Текст книги "Дом Весталок (ЛП)"

Автор книги: Стивен Сейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– Ну же, Клеон, – сказал Спурий. – У тебя ведь есть нож. А у него нет. Так что это должно быть нетрудно.

Клеон не двинулся с места. Вид у него был самый несчастный.

– Давай же, Клеон! Ты же говорил, что однажды уже убил человека – зарезал в драке в одной таверне в Помпеях. Потому я и взял тебя в помощники. Ты же с самого начала понимал, что рано или поздно до этого дойдёт.

Судорожно глотнув, Клеон медленно потянулся к ножнам на поясе и вытащил зазубренный нож – из тех, какими рыбаки чистят и потрошат добычу.

– Клеон! – заговорил я. – Я всё знаю. Он же тебя просто использует. На твои чувства ему наплевать. Убери нож. Всё ещё можно исправить…

Спурий расхохотался.

– Зря стараешься, Гордиан. Клеон не великий умник, но он не идиот. Он прекрасно понимает, что раз уж ввязался в эту игру, то должен идти до конца. У нег нет выбора. Ему не меньше, чем мне, надо убрать тебя, Гордиан.

Клеон застонал.

– В тот самый день в заливе, когда ты подплыл к нам и взобрался на борт, я понял, что ты несёшь одни несчастья. – Он не сводил с меня глаз, но слова его были адресованы Спурию. – Твоя безумная затея…

– Тогда она не показалась тебе безумной. Она тебе понравилась – особенно когда я заговорил о золоте.

– Забудь про золото! Другие согласились ради золота – не я. Я хотел только…

– Да, да, Клеон. – Спурий возвёл очи горе. – Я знаю, чего ты хочешь. И как-нибудь мы обязательно… обещаю тебе. Но сейчас… – Спурий нетерпеливо махнул рукой. Представь себе, что он рыба. Вспори ему брюхо! И мы тут же отплывём. Мы вернёмся в Неаполь – с золотом!

– Ты с нами?

– Конечно же! Но только этого надо убрать. Он слишком много знает, он нас всех выдаст.

Клеон шагнул ближе. У меня мелькнула мысль броситься бежать, но я тут же отказался от неё. По песку Клеон наверняка бегает быстрее меня; а уж при мысли, что этот зазубренный нож воткнётся мне в спину… Лучше уж схватиться с ним врукопашную. Мы были примерно одного роста и сложения; к тому же опыта в драках у меня наверняка больше…

Только всё это мало что значит, если он с ножом, а я нет.

Оставалось лишь надеяться на переполнявшую его явную неуверенность. Всякий раз, когда он обращался к Спурию, в голосе его звучала мольба – но звучала в нём и обида. Если сыграть на этом, то возможно, мне удастся вызвать в нём ярость против Спурия. Или же хотя бы удержать его от нападения на меня самого.

Но прежде чем я успел хотя бы рот открыть, выражение его лица совершенно изменилось. Клеон принял решения в мгновение ока в самом буквальном смысле этих слов. На какой-то миг мне показалось, что он сейчас кинется на Спурия – как пёс, бывает, кидается на хозяина. На миг я даже испугался, как же объясню Валерии, почему стоял в стороне, когда её сына закололи у меня на глазах?

Но как оказалось, чего-чего, а этого я боялся совершенно зря. Клеон кинулся не на Спурия. Он кинулся на меня.

Мы сцепились, и мне тотчас обожгло правую руку, словно по ней хлестнули бичом или розгой – и, падая на песок, я увидел, что он забрызган кровью.

Мы покатились по земле. Песок заскрипел у меня на зубах. Я почувствовал жар от тела Клеона, и в лицо мне ударил едкий запах пота. Клеон успел здорово устать, перенося в лодку тяжёлые ящики с золотом. Но всё равно у меня едва хватало сил отбиваться от него. Он придавил меня к земле, зазубренный нож был уже у самого моего горла…

Чья-то могучая фигура показалась из-за валунов и бегом кинулась к нам.

Белбо.

