Текст книги "Вспоминая о нас (ЛП)"

Автор книги: Стэйси Линн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Она спрыгивает с барного стула, чтобы пойти закончить уборку в подсобке, оставив меня наедине с этой мыслью.

Когда я убираю деньги в сейф, мой телефон вибрирует.

Адам: Уверена, что хочешь пойти со мной?

Я знаю ответ еще до того, как успеваю подумать.

Я: Да. Насколько разные Престон и Бенджамин?

Адам: Вечер обещает быть веселым. Я буду там через десять минут.

Я закрываю телефон. Затем иду в комнатку для персонала, где переодеваюсь в обтягивающий топ, который мне дала Престон, чтобы не пришлось всю ночь проходить с надписью «Хука» на груди.

***

Оказывается Престон с Бенджамином не такие уж и разные. Когда мы добрались до бара «Люди», где играет местная рок-группа, я едва его узнала.

На нем надеты черные обтягивающие джинсы со свисающими цепями из карманов, черные кольца на пальцах, цепь, которая тянется от прокола в носу до уха, а глаза подведены. Его светлые волосы, которые обычно опрятно уложены и расчесаны, сейчас стоят шипами вверх и растрепаны по бокам. Помимо этого, они зеленого цвета, оттенка лайма, что очень отличается от яркого цвета волос Престон, но в тоже время так дополняет ее образ. Думаю, это наилучшее определение для отношений.

По всей видимости Бенджамин не испытывает нужды проявлять свою рокерскую натуру в течение всего дня, а вместо этого предпочитает выглядеть скромным и застенчивым милым юношей, приходя на работу.

Меня надули.

Мои щеки тут же принимают темно-бордовый оттенок, грудь и шея покрываются пятнами от стыда, когда все поворачиваются ко мне и чуть не умирают со смеху от моего шокированного лица. Оно и понятно, я скорее подумала бы, что это его злой двойник, нежели перевоплотившийся Бенджамин.

Ночь проходит весело. Мы скачем под оглушающую музыку, так что даже не слышим друг друга. Адам и я не прикасаемся друг к другу, за исключением случайных касаний ногами или руками во время танцев. Я не выпускаю из рук воду, потому что все еще испытываю легкое похмелье от вчерашнего вечера и приятно удивляюсь, заметив то же самое за Адамом.

Когда группа играет свою последнюю песню, я делаю перерыв от плясок и облокачиваюсь на наш столик, чтобы отдохнуть и насладиться вечером.

Я так вспотела, что волосы липнут к шее, а топ обтягивает каждым сантиметр моего тела. Я чувствую жар даже в своих красных сапогах от Дока Мартенса.

Несмотря на это, мне очень весело и я могу, наконец, расслабиться под крики музыкантов, чей стиль музыки хоть и не люблю, но считаю их весьма талантливыми.

Мы потеряли из виду Престон с Бенджамином уже давно в давке у сцены. Время от времени я видела очертания Престон в толпе, но все же складывалось такое ощущение, что мы с Адамом провели весь вечер вдвоем.

– Готова убраться отсюда? – спрашивает он, щекоча мое ухо своим дыханием.

Я киваю, не в силах говорить.

Повернувшись к нему, я так рада, что мы сегодня не пили. Притяжение, которое я чувствовала вчера теперь в сто раз сильнее. Все мои чувства обострены.

Подушечки его пальцев, скользящие по моей руке вниз, запах его одеколона. Впечатления такие мощные, что я смотрю на него, хоть и не уверена, задавал ли он мне вопрос.

Адам улыбается, будто знает, как я взволнована.

Уверена, что знает.

– Пойдем, – говорит он и тянет меня к двери так, что мне едва удается стянуть свою сумочку со стола, прежде чем пойти за ним.

14 глава

Я снимаю сапоги и бросаю сумочку на пол, как только мы добираемся до дома, и тут же направляюсь к холодильнику за водой. Обернувшись, я вижу, как Адам стоит у окна, засунув руки в передние карманы, и смотрит на темное ночное небо. Он полностью погружен в собственные мысли. Я хмурюсь, наблюдая за ним.

Повернувшись ко мне, он трет губы друг об друга.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать.

Я замираю.

