Текст книги "Искатель. 2009. Выпуск №2"

Автор книги: Станислав Родионов

Соавторы: Петр Любестовский,Андрей Федосеенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

11

Леденцов сделал два рывка: позвонил следователю и отправил капитана Палладьева искать механика-труповода. Рябинин понял, что с банком он за день все равно не управится, поскольку там финансовых позиций не меньше, чем денег. И он вернулся в прокуратуру, где стал ждать привода Коловратского, изредка позванивая судмедэксперту. Но Дора Мироновна не отзывалась.

Рябинин сегодня не допрашивал и не проводил обысков – а устал. Точнее, утомился от банковской тишины и цифири. Неинтересная работа выматывает похуже физической. Теперь он ждал, а вернее, отдыхал, сумев развалиться на стуле.

Кабинетик ожил солнечными закатными не то зайчиками, не то нервными бликами. Они значили, что рабочий день кончился и служащие разъезжаются. И эти блики свидетельствовали о растущем благосостоянии, так как ряды иномарок под окнами с каждым днем уплотнялись и в конце рабочего дня пускали лобовыми стеклами «зайчиков» в окна прокуратуры.

Рябинин в очередной раз взялся за телефонную трубку…

Дверь распахнули если не ногой, то кулаком. Палладьев ввел Коловратского.

Следователь поинтересовался:

– Дверь открыл лбом?

– Собственным, – успокоил капитан, показывая жестом, что он будет в коридоре.

Коловратский уже знал, куда садиться на допросе. Его и без того тонкие черты лица стали острее, будто их заточили. И Рябинин подумал, что они, черты лица, готовы к дальнейшей заточке.

– Генрих Яковлевич, рассказывайте…

– О чем?

– Хотя бы о своем увольнении.

– Ерунда! Брал всякие шестеренки из тугоплавких материалов. Те же нити… Для мумии. Но лишь повод. Уволили не за это.

– А за что?

– Якобы этой мумией опозорил институт.

– И куда вы теперь?

– Неужели останусь без дела? Знаете, куда я пошел после окончания института? Учиться в ПТУ.

– Зачем?

– Чтобы стать мастером на все руки.

О его мастерстве объективно сказано и в характеристике. Но Рябинина больше интересовала нравственная суть человека.

– Генрих Яковлевич, видимо, этими руками капиталец вы сколотили?

– Сколотить капиталец мне мешала идеология. Впрочем, она мешала всему народу.

– Не уловил…

– Если бы не семнадцатый год, знаете, как бы жили?

– А как?

– В особняках, ездили бы на тройках, обедали бы в ресторанах, сидели бы в ложах…

– Да, если бы родились дворянами.

– И родились бы!

– А рабочим, солдатом или ямщиком не хотите?

Обладатель золотых рук поморщился. Ему был интереснее

глобальный подход, при котором не до поиска мелких истин.

– Над Россией висит проклятье, из-за которого мы будем маяться знаете до каких пор?

– До каких?

– Пока Ленина не предадим земле! За это мы прокляты.

– А не за тысячи солдат, не преданных земле и брошенных до сих пор в полях и лесах?

Рябинин давно знал, что отличить умного от дурака проще всего с помощью разговора о политике. Но не во время же допроса. Впрочем, допрос пока не шел. И Рябинин знал почему. Коловратский никак не мог догадаться, что дала экспертиза мумии и насколько теперь информирован следователь. Начать же напорный допрос Рябинину мешала почти та же причина: какое совершено преступление и как? Допросу нужна целеустремленность, иначе он станет болтаться, как автомобиль на ухабах.

Рябинин оглядел Коловратского, снял трубку и набрал номер. Судмедэксперт оказалась на месте:

– Дора Мироновна, Рябинин. Очень кратко и самую суть…

Они так давно контачили, что ей все было понятно без долгих объяснений: следователь в кабинете не один.

– Сережа, работу не закончила, поэтому лишь повторюсь. Высохший труп мужчины примерно семидесяти лет, физических повреждение на теле нет, скончался от инфаркта…

– Спасибо, Дора Мироновна.

