Текст книги "Ночные клинки"

Автор книги: Стефан Корджи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Немедленно распоряжусь, чтобы ее отправили на самом лучшем нашем корабле! – энергично рубанул воздух ладонью эмир. – Я дам ей надежную охрану… и щедро одарю. Ты доволен?

– О, да! – кивнул Конан. – Как только она отплывет – мы займемся твоей армией, почтенный. Я думаю, – небольшая муштровка ей не помешает…

Эмир пришел в восторг.

– О, нет, конечно же, нет, доблестный Конан! Я наделю тебя всеми необходимыми полномочиями…

– Чем-чем? – переспросил киммериец. Подобные слова он слышал впервые.

– Станешь командующим, вот что, – разъяснил эмир.

– А-а… ну, тогда ладно.

– То есть, мы договорились? – обрадовался эмир.

– Ну-у… Где-то в главном… – протянул Конан.

Любой северянин сразу же понял бы, в чем дело – прямодушные и честные, киммерийцы презирали обман и почитали данное слово священным.

* * *

Все это время Лиджена проводила, словно в глубоком сне. Сперва девушку вновь приставили к ее обязанностям; она выполняла их четко и монотонно, словно заводная кукла. Ее тормошили, расспрашивали – она отделывалась односложными «да» или «нет». Потом, когда победоносная армия Маранга вернулась из Тлессины, освободив всех попавших туда в рабство жителей приморского города, Лиджену оставили в покое – рассказчиков и рассказчиц хватало и без нее.

Ревность к Илорет, выказывавшей более чем откровенные знаки внимания. Конану, промелькнула единственной искоркой прежних человеческих чувств. Промелькнула – и угасла.

И если сперва Лиджена еще способна была испытывать нечто вроде зависти, видя, как тонкая ручка принцессы Илорет словно бы случайно касается мощной, бугрящейся налитыми силой мышцами длани Конана, то потом пропало и это. Словно рабочая лошадь, что с завязанными глазами тупо крутит мельничье колесо, Лиджена выполняла свои обязанности. Ее хвалили и ставили в пример. Она не допускала ошибок, исполняла порученное точно в срок и с отменным старанием. Однако сама девушка едва ли осознавала, в чем заключается ее работа. Руки справлялись сами; сознание дремало, завороженное неотступным страшным видением глаз Нелека Кахала. Они, эти нечеловеческие, вынырнувшие как будто из преисподней глаза, не отпускали ни на миг Лиджену, постоянно глядя ей прямо в душу, выжигая в зародыше даже самую мысль о сопротивлении. Они, эти глаза, казалось, говорили ей – ты наша. Ты навсегда стала, нашей, и мы уже тебя не отпустим. Настанет день, когда мы отдадим тебе приказ, и ты выполнишь его, даже если это будет приказ броситься в огонь или перерезать себе горло.

И Лиджена ждала. Гордая дочь Чесму совершенно перестала походить на себя, сделавшись тупой и покорной. Управительница была довольна – Лиджена не заводила шашней с молодыми лакеями, хотя те сперва проявили к ней очень даже большой интерес. Однако, стоило домогавшимся ее благосклонности поближе взглянуть в когда-то прекрасные аквамариновые глаза, теперь мертвенные и безжизнениые, как охота переходить к объятиям у них резко пропадала.

Ничего не изменилось и после прихода потрясающей вести о том, что сам пресветлый эмир Mapaara – да продлятся вечно дни его мудрого правления! – узнав от доблестного Конана, победителя датхейцев, о тяжкой участи Лиджены, дочери Чесму, решил отправить ее домой на специальном корабле, в сопровождении почетной стражи и с богатыми дарами. Лиджена равнодушно выслушала известие и молча пожала плечами.

– Как? Ты не рада? – опешили тормошившие ее товарки.

– Рада. Я рада, – ровным голосом произнесла Лиджена, и руки ее вновь потянулись за работой.

Испуганные служанки побежали за доктором – потому, что Лиджена не иначе как повредилась в уме от горя!

