Текст книги "Жизнь в авиации"

Автор книги: Степан Красовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Мы готовим, – сказал он, – командиров и начальников штабов крупных авиационных соединений. Не случайно наш факультет укомплектован людьми, имеющими большой опыт практической работы. Многие из них были на фронтах гражданской войны.

Во время этой беседы в аудиторию вошел начальник академии комкор А. И. Тодорский, автор известной книги "Год с винтовкой и плугом", о которой одобрительно отозвался Владимир Ильич Ленин. Я познакомился с Александром Ивановичем еще в 1922 году, когда он был командиром 2-го Кавказского стрелкового корпуса и заместителем Наркомвоенмора Азербайджана.

Тодорский приветливо поздоровался с нами и рассказал, как будет организован учебный процесс.

– Больше половины всего учебного времени, – подчеркнул он,– отведено на оперативно-тактическую подготовку. Вы изучите также партийно-политическое, боевое и материально-техническое обеспечение действий авиации. Особое внимание уделено изучению методов ведения воздушной разведки.

Начальник академии сказал, что нам предстоит самостоятельно, без помощи преподавателей, осваивать теорию боевого применения авиации, разрабатывать материалы для классных занятий и летно-тактических учений. Затем предстоят поездки в войска и на флот с целью изучения других видов Вооруженных Сил, двухмесячные лагерные сборы в Серпухове и участие в осенних общевойсковых маневрах. Заключительный этап учебы – обобщение накопленного опыта и составление разработки по оперативно-тактической подготовке. На современном языке – это дипломная работа.

Когда официальная беседа закончилась, Тодорский отозвал меня и дружески спросил:

– Ну как, в Азербайджан не тянет?

– С удовольствием побывал бы, да вот все дела...

И я рассказал Александру Ивановичу о своей жизни и службе после Азербайджана, о наших общих знакомых. Прощаясь, Тодорский сказал:

– Если будет что нужно, прошу без стеснения ко мне...

Одну из первых обзорных лекций о перспективах развития авиации нам прочитал начальник управления боевой подготовки штаба ВВС комдив С. Н. Богомягков. Он напомнил, что совсем недавно В. В. Хрипин писал: "У нас, в Воздушном флоте, сколько голов, столько и мнений по кардинальнейшим вопросам применения авиации, ее организации и управления". Так, например, бывший красный военлет и первый начальник авиации действующей армии А. В. Сергеев (Петров) в своей книге "Стратегия и тактика Красного воздушного флота" утверждал, что поскольку "никакой воздушной стратегии нет, а специализация авиации нам не по карману, то для Красной Армии, не насыщенной в достаточной мере пулеметами, артиллерией, автомобилями и другой техникой, авиация в больших размерах – роскошь, ненужная вещь". А единомышленник бывшего начавиадарма А. Григорьев пытался доказать, что большой воздушный флот нам вообще не нужен. И приводил "серьезный" аргумент: зачем, мол, могучая авиация стране, вооруженные силы которой служат лишь для самообороны...

– И знаете, кто дал достойную отповедь этим "теоретикам"?– спросил Богомягков. – Петр Ионович Баранов! Сейчас каждому ясно, что нашей стране нужен мощный Воздушный флот, чтобы защитить созидательный труд народа, строящего социализм.

С увлечением слушали мы лекции по воздушной стратегии. С принятием на вооружение самолетов ТБ-1 и ТБ-3, а затем ДБ-3 и СБ было положено начало формированию бригад тяжелобомбардировочной и фронтовой авиации. Потом тяжелые бригады сводились в корпуса, а корпуса – в армии. В 1936 году началось создание авиационной армии Резерва Главного Командования, которая предназначалась для ведения самостоятельных операций. Претерпела изменения и организационная структура бригад. Уже в годы первой пятилетки вместо смешанных авиационных бригад, состоявших из различных родов авиации, начали формироваться бомбардировочные, штурмовые и истребительные бригады.