Горлышко бутылки останавливается на уровне моей нижней губы, и я не могу отвести от него взгляд. Его плечи опущены и слегка выдвинуты вперед. Он выглядит удрученным, глядя на испачканный ковер.

– Хорошо.

– Сядь на диван.

Я улавливаю холодность в его голосе и покрываюсь мурашками, но он не замечает этого.

Адам не смотрит на меня. Он отворачивается обратно к окну и смотрит в темноту, разреженную лишь уличными фонарями, которых все равно не достаточно, чтобы что-то увидеть.

Я устраиваюсь на самом дальнем от него диване, поднимаю колени к груди и обнимаю их руками.

Каким-то образом я чувствую, что должна обезопасить себя от того, что грядет.

Он выдыхает и проводит руками по волосам. Я вижу, как Адам смотрит на мое отражение в окне, но не думаю, что он пытается за мной наблюдать. Скорее, он выглядит так, будто пытается максимально избежать прямого контакта со мной.

Произнося это, его голос обрывается, будто спотыкаясь о слова:

– Когда мне было десять, отец убил мать у меня на глазах.

У меня отвисает челюсть и рот принимает идеальную форму буквы «о». По коже пробегает холодок. Я отпускаю колени и стряхиваю руки, но не могу избавиться от дрожи, протекающей сквозь кожу.

– Что? – я начинаю задыхаться, и Адам качает головой.

Медленно он переводит взгляд на меня, пока гробовая тишина поселяется в каждом углу комнаты. Он видит страх, написанный на моем лице, точно также, как я вижу подобный ужас на его. Его голос срывается. Через всю комнату я вижу, как его глаза наполняются слезами.

– Поэтому я не хотел говорить тебе... когда...

– Когда, не был уверен, что я тебе доверяю, – заканчиваю я за него.

Он бледнеет от моей прямоты и затем кивает.

– Ты думала, что это я навредил тебе... той ночью с Джаредом. Как я мог рассказать тебе, откуда я родом, когда ты могла подумать, что я такой же жестокий, как и человек, создавший меня?

Я прикусываю нижнюю губу и пытаюсь найти слова, которые могли бы облегчить его беспокойство. Но не нахожу. Он абсолютно прав.

– Расскажи мне, что случилось.

Адам закрывает глаза, вздыхает и затем медленно направляется ко мне на диван. Я двигаюсь на другой конец, пока не натыкаюсь на подлокотник. Он делает еще пару шагов вперед.

Он давит языком на зубы и садится напротив меня. Я чувствую облегчение вперемешку с сожалением, смотря на его такое страдальческое выражение лица.

– Отец был пьяницей и бил мою маму. Регулярно.

Адам сглатывает, и я вижу, как отголосок прошлого пробегает по его лицу.

– Однажды он пришел домой и обвинил ее в том, что потерял работу. Они сильно поругались, после чего он сбросил ее с лестницы, – слезы бесстыдно текут по его лицу, и прежде чем я успеваю сообразить, мои ноги уже в движении.

Я сажусь рядом с ним и кладу свою руку на его. Он печально улыбается, глядя на нее, и поднимает взгляд.

– Она мгновенно умерла, сломав шею. Его посадили в тюрьму, а меня забрали родители матери.

Я слегка сжимаю его руку, пытаясь проявить хоть чуточку поддержки. Будь это кто-либо другой, я бы уже обвилась вокруг него, но сейчас я не могу.

Адам смотрит мне прямо в глаза, пытаясь прочесть мои мысли.

– Я не такой, как мой отец, Эми. У меня вспыльчивый характер, и я могу злиться и даже бросать вещи, но я никогда не делал тебе больно и никогда не сделаю.

Я опускаю глаза на наши руки, потому что не могу вынести напряженности в его глазах. Я успокаиваюсь, наверное.

Каким-то образом, даже когда я напугана, его прикосновения успокаивают меня. И все же он прав – я не доверяю ему. Не полностью.

Не понимаю, как такое может происходить одновременно.

Я моргаю, пока глаза наливаются слезами смятения.

Адам выглядит настороженным, подозрительным и напуганным. Он позволяет мне увидеть себя насквозь, за что я ему благодарна. Это самый честный и открытый момент из тех, что были между нами и не закончились руганью. Я воспринимаю это как победу.

Я киваю со слабым намеком на улыбку на лице.

– Хорошо.

Морщинка появляется между его глазами.