Явился эмирский целитель – сухонький старичок с острым взглядом и аккуратными, опытными руками. Он долго рассматривал ногти Лиджены, радужку ее глаз, заставлял высовывать язык, осторожно прощупывал пальцами живот; а, закончив, только развел руками:

– Все жизненные соки молоды и чисты. Ни одна из струящихся по жилам ликворов не замутнена и не замарана. Но вот желания жить – я не вижу вовсе! От такого может излечить только время. Время, время и ничего кроме времени. Время, покой и, – он вдруг лукаво усмехнулся, – покой и любовь! Хотя, конечно, иногда любовное безумие овладевает молодыми, им становится не до покоя…

Лиджена выслушала речи целителя покорно, но равнодушно. Глаза Нелек Кахала внезапно ожили, приковывая к себе все ее внимание. Беззвучный голос медлеино произносил какие-то фразы, какие – Лиджена не поиимала. Словно тяжкие молоты, они крушили ее волю и силы к сопротивлению; она должна была что-то сделать, что; зачем, для чего – неважно. Что случится после – неважно тоже.

Она отложила рукоделие в сторону, медленно встала. Она должна найти Конана. Она должна увидеть Конана. И…

Руки ее, словно у слепой, шарили по сторонам, на ощупь отыскивая что-то. Словно сомнамбула, она оставляла позади коридор за коридором, покой эа покоем, пока не оказалась в кухне.

И она успоиоилась лишь после того, как в ее руке оказался зажат громадный мясницкий тесак.

Пропажу не заметили. Лиджена набросила край накидку на украденное оружие и заторопилась к выходу.

Она должна разыскать Конана. Что она станет делать, потом – ей скажут всезнающие глаза Нелека Кахала.

* * *

Конан сидел над картой южных пределов марангских земель. И, хотя эти карты пестрели белыми пятнами, – главное на них все же было указано – высокие неприступные скалы, охранявшие вход в длинную бухту и сам замок, цитадель Ночных Клиниов. Где-то в этих скалах таился элементал, дух одной из первичной стихий – Воды, Воздуха, Огня и Земли. И ведомое лишь капитанам Ночных Клинков чародейство открывало дорогу мимо свирепого духа. Конан усмехнулся. Эти южане! Любую горушку они уже спешат прозвать «подпирающей небеса неприступной скалой», черпая в этом оправдание своему бездействию. На месте правителей Маранга Конан уже давно выжег бы этот замок, спалив в нем всё, что может гореть, и, посредством таранов, обрушил бы его стены. Потому что всем ясно: еще несколько лет – и мощь Ночных Клинков станет такой, что не устоит не только Энглас, самый южный из семейства приморских городов, ни богатая Дель Морга, ни даже сам гордый Маранг.

Конан поднял голову над картой. Ну и приключение! Из Пустыньки на галеру Ночных Клинков, с галеры на остров плененного бога, с острова в Вендию, башня Aттеи, Бодей, Айодхья, вновь Бодей, плавание, Маранг, Тлессина, пожар на Эврарских холмах, вновь Тлессина… Очевидно, Кром никак не может угомониться. Мрачный бог, для которого смертные служили не более, чем занятными игрушками, похоже, не хотел, чтобы игра закончилась так быстро.

Дверь негромко скрипнула. Киммериец поднял голову – на пороге перед ним стояла Лиджена. Конан удивленно поднял брови – до этого девушка старательно избегала его, и ему даже не удалось толком расспросить ее, как же она оказалась в Маранге…

– Лиджена!..

– Это я, Конан.

– Послушай, мне говорили, что ты нездорова…

– Я здорова, Конан.

Киммериец нахмурился. Девушка казалась неживой, двигающимся трупом. Аквамариновые глаза погасли, из них ушел тот неукротимый огонь, что полнил их раньше. Кажется, целая вечность минула с того дня, как он, Конан, выкрал ее из айодхьоского дома ее дяди Тайджи…

– Ну, так расскажи же мне, наконец, толком, что с тобой случилось! – воскликнул киммериец, скатывая карту со стола. – Садись, давай выпьем доброго марангского винца; ты ведь уже знаешь, что эмир отправляет тебя домой, к отцу?

– Я знаю, Конан.

– А-а… – подозрения киммерийца усиливались с каждой минутой. – Ну, так рассказывай!

К вину Лиджена осталась совершенно равнодушной.

