Текст книги "Призраки"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Кинг Стивен
Призраки

Стивен КИНГ

ПРИЗРАКИ

КНИГА ПЕРВАЯ

Мы встретили Гарри Трумэна, когда он прогуливался

возле Статуи Свободы.

Мы спросили:

– Что вы можете сказать по поводу войны?

Он ответил:

– Это отличный выход из положения.

Мы спросили:

– А как насчет атомной бомбы? Не сожалеете ли вы

об этом?

Он ответил:

– Передайте мне вон ту бутылку и займитесь лучше

своими собственными проблемами.

"Вниз по течению". Властелины Дождя.

1. АНДЕРСОН СПОТЫКАЕТСЯ

Один какой-нибудь пустячный гвоздик может подорвать основы царствования – таков вкратце смысл катехизиса. Все в нашей жизни в конце концов можно свести к этому принципу – так или почти так думала в свое время Роберта Андерсон. То же самое можно сказать про случайность... но можно сказать и про судьбу. Судьба буквально подставила Андерсон ножку, и это произошло в маленьком городишке Хейвене, штат Мэн, 21 июня 1988 года. Андерсон споткнулась, и в этом корень всех проблем; остальные события – не более чем история.

Тот памятный полдень, как и многие предыдущие, Андерсон встретила с Питером, престарелой собакой редкой породы бигль, ослепшей к этому времени на один глаз. Питера в 1976 году подарил ей Джим Гарднер. За год до этого Андерсон окончила колледж и успела почти два месяца прожить в Хейвене в усадьбе своего дяди. Только после того как Гард подарил ей собаку, она поняла, насколько одинока была до сих пор. Сперва Питер был щенком, как и любой пес, и Андерсон иногда с трудом верилось, что сейчас он глубокий старик – по человечьим меркам ему стукнуло по меньшей мере восемьдесят четыре года. Жизнь пса клонилась к закату, да и его хозяйки тоже. 1976 год давно миновал. Когда вам двадцать пять, вы можете позволить себе думать, что старость никогда не подкрадется к вам. Но вдруг, проснувшись однажды утром, вы обнаружите, что вашей собаке восемьдесят четыре года, а вам самой – тридцать семь, и это, конечно же, застает вас врасплох.

Андерсон как раз намеревалась выбрать подходящее местечко, чтобы при случае нарубить дров. У нее уже было полторы вязанки, но опыт подсказывал, что на зиму их нужно как минимум три. Она сожгла немало дров с тех славных пор, когда юный Питер любил пробовать их крепость на зуб, но деревьев вокруг совсем не поубавилось. Имение (так спустя тринадцать лет со дня смерти его бывшего владельца Френка Гаррика назвали это место горожане) не казалось особенно обширным, но большая его часть поросла густым лесом, в зарослях которого вполне можно было заблудиться.

На самом деле Андерсон вовсе не требовалось искать какого-нибудь специального местечка для вырубки. Просто день выдался солнечным и теплым, что всегда особенно приятно после затяжных весенних дождей, а в саду благодаря все тем же дождям царила непролазная грязь; да и время приступать к новой книге еще не пришло. Поэтому она убрала печатную машинку и отправилась в маленькое путешествие, прихватив с собой одряхлевшего одноглазого Питера.

Позади фермы тянулась старая разбитая дорога, и наша героиня прошла по ней почти милю, прежде чем свернуть влево. В руках она несла сверток (бутерброд и книгу для себя, собачью галету для Питера, а также моток оранжевой тесьмы, которой она намеревалась обвязать те деревья, которым в сентябре предстоит быть срубленными) и флягу. В кармане у нее лежал компас. Ей всего однажды пришлось заблудиться в поместье, однако этого хватило, чтобы приучить ее к осторожности. Андерсон провела тогда ужасную ночь в лесу, взбешенная самой мыслью о том, что умудрилась заблудиться в собственных владениях, и уверенная в надвигающейся смерти, поскольку одному Джиму было известно, где она может находиться, а на его внезапный приезд рассчитывать не приходилось. Наутро Питер вывел ее к ручью, а ручей привел их к дому. Она заблудилась всего в двух милях от своего обиталища! Сейчас-то, конечно, она ориентировалась в лесу достаточно хорошо, чтобы найти обратную дорогу, но, выходя из дому, всегда брала с собой компас.

