Текст книги "Триглав, Триглав"
Автор книги: Сулейман Велиев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Но Август Эгон приехал не утешать.
– Значит, решено. – Эгон повернулся к Якову Александровичу. – А, это вы? Ранены? Ну как, поправляетесь?
– Спасибо, мне лучше теперь.
– О вас спрашивал Аслан. Вам ведь известно, что мы с ним тоже друзья? Скажите, что ему передать?
– Если можно, передайте моему лучшему ученику, что я желаю лишь одного: пусть он выздоровеет скорее.
– Спасибо вам за такого ученика, – сказал Август. – Наши врачи делают все, чтобы его спасти.
– Хочется мне его увидеть...
– Позавчера его оперировали... Ему сейчас нельзя волноваться. Не следует его тревожить.
– Он не расстроится, если увидит меня...
– Товарищ комбриг, – послышался взволнованный голос старшины батальона, который лежал через койку от Силы. – Товарищ командир, – старшина приподнялся на постели, – вы знаете, все мои мысли там, в батальоне. Я тут места себе не нахожу, помогите выбраться отсюда!
– Да, ты настоящий старшина, – улыбнулся Август. – Беспокойный ты человек! Ох, если бы ты знал, сколько продовольствия и одежды мы захватили!
– Товарищ комбриг! Ну, что это за наказание такое?! Там столько дел, а я здесь лежу!
– Выздоравливай, успеешь еще и поработать.
Наконец комбриг вспомнил о просьбе Якова Александровича:
– Все же попробую поговорить с врачом. Если можно, вам устроят свидание.
– Спасибо.
Через несколько минут после ухода Августа Эгона сестры милосердия провели Якова Александровича к Аслану.
И вот он рядом со своим учеником...
Аслан бледен, но большие, глубоко запавшие глаза сияют.
Учитель и ученик встретились как воины. С мягкой отеческой улыбкой глядя на Аслана, Яков Александрович думал о том, что, пожалуй, врачи напрасно так беспокоятся: Аслан непременно будет жить.
– Дорогой учитель, это третье наше свидание, – тихо заметил Аслан. Если будем живы, в следующий раз встретимся дома.
– Я верю, – улыбнулся Яков Александрович. – Скоро увидим родные края. Война на исходе. Теперь нужно только поправляться...
– Я стараюсь. Жаль, не все от меня зависит.
– Все будет в порядке... Аслан, дорогой, здесь, рядом со мной, лежит твой боец. Он вот-вот уедет... У него хранятся твой комсомольский билет, кисет и красивый платок...
Лицо Аслана порозовело от волнения.
– Он ничего не говорил обо мне?
– Хотел заглянуть сюда, да не пустили. Я проник к тебе с помощью комбрига.
Неожиданно в палате появилась стройная русоволосая девушка. Сначала ее никто, не приметил среди вошедших сестер. Ее пристальный взгляд сразу впился в Аслана, и Яков Александрович без труда догадался: это Анита. Он переменил разговор, торопливо рассказал Аслану о том, что пришлось ему пережить за последнее время, и встал.
– Ну, выздоравливай. Я еще зайду. А вы, – обратился он к сестрам, – все же очень строги: не дали как следует побеседовать с другом...
ДРЕВНИЙ ГОРОД ТРИЕСТ
Вурдалак пропадает с первым лучом солнца.
Из сербского фольклора
Второго мая сорок пятого года ожесточенный бой закипел на улицах Триеста. К полудню партизаны очистили от противника большую часть города. Уцелевшие гитлеровские солдаты метались в панике, стремясь прорваться к лодкам. Некоторым удалось даже отчалить от берега. Но партизаны пулеметным огнем заставили их повернуть обратно. На узкой прибрежной полосе суетилось разбитое гитлеровское воинство. Никакой дисциплины и в помине не было. Невозможно было отличить солдата от лейтенанта, лейтенанта от полковника каждый думал только о себе.
