Текст книги "Триглав, Триглав"

Автор книги: Сулейман Велиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Расскажем еще, успеется.

– Наверно, наши люди часто вас расспрашивают?

– Мы охотно рассказываем о нашей родине, хотя иногда нам задают такие вопросы, что только плечами пожимаешь. Вот, например, недавно один спрашивает: "Правда ли, что в России едят много, а работают мало?" Долго пришлось втолковывать, что едим мы не больше других, а живем по закону: "Кто не работает, тот не ест".

Сила покраснел так, словно сам обращался к русским с глупым вопросом.

– Спросить так мог только лентяй либо обжора!

Аслан засмеялся:

– Вот спросил же! Что на уме, то и на языке.

Они ехали по многолюдным, оживленным, как в праздничный день, улицам большого села, дома которого были украшены лозунгами "Да здравствует дружба народов!". Стайка детей пела народную песню "Ой морово"; здесь каждый без опаски мог крикнуть "Живеле коммунизма!", и ему отвечали той же фразой и приветливой улыбкой.

Машина бесшумно катилась по ровной асфальтированной дороге. Пусть бы она шла еще медленнее, чтобы можно было наглядеться вдоволь на счастливых свободных людей! Но вскоре дома остались позади, и перед ними снова открылась широкая равнина.

– Далеко ли еще ехать?

– Километров десять.

– Я вижу, тут вы знаете все...

– Еще бы! Скоро два года, как я тут партизаню, – ответил Аслан. – Был и еще кое-где... Например, под Дрварой. Вот память о ней, – Аслан показал Силе шрам на руке.

– Говорят, там были англичане? Будто бы даже сын Черчилля приезжал, заговорил Сергей.

– Да, были. А за два часа до боя ушли. Сына Черчилля я тоже видел. Он совсем не похож на военного, может быть, не похож и на отца. Этакий франт, даже летом носит шелковые перчатки, следит за своей внешностью, как женщина...

Когда машина взобралась на гору, Сергей объявил:

– Вот наконец-то Чеповано.

Между двумя холмами, почти у самой вершины горы, белели дома селения.

Машина медленно ползла вверх по извилистой дороге. Проехали вдоль бурного потока, который с грохотом низвергался с высокой скалы.

– Он впадает в Саву, – заметил Аслан.

– В Саву, – тихо повторил Сила. Аслан посмотрел на него, не понимая, отчего это сразу взгрустнул парень.

А парню в сверкающем потоке водопада чудился образ любимой. Где она сейчас? Что видит – равнину, море или такие же горы? Когда удастся с ней встретиться? Может быть, и не удастся... Непонятная робость помешала ему Зора так и не узнала о его чувствах. В тот день, когда он принес ей портрет Ленина, был очень удобный случай для признания... Почему он не решился, чего испугался? Не напрасно люди учат: в любви надо быть смелым. Девушки любят смелых. Вот Васко, например. Он всегда говорит о Зоре в шутливой форме, хотя неравнодушен к ней. Что, если он воспользуется его отсутствием, его нерешительностью и раньше объяснится в любви?

От этой мысли Силу бросило в жар. "Нет, она не может поверить Васко. Я люблю ее сильнее, чем он... Может, он вовсе и не любит ее... А мы с Зорой дружим с детства, – думал Сила. – Мне без Зоры не жить".

Он видел ее во сне и наяву – видел ее лицо, родинку на щеке, голубые глаза, быструю походку, золотистые волосы, маленькие белые руки, слышал ее звонкий, чарующий голос...

Лагеря партизанской бригады были расположены в густых лесах. Самолеты союзников часто пролетали над скрытым в лесу небольшим партизанским аэродромом. Казалось, лесной аэродром их вовсе не интересовал. Но однажды пять американских самолетов долго кружили над ним, и партизаны решили, что самолеты потеряли ориентировку, хотят приземлиться. Выйдя на поляну, они разложили опознавательные знаки, которые отчетливо можно было увидеть с бреющего полета. Больше того, партизаны расстелили на земле даже партизанское знамя – чтобы у союзников не было никаких сомнений... Самолеты тотчас набрали высоту, спикировали и сбросили бомбы. Лес загорелся. Стволы партизанских зенитных пушек направились в небо; один самолет партизаны сбили огнем крупнокалиберного пулемета, остальные обратились в бегство. Затем партизаны принялись тушить пожар.

