Текст книги "Искатель. 2009. Выпуск №2"

Автор книги: Станислав Родионов

Соавторы: Петр Любестовский,Андрей Федосеенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Парень, заикаясь, произнес:

– Видит Бог… я не хочу этого делать… но… кровь моего брата…

И только сейчас проснулся страх. О Господи, какой я был дурак! Сколько у меня было возможностей обезоружить этого психопата! Какого я хрена?..

Но я заставил себя с каменным лицом глядеть, как разгоняют демонстрацию фашистов в Праге.

Сзади стояла какая-то дрожащая тишина.

Потом щёлкнул курок.

У меня в груди все сжалось, затылок похолодел от ожидания.

Сдавленный крик, падение тяжелого металлического предмета на пол и дробь убегающих шагов.

Я расслабился. Нет, убийцы из него не получилось.

Или палача?

По телевизору сообщили, что у нас в области ведется следствие по делу очередных трансплантат-пиратов. Значит, скоро у меня появится работа. А если бы он выстрелил… Интересно, несколько секунд назад я уже было потерял к этому интерес, попрощался со всем…

Я выключил телевизор и побрел в спальню, не подобрав пистолета и не заперев дверь. Наплевать. В голове пульсировала боль.

Я вспомнил сегодняшнюю шутку Курта 0 том, что скоро будут казнить за превышение скорости. Оказывается, ты был не так уж далек от истины, Курт. Прецедент уже есть. Правда, это не вполне то, но…

А сегодня? Если бы дело вел не Кинда, можно было бы усомниться в виновности этой женщины. Очень уж тонкая грань: знала – не знала. А обществу требуются органы и дисциплина…

Я завалился на заправленную кровать и попытался завернуться в одеяло. Мне это наполовину удалось.

Мне снилась какая-то красивая женщина. Я должен был ее знать, но откуда?

Я не помнил.

5

«Луч зари к стене приник, я слышу звон ключей.

Вот и все, палач мой здесь со смертью на плече».

Эти строчки первым делом пришли мне на ум, когда я проснулся от телефонного звонка следующий утром. Они же погребальным звоном отстучали где-то в середине головы, когда я лежал на белой кушетке в чистой белой комнате с мягко потрескивающей аппаратурой, на моей голове был шлем, но не такой, как шлем виртуальной реальности, а рядом, за столом с дисплеем, насвистывая, работал с «мышью» молодой врач. На экране перед ним возникали срезы моего мозга. Молодой специалист быстро просматривал их. Как я ни пытался скосить глаза, мне была видна лишь его растрепанная шевелюра. Но ведь у одаренных людей такая и должна быть, правда?

По крайней мере, я очень на это надеялся.

Откровенно говоря, я боялся этого обследования пуще всего на свете. Черт! Да я вчера перед стволом так не трясся, как на этой медицинской кушетке рядом с веселым спасителем человеческих мозгов! Я так не волновался в тот самый первый раз, когда стоял под жарким солнцем на асфальте и сжимал в руке пистолет, отлично сознавая, что не могу слышать камеры – они слишком тихие и слишком далеко, – но слышал их.

И ничего странного. Этот веселый и подающий надежды вот-вот должен вынести мне смертный приговор.

Наконец он отстранил «мышь» и, откинувшись на спинку стула, с улыбкой посмотрел на меня. Погребальный звон ударил с оглушающей силой и остановился на протяжной давящей ноте.

– Когда у вас появились первые симптомы? – осведомилось потенциальное светило.

– Четыре-пять месяцев назад, – быстро проговорил я и подумал: «Не томи! Я и так уже за эти пятнадцать минут сердце посадил!» Нудно выло где-то между ушами, внутри черепа или снаружи, понять я не мог.

Врач удовлетворенно кивнул:

– Да, имеется. Единичная злокачественная опухоль, девять и три миллиметра в диаметре – почти ровный шарик, метастазов пока нет, состояние регионарных лимфоузлов более-менее в порядке, насколько об этом можно судить по срезам на экране, хоть я их и увеличивал. – Он слегка призадумался. – Э..! Скажите, а к перечисленным вами симптомам… В общем, не замечали ли вы за собой в последние месяцы некоторой апатичности? Депрессий частых?

Я прилежно постарался припомнить:

– М-м… Да, бывало.

– Хорошо, – он удовлетворенно кивнул. – Это происходит из-за того, что опухоль у вас в подкорке.

