Текст книги "Реинкарнация (СИ)"

Автор книги: Сур Шамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 16 Яблоко от яблони

Пока я в размышлениях сидел на стене, то и не заметил, как на опустевшую площадь начали прибывать новые люди. Те места, где раньше стояли телеги торговцев фруктами, рыбой и мясом, занимали воины при оружии. Не то что бы они выглядели как солдаты или войско, скорее наемники, всем своим видом напоминающие пиратов и разбойников. Вскоре со стороны порта потянулись многочисленные шеренги людей, закованных в единые цепи, соединенные на шеях. На их руках и ногах я также заметил кандалы с цепями.

Невольники и пленники, захваченные пиратами на северных берегах моря Мальх. Обычные крестьяне и рыбаки, не сумевшие или не пожелавшие убежать, во время одного из налётов на прибрежные деревни и городки. Среди них к тому же виднелись и кочевники из пустынных племён, а также народы южных пределов. В начале и конце каждой колонны рабов, шли вооруженные наёмники и концы цепей прикреплялись к их поясам, не давая пленным возможности сбежать.

Выглядели они жалко, одетые в разорванные и грязные одежды, многие из них хромали, ступая босыми ногами по раскалённой от полуденного зноя мостовой. По сравнению со своими надзирателями – огромного роста и силы, пленные выглядели невзрачными и маленькими.

«Я никогда прежде не видел таких больших и сильных воинов, как если бы они принадлежали к другому подвиду человека. Кажется в школе, в учебниках по истории, их причисляли к некой ветви приматообразных обезьян, не доживших до нашей современности. По крайне мере по картинкам они были очень похожи на них.»

На их грубых лицах с выпирающими челюстями и покатыми лбами, не проявлялось ни капли сострадания, когда они со свистом обрушивали свои хлысты, на спины не слишком расторопных пленных. Они выглядели слишком сильными, для того чтобы оказать им хоть какое-то сопротивление, несмотря на их численное меньшинство. К тому же большинство пленных представляли собой женщин и детей, с очень малым количеством мужчин. Да и те выглядели раненными и не способными к ведению боя. Ужасная и неприятно бесчеловечная картина разыгралась на площади города Сукильнес.

Солнце нависло в зените, желтым диском над башней с купольной крышей, от чего она бросала длинную тень по центру торговой площади. Я почувствовал себя неуютно и поспешил укрыться за ветвями старого оливкового дерева, чьи раскидистые ветви нависли над частью стены. За густой листвой я был незаметен, но всё происходящее на площади, видел как на ладони. Когда всё свободное пространство заполнилось рядами невольников и их надсмотрщиков, в нижней части башни отворились ворота. Сначала оттуда вышли воины вооруженные щитами с длинными копьями и выстроились в коридор из двух шеренг.

Затем появились троё человек. Впереди выступал широкий и невысокого роста жирдяй в богато украшенной одежде. Не совсем понятно, как его толщина могла превышать его длину и со стены он мне больше казался шаром на ножках. С трудом переваливаясь из стороны в сторону, на своих коротких ногах, жирдяй прошёл десяток шагов и остановился, что бы вытереть пот со лба.

За ним выкатился такой же шар, только меньших масштабов, судя по всему – его сын. Так как выглядел он почти также. Разве что, только более резвый и подвижный.

Замыкал всю эту процессию сухонький и сгорбленный мужчина с залысиной. Подмышкой он зажимал большую книгу, в кожаном переплёте и с металлическими уголками. А под другой подмышкой такие же большие деревянные счёты. Скорее всего казначей или бухгалтер, ведущий записи расхода и прихода.

Воины с копьями двигались в такт с этой тройкой, постоянно обеспечивая безопасный коридор между ними и пленниками. Отсюда я слышал только обрывки фраз, но прекрасно видел, как тройка методично прохаживалась от одного ряда пленных к другим. Толстяк то и дело размахивал руками и шлёпал своими толстыми губами, судя по всему давая какие-то указания.

А его маленькая копия, сновала туда-сюда вокруг да около, и повторяла то же самое. Сгорбленный мужчина лишь кивал головой, вёл подсчёты и что-то записывал в большую книгу. Всех тех невольников, на кого они указывали своими толстыми пальцами, тут же уводили куда-то в неизвестном направлении, через узкие улочки отходящие от площади. Но в любом случае их участи можно было только посочувствовать. Вряд ли их повели отмывать в бывших имперских банях и кормить деликатесами с господского стола.

