Текст книги "Призраки"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Что же происходит вокруг?

Я не хочу этого знать.

Происходящее пока не ясно...

Я не хочу этого знать.

Эй, а что это за звуки доносятся изнутри?..

Он допил бутылку и отбросил ее дрожащей рукой в сторону. А потом заснул неожиданно для себя, в лесу, в непосредственной близости от корабля.

И проспал всю ночь.

Утром возле него на земле лежали два зуба.

Это потому, что я спал слишком близко от корабля, – подумал он. Правда, был при этом и приятный момент: у него совсем не болела голова, хотя вчера он явно перебрал. Возможно, корабль способствует каким-то изменениям в атмосфере, например, перепадам давления.

Ему не хотелось оставлять свои зубы валяющимися на земле. Повинуясь внутреннему зову, он закопал из в землю и, сделав это, подумал: Ты ничего не добьешься, разыгрывая Гамлета, Гард. Если ты не примешь решения, причем не позже завтрашнего дня, то вскоре ничем не будешь отличаться от здешней братии.

Он оглянулся на корабль и подумал:

Мы все привязаны к нему, как куры к своему курятнику. Что же делать?

Как бы сам отвечая на свой вопрос, он направился в сторону дома.

Машина, на которой приехала Сисси, исчезла.

– Где ты был прошлой ночью? – спросила Гарднера Бобби.

– Спал в лесу.

– Ты что, и в самом деле так напился? – удивленно спросила Бобби. На ее лицо был густо нанесен грим. И на ней красовалась все та же грязная рубашка, которую она носила последние дни. Из ворота выглядывала тоненькая шейка.

– Не совсем так. Просто вдруг захотелось поспать на земле. Тем более что в последнее время комары совсем не донимают. Они улетели. Вместе с птицами. Вместе с пчелами. Все насекомые разлетелись, остались только такие дураки, как мы.

– Что произошло с тобой, Гард?

– Ты уже спрашивала меня об этом.

Бобби промолчала.

– Ты слушала по радио вчерашние новости? – Спрашивая, он отлично знал, что не слушала. Бобби не смотрела, не слушала и не думала ни о чем, кроме корабля. – Массовые убийства в Ливии. Война в Ливане. Американское движение за мир. Русские все чаще заговаривают о химическом оружии. Все мы до сих пор сидим на бомбе. С 1945 года мало что изменилось. Ты же изобрела эту штуку, которую прячешь в сарае, а теперь интересуешься, не изменил ли я своего мнения по поводу того, как ею пользоваться.

– А ты изменил?

– Нет. – Гарднер и сам не знал наверняка, ложь это или правда, но был рад, что Бобби не может прочитать его мысли.

Боже, думал в ужасе он, неужели так бывает всегда, когда сам становишься призраком? Неужели ты начинаешь при этом походить на уменьшенную копию атомной бомбы?

Бобби, держащая в руках какие-то инструменты, быстро оглянулась на Гарднера:

– Что?!

Я сказал, что пора заняться делом, лентяйка, – отчетливо подумал Гарднер, и выражение изумления на ее лице сменилось улыбкой.

– Ладно. Помоги мне.

Конечно, они не стали сразу же "людьми-невидимками". Они теряли волосы и зубы, их кожа истончалась и становилась прозрачной. Словом, происходило физическое "превращение".

Он вновь подумал: Встречайте нового хозяина. Встречайте так же, как встречали старого.

Бобби вновь вопросительно взглянула на него.

– Что ты сказал, Гард?

– Я сказал: "Пошли, хозяйка".

Мгновение помолчав, Бобби кивнула:

– Да, – сказала она. – Не будем терять время.

Они ехали на тракторе к месту раскопок.

– Твоя сестра уехала? – поинтересовался Гарднер.

– Верно, – ответила Бобби. – Она уехала.

Ты все еще не умеешь правдоподобно лгать, Бобби. И я думаю – я действительно думаю, – что я слышал ее стон. Перед тем как я ушел вчера в лес, я наверняка слышал ее стон. Что же нужно сделать, чтобы заставить такую железную кобылу, как Сисси, застонать? Насколько же плохо нужно было поступить по отношению к ней?

Мог быть только один ответ. Очень плохо.

– Она приехала, чтобы забрать меня домой, – задумчиво сказала Бобби. – И раньше ей это удалось бы. Но теперь у нее не было никаких шансов.