В один миг Клеона сорвало с меня, как пёрышко. Белбо поднял его в воздух и с силой швырнул оземь. Он упал навзничь, и лишь благодаря мягкому песку хребет его не переломился надвое. Нож по-прежнему был у него в руке; молниеносным ударом ноги Белбо вышиб его, лезвие сверкнуло на солнце и вонзилось в песок. Великан обрушил колени на грудь упавшему, поднял тяжёлый кулак…

– Нет, Белбо! – закричал я. – Ты же его убьёшь!

Белбо повернул голову и уставился на меня с недоумением. Клеон, придавленный его коленями, слабо трепыхался, как рыба, вытащенная из воды.

Тем временем трое остальных рыбаков поспешно выбрались из лодки на берег. Пока мы с Клеоном дрались один на один, они не вмешивались; теперь же поспешили на помощь товарищу, на ходу вытаскивая ножи.

Я вскочил и кинулся к валявшемуся на песке ножу Клеона и схватил его. При виде лезвия, окровавленного моей же кровью, меня слегка замутило. Белбо уже стоял на ногах, выхватив свой кинжал. Клеон оставался лежать на песке, судорожно хватая ртом воздух. Итак, нас двое против троих; и мы, и они вооружены. На моей стороне исполин– гладиатор; но я ранен в правую руку. Значит ли это, что силы равны?

Видимо, рыбаки так не считали, потому что внезапно замерли на месте, а потом беспорядочно кинулись назад в лодку, натыкаясь друг на друга.

– Бежим! – кричали они Клеону. – Уходим!

На миг я даже возомнил, будто это я обратил их в бегство – с некоторой помощью Белбо, разумеется; но тут же сообразил, что они смотрели куда-то поверх моей головы. Я резко обернулся – и увидел Марка с солдатами. Они бежали по склону, размахивая мечами.

Трое рыбаков были уже в лодке. Двое схватились за вёсла; третий, ухватившись одной рукой за борт и подавшись всем телом к берегу, всё кричал Клеону.

– Уходим! Скорее же!

Клеон с трудом поднялся на четвереньки, но встать не мог. Марк с солдатами были уже совсем близко. Рыбаки в лодке всё медлили. Спурий стоял в нескольких шагах от Клеона, скрестив руки на груди и со скучающей миной, словно вынужденный смотреть отчаянно несмешную комедию.

– Ради Геркулеса, Спурий! – заорал я. – Помоги ему хотя бы подняться!

Спурий не двинулся с места. Подбежав к Клеону, я помог ему встать и подтолкнул в сторону лодки.

– Беги! – крикнул я ему. – Беги, если хочешь жить!

Он побежал; но вдруг, уже по колено воде, остановился и, обернувшись, стал смотреть на Спурия, который стоял, по-прежнему скрестив руки на груди, и рассматривал Клеона отрешённо и насмешливо.

– Беги! – снова закричал я. – Беги же, идиот!

Рыбаки в лодке тоже кричали ему и уже взялись за вёсла. Но Клеон застыл на месте, словно прикованный взглядом Спурия, с несчастным, побитым видом.

Подскочив к Спурию, я схватил его за плечи и рывком развернул в сторону.

– Убери от меня свои руки! – возмущённо завопил он; но дело было сделано. Клеон словно очнулся. На лице его появилось осмысленное выражение. Он отвернулся и снова кинулся бежать. Ещё несколько шагов – и он поплыл следом за лодкой.

Я упал на песок, зажимая кровоточащую рану на руке. Мгновение спустя нас окружили люди Марка.

Убедившись, что Спурий цел и невредим, Марк обрушил всю свою ярость на меня.

– Ты помог ему! – заорал он. – Я видел, как ты помог ему подняться! И кричал, чтобы он убегал! Я всё слышал!

– Замолчи! – ответил я. – Ты не понимаешь…

– Я понимаю, что они уходят с золотом. Слишком далеко, чтобы их можно было догнать вплавь. Ладно, никуда не денутся. Пусть доберутся до своей шхуны, а там «Алый баран» управится с ними.

Прежде, чем я успел сообразить, причём тут какой-то баран, Белбо пронзительно закричал, указывая на воду. Клеон как раз догнал лодку; его товарищи стали втаскивать его на борт; но, видать, что-то пошло неладно: тяжело гружённая лодка накренилась и зачерпнула воду. Опытные рыбаки могли выровнять её; но они от страха, видно, совершенно потеряли голову. Как бы то ни было, мы и опомниться не успели, как лодка перевернулась.