Чтобы решать оперативно-стратегические задачи, авиации нужны были высококвалифицированные командные, штурманские и технические кадры. Постановления ЦК ВКП (б) "О командном и политическом составе РККА" от 25 февраля 1929 года и от 5 июня 1931 года предусматривали пополнение частей и учебных заведений ВВС за счет коммунистов и комсомольцев. Уже в 1933 году число коммунистов в авиации составляло около семидесяти шести процентов. По партийной мобилизации в авиацию пришли многие нынешние генералы и офицеры старшего поколения, на долю которых выпала вся тяжесть борьбы на фронтах Великой Отечественной войны.

С большим желанием шла в авиацию молодежь. IX съезд ВЛКСМ положил начало шефству комсомола над Военно-Воздушными Силами. А к X съезду комсомола в стране уже было более 1500 кружков и 232 планерные станции, которые только в течение одного 1935 года выпустили в самостоятельный полет более 20 тысяч пилотов-планеристов. Съезд доложил Центральному Комитету партии, что в 122 аэроклубах страны уже обучено летному делу три с половиной тысячи юношей и девушек.

Из года в год партия усиленно готовила резервы для авиации, без которых была бы немыслима победа в крупнейших воздушных сражениях Отечественной войны.

...После занятий мы шли обычно с комбригом П. И. Пумпуром в общежитие по Чапаевскому переулку, делились впечатлениями о прослушанных лекциях. В гражданскую войну Петр Иванович был мотористом, летать научился уже в мирное время. Высокий, сильный, он отличался философским спокойствием и прирожденным добродушием. Его любимая поговорка "Не спеши, но поторапливайся!" очень точно определяла весь склад души этого обаятельного человека.

Дома, за крепким душистым чаем, приготовленным моей женой, Пумпур с неповторимым юмором рассказывал какую-нибудь смешную историю.

– Хотите послушать, как Адам Залевский сдавал зачет по метеорологии? спросил он как-то.

– Рассказывай, – улыбнулся Андрей Таюрский.

– Преподаватель М. А. Бабиков повесил на доску синоптическую карту и спрашивает своим бархатным басом: "А скажите-ка, Залевский, какая погода в Астрахани?" Не моргнув глазом, Адам выпаливает: "Не знаю, я там никогда не был". Еще один подобный ответ, и доброжелательный, спокойный Бабиков вынужден отправить Залевского "на второй круг". "Готовьтесь, батенька, к зачету как следует..."

От учебных дел разговор переходит к международным событиям. В мире неспокойно. Итальянские фашисты напали на Абиссинию. Что-то будет с республиканской Испанией? Андрей высказал пожелание поехать туда. Мы рассмеялись.

– С такими восточными глазами лучше в Азию! – пошутил Пумпур.

Мы тогда не знали, что вскоре надолго расстанемся с Петром Ивановичем. После окончания учебы он в числе первых летчиков-добровольцев отправился в Испанию. Сражался в небе Мадрида и Барселоны. Встретились мы с ним уже на Севере, в 1939 году...

Занятия шли своим чередом. Лекции сменялись семинарами, потом начались войсковая практика, выезды на учения, подбор материала для разработки "Действия авиационного корпуса в наступательной операции".

Как известно, еще в начале тридцатых годов была разработана теория глубокой наступательной операции. Важная роль в ней отводилась и ВВС. Теперь окончательно утвердилось мнение, что авиация предназначается для совместных действий с сухопутными войсками и военно-морским флотом во всех видах их боевой деятельности. Вместе с тем не отрицалась необходимость проведения самостоятельных воздушных операций.

Эти взгляды нашли свое отражение в проекте Полевого устава 1938 года, в разработке которого принимали участие и преподаватели академии.

Многое дал нам оперативный факультет академии. До сих пор добрым словом мы вспоминаем С. А. Богомягкова, А. С. Алгазина, В. В. Хрипина, В. П. Афанасьева, М. Н. Никольского, А. Н. Лапчинского и других наставников и воспитателей, заложивших основы авиационной теоретической мысли в нашей стране. Курс аэродинамики читал автор широко известных в авиационном мире трудов "Штопор самолета" и "Теория полета" В. С. Пышнов, ныне заслуженный деятель науки и техники, генерал-лейтенант инженерно-технической службы.