По улицам города еще летали разбросанные немцами листовки-просьбы "Дайте нам свободно уйти". Никто не читал этих листовок. Партизанские роты из бригады Августа и других соединений прижимали фашистов к воде. Да и там гитлеровцам не было спасения – Адриатическое море гнало навстречу им высокие пенистые волны.
Тысячи людей из освобожденных кварталов наблюдали картину разгрома врагов. Отовсюду слышалось:
– Вон они, пробиваются к берегу.
– Вошли в воду...
– Берут доски.
– На доске недалеко уплывешь.
...Сила в тот день тяготился должностью адъютанта. Он носился в поисках "настоящего" дела. И дело такое ему подвернулось: он заметил группу солдат противника, которые пробирались боковой улицей к порту. Сила приказал бойцам, сопровождавшим его, отсечь противнику путь, а сам с ручным пулеметом поднялся на водокачку и открыл огонь сверху. Он стрелял до тех пор, пока на улицу не выплеснулся новый отряд партизан. С криком "За родной Триест!" партизаны шли в последнюю штыковую атаку.
Вскоре сопротивление врага было сломлено.
Штаб партизанского отряда перешел в отель "Континенталь". Здесь все свидетельствовало о паническом бегстве врага. Под ногами валялись разбросанные документы и папки – дела на патриотов, опросные листы, приговоры, объявления: "За голову партизанских вожаков назначаю 50 000 марок"... Знакомая подпись... Сколько таких объявлений за подписью фон Берга и других гитлеровских начальников Сила и Зора сорвали в свое время со стен Триеста! Сейчас, наоборот, Сила приказал собирать их; пригодятся, когда народы призовут преступников к ответу...
Люди обнимались, плакали и смеялись от радости прямо на улицах. Мимо ликующих горожан вели пленных фашистских солдат. Вчерашние завоеватели брели, понуро склонив головы.
Среди пленных Сила узнал одного: это был тот офицер с женоподобным лицом, который беседовал с Ежей в автобусе. Он очень похудел, побледнел и был похож на старушку.
Один рослый солдат из колонны пленных кинулся к Силе, как к спасителю.
– Я ваш пленник, но, по справедливости, вы должны меня освободить! Я продавал на базаре в поселке Святой Якоб газету "Иль Пикколо". В действительности это была партизанская газета. Только название было не партизанское...
Сила вспомнил про случай, о котором ему рассказал Аслан, и засмеялся.
– Когда ты продавал ее, разве ты знал, что это партизанская газета?
Солдат сначала смутился, потом вынужден был признаться:
– Конечно не знал. Однако и вы не знаете, что сделали со мной немцы за это... В то время я и не хотел, да случайно помог вам. А теперь искренне хочу помочь. Я знаю, где скрывается фон Берг.
Сила посерьезнел.
– Если скажешь правду, это тебе зачтется.
– Скажу правду, можете мне поверить!
Солдат этот понравился Силе своей откровенностью. Переговорив с Анатолием, Сила спросил итальянца:
– Так где же скрывается фон Берг?
– Я видел, как он отходил вон к тому зданию.
– Веди! – распорядился Анатолий.
Партизаны обыскали здание. Осталось осмотреть подвал. Сила, держа наготове пистолет, вместе с солдатом-итальянцем спустился вниз и осторожно пошел вдоль стены.
Солдат шепнул:
– Впереди свет, видите? Может быть...
Сила включил карманный фонарь. Яркий луч упал на лежащего у стены человека. Рядом с человеком валялся пистолет.
– Фон Берг, – шепнул итальянец. – Застрелился.
Сила подошел к фон Бергу. Нащупал пульс.
Полковник застонал и открыл глаза.
– Вот вы где, господин полковник? Что, не получилось у вас самоубийство? Ну и хорошо, что не получилось! Многое у вас не получилось, господин полковник. Прежде чем умереть, вы еще будете держать ответ перед народом!
