Текст книги "Жизнь в авиации"

Автор книги: Степан Красовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Мне предоставилась возможность самому убедиться в высокой эффективности ударов авиации. Однажды я вместе с несколькими офицерами ехал на машине к командующему 1-й гвардейской армией генералу В. И. Кузнецову. Неподалеку от Миллерово мы увидели впечатляющую картину. Это было огромное кладбище вражеской боевой техники. На заснеженных полях всюду чернели остовы подбитых танков, бронемашин. На узенькой полузанесенной дороге недвижно стояла огромная автоколонна. Во многих кузовах застыли, как на остановившемся кинокадре, аккуратные ряды солдат: они были убиты и замерзли в машинах. Смерть, которую фашисты несли советскому народу, косила их самих, свершая справедливое возмездие.

Тридцать шесть тысяч самолето-вылетов совершили летчики 8, 16-й и 17-й воздушных армий за время контрнаступления. Прав оказался Г. А. Ворожейкин, когда напутствовал меня осенью в Главном штабе ВВС. Превосходство в самолетах, а значит, и в воздухе впервые за всю войну оказалось на нашей стороне.

Прошли времена, когда в небе, опаленном дымом пожарищ, ноющий, прерывистый гул "юнкерсов" заглушал рокот наших самолетов. Прошли безвозвратно!

Фашистская авиация понесла невосполнимые потери. Вот что пишет по этому поводу бывший офицер генерального штаба немецких ВВС Греффрат: "Немецкие ВВС понесли во время действий под Сталинградом большие потери. За период с 19 ноября по 31 декабря 1942 года немцы лишились около трех тысяч самолетов. В это число входят не только сбитые самолеты, но и захваченные русскими на аэродромах. Было потеряно огромное количество боеприпасов, а также много техники и прочего имущества"{8}.

В результате длительной и ожесточенной борьбы с немецко-фашистской авиацией советские Военно-Воздушные Силы добились преимущества в воздухе. Этим было положено начало завоеванию стратегического господства в воздухе на всем советско-германском фронте.

Силы фашистских войск, находившихся в котле, таяли. Наши войска в январе начали решительный штурм окруженной группировки. 2 февраля 1943 года бои в районе Сталинграда закончились. Красная Армия одержала блестящую победу, завершив разгром трехсоттысячной окруженной армии.

Победа советской авиации в битве на Волге – результат неуклонного роста советской экономики и авиационной промышленности, самоотверженного труда наших трудящихся в тылу.

Наш успех явился результатом высокого морального духа личного состава авиации. Советские летчики, штурманы, техники, мотористы, оружейники показали свою беспредельную преданность Коммунистической партии, Советскому правительству и нашему народу.

За участие в битве на Волге почетное звание гвардейских впервые за время Великой Отечественной войны было присвоено девяти авиационным дивизиям. В боях на Волге и Дону родилась слава советских летчиков И. С. Полбина, В. Д. Лавриненкова, А. В. Алелюхина, Амет-Хан Султана, С. Д. Пруткова, Л. И. Беды, П. Я. Головачева, В. С. Ефремова, А. К. Рязанова, Г. И. Белицкого, И. Д. Антошкина и многих других.

Память о замечательных боевых делах советских летчиков в битве на Волге будет жить вечно.

В то время как Донской фронт уничтожал врага под Сталинградом, Юго-Западный фронт вместе с Воронежским и Южным фронтами продолжал продвигаться на запад. В феврале – марте наши войска вступили в ожесточенные бои с противником в районе Харькова. Схватки в небе носили упорный характер.

Во время боев под Харьковом потери авиации были с обеих сторон. Я прибыл в 294-ю истребительную дивизию. Меня встретил подполковник В. В. Сухорябов. Командир дивизии доложил причины невозвращения с боевого задания командира 183-го полка подполковника Александра Васильевича Хирного и командира эскадрильи младшего лейтенанта А. Н. Гришина.