Постепенно они приближались всё ближе и ближе к рядам пленных, ожидающих своей участи у старой стены, на которой я спрятался. Я смог разглядеть важного господина получше: большой мясистый нос обрамлял его рыхлое лицо, с взглядом тупых по рыбьи выпученных глаза из-под нависших век.

И когда они в очередной раз остановились перед заинтересовавшими их невольниками, ветер донёс до меня их разговор.

– Ну, папа! Ну купи мне новую игрушку! – канючил мелкий пацан, дёргая отца за непомерно длинный рукав свисающий до земли.

– Кудафс тсебе ноффую игрусффку, – отмахнулся руками толстяк с трудом дотягиваясь до своего лба платком, а затем выжав его от пота на мостовую, – Ифсщё фстарая фсойдет.

– Ну я хочу новую и белую, а то старая уже плохо играет со мной, – не унимался мальчик.

На вид он выглядел младше меня, с головой напоминающую большую круглую тыкву вставленную на узкие плечи. Я старался не издавать ни звука из своего укрытия и мои ноги уже затекли находиться в одном положении. Еще немного и я упаду прямо на эту раздутую жабу в дорогих одеждах. Наверняка ведь даже по нужде не может сходить из-за такого живота и таких коротких рук.

– Нфу латно, фсыбирай, – утомлённо прошлёпал варениками пузан, сдавшись под натиском своего отпрыска.

Мальчишка тут же обрадовался и кинулся щупать своими толстыми пальцами полуголых девушек, порой трогая их за самые неожиданные места. Пока наконец-то не остановил свой выбор на одной из них и довольно посмотрел на отца. Тот молча кивнул, а писарь тут же записал расходы, озвученные работорговцем за невольницу.

– Ну ффсё, я уфстал, – прошепелявил толстяк махнув рукой и пошёл по направлению к башне. Вслед за ним подпрыгивая от радости шёл его сын, ведя на цепи свою новую игрушку.

Воины двинулись вслед за ними и вскоре, после исчезновения последнего из них внутри башни, ворота захлопнулись. Неприступная крепость, лучшее жилище для тирана, опасающегося за свою шкуру. Наверняка они выходят только, когда прибывают новые партии пленников с кораблей и галер работорговцев.

Недолго погодя на площади появились новые покупатели. Они пришли из глубин города. Смотрелись они не столь колоритно и богато, как покупатели из башни. Богачи и господа более мелкого пошиба, но все как один, лишь немного не дотягивали по толщине до городского правителя. За недолгое время всех невольников разобрали, за исключением некоторых, показавшихся им слишком больными или непригодными. Всех, кого не купили, работорговцы свели в одну кучу и погнали в направлении одной из крепостей над заливом.

Наконец убедившись, что больше никого не осталось, я осторожно спрыгнул со стены. Солнце уже близилось к закату и надо успеть пока светло. Так как ещё до полудня, я успел заметить, как в одном из углов площади, торговцы скинули перезрелые и подгнившие фрукты. Есть хотелось очень сильно и я ещё днём собирался пойти туда. Если бы мне не пришлось наблюдать за торговлей живыми игрушками.

Осторожно пробравшись к куче я принялся выбирать, что-то пригодное и съедобное, как услышал чей-то старческий голос. Испуганно оглянувшись я увидел неподалёку от себя старика сидящего на земле. Он был до того незаметен за обломками камней, что мне не сразу удалось определить откуда исходит голос.

– Напрасно ищешь молодой человек. Там уже ничего не осталось, ты же не думаешь, будто о них знал только ты, – усмехнулся старик, – Тут до тебя уже побывали другие страждущие и голодные.

Старик смотрел прямо перед собой и даже не взглянул на меня. Из-за куска обвалившейся стены я видел лишь его верхнюю половину.

– Но если ты подойдешь, то я смогу поделиться с тобой, тем что я успел выбрать из кучи.

– Кто ты? – спросил я настороженно и несколько раз огляделся по сторонам.

