Текст книги "Танцуя с девственницами"

Автор книги: Стивен Бут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Глава 23

Когда поступил звонок, Диана как раз находилась в управлении эдендейлской полиции на Уэст-стрит. Едва инспектор Хитченс появился в дверях отдела уголовного розыска, она поняла, что что-то случилось. В воздухе безошибочно чувствовалось то возбуждение, которое появляется всякий раз, когда наконец намечается прорыв в, казалось бы, безнадежном деле.

– Есть новости? – спросила она.

– Напали еще на одну женщину, – ответил Хитченс. – Недалеко от Рингхэма.

Фрай с готовностью встала.

– Мертва?

– О нет, – чуть заметно улыбнувшись, сказал Хитченс, – более чем жива. И кричит на всю округу.

Проблема эдендейлского отделения полиции внезапно превратилась в горячую картошку, которую никому не хотелось брать в руки. На утреннем совещании суперинтендант Принс выглядел так, словно заместитель главного констебля напомнил ему, с кого спросят.

Бен Купер заметил, что присутствовали даже Оуэн Фокс и Марк Рупер. Оуэн явно плохо себя чувствовал в царившей в помещении духоте. Уже включили отопление, да и в комнате находилось слишком много людей и не было кондиционера. Вообще, когда Оуэн находился в закрытом помещении, казалось, что он чувствует себя не в своей тарелке – медлительный человек средних лет с негромким голосом в толпе гораздо более молодых людей, гораздо более шумных, самоуверенных и агрессивных. Спутанные волосы и борода подчеркивали его возраст.

Теперь к тому же Купер понял, что красной на Оуэне была только шерстяная куртка. Яркий цвет так бросался в глаза, что раньше он практически не обращал внимания на прочую униформу смотрителей. За исключением красной шерсти, все остальное было серым – рубашка, брюки, свитер. Если бы не куртка, смотрителя можно было бы назвать сереньким человечком.

– Ну, если это снова наш убийца, то сейчас он допустил большую ошибку, – удовлетворенно произнес Тэлби. – На этот раз женщина, которую он выбрал, оказалась не одна. Если бы эта дама, Карен Тавискер, не пошла вперед, пока ее подруга остановилась передохнуть, преступник догадался бы, что их там двое. Скорее всего, оставил бы их и отправился в другое место. За то, что наше дело сдвинулось с мертвой точки, нам следует благодарить плохую физическую форму тридцатипятилетней женщины.

Тэлби указал на карту Рингхэмского района, где были обозначены места предыдущих нападений. Он провел рукой вдоль тропинки от деревни Рингхэм-Лиз, которая исчезала в зеленых пятнах, обозначавших лес, а затем появлялась между серыми острыми формами, обозначавшими горы.

– Карен Тавискер собиралась подняться на вершину Рингхэмского хребта, – объяснял он. – Но для ее подруги, Мэрилин Робб, подъем оказался слишком крутым. Она остановилась передохнуть где-то здесь, а Тавискер пошла Дальше. Мы предполагаем, что наш приятель устроил засаду за деревьями. Должно быть, он решил, что Тавискер одна, но ему пришлось пережить настоящее потрясение. Робб находилась всего в нескольких ярдах. И на этот раз у него все пошло вкривь и вкось.

– Они обе его видели? – спросил Купер.

– Робб кинулась на помощь, когда ее подруга закричала. К несчастью, нападавший был в маске. Зато теперь у нас есть два новых свидетеля.

Тэлби излучал такую гордость, словно только что сам создал свидетелей из пластиковой бутылки и нескольких кусочков пакли.

– Мы проследили его маршрут и располагаем несколькими следами шин плюс сообщением о том, что поблизости обнаружен красный «рено». Прогресс. Наконец-то прогресс.

Тэлби показал фотографию Карен Тавискер, и все принялись разглядывать ее, словно она была королевой красоты.

– И еще одно: эта Карен Тавискер живет в другом районе и сюда приехала в гости. Похоже, что по крайней мере в этом случае жертва выбрана случайно. Сейчас инспектор Хитченс поделится с вами информацией, которая может иметь, а может и не иметь отношение к нашему делу.