Мне принесли их личные дела. Я листал аккуратно подшитые страницы, и перед глазами как бы ожили короткие, но прекрасные биографии отважных летчиков-истребителей. Как были похожи они на биографии сотен других авиаторов, сделавших немалый вклад в строительство советского Воздушного флота, прославивших Родину замечательными победами над врагом в годы Великой Отечественной войны!

А. В. Хирный родился в 1907 году в городе Харькове. Рос он в большой рабочей семье. Отец был истопником, мать – уборщицей. В тяжелые годы реакции и начавшейся первой мировой войны трудовой люд был обречен на голод и нищету. Чтобы прокормить семерых детей, отец и мать искали случайный заработок, и вечерами, а то и ночью он колол дрова, грузил вещи, а она убирала квартиры в домах богатеев.

Семья была дружная. Ребята все, как один, росли смышлеными, способными к учению. Одна беда: недоставало средств. И детям приходилось оставлять школу. Саше удалось окончить только три класса городской начальной школы. Двенадцатилетний паренек начал трудовую жизнь. Не до учебы тут было: шла гражданская война, Харьков захватили белогвардейцы.

С четырнадцати лет Саша Хирный работает по найму сначала учеником, затем чернорабочим, в семнадцать – грузчиком на элеваторе.

В тяжелом труде ковался характер будущего летчика. И хотя положение рабочего класса после Октября 1917 года существенно изменилось, в первые годы Советской власти трудящимся пришлось строить новую жизнь, преодолевая многие тяготы и лишения. Потом и мозолями завоевывали они право на светлое будущее.

Молодому рабочему очень хотелось продолжать учебу, приобрести хорошую квалификацию. Наконец его мечты стали сбываться. В 1926 году Александра приняли на завод "Свет шахтера". Родным домом стал для него коллектив передового предприятия, богатого славными революционными и трудовыми традициями. Здесь он получил хорошую специальность, стал шлифовальщиком-инструментальщиком. Его приняли в комсомол, дали путевку на вечерний рабфак.

В 1931 году партия решила направить лучших коммунистов и комсомольцев в авиацию. Среди посланцев харьковской парторганизации был Александр Васильевич Хирный. Быстро пролетели полтора года учебы в школе пилотов. Инструкторы и преподаватели отмечали большое усердие курсанта Хирного, его незаурядные способности. С хорошими и отличными оценками завершил он теоретическое и практическое обучение.

В декабре 1933 года в одну из авиационных частей Киевского военного округа прибыло пополнение. Среди молодых летчиков-истребителей выделялся стройный, ясноглазый двадцатишестилетний пилот А. В. Хирный. Успехи молодого авиатора были скоро замечены командирами. В 1935 году он был выдвинут на должность инструктора техники пилотирования. На следующий год за успехи в боевой и политической подготовке Александр Васильевич был награжден орденом "Знак Почета".

В 1937 году часть, в которой служил А. В. Хирный, перебазировалась на Дальний Восток. Нужно было укреплять оборону наших дальневосточных рубежей: японская военщина, оккупировав Маньчжурию, не раз устраивала инциденты на границах с СССР.

От Читы на юго-восток, через станции Карымская, Оловянная, Борзя, по пустынным степям шла железная дорога в Маньчжурию. Только редкие разъезды встречались на пути. Не было у разъездов даже собственных наименований, одни номера – 111-й, 74-й, 77-й... На одном из разъездов и разгрузились эшелоны с самолетами осенью 1937 года.

Авиаторам пришлось рыть твердый, как скала, грунт, готовить себе жилище, оборудовать стоянки. За лопату и кирку взялись все – от командира эскадрильи до штабного писаря. В суровые морозы осваивали авиаторы новый район. Вместе с тем они выполняли планы летной подготовки. И среди передовиков, энтузиастов строительства и боевой подготовки был лейтенант Хирный.

