепатиты всех видов – и все это в одной камере. Таких больных здесь называют «букетчиками». У одной женщины были сразу ВИЧ, гепатит В, гепатит С и туберкулез. У нее сильно кровоточили десны, и во время кашля кровь изо рта разлеталась во все стороны. Дно человеческой жизни. Нет, я не испугалась заразы. Я сказала себе: «Я врач. У меня иммунитет. Сегодня я поняла, что не смогу быть сторонним наблюдателем, значит, теперь буду помогать этим несчастным людям».

***

Тюрьма – это недостаток жизненного пространства и избыток свободного времени. Есть шанс вспомнить всю свою жизнь. Я вспомнила свое счастливое советское детство, за которое спасибо родной стране и хорошим родителям. Вспомнила, как мечтала стать врачом. Как поступала в медицинский институт, и какой там был огромный конкурс, и как я его выдержала. Как выскочила замуж за сокурсника в девятнадцать лет, после непродолжительного знакомства. Мы пошли в поход на 9 мая в Клюкву (местечко под Курском) и сидели ночью у костра. Меня и мою подругу увел парень, а мой будущий муж пошел искать нас по ночному лесу. И нашел.

– Не много тебе двух девчонок? – спросил он.

– Выбирай любую.

– Вот эту, глазастенькую. – И выбрал меня.

К костру в ночном лесу мы вернулись с ним вместе и никогда уже не расставались. Эту фразу сейчас написала моя ручка. А расстались мы через двадцать три года. И я теперь ругаю себя за знакомство в темноте. В темном лесу, видимо, не рассмотрели друг друга внимательно.

***

О «делюгах» в тюрьме не принято говорить. А вот о личном, чтобы не палить душу изнутри, иногда хочется выговориться. Выпустить проблему наружу. И на душе становится легче. Вот и сегодня начались нескончаемые разговоры о жизни. Не договариваясь, выбрали тему измены.

Первой не выдержала Татьяна.

– Не знаю, может, вы будете меня осуждать, я долго терпела измены мужа. До меня постоянно доходили слухи, что он уже много лет гуляет с моей родной сестрой. Мне трудно было в это поверить. Когда я пыталась что-нибудь выяснить, он сильно избивал меня. Вот! – Татьяна вытащила изо рта вставную челюсть. – Или я его, или он меня.

Татьяне около тридцати лет. На лице множество шрамов. Красивое лицо – и так изуродовано.

– Вы не думайте, что я маленькая и худенькая. Выследила, завалила обоих. В кустиках спали, обнявшись. Подкралась потихоньку, платочек с головы сняла, сначала ему платочек на шею накинула, потом ей. Задушила обоих.

– Не жалеешь? Нисколечко? – вступила в разговор Катюха, молоденькая блондинка. – А мне своего жалко, каждую ночь во сне ко мне приходит, прощения просит. Я, наверное, не выдержу, с ума сойду. Поехал в Москву денежек подзаработать на свадьбу. Приехал и говорит: «Свадьбы не будет, я другую нашел». Ну, я и кинула в него утюг, не очень удачно. В висок попала. Шесть дней в реанимации пролежал и умер. Не знаю, как все это получилось. Я не хотела его убивать, лучше б той бабе отдала. Беременная я быта. Ребеночка сама вырастила бы, мама с бабушкой помогли бы. А теперь ни его, ни ребенка. И мне тюрьма.

В камере повисла тишина. Обстановку разрядила Веселая Ольга:

– А я своему немного до сонной артерии не достала. Ушел из дома на пять минут, пришел через сутки пьяный и двух телок с собой привел. Говорит: «Дорогая, я решил реализовать твои сексуальные фантазии». Я его слегка и царапнула ножичком кухонным. Город у нас маленький, провинциальный. За углом похоронная контора «Спи спокойно». Он бегом, а я за ним. Забежал в похоронную контору, залез в гроб, крышкой от меня закрывается, ножки поджимает, – гроб не по размеру пришелся, в мужике больше ста килограмм. Ору ему: «Иди домой к детям!» – а он лежит в гробу – белая майка вся в крови – и повторяет, что не пойдет. Я вытащила его из гроба, домой повела. Сотрудники похоронной конторы «Спи спокойно» провожали его взглядом в последний путь.

