Текст книги "Ребята с улицы Никольской"

Автор книги: Стефан Захаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– «Чур, чур!» – передразнила ее Ирина. – Рано избу-читальню устраивать. Сначала картошку сварите. А вот где ваш Вадим Фокич так долгонько сегодня гулял?

За Вадима ответил Литературный гость, вошедший из сеней с кастрюлей:

– Не сердись, товарищ командир! Мы с твоим мужем заходили навестить Хомутова. Заболел парнюга, ангину подхватил. Врач велел ему три дня дома посидеть.

– И вместо него придется нам нынешней ночью с Григорьевым патрулировать, – добавил Вадим.

– Зачем я только расписалась с вашим Вадимом Фокичем в загсе? – всплеснула руками жена Вадима и подмигнула нам. – Вечно он где-то пропадает! То на подготовительных курсах при рабфаке, то в публичной библиотеке, то в детские дома зачастил: друзья, видите ли, в детских домах завелись. Теперь вот при окружной газете кружок рабкоров открылся, так без вашего Вадима Фокича и там не обойдутся. Везде свой нос сует!

– А знаешь, Ира, кто ведет кружок рабкоров? – гордо спросил Вадим жену.

– Не знаю. Знаю, что ночью вас, Вадим Фокич, дома не будет опять. Вот я поговорю завтра с начальником конной милиции. Больно часто тебя патрулировать посылают.

– Патрулирование – основная служба конной милиции, – произнес Вадим свою любимую фразу. – А руководить кружком рабкоров – ты только послушай, Ира! – взялся сам писатель.

В нашем городе был всего лишь один писатель, хмурый худощавый брюнет лет пятидесяти в больших роговых очках, как у знаменитого американского кинокомика Гарольда Ллойда. Сборник рассказов и очерков этого писателя вышел года три назад в Москве и сейчас, как сообщила недавно окружная газета, планировался с добавлениями вторым изданием в Ленинграде.

Писателя мы видели чуть ли не ежедневно: после обеда он медленно и с достоинством прогуливался по Козьему бульвару. Если ему встречались знакомые и спрашивали: «Как дела?» – писатель, приложив руку к фуражке, всегда вежливо отвечал:

– Дела отличные, сегодня уже сорок страниц нового романа сочинил.

– Вот вашему Вадиму Фокичу мало быть редактором стенгазеты конной милиции, – шутливо заметила Ирина, – захотел теперь с помощью писателя и в настоящую газету попасть.

– А наша газета разве не настоящая? Поддельная? – обиделся Литературный гость. – Вадим знаешь как там пишет? Отлично пишет!

– Хватит! Хватит! – засмеялся Вадим. – Не мешай картошку варить!

Хоть Вадим и не был волшебником, но так ловко всегда ставил над огнем кастрюлю, что она моментально закипала. Я, подражая ему, пытался тренироваться у себя на кухне, но у меня ничего не получалось. Вадим говорил, что быстро варить он научился в армии у старшины эскадрона.

И в тот вечер мы, забыв о недавнем домашнем обеде, с аппетитом уплетали свежую рассыпчатую картошку и по очереди читали вслух «Всемирный следопыт». Я, правда, предпочитал обычно слушать. А Герта, Борис, Вадим и его жена Ирина даже спорили, кому раньше читать.

Открывался сентябрьский номер «Следопыта», как сейчас помню, рассказом Павла Норова «Черный принц» – о водолазах Эпрона[15]15
  Эпрон – экспедиция подводных работ.


[Закрыть]. Даже на обложке журнала был нарисован огромный зелено-синий водолаз.

Оказывается, в ноябре 1854 года во время шторма у Балаклавы затонул английский пароход «Черный принц». Из уст в уста передавалось предание о таинственных сокровищах, погибших будто бы вместе с «Черным принцем». Автор следопытского рассказа и писал как раз о поисках тех полулегендарных сокровищ.

Затем мы прочитали очерк «Обсерватория в снегах» о метеорологах на Ямале и только приступили к повести о пограничниках и контрабандистах, как раздался тихий свистящий храп. Это заснул на стуле Литературный гость.

– Стоп, пацаны! – сказал Вадим, взглянув на часы-ходики. – Кончаем! Жаль, но придется сегодня закрыть наше литературное собрание. Скоро мне и Григорьеву выезжать на патрулирование, а патрулирование…

– Основная служба конной милиции! – произнесли мы хором.

