Текст книги "Пульс далёких миров: Хроники той, кто слишком громко думала.(СИ)"

Автор книги: Светлана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава девятнадцать. Он говорит?

Я стою в зале среди командиров. Спина прямая, голос ровный – стараюсь не выдать, что внутри всё дрожит. Воздух гудит от напряжения: каждый взгляд, каждый вздох пропитан тревогой. Они ждут от меня ясности, а я… я несу в себе тайну, от которой мир либо спасётся, либо окончательно утонет.

– Я прошла через Лабиринт, – говорю я, и слова звучат чуждо, как не мои. – Увидела то, что скрыто от остальных.

Поднимаю зеркало Вейланов. Оно мерцает, переливается – как живой организм, хранящий тайны, которые я теперь знаю. В его глубинах пульсирует свет, как сердце неведомого существа. Я чувствую, как оно дышит в моих руках – то учащённо, то замедленно, подстраивается под мой пульс.

– Чтобы облако ушло, нужно войти в его сердце с этим зеркалом. Оно станет печатью.

Тишина. Тяжёлая, давящая. Я ловлю на себе взгляды – вопрошающие, тревожные, недоверчивые. Отвечаю на вопросы коротко, чётко. Но мысли то и дело ускользают к окну. Туда, где клубится зловещая пелена.

Облако поглотило планету. Оно дышит, пульсирует, меняет цвета – от чернильного мрака до лилового свечения. В его глубинах вспыхивают зарницы, похожие на тысячи невидимых глаз. Иногда туман расступается, обнажая призрачные очертания – то ли руин, то ли чудовищ, то ли вырванных из памяти воспоминаний.

Я смотрю на это и чувствую, как внутри разрастается ледяная пустота. Она ползёт по венам, сковывает сердце. Но я не могу позволить себе сломаться. Не сейчас.

Когда совет заканчивается, я ухожу. Мне нужно побыть одной.

Стою у окна, обхватив себя за плечи. Пальцы дрожат. В сознании вспыхивает образ:

Свет.

Голос, который не звучит, а проникает в самую душу.

«Нужно взять зеркало. Оно поможет запечатать облако. Но сосудом, тюрьмой для него станет носитель крови древних».

Перед глазами – Корв. Мой Корв. Его упрямый взгляд, шрам у виска, янтарные узоры на коже, пульсирующие в такт дыханию. Он мой свет. Мой единственный свет во тьме. И я должна его отдать.

Затем – Гагарин, щёлкающий антенной. Лира, улыбающаяся сквозь тревогу. Дариэн, сжимающий меч. Риэль, Элион, Док… Все они.

Они будут жить.

Миры, поглощённые облаком, будут спасены.

Любимые воссоединятся. Семьи вернут своих близких.

У них будет будущее.

А у меня – нет.

И в этот миг я отчётливо понимаю: я не могу поступить иначе.

Потому что я – переводчик с отсталой планеты.

Потому что я – Фэйла.

Мысль обжигает: Корв не отпустит. Он будет спорить, отговаривать, заставит искать другие пути…

Но их нет.

Как же я боюсь за него…

Он не вынесет моего ухода.

«Не беспокойся. Они забудут всё, что было после появления облака. Не будут винить себя. Будут жить дальше».

Образ в сознании – мягкий, утешающий. И тогда я очнулась.

– Я – та, кто выбирает «они», а не «я». Даже если есть «ты». Прости меня… – шепчу я в пустоту.

Вдруг – крепкие руки обхватывают меня за плечи. Родной голос, хрипловатый, с привычной усмешкой:

– Эй, отродье бездны. Ты куда сбежала?

Я украдкой смахиваю слезу, поворачиваюсь. Встаю на цыпочки, притягиваю его к себе. Наши лица так близко, что я чувствую его дыхание – тёплое, прерывистое. Его глаза – два янтарных огня, в которых отражается весь мой мир.

Я целую его.

