Текст книги "Монстр"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

Ответа не было. Он сознавал, что прекратились все звуки,

только за стенами отеля свистит холодный ветер.

Он толкнул дверь, и та открылась. Слабо скрипнули петли.

Кухня была пуста. Грейди исчез. В холодном белом сиянии ламп дневного света все выглядело оцепеневшим, неподвижным.

Взгляд Джека упал на большую колоду для разделки мяса, за которой они ели всей семьей.

Там стояли: бокал, из-под мартини, пяток бутылок джина и пластиковое блюдце с оливками.

К блюдцу прислонили молоток для роке, который Джек видел в сарае.

Он долго глядел на него.

Потом откуда-то – отовсюду – раздался голос, куда более глубокий и властный, чем у Грейди... голос раздался внутри Джека.

(держите же свое слово, мистер Торранс)

– Сдержу, – ответил он. И услышал в своем голосе лакейскую угодливость, однако справиться с ней не сумел. – Будет сделано.

Он прошел к колоде, взялся за рукоятку молотка,

И поднял его.

Взмахнул.

Молоток со злобным свистом рассек воздух.

Джек Торранс заулыбался.

49. ХОЛЛОРАНН: НА СЕВЕР, В ГОРЫ

Когда он, наконец, съехал с дороги, была уже четверть второго пополудни и, если верить залепленным снегом указателям и счетчику миль, до Эстес-Парк оставалось неполных три мили.

Такого быстро и яростно падающего снега, как тут, на возвышенности, Холлоранн в жизни не видел (прочем, возможно, такое сравнение мало о чем говорит – ведь всю жизнь Холлоранн старался видеть снег как можно реже), ветер же, налетавший прихотливыми порывами то с запада, то из-за спины, с юга, застилал Дику поле зрения облаками пушистого снега и раз за разом бесстрастно заставлял сознавать, что стоит Дику прозевать поворот, и он за милую душу нырнет вниз с дороги на пару сотен футов. "Электра", крутя колесами, полетит вверх тормашками. Положение ухудшало ещё и то, что к зимним дорогам Холлоранн не привык. Его пугала погребенная под крутящейся поземкой желтая разделительная полоса, пугали свободно налетавшие из-за макушек холмов резкие, сильные порывы ветра, которые буквально разворачивали тяжеленный бьюик.

Пугало то, что почти все дорожные знаки прятались под снегом – хоть монетку кидай, чтобы узнать, справа или слева оборвется впереди эта дорога с белого экрана кинотеатра для автомобилистов, по которому, казалось Холлоранну, он едет.

Он был напуган, ещё как. С того момента, как к западу от Боулдера и Лайонса Холлоранн поднялся к холмам, он вел машину весь в холодном поту, обращаясь с газом и тормозом так, будто это вазы эпохи "минг". Диск-жокей между рок-нролльными мелодиями настойчиво советовал шоферам держаться подальше от главных магистралей и ни под каким видом не ездить в горы, поскольку все дороги опасны, а по многим невозможно проехать. Передали сводку мелких дорожных происшествий, сообщили о двух серьезных авариях: компания лыжников в микроавтобусе "фольксваген" и семья, которая пробиралась в Альбукерк через горы Сагре-де-Кристо. В обеих авариях четверо погибло и пятеро получили ранения. "Так что держитесь подальше от дорог и слушайте хорошую музыку", – бодро заключил диск-жокей и завел "Дети моря на солнце", отчего Холлоранн почувствовал себя ещё несчастней. "Мы смеемся, мы ликуем, мы..." – радостно выпаливал Терри Джеке, и Холлоранн злобно выключил приемник, зная, что через пять минут снова включит его. Плевать, что передают всякую дрянь – все лучше, чем ехать сквозь белое безумие в одиночестве.

(давай колись! этого вот черного парня такой мандраж бьет... аж евонная спина, так её разэдак, сверху до низу трясется!)