– Знаете? – улыбнулся Вадим. – Ну и молодцы! А коли знаете, разрешите патрульным чуточку вздремнуть. Дочитаем и обсудим журнал в следующий раз. Возражений нет?

– Нет! – ответил Глеб.

– Нет, – ответили Герта, Борис, Ирина и я.

– Тогда ждите пригласительные письма.

Попрощавшись, мы побежали по домам, а осенний проливной дождь хлестал и хлестал на дворе, пожалуй, сильнее, чем днем.

«Нелегкая у Вадима и у Литературного гостя служба, – думал я, ложась на свой топчан и накрываясь стеганым одеялом. – Каково им нынче патрулировать? Холодно, темно, слякотно. Бр-р!»

Но пока я спал и видел сон про ксендза Владислава, Левку Гринева и Ганну Авдеевну, на Никольской улице случилось необычайное происшествие. Утром о нем только и говорили, и героем его был… Юрий Михеевич.

Старый актер в ту ненастную ночь никак не мог заснуть. То ему мешал барабанивший по окнам дождь, то волновали воспоминания о далекой кочевой юности, то возникали планы новых постановок Студии революционного спектакля. Когда кукушка на стенных часах прокуковала три раза, Юрий Михеевич, устав ворочаться с боку на бок, решил плюнуть на сон. Он зажег электрическую лампочку, оделся и достал тетрадь с наметками по разводке действующих лиц в «Красных дьяволятах» и «Любови Яровой».

«Пойду-ка, – подумал, закуривая папиросу, Юрий Михеевич, – пофантазирую на сцене, как это станет выглядеть реально…»

Закутавшись в плед и надвинув на самый лоб широкополую шляпу, старый актер засеменил в сторону клуба, сжимая в кулаке ключ от актового зала. К его удивлению, входная дверь оказалась незапертой.

– Что за чертовщина? – произнес вслух Юрий Михеевич. – Где же Бугримов?

У Григория Ефимовича от внезапной перемены погоды еще с утра онемели ноги, и Матвеев – Юрий Михеевич знал – назначил сторожем на время болезни старика Женьку Бугримова, благо тому все равно нечего было делать: отопительный сезон пока не начинался, а дрова на зиму уже заготовлены.

– Странно, странно! – продолжал удивляться Юрий Михеевич, осторожно поднимаясь по темной лестнице на второй этаж.

Дверь в зал он тоже нашел открытой.

– Прямо феерия волшебная! – воскликнул про себя старый артист, нащупывая на стене выключатель.

Вспыхнул яркий свет в люстре, висевшей под потолком, и руководителю Студии революционного спектакля показалось, что на сцене, за занавесом, который чуть колыхнулся, есть люди.

– Кто здесь? – дрогнувшим голосом спросил он.

Никто не отвечал.

В это время Вадим и Литературный гость проезжали как раз мимо клуба.

– Забыли, что ли, электричество погасить? – сказал Вадим, показывая на освещенные окна второго этажа. – Не экономят энергию…

– Помогите! Спасите! – раздался вдруг душераздирающий крик, и из клубных дверей пулей без шляпы и без пледа вылетел Юрий Михеевич.

Вадим мигом соскочил с Сирены и, на ходу расстегивая кобуру, кинулся к старому актеру.

– Жулики там, воры! – стучал зубами Юрий Михеевич, показывая на клуб.

Оказалось, что когда он задал в пустом зале вопрос, неизвестные личности швырнули из-за занавеса в люстру какой-то тяжелый предмет, правда, неудачно. Видимо, в темноте жулики хотели скрыться из здания, но Юрий Михеевич не стал ждать, пока они улизнут, и с воплями помчался вниз, бросив в испуге шляпу и плед.

– Уйдут через задний ход! – крикнул Вадим Литературному гостю, не дослушав рассказа Юрия Михеевича.

Тот, гикнув и привстав на стременах, дал шпоры Уктусу, и Уктус перемахнул через низенький заборчик во двор клуба. В сторону дровяного сарая бежали две темные фигуры.

– Стой! Стрелять буду! – гаркнул во всю мощь Григорьев, перекрывая шум дождя.

Неизвестные замерли на месте и, как по команде, подняли вверх руки.