Все громко засмеялись. Кстати, Татьяне сначала дали всего два года. Состояние аффекта. Но прокурор опротестовал решение, и суд пересмотрел дело. Дали двенадцать лет! Она на суде сказала: «Я начала их искать». Получается умысел, умышленное убийство двух лиц. А надо было сказать: «Иду я по лесу и вдруг вижу мужа с моей сестрой в кустиках. Не помню, что я с ними сделала». Тогда приговорили бы к двум годам. А экспертиза, между тем, выдала заключение, что в крови жертв содержится смертельная доза метилового спирта и умерли они не от удушения. Танюха сама признательные показания дала о том, как она их душила, глупая. О, как убийственно мы любим!

…Вся жизнь – театр. Иногда мне начинало казаться, что дверь камеры – это вовсе не дверь, а занавес на сцене. Занавес вот-вот откроется, и появятся артисты. Итак, зазвенели ключи, загромыхала тяжелая дверь, занавес вздрогнул и пошел вверх. Сейчас появится новый человек, поведает нам свою судьбу. Может, поплачет, а может, посмеется и развеселит нас, как Леха веселил меня.

Кто заехал к нам в «хату» сегодня? На пороге стояла красивая цыганка. На ней были длинные пышные юбки, на плечах платок. Женщины в камере оживились: всем сразу стало ясно, что сегодняшний вечер пройдет весело, что нам поведают много интересного, споют и спляшут.

– Анжела, – представилась цыганка.

Женщины заварили чифир. Я в тюрьме увидела, как чай не только заваривают, но и варят. Если в камере у кого-нибудь есть кипятильник, в кружку наливают кипяток, насыпают туда спичечный коробок («корабль») заварки и долго кипятят. Варят. Ложка должна стоять в заварке. Потом эту черную жидкость с удовольствием пьют. Она дает энергию, бодрит. Я один раз попробовала: у меня кишки завязались узлом, во рту пересохло, сердце выпрыгивало из груди. Не можешь – не пей. Заедают чифир солью, таранкой, селедкой или карамелькой. Вот такая вот чайная церемония.

Анжела появилась в камере как раз в этот момент. Женщины предложили ей «чифирнуть», Анжела с удовольствием согласилась. Жили очень тесно, спали на вонючих матрасах по очереди. Постельного белья не было, а какое было, быстро уходило на прокладки. Дикость. Изредка выдавали прокладки из «гуманитарии», но этого не хватало. У меня было свое постельное белье, и я его берегла как зеницу ока: стоило отвернуться, и оно бы испарилось. Случалось в камере и воровство, и крысятничество, но всегда находился старший, который все разруливал. В основном жили дружно. Вот и сегодня появлению в «хате» Анжелы все обрадовались.

У нее на плече я увидела паутинку. Леха рассказывал мне про татуировки, и я уже различала женщин по наколкам. Паук – это символ наркоманов и воров. Если паук ползет вверх – человек ворует, если вниз – завязал. Паук в паутине – символ наркозависимости. Крестики между пальцами или между грудями – символ воровок. Купола означают срок: сколько куполов – столько лет. Четыре точки и в центре пятая: один в четырех стенах.

Анжела порылась в своих многочисленных юбках и достала откуда-то карты. «Пассажирить» – проносить запрещенные вещи. Карты – это предмет, который отбирается на шмоне. Анжеле удалось их хорошо спрятать, «дубачка» (женщина, которая проводит личный обыск) не нашла их. «Давайте я вам погадаю», – в знак благодарности за теплый прием предложила Анжела. Она разложила карты на столе, и женщины стали по очереди к ней подсаживаться. Всем она рассказывала про «казенный дом», к чему – и без карт было понятно. Практически всем говорила, что всего срока сидеть не будут, освободятся условно-досрочно.

Я раньше часто говорила: не верю, так не бывает. А теперь верю всему, еще и не так бывает. Единственное, во что мне до сих пор не верится, так это в то, что вам могут предсказать вашу судьбу. Но иногда предсказания сбываются. Иногда гороскопы говорят правду, и люди начинают верить. И я решилась.

Анжела разложила карты. Как всем, она сказала мне про казенный дом и условно-досрочное. Потом – что настанет в мой жизни звездный час, когда я буду оправдана, и еще – что выйду замуж за своего первого мужа. Я пишу эти строки через год после освобождения и могу сказать, что ни одно из предсказаний не сбылось. Но ее слова все равно глубоко запали мне в душу. Возможно, она дала мне установку, и эти события еще произойдут. Ведь жизнь продолжается, тюрьма это не финиш. Жизнь имеет одно замечательное свойство: несмотря ни на что, она продолжается.