После экзаменов все мои товарищи получили назначение и уехали к месту службы. Бывшие однокурсники Р. К. Ратауш, С. И. Руденко, В. Ю. Юнгмейстер, П. И. Пумпур, С. Ф. Жаворонков, Б. А. Туржанский, А. С. Колесов, Ф. Г. Мичугин, К. Н. Смирнов, И. Е. Богослов, А. И. Таюрский и другие занимали, а некоторые и ныне занимают ответственные посты в отечественной авиации.

В город на Неве я возвратился 31 декабря, в канун 1937 года. На Московском вокзале меня встретил начальник штаба 147-й скоростной авиационной бригады майор Юдаев, недавно закончивший академию имени Фрунзе.

Пока мы ехали на "эмке" – популярной в то время автомашине М-1, – Вениамин Федорович успел рассказать о положении дел в бригаде. Через полтора часа мы уже были в Сиверской. На стоянках – ряды зачехленных бомбардировщиков СБ с красивыми серебристыми крыльями.

Этот самолет мы изучали в академии. Его появлению предшествовала напряженная работа большого конструкторского коллектива во главе с Андреем Николаевичем Туполевым.

В ангаре академии ведущий конструктор А. А. Архангельский рассказывал нам, как самолетостроители решали сложную техническую задачу резкого улучшения летно-технических характеристик боевых машин путем создания и внедрения в серийное производство новой схемы скоростного моноплана.

Центральный Комитет партии и Советское правительство поставили перед авиационными научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими организациями задачу приступить к созданию скоростных, высотных самолетов, располагающих большой дальностью полета. Мы уже имели кое-какие достижения в этой области. Дальность серийных тяжелых самолетов возросла в пять-шесть раз, а потолок – в три-четыре раза. Куда сложнее обстояло дело со скоростью. Ученые двумя путями подходили к решению этой проблемы. Самый простой выход – дать самолету более мощные высотные двигатели. И наши молодые талантливые конструкторы А. А. Микулин, А. Д. Швецов, В. Я. Климов создали новые мощные авиационные моторы.

Увеличению скорости способствовали также конструкция свободнонесущего крыла с меньшей толщиной, жесткой и гладкой обшивкой взамен гофрированной, внедрение потайной клепки, гладкой окраски и полировки, убирающиеся в полете шасси.

7 октября 1934 года бомбардировщик, способный вести боевые действия совместно с сухопутными войсками и кораблями военно-морского флота в армейском и фронтовом тылу противника, впервые поднялся в воздух. А три месяца спустя начались летные испытания второй машины, во многом превосходившей по своим данным первую за счет удачного подбора двигателей М-100 конструкции В. Я. Климова. В начале 1936 года серийные СБ с двигателем М-100 стали поступать на вооружение частей. Прошло немного времени, и наша промышленность стала ежедневно выпускать до тринадцати бомбардировщиков такого типа.

В 147-ю бригаду непрерывно прибывали новые самолеты. Летчики эскадрильи Н. Ф. Науменко уже освоили машину, другие продолжали изучать материальную часть. Тренировались производить взлет и посадку, пилотировали в зоне.

Весной бригада начала готовиться к первомайскому параду и впоследствии получила хорошую оценку. Командовать 147-й бригадой мне пришлось недолго. Вскоре меня вызвали на заседание Военного совета округа и предложили вступить в обязанности командира 4-го тяжелобомбардировочного корпуса.

Сдав бригаду полковнику М. И. Котельникову, я выехал в Новгород.

Корпус состоял из трех бригад, которыми командовали полковники И. И. Кузнецов, Р. М. Ярыткин и П. Е. Моисеев.

В августе 1937 года состоялись большие летно-тактические учения. Корпус должен был осуществить "налет" на Ленинград. Перед истребителями и зенитчиками стояла задача отразить нападение с воздуха.