Когда во дворе появились Вадим и Юрий Михеевич, Литературный гость, не слезая с Уктуса, спокойно доложил:

– Товарищ командир отделения! Задержаны двое, один из них давний наш приятель Евгений Бугримов, а второго вижу в первый раз.

– Вы не имеете права меня арестовывать, – с гонором заявил неопознанный человек, не опуская рук. – Я подданный не вашего государства!

Это был управляющий концессией Альберт Яковлевич.

X

На следующий день в школе на переменах все разговоры вертелись вокруг фабричного клуба. Но никто не мог толком объяснить, зачем туда ночью забрался управляющий концессией Северного завода. Непонятна была роль и Женьки Бугримова. А в самом начале последнего урока в наш класс осторожно заглянул Александр Егорович и смущенно произнес:

– Плавинская и Сизых, пойдемте со мной… Вам, Руфина Алексеевна, придется их отпустить. Сумки можете захватить.

Ничего не понимая, под удивленные взгляды ребят мы с Гертой вышли из класса и направились вслед за заведующим в бывшую ризницу. Там на хорошо знакомой нам узенькой скамейке сидел… Вадим.

– Здорово живем! – весело приветствовал он нас.

– Вадим? – опешили мы. – В школе?

– Принимайте, товарищ милиционер, и Плавинскую, и Сизых, – сказал Александр Егорович, показывая на Герту и на меня.

– Есть принять! – отчеканил Вадим и повернулся в нашу сторону: – Ваши пальто в раздевалке? Идите одевайтесь быстрее и тронемся в путь.

– Куда? – полюбопытствовала Герта.

– Узнаете.

Около школы нас ждала тачанка, правда, без пулемета, запряженная четверкой вороных коней. На козлах красовался сам Литературный гость.

– Ага! – подмигнул он нам. – Попались, которые кусались! А ну-ка, ответьте, что есть тачанка?

– Залезайте! – сказал Вадим, отвязывая от тополя Сирену.

Мы забрались на тачанку, а Вадим, ловко вскочив в седло, скомандовал:

– Трогай!

Григорьев щелкнул языком, шевельнул чуть-чуть вожжами, и тачанка лихо помчалась по мостовой. Мы с Гертой замерли от восторга. Как здорово!

– Герта! – радостно шепнул я. – Чем мы не красные дьяволята?

– Ага! – утвердительно ответила она, подставляя лицо навстречу свежему осеннему ветру.

Дождь, ливший всю ночь, к утру прекратился, погода разгулялась, и на тротуарах было много пешеходов.

«Хоть бы знакомые какие попались, – думал я с надеждой, – увидели бы нас…»

Только я так подумал, как заметил на правой стороне улицы Оловянникова и Вальку Васильчикова. Оловянников вышагивал в ярко начищенных сапогах, в новой коричневой кепке с пуговицей, с тоненькой бамбуковой тросточкой в руках. Валька в выцветшем старом кафтане плелся позади и тащил на плече две огромные вывески. Наверно, дядя и племянник направились к заказчику.

Я замахал школьной сумкой и крикнул:

– Валентин!

Валька остановился, остановился и Оловянников, пытаясь рассмотреть, кто едет. Но, видимо, они ничего не разобрали, так как и наша тачанка и Вадим верхом на Сирене лихо пронеслись мимо них и свернули на Главный проспект.

Перед зданием городского управления милиции Литературный гость придержал лошадей.

– Приехали! – повернулся он к нам.

Вадим, спрыгнув с Сирены, передал ему поводья и распорядился:

– Герта, Гоша! Пошли. Страшного ничего нет. С вами хочет побеседовать товарищ начальник.

В милиции мы ни разу в жизни не были, и хоть Вадим и уверял, что «страшного ничего нет», мы все же входили туда с испугом.

Вадим, стуча по полу ножнами шашки, провел нас по широкому коридору прямо в кабинет самого начальника городской милиции. Кабинет этот напоминал кабинет Александра Егоровича, только здесь над письменным столом на стене, рядом с портретом Владимира Ильича Ленина, висел портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского, а из-за темного шкафа выглядывал яркий плакат, на котором был изображен милиционер, державший за шиворот бандита.

– Доставил, товарищ начальник! – отрапортовал Вадим, зазвенев шпорами.

– Здравствуйте, юные товарищи! – приветливо сказал начальник, человек средних лет, но совершенно седой, подходя к нам. – Будем знакомиться! Меня зовут Павел Миронович. А вас, значит, Герта и Гоша? Не так ли?