– Я выбралась из тоннелей на берег реки, – произнесла она, глядя в одну точку. – Потом пришла в дом к моему жениху Амрику Тохону. Он продал меня в рабство. Меня отвели на галеру, привезли в Маранг и тут продали дворцовому управителю эмира.

Это была непревзойденная по краткости и сдержанности речь – Лиджена как будто перечисляла принятую по описи старую рухлядь. Однако было в ее рассказе нечто, что удивило даже привыкшего к людской подлости киммерийца.

– Погоди, как ты говоришь? Твой жених продал тебя в рабство?!

– Амрик Тохон продал меня в рабство, – без выражения сказала Лиджена. – Я отомшу ему, и он умрет страшной смертью. Это случится после того, как я вернусь в Бодей. А сейчас я хочу сказать тебе, Конан, что люблю тебя.

Если бы перед киммерийцем оказался во плоти сам бог Кром, северянин едва ли удивился сильнее.

– Что-что?..

– Я люблю тебя, Конан, – повторила Лиджена, распахивая одежду. Мясницкий тесак незамеченным соскользнул на пол вместе с накидкой.

– Грм… – вырвалось у Конана. Вид прелестей Лиджены не оставлял его равнодушным – отнюдь не оставлял.

«Что я делаю?! – внезапно вспыхнуло в сознании девушки. – Ведь это же Конан! Да, он хорош собой, но… это ведь он украл меня! Это из-за него я оказалась в подземельях Веледа! Я поклялась убить его! И… теперь… я раздеваюсь перед ним? Я намерена отдаться ему?»

«Дура! – загремел в ответ тысячеголосый хор. – Ты должна повиноваться! Раздевайся дальше! Пусть он загорится при виде твоей наготы! Пусть он окажется на тебе и в тебе! Пусть он потеряет голову от страсти – а потом ты отомстишь!»

Она встряхнула тяжелой головой, налитой необорной болью. Перед глазами все мутилось. Обрушившийся на нее поток чужой силы смял и сокрушил возведенные ее собственной волей укрепления, стремительно захватывая власть над ее телом. Глаза Нелек Кахала перед ее внутренним взором горели нестерпимым пламенем.

Руки Лиджены сбросили последние покровы с ее жемчужно-розового тела. Она шагнула вперед, потянувшись к Конану.

Киммериец глухо зарычал. На его лице появилась хищная, звериная усмешка. Его ловят в ловушку? – что ж, пусть ловят, только сперва он отведает прелестей этой красотки, до которой далеко всем чумазым марангским прелестницам!

Он протянул к ней руки.

«Люби его! Он твой! Люби же его! Я приказываю тебе! Повинуйся!»

Руки Лиджены коснулись могучих плеч киммерийца и мягко потянули силача вниз, на разбросанные одежды девушки.

Против этого не смог бы устоять даже самый закаленный постами и бдениями монах.

Лиджена опрокинулась на спину. Спустя миг они с Конаном стали любовниками.

Тело девушки охотно ответило на яростные ласки киммерийца, в то время как ее разум продолжал оставаться холодным и затуманенным. И тут голос под ее черепом заговорил снова: «Нож! Он подле тебя. Протяни руку. Сожми его. Тот, который сейчас на тебе, ничего не заметит. Давай же!»

Пальцы Лиджены повиновались. Грубая деревянная ручка мясницкого тесака оказалась в ее ладони. Она осторожно подняла руку – острие клинка смотрело точно под левую лопатку Конана, словно Лидженой в тот миг управлял опытный убийца.

«РАЗИ! РАЗИ! РАЗИ!» – грянуло в нее в ушах.

Клинок устремился вниз.

И – остановился.

Чьи-то сильные пальцы заламывали Лиджене руку, вырывая тесак из ослабевших пальцев. Она застонала и перестала сопротивляться.

Рядом с Конаном стоял Хашдад – и подле него Илорет. Глаза принцессы были полны слез.

«Дура! – напоследок услыхала Лиджена. – Ты провалила все дело! Но ничего, ты нам еще пригодишься…»

Нельзя сказать, что, вставая под пристальным взглядом принцессы, Конан имел особенно победительный вид. Хашдад молча указал на мясницкий тесак.

– Она собиралась угостить тебя вот этим! Мы успели в самый последний момент!

Илорет плакала, с ненавитью глядя на лишившуюся чувств Лиджену.

