Текст книги "Пульс далёких миров: Хроники той, кто слишком громко думала.(СИ)"

Автор книги: Светлана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава двадцать четвертая. Неожиданный тюнинг.

Наутро Док и Вейра пришли ко мне в каюту, вооружённые оборудованием. Воздух наполнился лёгким запахом озона и антисептиков.

– Первая фаза – иммунная адаптация, – пояснил Док, набирая в шприц золотистую жидкость. – Это «солнечная пыль» из кристаллов Зар-Халиса. Она ускорит интеграцию. Побочные эффекты: лёгкое тепло и покалывание в кончиках пальцев. Возможно, появится желание петь швархские баллады.

– Петь я и так умею, – усмехнулась я. – Но если начну выводить рулады на их языке – зовите переводчика. Особенно если начну петь про „любовь и падение в гравитационную яму“ – это всегда заканчивается дракой у швабры.

Док закатал мне рукав, обработал кожу холодным антисептиком. Я вздрогнула от прикосновения.

– На счёт «три», – предупредил он.

– Давай без счёта, – перебила я. – Просто сделай это.

Укол оказался почти неощутим – лишь лёгкое жжение, растекающееся по венам. Через несколько секунд по телу разлилось приятное тепло, как если бы я выпила кружку горячего шоколада в холодный день.

– Меня изнутри подсветили, – улыбнулась я, глядя на друзей. —Теперь я официально светящийся объект класса „не трогать без перчаток“?

Док сверился с показателями на мониторе – графики пульсировали в ровном ритме:

– Реакция отличная. Никаких признаков отторжения. Первый этап пройден за 4 часа – это рекордно быстро. Теперь – отдых и наблюдение.

–Отдых? – фыркнула я. – А как же дедлайн? Плазменные медузы не шутят! У них сегодня сбор штрафов за нарушение гравитационного этикета!

В этот момент дверь распахнулась с грохотом. В комнату ввалился Риэль с подносом, на котором дымились чашки с чаем и гора бутербродов.

– Завтрак чемпионов! – провозгласил он. – Без него никакая генетическая модификация не сработает.

– Особенно если в бутербродах – икра тех самых медуз, – усмехнулась я. – Тогда уж точно начнётся гравитационный бунт!

За ним вошла Лира с мягким пледом в руках:

– Чтобы не замёрзла, пока мы тут все вокруг тебя пляшем.

Корв сел рядом, молча взял меня за руку. Его узоры на коже мягко светились, синхронизируясь с моим учащённым пульсом. Тепло его пальцев передавалось мне, успокаивая и придавая сил.

Я глубоко вдохнула, оглядела их лица – тревожные, но полные поддержки – и улыбнулась:

– Ну что, первый день новой жизни. Кто-нибудь знает хорошую песню про рогатых героинь?

Все рассмеялись, и напряжение немного отступило. Где-то внутри уже зарождалось странное ощущение – не страх, а предвкушение перемен. Я знала: впереди долгий путь, но теперь у меня были те, кто пройдёт его вместе со мной.

«И если я вдруг начну парить – не пугайтесь, – подумала я.– Просто подайте мне планетарный гироскоп от швабры. Он стабилизирует даже тех, у кого в жилах вместо крови – пульсирующий свет».

***

Каюта Корва погружена в приглушённый янтарный полумрак. Свет панелей мягко очерчивает контуры мебели, создаёт длинные тени, которые дрожат в такт едва уловимым вибрациям корабля. За панорамным иллюминатором – бесконечный поток звёзд, холодный и равнодушный. Иногда между ними вспыхивают разноцветные туманности – то лиловые, то янтарные, то изумрудные, как далёкие маяки в космической бездне.

Я просыпаюсь от странного ощущения – грудь сдавило невидимыми тисками. Воздух кажется густым, колючим, каждый вдох отдаётся в висках глухим стуком. Пытаюсь сесть – мир резко накреняется, перед глазами вспыхивают тёмные пятна, а потом – зеленоватые искры, чудилось кто-то рассыпает по сетчатке мельчайшие кристаллы.

Корв оборачивается от оружейной стойки. Его движения – резкие, выверенные, без тени суеты. Один шаг – и он уже рядом. Ладони сжимают мои плечи, разворачивают к себе. В его глазах – тревога, но не паника. Узоры на коже вспыхивают тревожным янтарным светом, пульсируют в рваном ритме.

