Текст книги "Пульс далёких миров: Хроники той, кто слишком громко думала.(СИ)"

Автор книги: Светлана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава шестнадцатая. «Гагарин, выключи свет!»

Через десять минут мы собрались в тесной капитанской каюте:

Дариэн – всё ещё в пижаме, но уже с планшетом в руках,

Лира – белая, невозмутимая, но пальцы сжимали чашку с поднимающимся в потолку паром,

Риэль – как всегда жевал что-то мерзкое на вид, глядя в потолок,

Док – крутил пробирку, бормоча: «Ну хоть что-то стабильное…»

– Где Корв? – спросил Дариэн.

Тишина.  Никто не видел его с собрания.

– Фэй, – попросила Лира, мягко, но настойчиво, – попробуй почувствовать его.

Я закрыла глаза.  Протянула сознание – туда, где всегда был его янтарный свет– тёплый, упрямый огонь.

Ничего.

Он закрылся от всего мира.

– Он где-то… нигде, – прошептала я. – Как стена.

Риэль хмыкнул:

– Расслабься. Скорее всего, выпил „Янтарного Гнева“ до дна. Швархи так делают, когда душа не лезет в грудь.

Дариэн резко хлопнул ладонью по столу – звук резанул, как сигнал тревоги.

– Хватит. У нас минута на эмоции, час – на решение. Слушайте кратко:

Храм можно пробудить – Фэй приложит руку к алтарю.

Команда спустится на планету, но дальше – только она.

Облако окутает поверхность, но не проникнет внутрь Храма.

У Фэй – пять отметок по хрустальным часам, чтобы дойти до Зеркального Лабиринта.

В центре – Зеркало Истины. Что оно покажет – неизвестно.

Он обвёл взглядом собравшихся:

– Вопросы?

Тишина. Даже робот-уборщик замер, будто понимал серьёзность момента.

Тут мой коммуникатор тихо пискнул.

Гагарин прислал сообщение:

«Зайди в каюту. Забери мой термоконтейнер. И… посмотри под дверью. 

 P.S. У меня диета из зелёного месива».

Я хмыкнула.

– Если уж все извещены…Мне нужно… кое-что забрать из каюты, Гагарин просит – уведомила я и вышла.

***

У своей двери – замерла.

На полу, прислонившись к стене, сидел Корв, голова между колен, хвост обвивал ноги.

Рога – потухшие.

Даже тень не отбрасывал.

Я прошла мимо, открыла дверь.

– Заходишь? – бросила, не глядя.

Он встал.

Медленно.

Каждое движение стоило ему огромных усилий.

Вошёл.

И сразу опустился на колени.

– Прости, – сказал он, не глядя. – За подсобку. За слова. За то, что… подумал, что ты играешь.

Голос дрожал.  – Я не имел права.

Я молчала, потому что не знала, что сказать.

Он поднял глаза.

Янтарь – не гневный, а  какой то…. хрупкий.

– Ты… ВСЕ, – прошептал он. – Я больше не могу…Я более не принадлежу себе. Если ты меня оставишь – я уйду. Просто… исчезну.

Мое сердце колотилось, словно пыталось вырваться и броситься к нему.

Он посмотрел на свои руки.

– Шварх может любить , много, много  раз. Может строить союзы, рожать детей, сражаться за клан. Но встретить того, кто заставит тебя… светиться – это редкость. Происходит раз в тысячу жизней. Может, и реже….

Он поднял на меня взгляд.

– И я не мог представить, что увижу это когда то, или тем боее, я буду тем самым….. ты… ты заставила меня светиться. Всего. Не только рога. Не только глаза. А всего. Даже там, где я думал, что давно погас.

Я смотрела на него, сердце колотилось, пытаясь вырваться и броситься к нему.

– В смысле… светиться? – спросила я, голос дрожал. – Ты теперь как лампочка?

Он медленно снял рубашку.

И я ахнула.

На груди, по шрамам, по коже – пульсировали янтарные линии, как древние руны, вытканные из света и памяти. Они не горели – они дышали. С каждым вдохом – вспыхивали нежнее; с каждым выдохом – мерцали, как отблеск заката на поверхности чёрной дыры.

Я протянула руку – и коснулась его щеки.

