Текст книги "Очень гадкая книга (СИ)"

Автор книги: Станислав Грабовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Когда мы отправили Маная в постель, я поспешил поинтересоваться, что это было?

– У меня из детства есть ненавязчивое, но неприятное воспоминание о руке отца у меня на шее. Когда вспоминаю его с ненавистью, ассоциативный ряд одной из первых заполняет именно эта картина, и наоборот.

Я усмехнулся:

– Манай попал под горячую руку.

– Что-то типа этого.

– Ты теперь чист или что-то осталось?

– Порядок, порядок. Пошли спать.

Мы поднялись к себе, где немного времени назад устроили лежаки, довольно-таки удобно расположились в них, и запустили программу сна. Это будет вторая ночь, после тренировочной, когда мы будем спать, регулируемые вживлёнными в нас системами. Небольшое напряжение тока будет регулировать наш сон нам по очереди. По полтора часа.

Второй день, и третий

С утра мы смогли понаблюдать за утренним моционом этой семьи воочию, а не через камеры, как мы это делали до этого у себя. Поэтому я смог раньше описать быт одной из Благополучных семей. И может это вообще не повторяет картины, которую можно было бы наблюдать в других семьях этой категории, но зато полностью отражает то, что про них даже не мыслилось.

После завтрака напарник отправился следить за Манаем с Ушастым, а я – за отцом семейства.

Когда мужчина, за которым предстояло отправиться мне, покинул дом, я подловил его, и устроил так, чтобы он меня не замечал. Поэтому там, где я мог просто быть рядом с ним, я был. Все его телефонные разговоры, все места, где он побывал, всё, что он делал, перемещаясь от одних людей к другим по всему городу, всё это было зафиксировано и передано в нашу организацию.

Официально мой «подопечный» числился прорабом в строительной фирме, а по факту являлся курьером между этой фирмой, которая на самом деле была рекомендательным органом для сиротских судов, и этими самыми сиротскими судами, занимающимися делами детей: от похищений, плохого содержания их в семьях родных родителей, до совершённых в отношении их административных и уголовных преступлений; дела об изнасиловании детей тоже рассматривались тут, сиротскими судами. Мой «подопечный» носил бумажки от этой «строительной фирмы» по сиротским судам всего нашего города, в которых указывалось, какое наказание должны выносить суды по тем или иным случаям, из которых можно было извлечь пользу для системы, если «правильно» всё повести.

Я шкурой почувствовал, когда он входил в офис своей фирмы, что здесь могут заниматься всем чем угодно, но только ни одним из официально зарегистрированных направлений предпринимательской деятельности в наших Штатах. Отделка здания не бросалась в глаза, но замеченные через окна, отделанные декором стены говорили о гиперприбыли фирмы, что не могло соответствовать пропагандируемым европейским ценностям.

Когда он вышел из здания, я последовал, как того требовалось, за ним. Он зашёл в ресторан, я сел рядом. Он заказал обед: первое, второе, салат и пиво. Официантка обернулась ко мне. Я, заранее убедившись в отсутствии видеонаблюдения в ресторане, отрезал:

– Мне тоже самое, счёт оплатит он, – и кивнул в его сторону.

Тот какое-то время в смятении смотрел на неё – не каждый день увидишь сумасшедшую официантку, говорящую с воображаемым клиентом.

Я постарался не разводить кашу в разговоре, поэтому она быстро записала мой лаконичный заказ и удалилась. Пару манипуляций и мужчине было внушено забросить воспоминания сумасбродных действий официантки в дальние уголки памяти, из которых они явятся ему ровно через тысячу пятьсот пятьдесят пять дней, пять часов, пять минут и пять секунд (я подумал, что можно так пошутить; к тому времени или он будет в тюрьме, или всё это сейчас не имеет значения).

За обедом я заставил рассказать его всё, что сейчас произошло в «строительной» фирме. Он передал мне бумажки, которые он получил там, и которые ему следовало разнести по судам. Я просмотрел каждую, чтобы всё, что в них содержалось, стало достоянием наших пишущих серверов.