Он не спрашивает – констатирует:

– Плохо.

И тут же, не дожидаясь ответа, тянется к коммуникатору. Голос – стальной, без намёка на колебания:

– Док. Моя каюта. Сейчас.

Через несколько минут раздаются торопливые шаги, дверь скользит в сторону. В каюту входят Док и Вейра. Вейра, заметив моё состояние, тут же метнулась к кровати, её глаза расширились от беспокойства. В руках у нее – медицинский кейс, из которого она быстро извлекает сканер и датчики. Док молча подходит к панели управления, активирует дополнительный свет над кроватью.

Холодный металл сканера касается запястья. Экран над кроватью оживает – на нём мелькают графики, цифры, цветные полосы. Вейра наклоняется ближе, её пальцы быстро скользят по сенсорной панели, а губы шепчут: «Так, так, так….

– Маркеры активировались взрывным образом, – её голос звучит чуть выше обычного. – Организм не справляется с интеграцией. Показатели скачут. Похоже, иммунная система пытается отторгнуть «солнечную пыль»!

Док не отвечает. Он уже набирает препарат в шприц. Движения – точные, отработанные. Ни одного лишнего жеста.

– Будет больно, – предупреждает он, но это не вопрос, а факт.

Укол. Боль вспыхивает внутри – острая, жгучая, как раскалённый металл проникает в вену. Я стискиваю зубы, чтобы не вскрикнуть. Корв не отпускает моих плеч. Его пальцы – как стальные обручи.

Боль медленно гаснет, оставляя после себя странную пустоту и лёгкую дрожь в кончиках пальцев.

Я лежу на кровати, глядя в потолок. Тело кажется тяжёлым, чужим, но острая боль ушла. В комнате – полутьма, лишь панель у двери светится тусклым янтарным светом. Корв сидит в кресле у иллюминатора. Его силуэт чётко вырисовывается на фоне звёздного неба. Узоры на его коже пульсируют – не ярко, но ритмично, ведут какой-то тайный диалог с космосом.

За стеклом – туманность. Лиловые и золотые прожилки медленно перетекают друг в друга, повторяя танец узоров на его коже. Иногда вспыхивают изумрудные блики – то ли отсвет далёких звёзд, то ли что-то иное, необъяснимое.

Док уходит, оставив портативный сканер на столике рядом с кроватью. В Вейра задерживается на секунду, кладёт ладонь на моё запястье – её прикосновение тёплое, почти сестринское.

– Всё будет хорошо, – шепчет она. – Я рядом.

Её глаза встречаются с моими – в них не только научный интерес, но и искренняя забота.

Затем она выходит. Дверь бесшумно закрывается...

Тишина. Только гул корабля и биение сердца. Моё или его – уже не разобрать.

Корв встаёт, подходит к кровати. Наклоняется. Его пальцы касаются моего виска – коротко, почти грубо.

– Оно того не стоит, – его голос звучит тихо, но твёрдо. – Я лучше порву все клановые связи, чем потеряю тебя при попытках изменить себя для меня.

Я медленно сажусь, опираясь на локти. В груди всё ещё тяжело, но внутри разгорается упрямое пламя – не боли, а решимости.

– Ты не понимаешь, – начинаю я, глядя ему прямо в глаза. – Это не ради тебя. И не ради превращения в шварха. Это ради меня самой. Я хочу знать, на что способна. Хочу увидеть мир твоими глазами. Хочу быть с тобой – но остаться собой.

Корв хмурится, узоры на его коже вспыхивают ярче, протестуя против моих слов. Он делает шаг ближе, но я поднимаю руку, останавливая его.

– Корв, я повторяю! Я делаю это для себя. Это чистый эгоизм. Мне нужен весь ты – не часть, не тень, не воспоминание. Я хочу быть твоей семьёй. Навсегда.

– Потому что я – почти человек, – продолжаю я, и в голосе звучит не сожаление, а гордость. – Это моё преимущество. Моя сила. Но я хочу идти дальше. Хочу расти. Хочу делить с тобой не только постель, не только минуты – всю жизнь. Всю твою культуру, весь твой мир.

Корв молчит. Его пальцы сжимаются в кулаки, потом разжимаются. Узоры пульсируют неровно, пытаются найти новый ритм, соответствующий моим словам.