Гарднер похолодел. Существует множество трактовок подобной реплики. Какая же из них верна?

– Я удивляюсь, как тебе удалось спровадить ее в первый же вечер, сказал он. – Я считал, что Патриция Мак-Кадл ужасна, но по сравнению с твоей сестрой она – ангел во плоти.

– Я просто вышла к ней без грима. Когда она это увидела, то умчалась отсюда, как будто реактивный самолет. Это было весьма забавно.

Она рассказывала так образно, что история казалась похожей на правду. С учетом того, что это было совершенной неправдой.

Нет, – думал Гарднер. – Она никуда не уезжала. Интересно другое: ты убила ее, или она заперта сейчас в сарае вместе с Питером.

– Сколько должны продолжаться физические перемены, Бобби? – спросил он.

– Не очень долго, – ответила она, и Гарднер вновь подумал, что из нее получился неважный лжец. – Вот мы и приехали. Тормози.

На следующий вечер они рано закончили работу. Стояла жара, и никто не смог работать долго. Они вернулись в дом, без аппетита поели, размазывая большую часть еды по тарелкам, и, когда посуда была вымыта, Гарднер сказал, что хотел бы прогуляться.

– Да? – Бобби посмотрела на него одним из тех странных взглядов, которые он замечал у нее в последнее время. – Холодает. И, мне кажется, у тебя есть чем заняться.

– Солнце садится, – легкомысленно сказал Гарднер. – И... – Он открыто взглянул на Бобби. – Если я останусь дома, я откупорю бутылку. Если я откупорю бутылку, я опять напьюсь. А вот если я пойду пройдусь, то устану и сразу же засну.

Все это было достаточно правдоподобно... но под видимой правдой скрывалась другая правда, как внутри большой матрешки – меньшая.

Гарднер посмотрел на Бобби, ожидая, обнаружит ли она второй смысл его слов.

Она ничего не обнаружила.

– Ладно, – заявила она, – хотя ты отлично знаешь, что меня не беспокоит твое пьянство. Я твой друг, а не жена.

Да, тебя действительно не беспокоит то, что я пью, ты с легкостью предлагаешь мне выпить, если мне этого хочется. Потому что это нейтрализует меня.

Он дошел почти до дома Джастина Харда и вдруг свернул налево и почти вприпрыжку быстрым шагом направился по боковой улочке. К его ногам будто приделали крылья.

Стояла тишина. Ни одна собака не облаяла его. Окна во многих домах были темными. А в тех, где был слабый свет, он ни разу не заметил включенного телевизора.

Вскоре он дошел до тупика. Совсем стемнело, но на небе взошла луна и стало достаточно светло. За асфальтом начиналась гравийная тропинка. Освещенный луной гравий казался совсем белым. Тишина начинала угнетать Гарднера.

Зачем он идет сюда? Что влечет его? Не его ли собственное "превращение"? Наверное, потому что сила, влекущая его, сильнее, чем его воля.

Гарднер шел, а его ноги утопали в толстом слое гравия. Внезапно что-то под ногами привлекло его внимание. Он нагнулся и начал раскапывать гравий. Отбросил пару камешков – ничего, еще несколько – опять ничего...

Ой, минуточку!..

Пальцы его наткнулись на что-то слишком гладкое, чтобы быть камнем. Он пошарил рукой, сердце его учащенно забилось. Ничего! И тут он увидел...

Он увидел автомобильную фару.

Гарднер изумленно рассматривал находку. ВОТ ЧТО значит найти в земле нечто, – думал он. – Найти странный предмет, артефакт. Но как я узнал, где искать?

Он вновь принялся раскапывать гравий, не обращая внимания, что острые камешки ранят его руки и пальцы начинают кровоточить.

Он чувствовал, что автомобиль Анны где-то здесь, близко. Бобби и ее друзья прекрасно выполнили задачу. Они добросовестно похоронили машину. От напряжения у Гарднера пересохло во рту. Он копал, сам не зная, чего хотел больше: найти что-нибудь или ничего не найти.

Он не позволял себе задуматься, не стоит ли ему сейчас повернуться и бежать отсюда. Он копал.

Ничего.

Автомобиль Анны Андерсон был пуст.

Они могли спрятать ее тело в багажник. Не увидев, ни в чем нельзя быть уверенным.