– Золото! – завопили Марк и Спурий в один голос.

На шхуне стали поспешно поднимать парус. Я не мог взять в толк, почему они обращаются в бегство вместо того, чтобы поспешить на помощь товарищам; но тут увидал давешний боевой корабль, который уже видел вчера на рейде в Остии. Вёсла стремительно ударяли по воде; бронзовая баранья голова на носу вздымалась над пенящимися волнами. На шхуне, должно быть, его заметили ещё раньше. Вот оно что. «Алый баран». Марк махнул одному из своих людей, оставшихся на холме, и тот, в свою очередь, принялся размахивать красным плащом – сигнал, что Спурий освобождён, и можно атаковать пиратов.

Наверняка никто не хотел, чтобы так получилось; но ведь то же самое можно сказать и обо всей этой кошмарной истории. По всей вероятности, «Алый баран» намеревался обойти шхуну, чтобы взять её на абордаж; для боевого корабля это не составило бы никакого труда, если бы не ударившиеся в панику рыбаки. Как и их товарищи в лодке, они совершенно потеряли голову от страха. Когда «Алый баран» поравнялся с ними, шхуна, словно с отчаяния, повернула и подставила ему свой правый борт, прямо под удар массивной бронзовой головы – совсем как гладиатор, который, видя, что всё равно погибать, бросается на меч противника.

Отдалённый звук удара, треск ломающегося дерева, отчаянные крики… Парус упал; судно переломилось посередине и стало быстро погружаться в воду. Всё было кончено за несколько секунд.

– О боги, – пробормотал Белбо.

– Золото! – выкрикнул Марк.

– Всё золото, – с досадой вымолвил Спурий.

Те четверо, что находились в перевернувшейся лодке и пустились вплавь к своей шхуне, теперь беспомощно забарахтались в воде, не зная, на что решиться.

– Всё, – сказал Марк. – Деваться им больше некуда. «Алый баран» не выпустит их в море. Они попытаются выбраться на берег, и мы их всех перебьём. – И закричал своим людям. – Слушай меня!

– Нет! – закричал я, поднимаясь на ноги. – Марк, ты не можешь их убить! Это было не похищение! Они притворялись, это всё неправда!

– Неправда, да? – рявкнул Марк. – А золото – оно что, нам привиделось?

– Но они же не пираты. Они простые рыбаки. Спурий подговорил их. Это была его затея, с самого начала…

– Они вымогали деньги у Квинта Фабия.

– Они не заслужили смерти!

– Об этом не тебе судить. Не вмешивайся, Сыщик.

– Нет! – Я заковылял к кромке берега. Рыбаки боролись с волнами – слишком далеко, чтобы я мог различить среди них Клеона. – Не выходите на берег! Они убьют вас, не выходи…

Что-то обрушилось сзади мне на голову; небо и море слились в одну ослепительно-белую линию; она вспыхнула и погасла, и всё поглотила тьма.

Очнулся я от боли – пульсирующей в затылке, тупой и ноющей в правой руке. Потянувшись к голове, я обнаружил, что она забинтована; точно так же, как и рука.

– Наконец-то! – Надо мной склонилось лицо Белбо с выражением огромного облегчения. – Я уж боялся…

– Клеон? И остальные…

– Тише! Тебе не надо пока вставать, а то рана на руке опять откроется. Я разбираюсь в ранах – мне довелось кое-что узнать о них, пока я был гладиатором. Есть хочешь? Хорошая еда – лучшее лекарство. Разогревает кровь.

– Очень хочу. И не только есть, но и пить.

– Ну, так ты в самом подходящем месте. Мы в «Летучей рыбе»; а уж здесь найдётся всё, чтобы напоить и накормить человека.

В голове у меня немного прояснилось, и я огляделся. В маленькой комнате никого, кроме нас двоих, не было.

– Где Спурий? И Марк?

– Они все уехали назад в Рим. Ещё вчера. Марк хотел, чтобы и я уехал с ними; но я сказал, что кто-то должен остаться с тобой, пока ты не окрепнешь. Хозяин поймёт.