Веселей не стало. Если бы не убежденность Дика, что мальчуган в ужасной беде, он дал бы задний ход ещё не доезжая до Боулдера. Даже сейчас, где-то в глубине, под черепом, тоненький голосок (Холлоранн подумал, что это говорит скорее здравый смысл, нежели трусость) твердил ему: пересиди ночь в мотеле в Эстес-Парк и дождись хотя бы, чтобы снегоочистители расчистили центральную полосу. Голосок снова и снова напоминал, как трясло самолет, когда тот садился в Стэплтоне, как сердце Холлоранна уходило в пятки от ощущения, что они вот-вот воткнутся носом в землю и вместо калитки N 39, дорожка Б, окажутся прямехонько у врат ада. Но здравый смысл не мог противостоять тому, что подгоняло Дика. Ему надо было добраться к мальчику сегодня. Снежный буран – это личное невезение. Придется с ним совладать. Холлоранн опасался, что в ином случае придется во сне справляться кое с чем похуже.

Снова налетел резкий – порыв ветра, на сей раз с северо-запада – не было печали! – и Холлоранна отгородило снежной стеной и от неясно вырисовывающихся холмов, и даже от сугробов вдоль обочины. Он ехал сквозь мотель.

И тут в месиве перед Холлорэнном угрожающе выросли яркие, как горящий натрий, фары снегоочистителя, они неслись навстречу, и Холлоранн с ужасом понял, что вместо того, чтобы пройти рядом, бьюик целится носом точно между этих огней.

Снегоочиститель не слишком-то заботился, по своей стороне дороги едет или нет, а Холлоранн позволил бьюику положиться на судьбу.

Сквозь громкий вой ветра прорвался лязгающий рев дизеля, а за ним гудение клаксона, протяжное, оглушительно громкое.

Яйца Холлоранна превратились в два маленьких сморщенных мешочка, набитых колотым льдом, а кишки словно бы слиплись, сделавшись кучей замазки.

Теперь из белизны появился и цвет – залепленный снегом оранжевый. Дик видел высокую кабину, длинный отвал, а за ним – фигуру размахивающего руками водителя. Он видел У-образные боковые ножи снегоочистителя, изрыгающие на сугробы вдоль левой обочины снег, похожий на белый выхлоп.

– УААААААААА! – требовательно орал клаксон. Холлоранн надавил на акселератор так, словно это была грудь его возлюбленной, и бьюик рванулся вперед и вправо, туда, где обочина была свободна от снежной насыпи; снегоочистители, которые ехали в ту сторону, сбрасывали снег прямо с обрыва.

(с обрыва, ах, да, с обрыва...)

Мимо, слева от Холлоранна, всего в паре дюймов промелькнули боковые ножи, которые оказались на добрых четыре фута выше крыши "электры". Авария казалась неизбежной до тех пор, пока снегоочиститель не проехал мимо. В голове у Дика пронеслись обрывки молитвы, которая наполовину была невнятным извинением перед мальчуганом.

А потом снегоочиститель оказался сзади, в зеркальце вспыхивали и сверкали крутящиеся синие лампочки.

Холлоранн опять вывернул руль бьюика влево, но толку не было, машину на ходу занесло и она, как во сне, поплыла к краю обрыва, взбивая дворниками снежную пену на ветровом стекле.

Холлоранн рванул руль обратно, в том направлении, куда тащило бьюик, и багажник с капотом начали меняться местами.

Охваченный паникой, Дик с силой надавил на тормоз, а потом ощутил сильный удар. Дорога впереди исчезла... он смотрел в бездонную пропасть, заполненную крутящимся снегом, глубоко внизу смутно виднелись далекие зеленовато-серые сосны.

(свалюсь, матерь божья, сейчас свалюсь)

И тут машина остановилась, накренившись вперед под углом в тридцать градусов. Левое крыло вмялось в бордюр, задние колеса почти оторвались от земли. Когда Холлоранн попытался дать задний ход, они лишь беспомощно закрутились.

Сердце исполняло барабанную дробь не хуже Джима Крапы.

Дик вылез из машины, вылез очень осторожно – и, обойдя бьюик, остановился возле заднего моста.

Он стоял там, беспомощно разглядывая колеса, и тут бодрый голос позади него сказал:

– Привет, приятель. Ты, мать твою, свихнулся, не иначе.

Холлоранн обернулся и увидел на дороге в сорока ярдах от себя снегоочиститель, еле различимый за несущимся по ветру снегом, только на крыше кабины вращались синие лампы, да плыла вверх темно-коричневая струя выхлопа. Прямо за спиной Дика стоял водитель в длинной дубленке, поверх которой был натянут непромокаемый плащ. На голове сидела шапочка механика в тонкую сине-белую полоску, и Холлоранн никак не мог взять в толк, почему кусачий ветер не сдувает её.