Многие все еще думали, что их бомбили фашисты, вероломно замаскировавшиеся под американцев. Но когда перед ними предстал сбитый американский летчик, заявивший, что он имел приказ бомбить район Триглава, где якобы разместились фашистские войска, картина стала проясняться...

С тех пор партизаны остерегались самолетов союзников и тщательно маскировали свои объекты: Сила, пока ехали, так почти ничего и не приметил.

Штаб бригады размещался выше всех – таким образом, он мог обозревать все подразделения на склоне горы на территории в десятки квадратных километров. Ближе всех к штабу стояла первая рота, которой командовал Аслан, девятая и десятая роты вновь организованного третьего батальона, несколько дальше – второй и третий батальоны бригады; в последнем подавляющее большинство бойцов составляли итальянцы и словены, бежавшие из фашистской армии. Сначала Август даже не соглашался принимать их в свой отряд, помня о том, что эти люди воевали против партизан, но потом принял во внимание, что многие из них отнюдь не по своей охоте оказались в фашистской армии, а теперь как-никак перешли на сторону партизан, да еще с оружием, – это, конечно, ослабляет силы врага... В конце концов перебежчиков свели в особую роту, которая хорошо проявила себя в боях. А так как число перебежчиков возрастало с каждым днем, то роту развернули в батальон. Но перебежчики все еще шли к партизанам. Вот почему, когда Августу доложили, что Аслан и какой-то словен хотят видеть его, Август подумал, что Аслан опять привел бывшего фашистского солдата или пленного, бежавшего из лагерей, и хотел отослать их к начальнику штаба; если, мол, у пришедшего есть рекомендация от Павло, нач-штаба оформит его в отряд.

– Он хочет видеть лично вас, – сказал адъютант.

Войдя, Аслан взял под козырек. Сила хотел сделать то же самое, но не сумел, смущенно опустил руку и только во все глаза глядел на Августа – этот высокий, крепкий человек с суровым волевым лицом – отец Зоры...

Август встал, подошел к Аслану.

– Кто это с вами?

– Этот товарищ из города, с особым поручением.

– Кто тебя послал? – спросил Силу Август.

– Павло.

– Садись, молодой человек, я тебя слушаю.

Сила сел. Сначала сбивчиво, а потом смелее стал рассказывать о том, как получил задание и как добирался до партизан. Потом, достав из-за пазухи пачку документов, подал их Августу.

– Да, нам сопутствует удача, друзья, – сказал Август, просмотрев бумаги и по достоинству оценив важность содержащихся в них сведений.

И, уже отпустив Аслана, задержал у себя Силу.

– Расскажи подробнее, как в городе?

– Народ ждет, товарищ командир. На улицах, в магазинах, ресторанах ночью фашистов не видать. Боятся. Городская полиция в растерянности...

– Ну, а Зора, как она? Ты знаешь о ней что-нибудь? – спросил Август. Доволен ею Павло?

Сила потупил взгляд. Ему показалось, что Август знает все, читает по его лицу, как по открытой книге.

Ответить он не успел. Открылась дверь, вошел человек среднего роста со смуглым, немного скуластым лицом, озаренным по-юношески ярким взглядом умных глаз. Поздоровавшись, он неторопливо прошелся по комнате и опустился на табурет напротив Августа.

– Это комиссар нашей бригады, – сказал Август. – А это, – добавил он, указывая на Силу, – товарищ из Триеста. Он перехитрил вражеского шпиона, похитив у него важные документы, и очень ловко и удачно пробрался к нам.

– Да вы просто молодчина, – сказал комиссар и, вставая, протянул юноше короткую сильную руку. – От души поздравляю вас. Вот она, нынешняя-то молодежь, а? Все может!

Сила поднял голову. Глаза их встретились.

– Постойте, постойте, – вдруг сказал комиссар, слегка бледнея, – мне... лицо ваше... знакомо... очень...