Около трех часов она решила, что пора сделать привал. Кстати, здесь же ей подвернулось и подходящее дерево – она сможет срубить его в сентябре и с помощью маленького трактора отвезти домой, а потом уж распилить на части. Да и вообще для одного дня она прошла достаточно.

– Что ты об этом думаешь, Пит?

Пит отрывисто гавкнул, и Андерсон печально взглянула на пса. Он сильно сдал за последнее время, совсем не бегал за птицами или белками, а мысль о Пите, преследующем оленя, была попросту нелепой. Ей не раз придется останавливаться на обратном пути, чтобы дать ему передохнуть... А ведь еще недавно он мчался далеко впереди нее, оглашая лес звонким лаем! Ей представился тот день, когда Пит покинет ее. Боже, прошу тебя, пусть это случится не этим летом! Не этой осенью и не зимой, Господи! Если бы тебе было под силу, чтобы этого не случилось никогда! Увы, Господи...

Ведь без Питера ей будет так одиноко! У нее останется только Джим, который не навещал ее вот уже три года. Все еще друг, но...

– Рада, что ты согласен со мной, дружище Пит, – с этими словами она обвязала приглянувшееся ей дерево тесьмой. – Твой вкус всегда был безупречен.

Питер был старым, но совсем не глупым псом, прекрасно знающим, чего от него ждут, поэтому он вильнул хвостом и залаял.

– Служи! – приказала она. Пит слегка оторвал от земли передние лапы, стараясь удержать равновесие. Обычно это умиляло Андерсон, но сегодня "служба" Питера явилась лишним подтверждением ее недавних мыслей.

– Хватит, Пит.

Пес мгновенно опустил лапы на землю, смешно шевельнув носом.

– Давай-ка возвращаться.

Она протянула ему собачью галету. Питер попытался схватить ее зубами и промахнулся. Овладев наконец пищей, он стал медленно работать челюстями.

– Все? – поинтересовалась Андерсон. – Тогда пошли.

Она когда-то уже бывала здесь – давно, когда ферма Гаррика еще не стала фермой Андерсон, и узнала это место. Ну конечно же, вот и могучая ель! Она без труда доберется сюда на тракторе.

Пит свернул влево, и ей пришлось последовать его примеру. Внезапно ее ботинок зацепился за что-то... она споткнулась... Обнаружив себя на земле, Андерсон запоздало ойкнула. При падении она умудрилась оцарапать щеку острой веткой, и сейчас из раны сочилась кровь. На глаза навернулись слезы.

Питер, увидев хозяйку лежащей на земле, вернулся и ткнулся ей в лицо шершавым носом.

– О Боже, отойди, от тебя смердит!

Питер завилял хвостом. Андерсон села. Проведя рукой по левой щеке, она обнаружила на пальцах кровь и выругалась.

– Очень мило, – с этими словами она поискала причину своего падения, ожидая увидеть корень дерева или булыжник.

То, что она увидела, блеснуло подобно металлу.

Она коснулась странного предмета пальцем, смахивая хвою.

– Что это? – спросила она Питера.

Пес обнюхал предмет, а потом вдруг словно взбесился. Он отскочил от находки на пару шагов, сел на землю и протяжно завыл.

– В чем дело? – сердито прикрикнула Андерсон, но собака не унималась. Андерсон подползла поближе к странному предмету, стараясь получше рассмотреть его.

Предмет на три дюйма выступал из земли – немудрено, что она споткнулась! Первой ее мыслью было, что поселенцы, пришедшие на эту землю в двадцатых-тридцатых годах, помечали таким образом места своего пребывания.

Металлический бидон, – подумала она. – Из тех, в которых носят суп. Потом до нее дошло, что никто не стал бы изготовлять бидон из какого-то сверхпрочного металла. Этот же предмет был прочным, как скала. Она не оставила на нем ни малейшей вмятины. Может быть, это часть какого-нибудь снаряжения лесорубов?

Заинтригованная, она придвинулась ближе, не замечая при этом, что Питер вскочил, отбежал еще на несколько шагов и вновь уселся.

