Текст книги "Из одного котелка"

Автор книги: Станислав Мыслиньский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

ФРОНТОВЫЕ ЦВЕТЫ

…Мы сидели вдвоем на склоне холма. Приближалась ночь. Южный темно-фиолетовый горизонт расцвечивался розовым светом. Где-то вокруг Санока и за Бирчей продолжалась канонада. Доносилось глухое эхо разрывов – это стреляли дальнобойные орудия.

У подножия холма, около замаскированных 76-миллиметровых орудий, старший сержант Коля Усиченко играл на гармони, а ему вторили артиллеристы:

 
За окном черемуха колышется,
Осыпая лепестки свои,
За окном знакомый голос слышится,
И поют всю ночку соловьи…
 

Мы слушали молча. Вверху распускались облачка разрывов зенитных снарядов, нащупывая немецкую «раму». От взрывов печальное лицо санитарки Сони вздрагивало. Над нами висели мириады звезд, серая несимметричная дымка в созвездии Ориона и луна, светящая с бескрайнего неба.

– Скажи, когда наконец по вечерам мы будем спокойно смотреть на эти звезды и тихое небо, когда наступит мир? – помню ее шепот. – Когда? Когда конец?

Часто слышались такие вопросы. Я читал их в глазах многих женщин, детей и стариков. Эти вопросы-мечты были и в наших сердцах. Многие месяцы мы подавляли их солдатской шуткой и песней.

Что же я мог ответить этой девушке?

…Во время боев где-то под Киевом она явилась к командиру батареи. Просьба девушки звучала искренне и правдиво:

– Я окончила первый курс, когда началась война… Хочу помогать солдатам, как еще недавно это делали мои отец и мать… Они были врачами…

И она осталась. В батарее не было санинструктора. Уже несколько дней наша незабвенная Нина лежала в промерзшей земле где-то около железнодорожных путей по дороге из Ростова…

Теперь у нас в батарее была санитарка Соня: высокая, красивая, в хорошо подогнанной форме, черноволосая и черноглазая, с ямочками на смуглых щеках.

Соню полюбили за ее молодость, обаяние, предусмотрительность, старательность, доброту и заботу.

– …Ну-ка, ребята, на перевязку и осмотр!.. Командиры расчетов, отвести солдат в баню! Повар, почему не хватило чаю? Почему суп невкусный?..

И так постоянно, день и ночь, неутомимая, как мать, а было ей всего двадцать лет.

– Соня – сестра, – говорили о санинструкторе артиллеристы.

«Что в этой девушке такого, чем она так подкупила артиллеристов», – думал я. В самые тяжелые дни, бывало, Сопя песенкой или смехом подбадривала нас. Для артиллеристов, мужчин, прошедших суровую закалку в этой войне, она была стимулом борьбы и жизни. Среди нас она была цветком, распускающимся на земле, начиненной кусками железа и стали, орошенной кровью. Она напоминала нам о родном доме, к которому возвращался каждый из нас, изнуренный боями, где его встречали заботливые и любящие глаза матери, жены, сестры. Однако для многих она была уже только воспоминанием о тех мгновениях, которые безвозвратно прошли…

Беспощадны законы войны, и не только для тех, кто на фронте.

Время неумолимо текло. Проходили дни и ночи, мы шли медленнее или быстрее, как обычно, с боями, но теперь уже постоянно на запад. Фронтовые дороги привели меня на родную землю, с которой я распрощался пять лет назад. Я всегда носил ее в сердце, хотя нас разделяли сотни километров. Как же я мечтал именно о таком возвращении! И вот я вернулся на эту бещадскую землю. Теперь тоже был сентябрь, но уже другой – победоносный. Пять лет назад мы не могли отстоять этой прекрасной земли, несмотря на то что многие боевые товарищи отдали здесь свою жизнь.

В этом районе, где я сейчас находился, 11 сентября 1939 года два немецких клипа разорвали наш фронт на Сане, а 1-я гитлеровская горнострелковая дивизия, прорвавшись из Бещад, ринулась через Хырув в направлении Самбор, Рудки и далее на северо-восток… Через четыре дня немецкие войска уже осаждали Львов. Но с востока шла Красная Армия. Немцы Львов не заняли…

А потом, в течение шестидесяти месяцев, гитлеровский сапог топтал бещадские земли, залитые кровью поляков.