Внимательно, будто припоминая что-то, смотрел он на юношу. Этот чистый ровный лоб под шапкой каштановых кудрей... Эти чуть продолговатые темные глаза, обрамленные густыми ресницами... Плавный изгиб черных бровей... Это черты жены...

– Скажи, джиоване, – спросил он чуть приглушенным голосом, переходя на итальянский язык, – этот шрам на лбу, отчего он у тебя?

– Это жандармы память оставили... Часами один стукнул... – Сердце у Силы лихорадочно билось в предчувствии чего-то необыкновенного.

– За что?

– Они пришли за отцом... Я хотел сам того жандарма огреть часами, да он перехватил руку... Ну и...

Раде сделался белый как бумага.

– Как тебя зовут, мальчик? – спросил он чуть слышно.

– Сила.

– Сила?

– Да.

– А имя отца и имя матери ты помнишь?

– Да, – сказал Сила. И назвал имена. Сомнений быть не могло.

– Сила! – прошептал Раде. – Сын мой!

Сила был словно во сне. Растерянно глядел в лицо комиссара. Медленно всплывали в памяти родные черты. – Отец! – закричал он.

И они бросились друг другу в объятия.

Август, с волнением наблюдавший эту сцену, растроганно улыбнулся: нашлись отец и сын. "И я нашел: друг моей дочери – сын моего друга... Трудно поверить, до чего хорошо!"

Август на цыпочках вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

...Вечером, когда уже, кажется, обо всем переговорили, Душана Раде можно было видеть в землянке – он склонился над какой-то толстой книгой и что-то писал. Книга эта была фамильной реликвией – только ее и удалось Раде сохранить. Он уже стар и скоро передаст ее сыну...

Раде перечитал последнюю запись: "Много лет тому назад мой прадед сражался против французов. Мне пришлось воевать против фашистов. В этой борьбе я потерял семью: жену, сына..." Он зачеркнул последнее слово. Сына он нашел и теперь напишет об этом счастливом дне...

Что касается Анатолия, то его найти было уже легче легкого – вся бригада знала комбата, и каждый почел бы за честь проводить к нему Силу.

Три года прошло с тех пор, как они виделись в последний раз. Оба, конечно, изменились (Сила возмужал, на висках у двадцативосьмилетнего Анатолия появилась седина), однако узнали друг друга сразу.

В этот же день Сила был зачислен в роту Аслана. Очкастый батальонный писарь занес его фамилию в список, и Сила с Асланом отправились в столовую.

– Здесь каждый день бывает горячий обед? – спросил Сила. Перед ним дымился ароматный суп.

– А как же! Горячий обед мы имеем даже в походе и в горах. Кухни следуют за нами по любым дорогам.

Из столовой Сила пошел к старшине. Старшина в партизанском батальоне обладал большой властью. Увидев новичка, он прервал беседу с бойцами, в ответ на какую-то их просьбу сказал им как отрезал: "Нельзя" – и повернулся к Силе:

– Вам что?

– Я – новый боец, зачислен в роту Аслана. Я прошу дать мне место в палатке ротного.

– В этой палатке людей больше, чем надо.

– Устроюсь как-нибудь. Аслан сказал...

– Нельзя, – упрямо повторил старшина. Если бы кто-нибудь намекнул, что Сила – брат комбата, старшина, конечно, сразу сменил бы тон... Но сейчас, предупреждая всякие просьбы, он заявил: – Никаких разговоров! Идите, я скажу, в какой палатке будете жить.

– В неудачное время сунулся, – усмехнулся Аслан, выслушав рассказ Силы о разговоре со старшиной. – Видно, сердит на что-то. Когда сердит, отказывает в любом пустяке. Просто сумасшедший. Анатолий даже хотел отстранить его от должности, да раздумал: работник хороший... Ничего, эту ночь как-нибудь переночуешь на моей койке, а там мы сами определим тебе место. В сущности, это не старшина должен решать.

– А вы куда пойдете?

– Я переночую в санчасти.

– А там что, разрешают находиться?

– А почему нет? Я думаю, разрешат... Коек свободных много.

