Текст книги "Танцуя с девственницами"

Автор книги: Стивен Бут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Марк стер кровь со рта, в котором стало одним зубом меньше. Он знал, что беспомощен. Но единственное, о чем он мог думать, – что хочет сказать Личу, что плачет не из-за боли.

Лич вдруг заметил, что его сыновья во все глаза наблюдают за ними из-за угла сарая. Он посмотрел на лежавшего на полу Марка – тоже всего лишь мальчишку, побитого и униженного.

– Давай, убирайся, – сказал он.

После ухода смотрителя у Уоррена Лича резко испортилось и без того плохое настроение. Мальчики словно испарились. Теперь у них даже не было оправдания, что надо заниматься телкой: животное продали на рынке за мизерную сумму, и та пошла в оплату хотя бы части счетов. Еды на кухне оставалось на день-два, но буфет был заставлен бутылками с виски, которое, как недавно обнаружил Лич, стало для него предметом первой необходимости.

Мальчики не показывались на глаза – наверное, забились куда-нибудь в укромное местечко, где, как они думали, он их не найдет. Лич понял, что они больше не хотят находиться рядом со своим отцом. Но почему его собственные сыновья избегают его? Лич был уверен, что во всем виновата их мать. После всех этих прожитых вместе лет они, похоже, стали врагами. Он был убежден, что она как-то связывалась с мальчиками и настраивала их против него. Он не знал, как она это делала, но она отравляла их умы. Раньше они всегда были такими хорошими парнями.

Лич сознавал, что не всегда был безупречным отцом. И нельзя было допускать, чтобы Уилл и Дагги увидели, как он избивает молодого смотрителя. Сначала он думал, что они будут восхищаться им, увидев, какой у них сильный и мужественный отец – никого не боится. Но такое настроение длилось недолго. Его сменило чувство стыда. Мальчишка, которого он побил, был почти ровесником его собственных сыновей с разницей всего в несколько лет.

Когда Лич пытался понять, что изменилось в его жизни за последнюю пару месяцев, его сознание шарахалось в сторону и не пропускало этот чудовищный кошмар. Проблема была столь огромна, что он боялся не только прямо взглянуть на нее, но даже начать обдумывать, как справиться с ней. Все, что он был в состоянии делать, – это беспомощно следить за слабой струйкой мыслей, которая лениво протекала у него в мозгу, время от времени выходя на поверхность в страшных снах.

И в конце концов Уоррен Лич додумался до того, что, когда его сыновьям стукнет столько же, как сейчас Марку Руперу, его тут уже не будет.

Глава 30

На следующий день рано утром Бен Купер и Диана Фрай въехали во двор фермы «Рингхэмский хребет». Они едва не наехали на молоковоз, стоявший у самых ворот. Объезжая его, полицейские услышали голос Уоррена Лича, оравшего на водителя.

– Что мне в этом толку? – кричал он. – На что, по-вашему, я должен жить?

– Я тут ни при чем, приятель. Деньги перечисляются на ваш счет. Вы знаете, как это работает, точно так же, как и я.

– Меня грабят подчистую. Я что, могу жить на этот молочный чек?

Купер увидел Лича и водителя, стоявших друг против друга с упертыми в бока руками, – ни один из них явно не желал уступать другому. До этого Лич, похоже, грузил в тракторный прицеп тяжелые столбы для ограды.

– Ничем не могу вам помочь, – ответил водитель. – Это не мое дело. Ну так что, забирать мне молоко или нет?

– Ради какого черта?

Водитель вконец потерял терпение.

– Тогда счастливо оставаться. Я не могу здесь околачиваться до бесконечности.

Он забрался обратно в кабину, и дизельный мотор затарахтел. Схватив оградный столб, Лич метнул его, как дротик. Столб отскочил от задней стенки бака молоковоза, оставив на краске небольшую вмятину рядом с номерным знаком.

– Вы не правы, мистер Лич, – сказал Купер.

– Да пошел ты, – ответил Лич.

– У вас проблемы с вашим молочным счетом? Бывает сложновато отследить его. Надеюсь, это не из-за мастита у коров.

– Они считают, что я плохо чищу оборудование. Не меняю фильтры, видите ли. Вот и урезали мой молочный чек. А теперь еще грозятся вообще не брать у меня молоко. Ублюдки.