– Эту шлюху завтра же запорют кнутами на площади Правосудия! И умирать она будет долго – от рассвета и до заката! А ты, ты, ты… – она давилась слезами, не в силах произнести ни одного слова.

Конан только молча махнул рукой. Без толку спорить с девчонкой, вбившей себе в голову невесть что!

– Зачем она хотела зто сделать? – задумчиво бормотал тем временем Хашдад, одевая бесчувственную Лиджену.

– Наверное, мстила за… – Конан бросил взгляд на Илорет и осекся.

– За что? – тут же подхватила принцесса. – Ты знал ее раньше?!

Кром! Все женщины одинаковы. Почему они так быстро решают, что имеют все права на него, Конана?! Не отвечая принцессе, киммериец повернулся к Хашдаду.

– И что ты хочешь с ней теперь делать?

– Сдать палачам эмира, – невозмутимо бросил кузнец. – Надеюсь, они сумеют узнать, кто послал эту девчонку прикончить тебя.

– Прикончить меня? Что за глупости! Она очутилась здесь немногим раньше нас! Никто не знал, что мы последуем в Маранг!

– Однако же кто-то узнал, – хладнокровно парировал кузнец.

– Может, Ночные Клинки? – предположил Конан. – Если Лиджену увез этот проклятый чернокнижник Пелий, то я ничему не удивлюсь. А если она под властью заклинания, то ее обвинять уже нельзя – противиться чарам может далеко не каждый… Так лучше бы позвать придворного волшебника, а не палача, Хашдад!

– Палача! – топнула ножкой Илорет. – Именно палача!

– Успокойся, прекрасная принцесса! – теряя терпение, гаркнул Конан. – Здесь все не так просто. Надо разобраться. Неужто не понять?

– Идем, – вместо ответа Илорет внезапно потянула Конана за руку и решительно захлопнула за собой двери. Они оказались в соседнем покое – он тоже был отведен Конану, однако киммериец не понимал надобности подобного и пользовался всего одной комнатой. Когда человеку нужен простор, он идет странствовать под звездным небом, а не под лепными потолками.

– Так что же это в ней есть такое, чего нет у меня? – уперев руки в боки, напористо спросила принцесса. – Что в ней лучше? Отвечай!

Конан промолчал. Ссориться с эмиром Маранга пока не входило в его намерения, но и уступать беззастенчивому натиску этой девчонки?!

– Слушай, принцесса! Я не стану обсуждать это с тобой. Я делаю то, что хочу, и никому не давал никаких обещаний, которые бы нарушил с Лидженой. Ее не надо осуждать. Она просто заколдована!

– Она-то да. А вот ты?

– Принцесса! – загремел Конан. – Я отвечаю только перед одним человеком – перед самим собой! Понятно?! Кажется, твое спасение стоит того, чтобы не досаждать мне вопросами!

И, отодвинув плечом ошарашенную принцессу, Конан вихрем вылетел из покоя.

* * *

Разумеется, эмиру обо всем доложили быстро – даже слишком быстро, по мнению Конана. Разумеется, эмир не оставил это без внимания – он прибыл лично, в сопровождении своих целителя, чародея и палача.

Мрачный Конан кивком указал на все еще лежавшую без чувств Лиджену.

– На нее, похоже, наложили заклятье. Надо разобраться в том, кто это сделал и как. Палач тут не нужен.

– Но, доблестный Конан! – запротестовал эмир. – Маранг мог лишиться своего лучшего воина! А ты утверждаешь, что палач не нужен! Быть может, эта девица только притворяется, что она под действием чар, чтобы уйти от наказания!

– С разрешения пресветлого правителя, его покорный слуга мог бы выяснить это, – негромко произнес спокойный приятный голос. Придворный волшебник эмира – средних лет, худощавый, горбоносый, с черными, как смоль волосами и курчавой бородой – почтительно поклонился своему повелителю.

– Так действуй же! – энергично затряс головой владыка Маранга.

Воцарилась напряженная тишина. Чародей принялся водить ладонями над головой Лиджены, время от времени, морщась, точно в кожу ему впивались мелкие занозы. Спустя краткое время он вздохнул и поднялся.

– Увы, мой повелитель – эта несчастная и в самом деле околдована. Я узнаю магию ордена Нерг!