Они подошли к палатке медпункта, когда Анита перевязывала раненого. Аслан шепнул Силе:

– Смотри: это Даглы Асад, мой земляк. В последнем бою отличился.

Лицо и шея Асада были так забинтованы, что Сила мог видеть только его черные волосы.

– А рана тяжелая?

– Ничего. Заживет.

Закончив перевязку, Анита подошла к Аслану. Аслан познакомил Силу с девушкой. Они пожали друг другу руки.

Анита напомнила Силе Зору. И только с ней она могла сравниться своей красотой.

На обратном пути Сила вдруг спросил Аслана:

– Вы ее любите?

– Кого?

– Аниту.

– Кто сказал, что я ее люблю? – улыбнулся Аслан.

– Я прочел это в ваших глазах.

– Я тоже прочел в твоих глазах, что ты влюблен.

– Я? – удивился Сила.

– Да. Не смущайся.

– Да, я люблю, – сознался парень. – Не знаю только, любит ли она меня. Мы об этом так и не поговорили.

– Совсем не обязательно говорить о чувствах. Может быть, она уже и так догадалась?

Лицо парня просияло. Как знать, может, Зора и любит его? Подумав об этом, Сила сразу вспомнил наказ девушки.

– Зора просила, чтобы вы переписали для нее "Катюшу".

– Какая Зора? – спросил Аслан. И вдруг, по жаркой краске на лице Силы, догадался, о ком он говорит. – Да... Так, значит, ее зовут Зорой? Но меня ведь она не знает?

– Зато в Триесте о вас многие слышали.

– Хорошо, дорогой, я перепишу "Катюшу", у нас каждый ее знает.

– Но это не все. У Зоры к вам еще одна просьба...

– Скажи, пожалуйста... Какая же?

– Она просит вашу фотографию.

– На что она ей?

– Так она же художник! Хочет написать портрет советского партизана...

– Гм... – засмеялся Аслан. – Почему с меня? А ты не ревнуешь?

– Нет, что вы! Ревнуй не ревнуй, а она любит вас все равно.

– Меня? – Аслан растерялся.

– Ну, не так. Она любит вас, как брата, – поправился Сила. – Ведь люди, которые борются за свободу нашей родины, нам дороже братьев... Не отказывайте, дайте ей ваше фото!

– Об этом мы еще успеем поговорить... Идем, познакомлю тебя с твоими товарищами.

И вот Сила наконец-то среди тех людей, с которыми ему предстоит жить, деля горе и радость, ходить в бой...

У пожилого усатого дядьки странное имя – Цибуля. Через несколько минут Сила уже знает о самой ближайшей мечте его: будучи артиллеристом, хочет Цибуля найти хоть какую-нибудь пушчонку, ибо "без гарматив, як без рук". Пушек у партизан было очень мало, приходилось ждать очередных трофеев.

Силе очень нравился еще один товарищ – сосредоточенный и задумчивый парень, Лазарь, он же Аббас, "двоюродный брат" Аслана... И многие другие бойцы и командиры нравятся ему. Нравится ему Август. Нравится все вокруг. А больше всего счастлив он тем, что где-то совсем близко, в штабной палатке, сидит сейчас и работает рядом с командиром бригады его отец, комиссар Раде Душан...

В четыре часа дня звуки трубы поднимают партизан, как по тревоге. Сила, открыв глаза, вопросительно смотрит на Аслана, стоящего в дверях.

– Разве ты не знаешь, что сегодня День Красной Армии и Военно-Морского Флота? Праздник! Вставай. Сейчас будет торжественное собрание, а потом концерт.

Они пошли на поляну, своего рода "летний клуб", без скамеек и сцены открытая зеленая площадка, которую быстро заполнили бойцы. Только небольшая возвышенность посреди поляны осталась свободной. Там появился докладчик и стал рассказывать о славном пути, пройденном Красной Армией.

А после доклада состоялся концерт. Он окончательно опрокинул всякое представление Силы о партизанах. Вместо замкнутых, суровых, угрюмых людей увидел парень добродушные, жизнерадостные лица. Умеют партизаны веселиться и веселить других! Очень понравились Силе отрывки из музыкальной комедии Узеира Гаджибекова "Аршин мал алан". Роль Аскера исполнял Даглы Асад, Сулеймана – Аслан, Солтан-бека – Яков Александрович, учитель русского языка. Говорят, долго пришлось искать исполнителя роли Гюльчохры, а ее совсем неплохо сыграл Лазарь. Сила едва узнал своего соседа по палатке – так тот преобразился.