(приклеил, клянусь Богом, точно приклеил)

– Привет, – сказал он. – Можете вытащить меня обратно на дорогу?

– Да наверное могу, – сказал водитель снегоочистителя. – Какого черта вы делаете на этой дороге, мистер? Неплохой способ угробить свою задницу.

– Неотложное дело.

– Таких неотложных дел не бывает, – водитель говорил медленно и доброжелательно, как с умственно неполноценным. – Треснись вы об столбик чуток посильней, никто б вас отсюда не выволок до первого айреля. Нездешний, что ль?

– Нет. И не будь мое дело таким срочным, как я говорю, духу моего бы здесь не было.

– Вон как? – водитель переменил позу, готовый общаться дальше, словно они случайно остановились поболтать на заднем крыльце, а не торчали в снежном буране, разговаривая посредством чего-то среднего между криком и воплем, а машина Холлоранна не балансировала на высоте трехсот футов над верхушками деревьев. – Куда едете? Эстес?

– Нет, есть тут место, называется отель "Оверлук", – сказал Холлоранн. – Чуть дальше за Сайдвиндером...

Но водитель горестно затряс головой.

– Сдается мне, я это место отлично знаю, – сказал он. – Мистер, до старого "Оверлука" вы в жизни не доберетесь. Дороги между Эстес-парк и Сайдвиндером превратились хер знает во что, чтоб им пусто было. Как снег ни разгребай, тут же наваливает новый. Я тут несколько миль ехал через заносы, так там в середке футов шесть будет, провались они. А даже коли вы и доберетесь до Сайдниндера, так дорога оттудова закрыта до самого Бакленда, а это уж в Юте. Не-а. – Он покачал головой. – Не выйдет, мистер. Ни хрена у вас не выйдет.

– Надо постараться, – ответил Холлоранн, призвав остатки терпения, чтоб говорить нормальным тоном. – Там один мальчуган...

– Мальчуган? Не-е. "Оверлук" в конце сентября закрывается. Чего его держать открытым, невыгодно. Больно много таких вот дерьмовых буранов.

– Он сынишка сторожа. Попал в беду.

– Почем вы знаете?

Терпение Холлоранна лопнуло.

– Господи, вы что собираетесь до вечера стоять тут и хлопать языком? Знаю я, знаю! Ну, будете вы вытаскивать меня обратно на дорогу или нет!

– Что это вы, осерчали, что ль? – заметил шофер, не особенно смутившись. – Конечно, лезьте в машину. У меня под сиденьем цепь.

Холлоранн снова сел за руль, и тут от запоздалой реакции его затрясло. Руки у него буквально отнялись – он забыл взять перчатки.

Снегоочиститель задним ходом подобрался к багажнику бьюика и Холлоранн увидел, что водитель вылез с большим мотком цепи.

Холлоранн открыл дверцу и крикнул:

– Помочь?

– Не лезьте под руку, вот и все, – прокричал в ответ водитель. Делов-то – раз плюнуть.

И верно. Це.пь туго натянулась, бьюик содрогнулся и секундой позже вновь оказался на дороге, нацелившись более или менее на Эстес-Парк. Водитель снегоочистителя подошел к окошку и постучал в защитное стекло. Холлоранн опустил окно.

– Спасибо, – сказал Дик. – Извините, что накричал.

– Первый раз, что ль, – с ухмылкой ответил водитель. – Сдается мне, вы вроде как заведенный. Возьмите-ка. – На колени Холлоранна упала пара толстых синих шерстяных перчаток. – Когда снова соскочите с дороги, они вам понадобятся.

Морозит. Берите, ежели, конечно, не хотите весь остаток жизни ковыряться в носу вязальным крючком. Потом пришлете обратно. Их жена связала, так я к ним неровно дышу. Имя и адрес вшиты прямо в шов. Кстати говоря, звать меня Говард Коттрелл. Как станут не нужны, отошлете их обратно, и дело с концом. Да запомните – чтоб я за доставку не платил.

– Ладно, – сказал Холлоранн. – Спасибо. Вот невезуха...