– Пелий… – выдохнул Конан. – Теперь понятно.

– Пелий? – удивился чародей эмира. – Пелий из ордена Нерг? Я знавал такого… Сильный был колдун… Правда, о нем уже давно никто не слышал…

– Он сменил род занятий, – усмехнулся Конан. – Перекинулся из волшебства в работорговлю. А, кроме того, он теперь один из братства Ночных Клинков.

– Невероятно! – воскликнул волшебник. – Да простит мне мой повелитель эту несдержанность – это невероятно! Он же был очень близок к Белому Кругу! Орден Нерг никогда не якшался с темными силами!

– В семье не без урода, – буркнул Конан. – Один выродок нашелся…

– Ты можешь снять с нее чары? – Эмир повернулся к чародею. Тот виновато развел руками и потупился.

– Увы, мой повелитель. Я могу прочесть эти чары, могу понять, кем они наложены… Но снять… Я ведь еще не имею полного достоинства мага…

– Да, да, я знаю, – раздраженно покивал эмир. – Хотя, право же, этот твой орден Ган слишком уж щепетилен!

– Если мастера не представляют меня к последнему испытанию, значит, такова их воля, и силой тут ничего не сделаешь… Я сожалею, повелитель. – Волшебник склонил голову.

– Хорошо, хорошо, Неан, я не гневаюсь на тебя. Ты хороший чародей – Лучший из всех, кого я знаю. Но посоветуй же нам, что теперь делать!

Конан и Хашдад выразительно воззрились на Неана.

– Самым разумным было бы поместить ее во дворце пресветлого повелителя, – предложил чародей. – В задних покоях, под строгим надзором – но без всяких жестокостей. Она все равно, что безумна, мой господин. Наставник моего ордена, почтенный Ганнарон, быть может, посоветовал бы лучше… быть может, он распутал бы чары, а я могу сказать, что их действие прекратится лишь со смертью мага Пелия…

– Ну, за этим дело не станет, – мрачно бросил Конан. – Дайте мне только до него добраться!

– Погодите, погодите! – эмир недовольно поднял руку. – Для чего нам обсуждать это? Раз эта девушка безумна и находится под властью чар, я поступлю, как мне советует достойный Неан. А добираться до мага Пелия… Разумно ли это, доблестный Конан? Вспомни, ведь у тебя были совсем иные планы! И мы даже договорились…

Киммериец стиснул кулаки – с этим эмиром, у которого язык становится медоточивее день ото дня, он ни о чем договариваться не станет! Теперь-то уж точно!

– Не тревожься, владыка Маранга. Киммерия держит свои обещания.

– Тогда, быть может, мы поручим эту несчастную заботам целителя, а сами обсудим планы переустройства моей армии?..

Побег Конан назначил на следующую ночь. У марангского эмира было слишком много желаний и слишком мало терпения. Киммериец не мог больше терять времени. Под кожей по-прежнему горели удары бичом, полученные на галере Ночных Клинков. Он жаждал мести, он, никому никогда не прощавший не то что пощечины, но и просто косого взгляда!

Однако уйти так просто ему не удалось.

Утром решающего дня до Маранга вновь докатились тревожные известия. Они пришли из Энгласа, того самого Энгласа, что волею судеб оказался на самом краю населенных земель. Весть, прилетевшая оттуда, была коротка и страшна, словно беспощадный удар кинжала наемного убийцы:

– Леопарды-оборотни! Леопарды-оборотни Ночных Клинков!

Глава XVI

– Леопарды-оборотни! – эмир Маранга вздрогнул. – Давненько мне не приходилось слыхать ничего хуже… Даже когда пропала Илорет…

– Это почему? – полюбопытстовал Конан. Киммериец бьи мрачен и вовсе не расположен вступать в разговоры по поводу каких-то там оборотней – однако дорога к ордену Ночных Клинков лежала именно через Энглас, и потому поневоле приходилось прислушиваться к приходящим оттуда известиям.

– Это шедевр какого-то злобного чародея. Звери куда сильнее и леопардов, и пантер, и львов, и тигров. Злобны и хитры необычайно. Могут принимать людское обличье. Когти их рвут кольчуги, словно шелк. Укус их смертелен – да что там укус! Даже крошечная царапина в пару дней погубит самого сильного и выносливого. Достаточно трех-пяти бестий, чтобы за несколько дней опустошить целую область. Это месть! – эмир схватился за голову. – Ночные Клинки мстят мне и Марангу за взятие Тлессины!