Логика подсказала ему, что тела Анны в багажнике нет. Нет потому, что любой, нашедший в гравии автомобиль, сразу же заглянул бы в багажник... и вызвал полицию.

Никто из жителей Хейвена не стал бы выкапывать спрятанный кем-то в земле автомобиль. А найдя, не стал бы обращаться в полицию, потому что это было бы последним в его жизни поступком. Автомобиль спрятан от глаз кого-нибудь чужого, приезжего, а этим летом в Хейвене не слишком привечают приезжих.

Так что Анны не было и не могло быть в багажнике. Простая логика.

Возможно те, кто это сделал, не рассчитывают на твою дружбу с логикой, Гард.

Черт побери! Если он видит предмет на глубине трех футов, то вся эта компания должна видеть по крайней мере на глубине двадцати трех.

Гарднер встал на ноги, потирая колени. Нужно будет, придя домой, принять аспирин.

Анны в машине нет. Где же она? Конечно, в сарае. Гарднер вдруг понял, зачем пришел сюда: не для того чтобы немного отдохнуть от Бобби, а потому, что хотел убедиться в своих предположениях относительно сарая. Ему это было необходимо. Потому что он должен был принять решение и потому что хотел все-таки выкопать корабль до конца, выкопать и научиться им пользоваться.

Но перед тем как он примет решение, он должен увидеть воочию, что же происходит в сарае.

На полпути он остановился, задумавшись над ответом на один вопрос: зачем же все-таки они зарыли автомобиль? Потому что кто-нибудь, заметивший его пропажу, может обратиться в полицию? Нет. А если и так, то полиции понадобится не меньше двух недель, чтобы найти связь между пропажей и семьей Анны. Хейвенцев это волновать не могло.

Так от кого же спрятан автомобиль?

От тебя, Гард. Они спрятали его от тебя. Они все еще не хотят, чтобы ты знал, на что они способны, защищая себя. Поэтому они закопали его, а Бобби сказала тебе, что Анна уехала.

И он пошел домой, унося с собой открывшуюся тайну.

3. КУРЯТНИК

Это случилось двумя днями позднее. Стояла собачья жара, если так можно выразиться, учитывая, что собак в Хейвене не осталось, за исключением, может быть, собаки в сарае Бобби.

Гард и Бобби возились на самом дне ямы, выкопанной вокруг корабля. Ее глубина сейчас составляла около ста семидесяти футов. С помощью пневматических дрелей они освобождали корпус корабля от кусков скалы.

Утром Гарднер спросил Бобби, зачем они берут с собой дрели.

– Лучше было бы воспользоваться чем-нибудь посовершеннее, – сказал он.

– Сейчас мы слишком близки к цели, чтобы рисковать. Дрель не сможет никак повредить корабль.

– Этот курятник?

– Да, этот курятник.

У Гарднера ныли плечи, ныла голова – боль наступала всегда, когда он начинал работать здесь, – и он ждал с нетерпением сигнала Бобби, означающего перерыв.

Работая дрелью, он не слишком оберегал от царапин металлический корпус. Сделав неловкое движение, он вдруг обнаружил, что у него сломалось сверло. Рядом раздался треск, и он догадался, что сверло Бобби сломалось тоже.

– Гард? Гард, что случилось?

В ее голосе слышалась тревога. Впрочем, Гарднер слишком устал, чтобы задумываться, почему у них одновременно сломались сверла.

И тут до него вдруг дошло: наверное, они совсем приблизились к цели.

Очевидно, Бобби поняла то же самое, потому что вдруг отшвырнула дрель и пальцами принялась разгребать землю. Не думая о том, что делает, Гард присоединился к ней.

Все в порядке, что-то есть, – подумал Гарднер.

На корпусе корабля возникла совершенно отчетливая линия. Глядя на нее, Гарднер почувствовал, в каком восторге пребывает сейчас Бобби. В его голове звучала музыка. Он внезапно ощутил, что его зубы вибрируют в деснах, и почти наверняка знал, что ночью лишится еще нескольких. Он слишком приблизился к призракам и их секретам, а за этим всегда должно следовать наказание.

– Это курятник, – сказала Бобби. – Я всегда знала, что это здесь.

Гарднер усмехнулся:

– Мы знали это, Бобби.