– Но я и раньше не был каким-нибудь весельчаком.

– Но сейчас вы из такого настроения почти не выходите, не так ли?

Я пожал плечами и неуверенно кивнул. Откровенно говоря, я уже не помнил, какой я был до той поры, когда окулист сообщил мне «жизнерадостную» новость.

– Ну вот, – назидательно произнес доктор и вернулся к прерванному мной монологу. – Опухоль находится неподалеку от височной поры, растет и смещает ткани. В частности – крючковой извилины. Отсюда ваши «височные» симптомы.

«К главному, док, к главному! Ну, давай же, рожай! Ну?»

Он виновато улыбнулся:

– Вообще-то, хирургу эта область недоступна.

Вот и все. Колокол прервал свою ноту и начал все сначала и в полную силу. Я откинулся на подголовник кушетки и медленно стянул шлем. И зачем я сюда вообще пришел? Я это знал и без него. И к чему вся вчерашняя научная ахинея Залесского? Вот, мне что-то по-научному сообщили, и как много от этого изменилось? Опухоль мозга, она и в Африке опухоль мозга, по-латыни ты ее назовешь или по-китайски.

– Погодите отчаиваться! – голос молодого врача Звучал не к месту весело. Совсем чуткость потерял. Правду, значит, говорят, что у них там, в институте, студентов в зверей превращают.

Но следующие его слова заставили меня встрепенуться:

– Существует другая возможность. Новая технология. Ультразвуковой деструктор! – Доктор начал возбужденно рассказывать, иллюстрируя слова взмахами рук. – Представьте два источника ультразвука. – Он простер ладони над моей головой. – Каждый из них выпускает свою безобидную волну. Волны проходят через мозг, не причиняя ему вреда, скрещиваются в одной точке вашей опухоли – и ба-бах! Резонируют. Все! Какого-то участка вашего мозга нет. Ровненько-гла-денько. Вся операция под контролем компьютера: он наводит на «цель», выбирает мощность в зависимости от размеров опухоли, корректирует удары. Не опаснее, чем прокатиться по дороге, подключившись к Сети.

Во время этого монолога меня будто живой водой облили. Звон исчез. Душа, трепеща, внимала каждому слову. Неужели я буду жить?

– А… когда?.. – только и смог выдавить я.

Он отвернулся к столу и принялся писать, попутно говоря:

– Если вы сегодня заполните у сестры карточку, то где-то через полторы недели. В принципе, можно хоть сейчас, но сначала вам нужно будет пройти курс химиотерапии. Вот я вам здесь выписал несколько рецептов… – он закончил, протяну мне бумажки. – Приобрести все можете прямо сейчас, в нашей аптеке. Эти препараты должны подавить дальнейший рост опухоли, предотвратить метастазирование и немного уменьшить размеры узла. Операцию проведем под их же блокадой. Потом придется еще какое-то время принимать цитостатики и состоять у нас на учете – чтобы не было никаких осложнений и не возникло повторного роста. А это, – он протянул мне еще два рецепта, – для дегидратации. – И, увидев мой настороженный взгляд, пояснил: – Ну, отек снять. Жидкости у вас в веществе мозга много скопилось. Отсюда и головные боли.

Я вышел из онкоцентра и впервые за последние мрачные месяцы огляделся по сторонам с истинным интересом, вдохнул полной грудью чуть влажный свежий воздух – воздух замечательного августовского полудня. Сзади, как кубики, раскиданные ребенком, громоздились темно-серые здания центра. И они были прекрасны, сияющие зеркальными окнами на ласковом солнце. За металлической оградой неровным зеленым ковром тянулась лощина, за ней вырастала стена леса. Приторный запах зелени, пение птиц и легкий шелест листьев заполняли воздух. Из-за леса вздымались сверкающие иглы антенн – там располагалась периметорная база связи, – и они были восхитительны. Я обернулся в другую сторону, и там тоже была чудесная трава, а дальше темной чертой от горизонта до горизонта тянулся мегаполис – огромный и величественный, и оттого красивый.

Я закрыл глаза, с наслаждением впитывая в себя запахи и звуки этого мира, который мне только что подарили. Кажется, я даже ощутил вкус голубого неба. Он был сладковато-ментоловый, холодящий.