– Нравится тебе то, чем ты занимаешься? – спросил я, чавкая в удовольствии от вкусной и нормальной пищи, и наслаждаясь своим господствующим положением.

– Да, – ответил тот, жуя со стеклянным взглядом.

Я нагло всмотрелся в глаза, доведённого моими усилиями до состояния получеловека, существа. Даже сквозь неподвижные зрачки, но мне хотелось заглянуть в душу этому человеку. Неужели ни йоты раскаяния? Неужели передо мной разумное существо с напрочь отсутствием совести? Неужели липким холодком страха никогда не подёргивается чёрная гладь внутреннего мира этого монстра, что за всё содеянное вдруг придётся ответить, и, конечно, жесточайшим образом?

– Ты же козёл, ты это понимаешь? – негодовал я, кипя ненавистью и призрением.

– Я козёл.

– Да-да, ты козёл и ешь ты сейчас червивую капусту. Видишь червяков?

– Да.

– Ты – мартышка. Подковырни червячка на вилку и съешь. Он очень вкусный. Вкусный?

– Да.

– Ты – опять человек. Сколько раз ты посещал этот ресторан?

– Тридцать восемь.

– Когда я уйду, ты забудешь всё, о чём мы говорили и что делали. Как ты сегодня принимал пищу тут, ты заместишь воспоминанием, как ты это делал в одиночестве тут в последний раз.

Быстро и смачно доев свой обед, я покинул ресторан, и расположился поодаль, чтобы не упускать из виду дверь.

Что там происходило, можно только догадываться. Он вылетел оттуда бешенный и красный от возмущения, и пыхтел, заполняя своим остервенелым дыханием пятиметровое пространство вокруг себя, словно бык. Интересно, как работникам ресторана удалось доказать ему, что он сидел с кем-то, что заказал два обеда? Что бы там рискованного для нашей операции не произошло, меня это волновало немного, потому что я принял за страховочное, что во всяком месте я могу появиться только один раз, а если я, побывав где-то, буду вынужден вернуться туда опять, значит, я что-то не доделал или что-то пошло не так, а это недопустимо с точки зрения успешного завершения нашей операции, по крайней мере на первой её стадии. Зато меня это небольшое приключение немало развеселило, на что и был мой расчёт.

Когда было можно, я появлялся рядом с «отцом», снимал запрет видеть меня и вытаскивал из него всю информацию, которую он получал там-то и там-то. Все документы, звонки, сообщения и прочее не прошло в этот день мимо меня.

Я узнал о приличном количестве учреждений, которые под пристойными вывесками занимались отнюдь непристойными делами. Если «строительная» фирма моего наблюдаемого занималась рекомендациями сиротским судам решений по рассматриваемым теми делам детей, то кафе, где он подрабатывал охранником, делая вид, что сопровождает открытие и закрытие его, занималось аналитико-статистической деятельностью. А субъектом и объектом статистики и анализа у них являлись биологические родители с их реакцией на провокации, которые осуществляла вообще другая организация – охранная фирма, между прочим, в которой мой наблюдаемый был официально оформлен, как охранник. Сотрудники этой охранной фирмы время от времени по отработанной системе совершали в отношении тех или иных родителей и их детей некоторые определённые действия. Начиналось обычно с малого: скажем, с указания «посторонним человеком» родителям на неопрятный вид дитя. Такой из себя добродушный старичок, например, совался, проходя мимо песочницы, к какому-нибудь ребёнку, указывая на грязные его колени. Налетающая тут же мать или отец получали от него, со всеми полагающимися такому случаю извинениями, вежливое уведомление этого «старичка-одуванчика», что ребёнок испачкал коленки, чем и привлёк его внимание, и он хотел подсказать ему, что можно почиститься, и не быть неряшкой.