– Да, мы знали это. Хвала Господу, ты вернулся, Гард.

Что-то зрело внутри Гарднера. Уверенность? Сила?

Это по мне, – подумал он.

– Как ты думаешь, он большой?

– Не уверена. Но, мне кажется, мы могли бы сегодня выяснить. Будет лучше, если мы так и поступим. Нельзя терять время, Гард...

– Что ты имеешь в виду?

– Атмосфера вокруг Хейвена меняется. И виной этому корабль, – Бобби неожиданно погладила мягкий металл.

– Я знаю.

– Поэтому все, кто приезжают сюда, сразу же заболевают. Ты видел, что творилось с Анной.

– Да.

– Из-за этого она уехала злая как черт.

Да что ты говоришь?

– Когда все закончится, воздух здесь станет ядовитым для людей, приезжающих в город. Но мы не сможем этого предотвратить, Гард.

– Нет?

– Нет. И мы не можем оставаться здесь дольше. Я думаю, ты еще кое-какое время смог бы. Я – нет. И еще одно: слишком долго стояла жара. Если погода переменится и подует ветер, он разнесет нашу биосферу над всей Атлантикой. Тогда мы все умрем, и не только мы.

Гард покачал головой:

– Погода уже изменилась – в день, когда хоронили эту женщину, Бобби. Я отлично помню. Тогда было ясно и ветрено. А потом с тобой произошло то, что твои друзья называли солнечным ударом.

– Все меняется. "Превращение" ускоряется.

Неужели все они умрут? – подумал Гарднер. – ВСЕ они? Или только ты и твои друзья, Бобби? Те, кто сейчас не может выйти на улицу без грима?

– Я слышу твои мысли, Гард, – сказала Бобби.

– Мои мысли сейчас таковы, что все может случиться, – сказал Гард. Ладно, детка. Копаем дальше.

К обеду они добрались до входного люка, идеально круглого задраенного отверстия около шести футов в диаметре. На дверце был начертан символ. Гард коснулся его, и заигравшая в голове музыка на этот раз звучала громче, чем обычно. Это был либо знак протеста, либо сигнал к осторожности. И все равно он не убрал руку.

Этот символ начертали существа, жившие под другим солнцем. Что это значит? НЕ ВХОДИТЬ? МЫ ПРИШЛИ К ВАМ С МИРОМ? Или какой-нибудь эквивалент знаменитой фразы ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ?

Надпись, подобно барельефу, слегка выступала над поверхностью двери.

Эту надпись сделали существа из другой галактики. И я, Джеймс Эрик Гарднер, родившийся в Портленде, штат Мэн, Соединенные Штаты Америки, западное полушарие земного шара, прикасаюсь к знаку, оставленному нам живущими где-то далеко, на расстоянии многих световых лет, существами. Боже мой, я прикоснулся к другой цивилизации!

В последнее время ему уже приходилось соприкасаться с чужой цивилизацией... но это было не одно и то же.

Неужели мы действительно попадем туда? Он чувствовал, что из его носа вновь идет кровь, но какое это могло иметь значение по сравнению с важностью момента!

Итак, ты собираешься попасть внутрь? А если это убьет тебя? Ты начинал плохо себя чувствовать после каждого поверхностного контакта с этой штукой; не станет ли самоубийством, если ты войдешь в нее?

Это говорил разум, но что может значить голос разума рядом со все поглощающим желанием? Он должен войти внутрь и понять.

Гарднер громко рассмеялся. Звук смеха оказался неожиданно громким и поэтому вдвойне странным при сложившихся обстоятельствах.

Бобби удивленно спросила:

– Что ты видишь смешного, Гард?

Смеясь все громче, он ответил:

– Все. Если не смеяться, то можно сойти с ума. Согласна?

Судя по выражению ее лица, она была не согласна. Гард подумал: Конечно, она будет не согласна. У нее есть своя точка зрения. Она не согласна и не смеется, потому что уже давно сошла с ума.

От смеха по щекам потекли слезы, и некоторые из них были окрашены кровью. Гард этого не заметил, а Бобби хотя и заметила, но не сказала, потому что не намеревалась пугать его.

За два часа им удалось полностью расчистить подходы к люку. Когда дело было сделано, Бобби отряхнула руки и обратилась к Гарднеру:

– Мы закончили нашу работу. Мы сделали это, Гард.

