Текст книги "Монстр"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

– Нет, я правда хочу научиться. Но поэтому тоже, ага.

– Тебе нравится Тони, Дэнни?

Дэнни уставился на кафельный пол и ничего не сказал.

– Дэнни?

– Трудно сказать, – сказал Дэнни. – Раньше да. Я надеялся, что он станет приходить каждый день, потому что он всегда показывал хорошее, особенно с тех пор, как мама с папой перестали думать про РАЗВОД. – Взгляд доктора Эдмондса стал пристальнее, но Дэнни не заметил. Он упорно смотрел в пол, сосредоточившись на том, чтобы выразить свои мысли. – Но теперь Тони, как ни придет, так покажет плохое. Ужасное.

Как вчера вечером в ванной. То, что он показывает... оно жалит меня, как жалили эти осы. Только он кусает меня вот сюда. – Он серьезно нацелился пальцем в висок – малыш, неосознанно пародирующий самоубийство.

– А "оно" – это что, Дэнни?

– Не помню! – выкрикнул Дэнни, мучаясь. – Если б помнил, я бы сказал. Как будто оно такое плохое, что я не помню потому, что просто не хочу помнить! Я, когда просыпаюсь, могу вспомнить только ТРЕМС и все.

– Тремс?

– Да.

– И что же это такое, Дэнни?

– Не знаю.

– Дэнни?

– Да, сэр.

– Ты можешь заставить Тони придти сейчас?

– Не знаю. Он приходит не всегда. Не знаю, хочется ли мне, чтобы он вообще теперь приходил.

– Попробуй, Дэнни. Я буду тут.

Дэнни посмотрел на Эдмондса с сомнением. Эдмондс ободряюще кивнул.

Дэнни длинно вздохнул и наклонил голову.

– Но я не знаю, получится или нет. Раньше я никогда так не делал, если кто-то смотрел. И потом, Тони приходит не всегда.

– Не придет, так не придет, – сказал Эдмондс. – Я просто хочу, чтоб ты попытался.

– Ладно.

Опустив неподвижный взгляд на медленно покачивающиеся кроссовки Эдмондса, Дэнни метнул свое сознание наружу, к маме и папе. Они были где-то здесь... если уж на то пошло – прямо за той стеной, где картина. В приемной, куда они зашли сначала. Сидят рядышком, но не разговаривают. Листают журналы, волнуются. За него.

Хмуря брови, он сосредоточился сильнее, пытаясь ощутить и понять мамины мысли. Если её не было в комнате рядом с ним, это всегда давалось труднее. Потом он начал улавливать. Мама думала о сестре. О своей сестре. Сестра умерла.

Мама думала, что из-за этого, главным образом, её мама и превратилась в такую

(стерву?)

в такую старую приставалу. Оттого, что умерла мамина сестра. Она была маленькой девочкой, когда ее

(СБИЛА МАШИНА О ГОСПОДИ БОЛЬШЕ Я НИЧЕГО ТАКОГО НЕ ВЫНЕСУ ЭЙЛИН НО ЧТО

ЕСЛИ ОН БОЛЕН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БОЛЕН РАК ВОСПАЛЕНИЕ ОБОЛОЧЕК СПИННОГО МОЗГА

ЛЕЙКЕМИЯ ОПУХОЛЬ МОЗГА КАК У СЫНА ДЖОНА ГАНТЕРА ИЛИ АТРОФИЯ МЫШЦ ГОСПОДИ У

ДЕТИШЕК ЕГО ВОЗРАСТА СКОЛЬКО УГОДНО СЛУЧАЕВ ЛЕЙКЕМИИ РАДИОТЕРАПИЯ

ХИМИОТЕРАПИЯ ЭТО ВСЕ НАМ НЕ ПО КАРМАНУ НО НЕ МОГУТ ЖЕ ОНИ ПРОСТО ДАТЬ ОТ

ВОРОТ ПОВОРОТ И ВЫКИНУТЬ ПО-ДЫХАТЬ НА УЛИЦУ НЕ МОГУТ ТЕМ БОЛЕЕ ЧТО С НИМ

ВСЕ В ПОРЯДКЕ ВСЕ В ПОРЯДКЕ ВСЕ В ПОРЯДКЕ В САМОМ ДЕЛЕ НЕЛЬЗЯ ПОЗВОЛЯТЬ

СЕБЕ ДУМАТЬ)

(Дэнни...)

(ПРО ЭЙЛИН И)

(Дэнни – и...)

(ТУ МАШИНУ)

(Дэнни – и...)