Металл потемнел от времени и утратил свойственный железу блеск. Да и на бидон при более тщательном рассмотрении он походил мало – всего четверть фута высотой. Андерсон вновь коснулась пальцем его верхушки и внезапно ощутила слабую вибрацию.

Она убрала палец и озадаченно взглянула на странный предмет.

Вновь коснулась.

Ничего. Никакого эффекта.

Она попыталась высвободить предмет из земли. Черт, он не поддается! Он упирается! – или это ей только кажется? Позже она расскажет Джиму Гарднеру, как за столько лет не замечала этой штуковины, трижды в день проходя мимо нее.

Она разгребла пальцами землю – лесная земля всегда очень мягка, а тут еще и дожди помогли. Однако странный предмет словно продолжал врастать в землю. Андерсон встала на колени и изо всех сил потянула его. Без изменений.

Она заработала руками, как бульдозером, – и вот перед ней шесть дюймов темного металла... десять... целый фут...

Это машина, или грузовик, или прицеп, – внезапно пришло ей в голову? Но почему именно здесь?

Впрочем, ничего удивительного. Ей уже приходилось находить в лесу достаточно странные вещи – бочки пива, бронзовые подсвечники, всякую всячину. Почему бы и этому предмету не оказаться каким-нибудь рефрижератором? Все может быть!

Однако крепко же он врос в землю! Пальцы ее наткнулись на камень, однако предмет, казалось, врос и в него, уходя далеко вниз.

Питер взвизгнул.

Взглянув на собаку, Андерсон встала. Колени ныли. Она стряхнула приставшую к одежде хвою и взглянула на часы. О, она потратила на свои раскопки уйму времени – больше часа! Уже четверть пятого!

– Пошли, Пит, – позвала она. – Хватит заниматься ерундой.

Питер вновь взвизгнул, не трогаясь с места. Внезапно Андерсон увидела, что его бьет дрожь, как при лихорадке. Она никогда не слыхала до сих пор, что у собак бывает лихорадка, но решила, что у старых животных все возможно. На мгновение заколебавшись, она отбросила сомнения и подошла к псу. Присев перед ним на корточки, она взяла его морду в ладони, ощущая, как собака дрожит.

– Что с тобой, мальчик? – прошептала она, хотя ответ был вполне ясен. Здоровый глаз Питера неотрывно смотрел на предмет, торчащий из земли у нее за спиной. Потом собака перевела взгляд на хозяйку, словно говоря: "Нужно быстро сматывать удочки, Бобби! Эта штука нравится мне почти так же, как твоя сестра!"

– Ладно, – с трудом проронила Андерсон.

Питеру оно не нравится. Мне тоже.

– Пошли, – она решительно шагнула на тропинку. Питер с готовностью последовал за ней.

Они уже были на тропинке, когда Андерсон, как жена Лота, оглянулась. Ей удалось заметить две вещи. Во-первых, предмет вовсе не врос в землю, как ей сперва показалось. Он просто выступал из нее, вот и все. Во-вторых, он напоминал тарелку – не ту тарелку, с которой едят, а плоскую металлическую тарелку или...

Питер залаял.

– Хорошо, – кивнула Андерсон. – Я слышу тебя. Пошли.

Пошли... и пусть все это катится к...

Она шла по тропинке за Питером, наслаждаясь мягкими лучами летнего солнышка. Ведь это первый по-настоящему летний денек, разве не так? День летнего солнцестояния. Самый длинный день в году. Она отогнала муху и улыбнулась. Летом в Хейвене хорошо. Самое лучшее времечко. Да и вообще Хейвен – лучшее место на земном шаре. Когда-то Андерсон верила, что проведет здесь только некоторое время, необходимое, чтобы отойти от юношеских потрясений, от своей сестры и внезапного ничем не мотивированного ухода (Анна называла это капитуляцией) из колледжа, но некоторое время обратилось сперва пятью, потом десятью годами, те в свою очередь затянулись до тринадцати – и так далее. Питер состарился здесь, а в ее черных как смоль волосах начала поблескивать седина.