Было принято такое решение: первая бригада наносит удар по цели с запада, вторая – с востока, две эскадрильи третьей бригады осуществляют упреждающий налет с юга, отвлекая на себя истребителей прикрытия.

Разработанный план "налета" удалось осуществить.

На разборе учений командующий ВВС округа С. И. Тестов отметил, что бомбардировочный корпус с поставленной задачей справился успешно.

Осенью того же года под руководством командующего войсками Ленинградского округа командарма П. Е, Дыбенко были проведены окружные учения. 4-й корпус привлекался для выброски воздушного десанта, поэтому мне предоставили довольно скромную роль – посредника без определенных функциональных обязанностей.

Наши ТБ-3 с парашютистами комбрига А. С. Зайцева сосредоточились под Ленинградом. Погода неожиданно испортилась. Я доложил комдиву Тестову по аппарату СТ, что ветер достигает десяти – двенадцати метров в секунду. Если такие же метеоусловия и в районе учений, то парашютный десант надо заменить посадочным.

Однако моему сигналу не придали должного значения, и вылет состоялся.

Через несколько часов самолеты, выбросив десантников, вернулись. Экипажи доложили, что парашютисты не смогли приземлиться компактно, их разбросало на большой территории.

Ночью начальник штаба ВВС полковник А. В. Маковский приказал отправить самолетом в район учений ленинградских хирургов.

– Дело серьезное, – сказал комиссар корпуса П. С. Степанов. – Из-за чьего-то безответственного решения о выброске десанта люди получают увечья...

На следующий день к нам прилетели заместитель начальника политуправления округа корпусной комиссар Корпачев и начальник особого отдела Агеев.

– Какие вы приняли меры, чтобы отменить высадку десанта? – спросили они меня.

– Я предупреждал Тестова, что метеоусловия для выброски десанта неблагоприятны.

– Чем можете подтвердить? Где документ?

Я отправился на узел связи и принес телеграфный текст переговоров.

Для расследования происшествия была назначена правительственная комиссия, однако меня и Степанова больше ни о чем не спрашивали.

Осенью 1938 года меня вызвали в Ленинград, в отдел кадров ВВС.

– Хотим предложить вам должность начальника района авиационного базирования.

– Где?

– В Новгороде.

– Поеду куда угодно, только не в Новгород, – ответил я.

– Тогда в Мурманск.

– Согласен. Черт с ним, с моим радикулитом!..

Поезд несется среди гранитных скал, и в темноте, на фоне снегов, еще не видны, а лишь угадываются зубчатые очертания леса. За вагонным окном все нет и нет долгожданного рассвета, лишь всполохи северного сияния озаряют небо. Экспресс несется сквозь полярную ночь, в Мурманск, к месту моей новой службы.

Глядя на еще не совсем обжитый северный край, на застывшую в морозном убранстве землю, я вспомнил знаменитые лермонтовские стихи: "На севере диком стоит одиноко..." Нет, теперь уже здесь не то, совсем не то. Лет пять назад на Кольский полуостров приезжал Сергей Миронович. С той поры сильно изменился суровый северный край. Чуть-чуть в стороне от железной дороги построен большой город. Он получил имя Кировск.

Сосед по купе, ленинградский геолог, с увлечением рассказывает о несметных богатствах, таящихся в недрах Хибинских гор:

– Здесь, на Кольском полуострове, мои коллеги в начале тридцатых годов нашли большие залежи апатита – ценного минерала, пригодного для выработки удобрений. Горы, где обнаружены запасы этого минерала, местные жители называли Хибинами, а тундру вокруг них – Мончетундрой. Теперь там многое понастроено... Впрочем, приедем – сами убедитесь! Так вот, когда наш Мироныч побывал здесь, было принято решение построить большой комбинат. После нашего брата-геолога сюда столько народу понаехало, что здешних мест не узнать!