Но Тони не показался. Только голос. Он затих и Дэнни последовал за ним во тьму: кувыркаясь, он падал в какую-то волшебную дыру между кроссовок доктора Билла, они покачивались; позади что-то громко стучало; дальше, во тьму, где беззвучно плавала ванна, из неё высовывалось что-то страшное; мимо приятного, напоминающего перезвон церковных колоколов, звука; мимо часов под стеклянным колпаком.

Потом в эту тьму проникла одна-единственная немощная лампочка, вся в фестонах паутины. Слабый свет обнаружил каменный пол, сырой и неприятный на вид. Где-то, не слишком далеко, не прекращался металлический рев, но приглушенный.

Не страшный. Сонный. Летаргический. Вот про эту штуку и забудут, подумалось Дэнни в дремотном удивлении.

Когда глаза привыкли к сумраку, прямо перед собой он сумел разглядеть Тони, одним только силуэтом. Тони куда-то смотрел, и Дэнни напряг глаза, чтоб разглядеть, куда и на что.

(Твой папа. Видишь папу?)

Конечно он видел. Неужели Дэнни мог бы не заметить папу даже при слабом подвальном освещении? Папа стоял на полу на коленях, фонарик отбрасывал луч света на старые картонки и деревянные ящики. Картонки были старыми, заплесневелыми, некоторые развалились, вывалив на пол потоки бумажек. Газеты, книги, похожие на счета машинописные страницы. Все это папа изучал с большим интересом. А потом папа поднял взгляд и посветил фонариком в другую сторону.

Луч высветил ещё одну книгу, большую, перевязанную золотым шнуром. Похоже, обложка была из белой кожи. Это оказался альбом для вырезок. Дэнни вдруг очень захотелось крикнуть отцу, чтоб тот оставил альбом в покое, что некоторые книги открывать нельзя.

Но папа уже пробирался к нему.

Ревел какой-то механизм – теперь Дэнни понял, что этот зловещий, ритмичный грохот создавал "оверлуковский" котел, который папа проверял по три-четыре раза на дню. Грохот становился похож на... тяжелые шаги. А запах плесени и гнилой, отсыревшей бумаги сменился каким-то другим... резким, отдающим можжевельником запахом Дряни. Запах облаком окутывал папу, который потянулся за книгой и схватил её.

Где-то в темноте Тони (Это бесчеловечное место превращает людей в чудовищ это бесчеловечное место)

вновь и вновь повторял что-то непонятное (превращает людей в чудовищ).

Еще одно падение в темноту, теперь оно сопровождалось тяжелым, громоподобным стуком – котел тут был ни при чем, это свистел молоток, врезаясь в шелковистые обои стен, выбивая облачка известковой пыли. Дэнни беспомощно припал к сине-черным, вытканным на ковре, джунглям.

(ВЫХОДИ)

(Это бесчеловечное место)

(ПОЛУЧИ, ЧТО ЗАСЛУЖИЛ!)

(превращает людей в чудовищ).

Задохнувшись – собственное судорожное аханье эхом отдалось в голове Дэнни рванулся из тьмы. В чьи-то руки. Сперва он отпрянул, думая, что рожденное мраком существо из "Оверлука", существующего в мире Тони, каким-то образом последовало за ним в мир реальных вещей – а потом доктор Эдмондс сказал:

– Все в порядке, Дэнни. Ничего. Все отлично.

Дэнни узнал доктора, потом обстановку кабинета. Его забила дрожь, с которой он не мог справиться. Эдмондс держал его.

Когда реакция пошла на убыль, Эдмондс спросил:

– Ты говорил что-то о чудовищах, Дэнни... что?

– Это бесчеловечное место, – сказал он утробным голосом, – Тони сказал... это бесчеловечное место... превращает...

превращает... – Он потряс головой. – Не могу вспомнить.

– Постарайся!

– Не могу.

– Тони приходил?

– Да.

– Что он тебе показал?

– Темноту. Стук. Не помню.

– Где ты был?

– Отстаньте! Не помню! Отстаньте!

Дэнни беспомощно всхлипывал от ярости и страха. Все ушло, превратившись в похожую на слипшийся от воды бумажный комок, путаницу; читать в памяти стало невозможно.

Эдмондс пошел к охладителю и принес ему воды в бумажном стаканчике.

Дэнни выпил её и Эдмондс принес ещё стакан.

– Лучше?

– Да.

– Дэнни, я не хочу доставать тебя... в смысле, надоедать тебе с этим. Но до прихода Тони тебе ничего не запомнилось?

– Мама, – медленно проговорил Дэнни. – Она обо мне беспокоится.