И Рябинин словно в зарослях увидел свободную просеку – теперь он знал ту магистраль, по которой должен катиться допрос.

– Генрих Яковлевич, неужели нет желания заговорить?

– Давайте вопрос, – вроде согласился он.

– Вы его знаете: где взяли для мумии тело человека?

– Признаюсь честно, но вы ведь не поверите.

– Если правда, то поверю.

– Нигде не взял.

– То есть?

– После похорон отца я исследовал его дом на Пригородной улице и на чердаке обнаружил высохшее тело.

– Генрих Яковлевич, вы хотите, чтобы я в это поверил?

С его лицом что-то происходило. Мелкие черты словно захотели разгладиться, отчего на лоб легла задумчивость. Видимо, он размышлял над тем, что сказал. Или сочинял другую версию, более правдоподобную? Все это уложилось в одну его фразу:

– Надо было знать моего отца.

– А именно?

– У него не было ни специальности, ни постоянного места работы. Последние десять лет жил на пенсию. Но дело в другом… У отца было сильное и уникальное биополе. К нему ходил народ подпитываться…

– Чем?

– Биоэнергией. В общем, лечились.

– И вы это видели?

– Редко. Избавлял от тоски тоскучей… Ложился рядом с больным и приказывал срастись телу с телом, жиле с жилой, кости с костью… Бормотал что-то вроде: твоя боль – это моя боль…

Подобных историй Рябинин наслушался. Но в рассказе Коловратского проскользнуло что-то важное и чуть ли не личное.

Ага, отец подпитывал… И Рябинин ощутил голод, потому что сегодня не подпитывался – у банковских обедать не стал.

– Генрих Яковлевич, вы сами-то верили в его чары?

– Эти, как вы зовете, чары проверялись лабораторией внечувственного восприятия при помощи современной японской аппаратуры.

– Дико это слышать в век Интернета, иномарок и прочих инноваций.

– Господин следователь, вы не признаете мистику?

– Я признаю то, что доказуемо.

– Смерть доказывать не надо. А смерть – это мистика. Был человек – и его нет, нигде.

Он тряхнул головой с такой силой, что волосяной пучок на затылке вскочил как оживший. Женское это дело – прически. И Рябинин вспомнил слова майора Леденцова, который не доверял человеку с мелкими чертами лица, – у мужчины должны быть мужские черты. К себе Рябинин это не относил, поскольку размашистые очки с толстыми стеклами нивелировали любые черты.

– Господин следователь, мистику признают многие ученые и современные люди.

Слово «господин» Рябинина царапало. Оно шло, например, банкирам, от импортных костюмов которых, от их иномарок пахло импортным одеколоном.

– Какие люди?

– Когда композитор Альфред Шнитке репетировал с Пугачевой свою кантату «История доктора Фауста», погас свет, задуло свечи, певица отказалась петь, а Шнитке свалил инфаркт.

– Генрих Яковлевич, отца вы хоронили?

– Разумеется. Вас, я вижу, интересует мой отец…

Рябинина больше интересовало сухое тело, но на информацию о нем можно выйти только через рассказы сына. Сына же кренило в сторону чистой мистики. Впрочем, как без нее, если разговор о трупе? Помолчав, Коловратский угадал мысли следователя:

– О том, что отец – фигура мистическая, я убедился после его смерти…

– Как убедились?

– Лежал он в гробу. Я наклонился и шепотом попросил у него прощения за свои грубости. И вижу… Правый глаз не то чтобы открылся, а как-то набух. Из него по щеке скатилась крупная слеза. Верите?

Рябинин кивнул, потому что знал множество фокусов, которые проделывали с трупами патологоанатомы, объясняя это биохимическими процессами.

– А месяцев через шесть после похорон звонят мне с проходной. Якобы какой-то мужчина просит меня выйти. Я бы не пошел, но вахтер описал одежду. Плащ с капюшоном, сапоги, очки… Прикид отца. Вышел я, приблизился к нему. Он молчит. А на улице дождь. Я возьми и скинь капюшон с его головы… Нет ее, головы! Лишь очки, висящие в пустоте. На секунду я отключился, а когда пришел в себя, отца уже не было.