Жадно ждала освобождения эта земля.

– …Товарищи красноармейцы, все силы отдадим на окончательный разгром врага! Перед нами теперь земля Польши. Там братья поляки ждут освобождения из-под фашистского гнета, – слушали мы приказ командующего 1-й гвардейской армией генерал-полковника А. А. Гречко. Это было в последние дни июля, когда наша армия освободила Станислав.

Теперь мы были в Бещадах. Долгая и трудная дорога выпала на нашу долю, прежде чем мы пришли сюда. Фронтовая закалка пригодилась нам и здесь, среди волнистых холмов, обширных полей и лесов Жешувщины…

А на жешувской земле радостный рассвет освобождения заслоняла тень прошлой оккупации. Здесь радость переплеталась с опасением за завтрашний день, за насущный хлеб, с которым и теперь было нелегко. Это видели мы, солдаты, в котелках которых тоже было не очень-то густо.

И Соня, наша санитарка, всегда помнила не только о нас – солдатах, сержантах и офицерах батареи.

– …Там голодные, больные дети и их матери… Товарищ командир батареи, разрешите? Спасибо, есть помочь! А ну-ка, сержант, помоги, пожалуйста, нести суп и медикаменты.

И шли мы с Соней в бещадские деревни. Много их встречалось на нашем пути. И здесь бои были нелегкими. Враг всюду оставил кровавые следы.

Сентябрьский утренний рассвет начался с боя.

Фашистская пехота пошла в атаку, воздух наполнился криками. Среди бещадских холмов и лесов разносилось эхо сражения.

– Батарея, к бою! – раздался голос командира батареи капитана Колесникова.

– Орудие, к бою! – командой поднял я орудийную прислугу четвертого расчета.

– К бою, к бою! – повторяли командиры остальных расчетов.

Наша батарея поставила заградительный огонь. Свистели осколки, и земля перед нами покрылась неподвижными телами.

…За растоптанные счастливые годы наших детей, отнятую радость молодости, нарушенное спокойствие стариков, за рабское унижение, отчаяние матерей, жен и сестер!.. За искалеченную родную землю, сожженные дома, разграбленное имущество, накопленное годами упорного труда, получай, гитлеровская сволочь, получай!..

Гремят взрывы мин, усиливается вой снарядов, грохот моторов и гусениц танков. Фашистские солдаты ползут с искаженными от страха лицами. В дыму и гари, стонах и криках, фонтанах земли и камней медленно тянется летний день.

Сострадание? Но разве может оно быть в отношении тех, кто опустошил твой родной дом, замучил твоих близких, уничтожил то, что было добыто тяжким трудом в течение многих лет братьями и сестрами, отцами твоими и дедами…

…Получай, фашистская гадина, получай!..

Из стволов наших орудий вылетают снаряды, ставя стальную преграду врагу.

Мы знали истинную цену каждому бою. Там, позади нас, среди развалин и пепелищ, на вспаханной взрывами бомб и снарядов земле, вставали уже новые дома, засыпали окопы и траншеи, обезвреживали мины, собирали с полей осколки. На лица людей возвращалась давно уже забытая улыбка…

На освобожденной части страны реализовались идеи июльского Манифеста, которые из руин и пепелищ должен был возродить к жизни нашу родину – народную Польшу. Благодаря этому историческому документу после вековой несправедливости наш народ наконец брал власть в свои руки и осуществлял идеи, за которые дорого заплатил в застенках тюрем, в концлагерях Березе-Картузской, Майданеке и Освенциме, фронтовыми боями и партизанской борьбой. Народ брал власть в свои руки.

Благодаря победам войск Красной Армии Польша возвращалась к жизни. Наконец пришло время для осуществления чаяний многих польских поколений. Там, за нами, возрождалась новая свободная жизнь. Но здесь, перед нами?..

– Огонь! Огонь! – Команды старшего офицера батареи тонули в грохоте.

– Огонь! – повторял я, обливаясь потом.

Бой был жестоким.

Как всегда, Соня была с нами. Была там, где больше всего в ней нуждались. Бегала без пилотки, а распущенные пушистые волосы поблескивали в лучах солнца. Она бегала от одного орудийного расчета к другому, между огневыми позициями, чтобы перевязать раненых, смочить водой их губы.

