Текст книги "Генерал Краснов. Как стать генералом"

Автор книги: Станислав Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

«Однажды Вернадский и Краснов перед началом литературного вечера в обществе, посвященного Л. Н. Толстому, заспорили о письме Толстого Александру III. Толстой предлагал царю помиловать убийц его отца, Александра II. Вернадский считал, что Толстой с его огромным влиянием должен был отозваться на суд и смертный приговор, и называл его обращение к молодому царю справедливым и смелым поступком. В заключение он процитировал Достоевского:

–  Убивать за убийство несоразмерно большее наказание, чем само преступление!

Краснов считал всякое обращение к царю недостойным революционера.

–  Да ведь не революционеры просят, а Толстой! – напомнил Вернадский.

–  Он должен бы спросить тех, за кого просит!

К спорщикам долго прислушивался только что начавший появляться на собраниях Ульянов. Он подошел к друзьям и сказал серьезно и строго:

–  Позвольте, товарищи! Представьте себе, что двое стоят на поединке друг против друга. В то время как один уже выстрелил в своего противника, другой, сам или его секундант, обращается с просьбой не пользоваться в свою очередь оружием… Может кто-нибудь на это пойти?» [18].

Александр Ульянов был секретарем студенческого Научно-литературного общества. Моральный облик революционно настроенных ученых становится ясен, вместе с обликом либеральной интеллигенции. Удивительно, как они умудрились вплести Достоевского в оправдание цареубийц. О письме Толстого к Императору Александру III Петр Краснов скажет свое слово монархиста не скоро, в 1937-м, но нет нужды сомневаться, что и в начале 1880-х он был настроен иначе, нежели старший брат. Примечательно, что в статье 1916 г., посвященной памяти А. Н. Краснова, Владимир Вернадский записывает следующее: «А. Н. Краснов никогда не подчинялся никаким политическим или общественным рамкам»[14]. По личным письмам и другим свидетельствам можно установить, что в молодости еще как подчинялся, и «никогда» относится скорее к зрелому возрасту, когда революционность была оставлена.

Добавлю, что в письмах Андрей также спорил с Вернадским о задачах географии и самой сути ее как науки – обобщения выводов частных наук, – философии естествознания; писал Вернадскому о назначении человека, замешанном на гедонизме, вечном спутнике революционных настроений:

«Все мы смертны. Человек живет средним числом 60–70 лет. Обессмертить себя он может лишь великими делами. Дела эти могут делать единицы из миллионов. Остальные умирают бесследно. К чему они живут? Ответ один! Они живут, чтобы наслаждаться жизнью, как и все живущие. Но отличие человека от животного в том, что кроме физических наслаждений он может иметь нравственные (любовь к ближнему) и умственные. Только тот, кто пользуется всеми тремя, живет действительно. Чем больше людей будет в состоянии так жить, тем более счастья на земле. Задача профессора – дать возможно большему числу людей возможность жить таким образом»[4].

Кратко то же самое звучит: человек рожден для счастья, как птица для полета, – так сказал один несчастный революционер. Один известный пример, во что оборачивались близкие друг другу гедонизм и эвдемонизм (смысл жизни в наслаждении и счастье соответственно). – Народовольцам, чтобы пережить сильнейшую радость, требовалось убить Государя Императора. Вера Фигнер о своем счастье: «Я плакала, как и другие… ужасы тюрьмы и ссылки, насилия и жестокости над сотнями и тысячами наших единомышленников, кровь наших мучеников – все искупала эта минута, эта пролитая нами царская кровь; тяжкое бремя как будто снималось с наших плеч, реакция должна была кончиться, чтобы уступить место обновлению России». Никакой логикой, никаким разумом нельзя объяснить, каким образом «реакция» в России должна была исчезнуть со смертью Императора. Они будто бы представляли царя как магическое средоточие зла, бросив в вулкан которое, можно избавить мир от насилия и власти «зверя». Они жили одной этой целью, как будто Монархия должна была рассыпаться от гибели ее Властелина. И ради испытания этого счастья они рисковали своими жизнями, не жалели чужие при многочисленных покушениях, лишь бы убить Помазанника Божия.

