Текст книги "Искатель. 2009. Выпуск №2"

Автор книги: Станислав Родионов

Соавторы: Петр Любестовский,Андрей Федосеенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

19

Недостаток информации… А избыток информации? Она может человека распирать. Бывало, после тяжелого многочасового допроса, заставив преступника сознаться и убедив раскаяться, Рябинин не знал, как одолеть в себе нервную радостную энергию, которая буквально срывала со стула. Но в кабинете места не было. И Рябинин покидал его и ходил по соседним кабинетам следователей в надежде поделиться своим состоянием. Но коллеги были заняты допросами и очными ставками. Тогда Рябинин чуть ли не бегал по коридору, выходил на улицу, заскакивал в буфет на чашку кофе и возвращался к себе в кабинет.

Допрос Изольды и, главное, его догадка, требовали выхода. Забежавшая секретарша сообщила, что прокурор района просит следователя зайти. Казалось бы, вот куда надо выплескивать радостное настроение… Но оно там бы не задержалось, как вода в дуршлаге. И Рябинин упрекнул себя за тупость – эмоциональную, конечно. Ведь в милиции сидят ребята, которые работали по этому делу, и мгновенно поймут то, что его кипятит.

Рябинин позвонил Леденцову и предложил встретиться. Майор согласился, готовый мгновенно вскочить в машину. Но Рябинину еще нужно зайти к прокурору…

Юрий Александрович встретил следователя неопределенной улыбкой. Рябинин на всякий случай тоже улыбнулся, разумеется, улыбкой определенной.

– Сергей Георгиевич, два вопроса… Хочу просить вас, как самого опытного работника, написать статью для религиозного журнала.

– О божьей каре?

– О Комиссии по правам заключенных.

– Не возьмусь, Юрий Александрович.

– Почему? – удивился прокурор мгновенности ответа.

– Потому что суд лишил их самых главных прав.

– Нет, Сергей Георгиевич, суд лишил их только свободы.

– А что такое «лишить свободы»? Нельзя ни передвигаться по стране, ни жить с семьей, ни иметь своего дома, ни иметь работы…

– А условия содержания в заключении разве не относятся к правам человека?

– Это правила содержания, соблюдать которые надо заставить администрацию.

Рябинин все это произнес так скоро, что казалось, не сказал, а выдохнул. Прокурор ответно вздохнул. Но следователь добавил, словно забыл поставить точку:

– Комиссия по правам заключенных… Юрий Александрович, а где Комиссия по правам потерпевших?

– Потерпевших опекают иные государственные структуры.

– Ага, опекают. В соседнем РУВД капитан заикается – попал под взрыв брошенной гранаты…

– Его пожалели и не уволили, хотя он и заикается.

– Потерпевшая Смолина, которую изнасиловали, теперь страдает психическим заболеванием…

– Да, бывает…

– А директор мебельной фабрики, которого завезли в лес, привязали к дереву и пытали? Он до сих пор в коме…

За двадцать лет работы следователем Рябинин научился различать оттенки лиц. Не выражения, что нетрудно: злость, обида, радость… А именно оттенки, почти невидимые глазу, как цветочная пыльца. На лицо прокурора легло что-то похожее на недоумение, с которым он не знал, что делать. Как и с цветочной пыльцой – не тряпкой же стирать?

– Сергей Георгиевич, неужели вы не знаете, что наказание гуманизируется? Преступники будут отбывать срок не в камерах, а на своей квартире.

– И не сбегут?

– У каждого на руке или ноге браслет, который через спутник передает местонахождение преступника. Не сбежать. Россия тоже закупила партию этих браслетов.

– Пропьют.

– Что пропьют?

– Эти браслеты.

– Сергей Георгиевич, плохого вы мнения о людях.

– О народе нужно знать правду.

Юрий Александрович догадался: Рябинин намекал не столько на молодость прокурора, сколько на отсутствие следственного опыта. Но намеком не обошлось:

– Юрий Александрович, а не стыдно?

– Что стыдно?

– Закупать браслеты д ля заключенных.

– Деньги дает Евросоюз.

– Юрий Александрович, а не прикупить ли в США гарнитур электрических стульев?

– Смертной казни у нас нет, – ответил прокурор с неожиданной суровостью.