– Хорошо?

– Да, – я медленно выдыхаю. – Ты рассказывал мне это раньше?

Его глаза бегают по комнате.

Теперь я точно знаю, что он что-то скрывает от меня, что-то не рассказывает, но сегодня я не возражаю против этого. По его мучительному взгляду я понимаю, как трудно ему было рассказать мне эту маленькую часть.

– Рассказывал. Потом узнали твои родители и захотели, чтобы ты бросила меня. Они сказали, что я недостаточно хорош для тебя, – он грустно улыбается. – Не могу сказать, что виню их в этом. Не совсем. Но я достаточно умен, чтобы не отпустить тебя.

– Поэтому ты им так не нравишься?

– Наверное. Я никогда не придавал значения их мнению, до тех пор, пока оно не начинало влиять на твое.

– Оно повлияло? Ведь я здесь, а они не очень хотят со мной разговаривать.

Адам сжимает мою руку, и я поворачиваюсь к нему. Он гладит своим пальцем сгибы на моей кисти, согревая ее и посылая разные будоражащие мысли сигналы.

– Я думаю, – начинает он, проводя другой рукой по своим волосам. – Я думаю, они просто смирились. Скорее всего, они поняли, что я никуда не денусь и устали ругаться с тобой на эту тему.

Обдумав это, мне не потребовалось и секунды, чтобы понять, что он, вероятно, говорит правду.

Хотя часть про их отступление звучит не очень правдоподобно, но, возможно, мои звонки, на которые я не получаю ответа, и молчание во время ужина являются маминым способом меня наказать. Как например тогда, когда она не разговаривала со мной, потому что я бросила танцы.

– Давай, – говорит Адам, поднимая меня на ноги, прежде чем я упала бы без сил. – Уже поздно и я не хотел обрушивать на тебя все разом.

Я иду за ним по коридору, остановившись у дверей моей спальни и глядя на его комнату, нашу старую спальню.

– Зачем тогда обрушил?

– Ты заслуживаешь знать правду. И я не хочу потерять тебя о лишь потому, что боялся, что правда затянет процесс твоего восстановления.

Я покорно улыбаюсь.

– Спасибо.

Затем я делаю то, о чем мне не надо думать. Я делаю шаг вперед и слегка прижимаю мои губы к его. Поцелуй очень быстрый, так что я едва успеваю почувствовать его мягкую кожу перед тем, как отступаю назад.

– Ммм... – говорю я и начинаю нервно теребить нижний край моего топа. – Да. Спокойной ночи.

Адам прикусывает нижнюю губу и улыбается. Страсть и игривость в его глазах дают мне понять, что он немного наслаждается своей маленькой победой этим вечером.

Я быстро ныряю к себе в комнату, перед тем, как успею сделать что-то глупое, например, накинуться на него с объятиями, чтобы снова почувствовать его крепкие мышцы на своем теле.

К сожалению, я слишком встревожена, чтобы уснуть. Я лежу в кровати часами, ворочаясь и крутясь. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я сразу думаю о том, что Адам рассказал мне о своих родителях, и о том, как он рос. Каким-то образом я начинаю понимать некоторые вещи, которые знаю о нем. Возможно, теперь я понимаю, почему он искал любви и внимания у женщин и не заботился о том, как с ними обращается. Я понимаю, откуда взялся его гнев и проблемы с алкоголем.

Адам не знал ничего другого. Я вижу проблески мужчины, который находится в беде. И, тем не менее, я его больше не боюсь.

Во всяком случае, не боюсь за свою сохранность.

Просто я не доверяю ему. Головой, может, и да, но сердце не обманешь.

Но впервые я по-настоящему хочу верить.

Я знаю, как тяжело ему было открыться мне. Я вижу это по его напряженным плечам и губам, когда он думает о своем отце или переживает те моменты, что я помню. Он не выносит мысли, что я видела его таким, а я не могу вынести того, что после ночи откровений, которая далась ему крайне нелегко, я оставила его одного.

Я не хочу, чтобы он сегодня оставался один точно так же, как устала чувствовать себя одинокой.

Прежде чем я успеваю себя переубедить, я уже направляюсь по коридору в комнату, которую мы с ним раньше делили.