– На то и мамы, парень.

– Нет... у неё была сестра, она умерла, когда была маленькой. Эйлин. Мама думала про то, как Эйлин сбила машина, и от этого она беспокоится обо мне. Больше я ничего не помню.

Эдмондс пристально смотрел на него.

– Она думала об этом сейчас? Там, в приемной?

– Да, сэр.

– Дэнни, как ты это узнал?

– Не знаю, – тусклым голосом сказал Дэнни. – Наверное, это слияние.

– Что?

Дэнни очень медленно покачал головой.

– Я ужасно устал. Можно, я пойду к папе и маме? Мне

больше не хочется отвечать на вопросы. Я устал. И у меня болит живот.

– Тебя сейчас стошнит?

– Нет, сэр. Просто я хочу к папе и маме.

– Ладненько, Дэн. – Эдмондс поднялся. – Сходи к ним на минутку, а потом пришлешь их сюда, ко мне, чтоб я смог поговорить с ними. Идет?

– Да, сэр.

– Там есть книжки, можешь посмотреть. Тебе нравятся

книжки, правда?

– Да, сэр, – ответил Дэнни, покорный своему долгу.

– Ты молодчина, Дэнни.

Дэнни слабо улыбнулся.

– Не могу ни к чему придраться, – сказал доктор Эдмондс Торрансам. – С физиологией все в норме. Психически... мальчик смышленый, а воображение развито даже слишком. Бывает. Дети должны вырастать из своего воображения, как из пары старых ботинок. Воображение Дэнни все ещё ему великовато Проверяли хоть раз его на ай-кью?

– Не верю я в эти коэффициенты, – сказал Джек. – Только стреноживают надежды и родителей, и учителей.

Доктор Эдмондс кивнул.

– Может быть. Но, проверь вы его, думаю, обнаружилось бы, что для своей возрастной группы он ушел очень далеко.

Для мальчика, которому пять-шестой, его словарный запас поразителен.

– Мы с ним не сюсюкаем, – сказал Джек с ноткой гордости.

– Сомневаюсь, что вам пришлось хоть раз пойти на это, чтобы быть понятным, – Эдмондс помолчал, играя ручкой. – Пока вы там сидели, он впал в транс. По моей просьбе. Все точь в точь по вашему описанию вчерашнего вечера в ванной.

Все мышцы расслабились, тело осело, глаза закатились. Классический самогипноз. Я изумился и все ещё продолжаю изумляться.

Торрансы подались вперед.

– Что случилось? – напряженно спросила Венди. Эдмондс тщательно отчитался по поводу транса Дэнни и фразы, которую тот пробормотал и из которой доктор сумел выудить только слово "чудовищ", "тьма" и "стук". Реакция – слезы, состояние, граничащее с истерикой, и боли в животе на нервной почве.

– Опять Тони, – сказал Джек.

– Что это значит? – спросила Венди. – Есть идеи?

– Несколько. Вам они могут не понравиться.

– Все равно, валяйте, – сказал Джек.

– Из того, что мне рассказал Дэнни, следует, что "невидимый приятель" действительно был приятелем, пока вы, ребята, не переехали из Новой Англии сюда. С момента переезда Тони превратился в угрожающую фигуру. Приятные интерлюдии сменились кошмарами и для вашего сына они ещё страшнее от того, что он не может вспомнить, о чем был кошмар. Это довольно обычное явление. Все мы помним приятные сны куда отчетливее, чем страшные. Похоже, между сознанием и подсознанием где-то существует буферная зона, что ли, и обитает там черт знает какой цербер. Пропускает такой цензор совсем немногое, и зачастую то, что прошло в наше сознание, это всего лишь символ. Вот такой донельзя упрощенный Фрейд – но довольно здорово описывает, что известно о взаимодействии сознания с самим собой.

– Думаете, Дэнни так сильно огорчил переезд? – спросила Венди.

– Возможно, если он происходил при травмирующих обстоятельствах, отозвался Эдмондс. – Это так?

Венди с Джеком переглянулись.

– Я преподавал в школе, – медленно произнес Джек. – И потерял работу.

– Понятно, – сказал Эдмондс. Он решительно воткнул ручку, которой играл, в подставку. – Боюсь, есть ещё кое-что. Для вас это может оказаться болезненным. Ваш сын, похоже, убежден, что вы оба серьезно подумывали о разводе. Он сказал об этом вскользь, но только потому, что вы перестали думать на эту тему.

Джек разинул рот, а Венди отпрянула, как от удара. Кровь отхлынула от её лица.