С началом военных действий на реке Халхин-Гол А. В. Хирный становится командиром эскадрильи в прославленном 22-м истребительном авиаполку, которым командовал Герой Советского Союза Г. П. Кравченко. Комэск водит свою девятку на прикрытие сухопутных войск. В первых воздушных боях формируются тактические приемы, отрабатываются способы атак. Мужество и мастерство Александра Васильевича были высоко оценены Родиной: его грудь украсил орден Красного Знамени.

В 1940 году помощник командира истребительного авиационного полка майор Хирный был направлен на курсы штурманов при Военно-воздушной Краснознаменной академии. В выпускной аттестации слушателя начальник факультета записал: "А. В. Хирный является грамотным, прилежным штурманом-истребителем. Теоретический курс усвоил хорошо. Может быть использован на должности штурмана истребительной части, соединения".

Вскоре Александр Васильевич приступил к формированию 183-го истребительного авиационного полка, дислоцировавшегося в Белоруссии. Молодой командир горячо взялся за дело. В напряженной работе быстро летели дни. Сколачивание полка далеко еще не удалось завершить, как грянула война.

Для майора Хирного, как и для многих наших летчиков, начались суровые, полные драматизма боевые будни. Он первый раз встретился с врагом под Минском, затем вылетал на прикрытие Смоленска, позднее сражался под Москвой. Личным примером учил командир полка своих летчиков.

В конце 1942 года измотанный в тяжелых боях 183-й истребительный полк командование отвело на отдых и переучивание. В часть прибыли молодые летчики. На одном из сибирских заводов авиаторы получили новые самолеты Як-7б.

Ранней весной 1943 года полк вновь на фронте. Молодые летчики рвутся в бой, но им не хватает выучки, опыта, тактической грамотности. Доучивать истребителей приходилось в боевой обстановке. И когда под Харьковом во второй половине марта положение в воздухе стало особенно напряженным, командир полка сам повел в бой своих питомцев.

И вот А. В. Хирный не вернулся с боевого задания. Почему? После разговора с летчиками картина прояснилась. Сопровождая звено пикирующих бомбардировщиков Пе-2, истребители понесли потери от "Мессершмиттов-109". Вступив в неравный бой, группа подполковника Хирного сорвала нападение вражеских истребителей на самолеты Пе-2. Но этот результат был достигнут слишком дорогой ценой. Очевидно, причина заключалась не только в том, что противник располагал количественным превосходством. Сказалась также недостаточная выучка молодых летчиков.

При подходе к цели четыре Me-109 внезапно атаковали пару младшего лейтенанта Гришина, летевшего в ударной группе. Его напарник сержант Запара был подбит и, выйдя из боя, произвел вынужденную посадку на нашей территории. Командир эскадрильи остался без ведомого. Этим немедленно воспользовались фашистские летчики. Затем "мессершмитты" атаковали пару подполковника Хирного, летевшего с лейтенантом Савченко. Ведомый увидел самолет противника слишком поздно, в тот момент, когда "мессершмитт" подошел к Хирному на дистанцию двухсот метров. Савченко бросился на выручку, но оружие отказало. Безоружный летчик был подбит и совершил вынужденную посадку. Командиру полка пришлось вести воздушный бой одному. Атаки следовали одна за другой. Одна из очередей "мессера" стала роковой.

Пара лейтенанта Литвиненко, непосредственно сопровождавшая самолеты Пе-2, не принимала участия в бою и вернулась на свой аэродром. Как погибли Хирный и Гришин, они не видели. Этот случай стал предметом большого разговора в частях воздушной армии. Почему мы несем подчас неоправданные потери? Почему слабо отработано взаимодействие в паре и ведомый не предпринимает необходимых мер для того, чтобы стать надежным щитом ведущего? Почему молодые летчики зачастую забывают об осмотрительности? Эти и другие вопросы волновали летный состав. Чтобы решить их, надо было шире наладить обмен опытом, организовать учебу во фронтовых условиях.