А потом какой-то молодой итальянец помчался в танце. Затем кто-то выкрикнул:

– Русский танец, русский!

И все требовательно захлопали. В круг вышел Сергей, тоже добрый знакомец Силы. Он сорвал с головы кепку, ударил ею об землю, дважды не спеша прошелся по кругу и вдруг понесся, словно вихрь. Под восторженные аплодисменты зрителей он вызвал плясать Аслана, и тот не стал церемониться повернувшись к музыкантам, щелкнул пальцами, прося исполнить танец "Гайтаги".. Этот кепку не бросил, а надвинул ее на глаза и, приложив одну руку к голове, а другую вытянув вперед, поплыл мимо зрителей.

– Гоппа, гоппа... – кричали они, ободряя танцора. Самые горячие аплодисменты достались ему.

Радостный и возбужденный, Аслан подошел к Силе, сказал ему на ухо:

– Я слыхал, ты артист. Выходи, покажи свое искусство.

– Я пришел сюда не за этим, – ответил Сила.

– Всему свое время. В бою побывать успеешь.

– Но ведь к выступлению надо готовиться.

– А ты покажи то, что можешь. Сегодня такой торжественный день!

Немного подумав, Сила спросил, не найдется ли несколько листов белой бумаги и красный карандаш.

– Конечно найдутся, – обрадовался Аслан. Он провел Силу в палатку. Здесь ты можешь подготовиться. Не торопись, пожалуйста, но и не тяни.

Через полчаса, когда Сила вернулся в "летний клуб", где только что окончился последний номер концерта, Аслан потребовал внимания и, представляя Силу бойцам, сказал:

– Познакомьтесь, товарищи, с этим молодым волшебником.

Сила церемонно поклонился.

– Прошу кого-нибудь подойти ко мне.

Улыбаясь, вышел Яков Александрович. Сила подал ему лист белой бумаги, спросил:

– Что здесь написано?

– Ничего, – осмотрев лист с обеих сторон, Яков Александрович пожал плечами. – Чистая бумага.

– Смотрите внимательней.

– Чего ж смотреть?

– Тогда пусть посмотрят остальные.

Яков Александрович показал бумагу всем – на ней не было ни пятнышка.

– Положите ее в карман, – сказал ему Сила.

Яков Александрович выполнил просьбу. Сила помахал рукой вокруг него, сказал:

– Достаньте бумагу и разверните.

Яков Александрович достал из своего кармана бумагу и от удивления покачал головой: четко, ярко-красным карандашом на ней было написано: "Смерть фашизму, свободу народам!"

Зрители были в восторге.

Расталкивая бойцов, к Силе пробрался Сергей.

– Можешь показать мне эту бумагу?

– Пожалуйста.

Сергей осмотрел бумагу самым внимательным образом, даже поглядел сквозь нее на свет и только потом положил в карман. А когда по просьбе Силы достал ее, все прочли на ней гордые слова: "Живела Рдеча Армада! Живела югославска Народна армада!"

Сергей подошел к Силе и молча пожал ему руку. И Сила понял: в лице Сергея благодарят его все.

Поздно ночью, вызвав к себе весь комсостав бригады, Август Эгон сказал:

– Перехожу сразу к делу. По сведениям нашей разведки, фашисты собираются нас бомбить. До сих пор враг не знал точного расположения нашей бригады. Как видно, разведка у него работает неплохо. Быть может, в нашу среду попали лазутчики? Штаб принял решение о перебазировании. Сейчас нам важно прежде всего избежать преждевременных потерь, уйти из-под удара... План передислокации составлен. Будьте бдительны. Следите, не попытается ли кто-нибудь отстать, податься в сторону...

– Неужели предательство... – тихо сказал Раде.

– А что же это, по-твоему? Случайность?