Реакция родителей показывала, можно ли в следующий раз появиться рядом с ними какой-нибудь пожилой бабульке или солидной даме, которые тут же найдут повод, чтобы публично укорить родителей в недосмотре. Если и тут родители вели себя смирно, запускался механизм пожёстче. Суть таких операций сводилась к тому, чтобы выявлять степень привязанности и способности к защите у таких родителей своих детей. Слабых и податливых продолжали обижать, пока не убеждались, что ребёнка можно или похитить, или отобрать юридически.

– Подожди, – спросил я его, – бывают же случаи, когда встречаются родители, с которыми лучше так не поступать? Скажем, и в семье порядок, и родители не промах – могут и по роже съездить. А всё равно отбирают детей.

– Значит, чем-то привлёк внимание сам ребёнок, – такой был ответ.

Информации, которой мне удалось собрать за день, хватило бы, чтобы осудить на десяток тысяч лет сотни человек. И это только от меня одного. А ещё таких же девяносто девять солдат сегодня орудовали по всем нашим Штатам.

Сержант, увязавшись за Манаем, исследовал криминальные элементы. Манай крутился с людьми, которые занимались хищением и продажей детей. Большая часть их действовала в тесной связи и по указанию таких, как «моя» охранная фирма, но в случае чего механизм отмежевания отработан был как часики. И бандиты знали свою участь, а потому старались страховаться собственными усилиями. Украсть и привезти ребёнка к заказчику в обход всей педофилической системы, причём на полное растерзание, без отчёта и возврата – дорогого стоило. Поэтому эти люди не боялись залётов в полицию – на завтра человек, который тебя поймал за руку и привёл в правоохранительные органы, просто исчезал.

Вечером мы снова сидели с напарником на ступеньках лестницы, ведущей в наши спальни. «Мать» семейства сварила нам кофе. К кофе, по-нашему, полагалось по глотку «манаевских» виски – я налил себе и Сержанту.

– Я завтра хочу отправиться в какой-нибудь диспансер, – сказал я напарнику.

– Они собираются везти нас в зоопарк, – ответил Сержант.

– Вот Манай и не поедет, а повезёт меня в диспансер.

– Он же это и придумал.

– Знаю, знаю. Но мне кажется, такая поездка нам ничего не даст, поэтому я его собью с этой мысли.

– А мне кажется, мы могли бы много извлечь из этой поездки – всё-таки публичное поведение Благополучной семьи.

– Согласен. Поэтому разделимся, чтобы ничего не упустить, надо всё-таки сгонять и туда, и туда. По всему, мы не доберёмся до диспансера, исходя из наших планов, а насколько я помню, ни один диспансер, ни для кого «заходом» не сделали.

– Это – так.

– Так ты согласен?

– Разве я сторож своему напарнику? – улыбнулся Сержант.

– Мы оба понимаем, что это не так, равно как и то, что вдвоём от нас в одном месте куда больше толка. Но, думаю, ты завтра справишься там без меня.

– Что ты задумал?

Его вопрос остался без ответа, и потом я на него не ответил, и не ответил бы я ему на него вплоть до завтрашнего дня, до самого момента посещения этого диспансера, потому что сам на тот момент ещё не знал, зачем я туда навострился. Но именно сейчас я не успел ему ответить, потому что наш диалог прервал гонг в дверь. Мы помнили, что во сколько-то должен был явиться вчера звонивший, и вот – это был он.

Всех детей попросили подняться к себе, мы тоже ретировались.