Геолог так живо рассказывал об интересных делах зачинателей, что предстоящая работа показалась мне не такой уж трудной, как еще несколько часов назад рисовало воображение.

Наша задача состояла в том, чтобы изучить Кольский полуостров и примыкающие к нему районы Карелии в авиационном отношении, подыскать площадки, пригодные для строительства аэродромов. Маленький деревянный домик на окраине Мурманска стал нашим штабом. Мы занимали две небольшие комнаты, а в двух других располагались сотрудники ленинградского отделения Академии наук СССР, изучавшие климатические условия Кольского полуострова.

Как только бесконечная ночь стала переходить в полярный день и над головой замаячил тусклый диск солнца, мы предприняли первую экспедицию примерно километров за тридцать от города. А спустя полмесяца на оленях отправились в глубь тундры. Взяли с собой копченую колбасу, сухари, спальные мешки, палатки, охотничьи ружья, а также необходимое оборудование для анализа почв, каменистых пород и воды. Начались пешие переходы по тридцать – сорок километров, ночлеги у костра. Обнаружив подходящее место для будущего аэродрома, разбивали лагерь и обстоятельно исследовали все, что было возможно в наших условиях.

С наступлением тепла в тундре появились тучи комаров. Пришлось сделать накомарники, достать резиновые болотные сапоги, без которых невозможно было продвигаться.

Подлинным энтузиастом в нелегком деле, которым мы занимались, стал инженер А. И. Хотимский. Под его руководством началось строительство первого из найденных нами летных полей. Предстояло выполнить большой объем земляных работ, и мы обратились за помощью в обком партии. Секретарь областного комитета М. И. Старостин очень внимательно отнесся к нашей просьбе и, несмотря на то что в городе не хватало строителей для сооружения жилых и промышленных зданий, выделил специалистов.

Работы по вводу в строй разведанных аэродромов пошли полным ходом летом, когда в наше распоряжение прибыло несколько инженерно-строительных батальонов. К осени мы уже имели на Кольском полуострове достаточное количество аэродромов.

Вскоре в небе Заполярья появились истребители И-15 и И-16. Командир полка майор Н. Г. Серебряков, мой знакомый по Сиверской, увидев меня в необычной роли строителя аэродромов, спросил:

– На командную работу не тянет, Степан Акимович?

Что я мог ему ответить. Конечно, тянуло. Правда, новая работа очень увлекла меня, и я даже мечтал о кое-каких перспективах на будущее, связывая свои планы с авиационным тылом.

Осенью к нам прибыли командующий войсками Ленинградского военного округа К. А. Мерецков, комбриг И. И. Копец, работники штаба. В вагон командующего были приглашены командиры частей Мурманского гарнизона.

– Ну, как вы тут развернулись, Красовский? – встретил меня вопросом Мерецков. – Что успели подготовить?

Я доложил о результатах нашей работы в Мончегорской тундре. Видимо, доклад удовлетворил Мерецкова, потому что он тут же стал расспрашивать командира 105-й стрелковой дивизии, есть ли у него накомарники, термосы, вещевые мешки, болотные сапоги. Выяснилось, что ничего этого у пехотинцев нет.

– А у вас есть? – снова обратился ко мне Мерецков.

– Есть.

– Ну вот, видите, – подытожил Кирилл Афанасьевич, – пехота сидит в Мурманске и не хочет из города носа высовывать, а авиаторы всю тундру облазили... Мы, товарищи, живем накануне больших событий. Вы ведь знаете, что происходит сейчас на Западе. В такое время негоже отсиживаться в тепле...

В ходе беседы выяснилось, что в Мурманске будет авиационное соединение.

– Товарищ Красовский, вы назначаетесь командиром бригады, – неожиданно объявил К. А. Мерецков.

Вскоре меня утвердили командующим ВВС 14-й армии.

Военно-воздушные силы 14-й армии состояли главным образом из отдельных подразделений. Эскадрильями ДБ-3 командовали товарищи В. Г. Тихонов и Дашкевич, СБ – А. В. Иванов и Д. Д. Валентик, И-16 – Тряпишников, смешанным полком – Н. Г. Серебряков.