– Кх-кхе-кхее! – засмеялся старик обнажив беззубые дёсны, – Я правитель этого города, юноша, – прошамкал он по-прежнему не глядя на меня.

Ну вот ещё сумасшедшего бездомного мне тут не хватало, пронеслось у меня в голове. Что это за город такой, ничего позитивного за последнее время, просто какой-то затянувшийся кошмарный сон. Но в куче действительно не осталось ничего, кроме полностью сгнивших остатков. Так что я решил подойти к старику, раз уж он так настойчиво приглашает.

Как только я обогнул завалы камней, мне удалось увидеть его полностью. Вернее половину старика, так как у него не было ног до самых колен. И он сидел на самодельной тележке с приделанными к ней деревянными колесиками. Выглядел он очень худым и сморщенным, словно все страдания и тяготы его жизни отпечатались на его лице.

– Должно быть ты не веришь мне? – спросил он и наконец посмотрел в мою сторону.

Посмотрел это сильно сказано, так как смотреть ему было нечем. На месте его глазниц зияли заросшие шрамы, старик оказался полностью слепым.

– Возьми, не бойся, – улыбнулся он протягивая фрукты в своих засохших и скрюченных руках.

– Я бы взял, но мне стыдно брать у вас, мне нечем вам заплатить, – попытался отказаться я.

– Кхе-кхее! Ты молод, а я стар, мне много не нужно. Да и зачем старику твои деньги, – он всё также держал протянутую руку с фруктами, – Просто поговори со мной, это и будет твоей платой. Ведь уже давно никто не разговаривал со стариной Аэйли.

Я подумал, что он так и будет держать свою протянутую руку. И я не стал утомлять старика, взяв у него еду с ладоней.

– Ты сказал, что ты правитель этого города, наверное ты пошутил? – спросил я, пытаясь поддержать разговор со стариком.

– Нет, я не шутил, – он вновь улыбнулся, – Я действительно являлся правителем этого города, – затем выждав паузу добавил, – Если хочешь, я могу рассказать тебе свою историю.

Глава 17 Благородство «Благородных»

История старика Айэли из касты Высокорожденных, рассказанной Асифу на площади города работорговцев.

«Когда-то я полноправно жил и царствовал в данном городе. И в тот период он не являлся гнездом работорговцев, пиратов и разбойников. То были славные времена, когда люди не знали вражды между собой, все жили в мире и согласии. Я же справедливо вершил свой суд в спорах и распрях, даже по самым неразрешимым вопросам.

Как-то ко мне пришли два брата и попросили рассудить их, по вопросу земли полученной ими в наследство. Каждый из них опасался, что один у другого при делёжке, заберёт себе лучшую и более плодородную часть земли. И тогда я сказал им, пусть один из братьев разделить землю ровно пополам. А второй из братьев получит право, первым выбрать себе свою половину из этих поделённых земель. Надо ли говорить, что первый брат справедливо поделил её, ведь тогда второй брат в любом случае выбрал бы более хорошую часть земли.

А сейчас, те кто находиться у власти, они любят говорить о себе другим, будто они томились у нас в качестве рабов и служили нам. Но на самом деле они занимали социальную нишу вполне заслуженную их поступками. Они представители низших слоев из числа «неприкасаемых».

Высокородным запрещалось к ним даже прикасаться, а не то, чтобы разговаривать с ними. Своими греховными помыслами и действиями они могли осквернить тех, кто соблюдал высокие моральные принципы и поэтому заслуженно занимали высокие посты во главе народа. Как тебе уже известно, я как раз один из Высокорожденных, именовавшихся в то время «Благородными».

Нам запрещалось проливать любую кровь, даже если это кровь животных. Также под запретом была и мясная пища, ибо она считалась оскверненной. Отведав её мы рисковали стать такими же как «неприкасаемые», подверженные своим животным страстям, пагубным привычкам и велениям похоти. Крайний аскетизм и умеренность во всём, всегда представлялись нашими основополагающими принципами. Будь то в еде, развлечениях или любовных утехах, везде требовалось соблюдать чувство меры.