Стоя, скрытые застенком от взглядов, находящихся в прихожей, мы прислушивались, когда гостя впустят в дом, и что там начнёт происходить. Когда у входной двери раздался посторонний голос, мы стали тихонько спускаться, чтобы глазами взглянуть на посетителя, а соответствующее видео было зафиксировано, как доказательство. Я держался внутренней стены, где на половине лестницы снизу перила заканчивались комнатным проёмом, а Сержант обогнул меня, и стал осторожно ступать по ступеням, держась внешней стены, тянущейся до самого конца лестницы. Я вдруг почувствовал взгляд. Стена, которой придерживался Сержант, частично было декорирована зеркальными кусочками. Ведомый инстинктом, я резко уставился в один из этих кусочков, в котором и обнаружил взгляд этого человека, который только что вошёл в дом. Или чрезмерная подозрительность сделала его таким наблюдательным, и он боковым зрением уловил движение в тех же кусочках зеркала, или мы произвели шум, или Сержант не рассчитал и засветился ногами. Я схватил его за руку и стал тянуть назад, заставляя делать его обратные шаги. Когда он оказался рядом со мной, я указал на нашу дверь. Он быстро всё понял и исчез за ней. Передо мной уже стоял «отец». Доли секунды моего раздумья, и я выдал, внушая:

– Я обосрался.

Сказанное с внушением послужило для сознания «отца» командой, и я знал, что сейчас он видит соответствующую картину.

– Жена, – крикнул он, – иди, тут один из близнецов обделался!

Она возникла через десять секунд, схватила меня за руку и повела в ванную. Когда она открыла дверь в ванную, я сказал, опять же внушающее:

– Жди меня тут.

А сам, уже избегая и отражений в декоре, и стараясь действовать бесшумно, подполз к лестнице на животе, и приготовился свесить голову, чтобы зафиксировать гостя, посещающего Благополучную семью, своими глазами-видеопередатчиками. Я стал слушать их разговор, чтобы по звуку определить направление их взглядов, а встроенный в меня микрофон записывал их беседу. Когда я понял, что все смотрят друг на друга и никто в мою сторону, я посмотрел сквозь перила лестницы. Этого было достаточно. Профиль нашего замечательного Министра спорта, берущего аудиенцию у педофилов и торговцев детьми, – которых тем поставляет Манай, да и сам таковым являлся, – будет отличным подспорьем, когда ему придётся давать показания относительно того бассейна; или не придётся, потому что не доживёт, или потому, что наша операция не даст того результата, который мы рассчитали.

– Присядьте, я сейчас к вам её приведу, – это говорил Манай.

А через несколько секунд он показался, направляющийся по лестнице в свою комнату, потому что (чёрт!) сработала внушённая ему команда уходить в совою комнату спать, как только он дотронется до ручки двери. Я дал дойти ему до его берлоги, затолкнул его в неё, а потом приказал спуститься, и сделать, что он хотел, сообщив там всем, что он ходил в комнату за ключами.

Через минуту Манай уже возился с замком в подвал, а ещё через минуту послышался его голос:

– Смотри, этот дядя завтра станет твой покровитель, и ты должна будешь делать всё, что он скажет, и как он скажет. Как я тебя учил. Ты поняла?

– Да, – ответила девочка тихим голосом.

– Ты помнишь, что будет, если ты ослушаешься?

– Да, – и опять убийственно тихо и раболепно.

У меня мурашки по мозгу побежали.

– Девочка, ты не должна меня бояться, – заговорил министр, – смотри, я привёз тебе подарок: платье и куклу; а вот – возьми шоколадку.

– Спасибо, покровитель.

Я захотел остановить эту сцену самым жутчайшим образом, и снестись вниз, чтобы вырвать из их голов черепа, а всё остальное оставить. О, какое бы доброе дело я сделал! Мне на плечё легла рука. Я даже не оглянулся, я знал, что это Сержант, потому что услышал, как он стал выходить из своего убежища, как прошёл в ванную – женщине нечего там было делать долго. Его, бесспорно, обуревали те же эмоции.

– Завтра, – услышал я его тихое слово.

Я закивал головой.

– Подойди сюда, девочка, – сказал министр.

И через мгновение:

– Смотри, какая ты красивая, только худенькая. Но у меня ты будешь каждый день кушать конфетки. Ты любишь конфетки? Покажи мне свой животик. Ладно, порядок, – последнее предложение, видимо, относилась не к ней.