Я осторожно коснулся забинтованного затылка.

– Меня что, кто-то ударил?

Белбо кивнул.

– Кто? Марк?

– Нет, Спурий. Камнем. Ты упал, и он опять замахнулся, но я ему не дал. Встал над тобой и стоял всё время, чтобы он не смог снова тебя ударить.

– Сопливый подонок… – Ну, конечно же. Содрать с родителей деньги не получилось, и теперь Спурий надеялся хотя бы убрать всех, кто мог бы рассказать им правду.

– А Клеон и остальные…

Белбо опустил глаза.

– Марк приказал перебить всех до единого.

– Но не может же быть, чтобы никто не смог уйти…

– Это было ужасно. Видеть, как человек умирает, даже на арене тяжело; но там хотя бы честный бой: оба противника вооружены, и оба умелые бойцы. Но смотреть, как эти бедолаги выходят из воды, задыхаясь и моля о пощаде, а люди Марка рубят их одного за другим…

– А Клеон?

– Вроде его тоже убили. Марк всё кричал солдатам: «Чтобы ни один не ушёл!», а Спурий указывал на тех, кто пытался выбраться на берег. Всех пиратов поубивали и побросали их тела обратно в море.

Я представил себе, как это было, и боль в голове усилилась.

– Никакие это были не пираты, Белбо. Не было там никаких пиратов. – Комната расплылась у меня перед глазами, но виной тому была не боль в затылке, я стоящие в глазах слёзы.

– Ужасно! – пробормотал Луций Клавдий, когда я закончил свой рассказ. – Тебе повезло, что ты вообще остался жив. А ты потом был у Квинта Фабия?

Мы снова находились в Сениевых банях. Я лежал нагой на скамье, а надо мной трудился раб-массажист. Моё избитое тело нуждалось в живительном массаже; а моя избитая совесть требовала, чтобы я излил свои переживания сочувственному слуху моего доброго друга.

– Конечно, был. Отправился к нему, как только вернулся в Рим – надо же было забрать свою плату.

– И свою долю золота.

Я скорчил болезненную гримасу, и не массажист был тому виной.

– А вот с золотом получился полный пшик. Согласно договору, мне полагалась двадцатая часть от тех денег, что удастся вернуть. Ну, а поскольку выкуп мы потеряли…

– Он обсчитал тебя, придравшись к юридической оговорке? Так похоже на Фабия! Но ведь должно же было хоть что-то вынести на берег! И разве солдаты не пытались достать его со дна?

– Ещё как пытались; но поднять со дна удалось немного; а уж моя доля составила жалкие гроши.

– И это в награду за все твои труды, и за то, что ты рисковал головой! Да уж, Квинт Фабий, должно быть, и вправду так скуп, как говорит его сын. Но ты хоть рассказал ему правду?

– Рассказал, да что толку. Те, кто может подтвердить мои слова, убиты; а Спурий на голубом глазу твердит, что его держали в плену пираты.

– Вот врун бесстыжий! Будем хотя бы надеяться, что Фабий слишком хорошо его знает, чтобы ему верить.

– Он делает вид, что верит; по крайней мере, на людях. Думаю, он поступает так лишь для того, чтобы избежать семейного позора. Я-то сам считаю, что он с самого начала подозревал, в чём тут дело, потому и нанял меня – чтобы я выяснил правду. И наверно, потому он велел Марку не оставить в живых никого из подельников своего пасынка – чтобы правда никогда не вышла наружу. О да, он отлично знает правду и не питает никаких иллюзий насчёт своего пасынка. Он его вообще терпеть не может. Ну, и пасынок платит ему тем же.

– Но ведь такая семейная вражда нередко заканчивается…

– Убийством, – спокойно договорил я. – Я, правда, не берусь предсказывать, кто из них кого прикончит.

– А его мать? Валерия?

– Она чуть с ума не сошла от беспокойства – а всё потому, что её сынку захотелось денег. Я подумал, что она имеет право знать. Но едва я попытался рассказать ей, она словно оглохла. Если она и прислушалась хоть к одному моему слову, то вида не подала. Когда я закончил, она вежливо поблагодарила меня за то, что я вызволил её сына из рук этих ужасных пиратов, и попрощалась.