Корабль продолжает свой путь сквозь звёздную бездну. Где-то вдали мерцает новая туманность – ещё не открытая, ещё не названная. Как и то, что ждёт нас впереди.

Корв наконец делает шаг вперёд. Его рука касается моей щеки – на этот раз не резко, не жёстко. Почти нежно.

– Тогда я буду рядом, – произносит он. – Даже если придётся ловить тебя каждый раз, когда ты будешь терять сознание. Даже если ты отрастишь рога. Даже если…

Он замолкает, но я понимаю. Даже если всё изменится. Даже если мы оба станем другими.

В каюте тихо. Только гул корабля, биение наших сердец и переливчатые вспышки туманности за стеклом.

***

На седьмой день после криза я впервые встала на ноги без головокружения.

Корв наблюдал за мной с кресла у иллюминатора. Его поза была расслабленной, но я знала – он готов вскочить в любой момент.

– Смотри, – я сделала шаг, потом ещё один. – Я могу ходить.

– Не беги вперёд, – предупредил он. – Медленно.

Я дошла до панорамного окна. За стеклом проплывала огромная туманность – на этот раз глубокого сапфирового цвета с прожилками серебра. Казалось, она пульсировала в такт моему дыханию.

– Красиво, – прошептала я. – Сама Вселенная меняет цвета ради нас.

Корв подошёл сзади, встал рядом. Его тепло окутало меня, как второе одеяло.

– Ты тоже меняешься, – сказал он тихо. – Твои глаза… Они стали ярче.

Я обернулась к зеркальной панели. В зрачках вспыхивали и гасли изумрудные всполохи – не хаотично, а в чётком ритме: вдох-выдох, удар сердца.

– Словно внутри зажгли крошечные звёзды, – прошептал Корв. В его голосе больше не было тревоги – только благоговение. Он осторожно коснулся моего лица; пальцы – тёплые, шершавые, как всегда, но на этот раз – не как защитник, а как тот, кто впервые видит чудо.

Я коснулась век. Под кожей – приятное тепло, не боль. Теперь я видела не просто свет, а его музыку: пылинки в воздухе оставляли за собой едва заметные радужные шлейфы, а вибрация панелей звучала как тихий напев на грани слышимости.

– Я вижу… больше, – выдохнула я. – Как будто сняли пелену. – Не больно. Наоборот… всё стало чётче. Я вижу морщинки у тебя на костяшках, пылинку, застрявшую в ворсинке твоего рукава, даже вибрацию панелей – не как гул, а как тихий напев.

Я посмотрела в иллюминатор. За стеклом – звёзды. Но не как раньше – не точки в пустоте, а пульсирующие узлы, связанные нитями света, перетекающими в волны, танцующими в ритме, который я раньше не слышала.

Корв молчал. Только его пальцы сжались чуть сильнее, и в груди – его сердце забилось в такт изумрудному свету в моих глазах.

***

Боль пришла не как враг. Она вошла тихо, настойчиво – как гость, имеющий право быть. Два тонких импульса в лобной кости, свет изнутри пытался прорваться наружу.

Я не пряталась. Не стонала. Каждый раз, проходя мимо зеркала, касалась лба – не с тревогой, а с интересом:

– Ну что, скоро?

Корв, конечно, заметил. Он всегда замечает.

На шестой день кожа натянулась, и два твёрдых нароста – тёплых, пульсирующих, живых – прорезались наружу. Я встала у зеркала, дотронулась кончиками пальцев – и тело ответило вспышкой изумруда в глазах.

– О, так вот как, – удивилась я вслух. – Теперь я и правда больше похожа на шварха.

В этот момент дверь открылась. На пороге застыл Риэль с подносом, на котором дымились чашки травяного чая. Его глаза расширились, улыбка замерла на полпути. За его плечом – Лира с планшетом в руках и Дариэн в тени коридора, уже с готовым протоколом.

– Ну… – протянул Риэль, медленно ставя поднос на столик. – Я, конечно, подозревал, но… впечатляюще.

Он сделал шаг вперёд, рука уже тянулась к моему лбу, любопытство пересиливало осторожность.

– А дай потрогать?

Корв гневно зарычал – коротко и низко. Воздух сгустился, и Риэль тут же отдёрнул руку.

– Всё, всё… молчу, – прошептал он, отступая и поднимая руки в знак капитуляции. – Я просто… хотел убедиться, что они не из пластика. Но, похоже, они очень… личные.

