Текст книги "Очень гадкая книга (СИ)"
Автор книги: Станислав Грабовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
– Здравствуйте, – сказала она.
Созерцание фотографий было прервано напоминанием о девочке.
– Говоришь, может быть заменена одной из них?
– Без всяких сомнений.
– Пройдём со мной, – предложил он, и добавил, обратившись к девочке, – и ты.
Мы немного прошли по коридорам, – одним за другим, – и министр обратился ко мне:
– Почему ты решился так мне довериться?
– Во-первых, я достиг в своём развитии предела, а мне нужен рост, а во-вторых, потому что вы меня не боитесь и одним махом руки можете уничтожить меня.
– Что правда, то правда.
Мы прошли некоторый путь молча.
– Так говоришь, может быть заменена одной из них?
Я напрягся в поиске ответа, о чём он, чёрт возьми, думает?
Стал слышен шум водопада. Мы приближались к двери в конце коридора, послышавшийся звук водопада усиливался. А потом министр отпёр дверь…
За дверью оказался просто рай; как будто дом был построен где-то в Адриатической лагуне: и несколько бассейнов, как бы нависающих один над другим, и пальмы, и тот самый водопад, звук которого был слышен в коридоре.
Министр прошёл к бассейну и прилёг на кушетку. Он указал мне на другую. Я присел. Сразу подошла одна девочка и стала массировать ему ноги, другая поднесла зелёный коктейль. Я от всего отказался. Искусственная регулировка внутри уже ощущалась – я был неестественно спокоен.
– Так ты говоришь, может быть заменена одной из них?
– Повторюсь, вне всяких сомнений.
Я понял – министр думал над свалившейся на него информацией, и ничего страшного.
– А всех их заменить можно? Ресурсов хватит?
Вокруг нас были одни девочки от девяти до одиннадцати лет, их было около двадцати. Каждая занималась чем-то своим: кто-то плюхал ногами в бассейне, кто-то кушал фрукты, некоторые играли.
– Честно говоря, я не знал обо всём этом. Но – да, думаю, справлюсь. Я со всем справляюсь.
– Ты второй человек, который об этом знает. Все остальные мертвы. Если решишь и будешь со мной работать, через год построишь тоже самое у себя дома. Если откажешься, погибнешь под колёсами автомобиля. И это уже решено.
– Я должен вас бояться?
– Если ты работаешь на меня, то нет; если плывёшь против моего течения, ты – труп. И всё это чётко и рядом с тобой. Усёк?
– Конечно. Можем перебраться в более укромное местечко?
Его взгляд сделался подозрительным.
– Можем. Только если мне хотя бы ещё одно твоё предложение не понравится, дышать перестанешь быстрее, чем научился.
Я промолчал, ожидая затухания его раздражения.
Мы прошли теми же коридорами обратно. Девочке я незаметно подмигнул, зная, что она забеспокоится, вынужденная остаться.
– Можем пройти на кухню? Можем выпить по чашечке кофе? Скажите, как вы хотите получать товар? Вернее, как мне его надо будет поставлять? С указанной вами периодичностью или переложите эту заботу на меня? И, кстати, вы говорите, что только вы знаете о той комнате? Вы и я?
Я нёс, что приходило на ум, отвлекая внимание министра, и увлекая его в столовую. Гипноз я решил в его случае не применять, у меня появилась другая идея.
– Вы говорите, об этом райском уголке знаем только мы вдвоём? Есть маленький нюанс. В своей работе я придерживаюсь нескольких правил, как и вы в своей. – Мы пришли в столовую. – И, ведь, именно этому вы обязаны своим грандиозным успехом, господин министр. Вот и у меня ничего не получилось бы, если бы я позволял себе игру без установленных правил. Одно из моих правил: дети никогда не видят меня в лицо. И не только дети. Вы говорите, что о той комнате никто, кроме вас и меня не знает. А я хочу сказать, что кроме вас никто не знает, на что я способен. Но меня видела ваша охрана. Как можно решить эту проблему?