– М-да, дело серьезное.

– Серьезное? – Лич выпучил глаза, изумленный таким преуменьшением. – Да у моих коров лучшее молоко в Дербишире! Ладно, чего вам здесь надо?

– Мы хотим поговорить с миссис Лич.

– Хотите дальше!

– Где она?

– Она ушла, вот где.

– Уехала?

– Так точно. Так почему бы и вам всем не убраться отсюда и не оставить меня в покое? С меня довольно!

– Мистер Лич, вы можете сказать, где находится ваша жена?

– Нет, не могу.

– Мы хотели бы поговорить с ней.

– Ну, вы можете сделать так, как приходится делать мне, – поговорить с ее адвокатом. Так заявлено в письме, которое я получил. Если я захочу пообщаться с ней, то должен делать это через ее адвоката. Это я-то, ее муж! Я даже не знал, что у нее есть этот чертов адвокат.

– Может, вы тогда сообщите нам имя адвоката вашей жены?

– Черт бы вас всех побрал! И вы уберетесь отсюда и оставите меня в покое?!

– Как только, так сразу, сэр.

Лич молча повернулся и зашагал к дому. Полицейские последовали за ним, постепенно сокращая дистанцию.

– Стойте здесь! – рявкнул Лич и захлопнул за собой дверь.

Другого выбора у них не было. Рыжий ободранный кот прогуливался по двору, поглядывая на них. Кот был тощий, с рваными ушами. Настоящий фермерский кот, который вполне в состоянии сам постоять за себя и самостоятельно прокормиться, выдерживая баталии с крысами, собаками и другими котами. Поцокав, Купер дружелюбно поманил кота рукой, но тот проигнорировал этот жест.

Фрай немного отошла в сторону, оглядывая дом. У задней двери стояло несколько черных потрескавшихся пластмассовых ведер с мусором. Поморщившись, Диана красноречиво взглянула на Купера. Висевший на окнах тюль мешал ей заглянуть внутрь.

Вернулся Лич. В руках у него было письмо, которое он сунул Куперу.

– Представляете, бракоразводный процесс! – все еще возмущался Лич. – Как вам это нравится?

Фрай встала за спиной Лича, оказавшись рядом с открытой дверью. Краем глаза Купер видел, как она, стоя на ступеньках, пытается незаметно приоткрыть ее чуть больше, чтобы заглянуть внутрь, не заходя туда.

Купер записал имя и адрес адвоката миссис Лич в свой блокнот.

– Да, печально все это слышать, мистер Лич. А как же мальчики? Дети всегда страдают при разводе.

Лич подозрительно покосился на него, но ничего не сказал.

– На сегодня мне больше от вас ничего не нужно, сэр, благодарю, – произнес Купер.

Лич вдруг слишком быстро для такого крупного человека повернулся и, увидев стоявшую в дверях Диану, изменился в лице, придя в ярость:

– Сука!

Лич, как разъяренный бык, рванул к Фрай – их разделяло всего несколько ярдов, – словно хотел размазать ее по стене. Купер немного замешкался, хотя и подался вперед, пытаясь схватить его за пояс, но промахнулся. Он успел заметить, что Фрай сделала шаг от двери, освобождая себе пространство. Она подогнула ногу, проверяя поврежденное колено, затем выставила вперед левую руку, повернув ее ладонью к Личу, как делают полицейские на дороге. Этот оборонительный жест выглядел жалким, как мольба, но Купер знал, что выставила она слабую руку, чтобы придать всему телу больше устойчивости.

Лич ударил неудачно. Его кулак просвистел мимо плеча Фрай, та блокировала его локоть правым предплечьем, а затем ударила каблуком ему под колено, и фермер грузно упал на землю, вляпавшись лицом в коровий навоз.

– Ух ты! – выдохнула Фрай, споткнувшись и потирая лодыжку. – Вот я и расквиталась с этим мерзким скотным рынком!

Купер наконец добрался до Лича. Поставив фермеру колено на спину, он схватил того за запястье, намереваясь надеть наручники. Но тут он почувствовал неуверенность. Весь боевой дух вдруг покинул Лича – его тело сделалось вялым и податливым.

– Ну что, мистер Лич, будем вести себя разумно?

В ответ фермер издал мычащий звук, и Купер отпустил его запястье.

– Что ты делаешь, Бен? – спросила Фрай.

– Все в порядке.

Купер проверил дыхание Лича, его пульс и сердце. Фермер все еще не сопротивлялся. Казалось, он едва заметными движениями пытается поглубже закопаться в грязь, что-то невнятно бормоча. Купер повернул голову Лича набок и заглянул ему в лицо. Внезапно он поднялся, отряхивая с брюк грязь. Лич по-прежнему почти не двигался, только отвернул лицо обратно в навоз, когда Фрай, чуть прихрамывая, подошла и встала рядом с ним.

– Он в порядке?

– Пойдем, – сказал Купер.

– Постой. Может быть, ему нужна медицинская помощь. Дай я посмотрю.

– Нет. Оставь его.

– Бен!

– Оставь его в покое. С ним все в порядке.

Фрай пожала плечами:

– Как бы то ни было, он даже не дотронулся до меня.

– Я знаю. Ты согласна, что не стоит возиться с протоколом?

– Конечно, он не стоит возни с бумагами. Но ты уверен, что с ним все в порядке?

– Он в полном порядке, Диана. Поверь мне.

– Ладно. Пойдем.

Она похромала назад к машине.

– Он в порядке как никогда, – тихо произнес Купер.

Когда они уже выезжали со двора, Купер бросил взгляд в зеркало заднего вида. Уоррен Лич поднялся с земли и теперь сидел, сгорбившись и уронив голову на руки, у заднего борта прицепа. Рыжий кот составил ему компанию. Но даже кот смотрел на него с жалостью.

После того как адвокат сделал звонок своей клиентке, Купер и Фрай получили адрес неподалеку от Бэйкуэлла. Они нашли небольшой мотель «В & В», пустовавший зимой. Ивонна Лич занимала комнату на первом этаже, которая выходила на выстроившиеся в ряд домики в викторианском стиле, с касавшимися друг друга стенами, темными кирпичными подъездами и мансардными окнами.

– Я очень боялась его, – сказала Ивонна. – Терпела, сколько могла, это правда.

– Миссис Лич, вы хотите сказать, что подвергались физическому насилию? – спросила Фрай.

Купер видел, что она пытается успокоить женщину, которую порядком напугало появление в комнате двух детективов. Миссис Лич скользнула взглядом по дешевому кухонному шкафу, затем посмотрела на раковину в углу и пожала плечами, словно признавая тот факт, что теперь ситуация вышла из-под ее контроля.

– На самом деле нет, – сказала она. – Я имею в виду, что он ни разу меня не ударил. На это я пожаловаться не могу.

Она потерла руки и протянула их к батарее под подоконником. Комната была холодной и убогой. Женщина накинула на плечи кардиган и уставилась в окно.

– Единственным человеком, с кем я вообще могла поговорить, был смотритель. Оуэн. Иногда он заходил к нам – посмотреть, все ли со мной в порядке. Но только когда Уоррена не было рядом. Будь его воля, Уоррен и близко не подпустил бы его к ферме.

Купер вздохнул с облегчением. Это было похоже на того Оуэна Фокса, которого он знал. Как мог Марк Рупер так ошибаться по поводу частых посещений Оуэном фермы «Рингхэмский хребет»?

– Вы думаете, мне надо вернуться? – спросила Ивонна.

Детективы внимательно посмотрели на нее.

– Миссис Лич, наверняка должно существовать нечто, напугавшее вас до такой степени, что вы ушли.

Ивонна Лич кивнула и жестом пригласила их присесть на кровать. Затем она рассказала, как муж постоянно угрожал ей, если она отказывалась заниматься сексом, как он ломал замок на двери, когда она уходила спать в другую комнату.

– Он очень сексуальный мужчина. И всегда таким был. Это одно из тех качеств, что когда-то привлекли меня в нем.

Она рассказала им, как с появлением финансовых трудностей характер ее мужа сильно испортился. Она не знала, сколько у фермы долгов, – Уоррен никогда не посвящал ее в такие подробности, – но она знала, что все очень плохо. Вполне можно было понять, почему Уоррен пьет: он очень тяжело переживал сложившуюся ситуацию. Его характер становился хуже день ото дня, и всю накопившуюся злость он всегда вымещал на ней. Казалось, его провоцировало уже одно ее присутствие. Ивонна говорила, что ушла, так как больше не могла выносить, что все это происходит на глазах у мальчиков. Она подумала, что, если ее не будет, одним провоцирующим фактором станет меньше, и Лич перестанет так напиваться.

– Для меня это самое трудное решение, которое я когда-либо принимала, – сказала она.

Купер понял, что Ивонна относится к тем женщинам, которым необходимо чувствовать, что они нужны, что у них есть роль, придающая смысл их жизни. Некоторые женщины боятся сойти со своего места: а вдруг они обнаружат, что ворота за ними тут же захлопнутся? Он представлял страх Ивонны, что все тут же забудут о ней и будут продолжать жить, как будто ничего не произошло, как будто тут ее никогда и не было. И тогда она узнает, что в ее жизни вообще никогда не было никакого смысла.

– Потому что я люблю его, понимаете, – сказала Ивонна.

В дверь постучали. Хозяйка внесла в комнату поднос с чаем для гостей, с любопытством посматривая на них. Ее вид словно говорил, что они могут рассчитывать и на дальнейшее гостеприимство, если не будут забираться в обуви на кровать и красть чайные ложечки.

Купер отхлебнул чай и обнаружил, что тот слабый и безвкусный.

– Миссис Лич, к вашему мужу приходило много посетителей?

Она смутилась. Ее лицо приобрело те упрямые черты, которые на мгновение напомнили Куперу лицо ее мужа. Должно быть, в их жизни был период, когда они составляли одно целое.

– Вы ведь, наверное, спрашивали себя, что происходит в большом сарае? – уточнил свой вопрос Купер.

Ивонна кивнула с таким видом, словно собиралась заплакать от мягкости в его голосе.

– Это было ужасно. По ночам, после того как мальчики ложились спать, приходили разные люди. Уоррен велел мне оставаться в доме. Я слышала лай собак, вой и рычание. Нетрудно догадаться, что все это значило. Уоррен говорил мне, что это единственный способ заработать немного денег и расплатиться с долгами. Но с подобными людьми обязательно что-то пойдет не так. К тому же он не очень умный человек. Я знала, что его просто используют.

– И что пошло не так, миссис Лич?

– Не знаю. Но однажды утром, после того как они уехали, он был в ужасном настроении. Кроме того, он был напуган. И очень зол.

– Вы не знаете, что случилось?

– Нет, он мне так и не сказал.

– Как давно это было?

– Недель шесть назад. Я запомнила, потому что с тех пор эти люди больше не появлялись. А раньше они приезжали каждую неделю – каждый воскресный вечер.

– Как вы думаете, почему они перестали появляться?

– Я всегда думала, что это из-за смотрителя, – ответила Ивонна.

– Оуэна Фокса? Вы хотите сказать, что он имеет отношение к этим людям? – спросила Фрай.

– Нет-нет, – возразила миссис Лич. – Но он знал. По-моему, он знает обо всем, что происходит в округе. Оуэн заходил на ферму и просил меня повлиять на Лича, чтобы он прекратил все это. Ну, какое влияние! Конечно, он не понимал, чего оно стоит, это влияние.

– Но почему он так делал? Он мог просто заявить, – заметила Фрай.

– Говорил, что не хочет создавать проблем Уоррену, и еще боялся, что это станет для Уоррена последней каплей. Этот смотритель разбирается в таких вещах.

– А ваш муж обращал на это какое-то внимание?

– Ни на меня, ни на смотрителя.

– Но что-то же положило конец этим визитам, – сказала Фрай.

– Да.

Фрай посмотрела на Купера. Тот покачал головой, и она нахмурилась.

– Ну а женщины?

– По-моему, к Уоррену приезжали только мужчины, – сказала Ивонна. – Ну, конечно, я их никогда не видела.

– Я имею в виду других женщин, с которыми мог встречаться ваш муж.

Ивонна Лич отставила чашку с чаем. Впрочем, она и так практически не притрагивалась к нему. Равно как и оба детектива.

– Я так и думала, что вы это имеете в виду.

– Вы сказали, что он очень сексуальный. Он ведь мог иметь женщину где-то на стороне?

Ивонна с улыбкой качнула головой.

– Вы не знаете, что такое жизнь скромного фермера. У Уоррена не было ни времени, ни возможности для любовных свиданий. Ну где ему встречаться с женщинами? Он все время работает на ферме.

– Вы уверены?

– О, я видела, как он порой смотрит на туристок. Ну, знаете, на тех женщин, которые ходят мимо нас на пустошь. Иногда я не знала, где он, и думала, что, может, пошел посмотреть на них. В середине лета они часто собираются у каменного круга – Девяти Девственниц, все такие молодые. Но я уверена, он только смотрел и ничего больше.

Тут Ивонна, вероятно, заметила скептическое выражение лица Фрай.

– Уоррен на самом деле хороший мужчина, – добавила она. – Просто ему не везет.

– А как же ваши мальчики, миссис Лич? – спросил Купер.

– Я, конечно, хотела забрать их с собой. Но как бы это у меня получилось? – Она обвела рукой убогую обстановку. – У меня нет родственников, у которых я могла бы пожить. Но я же могу получить работу, разве нет? Я ищу ее. Заработаю немного денег и найду жилье побольше, тогда можно и мальчиков забрать.

– Но в настоящее время… вы вполне уверены, что они в безопасности?

Она энергично кивнула:

– Уоррен не причинит им никакого вреда. Для него на наших мальчишках свет клином сошелся. Они – вся его жизнь, не считая фермы. Он их пальцем не тронет.

– Бен, ты имел в виду Лича? – спросила Диана Фрай, когда они ехали обратно в Эдендейл.

– О чем это ты?

– Ты сказал, что твоего дружка Фокса сделали козлом отпущения. Если так, то он должен быть козлом отпущения для кого-то еще. Кого ты имел в виду? Наверное, Лича? Похоже, ты и раньше был неравнодушен к нему.

– Он не выдержит дальнейшего нажима, – сказал Купер.

Фрай в раздражении шлепнула по рулю, потом опустила плечи.

– Я тебя не понимаю, – вздохнула она.

– Я позвоню в отделение?

– Да, конечно.

Купер связался с дежурным офицером. Услышав последние новости, он встрепенулся. Фрай нетерпеливо обернулась к нему.

– Ну, что там?

– Поступила информация от официального представителя Общества защиты животных, – они проводили свое расследование по ферме «Рингхэмский хребет».

– И? Есть какие-то определенные улики? Достаточные для возбуждения дела?

– Они передали нам имя одного из их информаторов. Обычно они так не делают, поскольку подобные данные не разглашаются. Но, как выяснилось, этот информатор мертв.

– Мертв?

– Да. Это Дженни Уэстон.

Уилл Лич уже и раньше видел стоявшее у стены ружье, вынутое из стального сейфа, где оно всегда хранилось. Он знал, что это неправильно: ружье никогда не следует оставлять без присмотра. Так всегда говорил отец. Полиция могла в любой момент зайти на ферму и увидеть ружье, и тогда отец потеряет лицензию. Но теперь, похоже, ему было не до этого.

Уилл очень не любил, когда отец кричал и ругался. Но еще больше он не любил, когда тот молчал, взгляд его, казалось, блуждал где-то далеко-далеко, а тело подрагивало, напоминая проволоку электрического ограждения на верхнем поле. Уилл знал, о чем думал его отец, когда смотрел на Куколку и так молчал. А теперь Куколки не было. Уилл пытался представить, о чем думал отец, когда смотрел на мать и так же молчал. И его матери теперь тоже не было.

Это был первый день осенних каникул, и с самого утра Уилл чутко прислушивался к доносившимся до него звукам. Он научился различать на слух шаги отца во дворе и позвякивание бутылки в передней комнате. Нынешним утром отец был особенно молчалив. И на этот раз Уилл, кажется, понял, о чем думает отец.

Уоррен Лич, по сути, никогда не понимал, что такое стыд. Ему приходилось слышать об этом чувстве, но он всегда считал, что это просто слабость. Теперь стыд внезапно накрыл его с головой, подкосив, словно лезвие комбайна спелую пшеницу.