– Разве не мог обнаружить нас разведывательный самолет? Может быть, кто-нибудь допустил неосторожность – разжег костер или развесил белье на кустах...

– После американцев не появлялся ни один самолет.

– Если негодяй ходит среди нас, он может причинить немало бед. Да, надо уходить. Но враг не должен знать, что мы ушли отсюда. Оставим несколько палаток, замаскируем их так, чтобы могли обнаружить с самолета, и посмотрим, что получится.

– Так и сделайте, – согласился Август. – Если есть предатель... А может, такого и не существует в природе? Тем лучше. Во всяком случае, надо быть начеку. Готовься встретить зло, когда-нибудь придет и добро. Будем осторожны и в то же время станем действовать смелее. Место, куда мы должны перебраться, находится под боком у врага.

После полуночи партизаны перешли на другой берег реки Савы. А утром вокруг оставленного партизанами лагеря загорелся лес, подожженный фашистскими бомбардировщиками.

Август, наблюдавший этот налет, раздумчиво сказал своим соратникам:

– К сожалению, оправдались мои догадки... Еще раз прошу: удвойте, утройте бдительность.

В ЛЕСАХ ПАЛМАНОВКИ

В последние месяцы 1944 года на фронтах в Италии царило затишье, англо-американские войска топтались на месте. Лишь изредка била дальнобойная артиллерия, летели куда-то на север бомбардировщики. Можно было подумать, что здесь нет войны, а идут тактические учения. И газеты пестрели стандартными фразами: "На фронтах никаких перемен".

А в это время Красная Армия наступала. Освободив свои земли, советские войска вступили на германскую территорию.

Войска Третьего Украинского фронта вели бои в Югославии. Осенью 1944 года, освободив совместно с частями Народно-освободительной армии Югославии столицу этой страны Белград, они повернули на север и северо-запад, нацеливаясь на Вену.

Победы советских войск создали благоприятные условия для действий югославской армии, и она повела наступление на побережье Адриатики. Часть войск двигалась в направлении Триеста. Активизировали свои действия и партизаны. Многие партизанские отряды к тому времени были сведены в регулярные части и влились в Народно-освободительную армию Югославии. Бригада Августа Эгона, действовавшая в Словении, получила номер и вошла в состав 9-го корпуса. В последовавших затем ожесточенных наступательных боях бригада завоевала почетное звание ударной и наименование "Бозовишка", данное ей в память о расстрелянных итальянскими фашистами в 1930 году в селе Бозовишка, вблизи Триеста, борцах коммунистического подполья.

Вскоре в горах зазвучала гордая походная песня бывшей партизанской, а ныне регулярной бригады:

Поем о бригаде ударной и славной,

Поем о походах ее и боях,

Поем о бригаде интернациональной,

Поем о героях, ее сыновьях.

Пели эту песню югославы. Пели итальянцы. Пели русские – бойцы отдельной советской партизанской pоты – русской четы, выросшей из небольшого партизанского отряда, что родился в сентябре 1943 года в густых триглавских лесах...

Шли бойцы по лесам и равнинам, шли по горам, переправлялись через реки. И всюду звучала партизанская песня, а в ответ ей неслись восторженные крики жителей освобожденных сел: "Живела югославска Народна армада!"; "Живела Рдеча Армада!"; "Живела братска Русия!"

А когда упорствовал враг, сквозь ружейную трескотню и взрывы гранат гремели словенские призывные возгласы, раскатистое русское "Ура!", итальянское "Аванти рагацци!...", "Russia molto bene... Serapre forte!"*.

______________

* "Вперед, ребята!...", "Россия – очень хорошо... Всегда вперед!"

Судьбы войны и мира решались на востоке; весь мир жил теперь известиями с советско-германского фронта, который с каждым днем отодвигался на запад. Советские армии охватывали Германию с севера и с юга; их железные объятия сжимались, сгибая и сминая оборону фашистов; каждый понимал: когда они сомкнутся – крах гитлеровской империи будет неминуем...

И бойцы югославской армии, партизанских бригад, подпольщики Триеста и других городов, выполняя свои задачи, вносили тем самым неоценимый вклад в дело разгрома ненавистного врага, делали все, чтобы крах гитлеризма наступил возможно скорее.