– Мы даже не заговаривали о разводе! – сазала она. – Не при Дэнни! Мы даже друг с другом-то это не обсуждали! Мы...

– Думаю, доктор, будет лучше, если вы поймете все до конца, – сказал Джек. – Вскоре после рождения Дэнни я стал алкоголиком. Все годы учебы в колледже у меня уже была проблема со спиртным. Она стала не такой острой, когда я встретил Венди, но после рождения Дэнни назрела серьезнее, чем когда-либо – вдобавок, сочинительство, которое я считал своим настоящим делом, тогда пошло плохо... Когда Дэнни было три с половиной, он разлил пиво на кучу бумаг, с которыми я работал... бумаг, которые я сам разбросал по комнате...

и я... ну... а, черт.

Голос Джека сломался, но глаза остались сухими, недрогнувшими.

– Как же скотски это звучит, когда выговоришь вслух.

Я поворачивал Дэнни, чтобы отшлепать, и сломал ему руку...

три месяца спустя я бросил пить. И с тех пор в рот не брал спиртного.

– Понимаю, – нейтрально заметил доктор Эдмондс. – Конечно, я заметил, что рука ломалась. Ее хорошо залечили. – Он немного отодвинулся от стола и положил ногу на ногу. – Могу я быть честным? Очевидно, что с тех пор с ним обращались во всех отношениях хорошо. Помимо укусов, на мальчике нет ничего, кроме нормальных для любого ребенка синяков и царапин.

– Конечно, – с горячностью сказала Венди. – Джек не то..

– Нет, Венди, – отозвался Джек. – То. Наверное, где-то внутри мне действительно хотелось поступить с ним именно так. Или сделать что-нибудь похуже. – Он опять взглянул на Эдмондса. – Знаете что, доктор? Слово "развод" мы сейчас упомянули в первый раз. Алкоголизм тоже. И избиение ребенка. За пять минут – три первых раза.

– Не исключено, что корень проблемы в этом, – сказал Эдмондс. – Я не психиатр. Если вы хотите показать Дэнни детскому психиатру, могу рекомендовать вам хорошего специалиста. Он работает в боулдерском медицинском центре "Мишшен Ридж". Но в своем диагнозе я ни мало не сомневаюсь.

Дэнни – умный, перспективный мальчик с хорошо развитым воображением. Не верится, чтобы война между вами огорчала его до такой степени, как вам кажется. Маленькие дети способны многое принять. Им непонятно, что такое стыд или потребность что-то скрывать.

Джек изучал свои ладони. Венди взяла его руку и сжала.

– Но он почувствовал: что-то не так. С его точки зрения, главным была не сломанная рука, а разорванная – или рвущаяся – связь между вами. Он упомянул о разводе, не о сломанной руке. Когда сестра напомнила ему про гипс, он просто отмахнулся. На него давлело другое. По-моему, он сказал, что оно случилось "давным-давно".

– Что за пацан, – пробормотал Джек. Он стиснул челюсти, на щеках вспухли бугры мышц. – Мы его не заслужили.

– Так или иначе, он ваш, – сухо заметил Эдмондс. – Во всяком случае, время от времени он удаляется в мир фантазии. В этом нет ничего необычного, так делают очень многие дети. Насколько я помню, когда я был в возрасте Дэнни, у меня самого был невидимый приятель – говорящий петух по имени Чаг-Чаг. Конечно, Чаг-Чага никто, кроме меня, не видел. У меня была два старших брата, которые частенько обставляли меня, и тогда-то Чаг-Чаг оказывался весьма кстати.

Вы, конечно же, должны понимать, отчего невидимого приятеля Дэнни зовут Тони, а не Майкл, не Хэл и не Датч.

– Да, – сказала Венди.

– Вы когда нибудь говорили с ним об этом?

– Нет, – ответил Джек. – А надо было?

– Зачем? Пусть сам поймет в свое время, дойдет своим умом. Видите ли, фантазия Денни куда глубже, чем те, что возникают при обычном синдроме "невидимого приятеля", но это потому, что он так сильно нуждался в Тони. Тот приходил и показывал приятное. Иногда – удивительное. Всегда только хорошее. Один раз Тони показал, где чемодан, который потерял папа... под лестницей. В другой раз Тони показал, что мама с папой собираются в честь дня рождения взять его в парк аттракционов...

– В Грейт-Бэррингтон! – воскликнула Венди. – Но как он может знать такие вещи? Бывает, он такое заявит, что просто жуть берет. Все равно, как если бы...

– У него было шестое чувство? – с улыбкой спросил Эдмондс.