Помню, с каким интересом слушали молодые летчики рассказ штурмана полка Героя Советского Союза П. А. Пологова. Он говорил о том, что техника пилотирования у истребителя должна быть безукоризненной, а все движения рулями надо отработать до автоматизма. В ходе беседы Пологов приводил интересные примеры.

– Был у нас командир полка, – рассказывал Пологов,– который почти не летал. И вот летом 1942 года ему пришлось выполнять боевую задачу. Вылетели мы рано утром на прикрытие войск в районе Воронеж, Усмань. Командир был ведущим, я прикрывал его. В районе станции Усмань на высоте двух тысяч метров встретили мы два Me-109. Слышу команду: "Прикрой, иду в атаку" – "Вижу, понял!" При сближении ведущий самолет ЛаГГ-3 вдруг потерял скорость и свалился в штопор. Я передаю: "Выводи из штопора!" Он выводит из правого, а самолет переходит в левый – и так до земли. Все, кто наблюдал за боем, считали, что командира сбили. Появились у молодых летчиков нехорошие мысли. Вот, мол, сбили самого командира полка. Мало кто знал, что командир летал плохо, а стрелял и того хуже...

Пологов продолжал рассказ:

– Нередко мы несли потери оттого, что среди некоторой части летчиков, особенно необстрелянных, проявлялось зазнайство, недооценка противника, этакое шапкозакидательство.

В сентябре 1942 года перегоночная группа доставила с завода самолеты. Вечером летчики-фронтовики пришли на ужин. Заметив их боевые награды, тыловики начали не очень уважительный разговор: навешали, мол, орденов и медалей... "Летите завтра на задание и посмотрите, как достаются награды, – ответил один из орденоносцев. – Как правило, противник появляется утром. Пока вы машины не передали, попробуйте в воздухе. И нам помощь, и вам польза".

Утром четверка новичков поднялась в небо. На всякий случай я полетел с ними. Минут через пять встретили пару самолетов противника. Четверка вступила с ней в бой. И сразу же бросилось в глаза, что новички дерутся неграмотно. Взаимодействие между летчиками не только в звене, но и в паре не было отработано. Противник сразу определил, что перед ним неопытные бойцы, и перешел в атаку. Пришлось мне помогать новичкам. Одного гитлеровца я поджег, а другой успел подбить двух перегонщиков. Ребята поняли, что в боевой обстановке за тактическую неграмотность приходится расплачиваться кровью...

В марте 1943 года из-под Харькова меня вызвали в Новый Оскол. Маршал авиации Г. А. Ворожейкин приказал вновь принять 2-ю воздушную армию. Начальником штаба назначили Ф. И. Качева, знающего авиацию, требовательного генерала, начальником оперативного отдела – полковника Г. М. Василькова, начальником тыла – генерала В. И. Рябцева.

Штаб сразу же начал разработку плана боевого применения авиации в оборонительной операции. Военный совет утвердил наш план и возбудил ходатайство о пополнении армии соединениями из Резерва Ставки.

В состав 2-й воздушной армии входили 4-й авиационный корпус под командованием И. Д. Подгорного, 1-й штурмовой корпус Героя Советского Союза В. Г. Рязанова, 1-й бомбардировочный корпус генерала И. С. Полбина, 291-я дивизия Героя Советского Союза полковника А. Н. Витрука. Кроме того, к нам прибыли 5-й истребительный корпус под командованием генерала И. Д. Климова, 8-я гвардейская авиационная дивизия генерала Д. П. Галунова и другие части.

Получив пополнение, 2-я воздушная стала полнокровным авиационным объединением. Ее части и соединения развернули подготовку к летним боям.

Решающий год

Накануне поединка

С высокого бледно-синего неба доносится то нарастающий, то затихающий гул моторов пикирующих бомбардировщиков. Адъютант Семен Павличев передает мне бинокль и говорит:

– Посмотрите, как красиво пикируют. Чуть ли не отвесно.