Краснов относится к поколению, которое будет кардинально менять облик планеты и решать судьбы миллионов. Недавно, в 1879 г. родился Иосиф Джугашвили. Сам Петр Николаевич родился примерно через 1,5 года после появления на свет Последнего Русского Императора, и за полгода до рождения цареубийцы, Владимира Ульянова. Краснову суждено попасть в то поколение, которое войдет в самую силу к решающим годам противостояния Империи и республиканцев, а потом белых и красных. Многие личности еще не успели к решающему времени для этого противостояния набрать возраст и предстать значимой силой, а кто-то перерос для решающей роли в нем.

Другой вопрос – насколько он попал в свою эпоху, подходила ли она Краснову, но подобные размышления редко когда можно признать честными, они обычно преследуют осуждающую цель: показать насколько плоха была эпоха или персонаж в ней. На самом деле каждая личность создает свою эпоху и изменяет ее, а Краснов даже сознательно старался изменить ее по-своему. Как он старался, и чего ему удавалось достигнуть – основная тема биографии.

Петру Краснову было на кого равняться и кого превосходить в литературе, публицистике, военной службе, науке и туризме, – самые близкие родственники подавали пример, создавая себе имя и славу. Петр Николаевич старался не отставать. Поучения Суворова он знал наизусть уже в 6 лет, тогда же читал подаренную отцом «Справочную книжку для русских офицеров» генерал-майора Генштаба H. A. Махотина (1859 г., книга получила широкое признание у военных, до 1884 г. несколько раз переиздавалась), и начал учить военные термины, строи родов войск и прочие основы существования армии; в 12, а это после смертей Достоевского и Императора Александра И, Краснов начинает выпускать домашний литературный журнал «Юность», выполняя должности автора, редактора, наборщика. Как и старшие братья, детство Петр Николаевич провел в Петербурге. О первых годах его жизни мало что можно сказать. Краснов называет всего одну подругу детства – Валентину Ивановну Дубягскую, дочь военврача русской армии на Балканах 1877–1878 гг., который станет главным врачом военного лазарета в г. Павловск. Вот только Валентина на 10 лет младше Краснова! Значит, 1879 г. рождения ей приписывают ошибочно, или же Краснов оговорился, имея в виду ее мужа, Порфирия Чеботарева, 1873 г.р. Но и здесь нестыковка: П. Г. Чеботарев учился в Новочеркасском Донском кадетском корпусе.

О молодых годах Петра Краснова может много рассказать его собственный роман «Опавшие листья», написанный в первые годы эмиграции. Во время царствования Александра Третьего разворачиваются события романа и решаются судьбы семьи Кусковых. Их Краснов брал как среднюю интеллигентную семью, и его собственная вполне попадала под это определение. За отца семейства Красновых Николая Ивановича, Генерального штаба генерал-майора, в «Опавших листьях» дан профессор Михаил Павлович, презиравший военную службу. Николаю Краснову принадлежность к военным не помешала стать ученым широкого профиля: статистиком, экономистом, историком. Если отцы нарочито не близки, то поражает сходство детей М. П. Кускова и Н. И. Краснова. Об отрочестве и юности Петра Николаевича можно больше узнать из данного романа, чем откуда-то еще. Третий сын Федор – православный патриот, выбирающий военную стезю и Россию за даму сердца – явно срисован автором с себя. Старший брат Andre – он Андрей и есть, скрипач, поэт, неверующий либерал. Переиначено имя второго сына – Платон сделан Ипполитом, и вместе с отзвуком имени среднего брата, Краснов перенес на него увлечение Андрея гербариями и насекомыми, влечение к научно-бесчувственному познанию природы. Следуя содержанию романа, эти качества отдаляли старших братьев от Петра Николаевича и их матери. Andre увлекался спиритизмом, и у меня есть самые сильные подозрения считать, что это вместе с Православием склонило будущего генерала и писателя к стойкому отвержению материализма, поиску чуда и мистического в жизни… и в литературе. В своих книгах П. Н. Краснов упорно касается граней реальности в пространствах мира, около жизни и смерти.