Я поблагодарила Анжелу, поблагодарила этот вечер, краюху тюремного хлеба, который нам дали на ужин. Я ощутила этот потрясающий запах в меру зажаренной и подрумяненной корки и позволила себе такое счастье – насладиться вкусом еды.

Вечер продолжался. Анжела рассказала нам, что она и пять ее сестер и братьев рождены на Колыме, на зоне. Ее отец, русский, во время войны остался сиротой, бродяжничал по вокзалам. Его подобрали цыгане и вырастили по своим законам. А что это за цыган, если не ворует лошадей? Вот и он воровал, конечно, и его посадили. Сидел он на Колыме, потом перевели на поселение. Там он и встретил цыганку, женился на ней. Они народили много детей, но цыганка рано умерла, и он вернулся с Колымы один, но с кучей детей. Один их растил, больше так и не женился.

– Хороший у меня отец, – закончила Анжела свой рассказ. – Русский, но настоящий цыган. Знаете, как поет… Я люблю ему подпевать, жаль, гитары нет.

– Давай без гитары, Анжела, пожалуйста!

И Анжела запела. Как мы ей аплодировали! Браво, Анжела!

***

– Курочка Ряба – она несет золотые яйца. Нет, не так. Она несет яйца Фаберже. Они ж дороже, чем золотые. Сколько стоит грамм золота? А сколько граммов золота в яйце? Все равно получается дешевле… – все подсчитывала что-то Ольга.

Они вот-вот драться начнут, а я никак не соображу, о чем идет речь. Я только вчера с очередного этапа, я ничего пока не понимаю, меня в свое время здесь приняли за туристку, и лично мне эта ассоциация очень нравится: она помогает мне преодолевать все тяжести пути. Если хорошенько подумать, это всего лишь экскурсия. Я согласна на крыше автозака проехать всю страну, до Арктики, посетить лагеря ГУЛАГа на острове Вайгач, лагеря для политических в Котласе и Усть-Пинеге. Сколько можно увидеть, узнать интересного!.. Если не можешь изменить ситуацию, измени отношение к ней. Но, несмотря на весь свой оптимизм, я очень устала.

Веселая Ольга между тем не умолкала.

– Так что стоит дороже: золотое яйцо или яйцо Фаберже?

Она обращалась ко мне. Я еще не владела ситуацией, но почему-то интуитивно ответила, скорее всего, невпопад:

– Дороже всего стоит человеческая жизнь!

На верхней шконке (ее еще называют здесь «пальмой») лежал кто-то, накрывшись с головой одеялом, видны были только глаза. Я внимательно посмотрела на новенькую, ее лицо показалось мне знакомым.

– Я Наталья Брылькова из Кром-Быков[2]2
  Село в Курской области. – Прим. ред.


[Закрыть], не замужем.

Где-то я ее уже видела. Эти глаза…

Ольга не умолкала:

– Гони «делюгу», покажи «объебон» (приговор). – Она трясла койку, пытаясь спихнуть с нее тело. – Слышь ты, курица, лети с пальмы, я тебе сейчас устрою.

Ольга стянула с девчонки одеяло, и я наконец узнала ее. Она уже попадала сюда, но ее отпустили. Дали условный срок и отпустили. Девчонка в прошлый раз постоянно твердила одну и ту же фразу: «Наталья Брылькова из Кром-Быков, не замужем». За что сидела, она в прошлый раз не сказала, но теперь Ольга все выяснила. Оказывается, Наталье дали срок за кражу курицы стоимостью в сто двадцать шесть рублей. Она украла у родного дядьки наседку и посадила ее у себя дома на своих цыплят. А поскольку образ жизни у Наташки был не очень – гуляла ночами, на нож нарвалась, – то дядя и решил: «Надо посадить в тюрьму, целее будет». И в целях Наташкиной безопасности посадил, связи у него в милиции были.

Суд рассмотрел дело и дал Наташке условный срок в два года. Ее выпустили, но она не ходила отмечаться к участковому и в службу исполнения наказаний, и по ходатайству дяди условный срок превратили в реальный. Два года общего режима.