Мы едем на аэродром полбинцев. Открытый "виллис" несется по ровной, как стол, степной дороге. Вокруг расстилаются зеленеющие поля, ветер доносит аромат цветущих яблонь. На израненную курскую землю пришла вторая военная весна.

Я подношу бинокль к глазам. Машину трясет, и трудно удержать в поле зрения летящие самолеты. Наконец становится отчетливо видно, как бомбардировщик выходит к расчетной точке и вдруг, будто с кручи, устремляется вниз. Замечаю, как одна за другой от машины отделяются две черные капли. Это бомбы. Сейчас прогремят взрывы... Вслед за первым самолетом готовится ринуться в пике второй, третий, четвертый...

Сверху, где ныряют бомбардировщики в пике, и почти у самой земли носятся истребители прикрытия. Молодец Полбин! И учебное бомбометание проводит под прикрытием истребителей.

– На войне, как на войне, Степан Акимович! – задумчиво произносит известную поговорку начальник штаба генерал Качев. – Не прими Полбин мер, "мессеры", может быть, сунулись бы к бомбардировщикам. А тут попробуй!

Да, война многому научила его. Нынешнюю систему прикрытия своих бомбардировщиков он выработал еще там, в боях над Волгой и Доном. Просто и надежно. Пока пикировщики с огромной скоростью, доходящей до девятисот километров в час, идут к земле, немецкие истребители не могут взять их в кольцо прицела. "Мессершмитты" обычно подстерегают "петляковых" при вводе в пикирование, когда все внимание летчика и штурмана сосредоточено на прицеливании, или при выходе из него, когда скорость самолета резко падает. Полбин предложил разделить истребительное прикрытие на две группы: одна остается на высоте ввода самолетов в пике, другая уходит вниз и ждет, когда пикировщики сбросят бомбы и снова начнут горизонтальный полет.

Здесь, над учебным полигоном, отрабатывая задачу на бомбометание с пикирования, полковник И. С. Полбин, конечно, руководствовался не только мерами предосторожности: учились взаимодействию с пикировщиками.

Пыльная грейдерная дорога, по которой непрерывным потоком двигались танки, тягачи с орудиями, машины с пехотой, ушла в сторону, и мы по проселку направились к опушке молодого лиственного леса, где стояли замаскированные самолеты. Чуть подальше, за широкой лощиной, раскинулся полигон. Это был очерченный плугом скат лощины с небольшим кругом внутри, посредине которого виднелся выкрашенный известью белый крест. Туда-то и устремлялись бомбардировщики. Вся земля близ креста была перепахана бомбами.

Полбин сидел возле радиостанции с микрофоном в руках и что-то передавал экипажам, находящимся в воздухе. Увидев нас, он отдал микрофон командиру дивизии Ф. И. Добышу.

Мы поздоровались.

– Молодые экипажи тренируются, – доложил Иван Семенович. – Теперь у нас нет никого, кто бы не овладел бомбометанием с пикирования.

В серых глазах Полбина лучились веселые искорки. Чувствовалось, что он доволен своими летчиками. От всей его крепкой фигуры веяло силой и уверенностью. Ворот шерстяной гимнастерки туго охватывал загорелую шею. Загар оттенял белоснежный подворотничок.

Это была вторая встреча с Полбиным. Первая произошла незадолго до моей поездки на аэродром, когда полковник представился мне как командир бомбардировочного корпуса. Тогда я узнал, что Иван Семенович начал войну под Москвой, а до этого несколько лет служил в Забайкалье. В боях на Халхин-Голе получил орден Ленина, на Волге удостоен звания Героя Советского Союза.

– Где были последнее время? – поинтересовался я тогда.

– В Москве, инспектором при штабе ВВС. Три с половиной месяца только и выдержал... Работа оказалась не по моему характеру, и я снова попросился в действующую армию...

Говорят, что первое впечатление – не самое верное, но оно не обмануло меня. Широкая русская натура Полбина привлекала к себе людей многими качествами: смелостью, отвагой, неустанными поисками, творческим дерзанием.