– Разве нельзя двинуть против этих зверей войско, окружить и расстрелять из луков? – удивился Конан.

– Не так-то это просто. Днем оборотни, как правило, имеют облик человека. И лишь ночью становятся сами собой, творя кровавые дела. Охота на них смертельно опасна!

– Но если они настолько сильны и неуязвимы, почему же Ночные Клинки не пустили их в ход раньше? – продолжал недоумевать Конан. – С таким оружием они могли бы завоевать весь мир!

– Им все же что-то мешает, – признался эмир. – Быть может – заклятье таинственного Белого Круга, о котором так любит туманно упоминать мой Неан, никогда, впрочем, не рассказывая подробностей? Леопарды-оборотни повлялись несколько раз в прошлом, творили ужасное разорение, а потом внезапно исчезали. Мало кто связывал это в прошлом с Ночными Клинками – ведь последний раз чудовища вырывались на свободу аж двести лет назад!

– А почему же связали теперь?

– Благодари Неана. Он растолковал мне, что подобные создания не могут появиться естественным путем. Их сотворил кто-то из сильных магов, принадлежащий к Черной Когорте. А дальше простой вывод – едва ли Ночные Клинки позволили бы хозяйничать на своих границах какому-то там залетному чародею! Значит, угроза исходит от них!

– Но почему же тогда порты Маранга и других городов по-прежнему открыты для их кораблей?

– Торговля с ними очень доходна, – пожал плечами эмир. – А купеческие гильдии всегда имели очень большой вес в Маранге. Им ничего не стоит поднять мятеж! Конечно, я подавлю его, но сколько это будет стоить крови и разрушений? Кому это на пользу? Разве что спесивой Дель Морге да еще самим Ночным Клинкам! Нет уж, подобного они от меня не дождутся. Неан бдительно следит за тем, чтобы они не творили в городе никаких чародейств, и пока нас еще ничем не побеспокоили…

Конан ухмыльнулся. Южане, одно слово. Враг у ворот, а они ради лишнего гроша прибыли готовы перерезать друг другу глотки!

– Ну, хорошо, – вслух произнес киммериец. – Так что же теперь хочет делать владыка Маранга?

– Как что? Просить доблестного Конана отправиться в Энглас и попытаться совладать с этой напастью!

– Грм… – прорычал северянин, опуская голову. Встреча с леопардами-оборотнями никак не входила в его намерения. Откровенно говоря, он предпочел бы и вовсе ее избегнуть.

– Доблестный Конан, подумай о сотнях невинных, что будут растерзаны и сожраны безжалостными чудовищами! Подумай о беспомощных детях!..

– Грм… Если владыка Маранга так озабочен этим, то нужно поднимать все войско! – отрезал киммериец. – В одиночку мне…

Он уже совсем хотел было сказать «не совладать», однако вовремя осекся. Как?! Ему, Конану Киммерийскому, в одиночку уложившему на Эврарских холмах пятнадцатитысячное войско, будет не под силу справиться с полудюжиной каких-то взбесившихся больших кошек?!

Эмир выжидательно смотрел на северянина. Вообще-то Конан отнюдь не стремился к сражениям только ради сражения. Когда-то в ранней юности он и впрямь ходил в набеги ради самих набегов. Долгий срок, проведенный им в гладиаторских казармах Халоги, приучил его относиться к смертельным схваткам достаточно спокойно. Нет, он не разлюбил кровавые поединки, но теперь все же иногда думал, перед тем как ринуться в сражение.

И сейчас как раз был такой случай, что неплохо было подумать.

– Делегация Энгласа ожидается только сегодня к вечеру, – вновь заговорил эмир. – Однако я и так могу сказать – они упадут на колени перед Конаном и станут просить его спасти их городок. Человек, победивший Датху, в их глазах легко справится и с оборотнями.

– Грм… – раздалось в ответ. Подперев подбородок громадным кулаком, киммериец размышлял.

– Мне надо побольше разузнать об этих тварях, – выдал он, наконец. – С кем бы мне потолковать?