Ей пришло в голову, что она могла бы провести в Хейвене всю оставшуюся жизнь, лишь посещая раз в два-три года своего нью-йоркского издателя. Город поглотил меня. Это место поглотило меня. Эта земля поглотила меня. И это вовсе не самое плохое. Во всяком случае, не хуже многого другого.

Похоже на тарелку. На металлическую тарелку.

Сорвав ветку, она отогнала ею назойливую муху. Муха кружила вокруг головы... а в голове, подобно мухе, неотвязно крутилась мысль, которую она также не могла отогнать от себя.

Проклятая штука на мгновение завибрировала под моими пальцами. Я чувствовала это. А потом вибрация прекратилась. Что в земле может вибрировать подобным образом? Трудно сказать. Возможно...

Возможно, это была вибрация на уровне психики. Андерсон не слишком верила в подобные штучки, но никакого другого объяснения не было. По-видимому, ее мозг послал ей какой-то подсознательный сигнал, который выразился в тактильном ощущении. Питер, конечно, тоже почувствовал что-то в этом роде, ведь старый бигль не захотел подходить к предмету.

Забыть.

И она забыла.

Но ненадолго.

Ночью поднялся сильный ветер, и вышедшая на крыльцо покурить Андерсон прислушивалась к его шуму и свисту. Раньше – еще год назад – Питер обязательно присоединился бы к ней, но сейчас он не тронулся с места, свернувшись калачиком на своей подстилке.

Андерсон обнаружила, что все еще думает, думает о прощальном взгляде, брошенном на торчащую из земли тарелку. Позже, вспоминая об этом моменте, она почти верила, что именно тогда, прикуривая сигарету, она и решила, что должна выкопать ее и рассмотреть... хотя вряд ли осознавала это.

Мысли ее крутились вокруг находки. Наверняка часть какой-то конструкции. Не машина, конечно, хотя слегка напоминает часть мотора. И потом вибрация... Она должна быть на уровне психики. Она...

Внезапно ее обожгла мысль: там кто-то похоронен. Неужели на этом месте когда-то давно разыгралась кровавая драма? Кто стал ее жертвой? Какие-нибудь бедолаги, отправившиеся на прогулку в лес, или охотники, или...

Вибрация. Это, наверное, зов человеческих останков.

Пойдем, Бобби, не будь идиоткой!

По телу ее пробежала дрожь. Она услышала смех Анны и ее голос: Ты такая же ненормальная, как дядя Френк, Бобби; вот к чему может привести отшельничество, когда все общество состоит из какой-то вонючей собаки. Верно. Это комплекс отшельника. Если не совсем здоров – приглашаю докторов...

Ей внезапно захотелось обсудить происшедшее с Джимом Гарднером, и она вошла в дом с твердым намерением немедленно позвонить ему. Однако, начав набирать номер, Андерсон вдруг вспомнила, что Джима наверняка нет дома. Для этих чертовых поэтов лето – любимая пора. Он, конечно же, валяется сейчас на пляже где-нибудь на побережье. Значит, не судьба.

Андерсон положила трубку и обратила свой взгляд к стоящему слева книжному шкафу. Вряд ли он мог служить украшением гостиной в приличном доме. Две нижние полки завалены старыми журналами, на остальных фантастические книги смешались с реалистической прозой, ранние вестерны Брайена Гарфильда мирно соседствовали с "Исследованиями западных территорий" Хьюберта Хэмптона. Поэзия Льюиса л'Амора лежала рядом с великолепными рассказами Ричарда Мариуса. "Кровопийцы" и "Негодяи" Джея Нэша и детективы Рэя Хогана, Арчи Джоселина, Макса Бранда, Эрнста Хейкокса, ну и, конечно же, излюбленная Зейн Грэй.

На верхней полке лежали ее собственные книги, ровно тринадцать штук. Двенадцать из них – вестерны, начиная с "Висячего города", изданного в 1975 году, и заканчивая "Долгой дорогой назад", датированной 1987 годом. В сентябре выйдет новая книга – "Каньон Массэйкр". Да, вся ее писательская карьера связана с этим местом. Вся... кроме самой первой книги.

Ее она и достала из шкафа, удивленно соображая, что как минимум лет пять не прикасалась к ней. Как быстро летит время!