Лишь небольшой луч света проглядывает сквозь дешевые пластиковые вертикальные жалюзи на окне. Моя нога ни разу не переступала порог этой комнаты с тех пор, как Адам привез меня из больницы, и я категорически заявила, что не буду спать здесь. Не в этой комнате с незнакомцем.

Я делаю еще один шаг по комнате, и под моими ногами скрипит пол, отчего Адам поворачивается в кровати и смотрит на дверь.

Он слегка приподнимается, облокачиваясь на локоть, и затем спрыгивает с кровати.

– Эймс? Что такое?

Я переношу вес тела на другую ногу, внезапно стыдясь того, что я тут нахожусь.

– Тебе приснился сон? – спрашивает он и протягивает ко мне руку.

Я напрягаюсь от его прикосновения.

– Нет, – говорю я, мое горло и рот пересохли. Я пытаюсь всмотреться в его глаза, но все, что вижу – его темную тень в комнате. Не могу понять, о чем он думает. – Я хотела узнать, могу ли я остаться здесь?

Его руки крепко сжимают мои, затем расслабляются.

– Зачем? Ты уверена, что все в порядке?

Нет. Не совсем. Я не знаю, что тут делаю. Почему у меня вдруг появилось жгучее желание прижаться к нему и просто быть с ним рядом.

– Я не хочу быть одна.

Он громко выдыхает, и я вижу, как его плечи расслабляются. Адам прислоняется своим лбом к моему и окутывает меня объятьем.

– Конечно, ты можешь остаться со мной.

Мои глаза закрыты, и я позволяю его глубокому и заспанному голосу заворожить меня, пока по телу разносится тепло. Я киваю, все еще прислонившись к нему, и сжимаю его руки.

Он провожает меня к пустой половине кровати, отодвинув одеяло. Затем, обойдя ее, он ложится рядом со мной.

– Могу я обнять тебя? – спрашивает Адам, с такой неуверенностью в голосе, которую я легко могу почувствовать.

Я отворачиваюсь на свою сторону, позволяя Адаму устроиться рядом, обхватить меня руками и притянуть к себе.

– Спасибо, – мямлит он, уткнувшись в мои волосы и крепко сжимая меня, пока я, наконец, засыпаю.

***

– Какого черта ты с ним сделала?

Я подпрыгиваю от злобы в голосе Зандера. Его ярость изливается, раздаваясь на все пространство вокруг нас и заполняя большой коридор на входе в дом братства. Я еще никогда не видела, чтобы его злость была направлена на меня. Черт возьми, я такой злости не видела ни от кого. Никогда.

Его пирсинги и татуированные руки, скрещенные на руках, пугают меня до смерти.

– Я... я не знаю, о чем ты.

Я дергаюсь от громкого грохота этажом выше, после чего Зандер свирепо смотрит на меня.

– Он просто в бешенстве и единственной причиной, что могла его так рассердить, и которая приходит мне на ум, можешь быть только ты. Так что расскажи, что вчера произошло, – Зандер наклоняется вперед, заполнив мое личное пространство, отчего я отступаю к стене. – Что ты с ним сделала?

– Я ничего не делала! – кричу я и бегу к лестнице, обеспокоенная тем, почему Адам может быть так расстроен.

Он не может знать о том, что Брэндан снова пытался меня поцеловать. Я пнула его коленкой между ног в дальнем коридоре. Не может быть, чтобы Брэндан сам рассказал ему, если только не хочет, чтобы ему надрали зад.

Или... если он не утверждает, что это я за ним приударила.

Черт. Думаю, он способен на это.

Мое тело будто горит к моменту, когда я оказываюсь на верхнем этаже.

Доносящийся из комнаты шум пугает. Я дергаюсь от звука разбивающегося стекла, который тут же разносится по коридору.

– Адам! – кричу одновременно открывая его дверь. – Что это... – я замолкаю, оборвав предложение на середине, увидев, что происходит в комнате.

Зеркало на его шкафу треснуло, некоторых кусков не хватает. Окно разбито, будто он бросил туда стул или валун. Все, что лежало в его шкафу, было сброшено на пол, а рядом стоящая тумбочка опрокинула.

Ящики из шкафа разбросаны по комнате, а одежда покрывает весь грязный и запятнанный ковер. В гипсокартоновых стенах куча дыр. Таких дыр, которые явно образовались от его ударов о стену.