– С Неаном, конечно же, с Неаном! – тотчас же подхватил эмир. – Он знает, чуть ли не все об этих тварях!..

* * *

Неана киммериец застал за сборами. Волшебник аккуратно складывал в котомку необходимый походный скарб.

– Ты уходишь? – с порога спросил Конан.

Молодой маг обернулся, приветливо улыбнувшись северянину.

– Да, конечно. А как же иначе? Люди Энгласа в страшной опасности. Я намерен выйти уже сегодня.

– Ты надеешься совладать с оборотнями? – искренне удивился Конан. – Эмир говорил мне, что эти бестии едва ли не непобедимы…

На губах волшебника появилась невеселая улыбка.

– Увы, это почти что так. Они страшно, неописуемо сильны и хитры. Все жуткие рассказы о них, увы, нельзя отнести к бабьим сказкам.

– Но ты все-таки идешь?

– Конечно! – Неан пожал плечами. – Я не могу поступить иначе.

Конан нахмурился.

– Я хотел бы составить тебе компанию, чародей!

– Я не смел и надеяться… – улыбка Неана тотчас же, стала куда шире. – Вдвоем мы их непременно остановим!

Вдвоем? Киммериец задумался. Хашдад, его верный спутник, вбил себе в голову, что должен следовать за Конаном везде и всюду, причем вне зависимости от желаний самого Конана. Иногда кузнец являл чудеса храбрости – как, например, возле башни ведьмы Аттеи, иногда же просто пребывал рядом с Конаном без всякой существенной пользы. Однако бросить его киммериец отчего-то не мог – северяне вечно хранят память, как о добре, так и о зле. Хашдад сделал много хорошего – так что пусть. Другое дело, как он поведет себя при встрече с леопардами-оборотнями…

– Хорошо. Жди меня у городских ворот, как только сменится вторая вечерняя стража!

* * *

– Я иду с тобой, – ровно, без малейшего удивления отозвался Хашдад, когда Конан, ругаясь и плюяясь, словно устыдившись собственного благородного поступка, объявил своему спутнику, что отправляется в Энглас охотиться за леопардами-оборотнями.

– Да зачем тебе это? – пытался переубедить его Конан. – Сожрут тебя там, вот и все. А кто тогда выполнит слово, данное Тару, Плененному Богу? Клепсидра-то по-прежнему здесь!

– Ничего со мной не случится, – совершенно спокойно сказал Хашдад. – И с тобой тоже, Конан. После Эврарских холмов я готов поверить, что тебе по силам ниспровергнуть даже бессмертных богов!

– За эту работу мне пока еще не платили, – отшутился Конан. – А вот за оборотней – да, и преизрядно!

– Зачем тебе золото, Конан, если мы идем сражаться с тварями Ночных Клинков?

– Золото всегда золото. Ты отказался от всего мирского, а я, знаешь ли, пока еще нет. Ладно! Раз ты тоже идешь – собирайся! Времени осталось всего ничего.

Провожать Конана, Хашдада и волшебника Неана опять высыпал весь город, как и в день их возвращения после победы на Эврарских холмах. Эмирской страже пришлось приложить немало усилий, расчищая дорогу.

Тракт от Маранга на юг был далеко не столько же широк и наезжен, что другие, ведущие на север и запад. Однако сейчас забит он был до отказа – сплошным потоком шли напуганные жители Энгласа и его окрестностей. Судя по передававшимся из уст в уста вестях о целиком растерзанных деревнях, оборотни уже выполнили одну из задач – людей охватила паника, никто и не помышлял о сопротивлении. Все спешили спасти свои собственные жизни.

Путь до Энгласа занял два дня. Хозяин постоялого двора, где остановились Конан, Неан и Хашдад, уже заканчивал паковать последние узлы.

– Да, снимаемся, – кивнул он в ответ на немой вопрос чародея.

– А что же нам делать-то, господин хороший? Только на вас вся и надежда. А пока – пока за стенами Маранга отсидимся! У меня там родня… А то слыхали ли – в полудне ходьбы хутор весь вырезали! Людей сожрали, даже костей не осталось.