Это не просто прикосновение губ – это прощание. Моё последнее «люблю», сказанное без слов. Я вкладываю в этот поцелуй всё: боль, страх, нежность, благодарность. Мои губы находят его, сначала робко, почти невесомо, затем – с отчаянной жадностью. Я хочу запомнить каждую секунду, каждый оттенок его вкуса, каждый трепет его дыхания.

Его руки сжимают меня крепче, он чувствует, что я ускользаю. Он отвечает на поцелуй – глубоко, отчаянно, пытаясь удержать меня одной лишь силой своего желания. Его язык касается моего, и это ощущение пронзает меня насквозь, как молния. Я тону в нём, растворяюсь, забываю, где я, кто я.

Наши лбы соприкасаются. Я приоткрываю глаза – его зрачки расширены, в них – паника, непонимание. Он хочет что-то сказать, но я прижимаю палец к его губам.

Он отстраняется, хмурится:

– Так, ты меня пугаешь! Что такое, Фэй?

– Ничего… Просто спасибо за помощь в Лабиринте. И… И… Я немного переживаю, как всё пройдёт… Там… – я киваю в сторону облачной пелены.

– Мы справимся. Ты справишься. Ведь ты – мой герой. Спаситель миров. Моя батарейка…

Я пытаюсь улыбнуться, но губы дрожат. Он замечает это, его взгляд становится ещё тревожнее.

– О-о-о, Корв, ты заразился от меня моим периферийным юмором? – я стараюсь говорить легко, даже игриво, чтобы развеять напряжение.

– Есть такой? Кажется, да, это передается через поцелуй. А ты ещё переживала, что мой свет заразен. – Он улыбается – той самой усмешкой, от которой моё сердце сжимается, рвётся на миллиарды осколков.

« Почему сейчас, Фэйла?» – спрашиваю себя мысленно. Вопрос вонзается в сознание, как ледяной клинок. Я не отвечаю – потому что ответ разъедает меня изнутри, как кислота.

Смотрю на него. На его упрямый изгиб губ. На едва шрам у виска – след битвы, которую он выиграл без меня. На янтарные узоры, пульсирующие в такт его дыханию.

«Ты нашла свой луч света в тёмном царстве. И должна будешь его подарить другой…»

Надеюсь, в той реальности, где я окажусь… у меня не будет сердца.

Не будет души.

Не будет памяти о том, как пахнет его кожа. Как звучит его смех. Как бьётся его сердце под моей ладонью.

Я согласна стать пустотой.

Согласна превратиться в оболочку.

Согласна исчезнуть – без эха, без следа, без прощального слова.

Потому что любовь – это когда ты отдаёшь последнее, что у тебя есть, потому что иначе нельзя. Потому что если не ты – то кто?

Корв смотрит на меня. В его глазах – тревога, недоговорённость, мольба дать ему надежду. А у меня её нет. Нет даже для себя.

Я улыбаюсь. Улыбаюсь, хотя внутри всё рвётся на части. Улыбаюсь, потому что это – последнее, что я могу ему дать.

– Всё будет хорошо, – шепчу я, и ложь обжигает губы.

Для меня «хорошо» уже не существует.

Но для него – будет.

Для них – будет.

И это… это единственное, что ещё держит меня на краю.

Последнее, что я чувствую, прежде чем стать ничем.

Краем глаза замечаю: Гагарин наблюдает за нами с выступа. Грустно щёлкает антенной – и скрывается в тени.

***

Позже, когда Корв отходит, я делаю глубокий вдох. Пытаюсь собраться. Смотрю на зеркало в своих руках – оно мерцает, подбадривает.

– Ну что, Вейланово чудо, – бормочу я, стараясь вернуть привычную иронию. – Пора спасать мир. Или как минимум попытаться не устроить из этого ещё большую катастрофу.

Улыбаюсь. Не ему. Не себе. Просто чтобы не закричать.

***

Капитан подошёл ко мне, руки сложены за спиной, сиреневые глаза – спокойные, но уставшие, в них отразилась вся тяжесть этого мира.

– Фэй, темнеет. Мало ли что. Если ты не против – проведём спасение мира завтра утром.