Мы, смущенно улыбнувшись, сказали:

– Так!

Начальник нам понравился, он как-то сразу располагал к себе, и все наши страхи и сомнения моментально исчезли.

– Садитесь ближе к столу, – продолжал начальник, – не стесняйтесь. Пальто повесьте вот сюда. Товарищ Почуткин, вы пока свободны. Подождите в дежурной.

Вадим, козырнув, повернулся по-военному и вышел.

– Скажите, Герта и Гоша, – обратился к нам начальник, – вам знаком управляющий концессией Северного завода?

– Немного, – ответил я.

Герта утвердительно кивнула.

– Где вы с ним познакомились?

«Опять начинается сказка про белого бычка, – с горечью подумал я, – опять придется вспоминать дом ксендза. Зачем я только принял тогда приглашение пани Эвелины…»

Видя, что мы боязливо молчим, начальник сказал за нас сам:

– Вы познакомились с ним у ксендза Владислава.

И затем с небольшой иронией добавил:

– Не так ли, пионеры?

Пришлось рассказать по порядку, как было дело.

– Значит, управляющий концессией завода заводил при вас разговор о клубе, – усмехнулся начальник, – и вы пугнули его своим Юрием Михеевичем Походниковым?

– Пугнули немного, – подтвердил я.

А Герта опять только кивнула.

– Все, значит, сходится! – произнес в раздумье начальник. – Все-все сходится…

– Что сходится? – не выдержала Герта.

– Показания сходятся: ваши и управляющего, значит. Он заявил на допросе, что ради любопытства желал «обсервировать» клуб, то есть обозреть внутреннее убранство клуба. Его, значит, интересуют старинные особняки. Ну а Походников, видите ли, диктаторствует в клубе, посторонних ни под каким видом не пускает. Пришлось просить Бугримова.

– Правильно! – воскликнул я, вспомнив воскресенье. – Альберт Яковлевич в ресторане с Бугримовым выпивал. Я сам видел.

– Видел? – удивленно переспросил начальник. – Это интересно! Ты что, Гоша, посещаешь рестораны?

– Нет, – покраснел я. – Рестораны я не посещаю. Так просто у ресторана я оказался. В окно подсмотрел… Это когда Герта с ребятами на бульваре сидела… Точно, Герта? Ты ведь была позавчера на бульваре?

Но начальник успокоил меня:

– Да я верю, что ты их видел. Сам Бугримов дал показания, что управляющий пригласил его в ресторан. Познакомились они в кино, в буфете пили за одним столиком пиво. А в воскресенье управляющий повел своего нового знакомого в «Чудесный отдых» и намекнул парню, что очень хочет осмотреть фабричный клуб, но боится Походникова. Бугримов согласился показать особняк. Чем вся история закончилась, вы, наверное, уже знаете. Теперь они оба у нас в предварительной.

– И их отправят в исправдом? – перебил я начальника, хотя это было и не совсем вежливо.

– Нет, выпустят.

– Выпустят! – разом воскликнули мы.

– Конечно. Состава преступления по юридическим законам никакого, значит, нет. Кроме того, управляющий концессией – подданный не Советского государства. Как мы можем привлечь иностранца к ответственности за блажь, которая пришла ему в голову…

– А Бугримов! – вырвалось у меня. – Разве он не виноват?

– Здесь уже не наши функции. Бугримовым, очевидно, займется правление клуба.

Домой на тачанке нас повез Вадим. Мы всю дорогу горячо с ним спорили. Он поддерживал начальника и говорил, что «компрометирующих фактов для дальнейшего содержания под стражей управляющего и Бугримова у милиции не имеется». Мы с Гертой доказывали обратное: начальник поторопился. Вдруг Бугримов и Альберт Яковлевич искали ночью в клубе «луч смерти». О луче мы недавно читали на кухне у Вадима в журнале «Вокруг света». Вадим, услышав о нашем предположении, так рассмеялся, что четверка вороных, захрустев удилами, остановилась.

– Ну и развито же у вас чувство юмора, – проговорил он, вытирая выступившие слезы и ударяя вожжами лошадей. – Рассказ-то фантастический! Мозговать надо!

У ворот нашего дома размахивали руками возбужденные Глеб, Борис и Юрий Михеевич.