Из-за их спин выглянула Вейра. Её глаза светились неподдельным интересом.

– Потрясающе! – выдохнула она. – Первые роговые зачатки. Нужно снять замеры – это критически важно для следующего этапа.

Она потянулась к планшету, но встретилась с взглядом Корва – не гневным, но чётким: «Ты – учёный. Не трогай».

Я же повернулась к Вейре и улыбнулась:

– Давай. Только аккуратно. И расскажи, что именно ты хочешь измерить.

Вейра кивнула, её пальцы дрожали от нетерпения, но движения стали бережнее. Она осторожно приложила датчик к основанию рога, комментируя:

– Температура выше средней на 1,2 градуса… Структура кристаллическая, но гибкая… Пульсация синхронизируется с твоим сердцебиением. Это… невероятно.

Корв вошёл в каюту, закрыв за собой дверь. Остановился у зеркала, посмотрел на меня – не с тревогой, а с огнём в глазах, похоже что ожидал этого дня с самого первого поцелуя.

– Если я коснусь… – начал он, голос дрожал, – ты не сочтёшь это вторжением?

Я обернулась, улыбнулась и подошла к нему сама.

– Корв, – ответила я, беря его за руку, – тебе можно всё. И если ты думаешь, что я позволю тебе бояться касаться меня – ты меня плохо знаешь.

Его пальцы легли на основание рога – робко, осторожно. В этот миг всё тело вспыхнуло не болью, а волной, прокатившейся от макушки до пяток. Из горла вырвалось тихое:

– О-о-о… да…теперь я понимаю о чем ты говорил…Если ты ещё раз спросишь «можно», – призналась я, не открывая глаз, – я уйду к Риэлю. Он, по крайней мере, не будет стоять и дрожать перед тем, что уже и так его.

Корв рассмеялся – низко, глубоко. Притянул меня к себе. Рука не отпустила рога, губы коснулись моего лба, и в голосе прозвучала уже не сомнение, а клятва:

– Тогда я буду касаться. Всегда. Везде.

В дверях кашлянул Дариэн. Он стоял там уже несколько минут, скрестив руки на груди. Рядом с ним – Док с медицинским сканером и Лира с открытым протоколом, пальцы которой уже летали по экрану.

– Хорошо, что мы все это увидели, – произнёс он сухо. – Теперь, когда формальности улажены, можно перейти к делу. Вейра – замеры. Лира – протокол. Риэль…

– Я уже готовлю чай! – бодро отозвался Риэль, хватая поднос. – И даю слово: больше не буду тянуться к тому, что не моё. Особенно если оно светится.

Вейра шагнула вперёд с измерительными приборами, её пальцы дрожали от нетерпения.

– Разрешите начать?

– Разрешаю, – ответила я, глядя на Корва. – Всё разрешаю.

***

Боль ударила, как выстрел. Я сидела в столовой, пила чай, слушала, как Риэль с воодушевлением рассказывает, как починил гравитационный душ с помощью жевательной резинки и веры в лучшее. И вдруг – жар в пояснице, резкий, острый, словно раскалённая игла вонзилась в позвоночник.

Я подпрыгнула на стуле. Чашка вылетела из рук. И тут же почувствовала: комбинезон вдруг стал тесным – особенно в районе крестца, там внутри за секунду что-то выросло , пульсировало, просилось наружу.

– О, звёздная пыль! – вырвалось у меня.

Все замерли. Риэль уронил ложку. Лира перестала мешать сахар. Док оторвался от планшета. Вейра вскочила – глаза горят. Дариэн встал. Корв уже на ногах – и в два шага у моего стула.

– Что? – спросил он. Голос – резкий, но руки уже легли на мои плечи. – Где боль?

– Ниже… – выдохнула я. – В пояснице… Что-то… давит…

И в этот момент – ещё рывок. Что-то тёплое, живое, гибкое толкнулось изнутри, настойчиво пробиваясь сквозь ткани. Комбинезон хрустнул по шву.

Риэль ахнул:

– О нет… Это же… Это же хвост?!

А Корв… Он не спрашивал. Просто придвинулся ближе, положил ладонь между моих лопаток и тихо, ровно произнёс:

– Дыши. Сейчас пройдёт.