– Я не против… – ответила я, голос – ровный, не в груди, а где-то далеко, словно доносился из-за толстой стеклянной стены.

Корв молча взял меня за руку и отвёл в отдалённый угол зала – туда, где его отряд отдыхал в тени колонн, похожих на древние статуи забытых богов. Он улёгся на полу, подложив плащ под голову, и притянул меня к себе —

Обнял – руками и хвостом, плотно, надёжно, боялся, что я исчезну (не без повода, кстати). Его объятия были как крепость, как последний островок тепла в надвигающейся буре.

Я не спала.

Слушала его дыхание – ровное, но напряжённое, он видно, что сдерживал внутри бурю эмоций.

Чувствовала биение сердца под ладонью – ритмичное, мощное, как удары далёкого барабана.

Смотрела, как янтарные линии на его коже вспыхивают и гаснут в такт, как звёзды на ночном небе.

А если я случайно касалась пальцем – они вспыхивали ярче, радуясь моему прикосновению, как цветы, раскрывающиеся навстречу солнцу.

Как же трудно уйти, – подумала я.

Как же больно – выбрать «они», когда «ты» лежишь рядом и дышишь мне в волосы.

Весь храм погрузился в темноту – густую, бархатную, поглощающую даже эхо шагов.

И тишину – такую глубокую, что можно было услышать, как бьётся сердце мира.

Только постовые изредка мелькали в проёмах – тени, стражи последней надежды, призраки, охраняющие сон обречённого царства.

Пора.

Я отпустила тело.

Стала бестелесной, чистым сознанием, лёгким, как дыхание ветра.

Последний раз взглянула на своего шварха —

на его рога, тусклые в полумраке, похожие на ветви древнего дерева,

на хвост, обвивший пустое место, где я лежала, похожий на змею, защищающую своё гнездо, на лицо, где уже читалась догадка: «она уходит».

И пошла.

Больше не оборачиваясь.

Стояла на пороге Храма.

Передо мной – пелена Облака, густая, живая, дышащая, как огромный спящий зверь.

Внутри – всполохи, завихрения, пульс тьмы, жаждущей света, миллионы глаз следили за каждым моим движением.

Зеркало удобно лежало в руке – тёплое, живое, как сердце, пульсирующее в такт моим шагам.

Оно знало, что я стану его сосудом. Что моя кровь, моя память, моё „я“ – всё это превратится в печать. Но оно не сказало, сколько останется от меня самой. Иостанется ли вообще.  И это было страшнее всего.

– Ну поехали, спасать мир, – прошептала я, и слова растворились в воздухе, как дым.

Сделала шаг.

Второй.

Третий.

Облако расступилось передо мной, как вода перед пловцом, открывая путь в неизвестность.

И тут – рев.

Не зов. Не крик.

Рев – первобытный, разрывающий грудь, как крик раненого зверя, потерявшего свою пару.

– ФЭЙЛА! ОТРОДЬЕ ТЫ БЕЗДНЫ! А НУ ВЕРНИСЬ! ВЕРНИСЬ НЕМЕДЛЕННО!

Я остановилась.

Стала материальной – не потому что испугалась, а потому что не могла уйти, не увидев его в последний раз.

Он стоял на пороге Храма, огромный, дрожащий, с пепельными рогами и мёртвым хвостом, как изваяние отчаяния.

На лице – не гнев.

Мука.

Понимание.

Он знал: я умолчала. Я решила уйти навсегда.

– Стой… – прохрипел он, голос – разорванный на части, как старая ткань. – Пожалуйста… вернись. Фэйла… иди сюда…

И упал на колени.

Посмотрела на него – на шрамы, на янтарь в глазах, на руки, что держали меня, как последнюю нить, связывающую с жизнью.

– Прости, – отозвалась я.

И пошла дальше.

Сзади – рев.

Приближающиеся шаги – тяжёлые, как удары молота.

Хруст сапог по камню – резкий, будто ломались кости.

Тяжёлое дыхание – прерывистое, отчаянное.