Слушая меня, Луций только головой качал.

– Но всё-таки я получил от Квинта Фабия то, что хотел.

– Что именно?

– Поскольку он отказался заплатить мне двадцатую часть выкупа, я уговорил его отдать мне взамен то, чем он не слишком дорожил.

– Ах, да. Твой телохранитель. – Луций глянул на Белбо, который, скрестив могучие руки, стоял перед нишей, где я оставил свою одежду, с таким видом, точно охранял сенаторскую тогу. – Парень просто клад, да?

– Он спас мне жизнь – тогда, на берегу. И похоже, не раз ещё спасёт.

Всякий раз, когда дела приводят меня в Неаполь и его окрестности, я непременно заглядываю в прибрежные таверны, где собираются местные рыбаки. Пользуясь случаем, я расспрашиваю всех и каждого о молодом рыбаке, греке по имени Клеон. К несчастью, неаполитанцы скрытны и подозрительны, и не доверяют чужакам. К кому бы я ни обратился, все в один голос твердят, что знать не знают никакого Клеона. Наверняка кто-то из них врёт; ведь невозможно же, чтобы во всём городе не нашлось ни единого человека, который бы его знал.

Не добившись толку в тавернах, я иду на берег и всматриваюсь в лица рыбаков в лодках. Сам не знаю, почему я вбил себе в голову, что Клеон непременно должен был уцелеть в той бойне…

Однажды мне показалось, что я увидел его – мельком. Человек в лодке был гладко выбрит, но глаза… Глаза были Клеона. Я окликнул его с берега; но лодка проплыла мимо прежде, чем я успел разглядеть его как следует, и я так никогда и не узнал, был ли это Клеон, или же меня обмануло внешнее сходство. В конце концов, это мог быть какой-нибудь его родственник или просто похожий на него человек. Я ведь так и не решился приняться за розыски по-настоящему – наверно из опасения, что правда окажется слишком жестокой и лишит меня всякой надежды. Лучше уж просто думать, что это был Клеон. Разве могут найтись в мире два человека с совершенно одинаковыми, печальными зелёными глазами?

Маленький Цезарь и пираты (2 вариант перевода)

– Как славно, что мы встретились, Гордиан! Скажи-ка мне, ты слышал о том, что говорят на Форуме о юном племяннике Мария, Юлии Цезаре?

Так обратился ко мне мой добрый друг Луций Клавдий, окликнув меня на ступенях Сениевых бань. Он, похоже, уже покидал их, в то время как я только пришёл.

– Если ты имеешь в виду ту старую историю о том, как, будучи в Вифинии, прелестный юноша Цезарь слишком хорошо вошел в роль царицы при царе Никомеде[27], то я её уже слышал – причём от тебя же, и от раза в раз со всё более интригующими подробностями.

– Нет, что ты, та сплетня уже быльём поросла. Я говорю об истории с пиратами, выкупом, местью – и распятиями!

Я окинул его непонимающим взглядом.

Луций расплылся в улыбке, от которой его двойной подбородок слился в единый валик. Его пухлые щёки рдели от банного жара, рыжие кудряшки ещё туже завились от влаги, а глаза посверкивали тем особым блеском, свидетельствующим об исключительном удовольствии первым поделиться на редкость пикантной сплетней.

Я, не чинясь, признал, что ему и впрямь удалось распалить моё любопытство, однако, учитывая, что он уже почтил бани своим посещением, в то время как я только прибыл, в особенности рассчитывая на горячий бассейн по причине морозного весеннего воздуха – увы, истории придётся обождать.

– Ещё чего, и позволить, чтобы её пересказал тебе кто-то другой, переврав всё, что только можно? Как бы не так, Гордиан! Ну уж нет, тогда и я пойду с тобой! – с этими словами он жестом велел своей свите поворачивать оглобли. Его костюмер, парикмахер, маникюрщик, массажист и телохранители выглядели немного сбитыми с толку, но безропотно подчинились воле хозяина.