– Да.

– И завтра мы войдем внутрь.

Ничего не говоря, Гард смотрел на нее. Во рту у него пересохло.

– Да, – повторила Бобби, как будто он переспросил ее. – Завтра мы войдем в него. Мне одновременно кажется, что я впервые пришла сюда миллион лет назад – и как будто это было вчера. Я споткнулась о него, упала и расшибла палец. И вот мы достигли конца.

– Да, и вначале здесь была другая Бобби.

– И другой Гард, – задумчиво сказала она, и в ее глазах мелькнула искорка смеха.

– Верно. И хотя мне кажется, что эта штука убьет меня, я все же попытаюсь.

– Не убьет.

– Нет?

– Нет. А теперь пошли отсюда. Мне надо еще сделать много дел. Сегодня я собираюсь в сарай.

Гарднер пытливо взглянул на Бобби, но она в это время смотрела в другую сторону.

– Я сделала там кое-какие приспособления. Я и другие. Чтобы хорошо приготовиться к завтрашнему дню.

– И сегодня вечером они будут с тобой, – полуутвердительно спросил Гарднер.

– Да. Но сперва мне нужно привести их сюда и показать вход. Они... они тоже ждали этого дня, Гард.

– О, в этом я не сомневаюсь!

– Что ты имеешь в виду? – ее голос прозвучал сердито.

– Ничего. Совсем ничего.

Их глаза встретились. Гард почувствовал, как она старается прочитать, что он думает сейчас, но усилием воли Гард опять помешал ей.

– Безусловно, покажи им все, – сказал он. – Но когда мы откроем люк, Бобби, внутрь войдем только ты и я. Мы выкопали эту штуку, нам и идти первыми. Согласна?

– Да, – ответила Бобби. – Мы войдем первыми. Без парадов и приветственных речей.

– И без далласской полиции.

– Естественно, и без них, – усмехнулась она. – Ты хочешь войти самым первым?

– Нет, первой войдешь ты.

– Спасибо, Гард.

– Не за что, – он отвесил ей шутовской поклон.

– А ты почувствуешь себя лучше...

(когда "превратишься", когда процесс твоего "превращения" будет полностью закончен)

Бобби поднялась на ноги и направилась к дому.

4. САРАЙ

Это произошло четырнадцатого августа. Гарднер быстро подсчитал в уме, что провел с Бобби сорок один день – почти столько, сколько понадобилось в библейские времена для сотворения мира. А ему показалось, что прошло гораздо больше времени. Прошла вся его жизнь.

Они с Бобби едва прикоснулись к остывшей пицце, приготовленной Гарднером на ужин.

– Мне бы хотелось пива, – сообщила Бобби. – А ты будешь?

– Спасибо, я пас.

Она удивленно подняла брови, но ничего не сказала. Достав из шкафчика банку и открыв ее, она некоторое время сидела молча, глядя в окно.

Он нарушил тишину:

– Ты и я, Бобби, мы провели много времени вместе.

– Да. Много времени. И такой странный конец!

– Почему ты так сказала – конец?

Бобби пожала плечами и отвернулась:

– Ты сам знаешь. Конец фазы. Так нравится больше?

– Во всяком случае, звучит не так безнадежно.

Они опять помолчали. Бобби допила пиво и вытерла губы рукавом своей рубашки. Затем она сказала:

– Я всегда любила тебя, Гард. И, что бы ни случилось, помни, пожалуйста, об этом. – Теперь она посмотрела ему прямо в глаза, и ее лицо под коркой грима было жалкой пародией на лицо прежней Бобби. – И я надеюсь, ты помнишь, что я никогда не принуждала тебя помогать мне. Все, что ты делал, было совершенно добровольно. Свобода волеизъявления – это немаловажный фактор, как сказал однажды кто-то из великих.

– И ты сама избрала для себя эти раскопки, – Гарднер говорил тихо, а в душе его был страх. К чему она говорит о свободе волеизъявления? Готовит его к близкой кончине?

Прекрати, Гард. Прекрати подозревать ее.

Бобби грустно рассмеялась:

– Делая выбор, ты ведь не задумываешься, принесет это тебе пользу или нет. Люди всегда выбирают знание, не обращая внимание на возможные последствия.

– Исходя из этой логики я участвовал в пикетировании атомных электростанций, – пошутил Гарднер.