В начале разговора он сказал, что у него к следователю два вопроса. Рябинину показалось, что после обсуждения первого вопроса нужда во втором отпала. Нет, не отпала.

– Сергей Георгиевич, поступила жалоба от гражданина Коловратского Генриха Яковлевича. Жалуется как раз на то, что вы нарушаете права человека.

– Каким же образом?

– Вы заявили, что дело о мумии прекращено. Но допросили его гражданскую жену, за ним установлена слежка, ходят опера…

– Хотел прекратить, но позже; открываются новые обстоятельства.

– Сергей Георгиевич, все у вас поперек, как в частной лавке. Хотел, похоже…

– Зато у вас все вдоль.

– Дело гражданина Коловратского положить мне на стол.

Рябинин злости воли не давал: если на следственной работе

давать ей волю, то она задушит. Но тут злоба одолела его волю:

– Да этот гражданин Коловратский из отца своей гражданской жены сделал мумию!

20

У оперов бывало всякое, но иногда случались прямо-таки артефакты. Коловратский сделал из высохшего старика мумию. Но кого же он похоронил вместо?

Надо туда, в землю, под землю…

Рассказ землекопа Попугалова и новая информация подстегнули уголовный розыск. На второй день Палладьев был уже в фирме «КСИС». В приемной сидел лишь один сотрудник в зеленом халате и шапочке такого же цвета – тот, который вел запись пациентов. Он капитана удивил:

– Узников Петр Фатьянович?

Запомнил. Впрочем, был журнал с записью. Лишь бы не спросил паспорта, но он спросил другое:

– Почему ушли?

– Живот свело. Наверное, испугался встречи с Иваном Архиповичем.

– А теперь чего хотите?

– Жить, чтобы живот от страха не сводило.

И без того цепкий взгляд парня стал каким-то узким, будто захотел взрезать пациента и проникнуть глубже. Капитан улыбнулся растяписто:

– Хочу получить этого… витамина.

– Купите яблок.

– Не так я сказал. Вещество, от которого человек крутится волчком на работе и вообще в жизни.

– Адреналин, что ли?

– Вот! Мне сказали, что надо заняться этим… интимом.

– В нашей фирме?

– Нет, не интимом, а как-то похоже. Когда для смелости делаешь то, от чего колбасит.

– Экстрим?

– Ага, он. Якобы есть в вашей фирме.

– А кто сказал?

– Один кореш, да неважно. Я готов платить.

Парень улыбнулся. Наверно, экстремально, потому что его губы сложились, как пара непропеченных оладушек. Больше взгляду зацепиться было не за что. Впрочем, уши. Они были крупны и оттопырены настолько, что при желании он мог бы ими похлопать. Не похлопав, он сказал:

– Наш экстрим в английском стиле.

– А мне хоть в африканском.

– Покойников не боишься?

– Я владею рукопашкой.

– Да они гнилые, – усмехнулся парень беззвучно.

– А я крещеный.

Капитан мог бы порассказать, сколько разложившихся тел ему пришлось вытаскивать из квартир, петель, подвалов… Но он молча уставился на тот постер, где изображалась вскрытая черепная коробка с мозгами.

– Две тысячи рублей, – уведомил фирмач.

Капитан вынул из кармана две предусмотрительно отложенные купюры и протянул, но ушастый не брал:

– Надо четыре тысячи.

– Ты же сказал две…

– На одного, а за двоих четыре.

– Кто второй?

– Ты же будешь с бабой?

– Нуда, с ней, – догадался капитан, что это необходимое условие, скорее всего, чисто коммерческое.

– Приходи сюда ровно в полночь…

И у Палладьева возникло неотложное дело – до полуночи найти покладистую бабу. Он дружил с девушкой, которая наизусть читала поэтов серебряного века и носила редкое имя Виталина. Можно ли женщину с таким именем вести к мертвецам? По дороге в РУВД капитана осенило – Антонина. Секретарша, заочно учится на юридическом, намеревается быть следователем и заходит в кабинет оперов выкурить сигаретку. Капитан подозревал, что она положила на него свой карий глаз. И капитан заскочил в магазин за конфетами…

Оперов в кабинете не было. Палладьев звякнул в канцелярию и попросил Антонину зайти. Она прибежала мгновенно.

– Тоня, покурим?