Той порой с окраин свозили несметные трофеи. У пленных офицеров и солдат было отобрано множество награбленных вещей, и, так как владельцев уже невозможно было разыскать, все эти ценные вещи становились достоянием народа. Охранять их Август Эгон доверил Даглы Асаду: комбриг вспомнил рассказ о том, как, будучи экскаваторщиком, Даглы Асад нашел клад и весь сдал в банк. Такой ни на что не польстится, под его охраной ценностям надежнее, чем под семью замками....
Триест пережил большой, торжественный день, быть может, самый волнующий день за всю свою историю. Жизнь кипела на площадях и улицах, где праздновал свое освобождение истинный хозяин города – народ. Триест ликовал. Над шумными улицами неслись радостные слова призывов и приветствий.
– Живеле свободны Триест!
– Живеле Коммунистична партия!
– Живеле Советска власть!
И до слез было радостно слышать эти слова советским людям здесь, на берегу Адриатики.
Август Эгон разрешил Силе навестить мать, и Сила помчался домой. Но, подойдя к дому, он сник: на дверях висел замок. Сила заглянул в окно. В комнате – пусто, видны только голая кровать и ничем не покрытый стол. "Неужели уехала или, может быть, умерла?" – с болью в сердце думал Сила, вспоминая последнюю встречу с матерью и ее напутственные слова: "Сынок, Зора хорошая девушка. Умница, как ее покойная мать. Зора достойна тебя... Говорю тебе это, потому что уже стара и больна..."
Сила кинулся к соседям; у них на дверях тоже были замки.
Во дворе он увидел бледного худого мальчика.
– Куда переехали люди?
– Еще не переехали, – ответил мальчик.
– А куда ушли?
– На площадь. На Зеленый базар.
– Мальчик, а ты знаешь тетю Марицу? – спросил Сила.
– Знаю, а что?
– Где она?
– Тоже ушла туда.
Сила побежал к базару.
На Базарной площади яблоку негде было упасть. Сила нырял в толкучке, стараясь разыскать хоть кого-нибудь из знакомых. В военной форме он был неузнаваем. Но как только кому-то он назвал себя, люди окружили его со всех сторон; каждому хотелось поближе увидеть партизана, да еще знакомого. Потом послышался крик: "Дайте дорогу тете Марице!" Толпа расступилась, образовав проход. Тетя Марица шла не спеша, важно. Ее гордый взгляд словно говорил: "Вот он, мой сын, посмотрите только, какой он!"
– Мама! – крикнул Сила и рванулся ей навстречу.
– Сыночек! – дрожащим голосом произнесла Марица и, не выдержав, сдалась натиску счастья, обняла сына, залилась слезами. И долго стояли они посреди площади. Мать все плакала, прижимая Силу к сердцу, шептала: "Дорогой мой, милый мой!" Сила нежно гладил ее седые волосы.
– Я жила надеждой, сыночек. День и ночь мечтала, ждала, когда увижу тебя и Анатолия. Где он?
Узнав, что Анатолий жив и здоров, она опять всхлипнула, и Силе пришлось ее успокаивать. Когда Лазарь, связной, крикнул: "Товарищ адъютант!", Сила не понял сначала, что это относится к нему. В толпе притихли и с удивлением смотрели то на Лазаря, то на Силу. Сила смутился.
– Товарищ адъютант, командир вызывает. Скорей идите в штаб, – повторил Лазарь и, не дожидаясь Силы, побежал обратно.
Сила попрощался с матерью и заторопился в город. В порту стояли толпы притихших жителей; люди с тревогой всматривались в морские просторы.
Далеко на горизонте появились дымы пароходов.
– Идут, – тяжко вздохнул кто-то. – Опоздали!
– Нет. Они как раз и плывут на готовенькое.
– Явились...
– Черт бы побрал этих незваных гостей!