– Вы поосторожней, я б и сам вас подвез, да дел по горло.

– Да ничего. Еще раз спасибо.

Он начал поднимать стекло, но Коттрелл остановил его.

– Как доберетесь в Сайдвиндер, если доберетесь, сходите в "Дэркин Коноко". Прямо рядом с читальней, мимо не пройдешь. Спросите Лэрри Дэркина. Скажите, вас Коттрелл послал – надо, мол, нанять один из его снегоходов. Назовете мое имя и покажете эти перчатки, тогда выйдет дешевле.

– . Опять-таки, спасибо, – сказал Холлоранн.

Коттрелл кивнул.

– Заб.авно. Никак вам не узнать было, что в "Оверлуке"

непорядок... телефон вырубился, зуб даю. Но я вам верю.

Я иногда нутром чувствую.

Холлоранн кивнул.

– И я тоже – иногда.

– Ага. Знаю. Только поосторожней там.

– Ладно.

Коттрелл исчез в несущейся мимо тусклой пелене, помахав на прощание рукой. Шапочка механика по-прежнему дерзко сидела на голове. Холлоранн снова тронулся в путь, цепи молотили снежный покров шоссе и, наконец, зарылись в него настолько, что бьюик стронулся с места. Позади Говард Коттрелл, прощаясь, в последний раз нажал на клаксон, хотя, по сути дела, это было необязательно – Холлоранн и так ощущал, что тот желает ему удачи.

Вот два сияния за день, – подумал Дик, – должно быть, это что-то вроде доброго предзнаменования. Однако Дик не верил в предзнаменования, ни в плохие, ни в хорошие. То, что он в один день встретил двух людей, способных сиять (хотя обычно попадалось человек пять за год, не больше), могло не значить ровным счетом ничего. Ощущение, что все решено, ощущение

(что все завершилось)

которое он не мог точно определить, до сих пор не покинуло его. Оно...

На узкой извилистой дороге бьюик все время пытался вильнуть то в одну, то в другую сторону, так что Холлоранн вел его осторожно, затаив дыхание. Включив ещё раз приемник, он услышал голос Ареты, а Арета – это отлично. С ней он разделил бы герцевский бьюик хоть сейчас.

От очередного порыва ветра машина закачалась и заскользила вбок. Холлоранн выругался и ближе склонился к рулю.

Арета допела песню, и опять заговорил диск-жокей, он сообщил Холлоранну, что сесть сегодня за руль – отличный способ расстаться с жизнью.

Холлоран выключил приемник.

Он все-таки добрался до Сайдвиндера, хотя ехал до города от Эстес-Парк четыре с половиной часа. К тому времени, как он выбрался на Нагорное шоссе, полностью стемнело, но буран и не думал ослабевать. Дважды дорогу преграждали сугробы, доходившие бьюику до крыши, так что пришлось остановиться и ждать, пока снегоочистители расчистят проезд. К одному сугробу снегоочиститель подъехал по полосе Дика, и гудок опять прозвучал совсем рядом. Шофер ограничился тем, что объехал машину Холлоранна. Он не высунулся, чтобы сказать, что думает, просто сделал пару непристойных жестов, знакомых всем американцам старше десяти лет, и знаки эти вряд ли означали миролюбие.

Казалось, чем ближе Дик подъезжает к "Оверлуку", тем сильнее что-то подгоняет его, вынуждая торопиться. Он поймал себя на том, что постоянно поглядывает на часы. Руки Дика как будто бы рвались вперед.

Через десять минут после того, как он свернул на Нагорное, промелькнули два указателя. Свистящий ветер очистил обе надписи от снежной оболочки, так что их можно было прочесть.

Первая гласила: САЙДВИНДЕР, 10. Вторая: В ЗИМНИЕ МЕСЯЦЫ ДОРОГА В 12 МИЛЯХ ВПЕРЕДИ ЗАКРЫТА.

– Лэрри Дэркин, – пробормотал Холлоранн себе под нос.

В приглушенном зеленоватом свете приборного щитка лицо Дика выглядело напряженным и утомленным. Было десять минуть седьмого. – Лэрри... "Коноко" возле библиотеки.

И тогда на него всей тяжестью обрушился запах апельсинов, а с ним мысль, мощная, смертоносная, полная ненависти.