Янтарные линии под кожей пульсировали, как тайные созвездия, проступившие сквозь небесную ткань. Они не горели – они пели. Тихий гимн, слышный лишь сердцу. С каждым моим прикосновением узор оживал: то вспыхивал россыпью искр, то растекался мягким сиянием, шепча: «Смотри, как прекрасно, что ты здесь».

– Тебе больно? – спросила я, задержав дыхание.

Он улыбнулся – и свет вокруг него заиграл новыми оттенками.

– Нет. Это не боль. Это… как первый рассвет после долгой ночи. Как ощущение, что наконец-то нашёл то, что искал всю жизнь, даже не зная, что искал.

Я провела пальцем по светящемуся завитку у его виска. Он откликнулся нежным теплом, похожим на прикосновение солнечного луча сквозь листву.

– Наши легенды говорят: каждый шварх рождается с искрой света внутри, – его голос звучал, как мелодия, рождённая из звёздной пыли. – Она ждёт своего часа, спит, пока мы идём по знакомым тропам. Но если сумеешь встретить того, кто становится всем… искра превращается в пламя. Не разрушительное – а согревающее. Не слепящее – а озаряющее путь.

Свет на его груди заиграл новыми переливами, вырисовывая узоры, похожие на древние карты. Линии сплетались и расплетались, пытались рассказать историю, которую он лишь начинал понимать.

– Нас с детства учат контролю. Контроль – всё. Свет – плохо, потому что свет – это эмоции, а воин не должен показывать эмоции. И случилось ужасное: свет ушёл из наших тел и стал легендами, – продолжил он, глядя мне в глаза. В его взгляде читалась не просто печаль – целая бездна невысказанных лет, прожитых в тени собственных запретов.

– Я гасил свой свет так долго… И вот теперь я часть легенды, и я просто до безумия боюсь… Боюсь всё испортить, боюсь потерять тебя… Боюсь принять это пламя, которое вдруг ожило внутри. Оно такое яркое, такое настоящее – и от этого ещё страшнее. Ведь если я позволю ему разгореться, уже не будет пути назад. Я больше не смогу прятаться за холодом дисциплины, за маской бесстрастного воина. Я стану уязвимым. Полностью. Без остатка.

Он сделал паузу, и в этой тишине было больше слов, чем в самой длинной речи. Свет на его груди дрогнул, откликаясь на внутреннюю бурю.

– Утром, перед вылетом, я увидел их.

Тонкие. Как царапины на коже. Ещё не свет – тень света.

Никто не заметил. Я боялся верить.

Он сжал кулаки, не глядя на меня.

– А ты в шаттле с капитаном…

Смеялась. Глаза блестели. Говорила что-то про «цепь» и «спасаемость»…

Ты была… лёгкая. Игривая. С ним – совсем другая.

Пока ты там флиртовала и шутила…

Я смотрел – и внутри всё рвалось.

Хотелось разнести всё к чертям. И вас, и себя. Просто чтобы это прекратилось.

Не потому, что я ревнивый дурак. Не потому, что мне надо быть первым.

А потому, что…

Эти линии на груди – они уже часть. Тихо, едва заметно, но горели.

А ты даже не взглянула. Не почувствовала. Не заметила. Даже не попыталась. Совсем напротив, специально отстранялась.

Для тебя – шутка, лёгкий разговор. Для меня – как если бы землю вырвали из-под ног.

Нужно было что-то сделать. Хоть что-то. Чтобы ты увидела. Чтобы хоть как-то почувствовала, что со мной происходит.

А вместо этого – сорвался… И теперь мне страшно…что ты не простишь... уйдешь…а я останусь...

– Но Фэй… когда я смотрю на тебя, мне кажется, что страх – это не конец пути, а только начало. Что если именно через эту уязвимость я наконец стану целым? Что если любовь – не слабость, а источник той самой силы, о которой молчат наши легенды?

Я смотрела на эти живые узоры, на трепетный свет в его глазах – и чувствовала, как внутри меня что-то откликается. Не страх. Не сомнение. А радостное узнавание: «Вот оно. То, ради чего стоило ждать».

Я не выдержала:

– Слушай, а это… – я указала на светящиеся линии, – оно точно не заразно? А то я сейчас тоже начну светиться, и капитан решит, что мы устроили на корабле дискотеку.

Он вздрогнул – и вдруг рассмеялся. Тихо, неуверенно, но искренне.