– Глядите! Вон эти пестери! – воскликнул радостно Глеб, первый заметив мчавшуюся милицейскую тачанку.

– Т-р-р! – затормозил Вадим.

Кони, тряхнув гривами, замерли.

Оказывается, весь урок естествознания Глеб и Борис просидели как на иголках и гадали, почему Александр Егорович увел меня и Герту. Что мы такое могли натворить?

После звонка они побежали к заведующему. Александр Егорович успокоил их:

– С вашими приятелями, ручаюсь, ничего плохого не случится.

Повстречавшись на пути из школы с Юрием Михеевичем, Глеб и Борис сообщили ему «о внезапном исчезновении Гошки и Герты».

– Какие-то тайны Мадридского двора! – изумленно воскликнул старый актер, схватившись за голову. – Нападение на клуб, на мою скромную особу, а теперь исчезли ребята!

Юрий Михеевич искренне верил, что тяжелый предмет ночные посетители бросали не в люстру, а в него.

И когда мы появились живыми и невредимыми, да еще на тачанке с Вадимом, Глеб и Борис чуть не задушили нас в объятиях.

– Где вы отыскали их, Вадим Фокич? – спросил Юрий Михеевич, подозрительно оглядывая меня и Герту.

– Где отыскал? Секрет. Пусть сами откроются! – с глубокомысленным видом произнес Вадим и, приподнявшись на козлах, гикнул на лихую четверку вороных.

Тачанка рванула с места.

– Стойте! Стойте! – закричал вслед Вадиму старый актер. – Я вас забыл, Вадим Фокич, поблагодарить за ночное спасение. Благодарю! От всего сердца благодарю!..

Через несколько минут мы сидели в подвале у Юрия Михеевича и, перебивая друг друга, рассказывали о том, как были в управлении милиции. Узнав, что Альберт Яковлевич и Бугримов выпущены, старый актер пришел в ярость.

– Как? – кричал он, заламывая руки. – Забраться ночью без разрешения на сцену! Хорошо, что хоть парики и грим остались целы!

– Юрий Михеевич, – боязливо пролепетала Герта, – управляющий концессией подданный другой страны.

– Что? Что? – поперхнулся старый артист. – Подданный другой страны? Выходит, заморским болванам полагается по советским клубам шариться? Сейчас же иду к начальнику милиции! Я его пристыжу. А Бугримова вон из истопников! Григорий Ефимович – благородная личность, понимает святое искусство, а сей проходимец опозорил нас на весь город.

Юрий Михеевич стал вспоминать, что и в старые времена жуликов и грабителей никто не жаловал. Специальное сыскное отделение ловило всяких подозрительных типов и не гладило их по головке. Сам Юрий Михеевич как-то в молодости выследил одного известного квартирного вора по прозвищу Вовка Лысый. Этот Вовка обокрал гардероб актрисы, в которую руководитель Студии революционного спектакля был тогда безумно влюблен…

– Нет, нет! – повторял Юрий Михеевич. – Иду, иду к начальнику милиции! Гнать надо Бугримова!.. А вы, друзья, запомните: коли встретите охламона управляющего около клуба, глаз с него не спускайте, следите за ним, и меня, и Вадима Фокича в известность ставьте… Ну, берегись, чертов иностранец!

Однако в милицию Юрий Михеевич почему-то не пошел, а направился в клуб, к Матвееву.

Матвеев и сам был зол на истопника, да и члены правления клуба отнеслись к ночному происшествию неодобрительно. Приказ об отставке Бугримова все единогласно утвердили.

А мы с Гертой в течение нескольких дней, захлебываясь от восторга, рассказывали и в школе, и на Никольской, как Вадим и Литературный гость возили нас в милицию. Только Глеб обиделся на меня за то, что я утаил свое знакомство с Альбертом Яковлевичем. На Герту он за то же самое, правда, не сердился. Я заверил друга, дав честное пионерское, что скрывать больше ничего от него не буду.

В конце недели с Северного завода приехали Игнат Дмитриевич и Тереха. И я получил приглашение зайти в квартиру Пиньжаковых.

* * *

– Эх, Никола, Никола! – насмешливо сказал Игнат Дмитриевич Николаю Михайловичу, когда я чуть ли уже не в десятый раз изложил историю про поездку на тачанке и про беседу с начальником милиции. – Подвела тебя, побей меня бог, разлюбезная твоя концессия.