Эта книга отличалась от остальных. Сборник стихов, юношеская проба пера. "Посвящается Джеймсу Гарднеру". Человеку, которому она собиралась позвонить. Второму из трех любовников в ее жизни и единственному, который мог довести ее до оргазма. Хотя, конечно, это не имеет никакого значения. Или почти никакого. Или ей кажется, что никакого. Или ей кажется, что ей кажется. Или что-то еще в этом роде. Все равно это давно в прошлом.

Захлопнув книгу, она небрежно бросила ее назад на полку. Плохие стихи. Только одно стихотворение получилось удачным. Оно было написано в марте 1967 года, через месяц после того как ее дедушка скончался от рака. Остальные стихи просто бездарны. Конечно, она талантливый писатель, но талант ее проявился в прозе, а не в поэзии.

Когда-то, только переехав в Хейвен, она послала Шерри Фендерсон пространное письмо, а в ответ получила открытку с двумя фразами: Пожалуйста, не пиши мне больше. Я тебя не знаю. Вместо подписи – буква Ш. Она как раз рыдала над этой открыткой, когда появился Джим. Стоит ли плакать из-за какой-то глупой бабы? – спросил он ее. – Чего еще можно ждать от женщины, от которой за версту разит "Шанелью N_5"?

Ей повезло – она прекрасная поэтесса, – всхлипывала Андерсон.

Джим сделал безразличный жест. От этого она не станет умнее. Пойми правильно, Бобби. Если ты намерена поступать так, как тебе нравится, то научись не плакать по всякому поводу. Меня тошнит от твоих дурацких слез. Я знаю слабых людей, и могу сказать тебе, что ты не слабая. Зачем же казаться такой, какой ты не являешься на самом деле? Зачем стараться походить на твою сестру? Ее здесь нет, и она – не ты, и не смей мне больше ни слова говорить о ней. Перестань ныть и успокойся.

Она вспомнила, как изумленно смотрела тогда на него.

Существует огромная разница между мотивами твоих поступков и отношением к ним окружающих, – сказал он. – Дай Шерри время. Дай время и себе самой. И не зацикливайся на своих переживаниях. Это вредно. Хватит реветь, как корова.

Она ненавидела его, обожала его, ей было нужно от него все – и одновременно ничего. Но он был прав, и она понимала это.

Так что, – продолжил он, – малютка пойдет со своим мальчиком в постель, или малютка предпочитает еще немного поплакать над этой дурацкой открыткой?

Малютка предпочла постель. Она не могла сейчас вспомнить, хотелось ли ей тогда ложиться с ним в постель, но она сделала это. И это успокоило ее.

Это было почти в самом конце.

Она вспоминала – да, это был почти конец. Вскоре Джим собрался жениться, но и без этого они пришли к логическому завершению. Джим был слабым, и он сломался.

Чепуха, – подытожила она и дала сама себе старый добрый совет: Ну и черт с ним!

Давать советы легче, чем следовать им. В эту ночь Андерсон долго не могла заснуть. Страницу за страницей перелистывала она в уме прошлое. Но все же сон потихоньку сморил ее...

Разбудил ее Питер. Он выл, не просыпаясь.

Встревоженная Андерсон вскочила с постели. Питер и раньше не слишком спокойно спал, но прежде он никогда во сне не выл. Звук напоминал плач младенца, которому приснился кошмар.

Она вошла в гостиную, ступая на носках, и тихо подкралась к Питеру, лежащему на коврике у камина.

– Пит, – прошептала она. – Эй, Пит, прекрати!..

Она погладила собаку. При ее прикосновении Питер оскалился и зарычал, обнажив редкие оставшиеся зубы. Потом он открыл глаза – больной и здоровый – и как будто пришел в себя, потому что сделал неуверенную попытку вильнуть хвостом.

– С тобой все в порядке? – спросила Андерсон.

Питер лизнул ее руку.

– Тогда спи. И не вой больше.

Питер лег поудобнее и закрыл глаза. Встревоженная Андерсон встала перед ним на колени.

Он думает об этой штуке.