Энглас встретил путников зияющими провалами пустых окон. В нем осталась едва ли десятая часть жителей; все, кто мог – бежали. Не покинули город лишь те, кого нигде не ждали, да те, кто решил, несмотря ни на что, сражаться до последнего. Таких, увы, не набралось и полусотни, что дало Конану повод вновь презрительно процедить сквозь зубы:

– Южане, одно слово… Энглас оказался маленьким и пыльным городком. Здесь пустыня ближе всего подступала к берегу океана, и ее горячее, знойное дыхание вовсю спорило с влажными ветрами морей. Каменными в городке были только внешние стены – похоже, обитатели Энгласа ни о чем больше и не заботились, кроме как о них. Дома в городке стояли в забросе – даже дома богатых, по местным понятиям, торговцев.

Формально Энглас был независимым торговым городом, однако вся власть в нем давно уже перешла в руки присылаемого Марангским эмиром судьи. Судья оказался мужественным человеком – отправив семью, сам он уехать отказался.

Он встретил путников на главной площади городка – пыльной площадке длиной шагов семьдесят и шириной примерно сорок. Маленький худощавый человек, не достававший Конану макушкой и до середины предплечья, он носил белую полотняную одежду, подобную той, что Конан видел в Тлессине.

– Пресветлый эмир, да продлятся вечно его дни, прислал мне весть с голубиной почтой, – он церемонно поклонился гостям. – Думаю, вас уже тошнит от высоких слов – поэтому пройдемте в дом, я постараюсь угостить вас с дороги и расскажу все, что знаю о нападениях леопардов-оборотней.

Судья оказался гостеприимным хозяином и толковым правителем. Из немногих местных смельчаков он создал нечто вроде дозорных отрядов, прочесывавших окрестности. Благодаря этому в Энгласе знали все – или почти все – о нападениях чудовищ.

Конан склонился над картой, испещренной разноцветными точками.

– Это что такое?

– Позвольте, я поясню, о, доблестный победитель Тлессины. Оборотни шли с юга – от скалистой цепи Ар-Наммор, издавна разделявшей наши земли и владения Ночных Клинков – точнее, мы лишь недавно узнали, что их следует называть именно так. Всего чудовищ пять. Три самца и две самки. Все сведения об их нападениях отмечались здесь, на этой карте. Сперва оборотни шли редкой цепью. Путь каждого из них… – судья принялся водить по карте сухим коричневатым пальцем. – Они шли от хутора к хутору, от деревни к деревне. Нападали всегда ночью, в зверином обличьи, когда они почти неуязвимы, Красные точки – это когда они уничтожали поголовно всех, кого только могли. Желтые – если кому-то удавалось спастись чисто случайно. Синие – когда звери сами щадили кого-то.

Конан присмотрелся – синие точки встречались лишь возле самых скал. Дальше шли сплошь желтые с редкими вкраплениями красных, однако ближе к Энгласу желтизна исчезла напрочь.

Киммериец кивнул. Да, все было очень понятно. Звери шли не за пищей. Они шли убивать. И они убивали, все больше и больше пьянея от пролитой крови. Нетрудно было угадать, какая участь приготовлена Энгласу и лежащим севернее землям, где все еще оставалось очень много людей.

Оборотни никогда не нападали вдвоем. Только в одиночку. Конан повернулся к судье:

– Они что, охотятся порознь?

– Пока да. Пока. Но пути их можно проследить – а если, проследив, продолжить – то они все сойдутся на Энгласе!

– То есть они станут штурмовать город? Впятером? – удивился Неан.

– Это им будет сделать достаточно легко, – бледно улыбнулся судья. – Способных носить оружие в городе осталось не более пяти десятков. Остальные – беспросветная пьянь, которой все равно, жить или помереть.

– Тогда зачем оборотням лезть в Энглас? – вступил Хашдад.

– Верно! – подхватил волшебник. – Ведь к северу добычи куда больше!

Конан мрачно усмехнулся. В отличие от остальных, он понял все сразу.

– Да потому что пославшие их отлично знали, что мы, как последние идиоты, примчимся в Энглас! Потому что они охотятся за мной – понятно? Маг Пелий уже наверняка все доложил свои новым хозяевам, порази его Кром! А я… я уже насолил им достаточно. Да и Хашдад тоже. Так что в Энгласе они будут искать меня и, прежде всего, меня – хотя и от остальных, кого найдут, тоже не откажутся.