– Это я от тебя под одеялом пряталась. Знала, что ругать будешь, – сказала мне Наташка.

– Не верю, что за курицу посадить могут, – вмешалась Ольга. – Тебя, дуру, родители, наверное, не в капусте нашли, а в конопле. Делюгу гони.

– Возьми там, в пакете.

Ольга быстро извлекла из пакета бумагу и начала читать вслух:

– «Курица оценена в сто двадцать шесть рублей. Перышки переливаются золотистым цветом». Это следователь так пишет. Я вам говорила, что курица непростая. Золотая курица. Следаку делать нечего на работе, дурью мается, а людям срок тянуть.

С этого момента к Наташке и приклеилось погоняло Курица.

Потом Ольга рассказала мне, что тут произошло без меня. Когда Курицу привезли с суда, она орала как бешеная: «Дядя – пидор! Судья – пидор! Прокурор – пидор!» Она не только здесь, она и в суде так орала. Мать потеряла сознание, ее увезла «скорая», а Наташке надели наручники и увезли в тюрьму. Девчонка кричала: «Все равно повешусь! Жить не буду! Повешусь!» В тюрьме ее встретил доктор Рюрикович, сделал успокоительный укол, и вот Наташка спала на верхней шконке, пока веселая Ольга ее оттуда не стянула за ноги.

***

Доктор Рюрикович – так звали его, любя, зеки. Он был Юрий Юрьевич, а фамилию придумали зеки, Ререкин. Зеки имеют один очень редкий дар: подмечают всё. Родители Юрия Юрьевича знали, что мальчик будет здоровенький, красивый, похожий на отца, поэтому назвали Юрой, в его честь. Но того, что он будет иметь дефект речи и очень сильно картавить, – представить себе не могли.

Мальчик действительно вырос высоким и красивым, а к логопеду его так и не отвели. Надо сказать, что и со своим дефектом речи он всем внушал симпатию. Закончил медучилище, стал тюремным фельдшером. От природы был очень добрым, у него легко выпрашивали любую таблетку, за это и любили.

Так вот, когда доктор, краснея, называл свое имя-отчество, у него получалось что-то вроде «Рюриковича». Зеки сразу подхватили понравившееся слово, и прозвище прилипло к доктору очень быстро.

Доктор Рюрикович часто обращался ко мне за помощью. Он знал, что я врач, а так как врачей не хватает везде, а тем более в тюрьме, и посоветоваться ему было не с кем, то он советовался со мной. Выведет из камеры в санчасть и просит посмотреть сложные случаи. Послушает.

– Что с сердцем?

– Элементарно, Рюрикович! Мерцательная аритмия.

– Понятно. А девку одну посмотришь? Говорит, беременная.

– Посмотрю.

– Если беременная, тогда уже гинеколога буду вызывать из города, беременность прерывать.

– Элементарно, Рюрикович! Так матка уже выше пупка! Прерывать поздно. Рожать надо.

– Что же делать? – задумался Рюрикович.

Мы с ним дружили. На обходе только почешу у виска (это был наш условный знак, стыдно, когда в «хате» вши), а он уже банку «вонючки» несет голову обрабатывать.

Сегодня доктор Рюрикович вколол Курице успокоительное и тихо попросил меня присмотреть за ней. Сказал: «Ожидается суицид».

***

– Все равно повешусь, – твердила Наташка.

– Зачем ты ее разбудила? Спать ей надо после укола. Поспит, успокоится, – сказала я Ольге.

Действие лекарств взяло верх над эмоциями. Курица позевала, позевала и уснула. Проспала до вечера, а когда проснулась, как будто забыла обо всем. К ночи вся тюрьма просыпается. Ночью тюрьма не спит, спят только менты. В десять часов вечера отбой – это по их времяисчислению. А по времяисчислению зеков это начало активной ночной жизни. «Смотрящий» произносит приветствие и «открывает дорогу». «Дорога» – это тюремное средство связи. У этой технологии вековая история. Шарфы и свитера распускаются на нитки, из них плетется «конь», прочная веревка, веретеном при этом служит тюремная кружка. «Конь» выбрасывается в окошко, и его ловят из другой камеры. Вот так образуется тюремный интернет. Дорога жизни. По этой «дороге» передаются маленькие записочки («малявы»), сигареты, конфеты, кофе, чай. «Смотрящий» из общака рассылает вновь прибывшим. Вся тюрьма снаружи оплетена этими нитями и веревками. Я не играла в эту игру, но всегда за ней наблюдала, было интересно.