...Август Эгон, помрачнев и сурово сжав губы, опустил бинокль.
К Триесту приближалась эскадра союзников. В полдень 2 мая в Триест вошли мотомеханизированные части англичан и американцев.
В штабе Сила узнал весть, которая потрясла его; убит Павло.
В оцепенении простоял с минуту. Эта потеря была особенно тяжелой для него – Сила считал Павло вторым своим отцом.
Павло, посвятившего свою жизнь борьбе за счастье народа, в Триесте знали не только как хорошего артиста, он был известен и как добрый, отзывчивый человек.
Покушение было совершено после боев, около кафе "Шток". Кто мог убить Павло? Чьих это рук дело?
Толпа людей, собравшаяся возле штаба, кипела в негодовании. К комбригу подбежал Васко:
– Товарищ командир, убийца пойман!
– Кто он? – спросил Август.
– Мрва, – выступил из толпы Сергей.
– Мрва? Вы не ошиблись?
– Нет!
– Когда раздался выстрел, – говорил между тем Васко, – я заметил, что кто-то забежал в кафе. Схватиться с убийцей один на один я не решился. Нашел вот его. – Васко кивнул на Сергея. – Вместе с ним задержали убийцу. Этот человек работал на четников. Павло, оказывается, его знал. Встретив его тут, на улице, Павло удивился: "Как, Мрва, ты – в партизанах?" Ну, и Мрва выстрелил в него несколько раз. Боялся разоблачений... И это не первое убийство, совершенное им... Вот посмотрите, что написано у него в дневнике, на последней странице!
Август, не притрагиваясь к блокноту, прочел: "Здесь чуть ли не каждый говорит о семье... У одного жена погибла в борьбе с теми, кого они считают врагами. У другого жена – боевая подруга... А что я могу сказать о своей жене? Она встала на их сторону и пошла против меня! Не смогла, не захотела меня понять! Даже решилась разоблачить, как это у них называется. Я заставил ее умолкнуть... Я пытался найти другую и нашел, но кого она мне предпочла? Чужестранца Аслана..."
Помолчав немного, Август сказал Анатолию:
– А ведь Аслан чувствовал неладное. Его подозрения в отношении Мрвы оправдались. А мы, хотя и выслушали тогда Аслана, серьезных выводов не сделали. Теперь видно, сколько вреда причинил Мрва. Это он, очевидно, навел на нас вражескую авиацию. По его вине мы понесли большие потери в Опчине. Мы не проявили должной бдительности. И в результате – потеряли такого человека, как Павло. Я не прощу себе этой ошибки...
Таким образом, последняя встреча с Мрвой у Аслана не состоялась; вернее, она состоялась, но сторону Аслана представляли тысячи других людей. Мрва был против них один.
...Спустя час по приказу командира партизанской бригады Мрва был расстрелян. Ни одна душа на свете не опечалилась по поводу его бесславной смерти.
А проститься с Павло пришли тысячи людей – даже старики, едва державшиеся на ногах, калеки и женщины с детьми.
Зоре так и не довелось принять участие в заключительных боях за Триест: ее ранило на дальних подступах к городу. Когда на улицах Триеста шли ожесточенные бои, она лежала в итальянском партизанском госпитале. Там она и встретила весть о победе и полной капитуляции Германии...
...Однажды ранним майским утром Зора сошла с трамвая в Опчине и радостно удивилась: всюду трепетали флаги, пестрели лозунги, за расклейку которых еще недавно можно было поплатиться жизнью.
Зора улыбнулась и не спеша направилась по знакомым улицам, потом завернула на Зеленый базар. "Может быть, увижу Силу", – с надеждой думала девушка. Впереди стояла группа людей. Подойдя ближе, Зора заинтересовалась: "Что тут происходит?"
Высокий американец-полицейский что-то выговаривал испуганному старику, – оказалось, обвинял его в спекуляции, ибо тот не хотел по дешевке отдать ему свои часы. Люди требовали, чтобы полицейский оставил старика в покое.