– Не заразно. Это не вирус. Это… – он замялся, подбирая слова, – как если бы ты всю жизнь ходила с фонарём, который светит только вперёд, а потом вдруг обнаружила, что он может освещать и того, кто рядом.

– То есть я теперь твоя персональная батарейка? – хмыкнула я.

– Нет. – Он снова стал серьёзным. – Ты – тот, ради кого мой фонарь наконец-то загорелся по-настоящему.

В комнате повисла тишина. Только свет на его коже пульсировал, как живое сердце.

– Ладно, – я вздохнула, – допустим, я поняла. Но вот вопрос: если ты теперь светишься, как новогодняя ёлка, это значит, что мне теперь придётся носить тёмные очки? Или как это работает?

Он улыбнулся – впервые за весь разговор.

– Это работает так: ты просто… рядом. И этого достаточно.

Я посмотрела на его светящиеся узоры, потом на свои руки – обычные, не светящиеся.

Внутри что-то дрогнуло. Не страх. Не сомнение. А тихое, твёрдое: «Я хочу быть там, где горит его свет. Даже если мне придётся идти вслепую».

– Ну, хоть что-то в моей жизни наконец стало понятно. Ты светишься. Я – нет. Мы – странная парочка. Но… – я подняла глаза, и слова вышли легче, чем я ожидала, – но, кажется, мне нравится.

Даже больше, чем нравится. Я готова рискнуть. Потому что если он уже тонет в этом свете – я прыгну следом. Я ведь избранная, верно? Значит, смогу не только видеть его огонь, но и удержать его. Удержать нас обоих .

Он замер, не веря своим ушам. Потом медленно, осторожно, потянулся ко мне – и на этот раз коснулся кожи.

Его свет разлился по мне тёплым потоком, казалось мы действительно стали двумя звёздами, нашедшими друг друга во тьме.

– Корв… – прошептала я. – О великая чёрная дыра…

И я обняла его, зарылась рукой в его волосы, нежно притянула к себе

Он встал, схватил меня за затылок, не грубо, но без спроса и впился в губы.

Это был не поцелуй.

Это был пожар.

Губы – жадные, настойчивые, забирающие воздух, мысли, страх.

Язык – точный, глубокий, ищущий самую суть меня и находящий.

Его тело – напряжённое, горячее, янтарные линии под кожей вспыхнули ярче, освещая нас в полумраке каюты.

Я впилась пальцами в его рога, прижавшись ближе, забыв про лабиринт, про Облако, про весь проклятый космос.

Всё, что существовало – его дыхание, его вкус, его свет, его страх потерять меня.

Когда он отстранился – я задохнулась.

– О бесконечный гравитационный сдвиг… – прошептала я. – Ты точно лампочка. И, клянусь пылью Эос-9, самая яркая из всех.

В этот момент  коммуникатор пискнул.

Капитан:

 «Сбор в ангаре. Сейчас. Есть новости.»

– Бездна… – выдохнула я. – Мир рушится, а я тут мечтаю, как бы снова тебя поцеловать.

– Потом, – говорит он, голос хриплый, глаза – янтарные, живые, полные обещаний. – Если вернёмся – я сделаю так, что ты забудешь, как дышать без меня.

И мы вышли вместе, разгорячённые, настоящие,  готовые спасать миры, но не отпускать друг друга.

– А если не справлюсь?

– Справишься. Потому что у тебя в кармане – таракан, который управляет реальностью, а в груди – упрямство, от которого даже Облако чихнёт и уйдёт домой.

А Гагарин, сидевший на полке, одобрительно щёлкнул.

«Наконец-то», – говорил этот щелчок. «Теперь спасайте миры. Вдвоём.»

Корв шёл рядом, рука не отпускала мою. Может, я и растворюсь? Но в этот момент мне было всё равно

А у меня в голове не было ни Вейланов, ни Облака, ни Храма – только воспоминание о его губах, о том, как его хвост двигался в такт, о янтарном свете под кожей, который вспыхнул, когда я коснулась его рогов.

«Святая чёрная дыра… если я сейчас упаду в обморок – это будет не от страха, а от перегрева и виноват будет только он».

***

– Ты не был у капитана– вспомнила я, чтобы отвлечься от собственных мыслей. – А у меня был сон. Странный. Очень странный.