11 марта 1920 г. Вернадский вспоминал, что в молодости интересовался спиритизмом и «легко поддавался безотчетному страху, чувствуя вокруг присутствие»невидимых и неосязаемых потусторонних сущностей. Это ощущение возникало безо всяких спиритических сеансов, «когда я оставался один в комнате (даже днем)».Способность ощущать невидимое присутствиевесьма распространена среди людей, почти каждый признается, что ему знакомо это ощущение, – далеко не один Вернадский, бывший лунатиком, непроизвольно владел ею. Андрею и Петру Красновым также могло быть присуще свойство улавливать близость нематериального сознания. Хотя при этом участие самого Краснова в спиритических сеансах приводило к неудачам медиумов: «может быть по той же причине моего анализа и недоверчивой разведки», полагал он в феврале 1902 г. в Индии [93, с. 579]. Подробнее всего Краснов описывает спиритические сеансы в эмигрантском романе «Домой!», написанном в 1935-м. Там им увлекаются отвергшие Бога социалистки, имеющие репутацию бесноватых. Описывая случаи шарлатанства медиумов, он объясняет неудачи сеансов также недоверием и психическим противодействием участников. Вместе с тем писатель считает невозможным отрицать сверхъестественные явления, вызванные удачными сеансами. Согласно с учением Церкви, Краснов определяет эти явления, как бесовские, демонстрируя их опасность. То же касается ощущения страха, когда без особых сеансов, от одного обсуждения или раздумья, воспринимается рядом «кто-то непонятный, невидимый, жуткий и неведомый».

Александр Смирнов в биографии генерала допускает неимоверное количество вольностей в обращении с историческим материалом, а также с элементарным сложением и вычитанием. Считая количество дней за 27–31 октября 1917 г., господин Смирнов получает 6 дней жизни. Раньше, в начале книги, в букете дарований Красновых Смирнов насчитывает 5 сыновей Николая Ивановича, из них называет Платона старшим сыном, затем Андрея и Петра.

Наконец неизвестно откуда, он берет Ивана Николаевича, 1873 года рождения, инженера-железнодорожника, как и Платона. Иван преподавал высшую математику, эмигрировал в Англию, а перед 1939-м вернулся в СССР. Еще Смирнову известно, что П. Н. Краснов переписывался с его дочерью Ниной (Омеровой) с лета по ноябрь 1943 г. С потолка эти сведения не сняты, если источник – следственное дело 1945–1947 гг., довериться ему можно, хотя во всех публикациях по генеалогии Красновых значатся только два брата. 25 ноября 1918 г., произнося речь в Новочеркасске, атаман Краснов сказал: «У меня сестра в Москве». Он мог подразумевать сестру своей жены, точно оставшуюся в Москве.

Но если судить по «Опавшим листьям», то мы действительно найдем младшего брата под именем Миша и родную сестру Липочку (Олимпиаду). Рассудок подсказывает, что о них должно было быть известно, они не могли совершенно уйти в тень талантливых и знаменитых братьев (коих никак 5 не набирается). А в «Старой академии» П. Н. Краснов вспоминал, что его отцу «было больно и досадно, что из всех его сыновей я один не имел высшего образования. Его мечтою было, чтобы мы все четверо были профессорами». Значит, сыновей точно было четверо.

Другими воспоминаниями Краснова подтверждается наличие в семье няньки, кронштадской мещанки [в романе – mademoiselle Suzanne; а еще есть племянница Лиза, то есть кузина Федора], с которой совсем молодой Краснов на Загородном проспекте Петербурга впервые встретился с колонной конных казаков, чья песня с ружьями Бердана и вострыми шашками ему надолго запомнилась. Прямо писать о родных, оставшихся в СССР, Краснов не мог – велика опасность навлечь на них беду – известны случаи репрессий за родство с белыми.

В «Опавших листьях» автор определенно основывается на опыте своей семьи, добавляя трагизма для пущей близости к противоречиям эпохе и остросюжетности ради. Другие жизни прожили Красновы, чем Кусковы, но Федор в романе почти тот же самый, каким был Петр. Сначала гимназистом Санкт-Петербургской первой гимназии, чье сокращение СП1Г расшифровывали: сей повинуется одному Государю, ни в коем случае не – Сенной площади первый гуляка. Много было критиков содержания гимназических курсов, но это проблема вечная, еще Сенека отмечал: «Не ради жизни мы учимся, а ради школы»[49].