– Ты только для этого меня сюда позвал? Я могу эту проблему решить двумя словами. Охрана предана мне и ничего не знает. Я могу сейчас же набрать начальнику охраны, и все они до единого забудут твоё лицо.
– Можете пригласить всех сюда, и сказать им, что с этого момента они должны забыть моё лицо? Это будет более эффективно с точки зрения психологии запоминания, потому что те, кто меня увидели мельком, смоделируют у себя в мозгах моё другое лицо, а при встрече укажут, как на «что-то» знакомое, потому что будут помнить забыть другое лицо, а у тех, кто меня запомнил хорошо… – так я постарался проговорить минуты три, пока он не потянулся к домофону, загруженный самой неперевариваемой информацией, которую когда-либо слышал в своей жизни, но убеждённый в необходимости совершения действий, на которых я настаивал.
Все восемь охранников собрались в столовой, где мы были с министром, через четыре минуты.
– Я владею кое-какими технологиями, – обратился я к министру. – Можно я попробую объяснить?
– Валяй.
– Тогда, пожалуйста, не останавливайте меня, чтобы не стало происходить у вас на глазах.
Через семь минут все восемь охранников стояли с закрытыми глазами и спали. И проспать они должны будут так около трёх часов. Этого времени должно будет хватить, чтобы вывезти всех детей и сделать мне кое-что.
– Ну, сделано, – сказал я, обернувшись к министру.
Министр, показалось, уменьшился в росте.
– Ловко, однако. И что, потом ничего не вспомнят?
– Не-а. Теперь твоя очередь.
По его вопросу я понял, что министр – смышленый человек.
– Забыть?
Я усмехнулся.
– У тебя есть дома спички?
– Там.
– А перекись?
– Есть, надо поискать.
– Ещё нам понадобиться немного моющего средства, бензина. Пойдём, прогуляемся до машины.
Когда мы вернулись в дом, я заставил его найти всё, что мне было необходимо. Он методично, немного трясущимися руками смешал в указываемых мною пропорциях всё, что мы нашли, как я ему говорил.
Я зажёг газовую конфорку.
– Ставь на огонь и кипяти, – скомандовал я ему.
Тот подчинился.
– А теперь возьми телефон, открой почту и забей в поле адресата один из своих мэйлов, телефон и все чат-сервисы. Свои, не чужие. Пошлёшь сейчас себе письмо, куда только можно. Теперь текст письма.
И я продиктовал ему рецепт «Крокодила».
– Когда очухаешься, когда поймёшь, что тебе хочется пережить весь этот космос ещё раз – ингредиенты, их пропорции, правила смешения и нагревания найдёшь в электронной почте. Называется это волшебное зелье «Крокодил». Так в тему письма и напиши. А теперь…
Я извлёк из кармана перчатки и одноразовый шприц. Втянув в шприц немного светло-коричневой гадости, повернулся к министру.
– В глаз или в вену?
Мне стало интересно: смышленому человеку ведомо отчаяние? Голос его разума оказался громче, чем голос сердца, чего и следовало ожидать от такого, и в такой ситуации. Он не пошевелился. Я взял подставку от электрического чайника, от которой тянулся электрический провод, и последним перемотал несколько раз ему руку выше локтя. Он не препятствовал никаким моим действиям, и поэтому в скором времени получил дозу самого чудовищного наркотика в одну из своих проклятых набухших вен. Я тут же размотал шнур с его руки, сделал на его телефон видео в несколько секунд, как у него закатываются глаза, и загрузил это видео на наш файлообменник. Затем извлёк из его кармана ключи от бассейна, поставил его телефон на видеосъёмку, направив на него самого, и вышел из столовой, связываясь со своей организацией. Ответил Седой.
– Что-то ты часто стал отвечать мне, – говорю.
– Я не успел сказать тебе в прошлый раз. После этого небольшого кипиша с несколькими группами, теперь у каждой группы по личному аналитику, который отслеживает всё вокруг свои подопечных. Я ваш аналитик.