Вот и на этот раз Иван Семенович удивил меня новостью:

– А у нас тут, товарищ командующий, один летчик высший пилотаж на "петлякове" выполняет, – и тут же рассказал мне о Панине – одном из лучших воздушных разведчиков корпуса.

Панину нужно было облетать машину, на которой техники только что заменили мотор. Пикировщик взлетел. На высоте около тысячи метров Пе-2 будто замер, словно перед ним выросла невидимая стена, а потом начал переворот через крыло. Самолет опрокинулся на спину. Потом летчик снова выполнил эту фигуру, перевернул машину через крыло дважды и, заложив крутую спираль, стал снижаться... Бомбардировщик, будто истребитель, крутил бочки – три одинарных и двойную.

Панин каким-то шестым чувством угадал в Пе-2 природу истребителя. И он был недалек от истины. Еще в 1938 – 1939 годах конструкторский коллектив Владимира Михайловича Петлякова создал новый скоростной и высотный бомбардировщик с условным названием "Самолет-100", или ВИ-100 (высотный истребитель). Даже многие фронтовики, воевавшие на Пе-2, не знали, что первоначально разрабатывался проект высотного истребителя дальнего действия с герметической кабиной. Однако позже было решено изменить назначение самолета, потому что производство Ту-2 задерживалось, и создать скоростной высотный бомбардировщик.

Спустя год самолет успешно прошел государственные испытания и под маркой Пе-2 был запущен в серийное производство. Новая машина оказалась очень перспективной. Она не шла ни в какое сравнение с бомбардировщиком СБ, производство которого было прекращено в начале 1941 года.

Полбинцы очень гордились пикировщиком и делали все необходимое, чтобы летать на нем мастерски и выявлять новые возможности машины.

Услышав рассказ о Панине, я спросил Полбина, чем кончилась эта история.

– Хотел было наказать летчика, – улыбаясь ответил Иван Семенович, – но решил сам проверить, действительно ли получаются бочки. – Заметив недоумение на моем лице, он добавил: – Получаются! Сам летал. "Петляков" – отличнейшая, маневренная машина. У молодежи еще больше укрепилась вера в самолет.

– А что говорят инженеры?

– После полетов устроили самый придирчивый осмотр. Крепкая машина, будто из одного куска сделана.

Полбин пригласил меня на опушку рощи, откуда хорошо был виден полигон. По дороге он рассказал, что летчики сейчас отрабатывают бомбометание с пикирования по малоразмерным целям.

– Ориентирую народ на то, – доверительно сообщил Иван Семенович, – что в самое ближайшее время предстоит действовать по переправам, мостам и отдельным огневым точкам противника. В связи с этим очень остро встал вопрос и о слаженности действий экипажа. В горизонтальном полете летчик видит цель до того момента, пока ее не закрывает полкабины. Дальше он выполняет команды штурмана. При пикировании же летчик и штурман действуют вместе. Они должны достичь полного взаимопонимания.

Я радовался успехам Полбина, ничем не выдавая своих чувств.

– В ближайшее время предстоит большая работа,– предупредил я полковника. Отберите экипажи, способные действовать в сумерках...

Дело в том, что командующий фронтом Н. Ф. Ватутин обратился в Ставку с предложением силами нескольких воздушных армий провести крупную воздушную операцию по немецким аэродромам. План этой операции должен был разработать штаб ВВС. На довольно широком участке фронта предполагалось нанести одновременный удар по глубинным аэродромам, где уже сосредоточивалась авиация противника. Но об этих деталях рассказывать было преждевременно.

Пожелав Ивану Семеновичу успехов, мы поехали на аэродром 27-го истребительного полка 205-й авиадивизии.

– Чем занимаются летчики? – спросил я майора Владимира Ивановича Боброва.