(пошел вон отсюда, грязный ниггер, тебя это не касается, ниггер, заворачивай оглобли, разворачивайся или мы тебя прибьем, вздернем на суку, ты, обезьяна черножопая, а потом спалим тело, вот как мы обходимся с ниггерами, так что сейчас же поворачивай назад!)

В замкнутом пространстве машины взвился крик Холлоранна. Послание пришло к нему не словами, а серией загадочных образов, которые впечатывались в сознание с ужасающей силой. Чтобы стереть их, он выпустил руль.

Тут машина врезалась крылом в бордюр, отскочила, наполовину развернулась и остановилась, понапрасну крутя задними колесами. Холлоранн резко вырубил сцепление, а потом спрятал лицо в ладони. Не то, чтобы он плакал – у него вырывалось прерывистое "ох-хо-хо". Грудь тяжело вздымалась.

Он понимал, что, застигни его этот удар на том отрезке дороги, где хоть одна обочина обрывалась в пропасть, он был бы уже мертв. Может, так и было задумано. И в любой момент удар мог настичь его снова. Придется защититься. Его обступила кровавая сила безграничной мощи – может быть, памяти. Он тонул в инстинкте.

Дик отнял руки от лица и осторожно открыл глаза. Ничего.

Если что-то и пыталось снова испугать его, оно не смогло к нему пробиться. Он отгородился.

И вот такое случилось с мальчуганом? Господи Боже, такое случилось с маленьким мальчиком?

Сильней всех прочих образов Дика тревожил чмокающий звук, как будто молотком лупили по толстому ломтю сыра. Что это значило?

(Иисусе, только не малыш. Господи, прошу тебя!)

Включив малую скорость, он одновременно немного прибавил газ. Колеса завертелись, зацепились шинами за дорогу, опять завертелись, зацепились ещё раз. Бьюик поехал, фары слабо рассеивали снежные водовороты. Холлоранн взглянул на часы. Уже почти половина седьмого. На него нахлынуло ощущение, что уже действительно очень поздно.

50. ТРЕМС

Венди Торранс в нерешительности стояла посреди спальни и глядела на сына, который мигом уснул.

Полчаса назад шум прекратился. Весь и сразу. Лифт, вечеринка, хлопанье открывающихся и закрывающихся дверей.

Вместо того, чтобы принести облегчение, тишина усилила зародившееся в Венди напряжение; обстановка напоминала зловещее затишье перед последним жестоким порывом бури. Дэнни, однако, задремал почти сразу, сперва мальчик ворочался, но в последние десять минут сон стал глубже. Даже глядя на сына в упор, Венди с трудом различала, как медленно поднимается и опускается узенькая грудная клетка малыша.

Она задумалась: когда же мальчик в последний раз проспал ночь напролет, без мучительных снов, без долгих периодов бодрствования, когда ловишь звуки пирушки, ставшей слышной – и видной – Венди только в последние день или два, с тех пор, как "Оверлук" вцепился в их троицу.

(действительно психологический феномен или групповой гипноз?)

Венди этого не знала и не считала важным. В любом случае происходящее грозило им гибелью. Она взглянула на Дэнни и подумала,

(слава тебе Господи, он лежит спокойно)

что, если не тревожить мальчика, тот сможет проспать весь остаток ночи. При любых талантах он все равно оставался малышом и нуждался в отдыхе.

Джек – вот кто начинал её тревожить.

Венди скривилась от внезапной боли, отняла руку ото рта и увидела, что сорвала ноготь. А уж ногти она всегда старалась держать в порядке. Они были не настолько длинны, чтобы назвать их когтями, но ещё сохранили красивую форму и

(и что это ты забеспокоилась о ногтях?)

Она немножко посмеялась, но голос дрожал, радости в нем не было. Сперва Джек перестал завывать и кидаться на дверь.

Потом опять началась вечеринка

(может, она и не прекращалась? может быть, она время от времени уплывает в немножко другой временной слой, туда, где мы не должны её слышать?)

а контрапунктом к ней скрежетал и хлопал дверцей лифт.