Он молчал.

Я пересказала всё – про предка из света, про Храм, про пять часов, про Зеркало.

Про то, что Облако не пройдёт внутрь, но окутает планету, и что я должна спуститься одна.

Он слушал, не перебивая. Только пальцы сжались сильнее.

– Что ты делала у капитана к каюте???  Стоп! Ты не пойдёшь одна, – прохрипел он, когда я замолчала. – Даже если мне придётся стать твоей тенью.

Я усмехнулась.

– Ты и так уже моя тень. Только очень яркая и с рогами.

Глава семнадцатая. Храм красив, но дует.

Ангар дрожал от напряжения – не от вибрации двигателей, а от того молчаливого ужаса, что бывает перед прыжком в неизвестность.

Дариэн стоял у главного экрана, перебирая в пальцах обломок кристалла, который когда-то принадлежал его матери. Кристалл ловил отблески приборных огней, рассыпая по палубе призрачные радуги. Капитан не смотрел на данные – он вспоминал. В глазах его, как в старых линзах, отражались картины прошлого: мать у телескопа, звёздный свет в её волосах, шёпот о «знаках судьбы».

Док сидел на перевёрнутом ящике, с разобранным нейросканером на коленях. Пальцы в машинном масле оставляли тёмные разводы на плате. Он шептал, выхватывая из хаоса частот едва уловимые паттерны:

– …3,1415… резонанс на 7,2 герц… фазовый сдвиг…

Будто пытался сложить из чисел мелодию, способную усыпить угрозу.

Лира не просто стояла у пульта – она вела руками над сенсорной панелью, не касаясь. Глаза были закрыты. Она дышала ровно, но в воздухе вокруг неё мерцал лёгкий туман – Сильванка входит в связь с кораблём на уровне души. Туман струился, повторяя линии её движений.

Риэль стоял спиной к нам, у стены с голографическими картами. Ладони прижаты к проекции планеты. Чешуйки на руках вспыхивают в такт импульсам – то алым, то изумрудным. Он не сканирует, он слушает, что шепчет сама земля под Храмом. По его вискам пробегали блики, внутри него тоже пульсировала своя карта глубинных течений.

Техники не орали – они молча передавали друг другу модули перезарядки. Движения чёткие, как у танцоров перед финальным па. Кто-то заплетает косу из кабелей, чтобы не мешали. Другой вытирает пот со лба тыльной стороной перчатки – и тут же проверяет герметичность шлема, щёлкая фиксаторами. Третий, не глядя, ловит на лету передаваемый ему инструмент – рефлексы отточены до автоматизма.

Робот-уборщик не лез в шахту – он стоял посреди ангара, неподвижный. Щётки опущены. Сенсоры направлены вверх – как ждёт приказа, который никто не даст. Даже машины чувствуют: сегодня решается не судьба полёта, а судьба всего, что ещё умеет дышать. Его корпус едва заметно вибрировал, как бы прислушивался к общему ритму.

И в эту тихую, напряжённую суету – вошли мы.

Сначала никто не шевельнулся.

Потом робот-уборщик резко развернул сенсорную головку. Щётки как в поклоне. Его оптические сенсоры мигнули дважды, он моргал от удивления.

Док оторвал взгляд от разобранного нейросканера. Пальцы застыли над платой, чувствуя изменение в поле – едва уловимый сдвиг в электромагнитном фоне, который не зафиксировал ни один датчик. Он медленно поднял голову, брови сошлись над переносицей, губы беззвучно повторили: «Что это?..»

Лира не «открыла глаза» – она просто повернула лицо в нашу сторону. Всё её тело напряглось, как струна . Она не видит свет, но чувствует его плотность, как другие чувствуют тепло. Воздух вокруг неё задрожал, как поверхность озера перед дождём. Туман сгустился, образовав вокруг неё зыбкий ореол.

Риэль медленно отнял ладони от проекции планеты. Чешуйки на руках погасли, и он обернулся – не резко, а с той естественностью, с которой поворачивается лист к солнцу. Его взгляд скользнул по нам, задержался на Корве – и в глазах вспыхнуло понимание.

ВСЕ – увидели его.

Корв не горел – он излучал.