– Не вмешивайтесь не в свое дело! Тут защитники не нужны, – орал американец.
– Мы требуем справедливости!
– А я говорю, не вмешивайтесь не в свое дело!
– Это – наше дело. Мы – жители города и его хозяева!: – кричали горожане.
– Хозяева, хозяева! – передразнил их полицейский и вдруг рявкнул: Молчать!
– Не будем молчать! Мы освободили город! И если кто-нибудь помог нам, то только не вы. Не имеете права хозяйничать.
– Эй, не зарывайтесь! – кричал полицейский. – Мы говорим с вами именем югославского короля и правительства.
– Где этот король?
– В Лондоне!
– Долой короля! Да здравствует свободный Триест!
– Полицай? – насмешливо спросила Зора. Звонкий голос ее прозвучал на всю площадь. – Для этого мы дрались? Чтобы он тут стоял? И указывал, что нам делать?
Она гневно поджала губы. Значит, чужеземцы будут помыкать гражданами Триеста? Они прибыли грабить и оскорблять нас! И это – союзники?
Увидев подбежавшего на помощь солдата, полицейский совсем обнаглел. Он попытался насильно утащить с собой старика. Но разгневанные жители не позволили сделать это.
На каждом шагу Зора убеждалась, что Триест наводнен англо-американскими войсками. Военная комендатура искала постоянные казармы для частей. На улицах шлялись пьяные джи*.
______________
* Джи. – Так называли американских солдат.
Над портиком гостиницы "Континенталь" еще развевалось красное знамя, по фасаду пламенели революционные лозунги. "Наконец гостиница стала такой, какой должна быть", – думала Зора. Она пересекла площадь. Вот и знакомый двор, а во дворе – подвал, в котором она жила.
У ворот стояла будка, а около нее – часовой.
– Вам куда? – спросил он.
– В подвал.
Часовой удивленно посмотрел на нее и иронически улыбнулся.
– Что с вами? По собственному желанию хотите сесть под арест?
Зора смотрела на него, ничего не понимая.
– Дорогая, тут гауптвахта, – пояснил часовой. – Тебе ведь там нечего делать?
– Мы раньше там жили.
– Так и сказала бы. Все, кто там жил, переехали на другие квартиры... Да постой, постой, ты чья?
– Я дочь Августа Эгона.
– Августа Эгона, командира бригады? Неужели?
Зора утвердительно кивнула головой.
– Так и сказала бы. Он живет здесь, на верхнем этаже. Подожди минуточку.
Часовой позвонил куда-то. Пришел боец и повел Зору за собой. Поднимаясь по ступенькам, Зора то и дело поглядывала вниз, на двери подвала.
Боец привел Зору на верхний этаж. Она сама открыла дверь.
Август встал и молча обнял дочь.
– Ты стала совсем взрослой, дочурка!
Он ерошил ей волосы, целовал в щеки, в глаза. И плакал. А Зора не замечала этого, радостная улыбка не сходила с ее губ. Ничего, что отец постарел и сильно поменялся, ничего, что поседели волосы, что он похудел и лицо покрылось морщинами, – главное, что отец с ней и по-прежнему, как в детстве, ласково, тепло звучит его голос...
Они наперебой задавали друг другу вопросы. Зора рассказала, как была ранена, как лечили ее в итальянском партизанском госпитале... Потом она осмотрела большую, светлую комнату, подумала: "Будем жить, как настоящие люди", обрадовалась, увидев на стене портрет Ленина, нарисованный ее же рукой. Спасибо Павле – это, конечно, он сохранил портрет и передал отцу. И вещий сон понемногу сбывается...
В углу на этажерке стояли книги Маркса, Энгельса, Ленина.
– Папа, теперь такие книги всегда можно будет открыто держать?
– Думаю, их никто уж не запретит.