Она была единственной женщиной среди нас в этом настоящем аду. Она помогала раненым, шептала обессилевшим слова ободрения и спешила к другим, к тем, кто ее ждал. А когда уже стихла канонада, взорвался один из последних вражеских снарядов. Санитарка Соня осела на дрожащую бещадскую землю…

Я нес ее в долину, только бы подальше от утихающего шума этого боя и радости по поводу одержанной очередной победы. С головы ее капельки крови падали на польскую землю.

«Польские Бещады! Как здесь прекрасно!.. Знаешь, Стах, мне здесь очень нравится…» – проносились в голове обрывки фраз Сони, которые совсем недавно я слышал из ее уст.

«Возвратимся сюда после окончания войны?»

«Не знаю, может, и осталась бы, если бы кто-нибудь приголубил сироту…»

«Встретят тебя здесь, как дочь…»

«Домой не к кому возвращаться, все мои близкие… Но я буду тосковать по широкому Днепру, по развесистым ивам…»

Нес я ее, прижимая к груди. Как хотелось услышать хоть слово из ее уст! Но она молчала.

Темные глаза Сопи туманились, а бледные губы были сомкнуты. Она не сказала ни слова, не пожаловалась. Может, потому, что вокруг затихал шум боя и наступали тишина и спокойствие, о которых она так мечтала.

Я нес ее по откосу холма, в долину, где суетились врачи санбата и… похоронная команда. Я нес ее по опаленной траве среди посеченных снарядами кустов. Из-за одного из них выглядывал уцелевший цветок. Я сорвал его и положил на ее губы.

Я нес русскую девушку – боевого товарища – по моей родной земле, чтобы там, в долине, оставить навсегда.

И этот удар врагу не удался. А что было потом?..

«Одновременно развивалось начавшееся 9 сентября наступление… 1-й гвардейской армии, которой командовал генерал-полковник А. А. Гречко… В ожесточенных боях, длившихся шесть суток, войска 1-й гвардейской армии овладели несколькими населенными пунктами и продвинулись к юго-западу на 10–15 километров. Вечером 14 сентября они вели бои на линии Букувско – Гочев»[62]62
  История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945, т. 4, стр. 322.


[Закрыть].

В 30 километрах южнее этой линии проходила польско-чехословацкая граница.

Близился конец рабству бещадской земли.

Я порой возвращаюсь туда, любуюсь бещадскими холмами, обширными горными лугами, высокими лесами, а в памяти встают события отдаленные, по всегда близкие сердцу. Тогда я закрываю глаза и опять вижу товарищей по оружию, и те дороги, и фронтовое бездорожье, орошенное солдатским потом и кровью.

И, как в тумане, расплываются те никогда не забываемые два месяца: сентябрь 1939 года и сентябрь 1944 года. Расплываются они и исчезают среди лесных и полевых цветов и редких уже колосьев, тянущихся к солнцу, орошаемых сейчас только, к счастью, дождем.

Там царит спокойствие. И только ветер напевает в листве деревьев свою непрерывную тайную песнь, несет аромат травы и сена, лесной смолы, запах цветов…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

8 сентября войска 38-й армии 1-го Украинского фронта нанесли главный удар по противнику в общем направлении на Дуклю и Прешов. Чтобы облегчить выполнение поставленной перед ней задачи, днем позже из района Бещадских гор в направлении на Команьчу начала наступление соседняя 1-я гвардейская армия 4-го Украинского фронта. Целью этих операций были овладение карпатскими перевалами, и прежде всего Дуклинским, и оказание поддержки словацкому восстанию.

Развернулись упорные бои. Немцы бросали в бой все новые и новые части. Однако те смогли лишь задержать, но не остановили наступления войск Красной Армии. За Карпатскими горами избавления от гитлеровской неволи ждали народы братской Чехословакии.

Вместе с советскими частями в этих сражениях принял участие 1-й Чехословацкий армейский корпус под командованием генерала Людвика Свободы. Совместными усилиями советского 4-го танкового корпуса и танкового батальона 1-го Чехословацкого армейского корпуса 20 сентября была взята Дукля – важный опорный пункт противника, открывавший дорогу на словацкую землю. Шестого октября чехословацкие войска овладели Дуклинским перевалом.