Янтарные узоры растекались от сердца, переплетаясь по коже, как живые нити древнего кода. Вспыхивая при каждом вдохе. Замирая на выдохе. Точно его тело стало хранителем забытой молитвы, которую тысячелетия ждали, чтобы произнести. Свет пульсировал в ритме, совпадающем с биением сердца корабля. Каждый узор двигался, жил своей жизнью: одни линии вспыхивали, другие затухали, третьи сплетались в новые конфигурации, как созвездия на ночном небе.

В ангаре стало теплее – не от систем обогрева, а от этого света. Тени, прежде угловатые и резкие, смягчились, приобрели янтарный оттенок. Даже металлические поверхности – панели, поручни, корпуса приборов – как бы ожили, отражая переливы.

Риэль   улыбнулся.

Он тихо, почти шёпотом, произнёс, и в голосе сквозила не насмешка, а благоговейный трепет:

– Ну ничего себе… Корв светится, как живой торшер!

Пауза.

– Фэй, ты что подключила его к основному реактору или просто поцеловала так, что его родовая память сдалась без боя?

Я фыркнула, но мой взгляд был прикован к узорам на коже Корва. Я протянула руку, желая коснуться, но замерла в сантиметре от его плеча. Свет играл на моих пальцах, окрашивал кожу в медовые тона.

Лира подошла ближе.

Не касаясь, но воздух вокруг неё стал плотным, как перед грозой. Тонкие нити тумана обвивали её силуэт, пытаясь повторить янтарные узоры Корва.

– Ты дала ему то, что его народ забыл, как называть, – изрекла она, обращаясь ко мне, хотя смотрела сквозь неё, вглубь. – Право быть не только щитом, но и тем, кого защищают.

Она чуть наклонила голову ..

– Такое случается раз в эпоху. Или не случается вовсе….

Дариэн отложил кристалл. Тот упал на панель с тихим звоном, вроде последнего аккорда незавершённой мелодии.

Подошёл.

Остановился перед нами.

– Когда я был ребёнком, – сказал он, голос глубокий, как эхо в пещере предков, – отец показал мне гравюру: шварх, стоящий в полумраке, и от его тела исходит мягкий свет – не пламя, не вспышка, а тихое сияние, как от лампады в храме. «Это не сила, – объяснял отец. – Это принятие».

Он посмотрел на меня и Корва. В его взгляде читалось то, что не выразить словами: мы на пороге чего-то большего, чем миссия.

– Я не понял тогда. А теперь – понимаю.

Его прервал возобновившийся гул сканера.

Он подошёл к центральному пульту, руки легли на панель. Пальцы скользнули по сенсорам, и те откликнулись мягким свечением, приветствуя старого друга.

– Облако изменило траекторию. Оно не движется – оно стягивает пространство, как паутина вокруг мухи. Мы в центре.

– У нас нет времени на сомнения. Только на действия.

– Фэй и Корв – вылетаете первыми. Вы открываете Храм, активируете алтарь – и даёте сигнал. Как только атмосфера планеты примет корабль, мы все спускаемся. Вся команда. Никто не остаётся.

– Риэль – ты с ними. Док – готовь медотсек к приёму спящих. Лира – держи корабль в боевой готовности, готовь к автономности. Мы все идём. Вместе.

– Если что-то пойдёт не так – вы подаёте сигнал. Мы вырываемся. Без героизма. Без жертв. Поняли?

Кивки. Короткие. Твёрдые.

Никто не говорит «да». Все уже действуют.

Я посмотрела на Корва.

Он – на меня.

В его глазах – не страх, не гнев, а тихая, нерушимая уверенность: «Я с тобой. От первого шага до последнего вздоха».

– Ладно, – сморозила я, поправляя перчатки. Ткань едва слышно скрипнула под пальцами. – Но если я не вернусь – Гагарин перепрограммирует вашу память так, что вы будете думать, что я всё ещё здесь, просто прячусь в вентиляции и ворчу на инопланетный бульон.

Корв ответил:

– Не смей. Я найду тебя даже в Облаке. И свяжу. И больше не отпущу.

Шаттл не сел – его приняла планета.

Не с грохотом, не с визгом щитов, а тихо, как мать принимает ребёнка после долгой разлуки.

Под шасси – не грунт, не камень, а нечто живое: мягкое, тёплое, пульсирующее в такт невидимому сердцу. Поверхность слегка прогибалась под весом корабля, дышащая кожа гигантского существа. В воздухе витал запах древности и влажной земли после грозы.