– Он родился в сорочке, – неуверенно сказала Венди.

Улыбка Эдмондса перешла в добродушный ,хохот. Джек с

Венди переглянулись, а потом тоже заулыбались, оба изумленные тем, насколько легко это у них получилось. Случайные "удачные догадки" Дэнни ещё одно, что они не очень-то обсуждали.

– Теперь вы ещё мне скажете, что он умеет летать, – сказал Эдмондс по-прежнему улыбаясь. – Нет, нет, нет, боюсь, что нет. Способностей экстрасенса тут нет, просто старая добрая восприимчивость – только в случае Дэнни она необычайно развита. Мистер Торранс, мальчик сообразил, что чемодан под лестницей, потому что остальной дом вы весь обыскали. Метод исключения, а? Так просто, что Эллери Квин над нами просто посмеялся бы. Рано или поздно вы бы и сами догадались. Что же касается парка аттракционов в Грейт-Беррингтон, чья мысль это была первоначальной? А? Ваша или Дэнни?

– Его, конечно, – сказала Венди. – Этот парк рекламировали во всех детских утренних программах. Ему до смерти хотелось поехать. Но, видите ли, доктор, нам это было не по средствам. Так мы ему и сказали.

– После чего журнал для мужчин, куда я в семьдесят первом году продал рассказ, прислал чек на пятьдесят долларов, – вмешался Джек. – За перепечатку в ежегоднике, что ли.

И мы решили потратить эти деньги на Дэнни.

Эдмондс пожал плечами.

– Исполнение желания плюс счастливое совпадение.

– Черт возьми, готов спорить, так оно и есть, – сказал Джек.

Эдмондс едва заметно улыбнулся.

– Да ещё Дэнни сам сказал мне, что показанное Тони частенько не сбывается. Видения, основанные на избыточной восприимчивости, вот и все. Дэнни подсознательно делает то, что, так называемые, мистики и телепаты делают вполне осознанно и цинично. Я восхищаюсь мальчиком за это. Думаю, если жизнь не заставит его втянуть антенны, он станет личностью.

Венди кивнула. Конечно, она и сама считала, что Дэнни станет личностью, но уж больно гладко доктор объяснял. На вкус это больше напоминало маргарин, чем масло. Эдмондс не был членом их семьи. Не "при нем Дэнни отыскивал потерянные пуговицы, без него говорил, что телеобозрение, может быть, лежит под кроватью, что лучше ему надеть в садик резиновые сапоги, хотя светило солнце... а через несколько часов они, раскрыв зонт, возвращались домой под проливным дождем. Эдмондс не мог знать, как странно Дэнни умел предсказать поведение их обоих. Решив в неурочное время выпить чаю, она выходила на кухню и находила в своей чашке пакетик заварки. Вспомнив, что надо сдать книги в библиотеку, Венди обнаруживала их на столике в холле, сложенными в аккуратную стопку, поверх которой лежал её читательский билет. Или взбредет Джеку в голову отдраить фольксваген, глядь – а Дэнни уже на улице, приготовился наблюдать: сидит на кромке тротуара и слушает тихую музыку по своему приемнику. Вслух она сказала:

– Откуда же теперь эти кошмары? Почему Тони велел ему запереть дверь в ванную?

– Думаю, Тони пережил свою полезность, – сказал Эдмондс. – Он родился – Тони – не Дэнни, – в то время, когда вы с мужем изо всех сил пытались сохранить семью. Ваш муж слишком сильно пил. Был инцидент со сломанной рукой. Между вами царило зловещее спокойствие.

Зловещее спокойствие... да, как ни крути, фраза соответствовала действительности. Совместные трапезы в холодной, напряженной обстановке, когда говоришь только: "пожалуйста, передай масло" или "Дэнни, доешь морковку", или "прошу прощения". Вечера, когда Джек отсутствовал, а она лежала с сухими глазами на кушетке, пока Дэнни смотрел телевизор. Утра, когда они с Джеком осторожно кружили друг вокруг дружки, как пара разъяренных кошек, между которыми – перепуганная, дрожащая мышь. Да, фраза звучала правдоподобно, (Господи, перестанут ли когда-нибудь болеть старые раны?) до ужаса, страшно правдоподобно.