Я кивнула, ухватилась за край стола. И в следующий миг по спине прокатилась волна тепла —изнутри расправлялась неведомая сила. Сначала едва заметно, потом увереннее: кожа на крестце натянулась, дрогнула – и вот уже что-то гладкое, живое пробилось наружу. Пять сантиметров… десять… Через минуту хвост достиг колен – упругий, послушный, казалось всегда был частью меня. На его кончике трепетала нежная кисточка из светлых, почти перламутровых волосков, прислушиваясь к каждому движению воздуха.

Я медленно повела бёдрами – хвост послушно изогнулся в ответ. Кисточка взметнулась, очертив в воздухе невесомый полукруг.

Риэль подался вперёд – глаза как у ребёнка в музее космических диковин:

– Можно потрогать? Хотя бы кончик? Я обещаю – только один раз! И в перчатках!

Корв даже не обернулся. Его рука осталась на моей спине – твёрдая, надёжная. В этом молчании читалось чёткое: «Она – моя».

Я глубоко вдохнула, ощущая непривычную тяжесть за спиной. Медленно подняла хвост – он легко поддался, гибкий и сильный. И мягко обвила им запястье Корва, прижимая его ладонь к своей спине.

Он на мгновение замер, а потом улыбнулся – впервые за всё это время. Не напряжённо, не настороженно, а по-настоящему.

– Выглядит… впечатляюще, – произнёс он, осторожно проводя пальцами по гладкой поверхности. – Ты в порядке?

– В полном, – ответила я, чувствуя, как по телу разливается странное, новое тепло. – Даже лучше, чем раньше. Как будто… как будто я наконец-то собрала себя целиком.

Риэль, всё ещё не сводя глаз с хвоста, пробормотал:

– Ну, теперь ты точно не затеряешься в толпе. Хотя… с твоими-то способностями…

Док, наконец оторвавшись от сканера, кивнул:

– Показатели стабильны. Организм адаптируется быстрее, чем мы ожидали. Это хороший знак.

Вейра, не скрывая восхищения, добавила:

– Такой плавный рост тканей… невероятная регенерация. Ты словно… словно всегда была готова к этому.

Я снова повела хвостом, ощущая его вес, его силу. Он был не чужеродным, не лишним – он был моим.

– Значит, – сказала я, глядя на Корва, – теперь у меня есть ещё один способ держаться за тебя.

Он сжал мою ладонь, и в его глазах вспыхнуло что-то тёплое – не тревога, а гордость.

– Держись, – ответил он. – Я никуда не уйду.

Глава двадцать пятая. Мой таракан – мой компас земной!

Прошло два месяца.

Теперь я – не «почти человек». Я – Фэйла из клана Зелёные Когти.

Мои рога – не просто кость. Это живой кристалл, тёплый у корня, изумрудный у вершины. Они пульсируют в такт дыханию, излучая мягкий изумрудный свет. Мой хвост – гладкий, чувствительный, без чешуи, будто выточен из тени леса на Зар Халисе. Он двигается сам по себе – то обвивает лодыжку, то вытягивается в ровную линию, улавливая вибрации пространства. Мои глаза – не просто окна души. Они источники света, пульсирующие в ритме сердца, видящие то, что скрыто от обычных глаз.

«Белая Тень» держала курс к Зар Халису. Через два дня – обряд принятия. Я не боялась. Но в груди жило тихое трепетание, сердце нащупывало новый ритм.

В столовой: разговор перед обрядом

В столовой собрались все: Корв (Огненные Рога), Дариэн (Сумеречные Гривы), Вейра (Ледяные Хвосты) и я. Свет голографических проекций играл на их клановых символах: ало-золотом у Корва, фиолетовом у Дариэна, голубовато-белом у Вейры и изумрудном – у меня.

Чай давно остыл, но никто не спешил уходить.

– Зелёные Когти не берут силой, – начал Дариэн, и его голос, обычно приглушённо-мягкий, звучал особенно вдумчиво. Он провёл пальцем по краю чашки, и на поверхности чая вспыхнули фиолетовые блики – отголоски его силы. – Вы соединяете. Ваше оружие – не сталь, а знание ритма жизни. Вы не лечите – вы настраиваете.

Вейра кивнула; её хвост плавно покачивался, отбрасывая голубоватые блики:

– Каждый клан вносит свою ноту в общую симфонию. Ледяные Хвосты – разум и точность. Огненные Рога – страсть и решимость. Сумеречные Гривы – осторожность и проницательность. А Зелёные Когти – гармонию и исцеление.