И вдруг – звук упавшего тела.

Я обернулась.

Он лежал – неподвижен, расслаблен, как после долгой дороги, наконец нашёл покой.

Рога – потухли.

Линии – погасли.

Лицо – спокойное, почти безмятежное, как у спящего ребёнка.

Я замерла. В груди – пусто. В голове – тишина. Только один вопрос: „Как я могу уйти?“ Но ответ уже был внутри: „Потому что должна“.

Я опустилась рядом, погладила его по щеке – тёплой, шершавой, настоящей, такой родной, что сердце сжалось от боли.

И в этот момент всё стало ясно:

Если раньше были мысли отступить…

То теперь их нет.

Я встала.

Пошла дальше – в глубь Облака, где тьма сгущалась, как чернила в воде.

И тут – Гагарин.

Выполз из-под руки, взобрался на плечо, уселся, как на троне, уверенный в своём праве быть рядом.

Я открыла рот, чтобы прогнать:

Но он предупредил – короткий, решительный щелчок антеной:

«Я иду с тобой. Не обсуждается».

Я улыбнулась – впервые за эту ночь, как сквозь тучи пробился луч солнца.

– Ладно, дружище… – прошептала я. – Закончим это так, как начали… Вместе.

Шла.

Вокруг – ветер поднялся, засвистел, зарычал, как разъярённый зверь.

Превратился в ураган, вихрь из тьмы и пыли, рвущий одежду, бьющий в лицо.

И когда я почти оторвалась от земли,

Всё стихло.

Нет тумана.

Нет ветра.

Нет Облака.

Только ощущение, будто я падаю сквозь время. Мимо проносятся обрывки воспоминаний.

Только мой жилой модуль на Луне-3 – маленький островок памяти в океане небытия.

Что?..

Я вошла.

Всё – как помню:

– узкая койка с истоптанным одеялом, казалось на ней спал не один десяток скитальцев,

– стол из переработанного пластика, покрытый царапинами от кофе-автомата, как карта моих бессонных ночей,

– стена, где до сих пор видны угольные контуры моей «семьи мечты» – мама с улыбкой, папа с усами, я – с пистолетом, нарисованные дрожащей рукой,

– три банки маринованных водорослей – срок годности «до первого прыжка», как символ вечной надежды на лучшее,

– и термоконтейнер в углу, открытый, пустой, напоминание о потерях,

– но рядом – старая кружка с надписью: «Не трогать – иначе хвостом дам», как привет из прошлого, где ещё было место шуткам.

Я села за стол.

Положила перед собой зеркало – оно мерцало, как окно в иной мир.

Гагарин примостился напротив, сложил передние лапки, смотрит – не глазами, а всей своей сутью, создавалось впечатление знает что-то, чего не знаю я.

– Ну и что теперь? – подумала я вслух, и голос прозвучал непривычно тихо в этой комнате воспоминаний.

– А теперь мы поговорим! – ответил таракан, и в его голосе звучала твёрдость, которой я не ожидала.

Глава двадцатая. Сверхсущество.

Я расхохоталась – нервно, почти истерично. Звук разлетелся по пустому пространству, как осколки стекла.

– Мой… таракан… разговаривает…

– Чего ты ржёшь, дура? – отозвался он с раздражением, но без злости.

Я вытерла слёзы, пытаясь взять себя в руки.

– Прости… Просто ты… разговариваешь… Это облако токсично?

– Возможно. Но дело не в этом. Я просто решил, что пора.

Я мгновенно стала серьёзной. В его тоне не осталось ни тени шутки, только глубокая, древняя усталость.

– Почему? Ты всегда мог говорить?

– Мог. Но не было необходимости. Ты и так меня понимала… без слов.

Он замолчал, погрузившись в воспоминания. Я почувствовала, как в груди нарастает странное ощущение – точно сквозь слои времени проступает что-то огромное, непостижимое.

– Помнишь день нашей встречи? – спросил он тихо.