– Что ты наделал? – спрашиваю я неровным голосом, когда, наконец, нахожу его тяжело дышащим в углу.

Кровь капает с его рук и плеча. Его грудь покрыта каплями пота, а из одежды на нем лишь спортивные шорты.

– Что случилось, Адам? – спрашиваю я, стоя в дверном проеме и боясь подойти ближе.

Он полностью разгромил комнату. Ничего не уцелело, разве что кроме его кровати.

Он не смотрит на меня. Ничего не говорит.

Адам даже не двигается.

– Если это из-за Брэндана, то я могу все объяснить.

Он поворачивает голову ко мне и прищуривает глаза. Ноздри расширяются и кисти сжимаются в кулаки. Грудь вздымается и опускается, а щеки приобретают ярко-красный оттенок.

– Что ты имеешь ввиду насчет Брендана?

Я качаю головой.

– Ничего, Адам. Я подумала... – я осматриваю комнату. Если причиной его ярости являюсь не я, то что?

– Что, блять, произошло с Брэнданом! – он вскрикивает так громко, что его голос отдается вибрацией от стен.

Я слышу шаги, доносящиеся с лестницы.

– Ничего! Что ты наделал? – кричу я тоже громко.

Если отношения с Адамом меня чему-то и научили, так это тому, что иногда покричать это нормально, даже помогает.

Не на этот раз.

– Убирайся отсюда прочь, Эми. Я не собираюсь сейчас с этим дерьмом разбираться.

Он смотрит в разбитое окно. Я не понимаю, что происходит, но впервые за много месяцев чувствую, будто между нами пропасть. Недосказанность и недопонимание отдаляют нас друг от друга. Снова.

Он поворачивается ко мне вновь и произносит слова с такой ядовитой яростью, что мои глаза тут же наполняются слезами.

– Убирайся. К. Черту. От. Меня.

– Адам.

– СЕЙЧАС ЖЕ! – он рычит, и я тут же поворачиваюсь и бегу натыкаясь на Зандера. Он обнимает меня одной рукой и закрывает дверь в комнату Адама другой.

Он выглядит точно таким же недовольным, что и раньше.

– Я ничего не делала, – давлюсь я словами сквозь слезы и ком в горле.

Зандер медленно кивает, будто он, наконец, поверил мне и тут же убирает руки.

Я ухожу, медленно спускаясь по лестнице, пока очередной громкий звук доносится из комнаты Адама.

15 глава

– Что заставило тебя прийти сегодня, Эми?

Доктор Джеймисон одета в джинсовую юбку до лодыжек и светло-зеленую футболку. Я впервые вижу, что ее одежда вроде как сочетается. Ее волосы все еще заплетены, а на губах блеск, что тоже очень ново для меня. Мне так и хочется спросить, не на свидание ли она собралась.

Я нервно кусаю нижнюю губу, не зная, с чего начать.

– Прошлой ночью мне приснился сон.

– Ты спросила об этом Адама?

– Нет, он наорал на меня в этом сне. Его глаза смотрели на меня так сердито, и я явно сделала что-то, что его разозлило, – я откидываюсь на спинку стула, закрываю глаза и вспоминаю дикий взгляд в его глазах. – Я просто ... я хотела узнать ваше мнение о чем-то другом, кроме моих воспоминаний.

Она что-то помечает в своем блокноте и откидывается на спинку стула.

– Хорошо. Что это?

– Возможно ли, чтобы кто-то вырос в жестокой семье и не стал таким же?

Я проглатываю комок в горле и закрываю глаза. Я почти чувствую, как предаю Адама, просто задавая вопрос. И все же, я не переставала думать об этом с того момента, как проснулась одна, в постели Адама.

Впервые с тех пор, как я встретилась с доктором Джеймисон, она перестала улыбаться.

– Что ты имеешь в виду?

– Я просто… – я медленно выдыхаю и пытаюсь снова. – Во сне Адам разрушил свою старую комнату. Я имею в виду, он был очень, очень зол. Он кричал на меня, и я ушла, но он пробил стену в коридоре, и он всегда кажется таким злым.

Я опускаю плечи, пытаясь снять напряжение, но это не помогает. Такое чувство, будто мою кожу растягивают во все стороны.