Для меня это обернулось неожиданной удачей, потому что их присутствие оказалось как нельзя кстати. Вифезда не жалела сил и времени на мою стрижку, да и прикосновение её пальцев творило чудеса, но Луций Клавдий был достаточно богат, чтобы позволить себе штат самых лучших умельцев в своей области. Не стоит пренебрегать знакомством с состоятельным человеком хотя бы ради редкого доступа к услугам его рабов. На протяжении блаженных минут, в течение которых ногти на моих ногах и руках были старательно подстрижены, подпилены и отполированы, волосы тщательно подровнены, а борода обрита без единой царапины, Луций то и дело пытался возобновить свою историю, так что мне приходилось прерывать его, чтобы заручиться гарантией в благополучном завершении всех процедур.

Лишь после вторичного погружения в горячий бассейн я наконец дал ему отмашку, и, в то время как наши головы терялись среди клубов пара, словно острова в тумане, Луций приступил к своей морской истории.

– Как тебе известно, Гордиан, в последние годы проблема пиратства встала необычайно остро.

– Вини в этом Суллу, Мария и гражданскую войну, – отозвался я. – Войны порождают беженцев, а они пополняют собою число бандитов на больших дорогах и пиратов на морских просторах.

– Это да – но что бы ни послужило тому причиной, все мы вынуждены иметь дело с последствиями. Корабли захватывают и грабят, граждане Рима становятся заложниками.

– А Сенат, как всегда, ни на что не в силах решиться.

– Ну а что они могут сделать? Вот ты бы сам решился передать командование флотом какому-нибудь жадному до власти военачальнику, чтобы он обратил эту силу против своих политических соперников, развязав новую гражданскую войну?

– Между молотом в виде вояк, наковальней в виде разбойников и с Сенатом в роли кузнеца – порой я не вижу для нашей славной Республики никакого будущего, – покачал головой я.

– Как и все думающие люди, – признал Луций. С минуту мы помолчали, отдавая должное скорбным думам о судьбах Рима, затем он с новой силой ухватился за нить прерванного рассказа.

– В любом случае, говоря, что пираты настолько обнаглели, что не брезгуют похищениями римских граждан, я не имел в виду каких-то там купцов с торгового судёнышка. Я веду речь об именитых, благородных римлянах, на которых даже невежественным пиратам не следует поднимать руку. О самом Юлии Цезаре.

– И когда это стряслось?

– В самом начале зимы. Цезарь провёл лето на Родосе, изучая риторику под началом Аполлония Молона[28]. Его направили служить помощником правителя Сицилии, но он приложил все усилия, чтобы подольше задержаться на Родосе, и отплыл перед самым закрытием навигации. Отчаливший от острова Фармакуза[29] корабль преследовали и захватили пираты, и Цезарь со свитой стали их пленниками!

Луций приподнял бровь, отчего его мясистый лоб покрылся любопытным узором морщин.

– А теперь прими во внимание, что Цезарю всего двадцать два года от роду, что, возможно, и объясняет его отчаянную храбрость. А также держи в уме, что он необычайно хорош собой, а богатство и связи практически всегда позволяли ему добиться всего, чего бы он ни пожелал. И вот, вообрази – он обнаруживает, что попал в лапы сицилийских пиратов, кровожаднейших негодяев на свете! Думаешь, он съёжился под их угрозами? Склонил голову? Явил собою покорность и смирение? Как бы не так! Всё вышло как раз-таки наоборот! Он насмехался над своими пленителями с самого начала. Когда они сообщили, что намерены потребовать за него выкуп в полмиллиона сестерциев, Цезарь расхохотался им в лицо! Они будут полными идиотами, если за такого заложника, как он – так он им и сказал – они не потребуют хотя бы миллион – что они тотчас и сделали!

– Любопытно, – бросил я. – Оценивая свою жизнь настолько высоко, он принудил и пиратов к тому же. Полагаю, даже кровожадные негодяи не преминут позаботиться о миллионном заложнике ровно вдвое лучше, чем о полумиллионном.