Потом все стихло. В этой новой тишине, когда Дэнни засыпал, Венди вообразила, будто в кухне, почти прямо под ними, слышит тихие, заговорщические голоса. Сперва она отнесла их на счет ветра – тот мог имитировать широкий диапазон человеческих голосов, от похожего на шелест бумаги шепота умирающего за дверьми и оконными рамами и до оглушительного визга над карнизами... так в дешевых мелодрамах визжат, убегая от убийцы, женщины. И все же, оцепенело сидя подле Дэнни, она все больше убеждалась, что это действительно голоса.

Джек с кем-то обсуждал свой побег из кладовки.

Обсуждал убийство жены и сына.

Для здешних стен ничего нового в этом не было – убийства тут случались и раньше.

Она подошла к стояку и приложила к нему ухо, но в этот самый момент заработала топка, и все звуки потонули в волне поднявшегося из подвала теплого воздуха. Пять минут назад, когда толпа снова утихла, отель погрузился в полную тишину – только выл ветер, билась в стены и окна снежная крупа да иногда стонала какая-нибудь доска.

Венди посмотрела на содранный ноготь. Из-под него выступили бисеринки крови.

(Джек выбрался оттуда.)

(не болтай ерунду.)

(да, выбрался, он взял на кухне нож или, может быть, топорик для разделки мяса, вот сейчас он поднимается на верх, идет по самому краешку ступенек, чтобы они не скрипели.)

(!ты не в своем уме!)

Губы Венди задрожали и на секунду показалось, что она выкрикнет эти слова вслух. Но тишину ничто не нарушило.

У неё было такое чувство, будто за ней наблюдают.

Она резко обернулась и уставилась в зачерненное ночью окно – там что-то бормотало кошмарное белое лицо с темными кругами вокруг глаз, лицо безумца, монстра, который с самого начала скрывался в этих стонущих стенах...

Это были всего лишь морозные узоры на стекле снаружи.

Венди перевела дух, вздох получился долгим, шелестящим, перепуганным. Ей показалось, что на этот раз она вполне отчетливо расслышала доносящиеся откуда-то звуки веселой болтовни.

(ты пугаешься теней, и без того дела достаточно плохи, к завтрашнему утру ты созреешь для желтого дома.)

Успокоить страхи можно было только одним способом – Венди знала, каким.

Придется сходить вниз и убедиться, что Джек по-прежнему в кладовке.

Очень просто. Сойти вниз по лестнице. Заглянуть. Вернуться наверх. Заодно забрать со стойки администратора поднос.

Омлет уже пропал, но суп можно разогреть на плитке возле пишущей машинки Джека.

(ну ещё бы, да смотри, чтоб тебя не убили, если он там, внизу, с ножом)

Венди подошла к туалетному столику, пытаясь стряхнуть окутывающую её пелену страха. По столику оказалась рассынана горстка мелочи, лежала пачка талонов на бензин для казенного грузовичка, две трубки, которые Джек повсюду возил за собой, но курил редко... и связка ключей.

Она взяла её, подержала, а потом положила обратно. Идея запереть за собой дверь спальни пришла ей в голову, но привлекательной не показалась. Дэнни спал. У Венди промельнула смутная мысль о пожаре и ещё о чем-то, что зацепило её куда сильнее, однако это Венди из головы выкинула.

Она пересекла комнату, нерешительно постояла у двери, потом достала из кармана нож и сжала деревянную рукоятку.

И открыла дверь.

Короткий коридор, ведущий к их спальне, был пуст. Через равные промежутки на стенах ярко горели электрические светильники, выгодно выделяя синий фон ковра и вытканный на нем извилистый узор.

(видишь? никакого буки.)

(да нет, конечно, им надо, чтобы ты вышла из спальни, им надо, чтобы ты сделала какую-нибудь бабскую глупость, чем ты сейчас и занята!)

Она опять помедлила, вдруг почувствовав себя совершенно несчастной, не желая покидать Дэнни и безопасную комнату, но в то же время ей обязательно нужно было убедиться, что Джек по-прежнему заперт и не представляет угрозы.

(ну конечно же)

(но голоса)

(не было никаких голосов, это все – твое воображение)

– Нет, не ветер.

От звука собственного голоса Венди подскочила. Но прозвучавшая в нем страшная уверенность заставила её двинуться вперед. Сбоку болтался нож, лезвие ловило блики света и отбрасывало на шелковистые обои зайчики. Тапочки шелестели по ворсу ковра. Нервы пели, как провода.