Впервые я понял, насколько тяжелы были для меня эти месяцы безнадежности, постоянного ощущения смерти за своей спиной. Как я вымотался, знали бы вы, великие боги!

Но теперь все кончилось. Я уже вернулся в жизнь и теперь возвращаюсь домой.

С улыбкой я залез в свой мобиль и вышел на контакт с Сетью. Компьютер лучше меня знал дорогу к дому. Я блаженно откинулся на сиденье, закрыл глаза и, чувствуя, как машина набирает скорость и высоту, расслабился полностью. Тихо шурша двигателем, мобиль мчался по окраинам города.

«Домой… домой… домой…» – повторял я про себя, но постепенно эти слова из магических и радостных превратились в умиротворяющие, потом в успокаивающие, потом в вызывающие злое удивление и былую мрачность.

Новый «я» ушел, старый «я» остался.

Или просто пришел в себя.

Домой. А что я подразумеваю под этим словом? Одинокую квартиру? Депрессивного друга, который спивается у меня на глазах? Визиты в публичный дом, которые станут теперь более частыми, потому что Кэта больше нет? Серые дни хождения из комнаты в комнату, потому что возвращение в Виртуальную реальность смерти подобно – дважды завладев моим «я», она в третий раз сделает это гораздо легче. Страдания по ней, напоминающие ломки наркомана. Работа, переставшая отвечать моим нравственным нормам. Куда я полезу, чтобы забыть все это? В бутылку к Курту? Больше некуда – на наркотики у меня аллергия.

Скорей всего, это был наплыв депрессии, о которой только что говорил док и которая была вызвана все теми же проклятыми опухолевыми клетками в подкорке, но по большому счету – какая разница? Все это правда, и, возможно, депрессия – единственная возможность сказать такую правду себе.

Зачем? Зачем меня взбудоражили, когда я так тихо-мирно подытожил свою жизнь, простился со всеми, подвел черту и с чистой, спокойной душой ждал конца? Если есть Бог, то опухоль – его призыв идти к нему или, наоборот, от него, в преисподнюю, к черту на вилы. Как можно противиться Богу? А если его даже и нет… все равно, какой смысл оставаться, если… если я так замечательно подготовил себя? Или приговорил? Впрочем, не важно.

Я не должен был больше жить.

Все годы, которые у меня появились, они словно… украдены.

И я не хочу их.

Сразу же встречный вопрос: а чего ты хочешь?

О, я знаю, чего я хочу.

В возбуждении я поднялся с кресла и прибавил мобилю скорости. Мой дом уже показался на горизонте.

Влетев в квартиру, я сразу же вытащил энциклопедию программирования и сел за компьютер. Прошлый раз я программировал Кэта два года. Но я занимался этим далеко не каждый день и по два-три часа, я не знал, что хочу ввести в данный конкретный момент и как это должно выглядеть, я экспериментировал. Мне не нравилось, и я стирал. Я ошибался и обнаруживал ошибку довольно поздно, так что приходилось стирать команды тысячами, вводить вновь, и все равно они работали не так, как я того хотел.

Теперь же у меня есть опыт и знание, что мне надо. Процессор знает все нужные мне команды, так что не нужно будет печатать их побуквенно, с возможностью допустить ошибку в каком-нибудь знаке, теперь мне будет нужно лишь нажимать цифры команд. Это как писать статью из отдельных стандартных предложений.

Я не дал себе опомниться. Голубой глубокий экран начал выстреливать белые строки со скоростью пулемета.

Первым делом я ввел свободную программу о возможных местах, в которые приведет меня подземная река. Теперь компьютер сам будет выбирать и моделировать место, основываясь на базовых деталях (мечи, колдуны, женщины и т. д.), которые я дал ему.

Долго я на этом этапе не задержался – путешествия меня мало интересовали. Мне нужен был сам Кэта, вечный город. И вот, осторожно и волнуясь, я начал.

Я творил, как Бог.

Я ввел воду и твердь. Я ввел невероятно синее и невероятно глубокое небо. Я ввел шкалу температур воды и воздуха. Силу ветра. Я ввел географию, потом биологию. Где-то здесь я потерял сознание – очередной приступ.

Очнувшись, я перепроверил последние строки и, не найдя ошибок даже с помощью энциклопедии, пошел дальше.