Мы шли по переходному шлюзу – втроём: я, Корв и Риэль. За нами с тихим шипением закрылся люк, отрезая нас от корабля, от команды, от привычной опоры. Впереди – только тьма и слабый отблеск Храма на горизонте. Свет Корва выхватывал из мрака контуры стен, создавая причудливую игру теней, словно мы шагали сквозь живую картину, написанную огнём и тьмой.

– Чувствую себя, как на экскурсии в музей древних ужасов, – пробормотала я, проверяя крепление перчаток. Пальцы дрогнули на застёжке – не от страха, а от странного, пульсирующего тепла, что шло от Корва. – Только гида забыли предупредить, что мы придём.

– Зато билеты бесплатные, – отозвался Риэль, щёлкая датчиком. Экран мигнул, выдавая первые данные: температура, состав атмосферы, уровень радиации. – И гид светится. В прямом смысле.

Корв усмехнулся, и янтарные линии на его коже вспыхнули ярче – он и правда был живым навигационным маяком. Свет переливался, менял оттенки: то медовый, то огненно-оранжевый, то глубокий золотистый. Узоры двигались, сплетались и расплетались, производили впечатление живых существ, обитающих под его кожей.

– Главное, чтобы он не разрядился на полпути, – добавила я, стараясь не смотреть вниз. В глубине души я знала: его свет не угаснет. Но тревога всё равно скреблась внутри, как забытый в кармане ключ.

– Не разряжусь, – тихо пообещал Корв, беря меня за руку. Его пальцы были тёплыми, свет проникал сквозь ткань перчатки, говорил: «Я здесь. Я веду». – Я теперь знаю, куда идти.

Риэль остановился, поднял датчик – экран мигнул, выдавая странные колебания.

***

Я первой ступила наружу. За мной – Корв: рука на рукояти импульсного клинка, хвост в напряжении, янтарные узоры под кожей мерцали в ритме дыхания. Риэль замыкал строй – сканер в левой руке, правая свободна, готова касаться, считывать, вмешиваться.

Перед нами простиралась долина, окружённая полукругом гор, чьи вершины сливались с небом без чёткой линии горизонта. Воздух был прозрачен – без пыли, без тумана, но насыщен лёгким мерцанием, похоже частицы света медленно оседали на всё вокруг.

В центре долины стоял Храм Пульса. Он не возвышался над землёй – он растворялся в ней и небе одновременно.

Стены из белого камня с серебристыми прожилками извивались плавными дугами, переходя в контрфорсы, похожие на раскрытые лепестки гигантского цветка. Арки не опирались на колонны – они вырастали из земли, изгибаясь вверх и соединяясь в куполе, пронизанном узорами, напоминающими древние письмена.

Эти символы не были вырезаны. Они пульсировали – едва заметно, но постоянно: то вспыхивая золотом, то затухая до серебра, дышали.

Пол был выложен плитами из полупрозрачного минерала, в котором пульсировали прожилки живого света – представлялось под ногами текла река звёзд.

В воздухе витал тонкий аромат благовоний – сладковатый, с нотками металла и мха.

В центре зала располагался алтарь – монолит из белого кристалла, пронизанный золотыми нитями. Его поверхность была гладкой, почти жидкой на вид, а по краям выгравированы руны, мерцающие в такт невидимому ритму. Над алтарём парили невесомые световые спирали, складываясь в узоры, напоминающие карты далёких галактик.

Я сделала шаг вперёд. Воздух вокруг меня сгустился, став почти осязаемым. Я протянула руку к алтарю, не решаясь коснуться его поверхности.

И тогда камень сам пришёл в движение. Поверхность алтаря растаяла под моими пальцами, превратившись в субстанцию, похожую на жидкий свет. Тёплая волна пробежала по коже, и я почувствовала лёгкое покалывание – не боль, а скорее прикосновение невидимых нитей, проникающих в поры.

Алтарь забрал мою кровь – без разреза, без раны. Просто из ладони, как сквозь сито, просочились алые капли, тут же растворяясь в кристалле.

Руны вспыхнули ярче, золотые нити внутри монолита засияли, как расплавленное солнце.

По залу прокатился гул, похожий на вздох тысячелетнего дерева. Стены заиграли новыми красками: где-то проступили очертания созвездий, где-то – лица древних хранителей, наблюдающих из камня. Пол под ногами засиял, и прожилки света потянулись от алтаря к аркам, к сводам, к самым вершинам шпилей —сердце храма пробудилось после векового сна.

Из купола над головой хлынул поток света – не направленный, а обволакивающий. Он поднялся в небо, пронзив атмосферу, и развернулся над планетой куполом, похожим на полярное сияние.

– Щиты открыты, – объявил Риэль. Голос дрожал не от страха, а от благоговения. – «Белая Тень» может садиться.

Я пошатнулась. Мое лицо побледнело, капли пота выступили на висках. Корв подхватил меня под локти.

– Смотри, – указал он вверх.

«Белая Тень» начала снижение. Её корпус переливался в лучах Храма, отвечая на приветствие.

Я обернулась к Корву. Посмотрела на его янтарные узоры, на шрамы под светом, на хвост, который наконец перестал дёргаться.

– Ну что, начальник охраны, – улыбнулась я, – готов спасать миры без инструкции?

Он не ответил. Просто прижал меня к себе – крепко, но без боли. Его свет обволок меня, как плащ.

Риэль стоял у входа, глядя на приближающийся корабль и на чёрную тень на горизонте.

– Ладно, – засмеялся он, – раз вы решили устроить тут любовную драму под апокалипсис – я займусь тем, чтобы никто не умер от скуки.

И в этот момент «Белая Тень» коснулась земли – мягко, опустилась на ладонь спящей планеты.

***

Через час весь экипаж «Белой Тени» – около трёхсот человек – собрался в Храме Пульса.

Зал встретил их молчанием, от которого у каждого по спине пробежал холодок. Массивные колонны из полупрозрачного камня излучали приглушённый свет, внутри них теплилась неведомая жизнь. Воздух был насыщен озоном и едва уловимым металлическим привкусом. Ни ветра, ни эха, ни даже шороха одежды – только редкое потрескивание энергетических потоков, прорезающих пространство тонкими голубыми линиями.

Сначала царил сдержанный хаос. Люди инстинктивно сбивались в группы, перешёптывались, оглядывались по сторонам. Кто-то проверял оборудование – датчики радиации, анализаторы атмосферы, коммуникаторы. Медики развернули мобильные посты, готовясь к любым неожиданностям. У входов застыли фигуры в броне – оружие наготове, хотя явной угрозы не наблюдалось.

Постепенно суета сменилась деловитой сосредоточенностью. Люди начали действовать слаженно, ощущалось что невидимая пружина привела в движение сложный механизм.

Несколько человек с приборами в руках осторожно двинулись вдоль стен. Они брали пробы воздуха, прикладывали датчики к камню, фиксировали показания. Один из них замер, заметив едва заметное мерцание в толще колонны, и тут же подозвал коллег – началась скрупулёзная фиксация явления.

В центре зала инженеры развернули мобильные генераторы. Попытки установить связь с кораблём не увенчались успехом: сигналы глушились. Но они не сдавались – изучали структуру пола, простукивали стены, искали скрытые механизмы или ловушки. Время от времени кто-то делал пометку в планшете, другой – передавал коллеге инструмент, третий – сверялся с показаниями приборов.

Медики не стояли без дела. Они обходили экипаж, замеряли давление и пульс, оценивали состояние. Несколько человек проявляли признаки тревоги – их успокаивали, проверяли показатели, убеждались, что всё в пределах нормы. Рядом готовились антидоты и аптечки на случай токсичного воздействия.

У входов и выходов солдаты внимательно следили за обстановкой. Они настраивали системы оповещения на любые движения или изменения в зале, держали оружие в режиме готовности. Их позы были расслабленными, но глаза не упускали ни одной детали. Время от времени кто-то менял позицию, чтобы охватить взглядом новый сектор.

Группа учёных методично фотографировала и записывала всё необычное: символы на стенах, энергетические потоки. Они пытались найти закономерности, вели журнал наблюдений, фиксируя малейшие аномалии. Один из них заметил странное мерцание в углу зала и тут же начал скрупулёзно описывать явление, привлекая внимание коллег.