– И за что нам такая честь?
– Не за что, а из-за кого. Из-за тебя. Неплохие результаты по стрессоустойчивости. А ещё, у вас с Сержантом лучшие показатели по совместности действий; с большой долей вероятности прогнозируется, что вы окажетесь самой долговечной и самой продуктивной группой. Вот только ты со своими фокусами лично меня начинаешь беспокоить. Только что ты уничтожил ещё одно доказательство.
– Опа, вы там уже начали заниматься прогнозами продолжительности фаз жизни групп? На нашу, я так понимаю, можно сделать ставку? Седой, только не сердись, я шучу. А по существу: всего этого хватит, чтобы отравить институт правительства в глазах общественности на несколько лет.
– Во-первых, не это наша цель, а во-вторых, ты недооцениваешь жидкости под названием «политика». Брошенный в эту жидкость камень, практически не даёт кругов. Так что никаких политических устоев ты такими действиями не поколебал.
– Ладно, посмотрим. Автобус рядом?
– Рядом, рядом.
– Тогда я выхожу?
– Да.
– Видео с телефона закиньте на файлообменник. На старости лет буду просматривать свои деяния.
– Сумасшедший ты, Сержант. Езжай, сделаем.
Манай с Сержантом находились там, где я их оставил – недалеко от «нашего» дома. Через пять минут мы втроём зашли внутрь.
– Где ты их отыскал? – закричала «мать».
– По саду бегали.
– Когда их уже заберут?
– Завтра узнаю, отстань. Меня сегодня все достали, поэтому лучше тебе не оказаться последней из них.
– Завтра надо вести детей в торговый центр – плановые закупки. Если не отоваримся, будет штраф. И этих придётся брать?
– Я же тебе сказал, отвали. Возьмём и их. Ни тебе вести, ни тебе им что-то покупать, ни тебе по деньгам отчитываться. Так чё разоралась?
Женщина оставила Маная в покое, чувствуя, что тот конкретно не в духе.
Перед сном Манай подошёл к двери в подвал, дотронулся до её дверной ручки, развернулся и прошаркал мимо нас по лестнице к себе.
– В магазин едем завтра?
– Конечно, почему нет. Может спать? – предложил я.
Мы весь вечер делились с Сержантом впечатлениями и размышлениями о проведённом дне, поэтому к этому моменту уже прилично наговорились, и напарник не стал давать себя долго уламывать, чтобы отправиться на отдых.
Начало
Утром следующего дня сразу после завтрака все стали собираться в торговый центр, как договорились накануне. Не было видно особого ажиотажа, даже чувствовалось некоторое недовольство детей – видимо, эта процедура не доставляла им удовольствия. Манай появился за утренним столом какой-то измученный, без настроения, мрачный. На все расспросы реагировал нервно, ел тихо.
Перед магазином мы заехали в сиротский суд, где получили справку на сумму денег, которую нам выделили, чтобы купить детям игрушки и одежду. После суда заехали в банк, где эта сумма была получена. «Отец», «мать» и Манай тут же в машине поделили деньги на троих.
– Здесь поставьте свои подписи.
Манай протянул родителям бумаги. На листах, где они поставили свои подписи, уже заранее содержались персональные списки того, что каждый из них купил на те деньги, которое выделило им государство.
Мы приехали в «Пирамиду». Так называлось здание торгового центра. Само сооружение представляло собой гигантский конус, несколько образующих этого конуса были выполнены из железобетона, перпендикулярно им здание опоясывалось восьмью увесистыми кольцами из нержавеющей стали, деливших его на семь этажей, всё остальное пространство было покрыто стеклом. Торговые палатки внутри располагались по стенам. К каждой палатке можно было подойти по винтовой лестнице, начинающейся от самого низа и по спирали уходящей вверх под самую вершину. Можно было подняться на лифтах, скользящих вдоль наклоненных стен, а потом, спускаясь по лестнице, посещать палатку за палаткой; можно было начать своё закупочное путешествие снизу. Сразу по открытии здания, оно приглянулось самоубийцам, и не простоял торговый центр ещё месяц, как три человека уже умудрились, пройдя спираль лестницы до последней ступени, спрыгнуть на мрамор первого этажа. Поэтому было решено установить на первом этаже бассейн метровой глубины. В бассейне плавали экзотические бассейновые рыбы. Самоубийства прекратились, потому что падение на воду метровой глубины, хоть и с приличной высоты, серьёзно увеличивало шансы на выживание, а система с такой характеристикой бессознательно избегается человеком, помыслившим свести счёты с жизнью.