Луна-3. Двенадцать лет. Я положила батончик на стол – последний. Обернулась – а он уже сидит на нём, жуёт с видом знатока. Я только успела сказать: «О, ты тоже считаешь, что ему не хватает кофе?» – как он уже щёлкнул: «Наконец-то умный человек». Я налила ему кофе в крышку – он взобрался на плечо. И с тех пор – не слезал.

– Так вот, – продолжил он, – я тогда подумал: «Какой забавный человечек с отпечатком древних в ДНК… С ней скучно не будет».

Я снова фыркнула, но тут же прикусила губу.

– Я, знаешь ли, не молод… – его голос стал тише, наполняясь тяжестью веков.

– Прости, вырвалось… – еле сдерживая хохот промямлила я.

– Я старше всего, что ты видишь. Старше всего, что ты видела. Старше всего, о чём ты читала… Я старше Элиона. Я создал Элиона… – он сделал паузу, видя мой очередной смешок. – Ну, не конкретно его и не конкретно я. Но мы любили забавляться с материей. Я и моя сестра… Мы были богами для богов.

– И хватит уже ржать! – рявкнул он. – Ведёшь себя как идиотка. Я тебе тут суть мироздания пытаюсь донести!

– Прости-прости! – я подняла руки в защитном жесте. – И что случилось? Почему перестали? Где твоя сестра?

– Теперь град из вопросов…… Фэйла, ты иногда меня убиваешь…

Он вздохнул, и в этом вздохе прозвучала тысячелетняя усталость.

– Мне надоело быть богом. Решил, что пора стать тараканом одного недалёкого переводчика.

– Эй! Не обзывайся!

– Это был комплимент. А сестра… – его голос дрогнул. – Она продолжила эксперименты. Связалась с этими твоими вейланами ничтожными. Мало того что угробили свою цивилизацию, так ещё и наследили по всей вселенной. – Он кивнул в мою сторону.

– Но они же исчезли, запирая облако?!

– Ага. Ну да, ну да…

Его глаза потемнели, отражая давнюю боль.

– Моя сестрёнка вобрала в себя все их разработки. Вековые потоки коллективного сознания. Все знания мира… Она хотела стать вместилищем всего, что можно знать. Но знание – как огонь: согревает, если умеешь с ним обращаться. А если нет – сжигает дотла. – он усмехнулся горько. – Мало ей было – и так знала больше, чем можно даже представить. Они вместе хотели достичь сверхсознания… Но просто заврались. Не потянули ношу. Не смогли удержать.

Он сделал паузу, глядя куда-то сквозь меня.

– Она его создала – Облако. Мегаэксперимент галактического масштаба пошёл не по плану. И тогда всё полетело в чёрную дыру… Оно поглотило их цивилизацию. Точнее, облако и состоит из цивилизации вейланов. А сестра… сестра… Она, испугавшись, запечатала своё творение в сознании самого сильного вейлана. А сейчас эти непутёвые норелиты вскрыли его гробницу… И на тебе – получи галактика повторное пришествие!

Я сидела с отвисшей челюстью, пытаясь уложить в голове эту космическую сагу.

– Облако уничтожает всё на своём пути, забирая разум всех живых существ, носящих ДНК вейланов… Ну и ты, как положено главному герою истории… Последняя из них…Правда с бонусом в виде человечности…По этому и не засыпаешь в облаке, слишком ты почти человек.

Он посмотрел на меня с непривычной нежностью.

– Но, Фэй… Моя сестра там, в этом хаосе. И руководит им… И это… Это семейное дело. Так что сейчас ты постоишь тихонько в сторонке, как и все, а я всё улажу.

Я открывала и закрывала рот, не произнося ни звука.

– Ой, ну не веди себя ещё более странно, чем обычно. Я только начал привыкать…

– Я не… У меня просто это всё не впихивается в черепную коробку…

– Не удивлён. Фэйла, посмотри на меня. Запомни!

Ты никогда не была одна. Я всегда был рядом, приглядывал…

И я не был один. Я был тебе нужен. А я так давно перестал быть нужным, что почти забыл, кто я. Забыл, ЧТО я!