Остальные члены экипажа распределялись по залу, соблюдая дистанцию, чтобы не создавать толчею. Они проверяли личные системы жизнеобеспечения – кислород, фильтрацию, – обменивались короткими репликами, стараясь не поддаваться панике. Кто-то нервно потирал ладони, кто-то глубоко дышал, пытаясь унять учащённое сердцебиение. Но все держались – дисциплина брала верх над страхом.

С каждой минутой напряжение росло. Свет становился то ярче, то тусклее, он дышал. Некоторые слышали тихий гул, другие ощущали лишь давление в ушах. Кто-то заметил, что тени ведут себя странно: не падают под углом, а тянутся к центру зала. По спине пробегал холодок, но никто не подавал виду – каждый понимал: сейчас важно сохранять хладнокровие.

Тишину разорвал спокойный, но твёрдый голос:

– Пока никаких признаков враждебности. Но мы не расслабляемся. Продолжаем работу. Если заметите что-то необычное – сразу докладывайте.

Экипаж вернулся к задачам, но в глазах каждого читался немой вопрос: что это за место и что нас ждёт?

Я стояла у края провала. Тьма внизу не просто манила – она знала. Знала то, чего не помнила я.

Корв молча подошёл сзади. Не обнял, не попытался удержать – просто встал рядом. Его свет мягко ложился на мои плечи, как невесомый плащ.

– Там что-то есть, – сказала я, не оборачиваясь. – Не просто тьма. Что-то… ждущее.

– Мы все здесь, – тихо ответил он. – И я не отпущу твою нить.

Я усмехнулась:

– Опять твои метафоры.

– Не метафора. – Он чуть повернул голову, и янтарные узоры на его коже дрогнули. – Я чувствую тебя. Даже если ты уйдешь глубоко.

Вдалеке переговаривались остальные. Лира что-то шептала; её туман струился по полу, словно пробовал воздух на вкус. Риэль нервно постукивал пальцем по сканеру. Дариэн молчал – просто смотрел, и в этом взгляде было больше веса, чем в любых словах.

Я снова глянула вниз. Тьма не шевелилась. Она слушала.

– Боишься? – спросил Корв, будто прочитав мысли.

– Да. – Я призналась я. – Боюсь не того, что будет со мной. Боюсь, что там… – я указала вниз, – …есть что-то, что я должна вспомнить. И мне не понравится то, что вспомню.

Он не стал утешать. Только шагнул ближе, так что его свет окутал меня целиком.

– Если будет больно – я вытащу. Даже если придётся сломать этот храм.

Я наконец повернулась к нему. В его глазах не было паники, только холодная решимость. И это успокоило больше, чем любые слова.

– Ладно, – выдохнула я. – Но если я вдруг начну говорить на древнем языке богов, сразу тяни назад.

Корв коротко усмехнулся.

За спиной кто-то кашлянул – Риэль.

– Только без героических монологов, а? У нас таймер тикает.

Лира подошла ближе. Её туман коснулся моей руки, как лёгкий вздох.

– Будь осторожна. Там… не пустота. Там память.

Дариэн наконец шагнул вперёд:

– Фэй, мы ждём. Не задерживайся.

Я кивнула. Больше нечего было сказать.

Сделала шаг вперёд. Тьма коснулась моих ног – как будто давно ждала.

И в этот момент внутри меня раздался голос – не вслух, а как тёплое давление в груди:

– Я здесь. Я всегда с вами – через сердце корабля, через память стен, через пульс этой планеты. Ты открыла врата. Сейчас – самое трудное.

Я не вздрогнула. Только сжала кулаки, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

– Ты не можешь спуститься, – прошептала я мысленно. – Ты привязан к «Белой Тени». А Облако… оно появится немедля. Я переживаю…

— Не бойся дитя. Облако не коснётся меня. Я – свет, который не угасал даже тогда, когда гасли звёзды. Я – память, которая старше тьмы. Оно может поглотить миры, но не того, кто помнит, как их называли.

Корв напрягся. Его рука дрогнула, будто он уловил отголосок диалога.

— Но Фэйла… верни их. Верни всех. Даже того, кто стоит рядом с тобой и дрожит, хотя называет себя воином. Особенно его. Без них я – лишь двигатель. А с ними… я – дом.

Я закрыла глаза. На секунду мир сузился до этого голоса – спокойного, древнего, уверенного.