Рябинин улыбнулся, потому что мистика перешла в фантастику. Если в быту она идет за выдумку, то в уголовном процессе зовется ложными показаниями. Но неправду легко засечь, когда человек утаивает правду. А если в неправде он убежден? Тогда эта неправда может выглядеть чистосердечно.

– Генрих Яковлевич, зачем вы хотите убедить меня в существовании мистики?

– Профессор Оксфордского университета Прайс утверждает, что любая человеческая идея требует реализации в физическом мире.

– И что?

– У отца была могучая энергетика.

– И что? – повторился следователь.

– Никакого сухого тела нет, а есть фантом, порожденный волей отца.

Рябинин чуть было не усмехнулся, потому что представил, как судмедэксперт Дора Мироновна кромсает этот фантом. Но усмешку сдержала нитевидная мысль, которая извивалась давно, но никак не могла окрепнуть. Рябинин ее не давил: эти неокрепшие мысли зовутся подозрениями. Подозрение – не доказательство, но для рабочей версии оно годилось.

Видимо, рабочая версия просветлила лицо следователя, потому что Коловратский изучал его пристально, до въедливости. Рябинин ерзнул…

То ли блеск его очков полоснул Коловратского, то ли банковская усталость сработала, то ли история с визитом покойника к проходной увиделась, но Рябинин на секунду-другую испугался… У Генриха исчезли глаза, вернее, они остались, но белки-зрачки остекленели до такой прозрачности, что было видно за ними…

За ними ничего не было – белесая пустота.

– Генрих Яковлевич, вы свободны…

Едва он вышел, как сидевший в коридоре Палладьев чуть не впрыгнул в кабинет:

– Отпустили?

– А какой у него состав преступления?

– Подозревается в убийстве отца.

– Игорь, ты знаешь, что подозрение – не доказательство. И отец умер от сердечного приступа.

– А откуда мумия?

– Капитан, это дух его отца, – заверил Рябинин с глуповатой ухмылкой.

– Значит, у судмедэксперта сейчас не тело, а дух? Сергей Георгиевич, это можно проверить.

– Игорь, неужели я буду смешить людей и назначу эксгумацию?

– Сергей Георгиевич, там ведь только глянуть…

– Именно, – с заметной надеждой подтвердил Рябинин.

12

Там ведь только глянуть… Рябинин этого сделать без эксгумации не мог: уголовно-процессуальный кодекс держал его в такой узде, что у преступника прав было больше. В этом плане оперативнику работать просторнее, поскольку не надо документировать каждый шаг. Но приказать капитану следователь не мог, потому что напрямую милиция прокуратуре не подчинялась. Давать же письменное задание явно не годилось ввиду некоторой абсурдности вопроса.

Палладьев догадался, что хотел узнать следователь. И опер слишком уважал этого мешковатого и близорукого человека…

Капитану нравилось бывать на кладбище. Тихо, редкие старушки, цветы, какая-то умиротворенность… Правда, в прошлом году здесь случился шум на весь город. Похоронили криминального авторитета, соорудив прямо-таки музейное надгробье: сам авторитет из гранита, по бокам два каменных телохранителя, а сверху саркофаг из пуленепробиваемого стекла. Но сын человека, погибшего по вине этого авторитета, сел на бульдозер, въехал на кладбище и снес могилу вместе с авторитетом и его телохранителями.

Капитан вышел к одноэтажному зданию кладбищенской администрации. В сторонке, под одряхлевшими тополями, сидели рабочие – вечером не хоронили. Палладьев сразу увидел того, кто был ему нужен. Но и тот, кто был ему нужен, встрепенулся и подошел сам:

– Привет, капитан, не по мою ли душу?

– Здравствуй, Попугалов, по твою.

Они переместились подальше от сборища рабочих, которые занимались исконно кладбищенским делом – выпивали. Определив, что Попугалову до кондиции еще далеко, капитан спросил:

– Все копаешь могилы?

– Теперь я бригадир, подо мной ходят несколько человек.

– Попугалов, есть к тебе дельце…

– Начальник, стучать не буду.

– Не стучать, а надо одну могилку копнуть.