– А можно глупый вопрос? Только не шути сейчас, что не бывает умных вопросов, особенно у меня…

– И не собирался.

– В хрониках на старой Земле… Упоминались тараканы. Ну, как насекомые… Ты выглядишь… Ну… Эм… Как они… А не как сверхсущество.

Он расхохотался – громко, искренне.

– Ха-ха-ха! Ну я их создал по образу и подобию… Думаешь, откуда на Земле все эти религии? Люди просто очень недалёкий вид… Всегда считали себя хозяевами планеты.

Фэй, но люди, пусть и недалёкие создания, обладают одной очень интересной чертой, которая мне всегда в вас нравилась и которую я уважал. Вы прёте напролом. Очень упрямые. И если решили достичь цели… Вы достигаете. И ещё на подходе к ней , придумываете себе следующую. Да, конечно, иногда эти цели так себе… Например, изобрести… – он задумался, подбирая пример, – вечный двигатель или машину времени. Но иногда получается что-то стоящее.

– Это ты о кофемашине? – не удержалась я.

Глаза Гагарина вспыхнули – не нужно было других подтверждений.

– Ладно, хватит болтовни. Иди к своему рогатому, упрямый человечек. Живите долго и счастливо.

– А ты? – спросила я, чувствуя, как сжимается сердце.

– А я разберусь с сестрёнкой. Прикончу её питомца. И Фэй, я не прощаюсь.

 Я говорю: «До встречи». Иди.

Я встала, осторожно погладила пальцем его глянцевые крылья, щёлкнула антенкой.

– Спасибо… Поклянись, что мы встретимся! И по-настоящему, а не как я недавно клялась Корву…

– Ты за кого меня принимаешь?! Я – Т-А-Р-А-К-А-Н! МЫ НЕ ВРЁМ!!!

– Гагарин, я люблю тебя.

– И я тебя, козявочка. И это имя, что ты дала, мне нравится больше всех прочих, что я носил. Оно… ВЫДАЮЩЕЕСЯ!

Я вышла из двери, оглядываясь по сторонам.

– Ну и куда идти?.. – прошептала я.

И только подумала об этом, как впереди увидела тело Корва.

И тут облако стало трансформироваться. Оно корёжилось, словно ткань, которую рвут на части: то сжималось в плотный клубок тьмы, то вспыхивало алыми прожилками, то растягивалось в бесконечную паутину. Звуки – как стон умирающего гиганта. А потом – с громким „ХЛОП!“ – схлопнулось в точку и исчезло. Вместе с жилым модулем… Вместе с Гагариным.

Корв открыл глаза и посмотрел на меня.

– Ты кто такая, поглоти тебя бездна?

«Я помню»

Храм дышал тишиной – густой, почти осязаемой. Мои шаги разбивали её, как камешки гладь воды. Остальные шли бесшумно, похоже их тела научились не отбрасывать тени. За мной следили – я чувствовала это кожей. Янтарные глаза Вейры, настороженные взгляды экипажа… Все смотрели так, как если бы пытались вспомнить, кто я, но память ускользала, как песок сквозь пальцы.

Внутри было сумрачно. Лучи света, пробивавшиеся сквозь трещины в стенах, рисовали на полу странные символы – древний шифр, который никто уже не мог прочесть. Люди вокруг оживлённо переговаривались, смеялись, обнимались. Но стоило прислушаться…

– Ты помнишь, как мы сюда попали? – спросил кто-то.

– Нет, но мне снилось… – ответил другой.

– А я видел такой яркий свет… – вставил третий.

Пустые обрывки снов. Ни слова о главном.

Я стояла в центре зала, и тяжесть этого знания давила сильнее гравитации. Они смотрели на меня – и не видели. В их взглядах не было узнавания, только вежливое любопытство, как к случайному гостю на семейном празднике.

Особенно Корв.