Подождав немного, она вновь легла в постель. Когда наконец ей удалось заснуть, ей приснился странный сон. Она блуждала в темноте... но не искала ничего конкретного, а как будто убегала от чего-то. Она была в лесу, ее лицо и руки царапали ветки, иногда она спотыкалась о торчащие из земли корни деревьев. А потом недалеко от нее вспыхнул ужасный зеленый свет, похожий на дьявольский огонь.

Бобби Андерсон почувствовала, что у нее выпадают зубы.

Ей было совсем не больно. Некоторые зубы падали на землю, другие оставались во рту, на языке или под ним. Один зуб упал на блузку, другой попал за воротник, и она кожей ощущала его...

Свет. Зеленый свет. Свет...

...в нем было что-то ужасное.

Этот свет напоминал внезапно поднявшийся ветер, предвещающий перемену погоды. Но Андерсон знала, что это было больше, чем просто что-то ужасное. Она схватила часы и поднесла их к глазам. Боже! Она проспала без малого двенадцать часов...

Андерсон медленно направилась в гостиную и там увидела Питера, лежащего на боку с откинутой головой, вываленным языком и вытянутыми лапами.

Умер, – подумала она. – Питер умер. Умер во сне.

Она подошла к собаке, заранее поеживаясь от необходимости прикасаться к окоченевшему телу, как вдруг Питер издал сдавленный звук. Андерсон остолбенела от неожиданности. Она окликнула собаку по имени, и Питер залаял в ответ, словно удивляясь, как это он так долго спал.

– Да, дружок, сони мы с тобой, – улыбнулась она.

Питер встал, потягиваясь, сперва на передние, потом на задние лапы. Оглянувшись по сторонам, он направился к двери. Андерсон открыла ее. Питер замер на мгновение, как бы решая, стоит ли мокнуть под дождем, потом вышел и направился по своим делам.

Стоя посреди гостиной, Андерсон думала: почему она вдруг решила, что пес умер. Что с ней случилось? Потом она поплелась на кухню, чтобы приготовить поесть... если можно считать завтраком прием пищи в три часа дня.

По дороге она завернула в ванную. Разглядывая себя в висящее там зеркало, она увидела женщину лет сорока. Седеющие волосы, серо-голубые глаза.

Она попыталась улыбнуться. Ну, зубы пока еще все при ней. Этому способствует и ее любимая зубная паста. Как бы удостоверяясь в их наличии, она провела по ним пальцем.

Но все-таки что-то не так.

Сырость.

Ее одежда насквозь отсырела.

Бобби Андерсон торопливо переоделась в сухое, и мысли о ночном кошмаре сменились заботой о позднем завтраке.

2. АНДЕРСОН КОПАЕТ

Три следующих дня непрестанно лил дождь. Андерсон бесцельно бродила вокруг дома, прогулялась с Питером в поселок за несрочными покупками, выпила пинту пива, а также успела переслушать почти все свои старые пластинки. Изнывая от скуки, она на третий день расчехлила пишущую машинку, думая, что, возможно, начнет новую книгу. Замысел этой книги возник в ее голове давно, но она до сих пор не "созрела" для того, чтобы приступить к работе. Может быть, вид машинки хоть немного подстегнет ее!

Питеру тоже было скучно, и он развлекался тем, что частенько скреб лапой дверь, чтобы его выпустили во двор, но тут же возвращался обратно. Через полчаса церемония повторялась.

Барометр падает, – думала Андерсон. – Все дело в этом. Поэтому мы оба скучаем.

Она села за машинку, пытаясь настроиться на книгу. Бесполезно! Ее пальцы бессмысленно стучали по клавишам, заполняя чистый лист фантастическим набором букв, цифр и знаков препинания. Она выдернула испорченный лист, в раздражении скомкала его и отшвырнула прочь.

Едва позавтракав, она позвонила в университет, на факультет английской литературы. Джим там уже не преподавал восемь лет, но на факультете у него оставалось много друзей, и они знали, где его можно найти.

Трубку сняла Мюриел, секретарша декана. Джим Гарднер, поведала она Андерсон, читает сейчас лекции в Бостоне.

– Значит, он вернется... когда? Четвертого июля?

– Ну, этого я точно не знаю, Бобби, – улыбнулась в трубку Мюриел. Ты ведь знаешь Джима. Последнюю лекцию он прочтет тридцатого июня. Это все, что я могу тебе сообщить.