Бобби мотнула головой:

– Люди всегда начинают выкапывать то, что находят и про что ничего нельзя сказать с первого взгляда. Резон один: а вдруг это окажется полезным?

– Но Питеру это не понравилось.

– Да. Питеру это не понравилось. Но не корабль убил его, Гард.

Я уже давно подозревал, что не корабль.

– Питер умер по самым естественным причинам. Он был стар. Эта штука в лесу – корабль из другого мира. Не ящик Пандоры и не райская яблоня. И никакого змея-искусителя не было.

Гард улыбнулся:

– Это корабль знаний, верно?

– Да. Мне тоже так кажется.

Бобби вновь посмотрела на дорогу.

– Когда ты ожидаешь их? – спросил Гарднер.

Как бы отвечая на вопрос, Бобби кивнула в сторону дороги. К воротам подъехал "кадиллак" Киля Арчинбурга, за ним – старенький "форд" Эдли Мак-Кина.

– Что ж, пойду спать, – Гарднер встал и потянулся.

– Если хочешь, можешь прогуляться с нами к кораблю.

– С тобой – пожалуйста. Но с ними?! – Он отвесил шутливый поклон в сторону приехавших. – Благодарю покорно. Они и так считают меня сумасшедшим и ненавидят, потому что не могут читать мои мысли.

– Если я говорю, что ты можешь пойти с нами, значит, так оно и есть.

– И все же нет, – твердо сказал Гарднер, вновь усаживаясь на стул. Они мне не нравятся. Более того, они раздражают меня.

– Мне очень жаль.

– Мы пойдем. Только... завтра. Мы с тобой, Бобби, верно?

– Верно.

– Передавай им мой привет. И напомни, что я немало помог тебе.

– Напомню. – Но ее глаза смотрели в сторону, и Гарднеру это не понравилось. Совсем не понравилось.

Гард думал, что сперва они пойдут в сарай, но ошибся. Посовещавшись, они дружной толпой направились в лес, к кораблю. По дороге они разговаривали – Бобби, Френк, Ньют, Дик Аллисон, Хейзел, остальные. Все отчетливо выделялись на фоне пурпурного заката, и у многих были с собой карманные фонарики.

Гард проводил их взглядом. Вот теперь, пожалуй, пришло время заглянуть в сарай и посмотреть, что же там такое...

Только где же ключ? Он обследовал связку ключей, висящую в чулане, но подходящего так и не нашел. Но, видно, он родился везучим, потому что, перерыв карманы многочисленных нарядов Бобби, он все же наткнулся на ключ в кармане старого халата.

Оставалось собраться с духом и открыть дверь.

Они могут вернуться. В любое время. И тогда они поймают меня буквально за руку.

О, как же они обрадуются!

Обрадуются, если вернутся и застанут тебя. Но они не вернутся раньше чем через пару часов.

Иди смело, Гард. Не бойся.

Я не хочу идти туда. Я боюсь...

Брось. С тобой ничего не случится. Ты должен увидеть своими глазами, что там происходит. Отбрось сомнения.

– Боже правый, – прошептал Гарднер и осторожно вставил ключ в замок.

Ключ повернулся в замке, издав легкий скрип – крак!

Гарднер двигался, будто во сне. Он подумал, что нужно взять себя в руки.

Когда он заходил в сарай в день своего приезда, там был хороший свежий воздух. Теперь же, когда во всем Хейвене с воздухом происходило что-то странное, в сарае пахло просто как в помойном баке.

И все же он рискнет. Он перевел дыхание и начал считать шаги. Три. Ты не сможешь сделать больше трех шагов. Только глянешь одним глазком – и назад. Как можно скорее.

Он приоткрыл дверь. Из сарая вырвались струи зеленого света. Гарднер, которому этот свет резал глаза, вспомнил о том, что в кармане у него лежат солнцезащитные очки, но очки мало чем помогали. Зеленый свет был, пожалуй, даже ярче солнечного.

Сперва он не увидел ничего. Слишком слепил свет. Потом, когда глаза привыкли, он услышал слабый шум. Шшшшшшшшшш... Слева! Он взял курс на этот шум, но тут же остановился. Он боялся всего, к чему мог прикоснуться.

Гард увидел в зеленых лучах темнеющие тени. Это призраки, нет... Это какие-то отражения на стене.