Мы жили в крайне справедливом общество, поскольку пути наверх нет, если ты не смог побороть свою животную сущность. Ведь чем больше богатств и власти, тем сильнее соблазны утолить свои инстинкты, невзирая на нужды других. Так что любой находящийся на низших ступенях, должен был тяжело и много трудиться. Для того чтобы через страдания своего животного тела, преодолеть себя и взрастить в себе человеческие качества.

Но как мы оказались наивны, слепо полагая, будто всё будет так же, как нам завещали наши отцы, а им в свою очередь завещали их отцы. Пока не осознали, как «неприкасаемые» недовольные тем, что им не дают возможности всласть утолять их животные потребности, решились поднять бунт. И у них ничего не получилось бы, если бы им не оказали помощь со стороны. Так называемые рабы, захватившие трон в столице, перерезали всю высшую знать и устроили погромы по всему граду. Началась междоусобная война, и никто не знал с кем воюет, казалось словно все против всех.

Вскоре пожар гражданской войны охватил и все остальные города Империи, включая и наш город, называвшийся в ту пору иначе. Ещё вчерашние «животные» врывались в дома «Благородных», разбивали камнями головы своим благодетелям, хватали и насиловали женщин всех возрастов. Грабили, воровали и убивали, будто звери обезумевшие от рек пролитой крови. Дорвавшиеся до власти проходимцы объявляли себя новыми правителями и хозяевами здешних земель, создавая условия ещё более невыносимые, для тех кто вдруг оказался в самом низу социума.

Став новыми хозяевами, они издавали новые законы и проводили чудовищную политику геноцида. Получалась забавная ситуация, что бывшие «изгои», принадлежавшие к низшим слоям отверженных в силу своего происхождения, оказались ещё более жестокими и бесчеловечными по отношению к тем, кто прежде значился выше их «по линии крови». Больше всего они ненавидели высшие касты, поскольку в отличие от них, они представляли собой ум и образованность, продвигая науку и просвещение в массы.

Низшие касты никогда не стремились развиваться и лютой звериной злобой ненавидели тех, кто по их мнению незаслуженно потребляет все блага жизни, а самих заставляют горбатиться на тяжелых работах. Не понимая, что всё это для их же блага, для возвеличивания их духа через физический труд. Как писалось в наших священных книгах, так называемое «умерщвление плоти во благо духа.»

Охваченные ужасом жители городов бежали прочь, спасая свои жизни и жизни своих родных. Теперь все они известны как племена Пустынников, ведущие кочевую жизнь в бескрайних песках. Я стар и слеп, но я чувствую, ты как раз один из них. От тебя веет свободой и ветром пустынь, иначе зачем тебе побираться тут, выискивая гнилые фрукты из кучи. Ведь известно, что псы служащие свиньям, всегда живут в достатке и сытости.

Как законный правитель города, я не мог бежать из него. Такой поступок лёг бы пятном бесчестья на меня и моих воинов, защищавших город вместе со мной. В отличие от меня они не были связаны обетами и могли применять насилие в случае нужды. Но силы оказались неравны, противников оказалось слишком много. К тому же в последний момент, когда мы уже были уверены в своей победе и в том, что мятеж будет подавлен. К ним на помощь пришли орды косматых дикарей-наёмников, прежде обитавших на побережьях озера Расса и промышлявших разбоем и грабежом. Обладающие великой физической силой, но очень малым умом и мудростью.

Тогда мы и поняли, что «неприкасаемые» никак не могли сами устроить переворот. Они слишком глупы и недалёкие, что бы справиться со всей организацией бунта. Кто-то очень хитрый и подлый использовал их как орудие. Прикрываясь за их спинами как за щитами, выставив их «козлами отпущения», на которых возляжет вся кармическая тяжесть вины.

Башня, что ты видишь здесь на площади, была взята – последний рубеж обороны пройден, а значит пал и город. Мои воины сражались до последнего вздоха и последней капли крови, и это означало лучший исход для них. Поскольку всех, кому не повезло погибнуть в бою, ждала ужасная участь и мне пришлось лицезреть её своими глазами. Ты ведь видел наверно этих громил с плоскими лбами? Думаешь почему они такие большие и сильные? По их поверьям если одолеть в бою сильных противников, а затем съесть их плоть, то вся их сила перейдёт к ним, и они станут ещё более сильными.