После пяти классов в 1-й классической гимназии Петр Николаевич перевелся в Александровский кадетский корпус, седьмой класс которого подошел к концу летом 1887 г. Корпус Краснов оканчивает вторым по баллам из класса в 23 кадета, вице-унтер-офицером и патриотом до гроба. Неизгладимое влияние оказал на кадета Краснова командир строевой роты Николай Федорович Кольдевин. Его рассказы о Русской Армии остались в душе Краснова как святыня чести и долга, служения за Веру, Царя и Отечество. Полковник Лейб-Гвардии Егерского полка Кольдевин, награжденный боевым орденом, рассказывал ему и остальным воспитанникам корпуса о последней войне, о солдатах, выносивших своих раненых офицеров под пулями, о героях, ставивших Веру и Верность выше жизни. – О тех скромных подвигах, которые знал и пережил. Полковник Кольдевин определил выбор Красновым Павловского пехотного училища, а не артиллерийского или кавалерийского. В 1938 г. Краснов вспоминал, что затратную службу в Николаевском кавалерийском училище не мог обеспечить его отец на одно жалование, при его большой семье. Николай Иванович благословил идти в пехотное училище, назвав его лучшим выбором. С Красновым в Павловское училище отправились лучшие выпускники Александровского кадетского корпуса, целых тридцать человек с обоих отделений выпуска [46].

1-е Военное Павловское училище называли дисциплинарным батальоном за строгость обучения, суровость духа училища и уровень требований к юнкеру. Император Павел стал его основателем в 1798 г. Государь Николай I в 1829 г. переименовал Императорский Военно-Сиротский дом в Павловский кадетский корпус, который в 1863 г. стал училищем. П. С. Ванновский, бывший первым начальником училища, до 1868 г., потом занимал должность военного министра с 1881 г. по 1897-й. Знаменитым выпускником училища был поэт Семен Надсон (его Маяковский просил сойти куда-нибудь на Ща, чтобы не мешал стоять рядом с Пушкиным, но со всеми трубами парохода современности этот советский декламатор не стал большим поэтом, чем несчастный С. Я. Надсон, проживший всего 24 года). Надсон был для павлонов штатским поэтом, не то что Лермонтов, выпускник Николаевского кавалерийского училища, но стихи Надсона знали все павлоны.

Краснов привыкал жить в казарме по военному распорядку дня, к воспитанию будущего офицера, строевым занятиям. Осилить курс обучения с химией и механикой Петру Краснову во время отпусков помогал брат Платон, а в училище Петр Николаевич помогал по тем же наукам близким юнкерам. И Краснову удавалось учиться на все двенадцать (это теперь принята узкая пятибалльная система и есть выражение «на пять»).

В январе 1888 г. Павловское училище посетил Император Александр III. В минувшем году Государь не посещал училище, зато на Дон приезжал с Императрицей и Наследником, в Новочеркасске их встречали представители многих донских станиц и генералы Н. И. Краснов с Н. Н. Варламовым. Государь провел смотр роты Имени Его Императорского Величества 1-го Военного Павловского училища. Краснов входил в число ста пяти юнкеров Государевой роты. Конечно, юнкера были счастливы видеть Императора и его Супругу.

После экзаменов, прошедших для Краснова довольно легко, последовала летняя лагерная служба в Красном Селе. Младшекурсникам полагалось выполнять полуинструментальную съемку местности, потом шел курс стрельбы, где Краснову недоставало дальнозоркости, но до 400 шагов он был точен. Кроме того, занимались определением расстояний по глазомеру, учились окапываться и делали другие саперные работы. От середины лета с окончанием ротных начались батальонные учения, и в лагерь приезжал Государь Император; в августе павлоны вступили в большие маневры с другими юнкерами, бродили по полям и лесам, потом шли походным порядком до Царского Села. По окончании маневров Владимир Грендаль, первый по баллам перед Красновым в выпуске из Александровского кадетского корпуса и его лучший друг, был назначен фельдфебелем в 4-ю роту, а сам Краснов был произведен в младшие портупей-юнкера и представлен к исполнению обязанностей фельдфебеля 1-й роты Его Величества. Со старшего юнкерского курса П. Н. Краснов начал учиться быть командиром и испытал первые трудности в новом качестве. За взыскания, оставления без отпуска, за несоблюдение порядка, подъем просыпающих юнкеров, проведение смотра по уставу, фельдфебель называется «фараоном» и вызывает неудовольствия юнкеров. Эти мелочи расстраивали Петра Николаевича. Обучение продолжалось в том же порядке, с добавлением обучения младшего курса, занятиями шашечными приемами и стрельбой не только из винтовок, но и револьверов «Смит и Вессон»; а раз в неделю полагалась езда верхом в манеже.