Я начал вводить строения. Я вспоминал их до мельчайших деталей и программировал. Где-то после строительства трети города, я вспомнил о вероятных дождях с грозами и ввел их. А следом пришла еще куча явлений природы и воспоминаний. Мои пальцы метались над клавишами. Где-то в этот промежуток я почувствовал жуткий голод и сбегал на кухню за консервами. Я ел их одной рукой, второй давил клавиши. Глаза слезились и болели. Я вводил виллу Кинтариуса и обломки колоннады. Я вводил свой замок – комнату за комнатой. Большую часть работы я провел с отключенным сознанием. По-моему, я засыпал, а проснувшись, обнаруживал, что продолжаю программировать. Вроде бы я проверил и поправил эту часть работы. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

Наконец Кэта был построен, и я принялся его заселять.

Начал с себя. Прибавил росту до ста девяноста сантиметров, «ошевелюрил» свою лысую голову, сбросил лишние килограммы. Потом настал черед других: друзья, женщины, владельцы магазинчиков и увеселительных заведений, просто лица, всплывающие в памяти, – все, все, все, убитые вчера нажатием на клавишу.

Эту часть работы я также не помню – по-моему, я несколько раз отключался, однажды поел. Мне пришел на ум эпизод из своего детства: отец у меня был часовым мастером, и однажды я видел, как он заводит старые часы со снятой крышкой. Там была большая пружина, и с каждым поворотом ключа она стягивалась все сильнее и сильнее, и я заплакал, потому что боялся, что она сломается, а отец, молча улыбаясь, затягивал пружину туже и туже. Дело в том, что он знал пределы ее возможностей, а я – нет. Я и сейчас не знал их, лихорадочно выстреливая на экран строку за строкой. Я шел по лезвию бритвы; одному Богу известно, сколько ошибок я наделал, если наделал. Узнаю ли о них я, будет понятно позже. Если я встречу их после того, как забуду эту свою личность, я приму все, будто так и надо. Если до, тогда… Но толку не будет все равно. Я не ввел кирпича в одной из башен моего замка, прикоснувшись к которому можно было бы выйти из игры.

Это я знаю точно.

Я восстановил Кэта таким, какой он был. Помню, я задумывался, не приделать ли мне к замку лифт – пятьсот ступенек, как-никак, – но не стал. Была еще пара-тройка таких проектов, отвергнутых мною после минутного обдумывания. Чуть дольше я думал, не ввести ли себе семью: на меня вдруг так жутко навалилась тоска и желание хоть кому-нибудь быть нужным… Но я вовремя остановился – вспомнил свои последние настроения в Кэта. Там меня волновала та же проблема, так пусть все идет своим чередом! Вот вернусь и закончу начатое. Может быть, найду ту девушку, от которой сбежал в Путешествие и которая снилась мне сегодня, а может быть, это будет какая-нибудь другая.

Последнее, что я сделал, это ускорил время по максимуму, даже больше.

Только теперь я пришел в себя.

Голова раскалывалась, дико хотелось спать и есть, желудок буквально судорогой сводило. Немудрено, ведь я работал – я взглянул на часы – ого! Тридцать часов! Начал вчера в час, сейчас девятнадцать. В кабинете нет окон, и я не заметил, как на землю спускалась ночь. Нужно пойти перекурить.

Я отправился на кухню, включил по пути телевизор. И остановился как вкопанный. Следствие по делу трансплантат-пиратов подходит к концу. Через несколько дней будет передано в суд.

Позвольте, но ведь позавчера оно только-только началось!

Я резво переключился на канал точного времени и осел. В центре большого синего циферблата горел календарь: «1 сентября 2075 года».

Выходит, я работал… четверо суток?!

Я прошел на кухню. Там был полной разгром: распахнутые шкафы, рассыпанные крупы – сахар – соль на полу, баночки из-под кофе и чая и тому подобное. Видимо, это я искал пишу. Я залез в холодильник. Отсюда я тоже уже все съел.

Ну и ладно, пообедаю там. И высплюсь тоже.

Я вернулся в комнату, чтобы связаться с Куртом. Как дела, друг? Не хочешь сходить завтра в поход со мной?.. Да, скукотища замучила. Занят? Ну, ладно. Придется одному.

Или что-нибудь в таком духе. Главное, чтобы завтра меня никто не искал.

Я дал себе двадцать четыре часа.