Эдмондс резюмировал:

– Но положение дел изменилось. Вы знаете, что у детей шизоидальное поведение – вещь абсолютно обычная. Оно приемлемо, потому что мы, взрослые, все негласно сошлись на одном: дети сумасшедшие. У них есть невидимые друзья. Расстроившись, ребенок может пойти и сидеть в шкафу, удалившись от мира. Они считают талисманом определенное одеяло или плюшевого мишку, или чучело тигра. Сосут большой палец. Когда взрослый видит то, чего нет на самом деле, мы считаем его созревшим для психушки. Когда ребенок заявляет, что видел у себя в спальне тролля и вампира за окном, мы лишь улыбаемся, извиняя его. У нас имеется короткая фраза, оправдывающая весь диапазон феноменов у детей...

– Он это перерастет, – вставил Джек.

Эдмондс моргнул.

– Мои собственные слова, – согласился он. – Да. Можно догадаться, что Дэнни находился в отличной ситуации для развития полнокровного психоза. Несчастливая жизнь дома, сильно развитое воображение, невидимый круг, который для него столь реален, что чуть не стал реальным и для вас. Вместо того, что бы перерасти свою детскую шизофрению, он с тем же успехом мог "врасти" в нее.

– Стать аутиком? – спросила Венди. Про аутизм ["Аутизм" – тенденция бежать от действительности путем удовлетворения желаний видениями или фантазиями. (Прим, перев.)] она читала. Пугала уже само слово, в нем звучало угрожающее ненарушаемое молчание.

– Возможно, но не обязательно. Он может в один прекрасный день просто войти в мир Тони и не вернуться к тому, что называется "реальными вещами".

– Господи, – сказал Джек.

– Но сейчас основополагающая ситуация решительно изменилась. Мистер Торранс не пьет. Вы переехали на новое место, где условия заставили всех троих сплотиться в семейную ячейку теснее, чем когда-либо раньше. Конечно, вы сплочены сильней, чем моя собственная семья, ведь жена и дети имеют возможность видеть меня всего два-три часа в день. С моей точки зрения, ситуация для выздоровления великолепная. И, помоему, о том, что мозг мальчика в своей основе здоров, много говорит тот факт, что он способен проводить такую резкую грань между миром Тони и настоящим. Он сказал, что вы оба больше не обдумываете развод. Настолько ли он прав, насколько мне кажется?

– Да, – сказала Венди, а Джек крепко сжал её руку, почти до боли. Она тоже ответила пожатием.

Эдмондс кивнул.

– Тони ему действительно больше не нужен. Дэнни отторгает, выкидывает его из своей системы. Тони перестал поставлять приятные видения, он приносит кошмары – враждебные, неприятные, пугающие Дэнни так сильно, что он запоминает их лишь обрывками. Он сросся, соединился с Тони, находясь в сложной – отчаянной – жизненной ситуации, и Тони так легко не уйдет. Но он уходит. Ваш сын отчасти напоминает наркомана, отказавшегося от своих привычек.

Он поднялся, Торрансы тоже.

– Как я уже сказал, я не психиатр. Если до окончания вашей работы в "Оверлуке" – до следующей весны – кошмары не прекратятся, я, мистер Торранс, настойчиво рекомендовал бы вам отвести его к специалисту соответствующего профиля в Боулдере.

– Я так и сделаю.

– Ну, пойдемте, скажем ему, что можно ехать домой, – предложил Эдмондс.

– Хочу поблагодарить вас, – мучаясь выговорил Джек. – Мне стало куда спокойнее, чем было долгое время.

– Мне тоже, – сказала Венди.

У дверей Эдмондс остановился и взглянул на Венди.

– У вас есть – или была – сестра, миссис Торранс? По имени Эйлин?

Венди удивленно посмотрела на него.

– Да, была. Ее убило возле нашего дома в Сэмерсуорте, в Нью-Хэмпшире. Ей тогда было шесть, а мне – десять. Эйлин выбежала за мячиком на мостовую и её сбил грузовик.

– Дэнни знает про это?

– Не знаю, по-моему, нет.

– По его словам, вы думали о сестре в приемной.

– Думала, – медленно сказала Венди. – Впервые за... о, не знаю, за сколько времени.

– Слово "тремс" вам что-нибудь говорит?

Венди потрясла головой, Но Джек сказал:

– Вчера ночью, до того, как уснул, он упоминал это слово.

Тремс.

– А слово "сияние" для вас что-нибудь значит?

На сей раз головой покачали оба.

– Ну, мне кажется, это неважно, – сказал Эдмондс. Он отворил дверь в приемную. – Есть тут кто-нибудь по имени Дэнни Торранс, кто хотел бы уехать домой?

– Мам! Пап! – Дэнни поднялся из-за маленького столика – там он не спеша листал экземпляр "Где живут дикие твари", бормоча вслух знакомые слова.

Он подбежал к Джеку, тот подхватил его на руки. Венди взъерошила сыну волосы.