– Итак, ты полагаешь, что этот ход свидетельствует о хитроумии Цезаря? Его враги приписывают это обычному тщеславию, но я сам готов всецело признать его заслугу в спасении почти всех спутников. Его многочисленным секретарям и помощникам вернули свободу лишь благодаря тому, что Цезарь заявил, что для того, чтобы собрать подобный выкуп из многочисленных источников, потребуются усилия всех его подручных. При себе он оставил лишь двух рабов – минимальное количество прислуги для благородного человека – и личного врача, без которого Цезарь не мог обойтись из-за приступов падучей. Итак, сказывают, что Цезарь провел в пиратском плену почти сорок дней, воспринимая это как незапланированный отдых. Если ему хотелось вздремнуть, а пираты слишком шумели, то он посылал одного из своих рабов их утихомирить! Когда пираты на досуге принимались за игры и упражнения, Цезарь присоединялся к ним и нередко брал верх, обращаясь с ними так, словно они были его телохранителями, а не тюремщиками. Чтобы убить время, он писал речи и сочинял стихи, применяя знания, приобретённые у Аполлония Молона, а закончив работу, заставлял пиратов безмолвно внимать своим творениям. Если они осмеливались перебивать его или делать критические замечания, то он обзывал их варварами и невеждами. Порой он даже отпускал шуточки о том, что велит высечь их, а то и распять на кресте за оскорбление достоинства римского гражданина.

– И пираты это терпели?

– Похоже, им это было по нраву! Цезарь произвел на них какое-то гипнотическое действие одной силой своей воли. И чем чаще он подвергал их издевательствам и оскорблениям, тем сильнее они им восхищались. В конце концов выкуп прибыл, и Цезарь был отпущен на свободу. Он тотчас отправился в Милет[30] и, собрав флот из нескольких кораблей, повёл их к тому острову, где размещалось логово пиратов. Застав их врасплох, он захватил большинство из них в плен и не только вернул выкуп за себя, но и присвоил всё награбленное, объявив это военными трофеями. Пока местный правитель колебался, решая судьбу пиратов, поскольку желал измыслить лазейку, которая позволила бы ему вернуть часть награбленного, Цезарь самолично вынес приговор. Много раз, будучи заложником, он хватился, что увидит, как пленителей распнут, и те смеялись, полагая, что это не более чем мальчишеская бравада – но последним смеялся Цезарь, глядя на то, как нагих пиратов приколачивали к крестам. «Пусть знают, что я слов на ветер не бросаю», – так он и сказал.

Я содрогнулся, невзирая на расслабляющий жар.

– Ты услышал эту историю на Форуме, Луций?

– Да, нынче она у всех на устах. Сейчас Цезарь на пути в Рим, и слухи о его деяниях опережают его.

– Вот та мораль, которая по душе римскому обществу! – буркнул я. – Без сомнения, этого многообещающего юного патриция ждёт карьера политика: эта история пойдет на пользу его репутации среди избирателей.

– Что же, Цезарю необходимо было подлатать доброе имя после того, как его поистёр царь Никомед, – ухмыльнулся Луций.

– Да уж, в глазах толпы ничто не возвышает человека так, как вознесение на крест кого-либо другого, – съязвил я.

– И ничто не принижает так, как возможность оказаться на кресте самому, пусть тебя приколотил хоть сам царь, – заметил Луций.

– Вода здесь слишком горячая, от неё я становлюсь раздражительным. Пожалуй, сейчас я бы не отказался от услуг твоего массажиста, Луций Клавдий.

***

Оказалось, что история про Цезаря и пиратов и впрямь необычайно популярна: за последние несколько месяцев, пока весенняя прохлада сменялась летней жарой, я слышал множество её вариаций от самых разных рассказчиков, в тавернах и на перекрёстках, от философов на Форуме и акробатов у Большого цирка. «Это яркое свидетельство тому, насколько серьёзной стала проблема пиратства», – угрюмо заключали они, качая головой, но что на самом деле их впечатлило – так это то, как развязный юный патриций умудрился заморочить свору кровожадных пиратов своей заносчивостью, в конце концов подведя их под молот римского правосудия.

***

Стояли испепеляюще жаркие дни секстилия[31], когда меня вызвали в дом патриция по имени Квинт Фабий.

Его дом располагался на Авентинском холме. Здание казалось древним и содержалось в безупречном порядке, что свидетельствовало о том, что предки Квинта Фабия процветали не одно поколение. Атриум[32] был сплошь уставлен восковыми изваяниями предков: род Фабиев прослеживался до основания Республики.