С ускоренным временем за пять минут реального времени пройдет год компьютерного. Значит, час – это двенадцать лет. Сутки – двести восемьдесят восемь лет. Я думаю, за это время я уже устану жить.

У меня есть электрический будильник. Я воткну кабель в розетку, а его конец присоединю к своему телу. Один из проводов кабеля разрежу и пущу через микросхему будильника – у меня есть схема в «Руководстве по эксплуатации», – а когда пройдет двадцать четыре часа и будильник запищит…

Если доктор был прав и метафизики не существует, я просто исчезну, а если нет, то мне придется прожить еще вечность, или две, пока мое тело не обнаружат и кто-нибудь не выдернет вилку компьютера из розетки.

А почему бы и нет? Про разум мы вообще мало знаем, и если ему обязательно нужен материальный носитель, то чем компьютерные схемы хуже мозга, который, насколько я понимаю, представляет собой лишь скопление проводов органического происхождения?

Не могу сказать, что отдался им без содрогания. В последний момент я вдруг сильно захотел отшвырнуть шлем и оставить все как есть, но потом вспомнил разруху на кухне и то, что кроме меня некому ее прибрать. Одиночество вновь со всей силы навалилось на меня, и я быстро надел шлем.

Он привычно охватил голову.

Экран компьютера был погашен – к чему он мне? Вздохнув, я активировал программу. Для этого мне нужно было только напрячь силу воли, будто мышцу в центре мозга, если бы она была там (а иногда мне казалось, что так оно и есть).

Виртуальная реальность захлестнула меня.

Я будто бы кувыркался в ярко-голубом небе, а вокруг плыли огромные трехмерные буквы, и я не помнил, чтобы вводил их:

«Где их следы? Где твои следы?

Кто найдет их?

Кто найдет тебя?»

А потом подо мной появился Кэта – светлый городок в зеленых ладонях, – и я мог выбрать любое место, где захотел бы оказаться: свой замок, подземную реку, виллу Кинтариуса, колоннаду, любой дом города или что-нибудь еще. Я выбрал зеленую косу, ограничивающую сияющую бухту Кэта.

И это было мое последнее решение в роли создателя.

Я стоял на холме, спиной к влажному ветру с моря, трава щекотала ноги, солнце ласкало кожу, а у подножия холма стояли люди, все жители города: и простые обыватели, и владельцы городских заведений; впереди плотной группой стояли Путешественники: Мэйсон и Тотто, Рик и Бенедикт, Конрад и вернувшийся из Путешествия Курт. Чуть в стороне от толпы стоял Андрахий Кинтариус, его темное от загара лицо, как всегда, прорезали глубокие морщины.

Все они смотрели на меня и улыбались.

Пытаясь улыбнуться в ответ, я почувствовал, как слеза счастья покатилась по моей щеке. Отлично сознавая, что меня никто не услышит, я хрипло прошептал:

– Здравствуйте, друзья. Я вернулся.

_{В тексте использовались стихи группы «Ария» из альбома «Ночь короче дня».}

_{Последняя цитата взята из «Души одного народа», автора я не помню} .

А ЭТО ИНТЕРЕСНО!

Всё до фонаря

В царской России, когда впервые появились фонари, они заправлялись конопляным маслом. Фонарщики стали употреблять конопляное масло в кашу. Прохожим было небезопасно под фонарями – масло частенько брызгалось, пачкало одежду. И тогда городские власти приняли решение добавлять в масло спирт. Но они не учли одного обстоятельства – фонарщики быстро сообразили и стали употреблять вовнутрь не только масло, но и спирт. И им стало всё до фонаря.

Станислав Родионов
«УБЕРИ МЕНЯ С ТВОЕЙ ЗЕМЛИ…»

1

Капитан Палладьев сидел в своем кабинетике и этому обстоятельству удивлялся – сидеть за столом почти не приходилось. Но сильнее удивляло его другое: он не дежурил, никого не ждал, никуда не собирался ехать, а сидел как на раскаленных углях. Неужели он перестал быть нормальным гражданином и пребывать в покое не может?

В кабинет вошел – точнее, влез – незнакомый мужчина лет сорока. Похоже, его волокла вперед сумка, походившая на чемодан с лямками.

– Извините, дежурный послал к оперативнику уголовного розыска, – сообщил пришедший виновато.

– А в сумке расчлененка? – не удержался капитан от юмора.

– Нет, там сало, колбаса да одежонка.

– И в чем дело?