– Он сказал мне, что его отец избивал его маму, что он сбросил ее вниз по лестнице, и Адам наблюдал за ее смертью.

Слезы сразу же наполняют мои глаза, когда я рассказываю историю. Они падают на мои щеки и капают с моего подбородка, прежде чем я могу их стереть. Я добираюсь до дивана и вытираю лицо платком.

– Адам причинил тебе боль?

Я качаю головой.

– Нет, не то, что я знаю, или помню в любом случае. Но что, если у него есть возможность? Что, если он это сделал, а я просто не помню? Что, если ... что, если он причинит мне боль?

Доктор Джеймисон убирает несуществующий кусочек пуха с юбки и откидывается на спинку стула. Она поджимает губы. Мой живот скручивает от боли, но я продолжаю говорить:

– Он много пьет. Всякий раз, когда Адам расстраивается из-за меня, первое, что он делает, это идет в бар Зандера. Он приходит домой пьяным, пробивает дыры в стенах и разрушает мебель, – я снова вытираю глаза, могу ощутить соль от слез в горле. – Он меня пугает.

Она кивает, ожидая, когда я закончу. Я не знаю, что делать.

Я поверила Адаму, когда он рассказал мне о своем отце. И я чувствую, что предаю его, будучи здесь, после того, как он так был напуган, рассказывая мне о своем отце в первую очередь. Он беспокоился, что расстояние между нами убольшится, но это не так. На ночь это сблизило нас, или, по крайней мере, я думала, что это произошло.

– Скажи мне вот что.

Я вытираю свои слезы и моргаю.

– Что он заставляет тебя чувствовать?

– Что?

– Когда ты с Адамом. Расскажи мне первые две вещи, которые тебе приходят в голову, когда ты думаешь о нем.

– Смущение и безопасность.

Она улыбается мягко, понимающе. Я хмурюсь.

Как я могу чувствовать себя в безопасности с ним, когда у меня так много вопросов?

– Из того, что ты сказала, и из того, что я видела, не думаю, что Адам когда-либл причинял тебе боль ...

– Но есть ли у него возможность? – перебиваю я.

Доктор Джеймисон сжимает губы.

– Может быть. Но я занимаюсь этим долгое время, Эми. И есть пути, когда люди в оскорбительных отношениях взаимодействуют друг с другом, даже когда они этого не осознают. Я не думаю, что у вас с Адамом такие отношения. Это не значит, что ты не должна беспокоиться. По крайней мере, возможно, ты или я – если ты почувствуешь себя более комфортно – предложу Адаму взять некоторые уроки по управлению гневом. Или я смогла бы встретиться с ним наедине. Я могла бы обсудить его историю с ним наедине и помочь ему проработать некоторые вещи, которые ты сказала, он видел.

Я согласна с этим. Возможно, это поможет мне чувствовать себя лучше рядом с ним.

– Мне бы этого хотелось.

Она наклоняется вперед и кладет руку мне на колено.

– Если ты не чувствуешь себя комфортно с ним, тогда самое важное – заботиться о себе, пока вы не будете готовы. Ты пережила свою собственную травму, и тебе все еще необходимо лечение. Может, ты где-нибудь остановишься, пока не почувствуешь, что тебе лучше быть с Адамом?

Я пожимаю плечами. Не знаю, согласятся ли родители, что бы я пожила у них.

– Я подумаю об этом.

***

Не уверена, как это случилось, но я подъезжаю к дому родителей. Я ездила по Денверу в течение нескольких часов после того, как покинула терапию. Я была не готова идти домой, не желала выплескивать все на Келси, или работать в кофейне.

Итак, вот я, мои руки сжались вокруг руля на изогнутой подъездной дорожке дома, в котором я выросла. Перед собой вижу незнакомый внедорожник Acura, и остаюсь в машине, кто знает, как долго, не зная, стоит ли пойти и вмешаться в компанию родителей.

Возможно, доктор Джеймисон права. Адаму и мне просто нужно некоторое пространство. Может это будет хорошо для меня, пока я не смогу вспомнить, какой он на самом деле человек, когда не сердит, потому что я только и делаю сейчас, что расстраиваю его, и это заставляет испытывать меня дискомфорт в собственном доме.

Поэтому в доме моих родителей я буду чувствовать себя более комфорто.