Посмотри на площадь, когда-то она называлась «белой», из-за цвета мрамора выложенного на ней. А теперь в народе её называют «красной». Тела убитых разделывались прямо здесь, разводились большие костры и их зажаривали словно дичь. А затем эти дикари ели, разрывая плоть тех, кто когда-то считался моими соратниками и приближенными.

Я же не мог ничего поделать, привязанный к столбу. Ноги мои они отрубили, раскаленными на огне топорами. Они хотели, что бы людоедское зрелище осталось последним, что я увижу на этом белом свете, а затем мне выкололи глаза. И оставили меня в живых, оставив мне память до конца своей жизни о том, как они обошлись с моим народом.

Не все жители захотели уйти в негостеприимную пустыню, часть из них убоялась тягот и лишений в дикой природе. Смалодушничали испугавшись врагов и покорно приняли их правила и даже стали прислуживать своим новым хозяевам. Но как ты понимаешь, большинство населения здесь – это захваченные пленники, среди них мало действующих по своей воле.

Незримые хозяева «неприкасаемых» устроили тут перевалочный пункт, по отлову и накоплению пленных, во множестве пригоняемых сюда ордами дикарей-наёмников. А затем их перевозят на кораблях по ту сторону моря Мальх, где по слухам их сгоняют на стройки фальшивых городов.

Добрые люди сделали для меня эту тележку с колесами и они же меня кормили, не забывая о том, кем я жил в своей прошлой жизни. Я ничего не вижу, но у меня чрезвычайно острый слух и я могу услышать многое. Никто уже не обращает внимания на старого и немощного старика. Очень много лет прошло с тех пор, всё это время я обитал на площади, я не могу никуда уйти.

Но проходят поколения и уже мало кто знает, что раньше жизнь текла иначе. И что принимать нынешнее своё положение, как должное очень неправильное решение. Уже мало кто помнит обо мне и никто не разговаривает со стариком Айэлом. Считая будто я местный сумасшедший, тешащий свою жизнь, рассказами о выдуманных временах. Ведь мне уже очень много лет, не считая того, что я уже давно сбился со счёта на первой сотне."

От рассказа старого нищего у меня пробежали мурашки по спине, когда представил всё то, что происходило здесь. Действительно мраморные плиты уже не белоснежные, в лучах уходящего солнца, они отсвечивали слабо розовым цветом. Об этом я не знал, возможно потому, что бежавшие в пустыню не любили вспоминать такое. А может время и смена поколений стёрла из их памяти травмирующие события прошлого.

– Так что же привёло тебя сюда? – неожиданно прервал молчание бывший правитель.

– У меня украли деньги и…. и мне нужно отдать их, это не мои деньги вообще-то.

– Кхе-кхее-кхее, – засмеялся Айэл, – не скажу, что я против них, – старик поводил носом словно нюхая воздух, – В этом городе крайне мало честных людей, но я знаю, они приходят со стороны Восточных ворот. Я бы на твоём месте сторожил их там, если ты конечно запомнил воришку.

– Да, я помню этого гадёныша, – прошипел я сжав кулаки и предвкушая месть.

– Ну ладно, пожалуй тебя не должны видеть возле меня, – Айэл развёл руками вокруг, – Это может плохо для тебя кончится.

Встав со своего места я протянул старику свою руку.

– Благодарю вас благороднейший из благородных, несмотря на тяжесть своего положения, вы по-прежнему остались им.

Старик с уверенностью пожал поданную ему руку. Если бы он мог плакать, то слезы побежали бы по его сморщенным щекам, размывая слои пыли и грязи. Но по иронии судьбы ему нечем плакать.

Я отметил про себя – бывший царь даже сидя, находится на одном уровне со мной по росту. Наверно он был очень высок, когда ещё имел свои ноги в целости. Распрощавшись с ним я поспешно удалился в темноту узких пропахших мочой улиц.

Надеясь где-нибудь поспать и завтра с самого утра вернуться на свой пост. Та стена, облюбованная мной сегодня в качестве своей наблюдательной позиции, как раз стоит рядом с Восточными воротами. От ворот протянулась одна из четырех широких улиц, уходящих от площади по сторонам. Именно, оттуда должен явиться мой долгожданный и ненаглядный воришка.