Детей, и нас Сержантом, отвели в детскую комнату. Никаких защитных сеток или барьеров, кроме декоративного заборчика, и никакого присмотра за детьми. Поэтому мы с Сержантом спокойно покинули детскую игровую площадку и направились в глубь одного из ответвляющихся от бассейна коридоров. Пока преодолевали пространство коридора, направляясь к широкому окну, у нас запищали передатчики. Сообщение оказалось в высшей степени негативным: «Всем вернуться в место, где вас высадили при заходе; операция должна быть прекращена каждой группой. Время исполнения: сейчас».
Мы сразу стали связываться с Седым, предположив, что при таком раскладе имеем право на некоторые пояснения, но что Седой, скорей всего, даже не ответит, а он оказался выше хорошего мнения о нём, сразу откликнулся и охотно понёс:
– Половина групп дезактивирована. Как? Мы сами пока не знаем. У нас просто нет с ними связи, они исчезли. Всё-таки там не такие дураки!
– Да нигде не такие дураки! Как же так? Как же так не просчитали? Как так недооценили их? – спросил я.
– Я же тебе говорю, мы пока ничего толком не знаем, и поэтому рано паниковать. Всё просчитано было, всё известно. Но к печали оказалось, что наши «друзья» кое-что умеют, и располагают кое-какими технологиями, о которых мы оказались не в курсе!
– Очень интересна твоя реакция при произнесении последних слов.
– Где вы сейчас? Я не могу посмотреть.
– Класс! Как так – не можешь посмотреть? В «Пирамиде».
– Вот и валите оттуда быстрей, и желательно туда, где вас выбросили при забросе. Не пользуйтесь гипнозом. И вообще ничем постарайтесь не пользоваться. Ребята, они что-то перехватывают, подавляют внушаемое оборудованием, о котором мы не подозревали, и не известно, что могут ещё, вот так. И заканчиваем связь, полностью обрываемся, потому что и это, скорей всего, они научились ловить. Вам в виде исключения я ответил, в нарушение всех инструкций, потому что хочу, чтобы вы не наделали глупостей, потому что хочу, чтобы вы вернулись. Соберёмся потом с силами, изучим ошибки, подготовимся основательней, и сделаем то, что ожидает добрая часть населения наших штатов. Всё, ребята, конец связи.
Мы уставились с Сержантом друг на друга.
– Как тебе? – спросил я.
– Очень-очень плохо. У нас вообще-то неплохо получалось. Я вчера, пока ты ездил к министру, из Маная вытащил почти всё. Где и как он достаёт детей, с кем сотрудничает, телефоны, каналы, у него несколько резервуаров с детьми! Их можно сейчас ехать и накрывать. Вместе со всеми теми псевдополицейскими, которые их охраняют! И там может наши дети! Я из него почти всё вытащил, а теперь…
– Что ты из него вытащил? – возник перед нами Манай с вопросом.
И откуда он взялся?
Мы уставились мгновение на него. Не действует гипноз? Что же он сейчас помнит, думает. И не проверить.
Рядом с Манаем стоял Ушастый и спокойно поглядывал то на меня, то на моего напарника своими интеллектуальными глазами, контрастирующими с его тупой физиономией. Времени на подумать была секунда.
Манай, бросая на нас взгляды, нервно и лихорадочно что-то тыкал в своём телефоне. Я выхватил телефон из его руки и со всего размаха опустил его ему на голову. Телефон разлетелся на батарейку, крышку, сам телефон и ещё несколько мелких кусочков.
Манай свалился замертво. Я бросился на одно колено, чтобы пощупать у него пульс, и одновременно оглядеться по сторонам.
Не знаю, что произошло, – этого не должно было случиться, – но мы с напарником побежали в разные стороны. Он к выходу – правильно, а я бросился по лестнице вверх. Оказавшись между вторым и третьим этажами, я услышал поднявшийся шум внизу и вой сирены. Потом прочёл по новостям, а сейчас понял, что ко всему прочему, произошёл подземный толчок. Никогда не испытывал воздействие землетрясения, – в нашем штате это вообще редкость, раз в сто лет может произойти, – но по ощущениям понял, что только что это было оно. И шумиха по случаю наших с Сержантом действий, и это землетрясение, сопровождаемое падением с различных высот в бассейн и рядом с ним мелких предметов, и необходимость бежать, потому что охрана уже выхватила меня взглядом под указывающие в мою сторону указательные пальцы посетителей – всё это заставило меня броситься по коридору к окну. Путь через первый этаж уже не был путём к отступлению, только если не начать убивать, и крушить всё кругом.
Выглянув в окно, пришлось решать – прыгать или нет. Прыгнул на крышу машины, скатился с неё по капоту – ну прям как в фильме. Оглянувшись кругом, увидел несколько приезжающих и уезжающих автомашин. Решил не трогать те машины, где есть женщины и дети, выбрал курящего мужика в неприметной малолитражке. Гипноз не сработал – как будто «Пирамида» и какое-то пространство вокруг неё, действительно, были покрыты каким-то сигналом, который незаметно не позволял сознанию людей больше скольких-то секунд концентрироваться на чём-либо. Но ничего такого лично я по себе не ощущал. Пришлось пойти на грубость: ухватил одной рукой мужика за шею сзади, а другой обхватил сонные артерии, пытаясь зацепить, как можно больше от венозной системы, снабжающей мозг кровью. Через одиннадцать секунд он потерял сознание, я уложил его на тротуар, сел в его машину и рванул со стоянки.
Погони не было, но не было ли слежки? Я не мог это узнать, я не знал, чем мне можно воспользоваться, а чем нет. У меня ничего не пульсировало внутри, поэтому я не знал ни где мой напарник, ни куда мне ехать, ни можно ли мне ехать вообще. Самое главное – погони не было. Но самое ли это было главное? Можно ли сейчас туда, откуда всё началось? Скорей всего, мне предстояло всё обдумать и дальше действовать очень осторожно. Чем больше я думал, тем сильней убеждался, что на этом моё приключение с этой организацией будет прекращено. Я не хотел заново возвращаться ни к каким обучениям! Не хотел узнавать ничего нового, чтобы бороться со старым! Не хотел иметь точные координаты своих врагов, мне достаточно было знать, где они приблизительно. Я потратил очень много времени, и мне было никак снова начать тратить его. Размышляя, я гнал – на восток. Мне надо было собраться с мыслями.
Стал изучать машину на предмет того, чем располагаю. У меня оказался телефон, немного денег, банковская карточка, завёрнутая в бумажку, на которой были четыре цифры, – явно код от самой карты, – и полбака топлива. Теперь никаких просчётов. Те, кому я сейчас интересен, и которые желают мне не самого лучшего, пусть будут не просто крутые, а очень крутые. Надо считать, что они сейчас подглядывают за мной, будто зритель отслеживает меня в киноленте. И мне надо исчезнуть из этой киноленты на глазах у этого изумлённого зрителя, чтобы он, сколько б не старался, сколько б не прокручивал эту киноленту туда-сюда, не смог определить, как я смог исчезнуть, и где меня в ней теперь найти. Надо по максимуму извлечь пользу из денег и банковской карты, чтобы потом оказаться как можно дальше от места её использования.
Сзади стояли пакеты с едой. Я пошарил в них рукой и достал кусок сыра, завёрнутый в плёнку, стал есть. Сейчас надо планировать всё: энергию, калории, эмоции... С радостью обнаружил, что внутренняя лихорадка пошла на спад, голос разума стал давать о себе знать.
Итак. Пока отъехать подальше. Сейчас можно смелее полагаться на свою интуицию, над которой несколько месяцев работали три человека у нас в организации. Думаю, она меня отправила наверх по лестнице, а сейчас отправила на восток. Значит пока на восток. Насколько далеко? Очень-очень плохо, что всё так обернулось.
В одном из городков я купил мощный монокуляр, травматический пистолет, упаковку длинных и мощных кабельных стяжек, десять сим-карт для Интернета, самоклеющуюся плёнку серого цвета и ещё десяток разных мелочей, что, как мне казалось, может пригодиться мне в ближайшие десять дней, которые я собирался провести в какой-нибудь норе, где меня будет тяжело найти, а найдя, выкурить.
Мне подумалось – из-за соображений изощрённой безопасности интуиция погнала меня к самой границе нашего штата. В силу того, что он является у нас самым восточным и граничит с землями аквапофагов, можно было ожидать там повышенных мер по охране нашей границе. А значит: а) можно быть уверенным, что единственная опасность, о которой только и могут думать пограничники, эта угроза со стороны наших диких восточных соседей, поэтому я буду находиться под прикрытием, в каком-то отношении, их беспечности; б) никто не ищет укрытия в самом логове врага, поэтому там меня решат искать в самую последнюю очередь. Этих двух аргументов мне вполне хватило, и через три часа езды я уже продвигался километрах в пятидесяти от границы нашего штата. Теперь стал присматриваться к редким населённым пунктам, названия которых может и залегали где-нибудь в уголках моей памяти, но казалось, что прочитываю я их впервые. Тревога стала нарастать у меня несколько минут назад, и лишь спустя некоторое время я осознал причину своего беспокойства – не было кругом курсирующих туда-сюда танков, БМП, строев солдат, не было видно носящихся военных вертолетов и самолётов (не говоря уже об учебных полётах на низкой высоте, около шестидесяти одного метра, несмотря на близость населённых пунктов, но так было необходимо, чтобы со всей серьёзностью выказывать постоянную готовность на угрозу нападения со стороны аквапофагов), не было, в конце концов, не видно и не слышно ничего такого, что мы привыкли видеть по новостям, и знать, что таково положение у нас на приграничных восточных зонах. И не было признаков, что это должно вот-вот появиться. Мой выбор пал на самый последней городок у границы, в котором может когда и было тысяч двадцать-тридцать жителей, но сейчас, судя по заброшенности некоторых домов и учреждений, здесь проживало от силы четыре тысячи. И тут ни намёка на усиленное пограничное бдение. Но может всё это здесь находиться в скрытном виде? Тогда…
Не направившись в город, я повернул машину в лес. Там я достал самоклеющуюся плёнку, и наскоро, но качественно, постарался оклеить машину – мне надо было только проехаться на ней по всему городу, чтобы зафиксировать для себя его «достопримечательности». Но сначала…
Доехав до центра города, я достал телефон и подключился к нашему серверу. Это работало – хорошо. Скачав одно из приложений, я смог телефоном просканировать весь диапазон радиочастот – от мириаметровых волн до децимиллиметровых – ничего кроме обычного гражданского радио и мобильной связи. Это больше насторожило, чем порадовало, потому что в случае, если это не так, у меня серьёзные проблемы.
Я решил запомнить город. Мне ещё оставалось минут двадцать пять существовать в этом статусе, до того как сменить имидж. Люди соответствовали характеру города – всё здесь прибывало в серьёзной заброшенности, даже в падении. Кругом ощущалось злоупотребление алкоголем; мне показалось, что я увидел полицейского, потому что на человеке была форменная фуражка и автомат, вот только он был серьёзно пьян, да с этим своим автоматом на перевес. Давно не видел столько мусора на улицах, у нас так бывало во время сильного ветра, урагана. Когда лёгкий мусор из баков с отходами – пакеты, бумага – выметались и разносились по всему сектору.
Я присмотрел для себя заброшенное помещение, которое раньше было детским садом. Учреждение находилось на самой окраине города, и получалось, что оно будет самым крайним зданием нашего штата. В двух километрах виднелся блок-пост пограничной заставы, несколько машин стояли в очередь, чтобы пройти границу. Кому могло понадобиться отправиться в земли аквапофагов? Вот и ещё одна странность – всё, что я наблюдал кругом себя, совпадало с описанием из той книги, что нам раздал Седой перед заходом. Я только сейчас это вспомнил, и меня даже пробил пот от этого открытия. Там – аквапофаги, одичавшие, живущие разрозненно и стаями, похожие на нас существа – об этом говорит история, которую я неплохо знаю для среднестатистического обывателя, об этом говорят мне мои глаза, уши, мозг и сердце, в конце концов. Свидетельства их одичалости на лицо: я видел, как они нападают на всё живое, как они пожирают всё живое, как они ненавидят всё живое. Ладно, если б я видел одно видео, но это можно видеть кругом; можно не верить тому, что видишь на одном видео, на втором, на третьем, но целиком полагаться на свою способность читать между строк; и я видел, что дело – дрянь. Проверять, насколько то, что описано в той книге совпадает с тем, что окажется в жизни, если пересечь границу земель аквапофагов, пока у меня желания не было. Поэтому я оставил эту тему в покое. Да и было над чем подумать.
Сейчас, перво-наперво, надо было как можно незаметней избавиться от машины. Решил утопить в городском мутном водоканале: и бесшумно, и электронику заодно всю закорочу.
Накатавшись по городу и изучив расположение его учреждений, ознакомившись с его характером и запомнив детали, я направился к выбранному для своего убежища зданию. Каким запущенным и тоскливым оно выглядело вместе с прилегающей к нему территорией, как будто часть города после атомной бомбёжки спустя десять лет. Для полного довершения жуткой картины не хватало колючей проволоки по забору и таблички с надписью «Вход воспрещён».
Людей вокруг не было, и я, никем незамеченный, без особых препятствий пробрался во внутренний дворик п-образного здания бывшего детского сада. Забросив на подоконник первого поддавшегося открыванию окна два своих рюкзака, сам ухватился руками за его подоконник, и через мгновение оказался в комнате с детскими железными кроватками без единого матраса. Мне понадобится электричество, поэтому сначала я убедился, что мне повезло с этим делом. Запихнув под кровать рюкзаки, вернулся в машину за ещё одним и пакетами с едой с заднего сиденья. Уже в помещении, перекусывая шоколадкой, извлёк из одного из рюкзаков наполовину затемнённые очки, кусок чёрного ворса и двусторонний скотч. С помощью скотча и ворса наклеил себе небольшие бакенбарды и полоску бороды, вертикально спускающуюся от нижней губы. Осмотревшись по сторонам, запихнул рюкзаки и пакеты с едой в один из шкафов. Пока меня всё устраивало.
Я вернулся в машину, чтобы отъехать куда надо, и уничтожить её, как задумал, осматривая достопримечательности городка. Назад возвращался пешком. Небо заволокло чёрными тучами, им на смену неслись болотного цвета – тучи, которые могут устроить потоп. Я всё равно нацепил очки. Городок меня убивал своим бытом: сваленные в кучу доски и кирпичи, уже местами тронутые плесенью; косящиеся заборы; гниющие от земли двух и трёхэтажные кирпичные дома; женщина неопрятного вида, упёршаяся рукой в стену, извергающая содержимое своего желудка прямо на тротуар себе под ноги – я даже не стал предлагать помощи, потому что её состояние было очевидно. Редкие машины были грязны, все сплошь ржавые, самой молодой из видимых, наверно, было лет двадцать. Я думал, что наш штат, как крайний, менее других обделён вниманием центра, но что б такое запущение, пусть и на окраинах…
Я зашёл в магазин и купил несколько банок консервов, хлеба, чая и сахара. Это и то, что было в пакетах в машине, обеспечит мне неделю пропитания без вылаза. Я думал, что за неделю разработаю план.
Вернувшись к себе, бороду и бакенбарды смыл в унитаз, а очки разбил, и по деталям распихал по разным местам, где только проходил, изучая здание. Оставаться на этажах, конечно, не стоило, поэтому я спустился расположиться в подвале. Быстро отыскал подходящее помещение (наверно здесь жил дворник) с маленьким окошком в сторону земель аквапофагов. Окно заслонил куском фанеры, проделав в нём несколько микроскопических дырочек, чтобы видеть всё, оставаясь незамеченным. Потом ещё раз прошёлся по зданию, чтобы дополнительно изучить, насколько я в безопасности, и чем, в случае чего, располагаю. Вот и всё. На сегодня надо было прекращать свою активную фазу. Было много потрясений за день, я чувствовал, как плохо начинаю соображать, и как мыслительная деятельность идёт уже во вред моей психике и физиологии, а тут ещё стала зудеть раздражение по поводу отсутствия у меня соображения, что же дальше, и что делать. И чем дольше я оставался в бодрствующем состоянии, тем больше ощущал ненужную нагрузку от этого раздражения, а мне сейчас следовало рационально расходовать каждую толику своего потенциала.
Я обрадовался этой вынужденной, как будто ненадуманной остановке на лень и ясные действия, и поэтому с удовольствием, и слегка трясущимися руками от предвкушения желанного ужина и долгого сна, приступил к приготовлениям. Из двух железок соорудил кипятильник, заварил себе литр чудесного чёрного чая и бухнул в него четыре столовых ложки сахара. Потом ел, пока не объелся: консервы, сыр, колбасу, хлеб, запивая всё это большими глотками чая. Мне стало становиться очень хорошо от пищи и тепло от двух электрических батарей, которые я принёс сверху, и включил обе на полную мощность, чтобы основательно просушить своё помещение.
Потом просыпался два раза: первый раз, когда стало жарко – я проснулся мокрый, батареи жарили нещадно; второй раз, потому что замёрз так, что меня трясло, потому что, проснувшись в первый раз, я эти батареи отключил и разделся до одних штанов; зато моё окончательное пробуждение оказалось словно вторым рождением – настолько сильно я выспался. С удовольствием, дико голодный, подумал о нескольких пакетах с едой и большой кружке чая, которую я сейчас себе приготовлю. И тут нахлынули мысли о моём положении…
Итак, скрыться, вроде, получилось. Это уже была маленькая победа. Теперь следует узнать официальную версию штата о наших деяниях и о нас. Но сначала позавтракать.
Поев, как накануне перед сном, я извлёк из упаковок новенькие компьютер и мобильный телефон. Из телефона я соорудил IP-генератор, который каждые тридцать секунд будет презентовать мой компьютер, как находящийся то в одном штате, то в другом, то в одной стране, то в другой, то на одном континенте, то на другом. Потом я извлёк из упаковки сим-карту мобильного интернета и вставил её в слот, который был вмонтирован мне в зуб. Теперь в радиусе двух с половиной метров я расточал вокруг себя интернет.
Изучение официальной части работы правоохранительных органов наших штатов ничего не дало. На поверхности всё выглядело спокойно. Нигде не было упоминаний ни о моих «злодеяниях», – никакого упоминания о диспансере и министре, – ни о том, что натворили мои «коллеги», хотя, как говорил Седой, некоторые устроили мясорубку похлещи моей. Нигде я не нашёл информации о нашей организации, о преследованиях. Ни слава об инциденте в «Пирамиде», хотя в таких случаях всегда появлялась информация о розыске преступника. О прессе и говорить не стоит. Значит, меня ищут. И ищет не полиция.