Меня провели в примыкающую к перистилю[33] комнату, где ожидали хозяева дома. Расположившихся на сидениях без спинок Квинта Фабия – мужчину средних лет с резко очерченным подбородком и седеющими висками – и его жену, Валерию – поразительно красивую шатенку – обмахивали веерами рабы. Меня также обеспечили сидением, наряду с рабом и веером.

Обычно я сталкиваюсь с тем, что, чем выше стоит клиент по социальной лестнице, тем больше ему требуется времени, чтобы изложить суть дела. Однако Квинт Фабий, не тратя времени понапрасну, тотчас извлёк документ.

– Что вы скажете об этом? – спросил он, и ещё один раб передал мне от него клочок папируса.

– Вы ведь умеете читать? – поинтересовалась Валерия – впрочем, судя по искренне встревоженному голосу, она вовсе не намеревалась меня оскорбить.

– О да, хоть и не слишком бегло, – отозвался я, рассчитывая тем самым выиграть побольше времени на изучение письма (а это было именно оно) и раскумекать, чего эта парочка от меня ждёт. Изрядно потрёпанный по краям, запятнанный водой папирус был сложен в несколько раз, а не свёрнут. Почерк казался детским, но при этом твёрдым, с изящными росчерками у некоторых букв.

Дражайшие батюшка и матушка,

К настоящему времени друзья, должно быть, рассказали вам о моем похищении. Глупо с моей стороны было отправиться плавать в одиночестве – простите меня! Я знаю, что вы, должно быть, убиты горем и тревогой, но не беспокойтесь за меня слишком сильно; я лишь немного похудел, и мои похитители не слишком жестоки.

Я пишу, чтобы изложить их требования. Они говорят, что вы должны дать им 100 000 сестерциев. Деньги должны быть доставлены утром на секстилийские иды[34] в таверну «Летучая рыба» в Остии[35]. Пусть посланец наденет красную тунику.

По акценту и варварским манерам моих похитителей я подозреваю, что это сицилийские пираты. Быть может, кто-то из них умеет читать (хоть я в этом и сомневаюсь), поэтому я не могу быть полностью откровенным, но знайте, что со мной всё не так плохо, как можно было подумать.

Вскоре мы воссоединимся! Об этом все горячие молитвы вашего преданного сына,

СПУРИЯ

Раздумывая над запиской, я уголком глаза подметил, как Квинт Фабий барабанит пальцами по подлокотнику. Его жена также в нетерпении ёрзала на месте, постукивая по губам длинными ногтями.

– Полагаю, – наконец заговорил я, – вы хотели бы, чтобы я внёс выкуп за мальчика.

– О да! – воскликнула Валерия и, склонившись вперед, уставила на меня нетерпеливый взгляд.

– Он уже не мальчик, – неожиданно резко бросил Квинт Фабий. – Ему семнадцать. Он облачился в мужскую тогу уже год назад.

– Так вы возьмётесь за это дело? – не выдержала Валерия.

Я притворился, будто изучаю письмо.

– А почему бы вам не послать кого-нибудь из слуг? Например, секретаря, которому вы доверяете?

– А мне говорили, будто вы невероятно умны, – наградил меня подозрительным взглядом Квинт Фабий, – и прозреваете самые тёмные дела.

– Едва ли доставка выкупа требует особой сообразительности.

– Кто знает, какие непредвиденные препятствия могут возникнуть? Меня уверили, что я могу довериться вашему суждению… и вашей сдержанности.

– Бедный Спурий! – Голос Валерии надломился. – Вы же прочли письмо. Неужели вы не поняли, как ужасно с ним на самом деле обращаются?

– Похоже, сам он воспринимает свои злоключения достаточно легко…

– Само собой! Если бы вы знали моего сына, его жизнерадостную натуру, то поняли бы, насколько отчаянной должна быть ситуация, чтобы он хотя бы обмолвился о страдании! Если он упоминает, что немного похудел, значит, его морят голодом. Да и чем подобные люди могут его кормить – рыбьими головами да заплесневелым хлебом? Если он пишет, что эти чудовища «не слишком жестоки», то представляю, что они на самом деле вытворяют! Стоит мне лишь подумать о его мучениях – о нет, я не в силах это выдержать! – Она сдавленно всхлипнула.