Его глаза – те самые янтарные озёра, где я когда-то тонула от нежности, – теперь были холодными. Он стоял рядом с Вейрой, её рука лежала на его предплечье, а его пальцы слегка сжимали её пальцы. Спокойствие. Уверенность. Связь, которую не нужно объяснять.

«Они вместе», – подумала я, и эта мысль ударила больнее, чем удар в солнечное сплетение.

Осколки прошлого

Я рассказала всё, что посчитала нужным. Про Лабиринт, где каждое воспоминание – это нож, режущий по живому. Про зеркало, в котором я увидела не себя, а тысячи чужих жизней. Про выбор, который сделала, не зная, что он станет моим проклятием. Про Облако, исчезнувшее без следа.

Говорила спокойно, почти равнодушно. Не пыталась никого убедить. Не искала сочувствия. Но и не скрывала – ни боли, ни тоски, ни той глупой надежды, что всё ещё теплилась где-то в глубине.

Потом пошла к «Белой Тени».

Элион молчал.

Не отвечал.

Просто… отсутствовал.

Жизнь без меня

На корабле всё было как прежде – и всё было иначе.

Люди смеялись, делились снами, обнимались. Кто-то радостно рассказывал:

– Мне снилось, я летал!

– А я был в саду, где деревья пели!

– Я просто спал… и всё было хорошо.

Никто не спрашивал: «Кто нас разбудил?» Потому что никто не помнил.

А я стояла в стороне, в тени вентиляции, и смотрела, как жизнь возвращается – без меня.

Первые дни были хуже ада.

Каждый мой шаг заставлял разговоры стихать. Не из злобы – из-за неловкости. Из страха. Проще было не смотреть, чем пытаться вспомнить то, чего, кажется, никогда и не было.

Корв избегал меня. Просто… не замечал. Если я появлялась в зале – он уходил. Если наши пути пересекались – отводил взгляд.

Но иногда… иногда я ловила его взгляд – янтарный, усталый, пытающийся что-то разглядеть в глубине моей души. И тогда сердце замирало:

«Вспомни. Вспомни меня. Вспомни, как ты светился, когда я касалась твоих рогов. Вспомни: „Я – твоя“».

Но он отворачивался – и шёл дальше.

Дариэн кивал мне, как незнакомке. Лира избегала взгляда. Риэль делал вид, что занят. Док молчал.

Корабль тоже забыл меня.

Облако не просто исчезло – оно забрало с собой эхо наших поступков. Как вирус, который стирает файлы, оставляя пустые папки. Мы победили, но цена оказалась выше, чем мы думали.

Я проверила архивы. Ни видеозаписей. Ни аудиодневников. Ни протоколов. Даже в личных журналах – моего имени не было. Будто я никогда не существовала. Вся моя боль, вся любовь, весь выбор – растворились в Облаке, и вселенная просто… стёрла меня.

Только в моей памяти оставались:

его руки, тёплые и сильные;его голос: «Ты где была, отродье бездны?»;его поцелуй, нежный, как первый снег;его обещание: «Я не отпущу».

Но в их мире – этого не существовало.

Разговор с пустотой

Я спустилась в сердце корабля, туда, где свет был тише, а стены не пульсировали. Где всё дышало покоем – но не радостью.

– Элион… – прошептала я. – Ты меня слышишь?

Тишина.

– Почему они не помнят?

– Почему я – одна?

– Как мне вернуться… домой?

Он не ответил. Но воздух сгустился, свет в стенах замедлился.

И тогда я поняла.

Он не может говорить.

Не хочет.

Потому что если он скажет: «Я помню тебя», – я не уйду.

А мне нужно уйти.

Потому что здесь – мне нет места.

Я не заплакала. Просто кивнула.

– Спасибо, – вздохнула я. – За всё.

Решение

Я пошла к Дариэну.

Стояла у его двери пять минут, сжимая кулаки. «Скажи, что я нужна. Скажи, что они вспомнят». Но слова остались внутри, потому что я знала: если он скажет «останься», я сломаюсь. А мне нельзя ломаться. Не сейчас.