– Как это… эксгумация? – выговорил он трудное слово.

– Почти.

– Так надо путем: бумага, печати, к директору кладбища…

– Бумаг нет.

– Тогда могилу трогать нельзя. Сам знаешь, статья 244 Уголовного кодекса.

Попугалову еще не было и тридцати, но за счет задубевшей на солнце и ветрах кожи да за счет крепких напитков он выглядел мужиковато. Абсолютно трезвым могильщик бывал редко, и сейчас его глаза были затянуты серой дымкой. Капитан пробился сквозь нее упорным взглядом, подкрепив его вежливым сообщением:

– Миша, а ведь ты мой должник.

– Капитан, балду пинаешь? – деланно удивился Попугалов.

– Неужели запамятовал, как разрыли могилу цыганского барона да сняли все золотишко?

– Капитан, «нахалку» шьешь. Я же не копал.

– Знаю, но ты навел. У тебя в то время родился сын. Я тебя и пожалел. А ведь ты мог пойти соучастником.

Попугалов замолчал и глянул на своих коллег. То ли хотел попросить у них совета, то ли забеспокоился о недопитой водке. Нет, он искал возражение и нашел-таки:

– Капитан, это же было год назад.

– Миша, долги надо платить.

– Капитан, чего надо-то?

– То же самое, могилку разрыть.

– Этого барона?

– Нет, другую.

– Не того зарыли?

– Попугалов, ты не вникай.

– Как это не вникать? Предлагаешь не бутылку пива выпить.

Палладьев начал злиться. Кладбищенские могильщики обирали клиентов с откровенной наглостью. Из старых могил вытряхивали скелеты под новые захоронения, клали в могилу по два гроба, торговали любым клочком земли, продавали краденые надгробья, взятки давались-брались… А теперь Попугалов ломается, как черствый батон. И Палладьев спросил прямо:

– Отказываешься?

– Нет, капитан, но дело-то серьезное. На могиле, небось, стоит памятник?

– Цементная плита.

Капитан назвал фамилию на плите и объяснил, где находится могила. Попугалов ахнул:

– Да там грунт как черный сухарь. Мне одному не одолеть.

– Возьми надежного парня.

– А если начальство засечет?

– Миша, ты сегодня какой-то раздолбанный. Копать надо ночью.

Пьяная легкость покидала могильщика. Его лицо делалось каменным, как у надгробного памятника. Капитан догадался, что Попугалов обдумывает вопрос о плате.

– Миша, водки поставлю досыта…

– Двоим гроб не вытянуть.

– Не надо тянуть.

– А что надо?

– Открыть и заглянуть.

– И все?

– Да, и вновь закопать.

К чудесам на кладбище Попугалов привык – такое место. В склепах ночевали бомжи и утром выползали: грязные, худые, нетрезвые… Одна старушка поселилась на могиле своего мужа и кипятила на ней чай… Какие-то сектанты ежедневно приходили к месту захоронения своего единоверца и пели заунывные песни… На могиле авторитета бандиты жгли вечный огонь…

Капитан же предлагал ему дьявольскую непонятку. И он решил уточнить:

– Капитан, глянуть-то зачем?.

– Чтобы установить, там ли покойник.

– Да неужели ушел?

– Миша, в наше время мониторингов и кастингов все возможно.

– Ладно, капитан, сегодня ночью копнем.

– Миша, вот тебе мобильник. Сегодня я дежурю в РУВД до утра. Так что звони…

Палладьев заметил, что в кабинете на диване ему спалось лучше, чем дома под приемником, телевизором или компьютером. Видимо, тревога, что сейчас тебя поднимут и отправят на происшествие, имела снотворную крепость. Ночь прошла спокойно, но под утро его мобильник взыграл.

– Слушаю, – хрипло отозвался Палладьев.

– Капитан, порядок.

– Спасибо, Миша, завтра рассчитаюсь.

Попугалов молчал, будто хотел получить деньги немедленно. Свою молчанку он все-таки обозначил:

– Капитан, а у тебя все стыкуется?

– Что, гроб пустой?

– Нет, в гробу офицер.

– В каком смысле? – не понял Палладьев.