Боже, это же стиральная машина!

Да, это была стиральная машина, усовершенствованная, как и все механизмы в Хейвене, но шум издавала не она. А что же?

Рядом стоял вакуумный пылесос "Электролюкс" – один из самых лучших. Он тоже был выключен...

Еще левее. Это должно быть там.

У Гарда перехватило дыхание. К горлу подкатил комок: в дальнем левом углу сарая на стальных крюках висели Ив Хиллмен, Анна Андерсон и старый добрый бигль Бобби Питер. Они висели, как туши в лавке мясника. Но они все еще были живы.

Толстый черный провод, из тех, которые используются на высоковольтных линиях, проходил через центр затылка Анны Андерсон. Такой же провод был выведен из правого глаза старика. А с собакой было нечто особенное: пучок проводов пронизывал мозг бигля.

Глаза Питера, без всяких следов катаракты, обратились к Гарду.

Боже... Боже... мой Боже...

Он ухватился рукой за стену.

Щеки Анны и старика частично исчезли. Стали прозрачными.

Я хочу выйти отсюда. Я хочу только выйти отсюда.

Я не хочу смотреть на них.

Ему хотелось заплакать, но он не мог.

Как они здесь могут дышать? Как могут до сих пор оставаться в живых. А может, они вовсе не живы и мне это только кажется? Может быть, это просто иллюзия?

И, как бы опровергая его предположения, Питер посмотрел на него и глухо зарычал.

Питер... ты слышал его рычание...

Ерунда. Иллюзия. Вот и все.

Но он точно знал, что тут и не пахнет иллюзиями. И еще он знал, что услышал рычание Питера не ушами.

Этот звук возник в центре его собственного мозга.

Анна Андерсон открыла глаза.

Забери меня отсюда, – простонала она. – Забери меня отсюда, я оставлю ее в покое, а сейчас я не чувствую ничего, кроме того, что они замышляют убийство, замышляют убийство, убийство...

От неожиданности Гарднер споткнулся и упал. Он попытался встать и не смог. И еще он не мог отвести взгляд от лица сестры Бобби. Ее язык вывалился изо рта, а пальцы дрожали.

Питер продолжал рычать.

Старик открыл глаза.

Мальчик.

Эта мысль предельно отчетливо возникла в голове Гарднера. И он нашел в себе силы мысленно спросить:

Какой мальчик?

Он тут же получил ответ:

Давид. Давид Браун.

Старик единственным уцелевшим глазом смотрел прямо на него.

Спаси мальчика.

Мальчик. Давид Браун. Был ли он частью всего этого, мальчик, пропавший много дней назад, поиски которого так и не увенчались успехом? Очевидно, да.

Где он? – подумал Гарднер.

Шшшшшшшшшшшш...

На Альтаире-4, – ответил наконец старик, – на Альтаире-4. Спаси его... а потом убей нас... Это... это плохо. По-настоящему плохо. Мы не можем умереть. Я пытался. Все мы пытались. Даже

(сукасука)

она. Так не может продолжаться. Используй трансформер и спаси Давида. Потом отключи провода. Просто оборви их. И взорви это чертово место. Слышишь?

Гарднер увидел, что провода опутывают весь пол, как будто это не сарай, а сцена, подготовленная для выступления вокально-инструментального ансамбля. В некоторых местах провода были скручены вместе и вели к... Ну конечно же к батарейкам, болван.

Он увидел несколько миникомпьютеров – "Атари", "Эппл-2" и "Эппл-3", ТРС-80, "Коммодор". На экране дисплея одного из них светилось слово:

ПРОГРАММА?

(используй трансформер)

На пульте управления вспыхивали и гасли разноцветные огоньки. Вспышки носили циклический характер.

Это центр, – в невольном восхищении подумал он. – Это имеет отношение к кораблю. И они приходили в сарай, чтобы пользоваться им. Это трансформер, и отсюда они черпали свою силу.

Используй трансформер и спаси Давида.

Попроси о чем-нибудь попроще, старик. Я никогда не был в ладах с техникой. Я не знаю, как этим управлять.

Но – мальчик.

Сколько же ему было лет? Четыре? Пять?

И куда, во имя всего святого, они отправили его? Ведь даже небо имеет свои границы.

Спаси мальчика... используй трансформер.