Бои за Карпаты длились до 18 октября. А в это время состоялись незабываемые встречи советских солдат с населением Чехословакии, которое с такой надеждой ждало прихода Красной Армии. Эти встречи вылились в подлинные торжества, проникнутые сердечной теплотой и благодарностью к уставшим от боев советским солдатам. Ярмо фашистской неволи было невыносимо тяжелым и на этой земле. И этот народ оккупанты намеревались превратить в своих рабов. Они вывозили на принудительные работы в Германию, бросали в тюрьмы и концентрационные лагеря, расстреливали и вешали всех тех, кто отказывался повиноваться, а их дома предавали огню. Народ Чехословакии испытал на себе, что такое фашизм, поэтому он радовался теперь свободе, помогал Красной Армии. Многие мужчины добровольно вступали в ряды Чехословацкого корпуса. Все знали, что захват советскими войсками и сражающимся бок о бок с ними Чехословацким корпусом Главного Карпатского хребта является лишь первым этапом на пути к освобождению всей страны. Ждали и готовились к новым боям.

Лично мне не довелось принять в них участия. Я был откомандирован в запасной полк. Оттуда вместе с группой сержантов меня направили на учебу на курсы младших лейтенантов в город Славуту, под Киев.

Однако мне не суждено было стать офицером Красной Армии. Вскоре в Житомире открылись курсы подготовки офицеров Войска Польского. С грустью распрощался я с советской гимнастеркой сержанта артиллерии и маленькой красной звездочкой на пилотке и надел польскую форму, которую носил два года и в которой сражался с гитлеровцами в сентябре 1939 года. Быстро пролетели несколько месяцев учебы в офицерской школе Войска Польского. И наконец, к моей огромной радости, сбылась заветная мечта деревенского паренька. В 1945 году я уже носил мундир польского офицера. Это было для меня не только честью, но и налагало серьезные обязанности.

Несмотря на то что смолкли орудия, в Польше еще продолжалась война. Польская реакция, инспирированная зарубежными центрами, не хотела мириться с действительностью. Буржуазия мечтала вернуть свои поместья и имения, снова прибрать к рукам фабрики и заводы, где теперь рабочие и крестьяне чувствовали себя полноправными хозяевами.

В боях за новую Польшу принимали участие соединения Войска Польского. Я командовал пехотным батальоном, а затем был назначен заместителем командира полка. И здесь я вновь встретился с советскими офицерами. С удовольствием вспоминаю тот период. Я, в то время двадцатишестилетний капитан, многому научился у командира полка полковника Белоблоцкого и начальника штаба полковника Михайлова. Они помогли мне развить командные и воспитательные навыки. Я приобрел опыт работы с солдатами. А условия того времени были далеко не легкими. Мы почти не бывали в казармах…

В 1950 году я поступил в Высшее военное училище. Став офицером штаба корпуса, а позднее инспектором внутренних войск, я на протяжении многих лет передавал свои знания и опыт молодым офицерам, выступал на страницах военных журналов. Не переставал я и работать над собой. Получив среднее образование, я окончил юридический факультет Варшавского университета. Нелегко было совмещать военную службу с учебой в гражданском учебном заведении. Но ведь на фронте было тяжелее, считал я. Там каждую минуту решался вопрос о жизни или смерти человека. Теперь такой опасности не существовало.

И вот в этот период своей жизни я решил описать то далекое время, благодаря которому сегодня может наслаждаться счастьем наше поколение.

Мой старший сын пошел по моим стопам. Думаю, что и младший последует его примеру. Таких сыновей, которые взяли в руки оружие, чтобы встать на защиту завоеваний отцов, немало, их тысячи. Это хорошо, ибо и сегодня необходимо постоянно беречь и охранять нашу свободу и мирную жизнь.

Итак, я сменил винтовку на перо и этим служу своей родине. Есть о чем написать нам, фронтовикам, и я считаю, что это нужно. Ведь никто, кроме нас, не сможет достоверно передать атмосферу того времени, когда закалялось вечное братство между солдатами народного Войска Польского и Красной Армии, между польским и советским народами.