Поблагодарив ее, Андерсон повесила трубку. Она представила себе Мюриел – высокую, рыжеволосую, настоящую ирландку. Интересно, спит ли она с Джимом? Очень даже может быть. Андерсон почувствовала укол ревности, но не слишком сильный. Мюриел – отличная деваха. Разговор с Мюриел немного поднял ей настроение: о ней помнят, она, хоть и условно, не выпала из сферы человеческих взаимоотношений.

Зачем ей был нужен Джим? Во время разговора с Мюриел она наконец сумела это для себя сформулировать. Все дело в ее находке. Ей нужно посоветоваться с ним не насчет писания, а насчет копания. Она просто не хочет делать это сама.

– Я никому ничего не должна, Пит, – сидя в кресле, обратилась она к собаке. Питер внимательно взглянул на нее, как бы говоря: "А что ты тогда хочешь, малышка?" Андерсон выпрямилась, как бы впервые за последние дни увидев Питера по-настоящему. Питер тут же перевел взгляд на кончик своего хвоста. На мгновение ей показалось, что с псом что-то происходит... что он изменился, но она не могла понять, как именно.

Ей вспомнилось, как недавно ей померещился голос сестры Анны: Ты такая же ненормальная, как дядя Френк, Бобби. Что ж... возможно.

И она углубилась в изучение старой брошюры, изданной университетом штата Небраска по вопросам причин гражданской войны. Там, снаружи, продолжал лить дождь.

На следующий день небо слегка прояснилось. Выглянуло солнышко, но на дворе было все еще слишком свежо. Андерсон немного побродила вокруг дома, а в голове ее, как назойливая муха, жужжала одна и та же мысль: нужно пойти в лес и выкопать это. Она гнала ее от себя, но желание выяснить, что это за предмет, только возрастало.

В десять они с Питером позавтракали (Питер ел с большим аппетитом, чем обычно, и Андерсон приписала это прекратившемуся дождю), и только после завтрака она решила умыться.

Выходя из дому, Бобби нацепила на голову старую ковбойскую шляпу. Следующий час она провела в саду, исправляя нанесенный дождем ущерб. Она подвязала горошек и с удовлетворением подумала, что дядя Френк похвалил бы ее.

Освободилась она к одиннадцати. И лишь теперь направилась в сарай, где из-под груды хлама вытащила старую кирку и небольшую лопатку. Закрыв дверь сарая, она направилась к калитке.

Питер направился следом за ней.

– Нет, Питер, – Андерсон указала рукой в сторону дома.

Питер замер, ошеломленный, потом сделал нерешительный шаг в ее сторону.

– Нет, Питер.

Собака поняла и, понурив голову, побрела к дому. Андерсон стало жалко Питера, но она еще помнила реакцию Питера на тарелку в земле. Не стоит брать его с собой. Помедлив секунду, она проследила, как пес взобрался по ступенькам, открыл лапой дверь и вошел в дом.

Она подумала: Что-то в нем изменилось... что-то изменилось. Что именно? Она не знала. Но на мгновение, как вспышка, в голове промелькнул ее сон: ядовито-зеленые огни и зубы, без всякой боли выпадающие из десен.

Потом видение улетучилось, и она направилась к месту своей находки. Мокрая трава неприятно чавкала у нее под ногами.

В три часа дня, когда она в полудремотном состоянии рыла землю, ее вернул к действительности все тот же Питер.

Питер выл.

От звука его голоса по спине Андерсон поползли мурашки. Она отбросила лопату и обернулась, потом приблизилась к загадочному предмету. Это была не тарелка, не ящик – она не могла определить, что же это такое. Ей вспомнилось, как в прошлый раз она будто потеряла чувство времени. Сейчас она потеряла не только чувство времени, но и, казалось, саму себя. Будто бы все это происходит не с ней, а она лишь наблюдает за происходящим со стороны.

Питер все выл, подняв морду к небу, протяжно, жалобно, безысходно.

– Прекрати сейчас же, Питер! – прикрикнула на него Андерсон, и собака, слава Богу, умолкла. Потому что еще немного – и Бобби мчалась бы отсюда без оглядки.