А есть еще «удав» – система труб отопления, по которой при помощи кружки можно общаться. Одна «хата» «подтягивает» соседнюю: если тот, кто хочет с тобой поговорить, находится не в соседней «хате», голос передается по трубе в разные концы тюрьмы. Только говорить нужно в кружку, плотно прислоненную к трубе, а слушать – в перевернутую.

А «ракушки», общение через раковины умывальников?.. Речь слышно очень хорошо. Я не знала точно, кто изобрел средства связи, но уверена, что этот человек сидел.

Наташка вместе со всеми всю ночь «стояла на дороге», развлекалась, хохотала. Под утро все завалились спать. Я лежала на верхней койке и наблюдала за Наташкой. Она сидела напротив меня, внизу, в зоне моей видимости. Но скоро я тоже задремала, повернулась лицом к стене. И вдруг меня что-то подняло с постели. Я вспомнила. Видимо, какой-то кадр запечатлелся в моем мозгу перед тем, как я заснула. И точно, Курица повесилась. Я соскочила со шконки и стала приводить ее в чувство.

– Глупая, что ты наделала?! Отсюда возвращаются, оттуда – нет! Самое дорогое у человека – это его жизнь. Неужели твоя жизнь стоит сто двадцать шесть рублей? – говорила ей я.

***

Если учреждение карательное, оно не будет миловать, сколько бы милосердных служащих в нем ни работало. Я сразу обратила внимание на то, что сотрудники милиции все разные. Среди них есть много порядочных людей, которые честно выполняют свой долг.

Наступило жаркое лето. День медицинского работника, мой профессиональный праздник. В этот день я находилась в ИВС в своем городе. В камеру зашла смена охранников, они выстроились, прочитали мне пламенную речь, поздравили с праздником, подарили новую алюминиевую кружку. Мне ее вручил Сережа и даже руку поцеловал. Оказывается, вот что случилось с ним, когда он был подростком. Возраст от 15 до 18 лет обслуживали терапевты, а не подростковый врач. Мальчик заболел, и я пришла к нему по вызову. В городе была эпидемия гриппа, все лежал и с высокой температурой. У Сергея тоже была температура. Я спросила: «А кроме температуры, что еще беспокоит?» Еще беспокоил живот. Я только посмотрела и сразу направила в хирургию, где ему прооперировали аппендицит. Мама Сергея тогда сказала: «Еще бы немного – и перитонит». «За эпидемией гриппа разглядеть аппендицит? Спасибо вам, доктор, вы спасли мне жизнь», – благодарил меня Сергей. Больных надо прежде всего смотреть. Пальпация, перкуссия, все, как учил учитель. Любить надо свою работу, любить больных, любить людей. Хотя это бывает иногда очень трудно. И сейчас я рада, что люди помнят меня, что благодарны за помощь и не отвернулись. Есть среди сотрудников милиции нормальные ребята, и они не должны отвечать за поступки других.

***

Закон – тайга. Прокурор – медведь. «Вопросы к прокурору есть?» Двери камер поочередно открывались и очень быстро закрывались. «Вопросы к прокурору есть?» – опять нет. Все это происходило в изоляторе временного содержания в городе Ж., как я начала потом его называть. Вопросов к прокурору не было ни у кого. Все знали, что вопросов прокурор не любит, потому что ответов на них не знает. А вот у меня всегда была масса вопросов: от санитарно-гигиенических до очень серьезных. Я их записывала на бумажку и задавала прокурору. Почему так затягивают суд? Почему меня до сих пор не освободили? Почему до сих пор не арестованы Кичигина с Шурукиной? В суде я заявила, что отказываюсь давать показания, пока не арестуют Кичигину и Шурукину. (Их продержали под следствием год, а потом выпустили: они дали против меня показания, полностью изменив первоначальные, и теперь гуляли на свободе.) Почему свидетели обвинения, которые меня в глаза не видели, находятся под давлением? Никто не свидетельствовал против меня, а я уже три месяца нахожусь в тюрьме. На каком основании? Меня нужно срочно выпустить. Я нахожусь в антисанитарных условиях. Почему не наведут порядок? Почему не потравят крыс?..