Опять послышался звук открываемой в подвал двери – Манай увёл девочку.

Мимо прошла, не заметив нас, женщина, которой Сержант дал установку провести в ванной столько времени, сколько необходимо, чтобы подмыть ребёнка. Спустившись вниз, она пояснила своё отсутствие:

– Ребёнок обделался.

– Манай, вот деньги – десять тысяч. Через три недели подготовь следующую. У меня куча работы и много стресса

И тут он засмеялся. Гиена кричит приятней.

– Дайте мне выпить, – попросил он.

– Есть виски, – ответил Манай.

– Пойдёт, – умиротворился тот.

Мы с Сержантом переглянулись – если Манай сейчас пойдёт и не досчитается своих бокалов, будет небольшая заминка и суматоха. Но пошла женщина. Видимо ей не показалось это сколько-нибудь подозрительным, потому что через какое-то время можно было слышать звуки ударяющихся кусочков льда о стенки бокала.

Наверно его ну очень мучила жажда, потому что уже через несколько секунд тишины раздалось его довольное фырканье и благодарность.

– Ну, мне пора. Давай, Манай, завтра в это же время её подвози. Если что-то изменится, я тебя предупрежу.

– Хорошо, господин министр, и внимательней на дороге, чтобы мне не пришлось передавать девочку вашим наследникам.

– Ты своей смертью не умрёшь.

Мы с Сержантом снова переглянулись, но уже с дьявольскими улыбками, и со значением закивали головами. Молодец министр – навёл порядок у меня в голове, а то я всё никак не мог додуматься, какого мазка не хватает до полного завершения картины этого неприятного человека. А вот теперь всё стало на свои места.

– Вам не стоит о том волноваться. Лучше почаще уделяйте внимание своей самообороне, потому что относительно вашей участи судьба располагает примерно такими же планами.

– О, Манай, ты нарвёшься.

– Ладно, давайте не будем сориться, – вмешался «отец», дипломатично похлопывая направившегося, но остановившегося у выхода, стреляющего в Маная налитыми кровью глазами Министра по спине.

Министр, попытавшись сохранить полное намерений выражение лица, строго глянул на хлопающего по спине, чем того нисколько не смутил, взялся за дверную ручку, ещё раз метнул ненавистный взгляд на ухмыляющегося Маная, и вышел вон.

Все трое «взрослых» прошли в зал, и на Маная обрушился шквал проклятий. Он был из тех людей, которым такое нравилось.

Мы спустились на свои ступеньки и продолжили разговор. Мимо нас пронеслись дети дома.

– Пока я не думал про диспансер в таком формате: что мне там надо сделать, и что я сделаю. Для начала необходимо посмотреть, что собой представляет это заведение вообще. Вроде организация не останавливает, значит можно съездить. Манай девочку собирается завтра вечером отвезти? Давай тогда ты днём с этими в зоопарк, а вечером на подстраховке с Манаем посидишь. Если что, будем на связи, и ты будешь у него узнавать, что мне говорить и делать перед министром. Разыграем, будто я новенький курьер от него.

– Мне в своих целях надо бы день с Манаем побыть. Хочу узнать все его дороги.

– Ну, спешить нам некуда – у нас месяцы ещё впереди. Послезавтра он твой, едёт?

–Договорились.

А я тогда послезавтра ещё раз побываю в этой строительной фирме, но уже пройдусь по всему зданию, и всё что у них имеется, передам в организацию.

– Договорились.

– Что ж? Отлично.

Мы проговорили ещё с час, дождались, когда все улеглись, и уже собирались сами идти отдыхать, когда наше внимание захватил показавшийся из кухни Манай. Мы затихли, уставившись на него (мне стало интересно увидеть, как опять сработает у него внушение не спускаться к детям вниз). Он шёл, покачиваясь, видимо на одну сотую состоя из виски. Манай подошёл к двери в подвал, провозившись, достал ключ и стал отпирать дверь. Я нахмурился и взглянул на Сержанта. У того тоже появилось озабоченность на лице.