Дверь скрипнула и медленно приоткрылась. В комнату вошел большой пушистый кот. Это был Континент. Сначала он не узнал Зору, потом подошел к ней, ласково замяукал, стал тереться о ее ноги. Зора взяла его на руки.
– Мой красавец, умник мой, – приговаривала она, Континент, закрыв глаза, блаженно мурлыкал.
Зора задумалась, не зная, как спросить про Силу.
– Васко часто спрашивал про тебя, – сказал вдруг отец.
– Васко? – спокойно спросила Зора. И выдала себя: – А Сила где?
Август опустил глаза, промолчал.
– Папа, где Сила, где он? – уже не стесняясь, тормошила его девушка. Молчание отца приводило ее в ужас. Август, подняв голову, тихо ответил:
– Доченька, его брат, Анатолий, начальником штаба у нас... А Сила последнее время был моим адъютантом...
– А потом? Где он сейчас?! – так громко закричала дочь, что отец все понял.
– Пропал без вести.
– Пропал без вести? – девушка побледнела. – Как это случилось, папа?
– Очень просто. Пропал, и все. Мы долго искали. Кое-кто говорил даже, что видел его в американском лагере для военнопленных. Мы отправили запросы во все лагеря, но до сих пор не получили никакого ответа. Анатолий усердно ищет его. Может быть, Сила арестован....
– За что его могли арестовать? – чуть не плача, спросила Зора. – За что? Кто имеет право тронуть его?
– Знай, доченька, что патриотов, сражавшихся с фашистами, здесь сегодня снова преследуют, бросают в тюрьмы, убивают из-за угла.
– Это ужасно! Сколько их погибло в боях за Триест! Сколько похоронено в братских могилах!
– Да, это так. Вместе сражались и гибли словены, итальянцы и русские.
– А жив ли Аслан? – спросила Зора, уже не надеясь на утешительный ответ. Ее вопрос удивил Августа.
– Ты разве знала его?
– Я много о нем слышала. Сила прислал мне его фотокарточку. И песню "Катюша", переписанную его рукой. Я нарисовала его портрет...
Зора достала портрет Аслана, который хранила между страницами книги. Август сказал:
– Большое спасибо, дочка. Ты – настоящий художник. Увеличить бы этот рисунок... Он висел бы у нас на самом видном месте...
– Но жив ли Аслан?
– Жив. Был тяжело ранен. В последний момент немцы его снова схватили в бою, допрашивали, расстреливали. Но не убили. Теперь он поправился. Большим уважением пользуется, награжден многими орденами и медалями.
– Где же он теперь?
– Пока здесь. Ты сможешь его увидеть. Он готовится ехать на родину. И думает взять с собой одну девушку.
Глаза Зоры расширились от изумления.
– Значит, он хочет взять на родину свою возлюбленную?
И, взглянув еще раз на портрет Аслана, Зора вздохнула:
– Счастливые!
С улицы, еще не протрезвившейся после радостного похмелья первых дней свободы, донеслась ее любимая песня:
По волне скользя, близ Триглава
В лодке песню я пою.
Вторит эхо ей величаво,
Горы слушают песнь мою...
Радостно и тревожно забилось сердце девушки. Но грубые голоса иностранных солдат вернули ее на землю.
– Папа, я не понимаю, какая же власть теперь в городе?
Август посмотрел на дочь. Что ей ответить? После громадных жертв, всевозможных лишений, после того, как в боях пролито столько крови, чем он мог обрадовать дочь? Сбылось ли все, о чем мечталось? Главное – чума фашизма уничтожена. Солнце озаряет древний город Триест... Иногда появляются и черные тучи, но рано или поздно ветер разгонит их.
И Август задумчиво сказал:
– Ты права, доченька! Американские и английские солдаты топчут землю нашего города. Поэтому для нас, жителей Триеста, борьба за правду и справедливость еще не окончена...
1947-1948