Столовая на «Белой Тени» была тихой – даже голографические проекции маршрута к Зар Халису мерцали сдержанно, боясь нарушить равновесие. Чай давно остыл, но никто не спешил уходить.

– Зелёные Когти не берут силой, – начал Дариэн, и его голос, обычно приглушённо-мягкий, звучал особенно вдумчиво. – Вы соединяете. Ваше оружие – не сталь, а знание ритма жизни. Вы не лечите – вы настраиваете.

Вейра кивнула; её хвост плавно покачивался, отбрасывая голубоватые блики:

– Каждый клан вносит свою ноту в общую симфонию. Ледяные Хвосты – разум и точность. Огненные Рога – страсть и решимость. Сумеречные Гривы – осторожность и проницательность. А Зелёные Когти – гармонию и исцеление.

– Гармонию и исцеление, – повторила я, отставляя чашку. – Звучит благородно. Почти как «мы не ломаем нервы, мы просто временно перенастраиваем их на частоту космического воя».

Вейра усмехнулась – не губами, а хвостом: тот дёрнулся вверх, и на стене вспыхнул резкий синий отсвет.

– Ты всё ещё боишься, – заявила она.. – Но твоё тело уже не чужое. Оно перестроено. Язык швархов – это не слова. Это вибрации. А ты – переводчик. Ты слушаешь вибрации с детства. Просто раньше они приходили извне. А теперь – изнутри.

– Да, только раньше я переводила приказы дронов, а теперь мне предстоит говорить со старейшинами, не зная ни одного их звука.

– Они уже дали согласие заочно, – вмешался Дариэн. – Я улаживал это последние дни. Но разговор всё равно будет. На Зар Халисе. Не для проверки. Для связи. И ещё… – он сделал небольшую паузу, – тебе предстоит обряд принятия в клан.

Я невольно выпрямилась:

– Обряд?

– Да. Это не формальность. Это момент, когда ты не просто узнаёшь язык света – ты становишься его частью. Ты войдёшь в Зал Кристального Сердца. Там, в присутствии старейшин, ты услышишь песню леса. Она звучит в твоём сердце. И когда ты позволишь ей выйти наружу – ты станешь Зелёной Когтем.

– А если я не смогу? – прошептала я. – Что, если я не услышу эту песню?

– Ты услышишь, – твёрдо пообещала Вейра. – Потому что она уже звучит в тебе. Обряд не создаст её – он лишь даст ей голос. Ты не учишь новый язык. Ты вспоминаешь тот, что всегда был в тебе.

Я кивнула, хотя внутри всё сжалось. Разговор со старейшинами. Обряд принятия. Всё это было так близко – и так неизведанно.

– Но ты не одна, – тихо добавил Корв, впервые заговорив. – Мы будем рядом.

В груди снова зашевелилось то самое трепетание – не страх, не радость, а что-то вроде ожидания, когда старый переводчик наконец получает оригинал, а не копию.

Корв вдруг встал. Не произнес ни слова. Просто посмотрел на меня – и этого было достаточно.

– Пойдём, – позвал он.

– Куда?

– Туда, где ты перестанешь объяснять, почему боишься быть собой.

Остальные не возражали. Вейра кивнула. Дариэн вернулся к проекции. Они знали: некоторые вещи не обсуждаются за столом.

Коридор был тих. «Белая Тень» даже дыхание заглушила – видимо, решила, что и корабль может быть вежливым.

– Я соскучилась, – протянула я, когда дверь каюты закрылась.

– Ты же знаешь, я никуда не уходил.

– Два месяца ты учил меня, как не споткнуться о хвост, как не паниковать, когда рога вдруг начали светиться в такт чужому дыханию. Ты был рядом – да. Но мы не были нами. Мы были «инструктор и та, кто всё ещё не верит, что заслуживает быть здесь».

Он молча притянул меня ближе. Одна его рука скользнула к затылку, вторая обвила талию, а хвост мягко сомкнулся вокруг моего запястья – закрепляя связь, которую мы оба так долго сдерживали.

– Инструкции отменяются, – прошептал он, и в тот же миг его губы нашли мои.