В условиях начавшейся второй мировой войны все мы, люди военные, чувствовали, как накаляется международная обстановка, и отдавали себе отчет в том, что над нашей страной сгущаются тучи. Большая война была не за горами. Как бы прологом к ней явились военные события, происшедшие сначала на Востоке, а затем и на Северо-Западе.

Наш северный сосед – Финляндия – в то время проводил по отношению к СССР явно недружелюбную политику. На советско-финляндской границе было неспокойно. В конце ноября началась советско-финская война.

В этой войне основные решающие операции велись южнее, на Карельском перешейке. Наша 14-я армия вместе с поддерживающей ее действия авиацией имела относительно скромные задачи: нужно было оборонять Мурманск, прикрывать Кировскую железную дорогу, на отдельных разобщенных направлениях вести наступательные действия против северной группы финской армии.

Суровые условия снежной и морозной зимы, темнота полярной ночи сковывали действия войск обеих сторон. На земле борьба шла в приграничной зоне и выливалась в отдельные бои местного значения.

Нелегко было воевать нашим пехотинцам, лыжникам, танкистам. Трудно было и авиаторам. Летчики, прибывшие на Север всего за несколько месяцев до начала войны, не успели как следует освоиться в новой для себя обстановке. Опыт приобретался постепенно, уже в ходе боевых действий.

Остро ощущался недостаток средств связи. Из-за плохой работы связи с трудом удавалось непрерывно поддерживать взаимодействие авиации с частями и соединениями сухопутных войск. Чаще всего летчикам приходилось самим отыскивать цели. Это были обычно узлы дорог, отдельные населенные пункты, где скапливался противник.

В ходе боевых действий выяснилось, что у финнов на нашем участке фронта крупных сил не было. И все же, применяя мелкие группы и отряды, неприятель оказывал упорное сопротивление. Ночные налеты лыжников вносили беспокойство и требовали дополнительных сил для охраны штабов и тыловых объектов.

Наши войска продвигались медленно. Если на пути наступавших встречалась огневая точка, подразделение останавливалось, организуя дополнительную разведку. Это приводило к излишней потере времени. В действиях многих командиров чувствовались нерешительность, скованность, объяснявшиеся, видимо, отсутствием боевого опыта или боязнью взять на себя инициативу.

В воздухе наши авиаторы почти никакого сопротивления не встречали. Лишь отдельные объекты противника прикрывались зенитной артиллерией.

В январе 1940 года на должность командующего ВВС 14-й армии прибыл полковник Т. Т. Хрюкин, прошедший испытание огнем в небе Китая вместе с другими советскими летчиками. Меня назначили его заместителем по бомбардировочной авиации, Короткова, приехавшего с Тимофеем Тимофеевичем, – по истребительной. Прислали группу инструкторов, побывавших в Испании. Среди них был и Петр Иванович Пумпур.

– Прибыл к тебе, Степан Акимович, передавать боевой опыт. Будем истребителей на цели наводить стрелами. В Испании этот способ себя оправдал.

Петр Иванович быстро изобразил на бумаге линию фронта и места, где, по его мнению, следовало расположить стрелы.

– Ну что ж, опыт не очень-то солидный, но тем не менее, когда на истребителях нет радио, может пригодиться. Говорят, на безрыбье и рак рыба...

Пумпур рассмеялся и, перейдя на серьезный тон, продолжал:

– Мы получили в Испании неплохой опыт воздушных боев с фашистами. Оружие на самолетах надо срочно менять. Истребителям нужно пушечное вооружение.

В подтверждение Петр Иванович сослался на один из воздушных боев над Барселоной, когда ему вместе с другими истребителями-республиканцами пришлось отражать вражеский налет.