– Сегодня утром с нами связалась манчестерская полиция, – доложил Хитченс. – Они ищут подозреваемого по имени Даррен Хаусли, который, возможно, находится на нашей территории. Они жутко хотят пообщаться с ним по поводу серии нападений на женщин в районе Олдхэма. Они сообщили, что в Дербишире у Даррена есть родственники: подростком он жил в Челмортоне у своей тети. Также нам выслали факсом его фотографию и описание, и вскоре эти документы окажутся в ваших бумагах.

– И какая здесь связь? – послышался голос.

– Связь в характере происшествий. На этих женщин нападали во время прогулок по холмам в окрестностях Олдхэма. Район Саддлуорта.

– Как и в нашем случае.

– Именно.

– И еще один момент – похоже, на последние три недели они потеряли его из виду.

– Великолепно.

– Боюсь, что, несмотря на эту небольшую приятную новость, актуальным остается вопрос о необходимости снова пройтись по проторенным тропкам, – сказал Тэлби. – Опросы на дорогах, анкеты, обращения в средствах массовой информации. Необходимо привлечь общественность на нашу сторону. Сейчас мы испытываем серьезное давление. Поэтому нам придется самим надавить в ответ, чтобы люди увидели, что мы не бездельничаем. Мы снова побеседуем с каждым, с кого не сняты подозрения. Если человек находился в районе Рингхэмской пустоши и не может дать отчет о своих передвижениях, то, насколько я понимаю, совпадение исключается.

– Не могу не вспомнить тут же о тех двоих, у них ведь нет алиби, за исключением друг друга, – сказал Хитченс.

– Пол, вы имеете в виду наших путешественников из карьера?

– Разумеется, надо с ними как-то разобраться, в конце концов. Давайте привезем их сюда. То, что они там говорили в самом начале, – чепуха. Их надо снова допросить по всей форме, и пусть компьютер установит все нестыковки в их показаниях.

– Интересно, что связывает эту парочку? – поинтересовался Тэлби. – Секс?

– Вполне возможно, сэр. Здесь определенно что-то не так, – ответила Фрай.

– Да вряд ли, – возразил Купер.

– А почему вы в этом уверены, Купер?

– Такие отношения не вписываются в их философию. У них другие взгляды на жизнь.

– Звучит интригующе, Купер. Может, объясните, что же это за «другие взгляды»? Они, случаем, не имеют отношения к следствию?

– По-моему, нет, сэр.

– Не стоит быть таким доверчивым, Купер. Во-первых, вы что, хотите сказать, что они живут только на пособие Келвина Лоренса?

– Ну, не заметно, чтоб они шиковали.

Тут вмешался Хитченс:

– Могу показать вам пятнадцать или даже шестнадцать рапортов о вещах, которые украли из машин, припаркованных на обочинах в районе Рингхэмской пустоши. Радио, фотоаппараты – сами знаете. Кто-то же чистит здесь туристов.

– И вы думаете, это Кел и Страйд? Но зачем им эти вещи?

– Как это – зачем? Чтобы продать. Насколько я понимаю, это не такой уж редкий случай.

– Кому продать-то? – Купер начал волноваться. – Это же не ваши обычные местные молокососы, которые могут толкнуть ворованное в пабе. Если бы у этих двоих были вещи, которые они хотели бы продать, им пришлось бы поехать с ними на автобусе в Бэйкуэлл или Эдендейл. Или голосовать – опять-таки вместе с этими вещами – на обочине. Как вы себе это представляете? И потом, они оба не местные, так кого они могут здесь знать? Их бы сразу раскрыли. Кроме того, Страйд в любом случае никогда не покидает фургон, если не считать прогулок по пустоши.

– У нас есть основания, чтобы порыться в их фургоне? – спросила Фрай.

Тэлби обвел взглядом присутствующих.

– Нет, если никто из вас не предложит мне какую угодно причину подозревать их в преступлении. Все, что угодно, позволяющее выписать ордер.

– К сожалению, мы не можем даже сдвинуть их с места, пока не поступит соответствующее распоряжение от владельцев карьера, – сказал Хитченс.

– Нам пришлось бы вытаскивать этот фургон тросом.

– Более того. Фургон месяцами оставался без движения. Без лебедки не обойдемся.