– Мужик помер в военном кителе.

– Миша, ты не ошибся?

– Фонариком светил. На груди колодка с наградами…

– Значит, ты раскопал не ту могилу.

– Капитан, зачем туфту лепишь. На каменной плите написано «Яков Дмитриевич», а фамилия сколота.

Теперь умолк капитан. Попугалов ждал. И хотя сказанное уперлось в перепутье, он заверил:

– Миша, все в ажуре, до завтра…

13

Оперативников удивить трудно, но им можно подбросить загадку. Они сидели в кабинете следователя, выжидающе поглядывая на Рябинина. Все правильно: решение принимает следователь. Похоже, что он принял:

– Ребята, уголовное дело я возбудил. Как вы понимаете, оно не из актуальных. Пока я забросил его в сейф, у меня впереди два месяца на расследование.

– А что скажешь о новой информации? – с нажимом поторопил майор, опасаясь, что следователь по своей привычке углубится в психологию.

– Мне непонятен этот Коловратский… Умен, образован, деятелен, а придумал такой дешевый бизнес с мумией, – углу-бился-таки следователь.

– К чему это говоришь? – не понял Леденцов.

– Он непременно проявится в какой-нибудь криминальной истории.

– Разве он уже не проявился? – с заметным раздражением бросил майор.

– А ваши версии? – Рябинин умерил их прыть деловым вопросом.

– У меня никакой, – честно признался капитан.

У майора она была, но он пришел выслушать версию следователя, а не свою излагать, в которую не очень верил. Майор вообще был недоволен этой возней с мумией: его задача – ловить преступников; его задача – решать загадки уголовные, а не мистические. Но очки Рябинина ждали, вздыбившись на переносице вопросительно. И майор ответил скорее своему подчиненному Палладьеву, чем следователю:

– Твой гробокопатель либо вообще не рыл, либо спьяну могилы перепутал.

– А китель? – не согласился капитан.

– Надо спросить Коловратского, в чем он похоронил отца.

– Может быть, официально могилу вскрыть, то есть эксгумировать?

– Игорь, а зачем? Глянуть на китель?

И майор задал главный вопрос, который витал с самого начала их встречи:

– Если в гробу отец, то откуда же мумия? Точнее, чей же труп у судмедэксперта?

Опера нетерпеливо уставились на следователя, поскольку наступило его время говорить. Он усмехнулся, будто вспомнил свежий анекдот:

– Братцы, ничего не остается, как уверовать в версию Коловратского. Я вот рассказывал…

– Про чертовщину? – теперь усмехнулся майор.

– Боря, не про чертовщину, а про его отца.

– Сергей Георгиевич, что же вместо двух трупов? – не утерпел капитан.

– Игорь, это криминальные фантомы, – объяснил следователь, умело прячась за собственные очки.

Палладьев тряхнул своими русыми кудрями, но понимания это не добавило. Значения слов по отдельности он знал – фантом, криминальный, – но, соединившись, они теряли свой первоначальный смысл. Поэтому капитан смотрел на своего непосредственного начальника, который молчал. Леденцов же слишком давно знал Рябинина, поэтому видел, что свою версию следователь озвучивать не хочет. Скорее всего, версия не додумана и не продумана.

Затянувшееся молчание стало неудобным. Рябинин его нарушил деловым голосом:

– Я вам сказал, что дело о мумии не актуально… А вот прокурор района меня упрекнул: если с мумиями будем бороться, как я, то они скоро станут бродить по городу стадами.

– Не дошло, – хмуро признался Леденцов.

– И до меня, – поддакнул капитан.

Рябинин прошел к сейфу и достал папку газет, видимо рекламных. Вернувшись за стол, он принялся читать вслух места, ярко очерченные красным цветом, видимым даже издали:

– Решаю любые личные проблемы… Приворот и отворот… Предсказываю все события… Адепт серой магии… Вывожу из черной полосы жизни… Связываю с вашим ангелом… Наведение чар… Решаю кармические проблемы… И этой чертовщиной набита не одна газета. Впрочем, одна реклама мне понравилась: наращиваю ягодицы взглядом.