Поцелуй был глубоким, жадным – он пытался впитать каждую ноту моего дыхания, каждый отблеск света, пульсирующего под кожей. Я ответила мгновенно, прижимаясь ближе, чувствуя, как его тепло проникает в меня, пробуждая что-то древнее, забытое.

И тогда случилось нечто неожиданное.

Моё тело ответило – но иначе, чем прежде. По коже, от основания рогов до кончика хвоста, заструились тонкие изумрудные линии. Они вспыхнули мягко, почти робко, словно впервые пробудились к жизни.

Я замерла, отстранившись на миг, глядя на светящиеся узоры, которые теперь оплетали мои руки, шею, лицо.

– Это… это впервые, – прошептала я, касаясь пальцами светящейся линии на щеке.

Корв улыбнулся – медленно, с каким-то глубоким удовлетворением. Его янтарные линии уже сияли, отвечая на мой свет.

– Я ждал этого момента, – прохрипел он. – Ждал, когда же ты наконец засветишься по-настоящему.

– Ждал? – я подняла взгляд, удивлённая.

– Конечно. Эти линии – не просто украшение. Это твой голос. Твой язык. Твой ритм. Я знал, что они появятся, когда ты перестанешь бояться быть собой. Когда позволишь себе звучать. Потому что сам прошел через это. Принял себя.

Он снова притянул меня к себе, и на этот раз поцелуй был не только страстным – он был наполненным светом. Мои изумрудные линии мерцали в ответ на его янтарное сияние, сплетаясь в узор, который казался древней, но наконец-то услышанной песней.

А «Белая Тень» – умница – сделала вид, что ничего не видела.

***

«Белая Тень» медленно снижалась, скользя над изумрудными лесами Зар Халиса. Я прильнула к иллюминатору, не в силах оторвать взгляд от открывшегося зрелища. Планета дышала светом – не холодным и искусственным, а живым, пульсирующим, как биение огромного сердца.

– Всё здесь – свет, – тихо произнёс Корв, стоя за моей спиной. – Швархи не возводят строения. Мы сливаемся с планетой, становимся её частью.

И это было правдой. Город не возвышался над землёй – он вырастал из неё. Здания напоминали гигантские кристаллы, пронизанные внутренним сиянием. Их грани отражали сияние Аэлы – звезды, дарующей жизнь этой планете, – рассыпая по улицам радужные блики. Дороги были живыми: они мягко пульсировали под ногами, направляя потоки энергии. Деревья переливались всеми оттенками зелёного, их листья мерцали, как усыпанные крошечными звёздами.

Мы сошли на посадочную платформу. Я ощутила, как моё тело отзывается на вибрации планеты: рога потеплели, глаза расширились, улавливая оттенки, недоступные прежде. Воздух был напоён тонким ароматом цветущих растений и лёгким металлическим привкусом энергии.

Вокруг нас двигались швархи. Их рога и глаза излучали свет – то яркий, то приглушённый, как дыхание. Я заметила: в моменты радости рога вспыхивали ярче, а когда кто-то задумывался, свечение становилось мягче, глубже. Но ни у кого из них на коже не было светящихся линий – только у меня и Корва. У него – янтарные, у меня – изумрудные.

Я невольно коснулась своей светящейся линии на предплечье.

Я огляделась. Швархи двигались с удивительной грацией, их хвосты плавно покачивались, рога мягко светились, создавая причудливую симфонию света. Вдали виднелся Зал Кристального Сердца – величественное сооружение, выросшее из единого куска прозрачного кристалла. Он переливался всеми оттенками радуги, впитывая и отражая энергию планеты.

В этот момент Аэла опустилась ниже к горизонту, и Зар Халис вспыхнул новыми красками. Леса засияли рубиновым, дороги засветились золотым, а далёкие горы окутались фиолетовым сиянием. Планета пела – без слов, но её песня звучала в каждом луче света, в каждом колебании воздуха.

И я поняла: я дома.

***

Я крутилась у зеркала, придирчиво разглядывая своё отражение. Туника сидела хорошо, хвост не путался, рога лишь слегка цеплялись за ворот – пустяки. Главное сейчас – не оплошать. Не споткнуться. Не чихнуть в самый неподходящий момент. И уж точно не выпалить что-нибудь в духе: «Извините, можно паузу? Я вдруг вспомнила, что оставила варить чай в гравитационной ванной».

Хотя… чай в ванной? Кто до такого додумается?