– Игнат Дмитриевич! Дорогой мой тесть! Пойми, ты путаешь две определенно разные вещи, – снисходительно улыбнулся Николай Михайлович. – Концессию и управляющего концессией. Концессия как предприятие, как договор – одно, а то, что управляющий забрался ночью в фабричный клуб, – совсем другое дело!

– Как этак другое?

– Подумай… Может, управляющий был пьян.

– Управитель, конечно, побей меня бог, выпить чуточку любит, – согласился Игнат Дмитриевич. – Но выпивка у него, кошкина сына, идет не от простоты души, а от хитрости. Верно, Тереха?

– Угу! – охотно поддакнул тот.

– Ну, а коли задели пьянку, то послушайте, чего я скажу, – и Игнат Дмитриевич, погладив бороду и гордо посмотрев на Николая Михайловича, на Глеба, на меня и на брата, начал рассказывать.

Последнюю получку на Северном концессия задержала. Инженерам и мастерам деньги выдали, а рабочим нет. Правда, два инженера да человек десять техников и мастеров отказались от этих денег, заявив, что «получат жалованье вместе со всеми», но остальные их не поддержали.

Когда в день получки в заводоуправлении над окошечком кассы появилось объявление, что выплаты денег не будет, Альберта Яковлевича пригласили в завком. Он не заставил себя долго ждать, пришел надушенный, напомаженный и, как всегда, в новом, словно с иголочки, костюме и, очаровательно улыбнувшись, доложил:

– Я, господа, в вашем распоряжении.

Завкомовцы удивленно переглянулись. Они давно уже не слышали слова «господа».

– Ну-с, так зачем вы меня пригласили? – продолжал Альберт Яковлевич.

– Деньги рабочим кто платить обязан? – спросил председатель завкома Самсон Николаевич.

– Деньги обязано платить акционерное общество, у которого я, как и вы все, господа, имею честь состоять на службе. Произошла небольшая задержка. В город, в главную контору, уже посланы представители из заводоуправления. Все вот-вот станет ясно. Не понимаю, чего вы перепугались!

Завкомовцы хмуро молчали.

– Альберт Яковлевич, – сказал наконец Самсон Николаевич. – Мы посоветовались с нашей партячейкой…

– Партячейка меня не касается! – оборвал его управляющий. – Никакие партячейки в государственном договоре не предусмотрены. Наше акционерное общество вне политики. С вами, уважаемые, я беседовать могу. Но заявляю: партячейка меня не касается.

– Поэтому партийных под всяким благовидным предлогом и увольняют с завода, – произнес кто-то.

– Это, господа, полномочия акционерного общества: кого нанимать, а кого увольнять, – ответил управляющий.

– Альберт Яковлевич, – четко сказал Самсон Николаевич, – заводские дела – наши дела. Будет завтра получка?

– Надеюсь, будет, – улыбнулся управляющий. – Но вы мне, господин председатель завкома, не грозите. Есть договор, заключенный Советской Россией с иностранным акционерным обществом. Там учтены все права и полномочия. Разрешите удалиться?

Как только Альберт Яковлевич ушел, в завкоме поднялся гул.

– Запугать желает, кошкин сын! – застучал кулаком по столу Игнат Дмитриевич. Он хоть и не был членом профсоюзного комитета, но почему-то в этот момент оказался там.

– Хватит! Пора кончать концессию! – раздался чей-то голос. – Гляньте, чего с оборудованием-то заводским творится!

Концессионеры обязаны были все поставленное ими оборудование передать Советскому государству в полной сохранности, когда истечет договорный срок. Но за последнее время осмотр и ремонт станков и печей не проводился, различные детали, выходящие из строя, новыми заменялись лишь после нажима со стороны самих рабочих.

– С оборудованием мы сами разберемся, – успокоил присутствующих Самсон Николаевич. – Портить государственную собственность не позволим. А пока решим, как быть с получкой. Предлагаю обождать до завтра, шуму поднимать не будем. Потерпим сутки, поверим французу. Кто за?

Все завкомовцы подняли руки. Даже Игнат Дмитриевич проголосовал, хотя от него это и не требовалось.

– И дурнем оказался, дурнем! – сожалел он сейчас – Надул Альбертка-то ребят, как кошкиных детей купил.

Игнат Дмитриевич и Тереха возились в тот вечер со своими семьями на огороде – выкапывали остатки картошки. Работу закончили уже поздно, с последними отблесками зари.