Она добралась до того места, где главный коридор поворачивал, и заглянула за угол. От предчувствия того, что там можно увидеть, рассудок Венди оцепенел.

Видеть было нечего.

После секундной запинки она обогнула угол и пошла прочь по главному коридору. С каждым шагом к окутанному тенью колодцу лестничной клетки ужас рос, а сознание того, что она оставила спящего сына одного, без защиты, крепло. Ноги, обутые в тапочки, ступали по ковру все громче, так ей казалось.

Дважды Венди оглядывалась, чтобы удостовериться – не подползает ли к ней что-нибудь сзади.

Она добралась до лестницы и положила руку на холодную колонку перил. В вестибюль вело девятнадцать широких ступеней. Она достаточно часто пересчитывала их, чтобы знать.

Девятнадцать покрытых ковром ступенек и ни единого Джека, который бы скрючился на одной из них. Конечно, нет. Джек заперт в кладовке, за толстой деревянной дверью, на здоровенный стальной засов.

Но в вестибюле темно и – ох! – в нем столько теней...

Сердце ровно и тяжело заколотилось у Венди в горле.

Впереди, чуть левее, издевательски зияла латунная дверь лифта, приглашая войти и прокатиться.

(нет, спасибо)

Внутри вся кабина была украшена розовыми и белыми гофрированными лентами серпантина. Из двух взорвавшихся хлопушек разлетелось конфетти. В дальнем углу лежала пустая бутылка из-под шампанского.

Позади себя Венди ощутила какое-то движение и резко обернулась, чтобы посмотреть на те девятнадцать ступенек, которые вели к площадке третьего этажа, однако ничего не увидела. Тем не менее её не покидало ощущение, что краешком глаза она уловила, как в более глубокую тень коридора наверху прежде, чем она сумела разглядеть их, отпрянули какие-то существа.

(существа)

Она снова посмотрела вниз.

Правая ладонь, сжимавшая деревянную рукоять ножа, вспотела. Венди быстро переложила нож в левую руку, вытерла правую о розовый махровый халат и перебросила нож обратно.

Почти не сознавая, что рассудок скомандовал телу начать движение вперед, Венди принялась спускаться по лестнице: левой, правой, левой, правой; свободная рука легонько касалась перил.

(где же гости? ну, не дайте же спугнуть себя, вы, сборище заплесневелых простынь! подумаешь, перепуганная баба с ножом! давайте-ка чуть-чуть музыки! чуть-чуть жизни!)

Десять шагов вниз, дюжина, чертова дюжина.

Сюда из коридора первого этажа просачивался скучный желтый свет, и Венди вспомнила, что следовало зажечь свет в вестибюле – либо у входа в столовую, либо в конторе управляющего.

И все-таки свет падал откуда-то ещё – белый, неяркий.

Лампы дневного света. Конечно же. В кухне.

Она задержалась на тринадцатой ступеньке и попыталась вспомнить: когда они с Дэнни уходили, погасила она свет или нет. Вспомнить просто не удалось.

Под ней, в вестибюле, стояли залитые тенью стулья с высокими спинками. Стекла входных дверей белой казенной пеленой занавесил наметенный снег. Латунные шляпки гвоздей в обивке дивана слабо поблескивали – ни дать, ни взять, кошачьи глаза. Сотня мест, где можно спрятаться.

Ноги Венди Ослабли от ужаса, но она пошла дальше.

Вот уже семнадцатая ступенька, восемнадцатая, девятнадцатая...

(вестибюль, мадам, выходите осторожно)

Из распахнутых настежь дверей бального зала лился один лишь мрак. Внутри что-то равномерно тикало, как адская машина. Венди оцепенела, потом вспомнила про часы на каминной полке – часы под стеклянным колпаком. Должно быть, их завел Джек... или Дэнни... а может быть, они пошли сами, как все прочее в "Оверлуке".

Она свернула к стойке администратора, собираясь пройти через дверцу в них в контору управляющего и дальше, в кухню.

Было видно, как поблескивает серебром пресловутый поднос с их ленчем.

Тогда часы начали отбивать тихие, звенящие удары.

Венди приросла к месту, язык прижался к небу. Потом она расслабилась. Бьет восемь часов, вот и все. Восемь часов.

...пять, шесть, семь...