Эдмондс взглянул на него.

– А может, ты не любишь папочку с мамочкой? Тогда можешь остаться со стариной Биллом.

– Нет, сэр! – с чувством сказал Дэнни. Одну руку он закинул за шею Джеку, вторую – за шею Венди и весь светился счастьем.

– Ладненько, – улыбаясь, сказал Эдмондс. Он посмотрел на Венди. – Если будут проблемы, звоните.

– Да.

– Не думаю, чтоб вы позвонили, – улыбаясь, сказал Эдмондс.

18. АЛЬБОМ ДЛЯ ВЫРЕЗОК

Джек обнаружил альбом для вырезок первого ноября, пока жена с сыном гуляли по изрезанной колеями старой дороге, которая, начинаясь за площадкой для игры в роке, шла к заброшенной лесопилке в двух милях от отеля. Погода стояла попрежнему хорошая, и все трое щеголяли невероятным осенним загаром.

Он спустился в подвал, чтобы сбросить давление в котле, как вдруг, повинуясь внезапному порыву, решил взглянуть на старые бумаги и снял с полки, где лежала схема водопровода, фонарик. Заодно Джек решил поискать подходящие местечки для крысоловок, хотя ставить их не собирался ещё целый месяц.

"Хочу, чтоб все крысы вернулись из отпуска", – объяснил он Венди.

Освещая себе дорогу фонариком, Джек прошел мимо шахты лифта (которым, по настоянию Венди, они не пользовались с тех самых пор, как переехали сюда) под низкую каменную арку. Почувствовав запах гниющей бумаги, он сморщился. За спиной с громовым "ву-ушш!" напомнил о себе котел, и Джек подскочил.

Беззвучно насвистывая сквозь зубы, он посветил по сторонам. Тут, внизу, оказались Анды в миниатюре: десятки набитых бумагами коробок и ящиков, почти все выцветшие, потерявшие от времени и сырости форму. Иные лопнули, вывалив на каменный пол рулоны пожелтевших бумаг, пачки газет, перевязанные бечевкой. Содержимое одних коробок напоминало гроссбухи, в других лежали стянутые резинками накладные.

Вытащив одну, Джек посветил на неё фонариком.

"РОКИ МАУНТЭН ЭКСПРЕСС, ИНК."

Получатель: отель "ОБЕРЛУК"

Отправитель: Универмаг Сайди, 1210, 16-я ул.

Денвер, Колорадо

Через: Кэнэдиэн пасифик, PP.

Содержимое: 400 ящиков туалетной бумаги

Делен,

1 гросс/ящик

Подпись: ДЕФ

Дата: 24 августа 1954 года

Улыбаясь, Джек уронил бумажку обратно в коробку.

Он посветил повыше, и луч фонарика вырвал из темноты свисающую с потолка густо облепленную паутиной, лампочку.

Выключателя не было.

Джек привстал на цыпочки и попробовал ввинтить лампочку. Она слабо засветилась. Он снова взял накладную на туалетную бумагу и воспользовался ей, чтобы стереть часть паутины. Нельзя сказать, чтобы стало намного светлее.

Не выключая фонарик, Джек бродил среди коробок и стопок бумаги в поисках крысиных следов. Крысы тут жили, но не очень долго... может быть, несколько лет. Ему попалось немного дерьма, рассыпающегося от старости в прах, и несколько старых, нежилых гнезд, сделанных из огрызков бумаги.

Джек вытянул из одной пачки газету и взглянул на заголовки.

ДЖОНСОН ОБЕЩАЕТ ДОЛЖНЫМ ОБРАЗОМ СОВЕРШИТЬ ПЕРЕХОД

Говорят, работы, начатые Джей-Ф-К, в будущем году продвинутся Газета оказалась "Роки Маунтэн Ньюз" от 19 декабря 1963 года. Он бросил её обратно в пачку.

По мнению Джека, его очаровывало как раз то банальное ощущение хода истории, какое испытывает любой, кто просматривает свежие новости десятиили двадцатилетней давности.

Среди сложенных в пачки газет он обнаружил пробелы: с тридцать седьмого по сорок пятый, с пятьдесят седьмого по шестидесятый, с шестьдесят второго по шестьдесят третий, – ни единой газеты. Джек догадался, что в эти периоды отель был закрыт, пока дурачки дрались из-за медного колечка.