– Ведем борьбу с немецкими воздушными разведчиками,– ответил командир полка. – Поэтому часть экипажей находится в готовности номер один. Близ переднего края организованы воздушные засады.

Правильно делают истребители. Ясно, что обстановка накаляется: потерпев поражение на Волге, немцы непременно попытаются взять реванш здесь, на Курской дуге. Надо сорвать их попытку захватить стратегическую инициативу.

– Нельзя пропустить в тыл ни одного воздушного разведчика, – сказал я Боброву.

– Постараемся, – заверил он.

Ответственную задачу летчики 27-го полка решили успешно. С 10 мая по 5 июля, вплоть до начала наступления фашистов, полк сбил двадцать три самолета-разведчика. У самой линии фронта их встречали истребители, вылетавшие из засад. Кроме того, всегда были начеку и экипажи, базировавшиеся на основном аэродроме. Таким образом, фашисты попадали в своеобразные клещи, вырваться из которых было невозможно.

Удрученный неудачами, враг, по-видимому, решил во что бы то ни стало отомстить нашим истребителям. В один из майских вечеров на подходе к аэродрому Грушки, где находился 27-й полк, показалась группа бомбардировщиков Ю-87. Немцы, конечно, рассчитывали застать наших летчиков врасплох. Но недаром говорят: "Где бдительность есть, там врагу не пролезть". Звено истребителей, которое барражировало в воздухе, сразу же получило приказ перехватить вражеские бомбардировщики. Оно нанесло по фашистам внезапный удар. Строй "юнкерсов" дрогнул, и они в беспорядке стали сбрасывать бомбы за пределами аэродрома. Воспользовавшись замешательством неприятеля, в воздух поднялась дежурная эскадрилья. Ей пришлось вступить в бой с Me-109, спешившими на помощь бомбардировщикам.

В этой схватке пополнили свой боевой счет летчики В. А. Карлов, Л. В. Задирака, М. В. Бекашонок, Чепинога, В. Г. Кармин и командир полка В. И. Бобров. Каждый из них сбил по самолету противника. Ни одному Ю-87 не удалось уйти за линию фронта или хотя бы дотянуть до своего переднего края.

Особенно отличился Николай Дмитриевич Гулаев, ставший впоследствии дважды Героем Советского Союза. Он сбил два фашистских бомбардировщика, а когда выяснилось, что боеприпасы кончились, – пошел на таран. И третий "юнкерс", потеряв управление, полетел в последнее пике. Гулаев же, благодаря замечательной выдержке и самообладанию, сумел посадить израненную машину близ переднего края. Пехотинцы 52-й стрелковой дивизии – свидетели этого героического подвига – на руках вынесли летчика из кабины, думая, что он ранен. Но отважный боец не получил ни одной царапины. На своей автомашине они доставили летчика на аэродром.

Прибыв в полк, Николай Дмитриевич ни одним словом не обмолвился о совершенном подвиге. Лишь несколько часов спустя из донесения пехотинцев узнали авиаторы о его мужестве. На митинге, посвященном этому событию, Гулаев не стал много говорить:

– На моем месте каждый из вас поступил бы точно так же. Вот жаль только, что "безлошадником" остался...

Командир дивизии тотчас же приказал выделить летчику новую машину, и он в этот же день снова участвовал в бою... Над Курской дугой Николай Дмитриевич Гулаев пополнил свой счет десятью фашистскими самолетами. Генерал-майор авиации Н. Д. Гулаев до сих пор служит в истребительной авиации, передает свой боевой опыт молодежи, летающей на сверхзвуковых машинах. Где бы я ни был в те дни – у бомбардировщиков Полбина, у штурмовиков Рязанова, у истребителей Галунова и Подгорного, – всюду люди задавали один и тот же вопрос:

– Когда войска фронта пойдут в наступление?

Но тогда еще мало кто знал о планах нашего командования, решившего в упорной обороне обескровить противника, а потом двинуть войска в стремительное наступление. В Генеральном штабе, штабах фронтов и армий накапливалось все больше и больше данных, свидетельствующих о том, что немецко-фашистское командование стягивает крупные силы на центральный участок фронта, в район Курского выступа.