– Гм. – Тэлби снова обвел взглядом полицейских. – Итак, есть предложения?

– Наркотики, – произнес Хитченс.

– Основание?

– Странное поведение – отсутствие координации, рассеянность. Предлагаю запустить в фургон собаку, и мы наверняка их отыщем.

– Я был в фургоне, – сказал Купер.

– Что? – уставился на него Хитченс. – Вы чем думали, когда лезли туда? Любой защитник будет счастлив по уши.

– Меня пригласили.

– Да что вы?! Они устроили вечеринку? Как жаль, что я ее пропустил. Должно быть, до меня приглашение не дошло.

– Я был там с мистером Фоксом.

При звуке незнакомого имени несколько полицейских переглянулись. Внимание собравшихся обратилось на смотрителя. Он покраснел, что на фоне его красной куртки выглядело ужасно.

– Что вы можете сказать, мистер Фокс? – обратился к нему Тэлби.

– Я знаю Кела и Страйда с того момента, как они появились в карьере, – произнес Оуэн. – Они разговаривали со мной.

– А что думаете по поводу наркотиков? Употребляют?

– Нет. Уверен, что нет.

– А вы, Купер, как считаете?

– Согласен. Никаких следов наркотиков я не заметил. Там не так много мест, в которых можно было бы их прятать. Пиво, да, пьют, сигареты курят. Но это не противозаконно.

Похоже, на Тэлби эти слова не произвели впечатления.

– Пол, проверьте, как выполняется приказ Пикстона. Будет смешно, если они смоются до того, как мы ими займемся.

Купер нерешительно поднял руку. Он чувствовал, что Тодд Уининк не сводит с него глаз. Купер старался не встречаться с Уининком взглядом.

– Да, Купер?

– У нас есть еще Уоррен Лич, – произнес он. – И он имеет отношение к Мегги Крю. Не стоит забывать об этом.

– Полагаю, пока достаточно ограничиться наблюдением за ним, – отмахнулся Тэлби. – Нечего распылять силы.

– А как мы установим наблюдение за фермой? – спросила Фрай. – Там негде расположить наших людей незаметно.

Тэлби задумался.

– Не важно. Может, оно и к лучшему, если люди будут на виду. Это окажет на него определенное психологическое воздействие. Фрай, Купер – вы же как никто знаете это место.

– Но наблюдение? Стоит ли? Там не на что смотреть, кроме коров.

– Вот и наблюдайте за передвижением каждой коровы, – сказал Тэлби.

– Кстати, на сцене скоро вновь появится Уэйн Сагден, – заметил Хитченс. – Считайте, что он уже идет по лестнице.

– В смысле?

– Помните ограбление в коттедже Уэстонов? Здесь не все так просто. Мы подняли это дело, и оказалось, что полицейские, описывавшие место преступления, вызвали человека, у которого были ключи от дома, – сами Уэстоны находились на Кипре. И это была не соседка. Ключи были у Дженни Уэстон.

Уэйн Сагден приближался к верхней точке кипения оскорбленной невинности. Первый же вопрос об ограблении завел его без труда. Кран открылся, и струйка становилась все горячее, пока не повалил пар.

– Чего этой шлюшке надо?! Наплела, что я украл драгоценности и еще кучу всякой всячины, обгадил ее ковер, а стены обмазал каким-то соусом. Мне это надо?

Инспектор Хитченс терпеливо объяснил:

– Уэйн, то, что вы перечислили, сделано человеком, побывавшим в доме ее родителей. Суд решил, что это были вы.

– Чепуха. Да я и близко не подходил к этому дому.

– Бросьте, Уэйн. Доказательств для вашего обвинения было достаточно.

– А мне плевать! Чушь все это.

– Мы не сможем помочь вам, если вы будете упрямиться, – вздохнул Хитченс.

– Эта сука упекла меня в тюрьму. Она оговорила меня и настроила против меня судей, иначе мне дали бы «условно». Обгадил ее ковер – ну-ну. Я такой ерундой не занимаюсь.

– Как хорошо вы помните Дженни Уэстон? Вы видели ее в суде?

Уэйн побледнел.

– Она же преставилась, верно? Я видел это по телику.

– Да, она умерла.

– Вы не посмеете пришить мне это!Черт побери, нет! – Сагден бросил на Хитченса нервный взгляд. – Нет, вы не сделаете этого! Вижу, что не сделаете. Даже в вашей конторе знают, что это чересчур.

Хитченс посмотрел на Бена Купера, приглашая его вступить в разговор, сменив тему.

– Уэйн, что вы почувствовали, когда Гэвин погиб во время загородной школьной экскурсии?

Теперь Сагден, казалось, и впрямь смутился.

– Вы о чем?

– Помните несчастный случай с вашим племянником?

– Конечно помню.

– Врачам пришлось отключить аппаратуру, поддерживавшую его жизнь. Что вы тогда почувствовали?

– Расстроился. Это же очевидно. Мы все тогда расстроились. Гэвин был хорошим парнем. Но…

– Вы кого-нибудь обвиняете в его смерти?

Сагден крепко сжал губы. Его глаза блеснули. Он смотрел на кассеты.

– Уэйн? Вполне нормально, если бы вы кого-нибудь обвинили в случившемся. Свалили бы на этого человека всю ответственность. Возможно, даже желали отомстить, – произнес Купер.

– Слушайте, не запутывайте вы меня, – ответил Сагден. – Мне известно, что руководителем той экскурсии, когда Гэвин разбил голову, был Уэстон.

– И вы по-прежнему утверждаете, что не грабили коттедж Уэстонов? – спросил Купер.

– И по-прежнему утверждаете, что ничего не знаете об их дочери? – добавил Хитченс.

– Да, – ответил Сагден. – Я это утверждаю. По-прежнему.

Упорство Сагдена беспокоило Купера. Если мужчина, шнырявший вокруг дома Дженни Уэстон, был не Мартином Стаффордом или каким-либо другим бойфрендом, то оставался только Сагден. Описание было расплывчатым, но все же подходило к нему. К тому же у Сагдена была причина желать зла Дженни. Однако Купер чувствовал, когда люди лгут, а когда говорят правду, и доверял этой своей способности, даже если не мог ничего доказать.

Конечно, жажда мести могла возникнуть у Сагдена довольно давно, еще в тюрьме, где с ним никто не спорил, так что эта идея растравила его воображение. Купер даже представлял, как проходили разговоры с другими заключенными, как они плакались друг другу, жалея себя и обвиняя тех, кто оставался на свободе. На день убийства Дженни у Сагдена было алиби. Но не мог ли он договориться о мести с сокамерниками? Маловероятно, конечно, но иногда заключенным приходят идеи и похуже.

Выйдя из участка, Бен Купер направился к своей машине, мысленно отметив, что за ним кто-то идет. Вначале он подумал, что это Диана Фрай решила затеять очередную ссору. Но, увидев куртку, узнал Марка Рупера.

Купер остановился.

– Марк, вы все еще здесь? Вас подбросить?

– Я приехал с Оуэном, но он остался переговорить с инспектором. Хотят, чтобы мы чаще обходили Рингхэм.

– Да, я знаю.

– Можно я кое-что расскажу вам? Я не хотел говорить этого при всех.

Купер прислонился к своей «тойоте», заметив, что молодой смотритель чувствует себя крайне неловко. Марк вынул из кармана рацию, понажимал на кнопки, потеребил антенну и засунул обратно в карман, не отдавая себе отчета, что делает.

– Я слушаю вас очень внимательно, – сказал Купер.

– Дело касается Уоррена Лича. Мы часто видим его на Рингхэмском хребте. Он не знает, что мы там, – в последнее время он никогда не разглядывает холмы, а смотрит только себе под ноги. – Марк сделал паузу и продолжил: – Какое-то время назад я заметил, что в большом сарае за фермерским домом что-то происходит. Знаете, в том, новом, со стальной крышей. Он всегда заперт, и днем Лич к нему не подходит. Я видел, что, когда Уоррена не было поблизости, Ивонна Лич иногда подходила к нему и пыталась открыть двери. Она тоже хочет знать, что там.

– А по ночам?

– Приезжают люди. Фургоны, четырехколесный привод. Подъезжают к самому сараю. Но только когда темно.

– Марк, вы же обычно не делаете обходов по ночам?

– Конечно нет. Но пару раз я был там ночью в свое свободное время. Я хочу знать, что происходит. Понимаете, это мой участок. Оуэн говорит, что теперь это мой участок. – Смущенный, Марк искоса посмотрел на Купера. – Оуэн не знает, что я хожу на пустошь по ночам.

– Ладно, спасибо, Марк.

– У Лича сейчас очень тяжелое время. Вы были у него, да?

– На днях мы забрали у него капсульный пистолет: на него не было лицензии.

Марк нахмурился.

– Как вы думаете, зачем Личу понадобился капсульный пистолет?

– Скорее всего, чтобы забивать своих заболевших животных.

– Вообще-то полагается, чтобы заболевшую скотину у фермера забирал настоящий забойщик. Таковы правила.

– Даже если так…

– Стал бы он рисковать попасть в неприятности только из-за этого?

Купер ждал, что Марк скажет что-то еще, но тот оглянулся на дверь, откуда в любую минуту мог появиться Оуэн. Он отошел поближе к смотрительскому «лендроверу» и подальше от машины Купера.

– Марк, а вы знаете кого-нибудь из тех людей, кто приезжает на ферму?

– Ну, одна или две машины, может, и местные. А другие не знаю.

– А белый фургон там был?

Молодой смотритель кивнул.

– «Форд-транзит»? Который уже пора на свалку отправлять? Передний бампер держится на веревке?

– Да, был такой.

– Ладно, я знаю его. Это крысятник.

– Вы видели его по дороге на ферму?

– Несколько раз. Он много где бывает.

Оуэн Фокс вышел из участка. Он беседовал с полицейским в форме, и они остановились на ступеньках. Когда Оуэн заметил Марка, его лицо слегка омрачилось.

– Спасибо, Марк, что рассказали мне, – поблагодарил Купер.

Марк протянул руку, чтобы еще на секунду задержать его.

– Мне не хотелось бы, чтобы люди знали, кто вам все это рассказал, – произнес он.

– Почему?

– Понимаете, мне тут жить и работать. Если люди подумают, что я шпионю для полиции, им не важно, хорошо они поступают или плохо. Совершенно не важно.

Диана Фрай говорила по телефону. Ей было необходимо сделать этот звонок, прежде чем она займется чем-либо другим. Она звонила сестре Мегги Крю. Ее звали Кэтрин Дайсон, и ее телефонный номер был в деле – номер в районе Корка, на юге Ирландии.

– Да, я знаю, у Мегги огромные проблемы с восстановлением памяти, – сказала Кэтрин, когда Фрай дозвонилась до нее. – Если вам интересно мое мнение, чем больше вы на нее давите, тем больше она будет держать воспоминания под спудом. По-моему, она сама сейчас не осознает, как это у нее получается. Все происходит инстинктивно – выталкивая прошлое из сознания, она не дает ему влиять на ее жизнь.

– В результате нападения у нее развилась частичная амнезия, – сказала Фрай. – Доктора говорят, что она вообще может не вспомнить период в несколько часов до и после инцидента.

– Ну, раз они так говорят… Но Мег всегда боялась воспоминаний, приходящих из прошлого. Поэтому-то они и заперты в ней более надежно, чем Форт-Нокс. Иногда мне кажется, что она и меня-то почти не помнит.

Голос Кэтрин очень напоминал голос ее сестры, но звучал мягче и спокойнее, с легкой ирландской ноткой, чуть более сильной, чем можно было ожидать от уроженки Честерфилда. Фрай представила залитый солнцем белый домик на склоне холма над атлантическим рыбным портом и Кэтрин Дайсон в кресле, с котом на коленях, глядящую в окно куда-то вдаль. Она рисовала себе образ крупной женщины, у которой тело раздалось после рождения четырех детей, а время проходит между стиркой и глажкой, готовкой и возделыванием сада. Женщины, ничем не похожей на Мегги Крю. Счастливой женщины.

– Вы имеете в виду какие-то конкретные воспоминания из прошлого вашей сестры? – спросила Фрай. – Я хочу сказать, кроме нападения?

– Да, конечно, – ответила Кэтрин. – Я говорю о ее дочери.

Глава 24

В то утро лозоходец занимался своим делом, шагая вперед и назад по опушке березняка и ступая так осторожно, словно он шел по воображаемой линии. Он не отрывал взгляда от раздвоенного прутика, который как-то странно, повернув ладони кверху, держал перед собой. Прутик то и дело дергался, и лозоходец останавливался и пробовал землю носом ботинка. Затем шел дальше. Он выглядел замерзшим и очень несчастным.

Диана Фрай держала последний номер «Эден уэлли таймс». Нападение на Карен Тавискер случилось слишком поздно, чтобы появиться в заголовках газет, хотя оно уже промелькнуло в последних радионовостях. Газета посвятила три страницы общественным собраниям и уличным протестам, и все старые материалы о Дженни Уэстон и Мегги Крю по чьей-то вине перемешались в одну большую кучу. Виноватые лица Джепсона и Тэлби выглядывали из толпы, размахивавшей флагами с надписью «Мы требуем действий!».

Была также напечатана на редкость спекулятивная статейка, озаглавленная «Воскресный убийца?». Журналист попытался связать легенду о Девяти Девственницах, превращенных в камни за танец на шабаше, с тем фактом, что нападения и на Крю, и на Уэстон произошли в воскресенье, когда женщины гуляли или ехали на велосипеде по пустоши. Из всего этого с бульварным драматизмом, но без каких бы то ни было оснований делался вывод, что некий религиозный маньяк наказывает женщин за то, что они развлекаются в воскресный день. И даже полицейские из следственной группы в минуты полного отчаяния порой шептались об этом.

На третьей странице Диана обнаружила интересную статью, также имевшую косвенное отношение ко всей этой истории. Выяснив, что в старом фургоне в заброшенном карьере на Рингхэмской пустоши живут двое молодых людей, корреспондент и фотограф развивали эту тему на все лады.

– Видел эту фотографию? Келвин Лоренс выглядит на ней типичным убийцей, – заметила Фрай.

– А из Страйда они сделали просто слабоумного.

– Знаешь, ему, пожалуй, действительно не помешала бы психиатрическая помощь. Ты читал отчет о его биографии? Во время обострения депрессии он бросил университет.

– Это не означает, что он слабоумный, – возразил Купер.

– Саймон Бевингтон дважды пытался покончить жизнь самоубийством. И вот это означает, что он не должен находиться сам по себе и без присмотра. Этот малый – псих.

– Он ни для кого не опасен, кроме самого себя. К тому же, по-моему, он-то как раз под присмотром. Кел заботится о нем. Присмотр за Страйдом лучше, чем в иной лечебнице. О нем заботятся, как и положено в общине. Ему повезло – он нашел того, кто действительно принимает в нем участие, а не управляет им.

– Ну да, повезло.

– Диана, он не опасен, – настаивал Купер. – Просто видит мир по-другому – не так, как большинство людей. Он просто другой.

– Да-да, Йоркширский Потрошитель тоже был другим. Он псих, Бен.

– Нет, он со странностями, и не более того. Моя мама назвала бы его «слегка чудным».

Фрай фыркнула.

– Ты невероятно странный коп, Бен. Ты на самом деле думаешь, что в этом мире есть люди-ангелы?

– Ну… – ответил Купер, – я подозреваю, он и впрямь немного такой. В определенном смысле.

–  Что?

– Неискушенный. Оторванный от реальности. Неземной.

Фрай уставилась на него.

– Эй, тебе что, не встречались в этих краях психи? – поинтересовалась она. – Повсюду можно столкнуться нос к носу с настоящими чокнутыми.

Купер заглянул через ее плечо в газетную статью.

– Они цитируют слова Страйда о том, что «музыка ветра» и древесные скульптуры прогоняют мстительных духов болот.

– Зачем они печатают всю эту чушь?

– Чтобы иметь основание напечатать забавный заголовок: «Искусство жителей карьера – это не просто рок-н-ролл».

– Очень умно. По крайней мере, они не упоминают о прошлом Саймона Бевингтона.

– Да, – сказал Купер, – но, в общем-то, они вполне могли выяснить его историю.

– Все это внимание может заставить нашу парочку покинуть карьер. Не сказала бы, что это будет большая потеря.

– Они нормальные люди. Те самые, которых мы должны защищать.

– О чем ты говоришь?

– Диана, ты что, забыла? Мы же давали клятву: «Я торжественно и искренне заявляю и клянусь…»

– Да, помню.

– «…предотвращать все преступления против подданных и собственности ее величества».

– Бен, ты не понимаешь, что ведешь себя как обычный провинциальный коп, – ты до сих пор можешь повторить слова своей клятвы, хотя после приведения к присяге прошло уже больше двух минут?

– Вполне возможно, на днях мне уже приходилось вспоминать ее.

– Но, черт возьми, какое отношение твоя клятва имеет к этим парням из фургона?

– Я считаю, что им угрожает опасность. Так же как и другим.

– Каким другим?

– Дженни Уэстон и Мегги Крю. Уиллу Личу и его брату, маленькому Дагги. Их матери. Даже их отцу, в определенном смысле. И… ну, другим людям. Мы отвечаем за их безопасность.

– Бен, ты ошибаешься, если считаешь себя рыцарем Круглого стола. В наши дни блестящие доспехи уже не в моде. И ты не сэр Галахад.

– Может, со стороны я выгляжу старомодным и чудаковатым, – покачал головой Купер, – но факт остается фактом: я не смогу жить в мире с собой, если не попытаюсь сделать все возможное для людей, которым нужна защита. Смешно, правда?

И он пошел прочь, отбрасывая ногой небольшие камешки с дороги, так что на носке ботинка осталась белая отметина.

Бен Купер хорошо помнил, как он, еще маленьким мальчиком, снова и снова перечитывал клятву, напечатанную на оборотной стороне отцовского удостоверения. Каждый раз, когда отец был в форме, он просил еще раз взглянуть на удостоверение. Наверное, он ужасно надоел отцу. Но в то время слова этой клятвы казались самыми благородными и значительными в мире. Бен относился к этим словам со священным трепетом, какой только способен чувствовать ребенок, наделенный чересчур богатым воображением. Несмотря на то что его герой сначала потускнел, а затем и вовсе бессмысленно скончался, эти слова оставили в сознании Бена неизгладимый след. Для чего же он находится здесь, если не Для защиты невиновных?

Угроза насилия висела над пустошью, словно низкие облака. Купер слишком часто задавался вопросом о судьбе Дженни Уэстон, о том, почему смерть выбрала именно ее, оставив безжизненно лежать среди камней. Будто мертвый листок – один из тех, что во множестве лежали на пустоши, – жилы ее наполнились ядом, недавно живые ткани стали коричневыми и ненужными. Но было одно отличие: листья приносились в жертву ради нового начала, новой жизни, а смерть Дженни Уэстон не имела такого оправдания.

Купер размышлял также о себе. Неужели он и впрямь стал полицейским из-за отца? Неужели все поступки он совершал, только чтобы превзойти память о герое Эдендейла? Или все-таки люди вроде Дженни Уэстон тоже имели для него значение? Ему очень хотелось верить, что это так. Но не всегда получалось.

Купер не удивился тому, что на этот раз оказанный ему в карьере прием был на двадцать градусов холоднее прежнего. В последние дни Кел и Страйд находились в центре внимания прессы, полиции и, без сомнения, самых несимпатичных представителей общества. Разумеется, этого было достаточно, чтобы они отгородились от мира.

В ответ на стук Купера появился только Кел.

– Вы? Что надо?

– Только один совет, сэр.

– Надо же. Удиви меня, человек.

– Эти предметы… скульптуры, или как вы их там называете. Членоферма.

– Ну?

– Знаешь, сейчас их лучше убрать с глаз куда подальше.

– Это наше приношение Гее – мы пользуемся ее территорией и так выражаем нашу благодарность. Эти подарки мы делаем для нее своими руками. Мы желаем ей плодородия.

– Прекрасно. Но я говорю о другом. Проблема заключается в том, как это выглядит со стороны. Люди могут понять неправильно. И посчитают вашу ферму провокацией.

– Провокацией чего?

– Здесь живет немало людей, чьи взгляды значительно отличаются от ваших. Они просто вас не поймут. Подумайте об этом.

– Ладно. Мы подумаем.

– Вы должны серьезно…

Купер обнаружил, что смотрит на закрытую у него перед носом дверь, где прямо на уровне его глаз были выцарапаны кривые буквы: «Извращенцы».