– Встретился я с итальянским бомбовозом "савойя". Бью по нему из пулеметов ШКАС, а он летит как ни в чем не бывало. Зло меня разобрало. Повторил атаку, и опять все пули, словно в перину, всадил... Третья атака тоже не принесла удачи. И когда боекомплект уже был на исходе, подошел почти вплотную и ударил по бензобакам. Наконец-то бомбардировщик загорелся. В общем, помотал меня итальянец, но и кое-чему научил. Мелковаты наши пульки для фашистских самолетов. А как вы тут воюете?

– Бомб бросаем много, а результаты малоэффективны. Одним словом, похвастаться пока нечем. Надо еще очень многому учиться, чтобы успешно воевать.

Военные действия носили очень своеобразный характер. Сплошной линии фронта не было. К нам в тыл то и дело прорывались диверсионные отряды вражеских лыжников. Однажды перед рассветом меня разбудил начальник погранвойск комбриг К. Ф. Синилов:

– Наша застава у Нот-озера ведет тяжелый бой с противником. Дом, в котором обороняются бойцы, окружен. Выручайте.

Мелькнула тревожная мысль: "А вдруг финны прорвались на тот аэродром, где базируются две наши эскадрильи на самолетах СБ?" Я немедленно поехал на аэродром, но там было все спокойно.

Для поддержки заставы с воздуха вылетело звено И-15 во главе с Борщевским. Летчики рассеяли вражеских солдат, но увлеклись атаками, не рассчитали запаса горючего на обратный путь при встречном ветре и были вынуждены сесть на территории противника. Уничтожив самолеты, они решили добираться в часть пешком, однако в пути обморозили руки и ноги и наскочили на вражескую засаду. Лишь несколько месяцев спустя им удалось вернуться из плена и снова встать в строй воздушных бойцов.

Наступил февраль. Заканчивалась полярная ночь. На горизонте стал появляться оранжевый диск солнца.

Наши сухопутные войска и авиация стали действовать гораздо активнее. Чувствовалось, что приобретенный опыт не остался втуне. Летчики хорошо освоили район полетов, научились грамотно эксплуатировать самолеты зимой. Это придавало им уверенность. Повысилась эффективность бомбовых ударов, улучшилось качество воздушной разведки.

Радовали известия, приходившие к нам с Карельского перешейка. Прорыв "линии Маннергейма" развивался успешно. Наши войска продвигались к Выборгу.

Советско-финская война закончилась в марте. А вскоре после окончания военных действий меня вызвали в Москву. По пути я остановился в Ленинграде, чтобы представиться начальнику ВВС округа комкору Е. С. Птухину.

Птухина я знал давно. Он много и серьезно учился, отлично летал, обладал хорошими организаторскими способностями, – словом, рос быстро. И теперь, когда за плечами у него был опыт испанских боев, ему доверили высокий пост.

Встретил он меня доброжелательно. Мы обменялись новостями, вспомнили старых друзей.

Вскоре я уехал в Москву, к начальнику ВВС комкору Я. В. Смушкевичу. Вхожу в кабинет, а Якова Владимировича нет за столом.

– Заходите, заходите! – услышал я голос из глубины комнаты.

Заглянул за ширму и увидел Смушкевича лежащим на кушетке, забинтованного, но веселого, неунывающего, каким я знал его раньше, на политработе. В двадцатых годах мы довольно часто встречались на совещаниях, а потом почти одновременно перешли на командные должности. Смушкевич переучился на летчика, стал командиром, воевал в Китае и в Испании. Впоследствии за подвиги дважды был удостоен звания Героя Советского Союза.

Несколько позже этой встречи генерал-майор авиации Г. М. Прокофьев, один из добровольцев, сражавшихся в небе Испании, рассказывал мне о Я. В. Смуш-кевиче:

– "Генерал Дуглас" – так называли республиканцы Якова Владимировича пользовался широкой популярностью. В кожаной куртке, широком черном берете, он мало чем отличался от других наших летчиков, но испанцы хорошо знали его. На аэродромах и на улицах Мадрида я не раз слышал, как, завидев Смушкевича, десятки людей приветствовали его возгласами: "Вива! Руса вива!"