Оперативники переглянулись, словно увидели эти самые наращенные ягодицы. Их переглядке майор придал смысл:

– Сергей, мы уголовный розыск, а не служители культа – бесов не изгоняем.

– Боря, эти бесы зовутся мошенниками.

– Заявлений от граждан не поступало, – успокоил его Леденцов.

– А прокурору уже поступило в виде телефонного звонка из администрации. В нашем районе весьма популярен некий «КС». Ребята, вы только по делам или в гости?.

– В гости, – в два голоса подтвердили опера.

Рябинин принялся искать кофейные прибамбасы. В кабинете, набитом папками уголовных дел, это оказалось не просто. Лишь кофейник сразу попался на глаза. Емкость с водой стояла на сейфе, банка с кофе приткнулась за компьютером, пачка сахара белозубо светлела в ящике стола. Пока Рябинин суетился, у Палладьева созрел вопрос:

– Сергей Георгиевич, а что значит «КС»?

– «КС» – это коррекция смерти, за которую они берут немалые деньги.

– Ну а что такое «коррекция смерти»?

– Игорь, вот и выясни, – посоветовал майор.

14

Совет начальника есть приказ для подчиненного. Зная, что с преступностью борются волнообразно, капитан предвидел кампанию «антимошенник». Так чего ждать, если выдался свободный часик. И ведь интересно: до сих пор он сталкивался лишь с мелочью типа карточных шулеров, кукольников и наперсточников. А туг жулик загадочный.

Сперва капитан проделал, как он выражался, волокитную подготовку. В административных органах выяснил: загадочный жулик зовется Иваном Архиповичем Чувахиным, ходит в психоаналитиках и владеет фирмой «КСИС», что в переводе значит «Коррекция судьбы и смерти». Адрес и номер лицензии – все официально…

Палладьев сел в свой «жигуленок» и покатил. Автомобиль не роскошь, а средство передвижения, но для капитана он был радостной памятью о первых годах службы. Палладьев, тогда еще лейтенант, завершил оперативную раскрутку крупного жулика. Тот предложил ему материалы этой проверки замять, тут же подарив новенькую «Тойоту». Палладьев не взял. Когда начальство ГУВД об этом узнало, то премировало лейтенанта «жигуленком». Правда, не новым…

Палладьев встал у здания, вход в который густо обрамляли

стеклянные доски с наименованиями организаций, здесь пребывавших. Количество офисов в городе обгоняло все другие учреждения, включая магазины и торговые ларьки. Но вход в «КСИС» был в стороне и отдельно. Капитан шагнул…

Внутренний интерьер удивил – вроде приемной к зубному врачу. Креслица, столик с журналами, цветы на окнах… Пять пациентов. В углу, под загадочным постером, за чем-то вроде парты сидел парень в медицинском обличье, в салатном халате и шапочке. Он капитана поманил взглядом:

– На прием к Ивану Архиповичу?

– Именно.

– Ваша фамилия?

– Узников Петр Фатьянович, – брякнул он то, что пришло на ум.

– Цель визита?

– Насчет могильной порчи, – придумал капитан мистиконевразумительное.

– Ждите, – велел парень и ушел в соседнюю дверь.

Капитан злобно упрекнул себя. Пришел, не заготовив ни версии, ни мотивов. Он разглядел клиентов: четыре женщины и од ин мужчина. Все в возрасте. Следовало от них получить какую-нибудь информацию. Сидевшая рядом женщина его опередила:

– Молодой человек, что такое «могильная порча»?

– Когда в гробу выглядишь не гламурно.

– Тогда к Ивану Архипычу, – без тени усмешки ответила собеседница.

– А к нему можно обращаться с любой просьбой?

– Молодой человек, с любой просьбой обращаются к депутатам. А к Ивану Архипычу идут с делами, которые не поддаются земным силам.

Казалось бы, тема обязывала к разговору вполголоса, но женщина чеканила слова звонко. Палладьеву не хотелось беседовать на виду. Последняя ее мысль о земных силах, которые поддаются только Ивану Архипычу, заставила спросить:

– Как понимать ваши слова?