Возвращаясь к «Опавшим листьям», скажу, что местами Краснов забегал вперед. Хронологически раньше М. Горького, до 1903 г., он противопоставляет патриотизму фразу «человек – это звучит гордо», и до «Обмановых» Амфитеатрова 1902 г. либерал Ипполит рифмует: Романовы – обмановы. Но точно, как Краснов, Федор Кусков закончил кадетский корпус вторым учеником и поступил в павлоны. У него точь-в-точь, как у Краснова, 77-й «счастливый» номер и понимающая радости его служения мать. И в одной из глав мемуаров «Павлоны» автор как будто раскрывает источник одного важного поворота романа, когда брат Ипполит оставляет у Федора Кускова сверток с революционными документами. В реальности некий юнкер К. (Кусков?) перед предстоящим смотром столиков попросил Краснова спрятать у него «дурацкий листок» – революционную прокламацию, чтобы К. не загребли в настоящий дисциплинарный батальон. Прокламацию ему дал брат студент (Ипполит?); Краснов не только спрятал прокламацию у себя, но после потрудился разъяснить юнкеру К. дурость и опасность каждого пункта прокламации, после чего К. стал лучше относиться к Краснову.

На Пасху 1889 г. Краснов христосовался с Государем Императором, а после поцелуя руки Императрицы получил от нее в подарок большое желтое фарфоровое яйцо, расписанное фиалками. Краснов подвесил создание Императорского фарфорового завода на широкую голубую ленту под образами. Оно было оставлено Красновым на его квартире вечером 7 ноября 1917 г. Все вещи были оставлены, и неизвестна судьба подарка фельдфебелю Государевой роты от Императрицы Марии Федоровны, «девы дня» (датское – Дагмара). После революционного безумия остались неизвестны судьбы многих знаменитых людей, архивов, а что там говорить о фарфоровом яйце с фиалками, на возвращение которого Краснов надеялся даже спустя полвека…

На самых последних экзаменах Владимир Грендаль вместо вечных 12 баллов получил десять по военной администрации, и Краснов на своем последнем экзамене по съемке сделал все, чтобы заслужить именно 10 баллов. Грендаль предупреждал, что ему не поверят. Действительно, как Краснов ни старался испортить первые два чертежа, ему ставили 12. На третьем планшете у Краснова река потекла в гору, на которой на виду противника стояли резервы, а артиллерия стояла под горой… Пришлось объяснять штабс-капитану, как сильно ему надо получить за три планшета в среднем ровно 10 баллов. Потом этим был недоволен капитан Семен Никонов, желавший, чтобы только Краснов был занесен на мраморную доску училища, но скорее река потекла бы в гору на самом деле… В результате такой операции на мраморную доску попали имена «Краснов Петр – Грендаль Владимир».

Я смог найти только одного Владимира Грендаля, русского финна и военного, который окончил в 1911 г. Михайловскую артиллерийскую академию, полковником вступил в Красную армию в 1918-м и генерал-полковник артиллерии на 1940 г., безуспешно штурмовал линию Маннергейма… Вот только этот Грендаль родился в 1884-м в Свеаборге и не был другом юности Петра Краснова. Что было с Грендалем дальше, можно судить по роману «В житейском море», где Грендаль это Дальгрен – 2 слога переставлены. На 1938 г. того «настоящего» Владимира Грендаля уже не было в живых.

После экзаменов у юнкеров был Царский смотр училища, последние большие маневры и главное – производство в офицеры, почти что самый счастливый эпизод жизни будущего генерала. Милостью Императора Александра III Краснов был прямо прикомандирован к Лейб-Гвардии Атаманскому Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича полку, без года предварительной службы в казачьих Донских полках. Атаманский полк П. Краснов выбрал еще давно, но сверхсрочное прикомандирование стало неожиданным призом от Императора. Александр III 10 августа 1889 г. при производстве в офицеры напутствовал их кратким словом: «Поздравляю вас, господа офицеры! Служите России и Мне, как служили ваши отцы и деды. Заботьтесь о солдате и любите его! Будьте хорошими наставниками! Учите солдат добру, смелости и воинскому искусству. Кому доведется служить на далекой глухой окраине, не скучайте, не тоскуйте, помните, что вы охраняете Российскую империю. На вас, юнкера Павловского училища, я всегда надеюсь и верю, что, как были вы прекрасными юнкерами, так будете и образцовыми офицерами моей славной Армии».

И офицеры ответили криком «ура!»