Тяжкие испытания и трудности ждали людей впереди, но позади трудностей и испытаний осталось, пожалуй, больше. Во всяком случае, было что вспомнить комбригу Августу Эгону. В юности он был мечтателем. Отлично учился, особенно увлекался историей. Кем он хотел стать? Наверное, ученым. Но слишком быстро началось крушение мечты: дальше школы он так и не пошел. Потом долго искал работу. И когда ему исполнилось двадцать лет, он наконец устроился грузчиком в триестинский порт.

Жизнь была с ним жестока. Зато и Август был не из тех, кто склоняет голову перед судьбой. Тяжелая работа оказалась ему по плечу: ведь он был сыном рабочего! Скоро он стал старшим грузчиком порта – самые сложные работы выполнялись под его руководством, и он заслужил уважение товарищей по труду.

Это были времена, когда итальянский фашизм обрек страну на страдания и унижения. Однако насилия, произвол не сломили рабочих; в глубоком подполье создавались все новые и новые прогрессивные рабочие организации.

Август принялся за изучение произведений Маркса, Энгельса, Ленина и вскоре выдвинулся как неплохой агитатор. Вместе с Раде Душаном он организовал в порту несколько забастовок. А потом их пути разошлись – Раде уехал в Испанию бороться против фашистов в рядах интернациональной бригады, Август же только потому не уехал, что незадолго до этого был схвачен полицией.

Друзья встретились опять только в сороковом году. С новой силой, решимостью и уверенностью продолжали они борьбу. Они были первыми среди тех, кто открыто выступил против фашистов. Окутанные туманами горы стали их родным домом. Здесь, в горах, фашисты столкнулись с вооруженным свободолюбивым народом. Капитуляция фашистской Италии летом 1943 года способствовала расширению партизанской борьбы в Югославии, и особенно в Словении. В Словении до этого дислоцировались войска итальянского одиннадцатого армейского корпуса под командованием генерала Марио Роботти; в состав корпуса входили 14-я пехотная дивизия "Мечарата" и различные оперативные группы. С момента оккупации немцами Югославии эти войска совершили тысячи невиданных по масштабам и неслыханных по своей жестокости злодеяний над мирными словенскими жителями.

Как только было получено известие о падении фашистского режима в Италии, главный партизанский штаб Словении передал по радио приказ всем партизанским частям: разоружать фашистские войска. Партизаны неукоснительно выполняли этот приказ. При этом не обходилось и без кровавых стычек. Больше всех упорствовали отборные фашистские части "Калича нэра" чернорубашечники, бывшая гвардия низложенного дуче Муссолини.

Потом перед партизанскими войсками была поставлена новая задача: успеть до подхода немецких войск собрать и спрятать в горах отобранное у итальянских фашистов оружие, боеприпасы, медикаменты и снаряжение. Эту задачу партизаны тоже выполнили. Теперь у них было все необходимое для дальнейшей борьбы. В Словенском Приморье были сформированы две партизанские дивизии: тридцатая и тридцать первая; каждая состояла из шести бригад, вполне боеспособных подвижных соединений.

В конце сентября 1943 года гитлеровцы бросили против партизанских частей Словении три дивизии, выдвинутые из Северной Италии. Немецкая авиация беспрерывно бомбила не только позиции партизан, но и беззащитные мирные селения. Отбомбившись, самолеты засыпали села листовками, полными угроз по адресу жителей, бойцов югославской армии, итальянских повстанцев. Однако бешеный натиск врага был отбит...

Да, многое осталось позади. Но теперь наступали решающие дни. В воздухе ощутимо пахло победой. Надо напрячь все силы, чтобы разгромить врага.

Люди, подобные Августу Эгону и Раде Душану, когда-то мечтавшие стать интеллигентами, вчерашние грузчики, ставшие воинами, были уверены, что добьются всего, о чем мечтали. Только мечта осуществится тогда, когда придет свобода. И они шли навстречу свободе сквозь огонь войны.

Если же говорить о личных желаниях, то больше всего на свете Август Эгон хотел бы встретиться с дочерью. Пусть бы Зора была рядом... Сейчас он ей разрешил бы, пожалуй, прийти в бригаду.