"Я решил, как только позволят условия погоды, осуществить первое в этом году наступление "Цитадель". Это наступление имеет решающее значение. Оно должно быть осуществлено быстро и решительно. Оно должно дать нам инициативу на весну и лето. Поэтому все приготовления должны быть осуществлены с большой осторожностью и большой энергией. На направлении главного удара должны использоваться лучшие соединения, лучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира"

– так, излагая план Курской битвы, писал Гитлер в своем оперативном приказе от 15 апреля 1943 года, зашифрованном под многозначительным названием "Цитадель".

Ни для кого не было секретом, что после зимнего наступления Красной Армии фашистская Германия переживала политический, экономический и военный кризис. Разгром на Волге, поражение на Кубани весной 1943 года мало чему научили фашистских заправил. Как теперь известно, немецко-фашистская армия (по данным германского генерального штаба) с июня 1941 по июнь 1943 года потеряла убитыми, пропавшими без вести, ранеными и больными свыше четырех миллионов ста двадцати шести тысяч человек. Однако, несмотря на это, немцы решили взять реванш в районе Орел, Курск.

Враг делал все для того, чтобы восполнить потери и восстановить боеспособность армии. Немало усилий предпринимал он к тому, чтобы увеличить поступление боевой техники на фронт. Были созданы танки "тигр" и "пантера", штурмовые орудия типа "фердинанд". В 1943 году немецкая авиапромышленность дала фронту двадцать пять тысяч машин. Ускоренно готовились и кадры в учебно-летных центрах. С 15 марта по 30 июня на советско-германский фронт было переброшено тридцать пять авиационных групп из Германии, Франции, Норвегии и Польши, и к 1 июля ВВС противника насчитывали три тысячи шестьсот самолетов.

Разумеется, подготовка к активным действиям на Курской дуге проводилась скрытно, поэтому необходимо было организовать разведку по всем каналам. Самолетов-разведчиков у нас было мало, и в связи с этим каждый экипаж, возвращаясь с задания, обязательно докладывал обо всем, что видел на земле и в воздухе во время выполнения боевого задания.

Штаб фронта особенно интересовался данными о вражеских танках, и мы усилили воздушную разведку, стали посылать самолеты в неприятельский тыл на рассвете и во время вечерних сумерек. Убедившись в достоверности данных, мы доложили генералу Ватутину о том, что перед фронтом обнаружено в общей сложности не менее полутора тысяч танков.

Николай Федорович внимательно выслушал доклад и приказал тщательно следить за всеми перегруппировками немцев.

– Мы должны подготовиться и встретить противника во всеоружии. Для этого у нас есть все возможности, – закончил командующий беседу.

Четыре армии Воронежского фронта оборонялись в первом эшелоне на рубеже Краснополье – Белгород – Волчанск протяженностью около 250 километров. Во втором эшелоне находились две армии – общевойсковая и танковая.

Гитлеровское командование готовило к боям под Курском два воздушных флота – 6-й и 4-й, которые насчитывали в общей сложности более двух тысяч самолетов. Авиационной группировке врага противостояли наши 16-я и 2-я воздушные армии. В оборонительных боях участвовали и соединения 17-й воздушной армии. Кроме того, в Резерве Ставки была 5-я воздушная армия Степного фронта. Таким образом, по численности самолетов мы превосходили противника в 1,2 раза.

К тому времени истребительные части получили на вооружение превосходный истребитель Ла-5. По маневренности, скорости и вооружению он не уступал лучшим фашистским самолетам ФВ-190 и Me-109. Неплохо зарекомендовал себя на фронте истребитель Як-7б. Однако с очередной партией этих машин у нас произошла неприятность. Однажды ко мне прибыл заместитель главного инженера армии Николай Данилович Гребенников и доложил: