Текст книги "Ночные клинки"

Автор книги: Стефан Корджи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Конан! Конан, мы у ворот. Как ты там?..

– Как в печке, – раздался приглушенный ответ. – Хашдад! Там как – воняет?

– С ног валит, – подтвердил кузнец. – Не подойти.

– Хорошо! Ох, и дорого же обойдется эмиру эта вылазка!

Караван остановился, и Хашдад тотчас умолк.

Верблюды дружно заревели при виде высоких бронзовых ворот. Там, внутри, их ждал отдых – и вода.

Караванщик суетился, без конца дергая канат, привязанный к языку сигнального колокола. Наконец тяжелые створки начали медленно приоткрываться. Смуглолицый, десятник, командовавший караулом у ворот, и толстопузый досмотрщик важно вышли навстречу гостям. Вслед за этой парой шагали датхейские воины – все с ятаганами наголо.

– Что-то я не знаю тебя, старик! – подозрительно бросил досмотрщик. – Впервые здесь?

– Почтенный слуга Солнцеподобного Повелителя Тлессины немного заблуждается, – последовал угодливый ответ. – Я, Факим из Дель Морги, водил сюда караваны, когда почтенный слуга Солнцеподобного повелителя еще не заступил по молодости лет на сей важнейший пост.

– Факим из Дель Морги? – немолодой десятник наморщил лоб, словно что-то припоминая. – Да, был такой, припоминаю…

– А я припоминаю тебя, доблестный Ирраван, да умножатся твои табуны и не оскудеют родники на твоих полях, – поклонился торговец.

– Хо! Смотри-ка! Ты меня тоже помнишь! – усмехнулся названный Ирраваном десятник. – Ладно, Фирдаз, этого старого шакала я тут не раз видел…

– Видел, не видел, а закон есть закон, – досмотрщик надулся от важности. – Ты не знаешь порядка? Что твои люди стоят? Пусть составляют опись товаров, людей и верблюдов. А я посмотрю, сойдутся ли они с описями этого твоего Факима…

Караванщик тонко улыбнулся – ядовитой, почти что змеиной улыбкой. Он точно знал, что за этим последует. Опись, составленная Ирраваном, непременно окажется длиннее собственной описи Факима – невесть откуда возьмутся «лишние» тюки. Во избежание споров и обвинений в попытках провезти товары беспошлинно – что влекло за собой немедленную продажу в рабство – купец поспешит «подарить» охране эти «лишние» товары.

– Так, посмотрим, посмотрим, что у тебя здесь, караванщик Факим… – бубнил тем временем досмотрщик Фирдаз, листая толстыми сальными пальцами листы протянутой ему купцом описи. Люди десятника Ирравана принялись потрошить узлы и тюки. – Кувшинов с вином глиняных, красным сургучом опечатанных – четыре десятка!

– Пиши четыре с половиной, – не таясь, распоряжался Ирраван…

Воины тщательно обшарили весь караван, однако к тюку с гнилыми мехами даже не подошли – небрежно ткнули несколько раз копьями.

– Эй, эй, почтенные воины! – испуганно заверещал караванщик Факим. – Меха там сгнили – зачем же вы оскорбляете тонкий нюх почтенного Ирравана этой вонью.

Из дыры в тюке и впрямь потянуло таким одуряющим запахом, что воины, ругаясь, поспешили отскочить, зажимая носы и отмахиваясь руками…

Наконец все было готово. Перед досмотрщиком легла составленная Ирраваном опись – кривые буквы разъезжались, какие куда, являя разительный контраст с каллиграфическим почерком старого Факима. Разумеется, отыскалось немало «лишних» товаров – главным образом среди спиртного.

Разумеется, Факим поспешил подарить «излишки» доблестным воинам, проклиная и сетуя на свое старческое слабоумие; разумеется, сперва Ирраван и Фирдаз отказывались, а потом, разумеется, согласились…

Покончив с товарами, принялись за людей. Их, впрочем, оказалось немного. Каждому на шею повесили здоровенную ярко-красную деревянную бирку. Снять ее было невозможно – железные дуги, охватывавшие шею, запирались на замок. Попытки снять бирку карались медленной смертью в кипящем масле.

– Итого десять… – высунув от усердия язык, выводил Фирдаз. – Все, караванщик Факим. Можешь проезжать. Раз ты уже бывал здесь, то знаешь, что ни ты, ни твои люди не имеют права переступать белой черты, выложенной камнем на рыночной площади. Заступивший за нее будет отправлен в каменоломни. Все ясно? Вопросы есть?

Вопросов ни у кого не оказалось.

Тесная рыночная площадь Тлессины, пыльная, с валяющимися повсюду кучами верблюжьего навоза, приняла караван Факима. Хашдад наравне со всеми разгружал тюки; кипу испорченных мехов он пристроил сбоку.

Торговля началась сразу. Одни за другим. подходили оптовики; после того как в их руках оказалась большая часть товара, настал черед домоуправителей знатных датхайцев…

К закату большая часть товаров была уже распродана, и Факим заторопился к воротам вместе со своим угрюмым помощником – не кем иным, как кузнецом Хашдадом. В поводу они вели трех оседланных коней.

– Что, Факим, уже собираешься назад? – почти дружелюбно окликнул торговца десятник Ирраван.

– Нет, о блистающей меч в правой длани Солнцеподобного, да продлятся его дни вечно! Я получил срочный заказ. Вот, гоню нарочного в Дель Моргу! Надеюсь, он успеет, пока меня не опередят!

– А-а… – протянул десятник. – Ладно. Ступай – мы его запишем. Приказчик… пять сменных лошадей при нем… Бирку давай! Она денег стоит…

Тяжелые ворота пропустили Хашдада и вновь захлопнулись у него за спиной. Он остался один – перед великой пустыней.

* * *

Наконец раздался Ночной Колокол. После этого сигнала всем верноподданным Солнцеподобного разрешалось вкушать хмельное; одновременно звон этого колокола означал прекращение торговли. Явилась рыночная стража, бдительно пересчитала людей Факима, еще раз строго-настрого запретила покидать очерченные белой линией пределы и удалилась. Наступила душная датхейская ночь.

Кипа испорченных мехов, на которую, естественно, так и не нашлось покупателя, внезапно зашевелилась. Конан раздвинул вонючие шкуры; затхлый воздух постоялого двора показался ему столь же чистым и благоуханным, как весной в горах Киммерии, когда цветут все высотные луга. Полуодетый, в одной набедренной повязке, киммериец неслышной тенью скользнул к выходу. За спиной у него был приторочен меч, у пояса – пара кинжалов, канат и железный якорь-кошка – забрасывать на стены.

Над Тлессиной ярко светила луна. Хоронясь в густых ночных тенях, киммериец одним броском пересек рыночную площадь. Ему предстояло совершить невозможное – отыскать в громадном городе принцессу Илорет, не имея ни малейшего представления, кому досталась знатная пленница. Если верить эмиру и Факиму, Илорет была красива, значит – она, скорее всего, во дворце здешнего Солнцеподобного султана…

Конан оказался возле белой черты. Разгоняя тьму, здесь горели факелы, и, звеня оружием, расхаживала стража. Киммериец сжался возле груды каких-то мешков; сколь бы ни был велик соблазн сгрести за глотку местных сторожей, этого пока делать было нельзя. Поднимется тревога, датхейцы начнут прочесывать город… Сам варвар подобных облав ничуть не боялся, но его планам вытащить отсюда Илорет это могло помешать. И потому Конан терпеливо лежал и ждал – до тех пор, пока все патрули оказались достаточно далеко от того места, где он прятался, и тогда киммериец одним прыжком перемахнул через роковую белую черту, мгновенно растворившись в тени ближайшего дома.

Пробраться по ночному городу, пусть даже и наводненному стражей, не составило для Конана никакого труда. Слишком обширной была его практика, к тому же по-настоящему датхейцы следили только за прилегающими к рыночной площади улицами.

Дальше, дальше, дальше… Конан скользил, словно вышедший на охоту тигр – безмолвно и бесшумно; однако киммериец был во сто крат опаснее самого сильного и голодного хищника.

Нарядные дома и дворцы сменялись парками и небольшими храмами. Богатые лавки купцов соседствовали с воинскими домами. Наконец, пройдя через весь город, Конан оказался на просторной главной площади. С одной стороны высилась громада султанского дворца; с другой стороны – высилась громада главного храма Тлессины. И, едва оказавшись возле плотно закрытых по ночному времени дверей, киммериец услыхал слабое журчание текущей воды.

Похоже, что он попал куда надо. Конан оглядел стены храма. Воистину, их строили специально для того, чтобы таким, как он, было бы как можно удобнее вскарабкиваться на крышу! Выступы, фигурные карнизы, какие-то статуи в нишах… Здесь сумел бы подняться любой киммерийский мальчишка.

Конан беззаботно усмехнулся и легко полез вверх, Ему нужно было окно… открытое окно, чтобы убедиться – так проклятая клепсидра и в самом деле здесь…

Однако все складывалось легко и просто только вначале. Здание, храма являло собой как бы два громадных каменных куба, поставленных друг на друга: тот, что в основании – побольше, тот, что наверху – поменьше. На первую крышу Конан попал легко и без всяких затруднений. Однако там его ожидало сразу два неприятных сюрприза – вдоль ограждения ходила пара стражников, и стены верхнего куба были совершенно гладки. Высоко над головой на белом камне чернели провалы широких окон.

Пришлось пробираться ползком. Пока воины лениво глазели на расстилающийся под ногами город, киммериец ужом скользнул ко второй стене.

Теперь предстояло самое сложное. Закинуть предусмотрительно захваченную с собой веревку на одно из окон так, чтобы стражи ничего бы не услышали. Киммериец раздумывал не более мгновения.

В набедренной повязке были предусмотрительно завязаны несколько ржавых железяк. Конан вытащил одну; раскрутил веревку и, одновременно со взмывшим вверх якорем, метнул вниз стальную болванку.

– Эй! Что это? Ты слышал? – Стражи опрометью кинулись к перилам.

– Да нет, ничего страшного. Упало что-то…

– А мне показалось – звук шел сверху…

– Пить надо меньше! – последовал ехидный ответ.

Пока длился этот разговор, Конан молнией взлетел наверх и подтянул за собой веревку. Когда стражи ради порядка решили все-таки обойти вверенное их заботам строение, киммериец уже скрылся в темном проеме оконной ниши.

Открыть раму. Закрепить якорь. Скользнуть вниз… Храм Текучей Воды был просторен, темен и тих.

Негромко журчала вода, стекая в широкий круглый бассейн. На самом краю мраморной чаши высилась Священная Клепсидра.

Конан не удержался – чуть слышно присвистнул. Эта махина была ростом с него и ровно вдвое толще. Вся отливающая золотом и серебром, эта махина, похоже, весила немерено. Кром! Как же ее вытащить отсюда?!

Выяснив все, что хотел, Конан вскарабкался обратно в оконный проем. Что ж, пока в Тлессине хозяйничают датхейцы, клепсидру, похоже, не украдешь – тем более ему, резко выделяющемуся в толпе.

Что ж, не всегда прямой путь – самый короткий и легкий. Придумаем нечто похитрее…

Стража по-прежнему бродила вдоль края крыши. Некоторое время Конан наблюдал за ними. Нет, лучше не рисковать. Он не сомневался, что расправится с этими Датхейскими парнями в один миг – но исчезновение стражников вызовет тревогу в городе. А ему, Конану, она пока не нужна… Лучше испытать другой путь.

Он вновь спустил веревку внутрь храма. Немного не достает до полу – но ничего. Конан ловко скользнул вниз. Дернул веревку, на лету поймал железный якорь – он ни в коем случае не должен звякнуть о плиты – и мягкой волчьей походкой направился к дверям.

Они были заперты изнутри тяжелым железным засовом. Конан подождал у дверей, прислушался – ничего; тогда он отодвинул запор и выскользнул на улицу. Храмовый служка припишет незапертый засов собственной рассеянности и, чтобы избегнуть наказания, никому о нем не скажет…

Крадучись, Конан обогнул площадь. Да-а, неплохие были строители у того султана, что основывал город… Стены в четыре человеческих роста, гладкие, как стекло, и повсюду – стража.

Двадцать около главных ворот. По десятку возле ворот боковых. И лучники на гребне стены. Много лучников. По воину на каждые десять шагов…

Конан остановился, хоронясь в глубокой тени. Достойная задача. Несколько мгновений он раздумывал, а затем на его губах появилась кривая усмешка. Они могут стеречь все до единой двери, но одна-то дорога все равно останется. Без нее султану никак не обойтись…

Конан ширил шаг. Ночь не так длинна, а ему наци еще столько сделать! Как хорошо, что у старика Факима оказалась такая цепкая память!

Благополучно избегнув ночных патрулей, Конан выбрался к окраине Тлессины, отыскав неприметное серое одноэтажное здание, прилепившееся к самой крепостной стене. Ну что ж, пора и внутрь.

Он спокойно толкнул дверь и вошел внутрь. Тлела тусклая масляная коптилка; уронив голову на худые руки, за колченогим столом спал парнишка лет четырнадцати. Кинжал Конана поднялся и опустился. Нет. Убить спящего по киммерийскому кодексу чести значило покрыть себя несмываемым позором.

Конан огляделся. Так… вторая дверь. Очевидно, ему туда.

Во второй комнате стоял хорошо знакомый запах. Конан попал куда следовало – к смотрителям султанских выгребных ям. Спасибо Веледу, крысиному императору воров Бодея – надоумил, где можно искать дорогу в оплоты сильных мира сего.

В полу имелся круглый каменный люк. Конан осторожно снял со стены коптящий факел, прихватил со стола три запасных, приподнял крышку и скользнул вниз, навстречу зловонию. Впрочем, проведя столько времени в дурнопахнущих мехах, он готов был смириться уже с любым запахом.

Система отхожих тоннелей Тлессины разительно отличалась от бодейской. Здесь не было никаких лабиринтов. Наполовину заполненный нечистотами тоннель вел прямо вперед, никуда не сворачивая. И – что оказалось особенно приятно – сбоку имелась поднятая над уровнем грязной воды дорожка, вырубленный в камне уступ, по которому свободно мог идти человек.

С писком в разные стороны бросились всегдашние обитатели городских подземелий – жирные черные крысы. Конан шагал и шагал, факел в его руках горел ровно, пламя отклонялось вперед – верный признак, что там есть выход.

Старый визирь Факим умел смотреть и запоминать. А Конан умел спрашивать – и теперь он спокойно шел вперед, оставляя позади все бесчисленные пояса охраны.

Правда, встретились ему и решетки. Первую ему удалось вырвать из старой кирпичной кладки довольно легко, использовав меч в качестве рычага. Со второй пришлось повозиться; однако он преодолел и эту преграду, про себя лишний раз благодаря марангского оружейника, сделавшего ему такие ножны, что они выдерживали любое усилие. Правда, и весили они немало…

Наконец тоннель стал ветвиться и сужаться. Настало время подниматься вверх.

Смотровой колодец тоже перекрывала запертая на замок решетка. Наверху негромко перекликались стражники, но едва ли они охраняли каждый спуск в подземелья, решил Конан. Скорее всего пути воинов пересеклись тут случайно.

Так оно и случилось. Вскоре голоса затихли, и киммериец взялся за замок. В свое время он слыл лучшим взломщиком Шадизара, Заморы и Аренджуна; здесь же, в султанате Датха, еще не научились делать такие замки, чтобы они могли бы остановить Конана из Киммерии!

Вскоре запор клацнул и дужка отомкнулась. Сдвинув решетку, киммериец бесшумно выбрался наверх. Открыть люк, выскользнуть через него и вновь захлопнуть крышку было делом одного мгновения. Конан перевел дух и вытер честный трудовой пот, Он был во дворце повелителя Датхи.

Вот так – сколько ни выставляй вокруг охраны, малая щелка все равно сыщется.

Конан загасил факел и осмотрелся. В лишнем свете не было нужды – все коридоры дворца хорошо освещались. Теперь нелишним было бы обзавестись одеянием служки; в противном случае пришлось бы просто убивать всех, кто встретится ему на дороге…

Конан был в самой что ни на есть затрапезной, хозяйственной части дворца, неподалеку от кухонь и портомоен. Где-то неподалеку слышались голоса, падало что-то тяжелое – похоже, грузили доставленные припасы.

Конан прищурился, вспоминая слова Факима. Даже проныра-визирь не смог пробраться внутрь султанского дворца; приходилось полагаться только на его рассуждения, а не на факты.

Поудобнее перехватив меч, Конан двинулся прочь от кухонь. Ему нужен дворцовый гвардеец… и он его получит. Случай представился очень быстро. Сменившийся с поста воин вразвалочку шагал к кухне, намереваясь, очевидно, перехватить стакан-другой винца; об опасности он не думал, и потому не успел даже вскрикнуть, когда крепкие, точно камень, руки сдавили ему горло. Миг – и жизнь покинула его.

Кольчуга гвардейца едва-едва налезла на могучие плечи Конана. Поверх нее киммериец накинул просторный плащ; хорошо еще, что впору пришелся шлем. Облачившись таким образом, Конан спокойно, не таясь, двинулся прочь, предварительно сбросив бездыханное тело в колодец.

Лабиринты дворцовых коридоров. Несмотря на глубокую ночь, здесь спали далеко не все. Вышагивала стража, сновали прислужники, готовясь к завтрашнему многотрудному дню. Во имя Крома, где же здесь может быть сераль?

Передняя часть дворца наверняка парадная, – раздумывал Конан. Значит, где-то в середине… То есть там, где я сейчас и нахожусь.

Обстановка вокруг становилась все роскошнее и изысканнее. Пол исчез под мягкими коврами; по стенам потянулись прихотливые мозаики. Тянуло дорогими благовониями. Ага! Стража! И – евнух!

Четверо рослых датхейцев сидели у опущенной решетки, за которой отбывал постылую ночную службу немолодой уже евнух – весь расплывшийся, обрюзгший, с каким-то бабьим лицом, безбородый… Он ловко обыгрывал в кости стражников. Конан остановился, невидимый в полумраке.

– А они как, ничего, эти новенькие? – жадно расспрашивали евнуха воины. – Говорят, одну золотоволосую привели!

– Верно, верно, – кивал головой евнух, загребая очередную ставку. – Золотоволосая одна есть. Илорет-то, принцесса эта – она чернявая, а вот одна из ее служанок – у-ума! – он причмокнул. – Глаза что твое море. Волосы – чистое золото. Куда красивее, чем Илорет!

Конан почувствовал, как у него по спине побежали мурашки. Неустрашимый киммериец внезапно ощутил на лице леденящее дыхание Судьбы. Неужели Кром решил устроить ему еще и такое испытание – послал сюда Лиджену?!

«Да нет же, нет, – попытался успокоить сам себя Конан. – Откуда ей тут взяться? Небось, давно уже у папочки в своем Бодее. Мало ли золотоволосых красоток на свете?»

– Да, и сейчас их окончательно прибирают, потому что Солнцеподобный, – евнух выдержал торжественную паузу, как лицо, облеченное особым доверием, – собирался посетить сегодня свой сераль!

– Да будет благословен его отдых, – откликнулся один из воинов, очевидно, самый верноподданный.

– Да будет благословен, – подхватили остальные. Конан стоял, сощурив глаза, как он обычно делал, размышляя. Перебить эту четверку? Можно, но решетка наверняка заперта, а евнух тотчас сбежит и поднимет тревогу. Нет, надо по-иному…

– Эй, привет, примите в компанию? – развалистой походкой киммериец вышел из-за угла, как ни в чем не бывало, направляясь к караульщикам. – Во дворце какая– то тревога, запасных разослали по постам…

– Э, а ты кто? – удивился один из воинов. Конан совершенно спокойно плюхнулся на скамью рядом с евнухом, тотчас вытаращившим на него свои заплывшие жиром глазки. Киммериец держался совершенно естественно, сразу оказавшись в самой гуще датхейцев; и те, недоумевающие, сбитые с толку, пропустили тот момент, когда северянин начал действовать…

Рука, крепкая, словно стальной зажим, схватила евнуха за ворот парчового одеяния, немилосердно треснув лбом о прутья решетки. Издав слабый и неопределенный звук, достойный страж сераля плюхнулся на пол, словно вывернутое из квашни тесто.

Обездвижив евнуха – он лежал так, что Конан мог легко дотянуться до него – киммериец взялся за датхейцев, и с этими он уже не церемонился. Сам жесткий и жестокий, точно горный волк, Конан ненавидел здешнюю жестокость, и рассказ Факима об отрезанных пальцах и языках рабынь поверг северянина в ярость. Длинный меч выпорхнул из ножен – лишь быстрый взблеск сверкнул на лезвии.

Первый из датхейцев грудью напоролся на выпад Конана. Повернув меч в ране, Конан вырвал клинок и боковым ударом снес голову второму стражнику, уже замахнувшемуся черным ятаганом. Третий удар пронзил горло еще одному противнику и, наконец, четвертый угодил в спину самому сообразительному из всей четверки, который бросился наутек.

Конан покончил со всеми врагами, не отразив ни одного ответного удара. Схватка длилась не более двух секунд. Стальной вихрь оставил на полу четыре тела – и переходы дворца не огласило ни единым стоном.

Конан угрюмо усмехнулся, оттащил тела убитых гвардейцев в сторонку, набросил свежий ковер на залитый кровью пол. Потом, подтянув поближе бесчувственного евнуха, обшарил тело. Так и есть! Ключ от замка, запирающего эту решетку!

Конан вступил в святая святых султанского дворца. Здесь можно было не опасаться воинов – за порядком в этой раззолоченной темнице присматривали евнухи, и всего оружия у них были одни лишь плети.

Коридор вывел Конана в другой, существенно шире; прибавилось и масляных ламп на стенах. Ковры позволяли ступать совершенно бесшумно. По обе стороны коридора тянулись одинаковые двери, отличавшиеся друг от друга небольшими фигурками, прикрепленными на створках – лани, газели, антилопы, пантеры, львицы, встретилась даже одна слониха, (Фигурка была очень тонкой работы со всеми необходимыми подробностями. Конан задержался на мгновение, с уважением прикидывая, что же это за дама удостоилась такого символа.)

Сейчас обитательницы комнаток, похоже, спали. Коридор вывел Конана в просторный двухцветный зал.

Громадные окна выходили в роскошный внутренний двор, в висячий сад султана. Журчал фонтан; зал был разубран с кричащей роскошью, весь в алом и золотом.

Теперь оставалось отыскать эту самую Илорет.

В зале Конану повстречался еще один евнух. Он торжественно спал. Конан аккуратно приставил к его горлу кинжал и свободной рукой зажал ему рот.

Евнух дернулся, просыпаясь; и, надо отдать ему должное, он сразу же понял, в какое положение попал. Весь покрывшись холодным потом, он почтительно отвечал северянину.

Да, новенькие были, Для серали Солнцеподобного в конце концов отобрали двоих – разумеется, принцессу Илорет, и вторую, очень красивую, с золотыми волосами, по имени Лиджена.

Конан почувствовал, как пол уходит у него из-под ног. Лиджена здесь! Предчувствие его не обмануло.

– Веди! – шепотом приказал Конан евнуху. Тот повиновался.

* * *

Илорет, принцесса Маранга, спала. Она была настолько измучена, что даже ужасы предстоящей участи отступили перед усталостью. Девушка знала, что они вместе с ее новой служанкой Лидженой, купленной перед самым несчастливым походом, предназначены для утех лично солнцеподобного султана – или же для его особо почетных гостей, коим повелитель Датхи хотел выказать свое дружеское расположение.

Внезапно ее щеки осторожно коснулись чьи-то пальцы. Испуганную попытку вскочить пресекла тяжелая ладонь, опустившаяся ей на плечо, а другая рука странного гостя крепко зажала ей рот.

– Эгей, твое высочество, – услыхала Илорет спокойный, хоть и приглушенный голос. – Твой отец, эмир Маранга, просил меня вытащить его дочь отсюда.

Илорет с трудом подавила новый крик.

Перед ней на корточках сидел могучего телосложения воин, в обычной для гвардейцев султана одежде. Принцесса немедленно разрыдалась, припав к груди нежданного избавителя.

В своем углу зашевелилась Лиджена.

– Вот и снова встретились, – по-вендийски бросил ей Конан.

– Что?!.. Это ты?! – Лиджена вскинулась, словно при виде своего злейшего врага.

– Я, я, и оставим все разговоры на ПOTOM! Нам надо убираться отсюда!..

Однако в этот самый миг чуткое ухо киммерийца уловило голоса. Пока еще они были далеко, в конце длинного коридора – однако говорившие уверенной поступью направлялись именно сюда.

– Это… султан… и еще – посол… прибыл откуда-то издалека… с ним тут все так носятся… – быстро прошептала сообразительная Илорет.

– Посол? А что ему здесь надо?

– Наверно, султан решил угостить его нами… Лиджена застонала.

Конан едва успел скрыться за портьерой, когда дверь распахнулась. Внутрь хлынул свет многочисленных факелов.

– Оставляю их вам, о наш любезный друг, – пророкотал низкий мужской голос с повелительными нотками. – Даже мы еще не возлагали на них длань! Надеюсь, достойный посол, вы оцените этот жест нашей приязни!

– Солнцеподобный владыка Датхи слишком щедр со своим недостойным слугой, – послышалось булькающее бормотание. Говоривший был явно в летах и вдобавок страдал одышкой.

– Надеюсь, достойный посол, эти ящерки доставят вам удовольствие! – хохотнул султан, и дверь закрылась.

Вместе с тучным, облаченным в шитый золотом халат послом в комнату вошел и молодой воин, с тонкой кривой саблей у пояса, разительно отличавшейся от принятых в Тлессине широких ятаганов.

Пыхтя, посол сбросил халат. Молодой воин бесстрастно принял драгоценное одеяние и застыл у двери с обнаженным клинком наготове.

– Ну, мои курочки, – пробулькал толстяк, – раздевайтесь и давайте-ка сюда…

Молодой воин с усмешкой следил за происходящим – и, увы, не заметил осторожно шагнувшей вдоль стены тени. В следующий миг Конан нанес ему сокрушительный удар эфесом в висок. Стражник повалился, точно куль с мукой.

– Что?.. – начал было посол, и вмиг осекся – у его горла блеснула сталь.

– Молись, если можешь, – негромко проговорил Конан. Глаза его были холодны, как лед.

– А… нны-ы-ы… – только и успел выдавить из себя посол, за миг до того, как серое лезвие вошло ему в горло. Он умер беззвучно.

– Вот так-то, – хмуро бросил Конан, глядя на труп. – Пусть Солнцеподобный теперь сам отмазывается, как хочет, за смерть посланника… Эй, хватит дрожать! Вставайте!

Девушки и в самом деле тряслись от страха. Даже закаленная испытаниями Лиджена. Сейчас она решила, что лучше на время отложить свои планы отмщения. Пусть этот киммерийский варвар вытащит их отсюда… а потом она с ним посчитается.

Оставив трупы на полу, Конан повел освобожденных пленниц по коридору сераля. Про себя он благодарил сурового Крома – видно, тому все же захотелось узнать, чем кончится приключение одного из его сыновей… Султан и его свита вошли через парадный вход в гарем – иначе отсутствие стражи было бы тотчас замечено.

Ключом, снятым с трупа евнуха, Конан вновь отпер решетку.

– Теперь уже близко, – шепнул киммериец пленницам.

Удача сопутствовала беглецам до тех пор, пока они не оказались возле самого досмотрового колодца. Очевидно, кто-то во дворце все же заподозрил неладное…

Шестеро воинов почти бежали по узкому коридору, перебрасываясь короткими фразами:

– Не знаешь, что случилось?

– Нет. Просто сказали утроить посты. Эти, которые у сераля, не ответили на вызов…

«Ого, – подумал Конан, – здесь, похоже, придумали нечто поновее обходов! Не ответили на вызов… Скажи пожалуйста, какие быстрые!

Скрыться беглецам было некуда. До спасительного колодца оставалось не более двух десятков шагов. И Конан принял неравный бой.

Он ринулся вперед молча, словно бросающийся на добычу безжалостный снежный барс. Метательный нож сверкнул в воздухе, вонзившись в горло передовому стражнику; в следующий миг началась кровавая вакханалия.

Коридор был узок, и одновременно Конану могли противостоять только двое. Второго датхейца северянин убил мгновенно – страшный прямой удар разорвал кольчужную рубаху и глубоко погрузился в грудь неудачливого воина.

Киммериец успел выдернуть клинок и отвести рухнувший сверху удар. Ответный выпад северянина был столь же гибельным, как и первый.