Времени на долгие размышления не было. Компания в любое время могла вернуться. Он пристально начал всматриваться в светящийся экран дисплея.

ПРОГРАММА?

Что, если я наберу на пульте слово "Альтаир-4"? – подумал он и увидел, что никакого пульта нет; в тот же момент на экране высветились буквы:

АЛЬТАИР-4

Нет! – протестовал его мозг. – Так не бывает!

Надпись изменилась:

НЕТ ТАК НЕ БЫВАЕТ

Начиная понимать, Гарднер подумал: Отмена! Отмена!

ОТМЕНА ОТМЕНА

Надпись исчезла, и на экране вновь высветилось слово:

ПРОГРАММА?

Он вскочил на ноги и пересчитал провода, идущие к трансформеру. Их было восемь. И шли они из розетки.

Из розеток.

Зачем столько розеток? Они что, изучали какой-то другой язык?

Да. Нет. Они учились "превращаться". Машина учила их этому. А где же батарейки? Что-то я не вижу ни одной. Как же без них?

Он поднял глаза вверх и вновь, на этот раз по-новому, увидел кабель, проходящий через затылок женщины, глаз мужчины. Увидел двигающиеся на месте ноги собаки и удивился, каким же образом ее шерсть оказалась на платье Бобби, разве что если она пользовалась лестницей, чтобы приласкать бигля. Неужели в ней остались какие-нибудь человеческие эмоции?

И он вдруг понял.

Батарейки – это они... А банда друзей Бобби, как вампиры, сосет из них энергию.

Сквозь страх пробилось совершенно новое чувство – гнев, и Гард был этому рад.

Они замышляют убийство... убийство... убийство...

Внезапно голос Анны прервался. Лампочки на трансформере замигали реже. Зеленый свет слегка потускнел. Он подумал, что теряет сознание...

Положи этому конец, сынок. Спаси моего внука, а после положи этому конец.

В ушах опять отчетливо зазвучал голос старика. Потом голос замолчал. Глаза старика закрылись.

Зеленый свет стал еле виден.

Когда я вошел, они проснулись, – с уверенностью подумал Гард. В висках у него пульсировала злоба. Не осознавая, что делает, он стиснул зубы. Даже Питер слегка проснулся. Теперь они вернулись в свое обычное состояние, в котором пребывали... до того. Сон? Нет. Не сон. Что-то другое. Органическое замораживание.

Он отступил от трансформера в сторону.

Боже, что же все это значит? Для чего все это?

Голос прошептал: А что, если это защита, Гард? На случай, если далласская полиция прибудет слишком рано?

Его взгляд вновь вернулся к Питеру. Лапы того двигались в воздухе, как будто собака пыталась убежать отсюда.

Бобби, – в ужасе подумал он, – как ты могла поступить так с Питером. О Боже! Люди выглядели ужасно, но Питер был хуже всех. Питер с пучком проводов в мозгу, Питер, перебирающий лапами, будто убегающий во сне.

Батарейки. Живые батарейки.

Он наступил на какой-то металлический предмет и чуть не упал. Толчок, казалось, вызвал новый прилив мыслей.

Все это предназначалось для тебя, Гард. Это защита от тебя. С помощью всего этого они рассчитывали нейтрализовать тебя, когда придет время. Здесь все готово... и ждет...

Под ногами он увидел пару лаковых туфель. На них были засохшие пятна крови.

Они принадлежат Бобби. Это ее новые туфли. Ее выходные туфли. Они были на ней в тот день, когда она ездила на похороны.

Туфли были в крови.

Рядом валялась одежда, которая была на Бобби в тот день.

Кровь, все в крови.

Ему не хотелось дотрагиваться до блузки, но любопытство пересилило. Под блузкой явно что-то лежало.

Да, так и есть. Ружье. Большое старинное ружье. Такие ружья Гарднер видел только в книгах на картинках. Он проверил, все ли патроны на месте. Двух не было. Гарднер был уверен, что по крайней мере один раз из этого ружья стреляли в Бобби.

Он должен забрать ружье с собой.

Но, когда они обнаружат пропажу, они начнут искать его, Гард. Ты не можешь этого не понимать.

Нет. Это его не беспокоило. Они могли бы заметить, что на экране изменилась надпись, но все эти вещи, включая ружье, слишком долго пролежали здесь нетронутыми.