"Генерала Дугласа" знали как героя Гвадалахары. А само это слово очень о многом говорило сердцу республиканцев. Именно там, под Гвадалахарой, был разгромлен итальянский экспедиционный корпус, нацеленный фашистами на Мадрид.

Весной 1937 года фронт перед столицей Испании оказался почти оголенным. Разрозненные заслоны республиканских частей, оказавшиеся на пути итальянцев, конечно, не смогли бы оказать серьезного сопротивления. Да враг и не принимал их всерьез, считая, что путь к Мадриду открыт. И вдруг свершилось чудо. Враг побежал под Гвадалахарой!

Случилось это в ненастные дни, когда фашистская авиация сидела на своих аэродромах. К Мадриду двигались плотные колонны войск противника. Убежденные в том, что республиканские летчики не смогут вылететь, итальянцы продвигались на грузовиках, как на параде, даже не помышляя о рассредоточении. И вот над Французским шоссе появились бомбардировщики, штурмовики, истребители. На врага посыпались бомбы, обрушился ливень пулеметного огня. Создалась пробка из горящих машин. Фашисты оказались в ловушке.

А напор с воздуха все возрастал. Одна группа республиканских самолетов сменяла другую. Три дня, не зная передышки, республиканская авиация вместе с танкистами крушила итальянский корпус. Это был какой-то "воздушный конвейер", как рассказывали потом пленные. "Откуда у республиканцев столько авиации?" не без удивления спрашивали они.

Между тем авиации у республиканцев было очень мало, но Смушкевич так организовал дело, что враги считали, будто перед ними по меньшей мере воздушная армада. "Генерал Дуглас" был душой массированных действий, закончил рассказ Г. М. Прокофьев.

...Увидев Смушкевича распластанным на кровати, я хотел было выйти из кабинета, но Яков Владимирович жестом предложил мне сесть:

– Понимаете, Красовский, открылись старые раны. Упал на Р-10 в тридцать восьмом году, поломал ноги. С тех пор часто приходится ложиться в постель...

Я понял, какая нужна сила воли, чтобы в таком состоянии оставаться на работе, заниматься множеством текущих дел.

– Как там на Севере? – спросил Смушкевич. Я доложил.

– Видимо, не только у вас, – сказал Смушкевич,– но и на других участках фронта были существенные недостатки. Плохо мы знаем технику, тактику и возможности противника. А без этого нельзя успешно воевать.

Яков Владимирович еще долго говорил о необходимости тщательной подготовки к военным действиям, которые нам рано или поздно придется вести с империалистами. Особое внимание он обращал на боевую выучку молодежи. Посмотрев на меня, Смушкевич решил:

– Думаю, что лучше всего вам поехать в Краснодар, начальником училища. Дело очень важное и нужное.

– Я никогда не был начальником училища, но работу с молодежью люблю, поэтому охотно еду.

– Советую побывать здесь, в школе спецслужб, приглядеться, как организован учебный процесс. Желаю успехов, Степан Акимович!

Мы тепло попрощались.

Из штаба ВВС я сразу же поехал в Петровский парк, к стадиону "Динамо", где размещалась школа спецслужб. Ее начальником был мой старый знакомый Б. Я. Машенджинов. Рассказав ему о своем новом назначении, я попросил познакомить меня со школой, организацией и планированием учебного процесса.

– Пожалуйста, смотри, вникай. Если потребуется какая-либо консультация, всегда к твоим услугам.

Два дня я пробыл в школе спецслужб и снова поехал в штаб ВВС, чтобы получить командировочное предписание. Там встретил комдива Ивана Ивановича Копеца.

– Ты что тут делаешь? – дружески здороваясь, спросил он.

– Жду командировочное предписание. В Краснодар еду, начальником училища.

– А может, переиначим, пока не поздно. Я назначен командующим ВВС Белорусского округа. Хочешь работать моим заместителем? Родные для тебя места. Подумай и позвони мне вечером в гостиницу "Метрополь".