Последние слова мужчина с продуктами воспринял как предложение усесться перед столом. Палладьев спохватился:

– Гражданин, в двух словах.

– Начну сначала…

– Тогда в одном.

– Ага. Приехал я вчера. В гостинице дешевых мест нет, а «люксы» не по карману. Вижу на столбе объявление, сдается комната в старинном доме, улица Пригородная, дом четыре. Далеко, но поехал и снял на неделю.

– Украли сало? – капитан поторопил его.

– Нет-нет.

– А что же?

– И сам не пойму.

Палладьев уже прикидывал, как избавиться от человека, который сам ничего не понимает. Беспричинно выставить его за дверь не годилось. Видимо, происшедшее связано с каким-нибудь насилием. Тогда можно отправить посетителя в Центр реабилитации пострадавших от насилия или в Бюро регистрации несчастных случаев. И капитан мысленно обругал себя за то, что строит предположения не дослушав. Вот что значит сидеть на углях. И он попросил:

– Изложите подробнее.

– Дом старый, но крепкий. Хозяева вежливые, в цене сошлись. Угостили чаем. Меня поселили в большой комнате. С дороги спалось крепко. А под утро меня как ущипнули.

– Хозяйка?

– Почему хозяйка?

– Есть такие, которые сдают жилье вместе с собой.

Визитер изобразил на лице интерес: вот какие есть… Но эту версию логично отмел:

– У нее муж.

– Может, сутенер?

Жалобщик не подтвердил, видимо, не зная этого слова. Вздохнув, он продолжил:

– Стоит рядом и смотрит на меня. Я аж похолодел…

И передернул плечами. История начала капитана интересовать, поскольку ему трудно было представить внешность женщины, от которой холодеют мужики.

– Неужели такая страшная.

– А разве мумии не страшные?

– Хотите сказать, что хозяйка походила на мумию? – уточнил капитан.

– Мумия, в натуре!

Капитан перенял одно правило у следователя прокуратуры Рябинина, у которого этих правил был запас: если не получается, начни еще раз сначала. Может, Палладьев что-то не понял; может, жалобщик невнятен.

– Итак, вы открыли глаза, а возле кровати стоит… кто?

– Мумия как таковая.

– А вы раньше-то мумий видели?

– Да, в музее.

– Стоит… и что?

– Я вскочил, а она ушла в какую-то дверь.

– Разве мумии ходят?

– А эта ушла. Только странно – не поворачиваясь, задом.

Капитан уловил запах не то цветов, не то сухофруктов. История прояснялась, Спросил он слегка грубовато:

– Ушла пятками назад… Сколько сегодня выпили?

– Стакан портвейна, после такого потрясения…

Капитан поморщился: не в милицейские службы надо его направлять, а к врачу. Какой доктор исцеляет от встреч с мумиями? Психиатр. Еще проще отослать гражданина к дежурному РУВД: пусть пишет заявление. Но ведь он ничего не просит.

– И чем кончилось?

– Я схватил сумку и дал стрекача.

– Чего же вы хотите от милиции?

– Как же… А если бы на моем месте оказались женщина или сердечник? Отдали бы концы…

Он уставился в лицо Палладьева выжидательно-требовательным взглядом: в милицию обращаются за помощью. И он ждал. Капитан вздохнул и взялся за телефон.

Участковый оказался на месте.

– Лошадников, привет. Это капитан Палладьев. Слушай, дом четыре по Пригородной – твой участок?

– Так точно.

– Кто в нем живет?

– Собственники, муж и жена, обитают постоянно в городской квартире, а дом сдают кому придется. А что случилось, товарищ капитан?

– Мумия по дому бродит.

– То есть как это «бродит»?

– Пятками назад.

Капитан смеха не слышал, но чувствовал, что участковый юмором проникся и улыбается во всю ширину рта. Из этой ширины участковый выдавил:

– И что прикажете, товарищ капитан?

– Излови ее.

– Кого? – забыл Лошадников про юмор.

– Мумию.

– Изловить и куда ее?

– Вези в РУВД.

– Сегодня у меня нет машины.

– Лошадников, если ее поймаешь, я за тобой вертолет пришлю.

Капитан положил трубку и глянул на посетителя с видом человека, выполнившего просьбу. Посетитель все-таки спросил:

– А мне что делать?

– Выпейте еще стакан портвейна.