Ему все ещё не очень верилось в то, как Уллман объяснил прерывистую карьеру "Оверлука". Казалось бы, уже одна только живописная местность, где расположился отель, была залогом непрерывного успеха. В американском обществе – даже когда этого общества ещё не было как такового, – всегда были сливки, и Джеку казалось, что в своих странствиях они обязательно должны были останавливаться в "Оверлуке". Даже название звучало должным образом. "Уолдорф" в мае, "Бар-Харбор Хаус" в июне и июле, "Оверлук" в августе и начале сентября, а после – Бермуды, Гавана, Рио, все равно. Стопка старых регистрационных книг только подтвердила его предположения. Нельсон Рокфеллер в пятидесятом. Генри Форд с семьей в 1927. Джин Харлоу в тридцатом году. Кларк Гейбл с Кэрол Ломбард. В пятьдесят шестом весь верхний этаж снимает на неделю "Даррил Ф. Цанук и компания". Деньги должны были катиться по коридору в кассу, как из золотой жилы. Вероятно, управляющий был из рук вон плох.

Несомненно, здесь была сама история – и не только в газетных заголовках. Она была погребена в гроссбухах, счетах и квитанциях за обслуживание, хотя это и не бросалось в глаза. В 1922 г. в десять часов вечера Уоррен Дж. Гардинг заказал целого лосося и ящик пива. Но с кем он ел и пил? Была ли это партия в покер? Стратегическое совещание? Что?

Джек взглянул на часы и с удивлением понял, что с тех пор, как он спустился сюда, незаметно пробежало сорок пять минут. Руки он измазал чуть не до локтей и, наверное, пахло от него скверно. Он решил пойти наверх и принять душ раньше, чем вернутся Венди и Дэнни.

Джек медленно шел меж бумажных гор, а в ожившем мозгу быстро, так, что делалось весело, прокручивались некоторые возможности. Такого с ним не бывало уже много лет. Ему вдруг показалось, что книга, которую он пообещал самому себе наполовину шутя, и впрямь может состояться. Может быть, это будет роман... или историческая вещь, или исторический роман – длинная книга, расходящаяся отсюда – от эпицентра взрыва – по сотням сюжетных линий.

Он остановился под лампочкой, машинально достал из заднего кармана платок и обтер губы. И тут увидел альбом для вырезок.

Слева от Джека, подобно пизанской, возвышалась готовая вот-вот рухнуть башня из пяти коробок. Поверх нее, невесть как годами сохраняя наклонное положение, балансировал толстый альбом в белом кожаном переплете, его страницы крест-накрест обвивал – золотой шнур, завязанный на переплете праздничным бантом.

Подгоняемый любопытством, Джек подошел и снял его. На обложке лежал толстый слой пыли. Он поднял альбом к губам, сдул взлетевшую облачком пыль и раскрыл его. При этом выпала открытка, он поймал её на полдороге к каменному полу.

На красивой кремовой бумаге главенствовало выпуклое изображение "Оверлука", во всех окнах которого горел свет. Лужай

ку и детскую площадку украшали льющие мягкий свет китайские фонарики. Казалось, можно шагнуть прямо туда, в отель "Оверлук", каким он был тридцать лет назад.

ГОРАС М. ДЕРБЕНТ ПРОСИТ ВАС ДОСТАВИТЬ ЕМУ УДОВОЛЬСТВИЕ И ПРИСУТСТВОВАТЬ

НА БАЛУ-МАСКАРАДЕ в ЧЕСТЬ ТОРЖЕСТВЕННОГО ОТКРЫТИЯ ОТЕЛЯ "ОВЕРЛУК"

ОБЕД БУДЕТ ПОДАН В ВОСЕМЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА МАСКИ СНИМАЮТСЯ В ПОЛНОЧЬ, ТОГДА ЖЕ

– ТАНЦЫ

29 августа 1945 г.

Обед в восемь! Маски снимаются в полночь!

Он просто видел все это: в столовой – богатейшие люди Америки со своими женщинами. Смокинги и сверкающие крахмальные рубашки; вечерние платья; играет оркестр; искрятся фужеры на высоких ножках. Звон бокалов, веселое хлопанье пробок шампанского. Война закончена – или почти закончена.

Впереди лежит будущее – светлое и сияющее. Америка, мировой колосс, наконец, поняла это и приняла.

А позже, в полночь, крик самого Дервента: "Маски долой!

Маски долой!". Лица открываются и...

(И над всем воцарилась Красная Смерть!)

Джек нахмурился. Из какого дальнего уголка памяти это выплыло? Эдгар По, Великий Американский Писака. В последнюю очередь можно было представить, что Э. А. По оплакивает сияющий, сверкающий "Оверлук" с приглашения, которое Джек держал в руках.