Она считала удары. Вдруг показалось, что пока часы не замолчат, дальше идти не следует.

...восемь......девять...

(девять??)

(...десять... одиннадцать...)

Неожиданно она сообразила – но время было упущено. Венди неуклюже заспешила обратно к лестнице, уже понимая, что опоздала. Но как же она могла знать это раньше?

Двенадцать.

В бальном зале зажегся полный свет. Громко, пронзительно запела медь фанфар. Венди громко вскрикнула, но её крик затерялся в реве, который исторгали эти латунные легкие.

– Маски долой! – эхом несся крик. – Маски долой!

Потом все стихло, словно ушло по длинному коридору времени, и Венди снова осталась одна.

Нет, не одна.

Венди обернулась – он приближался.

Это был и Джек, и не Джек. Глаза горели бессмысленным кровожадным огнем, знакомый рот кривила странная, безрадостная усмешка.

В руках он держал молоток для роке.

– Думаешь, заперла меня? Заперла, как по-твоему?

Молоток просвистел в воздухе. Венди попятилась, наступила на мягкую подушечку и упала на ковер, закрывающий пол вестибюля.

– Джек...

– Сука, – прошептал он. – Знаю я, что ты такое.

Молоток опустился снова. Просвистев в воздухе со смертоносной скоростью, он погрузился в её мягкий живот. Венди закричала, внезапно окунувшись в океан боли. Она смутно видела, что молоток поднялся снова. И вдруг поняла, что этим самым молотком, который Джек держит в руках, он собирается забить её до смерти. Венди парализовало.

Она ещё раз попыталась докричаться до него, упросить остановиться ради Дэнни, – но от удара задохнулась и сумела выдавить лишь почти неслышное слабое хныканье.

– Вот. Вот, клянусь Богом, – сказал Джек, ухмыляясь. Он пинком отшвырнул с дороги подушечку. – Вот сейчас, по-моему, ты и получишь, что тебе причитается.

Молоток опустился. Венди откатилась влево, полы халата запутались выше колен. Молоток, врезавшись в пол, вырвался у Джека из рук. Ему пришлось нагнуться и поднять свое орудие, а она тем временем побежала к лестнице. К ней, наконец, вернулась способность дышать и она, всхлипывая, втягивала воздух. Живот превратился в сплошной пульсирующий болью кровоподтек.

– Сука, – процедил Джек сквозь усмешку и погнался за ней. – Сука вонючая, сейчас ты свое получишь. Будь спокойна.

Венди услышала свист опускающегося молотка, и правый бок разорвала мучительная боль – это головка молотка попала ей прямо под грудь, сломав два ребра. Венди упала вперед, на ступеньки, ударилась раненым боком, и её сотрясла новая судорога боли. Однако, несмотря на это, инстинкт заставил её перекатиться на другой бок, прочь, и молоток пронесся едва ли не в дюйме от её скулы; он с глухим стуком врезался в толстые складки ковра. Тут Венди увидела нож – он вырвался у неё из руки, когда она падала. Нож поблескивал на четвертой ступеньке.

– Сука, – повторил Джек, молоток опустился. Она подтянулась повыше и удар пришелся прямо под колено. Голень внезапно охватило пламя. По икре потекла кровь. Потом молоток снова полетел вниз. Венди рывком отдернула голову и тот, пролетев в углубление между её шеей и плечом, вырвав кусочек уха, влепился в ступеньку.

Джек снова опустил молоток, и на этот раз Венди подкатилась ему навстречу, вниз по лестнице, внутрь траектории удара. Когда сломанные ребра заскрипели, стукаясь о ступени, у неё вырвался пронзительный крик. Джек потерял равновесие, и тут она ударила его по ногам так, что он с воплем удивления и гнева полетел вниз, выделывая ногами кренделя, чтобы удержаться на лестнице. Потом глухо ударился об пол. Молоток вылетел у Джека из рук. Джек сел и некоторое время не сводил с Венди очумелых глаз.

– За это я тебя убью, – сообщил он.

Перекатившись на другой бок, он потянулся к ручке молотка. Венди заставила себя подняться. Левую ногу до самого бедра пронзила боль. Лицо было пепельно-серым, но собранным. Когда пальцы Джека сжали ручку молотка, она прыгнула мужу на спину.