Я фыркаю, чувствуя, что это нелепо. Я меняю одну тюрьму на другую. Но это к лучшему, я напоминаю себе, и выдыхаю. Я просто выхожу из своего маленького седана BMW, когда открывается входная дверь моих родителей. У меня отвисает челюсть, когда я смотрю поверх моей машины.

Моя сестра, Энн, смотрит на меня с широко раскрытыми глазами и с ребенком, подпрыгивающим на ее бедре. Моя племянница Тилли, с которой мне еще предстоит встретиться.

Я прислоняюсь к двери моей машины, не решаясь закрыть ее. Может мне стоит просто уйти. Я не могу поверить, что моя сестра и семья находятся в городе, а мои родители даже не потрудились пригласить меня к ним.

Я с отвращением качаю головой. Ну и семейка у меня.

– Я не знала, что ты приедешь, – говорит Энн, когда подходит к моей машине.

Ее взгляд возвращается к входной двери, а затем обратно ко мне. Тилли выглядит восхитительно. У нее есть малейший намек на светлые волосы моей сестры и огромные ярко-голубые глаза. Она воркует и пузыри выходят с ее ротика, а затем она визжит, поднимая ручки вверх.

– Мама и папа знают, что ты приедешь?

Я протягиваю руку и держу пухленькую ручку Тилли, все еще не веря, что никто не потрудился сообщить мне, что моя семья приезжает. Мои глаза горят от невыплаканных слез, но я не позволю им упасть.

– Нет. Я не знала, что ты в городе.

Сестра хмурится.

– Мама сказала, что ты не отвечаешь на ее звонки.

Она, должно быть, издевается.

– Мама никогда не звонила мне.

Я не могу оторвать глаз от своей племянницы. Ей, по крайней мере, четыре месяца, и я никогда ее не видела. Недолго думая, я протягиваю руку и останавливаюсь прямо перед тем, как возьму ее из рук сестры без разрешения. Я смотрю на Энн.

– Могу я?

– Конечно, – она передает мне Тилли и улыбается. – Я вышла за сумкой для подгузников.

– О, – я кривлю лицо, и моя сестра смеется.

– Не беспокойся об этом. Я не буду просить тебя поменять ей подгузник.

Я неловко держу свою племянницу, все еще не в силах понять, почему я отрезана от своей семьи. Почему мама ненавидит меня так сильно и почему Энн всегда могла угодить ей. Я следую за ней в дом, но когда мы поднимаемся по ступеням, она поворачивается ко мне. – Ты в порядке?

– Я не знаю, – честно отвечаю я. – Некоторые воспоминания возвращаются, но есть куча дыр.

– Мне жаль, что я не навещала тебя.

Она выглядит так, будто действительно это имеет в виду. Я не знаю, почему ей это было нужно. Она на пять лет старше меня, и мы никогда не были более чем двумя похожими девочками, которые разделяют дом вместе.

– Не беспокойся.

Я вхожу за ней через дверь дома, где, кажется, что время остановилось, как только мы ступаем на кухню. Муж Энн, Роджер, держит их сына, Купера. Мои мама и папа поворачиваются ко мне, и лицо моей мамы мгновенно бледнеет. Она выглядит смущенной, что ее просто поймали во лжи. Меня это выводит из себя, и я крепче держу Тилли.

– Так приятно быть приглашенной на семейный ужин.

Мама приходит в себя, и ее маска безразличия и превосходства возвращается на круги своя в считанные секунды.

– Я не думала, что ты придешь.

– Но вы – моя семья.

Она улыбается, но на ее отлично накрашенном лице это выглядит несуразно.

– Ты выбрала новую семью. По-видимому, они могут дать тебе то, чего я никогда не могла, – мама машет рукой в воздухе, как будто я должна быть впечатлена мраморными полами, мебелью, которая такая дорогая, что страшно сидеть на ней, и картинами, которые так прекрасны, но к ним нельзя прикасаться, если только вы не хотите их повредить.

– Кэрол, – упрекает мой отец.

Я поднимаю руку и протягиваю Тилли Энн.

– Все нормально.

Никто из нас не двигается. Как будто никто не уверен, что делать с гадким утенком, который явился без приглашения. Наверное, это я. Незваный гость в своем доме. Куда теперь, мне идти?