Секретарша расцвела, но все-таки удивилась: не за этим же вызвал. Капитан размышлял: с чего бы начать?

– Антонина, как ты проводишь время?

– Лекции, хожу в кино, записалась в секцию художественной гимнастики…

– Старуха, ты отстала. Сейчас в моде аква-аэробика, стэп-аэробика плюс релаксация уже без аэробики.

– Много времени уходит на прическу и макияж.

Капитан не понимал, на что уходит это время, если теперь волосы у девиц тяжела висят вдоль ушей.'Ему казалось, что эти свободные волосы у всех немыты. Лицо Антонины было вообще-то весьма живенькое за счет юрких глаз, бегающих любознательно.

Палладьев достал из сумки коробку с конфетами и положил ей на колени. Антонина на нее выронила горящую сигарету. Капитан повода для смущения ей прибавил:

– Тоня, хочу тебя пригласить…

– В театр?

– Не совсем.

– В кино?

– Лучше, Тоня.

– Неужели в ресторан?

– Еще лучше.

– Куда же? – спросила она, улыбкой обозначив, что согласна на любое место.

– На кладбище, Тоня.

– В переносном смысле?

– Нет, в прямом.

Капитан признался, что проводится оперативное мероприятие и потребовалась ее помощь. Антонина и этому обрадовалась. Капитана торкнула совесть: имеет ли он право так использовать отношение к нему девушки? Но успокоился: делал не в личных целях, а в интересах службы.

Договорились встретиться в полночь здесь, в РУВД. Палладьев попросил:

– Тоня, перестань звать меня «товарищ капитан». Игорь я.

21

Есть некоторое соответствие криминального эпизода масштабу личности преступника. Мелкий вор лезет в квартиру, крупный – грабит банк. Коловратского Рябинин не понимал.

Образован, умен, энергичен, рукоделен… И придумал малоэффективный способ извлечения доходов – английский стиль. Сдавать комнату с мумией. Крупные дельцы строили финансовые пирамиды, создавали дутые фирмы, проворачивали махинации с ценными бумагами… Рябинину приходилось расследовать преступления, где выступали фальшивые генералы, депутаты, артисты, дипломаты. Гребли деньги лопатой.

Рябинин вспомнил исторического мошенника, корнета Савина. В феврале семнадцатого года каким-то образом он стал начальником охраны Зимнего дворца и продал его американцу. Оформил сделку так: в архиве взял какой-то официальный документ, текст отрезал, верх с грифом фирмы оставил, сделал оттиск двуглавого орла с монеты и приложил связку старых ключей. В расписке значилось, что он, Савин, продал Зимний дворец такому-то. От американца получил два чемодана денег.

Не английский стиль, а русский.

В кабинет как-то громоздко вошла миниатюрная дама, помощник прокурора по общему надзору. Ее громоздкость была от спутницы, пожилой высокой женщины.

– Сергей Георгиевич, – сказала помощница прокурора голосом, прокуренным до хрипоты, – помоги разобраться с жалобщицей. Что-то с похоронами. Смахивает на уголовщину.

И ушла, не сомневаясь, что поможет. Отчего не помочь, если не допрос: протокол не нужен, и, главное, не надо включать ни волю, ни интуицию.

– Садитесь, как вас звать?

– Ирина Марковна.

– На что жалуетесь? – по-врачебному спросил Рябинин.

– На похоронное бюро. Всюду писала, и везде отказ.

– А в дирекцию кладбища? – конкретизировал вопрос следователь, коли дело похоронное.

– Как же, вот ответ.

– А в администрацию города?

– То же самое, вот…

– А в милицию?

– Даже заявление не приняли.

– Ну а в суд?

– Письменный отказ.

Перед Рябининым лежала стопка ее заявлений. Он пробовал вспомнить еще какой-нибудь официальный орган. Женщина решила ему помочь:

– Теперь пришла к прокурору. Если и вы не поможете, то пойду в Страсбургский суд.

Рябинин знал, что при изучении бумаг возникают неясности. Тем более заявлений граждан. Зачем читать, если проще выслушать живого человека?

– Ирина Марковна, расскажите кратко, в чем суть вашей жалобы.

– Мой супруг умер от инсульта.

– Давно умер?

– Почти год назад.

– Переживаете до сих пор?

– Виновата я сильно перед ним.

Допрашивая, нельзя задавать вопросы, которые повлекут кучу ненужной информации. Но Рябинин не допрашивал.

– Ирина Марковна, в чем, если не секрет, провинились?

– Увидела во сне, что Алексей, мой супруг, помер от инфаркта.

– Так, – такнул следователь, поскольку она дала паузу.

– И якобы помер десятого сентября…

– Так, – еще раз такнул Рябинин.

– А приснилось это второго сентября. Представляете ситуацию?

– Не совсем, – признался следователь.

– Сон второго, а десятое впереди. Мне бы промолчать, а я про сон Алексею сообщила. Теперь поняли?

– Нет.

– Именно десятого муж скончался. А не сказала бы, он бы жил.

– Неизвестно, – заверил ее Рябинин почти сурово, чтобы оборвать этот разговор.

Она усмехнулась с каким-то укоряющим подтекстом. Лучше бы прочел ее заявления, которые сочинялись наверняка без всяких подтекстов. Женщина молчала, словно выжидая, когда до него дойдет смысл ее слов. И Рябинин посоветовал:

– Если считаете себя виновной, то сходите на могилку, положите цветы.

– На прошлой неделе я повинилась ему лично.

– Как понимать «лично»? Он же умер…

– Да, но меня выслушал. Даже один глаз приоткрыл.

Рябинин шире открыл оба глаза. Поскольку не допрашивал, то протокола не вел и поэтому не знал, кто она. Возраст, занятие, образование… Тонкие, бескровные до белизны губы, как бы натянутые от одного угла рта до другого. Тяжелое длинное платье и тяжелые очки; Седоватые волосы легли на лоб и налипли на стекла: казалось, что глаза отставлены далеко от стекла и не смотрят, а подглядывают.

– Вы говорите о похоронах? – спросил Рябинин, хотя и тогда приоткрыть глаза он не мог.

– Нет, про ту же неделю.

– Он же в земле?

– Откопали.

– Вы?

– Рабочие, по моей просьбе.

– Зачем же?

– Повторяю: чтобы выпросить прощение.

– Но ведь труп сгнил! Какой «приоткрытый» глаз?

– Алексей лежал как живой. Ни волосинки с головы не упало.

Рябинин вздохнул от невидимой тяжести. Вместе с большой порцией воздуха пришла мысль: пусть с этой дамой разбирается Страсбургский суд. Если он что-нибудь поймет. И Рябинин спросил уже просто так, на всякий случай:

– Ирина Марковна, чем вы объясните такое состояние мужа?

– Особым даром Ивана Архиповича.

– Вы к нему обращались?

– А к кому же еще? Архипычу дадена божественная сила.

Рябинин смолк, как загустевший бетон. Иван Архипович из фирмы «КСИС», в которой побывал капитан. Где варят овсянку… Дело о. мумии приобретало новый и пока неясный оттенок.

– Ирина Марковна, мужа повидали, извинились… А на что жалуетесь?

– На Ивана Архиповича, взял с меня десять тысяч долларов.

– А на выкапывание мертвецов нынче какие расценки?

– С Марии Утятиной он взял семь тысяч.

Рябинину показалось, что ему на грудь легла вся тяжесть современной мещанской жизни с ее долларами, иномарками, особняками и средним классом. Но это лишь едко-вопроси-тельный взгляд женщины лег на его взгляд.

– Ирина Марковна, подождите идти в Страсбургский суд… Я попробую разобраться.

22

От райотдела до фирмы «КСИС» они ехали на такси: в своей машине или в милицейской капитан боялся засветиться. Вертолетоухий уже ждал с машиной – он засветиться не опасался. Капитан пробовал определить модель, но не удалось, поскольку летние белые ночи серы. Явно не «Лексус».

Антонина оделась, как за грибами: сапоги, плащ с капюшоном… Не хватало лишь корзины. Впрочем, был полиэтиленовый мешочек.

– Что в нем? – спросил капитан.

– Фонарик, бутерброды…

Доехав до старого кладбища, они вылезли и двинулись за лопоухим. Боясь споткнуться и оступиться, шли за ним гуськом, как по минному полю. Не шли, а петляли. Удивительно, как их проводник различал дорогу. Топали до тех пор, пока земля не образовала некоторый уклон – здесь кладбище упиралось в овраг, заросший кустами. Видимо, тут никто не ходил.

– Ступала ли сюда нога человека? – поинтересовался капитан.

– Пришли, – бормотнул проводник.

Он включил свой фонарь и осветил то, куда они пришли…

Заброшенный склеп. Вросшая в землю коробка из бурого замшелого кирпича. Сверху лежит бетонная плита – это уже новодел. Там, где положено быть кресту, торчит что-то вроде трубы. Кованая дверь с навесным замком проскрипела, будто гусь прогоготал.

– Входите, – сказал ушастый, освещая склеп.

Воздух насыщен земляной сыростью. До потолка можно достать рукой. Одна скамейка. У ржавой стены какое-то сооружение. Тьма такая, что ее уже фонарь не берет. Развесистоухий предупредил:

– Трубу не заткните, а то задохнетесь. Я приду в шесть утра и вас отопру. Досидите?

– А если не досидим?

– Звоните, мобила у вас есть.

Капитан подтвердил и задал вопрос жизненный:

– Командир, а как с удобствами?

– В углу есть сливная дыра.

– Да, сервис неважный.

Антонина подошла к сооружению у стены почти крадучись. Заглянув, она вроде бы не поверила увиденному:

– Господи, что это?

– Гроб.

– Но в нем матрас…

– А вы разве трахаться не будете?

Палладьеву захотелось дать ему такого пинка, чтобы его вертолетные уши завертелись и сволокли бы этого представителя фирмы в соседний овраг. Поборов это желание, капитан заметил нравоучительно:

– Мы пришли насчет адреналина.

– Насчет его достаточно хватить стакан водки.

– Неужели сюда ходят ради траханья? – зло удивился капитан.

– Не просто траханья, а траханья в гробу.

– Не улавливаю…

– Чего не улавливаешь? В пьяной компании о чем говорят?.. Один хвастает, что «зелени» настриг; второй – что новую «Тойоту» купил; третий – что отдыхал на Мальдивах; четвертый – что купил любовнице шубу из гепарда… А ты спросишь: пацаны, а кто из вас трахался в гробу? Они и заткнутся.

Ушастик деловито посмотрел в гроб, пошарил там лучом и шагнул к двери. Уже открыв ее и подышав свежим воздухом, сообщил, как рачительный хозяин:

– Раньше за ночлег мы брали дороже.

– Почему же?

– Тогда в гробу лежала мумия.

– Кукла? – попробовала удивиться Антонина.

– В натуре, с черепом и пустыми глазницами.

– Где она теперь? – спросил капитан, потому что секретарша начала озираться, пробуя увидеть ее в углу.

– Поехала в Египет, – хихикнул ушастик и ушел.

Тоскливо скрипнула дверь, туго стукнул замок. Антонина

села на скамейку, отвернувшись от гроба. Капитана начала было грызть совесть: к чему затеял эту операцию, да еще вовлек девушку?.. Но информация про мумию его взбодрила – есть ради чего терпеть этот бункер. И он сел рядом с секретаршей – разумеется, спиной к гробу:

– Тоня, ты жива?

– Не думала, что у вас такая трудная работа…

– Чего же трудного? Не опасно, не холодно, не мокро, не шумно. Вот когда засада где-нибудь на крыше или в подвале… А тут и полежать можно.

– Где?

– В гробе, то есть в гробу.

Антонина дернула плечом, словно толкнула. Капитан пожалел о своей шутке. О тяжких и страшных засадах он мог бы порассказать, но был не тот момент. Сейчас нужен разговор спокойный, вроде сказки на ночь.

– Антонина, давай поговорим…

– О чем?

– Хотя бы о любви. Какая теперь любовь… По радио шлют приветы… Девица просит: передайте Сереже, что я хочу его… На всю страну… Неужели к тебе парни не липнут?

– Я не современная. В боулинг не играю, не увлекаюсь шопингом…

– А допингом?

– Только сухое вино…

Палладьев иногда включал фонарик, чтобы посмотреть на часы. Тогда Антонина оглядывалась на гроб. Но тьма была такая, что казалось, она давит на время и удерживает его. Минул всего час…

– Тоня, ты современна – куришь.

– Дурака валяю.

– Похоже, замуж не торопишься, что тоже модно.

– Насмотрелась на замужество подруги. Не свадьба была, а шоу. Утром входит в ванную, а там сидит незнакомый лысый мужик. Муж без парика. А был курчавый.