Теперь она должна решиться приблизиться к предмету. Андерсон шагнула – и вскрикнула от неожиданности: кто-то дотронулся до ее спины. Питер коротко взлаял, как бы отвечая, и вновь воцарилась тишина.

Андерсон поискала глазами, что же коснулось ее, и вдруг вспомнила: блуза! Ее собственная блуза, небрежно брошенная на куст. Когда же она сняла ее? Прошедшие четыре часа оставили в памяти лишь фрагменты, и она не могла бы подробно сказать, как провела их.

Ею внезапно овладело чувство, которое можно было бы назвать смесью священного восторга со священным ужасом. Во всяком случае, оно было могучим, не просто сильным, а могучим.

Лопата и кирка валялись на земле. Подняв лопату, Андерсон принялась ритмичными движениями углублять выкопанную ею яму, которая была уже не менее четырех футов глубиной. Серый металлический предмет, выступающий из земли на три дюйма, являлся, очевидно, верхушкой какого-то гигантского предмета. Серый металл... какой-то предмет...

С трудом разогнув спину, женщина медленно приблизилась к предмету и протянула руку. Питер взвыл, и по ее спине опять побежали мурашки.

– Питер, ради всего святого, ЗАТКНИСЬ!

Она прикрикнула на собаку с несвойственной ей яростью – ну сколько же можно выть?!

Оказавшись в непосредственной близости от своей находки, она моментально забыла о Питере и нанесенной ему обиде. Несколько мгновений она заинтересованно изучала предмет, потом нерешительно коснулась его рукой. И вновь это странное ощущение вибрации – появилось и исчезло. Ей пришла в голову мысль о глухо рокочущем моторе, приводящем в действие гигантскую машину. Металл был невероятно гладким на ощупь – он так и просился в руки.

Она постучала по странному предмету кулаком. Раздался глухой звук, как будто внутри таился огромный колодец. Помедлив, она извлекла из кармана отвертку и, в душе чувствуя себя вандалом, начала царапать ею по металлу. Ни царапинки.

Ей бросились вдруг в глаза две вещи, хотя это могло быть и оптическим обманом. Первая: металлический предмет теперь выступает из земли несколько больше, чем прежде, причем его основание шире, чем верхушка. Второе: его верхушка, кажется, немного искривлена. Оба эти момента – если, конечно, это не галлюцинация – являлись одновременно странными и захватывающими, пугающими и невозможными... они не подчинялись законам логики.

Андерсон пробежала пальцами по металлической поверхности, затем сделала шаг назад. Какого черта она занимается здесь всякой ерундой?

Тебе лучше позвать кого-нибудь, Бобби. Прямо сейчас.

Я позвоню Джиму. Когда он вернется.

Отличная мысль – позвонить поэту! Будь серьезнее, Бобби. Позвони в полицию.

Нет. Сперва я хочу поговорить с Джимом. Хочу, чтобы он увидел это. Хочу обсудить с ним это. А пока я еще немного покопаю.

Это может быть опасно.

Да. Не только может быть – уже стало опасным. Разве она не чувствует? И разве Питер не сигнализирует ей об этом? И еще кое-что... Сегодня утром, сойдя с тропинки, она нашла птенца – чуть не наступила на него. Судя по запаху, животное было мертво минимум два дня, но на трупике и над ним не было ни единой мухи. С таким Андерсон еще не сталкивалась. Ей не удалось обнаружить ничего, что могло бы убить птичку, но причиной вполне могла бы быть и эта торчащая из земли штука. Хотя птенец, безусловно, мог просто отравиться и прилететь сюда умирать.

Иди домой.

Она отошла от странного предмета и направилась к тропинке, где ее радостным лаем приветствовал Питер. Еще год назад он, несомненно, сперва придирчиво обнюхал бы ее, но теперь он просто приветствовал ее.

– Глупая ты собака, – сказала Андерсон. – Я ведь велела тебе оставаться дома.

Но в душе она была рада псу. Если бы не он, она могла бы до позднего вечера работать, не разгибаясь... Тогда бы ей пришлось возвращаться домой в темноте, что вовсе не радовало.