Против него осталось всего трое противников. Варвар действовал с такой быстротой, что они не успели поднять тревогу. И они не успели сообразить, что самым правильным для них было бы бежать, а не сражаться…

По мечу Конана проскрежетал черный ятаган. В ответ Конан со всей силы рубанул противника по плечу. Добротно откованная кольчуга датхейца выдержала, однако не выдержали кости. Воин в беспамятстве повалился на пол; двое его собратьев дрогнули. Еще одного Конан сразил возле самого люка, что вел в досмотровый колодец, а последнего неожиданно уложила Лиджена, с неженской силой метнув ему вслед тот самый нож, которым Конан свалил первого из повстречавшейся им шестерки.

Кровь щедро пропитывала ковры. Скрыть ее и тела было уже невозможно, и Конан, стараясь по возможности не наследить, откинул крышку люка. Оттуда вырвалась волна зловония.

– Нам… туда? – Илорет скривилась от отвращения.

– Туда, туда, если не хочешь, чтобы твою голову выставили для всеобщего обозрения насаженной на кол! – рявкнул киммериец.

Он торопливо поджег факел от одной из светилен, и трое вырвавшихся из сераля начали путь во тьме.

Глава XIV

Путь по тоннелю прошел беэ происшествий, и всю дорогу Конан мучительно соображал, хватит ли у датхейцев ума сообразить, куда делись беглецы?

Если султан успеет послать кого-то и перекрыть выход – то он, Конан, проиграет.

Когда они добрались до конца вонючей подземной груды и оказались возле самой крышки люка, киммериец услыхал наверху голоса. Илорет в отчаянии зажала себе рот ладонями, Лиджена же просто до крови прокусила губу, чтобы не вскрикнуть.

– А ну, отвечай, почему отперто, а? – гремел один, из голосов, явно принадлежащий кому-то из начальников. – А что если они нырнули сюда?!

– Да чего ж им сюда нырять-то! – отчаянно возражал второй голос – ломающийся мальчишеский басок. – Там же решетки!

– Гм… Решетки… Это верно… Так значит, ты говоришь – не спал?

– Клянусь моей верностью Солнцеподобному!

– Ладно… – начальственный голос помягчел. Смотри же! Головой ответишь, если что!

«Если что, если что», – усмехнулся про себя Конан, откидывая крышку.

Парнишка-надзиратель не успел даже охнуть. Кулик киммерийца отбросил его к дальней стене.

– Быстрее! Прочь отсюда! – скомандовал северянин. – На крышу! А потом на стену! Быстрее, сейчас здесь будет жарко!

– Я… боюсь! – пискнула Лиджена. – Высоко… я боюсь!

– А султана с его палачами ты, значит, не боишься?! – шепотом гаркнул Конан. – Быстро наверх!

Плоская крыша. Конан одним движением забросил наверх, на городскую стену, свой верный якорь-кошку с привязанным к ней тонким канатом, в один миг взлетел вверх.

– Обвязывайтесь! Вместе, обе сразу!

Втащить на стену двух легких девушек было для Конана парой пустяков. Не развязывая их, киммериец подтолкнул Илорет с Лидженой к внешнему краю стены.

– Спускаемся, пока нас тут не накрыли! Однако и это прошло гладко.

И лишь когда настала очередь Конана, из мрака вынырнул совершавший обход воин. Сперва он вытаращил глаза от изумления; потом раскрыл рот, собираясь поднять тревогу, но крик его прервался в тот миг, когда пудовый кулак киммерийца врезался в челюсть стражнику.

– Слушай меня внимательно, пес Датхи, – Конан наклонился к самому лицу опрокинутого им на спину солдата. – Отправляйся к твоему султану и скажи ему следующее – что Конан Киммерийский похитил из султанского сераля двух новых наложниц, убил посла и предлагает султану, буде у него возникнет желание, встретиться с ним, Конаном, через четырнадцать дней на краю Эврарских холмов. Передай ему, что там я сотру с лица земли и его самого, и все его войско, как бы велико оно ни было! Это будет конец Датхи, и я сам – слышишь? – сам набью чучело из кожи, которую сдеру с твоего повелителя! Ты понял? Повтори! Да потише, иначе, клянусь Кромом, я найду себе иного посланца!