– Ну и что?

– А их жизнь пошла кувырком.

– Разошлись бы.

– Они договорились: он купил автомобиль, она завела любовника. Курчавого…

Капитан прислушивался. Если темнота была полной, то тишина разбавлялась звуками и поэтому казалась подозрительной. Поверху, по крыше что-то проскакало: не заяц же и не белка? В гробу шуршало, скорее всего лягушка. Не мумия же? Стены иногда вздыхали, хотя кирпич давно осел. Капитану захотелось приколоться и спросить у своей напарницы, не кладбищенские ли это покойники вздыхают?

Он глянул на часы – три с минутами. И перевел луч на полиэтиленовый мешочек:

– Антонина, что там у тебя?

Там оказалось десять котлет: крупных, пышных, с хрустящей корочкой и, главное, сохранивших тепло. Антонина съела четыре, капитан шесть. И ему пришла, а точнее, вернулась мысль – не пора ли жениться? Для этого надо всего лишь убрать из квартиры штангу и задвинуть под диван набор гантелей. Ну, и заменить на кухне плиту, когда-то белую, а теперь в коричневую полоску из-за убегавшего кофе. И выбросить из холодильника все позеленевшие продукты. И не пускать в квартиру оперов с ящиком пива. А, и найти подходящую девицу.

От котлет на душе капитана так потеплело, что взыграла прикольная мысль.;. Молодежь желает романтических знакомств и свадеб. Едут за границу, идут в горы; обнявшись, прыгают с парашютом… А кто может похвастать, что сделал предложение ночью на кладбище, в склепе? Поев теплых котлет…

– Антонина, вкусные котлеты.

– Я вообще хорошо готовлю. Могу, например, из грибов лисичек сделать кальмаров. Нарезать их лапшой, отварить, заправить майонезом…

– Тебе предложение делали?

– Был Саша. Звал меня одуванчиком. Но все кончилось. смехом.

– Расскажи, наше место для смеха подходящее.

– Месяцев шесть встречались. Как-то мама послала нас в булочную. При возвращении пошел дождь, а мы решили в сквере посидеть. Скамейки мокрые. Саша положил под меня сумку с булкой. Ну, я присела. Дома извлекла мама батоны, а

они расплющены. Кто их так? Сашка объяснил: это отпечаток зада вашей дочери. Ну, мы с ним и расстались.

– Он тебя любил, – догадался капитан и глянул на часы.

Пятый.

Над головой не то в трубе прошуршало, не то в ней прокатилось. Не вьет ли птица гнездо? И без того дышать трудно. Надо спугнуть, но нет ничего тяжелого, чтобы стукнуть по трубе. Капитан извлек из кобуры пистолет и раза три ударил по трубе – она затихла. Антонина прошептала:

– Будешь стрелять?

– В кого?

– В мумию.

– Думаешь, ее пуля возьмет?

– Не знаю, но в сериалах всегда стреляют.

– Да, в сериале за ночь человек десять бы положили.

Видимо, от сырого воздуха стало зябко. Казалось, что к

концу ночи темнота сделалась жидкой и пропитывает одежду. Говорить не хотелось. Сомкнув плечи, они молча просидели до утра…

Ровно в шесть дверь проскрипела с некоторым трудом. Они вышли обнявшись, поддерживая друг друга. И стали хватать воздух ртами, будто только сейчас начали задыхаться.

– Ну как? – спросил ушастый.

– Классно, – заверил Палладьев. – В этом склепе надо подержать все население города.

– Зачем?

– Чтобы ценили воздух и солнце.

Свою мысль он хотел развить, но за спиной ушастика стояла женщина. Она усмехнулась:

– Здравствуй, капитан.

– Доброе утро, Изольда. Принесла овсянку?

Она что-то ответила, но в его сознание уже вонзился вопрос… Если Изольда в фирме, а директор Иван Архипович Чу-вихин, то где же Генрих Коловратский? Капитан заспешил…

Он проводил до дома Антонину и прямо на панели извлек мобильник и позвонил Леденцову на квартиру:

– Товарищ майор, я знаю, чей труп лежит в гробу вместо отца Изольды…

– Чей же? – спросил Леденцов сквозь сон.

– Генриха Коловратского.