Вернувшись в машину, Диана Фрай вспомнила, как вздохнула Кэтрин Дайсон на другом конце провода, в Ирландии, когда сообщила, что у Мегги Крю есть дочь.

– Она поймет, что это я рассказала, – говорила Кэтрин, – но не важно, все равно в последнее время она почти не разговаривает со мной.

– Значит, у нее есть дочь?

– Да. Мегги родила девочку. Около двадцати лет назад. Она не хотела этого ребенка. Мег тогда была студенткой юридического факультета. На аборт она не решилась – нас воспитывали в католической вере, – поэтому ей пришлось отдать ребенка в приемную семью: малютка слишком мешала ее карьере.

Фрай вспомнила замечания Мегги по поводу женщин-полицейских и поняла, что, пожалуй, та рассказывала свою собственную ситуацию.

– И Мегги так и не сделала карьеру. В какой-то момент она зашла в тупик, осела в маленьком городке и уже больше не добивалась партнерства в большом городе. К тому же этот городишко находится всего в десяти милях от места, где прошли наши детские годы. Вряд ли она теперь уедет отсюда – у нее сложилась довольно странная связь с этим местом, хотя она и не желает признавать это. Она всегда думала, что здесь останусь я, и когда-то я с ней соглашалась. Но когда достигаешь определенного возраста, начинаешь понимать, что ты не совсем такой, как тебе всю жизнь говорили другие.

– Вы считаете, вашу сестру возмущает бесперспективность ее карьеры?

– Ну, я, конечно, думаю, что она наконец-то начала понимать, что зашла в тупик. Конечно поняла. И когда до нее Дошло, что я-то вырвалась отсюда, этот факт сильно возмутил ее. Дело в том, что наши родители остались на ее попечении. Понимаете, после этого она уже не могла уехать – чувство вины стало бы еще больше.

– По-моему, Мегги не похожа на человека, страдающего от чувства вины, – сказала Фрай.

– О, она отлично умеет осудить других людей. Винит всех, кроме себя, за то, что не достигла настоящего успеха, – своих учителей, своих коллег, наших родителей, меня. И всех друзей, которых сумела покинуть. У Мег всегда был трудный характер, а теперь он стал таким колючим, что люди попросту оставляют ее в одиночестве.

– А ребенок? Вы думаете, она чувствует вину перед ребенком?

– А вы сомневаетесь? – уверенно произнесла Кэтрин.

По одной этой фразе Фрай сразу же дополнила созданный ее воображением портрет: вокруг сестры Мегги множество детей, все – маленькие копии Кэтрин, они теребят ее за юбку и тянут ручонки, показывая ей свои сокровища. Фрай невольно кивнула этому ясному образу. Появление каждого нового ребенка сыпало соль на рану Мегги. Как это она сказала на днях в «Дервент Корт»? «Может быть, я однажды проснусь и обнаружу, что у меня все же есть материнский инстинкт».

– Наверное, вы понимаете, – продолжала Кэтрин, – что Мег не может не интересоваться оставленным ребенком. Не может не представлять себе, как эта девочка выглядит сейчас, как она живет. Думает ли она хотя бы изредка о своей настоящей матери.

– Не может не представлять, как она сама жила бы сейчас, если бы у нее была дочь? Она не чувствовала бы себя такой одинокой, – добавила Фрай.

– Вот именно, – согласилась Кэтрин. – И в этом случае она не может обвинить никого другого, так получается? Никого, кроме самой себя.

С минуту Фрай пыталась осмыслить свое отношение к Мегги Крю. Теперь, увидев ее в совсем ином свете, она почувствовала великую трагедию, притаившуюся в темных комнатах в «Дервент Корт».

Наверное, Кэтрин Дайсон удивилась тишине на другом конце провода. Потому-то она и решила задать вопрос, проницательность которого поразила Диану Фрай.

– Вы часто видите мою сестру? – спросила она.

– Ну да, – ответила Фрай. – Вы же в курсе дела, верно?

– Да, конечно. Вы делаете свою работу, я понимаю. Но…

– Да?

– Это не телефонный разговор, – сказала Кэтрин, – но могу я спросить, сколько вам лет?