Его щеки горели под взглядом этой бабы из полиции. Она смотрела на него не так, как другие. В ее взгляде была не просто неприязнь – в нем было презрение. Она видела, во что превратилась его жизнь, всю эту нищету, и без колебаний обвинила в ней только его. И конечно, она была права.

Мир вдруг сдвинулся и стал живым и ясным, словно кто-то встряхнул его и картинка сфокусировалась. Теперь он отчетливо различал цвета своей жизни, и все они были темными. Это открытие свалило в один большой ком все беды, которые обрушились на него в последние несколько недель. Теперь он знал, что именно они иссушили его силу и волю и стали причиной необъяснимых мучительных болей в желудке.

В первый раз перед Личем во весь рост встали все его невыносимые проблемы; жуткая яма, в которую он проваливался все глубже и глубже, маячила перед глазами, как стены колодца. И у него больше не осталось ни сил, ни желания выкарабкиваться оттуда.

– Но я никогда не причиню вреда моим мальчикам, – пробормотал он себе под нос. И затем добавил громче: – Дагги, я ведь никогда не причиню тебе вреда, верно?

Протянув руку, он опустил ее на плечо своему младшему сыну. Дагги дернулся, пытаясь освободиться, но отец сжал плечо еще сильнее, так что мальчик вскрикнул.

Лич знал, что ему придется принять решение. Полиция наверняка придет за ним из-за драки с молодым смотрителем. И его мальчиков у него отберут. И в конце концов они окажутся в других семьях. Дальше он уже не думал – он знал, что надо делать. Он отпустил Дагги, и тот, бледный и дрожащий от страха неизвестности, бросился к своему брату. Вцепившись друг в друга, дети глядели на отца, будто на забравшееся в дом дикое животное, боясь пошевелиться, чтобы не привлечь его внимания.

Лич коснулся дула ружья и почувствовал неколебимую твердость стали. Его так и подмывало сжать в пальцах приклад. Он уже потянулся к нему, будто радостно приветствуя старого друга, но отдернул руку и посмотрел на мальчиков, словно только что вспомнив, что они рядом. Он тщательно выстраивал планы, но о детях почти забыл. Вот во что превратился его мозг. Он стал мягким, как губка. Гнилым и вонючим, как та мерзость, которую он соскребал с коровьих копыт вместе с копытной гнилью.

– Уилл…

– Да, папа.

– Ты же знаешь, где живет твоя тетя Морин?

– Да, папа.

– Сейчас же топайте на автобусную остановку. Там сядете на автобус до Эдендейла. Автобус номер двадцать шесть. Он остановится на углу Бэнк-стрит, рядом со старой библиотекой. Как оттуда идти, ты знаешь. Деньги в конверте на столе, на дорогу вам с Дагги хватит.

Уилл молчал.

– Ничего не перепутаешь?

– Нет.

– Еще в конверте письмо для вашей тети. Его, Уилл, не открывай. Тетя Морин сама откроет и прочитает его. А здесь – две плитки шоколада, специально для вас приберег. Каждому по одной. Вы любите такой, с орешками.

Лич криво усмехнулся и проглотил застрявший в горле ком.

– И, Уилл… ты отвечаешь за нашего малыша Дагги – с ним все должно быть в порядке, хорошо? Обещаешь? – спросил Лич.

– Обещаю, – ответил Уилл.

– Молодец.

Лич обнаружил, что его опять потянуло к ружью. Времени оставалось совсем мало. И говорить больше было не о чем.

– Все, что я делал, – это чтобы спасти нашу ферму для вас. На будущее. Понимаете?

Мальчики кивнули, почувствовав, что отец ждет от них именно такого ответа. Но по их лицам Лич видел, что они не поняли ничего. И наверно, никогда не поймут. Когда они подрастут, мать вобьет им в головы другую историю – что их отец был слабым дураком, пьяницей, хулиганом, преступником. Но это неправда. На самом деле он был всего лишь человеком, который все поставил на кон и проиграл. Да, пожалуй, мальчики так никогда и не поймут этого. Если им повезет.

– Папа? – позвал его Уилл.

– Да?

– Когда нам ехать?

– Прямо сейчас, сынок, – ответил Лич. – Пока еще светло.

Он не сводил взгляда с сыновей, спрашивая себя, что еще он должен сделать. Существовали вещи, которые всегда делала Ивонна и о которых он не имел понятия. Он смутно сознавал, что часть заботы на себя взял Уилл – каким-то образом маленький Дагги, похоже, всегда был умыт и причесан. Но должно же быть что-то такое, что делает отец, когда присматривает за сыновьями, какие-то мелочи, выражающие его заботу. Особенно когда он с ними прощается.

Лич заметил, что у Дагги завернулся воротник куртки. Это выглядело неопрятно. Он протянул измазанную в грязи руку, чтобы поправить воротник, и его пальцы прошли так близко от щеки Дагги, что он почувствовал теплую кожу ребенка. Дагги дрожал, и в его глазах ясно читался страх.

Лич повернулся к Уиллу, но старший сын уклонился в сторону, и рука Лича безвольно опустилась, так и не коснувшись его. Он почувствовал легкий приступ боли и злости, который прошел так же быстро, как начался, оставив Лича безучастным. Безучастным и готовым.

– Тогда давайте двигайте.

Он наблюдал за тем, как мальчики бредут через двор и вниз по тропинке, не оглядываясь назад. Он посмотрел на коров, чьи головы виднелись над оградой загона. Они так и не поняли, почему их держат в загоне, если на полях еще много травы, которую можно было бы есть. Но с ними все будет в порядке.

Лич вернулся в кухню и уткнулся взглядом в окно. Дождь оставлял на оконном стекле грязные следы, и мир за окном казался мутным и далеким. Пустошь заволокли низкие облака. Под деревьями у вершины холма стояла машина, но и это его больше не трогало.

Находившиеся в непосредственной близости предметы, напротив, казались живыми, весомыми и нестерпимо значительными. Одежда мальчиков, висевшая на вешалке в прихожей, как ножом резала его сердце яркими цветами, а запах мокрой земли от его сапог так резко бил в нос, что на глазах выступали слезы. Хаос, сгустившийся вокруг, ожил и теперь кишел существами, собравшимися, чтобы обглодать его тело. Если он задержится здесь хоть ненадолго, эти паразиты сожрут его живьем. Но он не оставит им шанса.

Автобус номер двадцать шесть на Эдендейл опаздывал. Его задержали дорожные работы, и светофоры в Бэйкуэлле, и старая леди, которая поскользнулась при входе, когда доставала из сумочки свой билет. Водитель потерял несколько минут, пока суетился над ней, чтобы убедиться, что все обошлось. Его беспокоила не возможная жалоба на халатность. Просто дочь этой пожилой женщины знала его жену, и на него смотрели пассажиры, и с многими из них он был знаком.

Уилл и Дагги Лич со школьными рюкзачками стояли на автобусной остановке. В рюкзаках лежала сменная одежда, их пижамы и зубные щетки. Водитель не удивился, увидев мальчиков одних. Одно время он работал на школьном автобусе и хорошо помнил этих ребят. Когда дети Лича только начинали ездить в школу, на остановку их провожала мать, а иногда – их раздражительный отец, который, похоже, никогда не сказал никому ни одного доброго слова. Водитель считал Уилла довольно угрюмым для своего возраста. Наверное, через несколько лет он станет таким же, как его отец. А Дагги ему было жалко: тот всегда выглядел несчастным, а сегодня даже больше обычного.

Водитель взял у мальчиков плату за проезд и мельком глянул на них, пока они пробирались к свободным местам. Потом он отпустил тормоз, нажал на сцепление и забыл о них, разгоняясь на спуске с пустоши, петлявшем по направлению к шоссе А515.

Лицо Уилла неподвижно застыло. Но он видел, что на глаза Дагги навернулись слезы. Как только автобус повернул на спуске, Уилл грубо схватил брата за плечо и сунул ему в руки свою шоколадку.

– На, возьми мою, – сказал он. – На самом деле я их совсем не люблю.

Автобус едва отъехал от остановки, когда послышался ружейный выстрел. Мальчики оглянулись на ферму. Сквозь стук мотора автобуса, подъезжавшего к холму, они слышали хриплые жалобы грачей, рассевшихся на буковых деревьях над их домом и безысходно завывшую во дворе их старую собаку Молли.

А затем наступила тишина. И эта тишина звучала громче, чем выстрел.