Я чувствую, как Энн берет меня за руку и поворачиваюсь к ней лицом. Она передала Тилли отцу, и он обеспокоенно смотрит на меня, но недостаточно, чтобы за меня постоять.

– Давай поговорим на улице.

Я следую за своей сестрой, потому что знаю, что пребывание внутри вызовет еще больше споров.

Я сижу рядом с ней на вершине наших цементных ступеней и обнимаю руками колени. Пока мы не вышли на улицу, я даже не осознавала, что вся трясусь. Все мое тело гудит от адреналина.

– Я приходила увидеть тебя, – говорит она, когда я смотрю на фонтан посреди нашего поворота вокруг подъездной дорожки. О, Боже, мой дом такой вычурный. – Когда ты была в больнице.

– Почему до этого ты сказала, что не приходила?

Она хмурится и смотрит в сторону наших прекрасно ухоженных газонов. На самом деле, у нас еще есть кусты, похожие на животных.

– Я не знаю. Потому что ты не проснулась, – Энн пожимает плечами. – Потому что не знала, захочешь ли ты меня там видеть.

– Ты моя сестра.

Глухая тишина заполняет небольшое пространство между нами. Я даже не знаю, что ей сказать. Как наша семья стала такой испорченой?

– Ты всегда была сильной, ты же знаешь.

– Что? – спрашиваю я, смущенная внезапным изменением темы.

Она слегка улыбается.

– Не веди себя так, будто не знаешь, о чем я говорю. Еще будучи ребенком, ты боролась против того, чего от тебя ждут мама и папа, – сестра смеется, но это звучит печально. – Я всегда восхищалась этим в тебе. Твоя способность не волноваться о том, что все подумают.

Слова Адама из нашей поездки в университетский городок проплывают у меня в голове. Она всегда будет разочарована тобой.

– А ты? – спрашиваю я.

Она издаёт дрожащий вздох.

– Мне нравится моя жизнь. И всегда нравилась. Я действительно люблю Роджера, и у меня есть двое замечательных детей.

– Но?

– Но иногда мне жаль, что я не прочертила небольшую линию; не пожила для себя, прежде чем следовала по выстроенному плану.

– А я прочертила эту линию?

Энн фыркает.

– Пожалуйста, Эми. Ты перепрыгнула через забор. Мама просто не знает, как справиться с тобой.

– Вот почему она меня ненавидит?

– Она тебя не ненавидит. Она просто плохо ладит с людьми, которые сильнее ее.

Я позволяю этим словам просочиться в мои кости. Они согревают меня изнутри. Это возможно первый реальный разговор, который я когда-либо был у меня с сестрой. И, похоже, она действительно заботится обо мне.

– Адам пугает меня, – говорю я ей после очередной паузы молчания.

Она подталкивает мое плечо со счастливой улыбкой.

– Он бывает немного груб.

– Но? – спрашиваю я снова.

Сестра качает головой.

– Я бы все отдала, чтобы Роджер смотрел на меня так, как я видела, Адам смотрит на тебя.

Я морщу нос.

– Как это?

Она обнимает меня за плечо. Я не уверена, что моя сестра когда-то прикасалась ко мне просто так, кроме обязательных объятий на семейных сходах. Мне это нравится, и я погружаюсь в ее объятия.

– Как будто он не видит никого, кроме тебя, – говорит Энн мне и мечтательно улыбается. Будто представляет, каково это.

16 глава

– Где ты была? – я ощетинилась на грубый тон Адама, как только вошла в дверь нашей квартиры. Его тон изменяется, как только Адам видит мои красные опухшие глаза. Я даже не знаю, когда начала плакать, но осознаю, что вытирала слезы в машине пока ехала домой от моих родителей. Я не знаю, почему я так расстроена. Может быть, это эмоциональная перегрузка. Его руки лежат на моих плечах, и он пристально смотрит на меня. – Что случилось сегодня?

Оттолкиваю его руки, и ухожу на кухню, не зная, как объяснить все, что произошло сегодня.

– Я сегодня ходила к доктору Джеймисон, – говорю ему, и тянусь за бутылкой воды в холодильник.

– Я думал, ты сказала, что визит был отменен? – спрашивает он.

Я качаю головой и сажусь на диван.

– Мне просто нужно было поговорить с ней о некоторых вещах, а потом я оказалась в доме моих родителей.