– Урну с прахом мужа я не захоронила, а поставила в шкаф. Теперь оттуда слышу шорохи и стоны.

Палладьев был настолько удивлен этой историей, что с ходу дал совет:

– Переставьте урну.

– Куда?

– Например, в холодильник.

Палладьев оглядел присутствующих, надеясь заметить улыбки. Их не было: не то место и не те люди. Ему хотелось узнать у своей соседки, какой совет она хочет получить у этого колдуна. Но соседка отвернулась, обиженная, видимо, иронией, которой на его лице было больше, чем краски на лице модницы. Зато старушка с другого боку приникла к его плечу с вкрадчивым сообщением:

– Иван Архипович видит сквозь землю.

– В каком смысле? – попробовал уточнить капитан.

– В таком, что пришла поблагодарить за мужа.

– Вылечил?

– Полгода, как помер.

– За что же благодарить?

– Мужа я хоронила с уважением, гроб из ценного дерева, меху туда постелила… А недавно приснилось, что ему неудобно, на бок повернулся…

– Кто? – повысил голос капитан.

– Про кого говорю-то? Супруг мой. Я и обратилась к Ивану Архипычу. Он мужа и показал.

– Где показал?

– Могилу за приличные деньги разрыли и зарыли. Лживый мой сон. Петр лежит на спине, лицо довольное…

– Мадам, он же пробыл в земле шесть месяцев, – перебил капитан.

– Да, он как огурчик. Спасибо Ивану Архипычу.

Палладьев огляделся с некоторой беспомощностью. Куда

он попал? Приходилось встречаться с нетрадиционными лекарями и с маниакальными личностями, которые защищали от негатива, разгружали стрессы, отсрочивали климакс, уводили в какие-то зеркальные коридоры, притупляли аппетит… Но все это делали в реальной жизни. Здесь же шагали в загробный мир, да еще с доказательствами. Правда, со слов двух старух. И капитан пересел к мужчине, который за разговором явно следил. Усмехнувшись, мужчина спросил:

– Если не верите, то зачем пришли?

– Чтобы убедиться.

– Парень, я убедился. Год, как похоронил брата. Сижу как-то в парке на скамейке, где мы с ним любили отдыхать. Вдруг его голос: «Аркадий, сними с меня очки, давят…» Отчетливо, с его интонацией. А вокруг никого. И так повторил трижды.

– Кто-нибудь сидел в кустах?

– Ни кустов рядом, ни цветов – дорога для велосипедистов. Дело в том, что брат ходил в очках и похоронить себя велел в них. Его волю я исполнил. А теперь пришлось исправлять.

– Каким образом?

– Могилу вскрыли и очки сняли.

– Но ведь год прошел! Наверное, и лица нет? – опять не то удивился, не то возмутился капитан.

– Иван Архипыч употребил свои возможности. И лицо цело, и очки лежат на глазницах, как я их положил.

Все сидевшие кивнули синхронно. Капитан ощутил тоску зеленую и уставился не то на картину, не то на постер… Клубок розовых веревок. Через несколько минут догадался, что изображены не веревки, а черепная коробка с мозгами. Видимо, очень умный был человек, поскольку мозги-веревки походили на ливерную колбасу. Капитан усмехнулся, но не по поводу картины, а по поводу собственной личности: сидит, разглядывает мистический кишечник, выслушивает кладбищенские байки… Дела же стоят. Надо писать отчеты, съездить по двум адресам, встретиться с агентурой… Но начатую работу бросать капитан не любил, потому что на нее уже было затрачено время. Бросать неоконченную работу значило разбрасываться временем. И после беседы с клиентами захотелось увидеть этого Ивана Архиповича.

В приемной запахло вкусно – кашей, сваренной на молоке.

– Иван Архипович кушает по часам, – сказала соседка.

– И пьет чай ровно в пять, – добавила вторая.

– Педант, – изрек капитан.

Мужчина, освободивший мертвого брата от очков, возразил:

– Не педант, а живет по английской моде. Утром обязательно овсянка.

От энергии, прилившей к ногам, в ботинках защекотало. Капитан вскочил и ринулся к своему «жигуленку».