Но, как это часто случается, обстоятельства складываются совсем иначе, чем мы желали бы. В то время как Август Эгон мечтал увидеть дочь около себя, она шла с новым заданием совсем в другом направлении...

По возвращении из Габриа в Триест Зора почти ежедневно наведывалась в кафе "Шток", где получала от Павло задания. Затем она шла выполнять их, а выполнив – докладывала, как и что успела сделать.

Однажды Павло встретил ее на пороге, возбужденный и необычайно вежливый.

– Танцуй! – заявил он.

Зора смотрела на него с удивлением. Павло любит шутить, но ей-то не до шуток.

– Значит, не догадалась, – усмехнулся Павло. – Если бы я сказал это русскому, он сразу бы понял, что ему – письмо. У них обычай такой: заставляют танцевать каждого, кому пришло письмо.

– Значит... мне тоже... письмо?

– Конечно. Да еще, наверное, долгожданное.

– От кого? – спросила Зора, густо покраснев.

– А я этого не знаю, – засмеялся Павло. – Если тебе письмо от моего бойца, то я рад: с ним, значит, все в порядке.

Письмо было от Силы.

"Дорогая Зора! Привет тебе из партизанского края, с гор Триглава, писал он. – Я не могу рассказать, что я здесь увидел, сколько интересных людей встретил, но я скажу тебе о другом: не было еще дня, чтобы я тебя не вспомнил. Настроение у меня хорошее. Я выполнил все поручения, в том числе и твои. Посылаю тебе написанные Асланом (я встретил его первым из партизан при необычайных обстоятельствах) слова "Катюши" и фото".

Зора прервала чтение, чтобы посмотреть фотокарточку. Довольно долго рассматривала она ее. "Взгляд очень серьезный, прямой, чистый, немного наивный. Таким я его и представляла", – подумала она. Потом пробежала глазами слова песни, улыбнулась, мысленно поблагодарила Силу за внимание – и снова вернулась к письму,

"... Я пишу тебе издалека, а сердце бьется так, словно ты – рядом. Около тебя я молчал. Но ведь пока еще война, все может случиться, и поэтому я решаюсь тебе признаться в своей любви... Вот я написал эти слова, признался. Будь что будет. Когда мы встретимся в свободном Триесте (а осталось немного, начинаются решающие бои), ты, я надеюсь, ответишь мне, как подскажет сердце. Я не обижусь, если ты скажешь "нет". Но знай: я тебя люблю".

Жаркий румянец залил щеки девушки, на глаза навернулись слезы.

Павло сделал вид, что очень занят своими делами. "Милый, милый мой Сила", – подумала Зора и продолжала читать. "Ты знаешь, Зора: много лет назад я потерял отца. Я никогда не думал, что найду его. И где? Здесь. Здесь нашел я его. Я как раз докладывал твоему отцу, и вдруг заходит мой... Я счастлив безумно. Наши отцы дружили в прошлом, дружат и сейчас. Мой отец комиссар отряда, которым командует твой. Мне не описать нашу встречу и то волнение, какое я испытываю даже сейчас, вспоминая подробности встречи. Наверно, ты порадуешься вместе со мной".

Да, Зора от души порадовалась за друга.

Она перечитала письмо еще раз и еще. Несколько слов в конце письма были зачеркнуты, и все же она ухитрилась прочесть их. "Дорогая, напиши, Васко пока еще в Триесте или куда ушел? Меня тревожит одна мысль..."

Конец фразы был зачеркнут так старательно, что она не смогла ничего разобрать, но ей стало ясно: все мужчины ревнивы.

Она словно забыла о том, что Павло рядом, и, опомнившись, долго не решалась взглянуть ему в лицо.

– Ты будешь счастлива с этим парнем, Зора, – сказал Павло.

Зора, застыдившись, отвернулась и принялась старательно теребить тонкие кисти платка. Выждав, пока она справится с волнением, Павло сказал, что ей опять нужно идти к итальянским партизанам.

Зора как будто ждала этого – когда она подняла голову, в ее глазах было выражение сосредоточенности и решимости.