– Чего-то я, ребята и бабы, не пойму? – удивленно произнес Игнат Дмитриевич, бросая лопату и прислушиваясь. – Никакого нынче христианского праздника нет, это, побей меня бог, всем православным, известно, а пьяные песни горланятся. Неужели календарь церковный Васька-поп наш перепутал?

Но Игнат Дмитриевич ошибался: путаницы с церковным календарем не было. Просто-напросто управляющий концессией Альберт Яковлевич угощал рабочих Северного завода. Правда, угощал не за свои деньги. А получилось это так.

Концессионеры при заводоуправлении открыли магазин. Особой популярностью, правда, он не пользовался – торговали в нем лежалым товаром, – но рабочие вечерами собирались около него. На высоких ступеньках было удобно посидеть, покурить, поговорить о событиях, обменяться мнениями.

Обычно магазин торговал до шести часов, а тут его никто не собирался закрывать.

– До ночи, что ли, Гаврилыч, робишь? – шутливо полюбопытствовал кто-то у приказчика, зевавшего около окованных железом дверей. – Чертей в гости, поди, ждешь?

– А кто его знает! – лениво ответил приказчик и опять зевнул. – Сам, понимаешь, велел. А я что? Мое дельцо маленькое. А вон и сам изволит пожаловать, у самого и пытай.

По ступенькам поднимался улыбающийся Альберт Яковлевич.

– Здравствуйте, здравствуйте! – говорил он, любезно раскланиваясь направо и налево. – Скучаете? Выпили бы по стопочке.

– Денег пока не даете на веселье, – подделываясь под тон управляющего, сказал широкоплечий мастеровой Зиновий Зинов.

– Ай-ай-ай! – сокрушенно покачал головой Альберт Яковлевич и присел на ступеньку. – Какая беда! Но, уверяю, завтра получите деньги. Знаете?

– Как не знать. Знаем, конечно! – хором ответили рабочие.

– А стопочку выпить хочется? – продолжал управляющий.

– Мало ли кому чего хочется! – засмеялся Зинов. – Я вот, к примеру, желал бы на луну слетать. Да нет пока такого ковра-самолета. Не придумали.

– Совершенно верно, друг! – ответил управляющий. – Такого ковра-самолета пока не придумали. А стопочку мы придумаем…

Он быстро поднялся с места, исчез в магазине и вернулся оттуда с двумя раскупоренными бутылями. Все изумленно вытаращили глаза.

– Пейте, друзья! Угощаю! – заявил панибратски Альберт Яковлевич.

– Нет, увольте! – отрезал Зинов. – Подарки не принимаем! Благодарим, конечно. Пошли, орлы!

– Стойте! – крикнул управляющий. – Я не собирался вас обидеть. Вижу, сидите, скучаете. Но, если не хотите принять подарок, давайте договоримся по-другому: кто желает выпить, приглашаю в магазин. Берите вино, закуску. Только пишите расписочки. Завтра у вас эти суммы из жалованья вычтут. Как? Разве плохо придумано?

– Оно, конечно, неплохо! – повернулся нерешительно Зинов к своим товарищам. – Как, орлы?

– За свои деньги почему не угоститься, – ответил ему за всех старый прокатчик Емельян Слесарев. – За свои можно. Резонно…

– А на другой день, – продолжал свой рассказ Игнат Дмитриевич, – пришли наши мужики за получкой, и у тех героев, кто пил за здоровье Альбертки, половины денег не оказалось! По распискам у дураков вычли. Они туда-сюда. Альбертка сам в город раненько укатил, сказывали, в костел на исповедь.

– Здорово ваш управляющий схитрил! – воскликнул Николай Михайлович. – Ну и ловкач, ну и плут!

– Ага! – присвистнул Игнат Дмитриевич. – Понял наконец-то, что такое концессия?

– Плут управляющий – одно, – сказал Николай Михайлович, – а концессия – другое. Республике любая помощь в свое время требовалась. Кончился договор, нового не заключим! Вот так!

– Спасибо, Никола, хоть и за это! – насмешливо поклонился зятю Игнат Дмитриевич. – Но договор-то договором, а почему вот Альбертка залез ночью в ваш клуб? Кто такой случившийся случай пояснит?

Однако никто «такого случившегося случая» пояснить не мог.