– Меня не досчитались на СК-44, – доложила я спокойно. – Там моё место. Здесь… мне больше нечего ждать. Ни быть. Ни надеяться. Ни любить.

Он посмотрел на меня долго. Потом кивнул.

– Ты всегда можешь вернуться, Фэй, – ответил он тихо. – И спасибо тебе…за наши жизни.

Я улыбнулвсь и пошла к шаттлу.

На выходе стоял Корв. Руки сложены на груди, взгляд в пол. Когда я прошла мимо, он поднял глаза.

– Ты уходишь? – спросил он.

– Да, – ответила я.

Он помолчал. Потом тихо:

– Хорошо.

И больше ничего.

Полёт в неизвестность

Я села в шаттл. Одна. Без таракана.

«Белая Тень» оставалась позади – целая, живая, и чужая.

Я закрыла глаза. И в тишине вспомнила голос Гагарина:

«Я не прощаюсь. Я говорю – до встречи».

– Жду, – прошептала я. – Только не задерживайся, дружище.

Шаттл взлетел.

Я смотрела, как «Белая Тень» уменьшается в иллюминаторе. Где-то там, в недрах корабля, Корв сейчас стоит у архива, пытаясь нащупать то, что нельзя назвать. А я лечу прочь – туда, где нет вопросов, нет воспоминаний, нет боли. Только тишина.

Я летела домой – не к спасению, не к любви, а к унитазам, к бульону, к пустой каюте. Туда, где меня никто не будет ждать… но и никто не предаст.

Где я смогу снова стать собой – той, кто помнит всё.

Даже если это больно.

***

Через три дня после отлёта шаттла Корв зашёл в архивный отсек – узкое помещение под палубой наблюдения, где старые голографические карты мерцали в режиме ожидания, как забытые сны. Пол был покрыт слоем пыли от заброшенных навигационных кристаллов – казалось, сама память корабля укрылась здесь под этим серым покрывалом.

Вейра стояла у стеллажа. Её пальцы в тонких перчатках перебирали обгоревшие записи – будто пытались нащупать сквозь пепел то, что не должно было исчезнуть. Хвост застыл неподвижно, как ствол древнего дерева, пережившего сотни зим. Взгляд был прикован к данным, но мысли явно витали где-то далеко – возможно, в тех же туманных пространствах, где блуждал и сам Корв.

Он не стал здороваться. Просто прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди. Рога казались тусклыми, лишёнными привычного свечения, а янтарные узоры под кожей спали, как угасшие реки.

– Я чувствую… жжение, – произнёс он без предисловий, слова вырвались сами. – Вот тут… Внутри груди. Тут что-то должно быть – но его нет.

Он замолчал, пытаясь ухватить ускользающий образ. Вейра не обернулась – лишь чуть замедлила движения, прислушиваясь не к словам, а к тому, что скрывалось за ними.

– Иногда кажется, – продолжил Корв, глядя куда-то сквозь стену, – я касался кого-то… иначе, чем касался всех. Не как страж. Не как шварх. А… так….это было единственное, что имело значение.

Тишина. Только шелест перекладываемых кристаллов да далёкий гул корабельных систем.

– И когда я закрываю глаза, – что-то внутри пытается светиться. А потом… гаснет. Потому что нет причины. Но жжение не проходит.

Вейра наконец оторвалась от стеллажа. Повернулась к нему – не с жалостью, а с той усталой ясностью, что бывает у тех, кто знал его до Облака. До того, как всё стёрлось.

– Тогда не гони его, – сказала она тихо. – Пусть будет. Может, это – единственное, что осталось.

Её голос звучал ровно, но в нём сквозила тень чего-то невысказанного – она тоже хранила в себе осколки, которые не могла ни назвать, ни отпустить.

Её пальцы на мгновение коснулись его руки. В этом касании было больше слов, чем в любом объяснении. Корв не ответил, но что-то в его взгляде дрогнуло – как искра, готовая разгореться

Корв не ответил. Просто развернулся и вышел, оставив за собой едва заметный след пыли, поднятой его шагами.