– Ну что, – обратилась я к своему отражению, – если ты сейчас рухнешь в обморок, я тебя больше никогда не подключу к переводческой сети.

В ответ – лишь лёгкий шорох на подоконнике и согласный щелчок антенны.

– Гагарин! Родненький, это ты!

Он прыгнул на плечо с видом оскорблённой невинности, казалось я задолжала ему трёхнедельную провизию и развёрнутый отчёт о том, куда испарился его любимый сорт птичьих антидепрессантов.

Я бережно взяла его в руки – как всегда – и закружилась. Точно так же, как в детстве: когда получила первый переводческий контракт, когда одолела бортовой ИИ в словесной перепалке, когда просто переполнялась радостью настолько, что не могла стоять на месте.

– Ой-ой-ой! Укачаешь! – возмутился он. – Привет, почти-человечек… Хотя… какой ты теперь человечек? Ты теперь – межвидовая легенда.

Он окинул меня внимательным взглядом – рога, хвост, светящиеся глаза – и с важным видом покачал головой:

– Неплохо. Не то чтобы я в полном восторге, но и не стыдно показать знакомым с седьмой станции.

– О, спасибо, ваше величество, – усмехнулась я. – Может, заодно одобрите мою способность не запутаться в собственном хвосте перед старейшинами?

– С этим сложнее, – серьёзно ответил он. – Но если что – смело заявляй, что внезапно приняла религию разумных унитазов. У меня есть поддельные свидетельства.

– Где мой термоконтейнер? – неожиданно спросил он. – Надеюсь, ты его по-прежнему всюду с собой таскаешь?

– Конечно. Всё на месте: чипы, галька, твоя клоновая насадка…

Он фыркнул, прыгнул обратно на плечо и устроился с таким видом, будто именно ему предстоит решать, достойна ли я клана.

Я глубоко вдохнула.

– Ладно. Пойду не опозорюсь. Наверное.

– «Наверное» – это уже половина успеха, – кивнул он.

***

В Зале Кристального Сердца их было четверо.

Старейшина Ледяных Хвостов – с рогами, как лезвия, и взглядом, от которого даже мой хвост замер в почтительном оцепенении. Её пальцы едва заметно постукивали по посоху ритм, знакомый мне по древним   записям.

Старейшина Огненных Рогов – широкоплечий, с янтарными искрами в глазах и лёгкой копотью на пальцах (видимо, только что успокоил какой-то вулкан – или просто пытался поджарить тост без тостера). От его рук всё ещё поднимался едва заметный дымок.

Старейшина Сумеречных Грив – высокая, в полумраке , сотканная из теней, но с фиолетовым мерцанием в зрачках, словно внутри неё тлел крошечный ночной клуб. Когда она наклонила голову, по её плечам пробежали волны света, будто отклик на мою нервозность.

И старейшина Зелёных Когтей – её рога мягко светились изумрудом, как мои собственные. Она кивнула – чуть заметно. В этом движении было что-то материнское, успокаивающее.

– Подойди, – произнесла она.

Я вошла в круг.

Ничего не пылало. Никто не пел. Никто не требовал клятв.

Только тишина. И лёгкое гудение под ногами – а может планета проверяла: ну и?

Я не стала кланяться. Не стала цитировать древние тексты (их я, честно, не читала – зачем врать, если можно честно признаться в лени?).

Вместо этого я просто подняла руку – с изумрудными линиями, что уже не прятались, а дышали.

– Я Фэйла, – изрекла я. – Бывший переводчик, ныне – межвидовая легенда с хронической привычкой путать левый и правый рог. Если это всё ещё подходит – я готова. И да, я обещаю не использовать свой новый статус для получения скидок в лавке кристаллов.

Старейшины переглянулись.

Огненный Рог хмыкнул – в воздухе вспыхнула и тут же растаяла крошечная искра.

Ледяной Хвост чуть склонил голову, его роговые пластины на миг сверкнули серебром: «Это наглость или искренность? Пожалуй, и то, и другое».

Сумеречная Грива улыбнулась – её глаза на секунду стали двумя фиолетовыми озёрами, полными тихой радости.

А Зелёная Коготь просто отрезала:

– Достаточно.

Поток света под ногами откликнулся – мягко, точно, как откликнется старый знакомый на твоё имя.

Изумрудные линии вспыхнули. Вокруг меня закружились световые спирали, словно приветствуя давно потерянную сестру.