– Может, он наркотой накачался какой-нибудь и гипноз не достаёт? – тихо предположил напарник.

Я отрицательно завертел головой.

Манай уже собрался надавить на дверную ручку, но, дотронувшись до неё, отдёрнул руку, развернулся, и засеменил к лестнице, и теперь, скорей всего, его путь лежал в свою комнату, как ему и было внушено.

Я улыбнулся.

– Помнишь, какое мы ему сделали внушение? Развернуться и уходить в свою комнату, как только он дотронется до ручки двери. Он сначала открыл дверь, а до ручки дотронулся потом, и тут же последовало действие внушения. А теперь он ещё и дверь не закрыл. Будем закрывать?

– Ай, развлечёмся завтра переполохом, – ответил Сержант.

Путь Маная пролегал по лестницы, на ступенях по середине которой сидели мы. Он начал подниматься по ней, смотря себе под ноги, но через несколько ступеней встретился с нами взглядом.

Я поднял сжатую в кулак кисть на уровень своей головы, оттопырил указательный палец и мизинец и, направляя на Маная эти «рога», прогудел: «Ууууу». Манай тупо смотрел на меня.

– Чё, – говорю, – накувыркался?

Манай с сожалением закивал головой.

– Ладно, – говорю, и соорудил из рук знак, в результате которого Манай лишился всех внушений, а память воспроизвела события последних двух суток в своём подлинном виде.

Только теперь он не кричал и не дёргался к телефону. Он представлял собой насмерть перепуганного мелкого грызуна в окружении двух удавов.

– Видишь, как оно иногда всё может обернуться? – сказал Сержант.

– А ты отвечай: «Вижу», – произнёс я, увидев, что тот вздумал многозначительно промолчать на вопрос напарника.

– Манай, тебе осталось жить дней пять. Не хочешь подумать, чтобы провести это время как-то с пользой? – спросил Сержант.

– Ребята, – таким Маная не видел ещё никто, – у меня больше миллиона евро есть.

– Классно, – говорю, – тогда сейчас, когда я начну тебе закладывать программу на завтрашний день, ты заодно сообщишь мне, как нам добыть твои деньги.

Я знал, что после этого он предпримет какую-нибудь попытку чего-нибудь. Поэтому сразу за тем, как это произнёс, погрузил его в транс и стал устанавливать программу на завтрашний день. А потом отпустил его, и мы с напарником немного раздвинулись в стороны, чтобы дать ему, несчастному, проследовать между нас, и отправиться к себе в комнату.

Проводив его взглядом до двери, Сержант сказал:

– И нам пора.

Как бы возбуждён я не был предстоящим завтрашним днём, встроенные в нас с Сержантом системы, регулирующие состояние наших организмов, заставили заснуть меня моментально на первые полтора часа моего сна, а потом ещё два раза по часу погружали меня в сон, полностью игнорируя попытки моего сознания размечтаться предстоящими мероприятиями. И хорошо, потому что времени на сон было совсем чуть-чуть, поэтому такой регулируемый был очень кстати, чтобы на завтра чувствовать себя полным сил и быть с хорошим настроением.

В одиннадцать дня Сержант со всем семейством уехал в зоопарк, а я остался с Манаем дома. Тот пояснил всем, что у него срочное дело, и он очень сожалеет, что не сможет поехать туда, куда сам всех организовал.

Как только за всеми закрылась дверь, я внушил Манаю, что являюсь его приемником, и тот сказал:

– Звони в диспансер, скажи, мы будем через полчаса.

И передал мне свой телефон, указав, кому делать звонок, и как представиться.

Я позвонил. Мне ответили, что нас будут ждать.

Сообщил об этом Манаю, и добавил:

– Через две с половиной минуты у чёрного входа.

– Ладно, – ответил тот.

Мы подошли к двери в подвал, и Манай стал её отпирать. Сцена с незакрытой туда дверью уже разыгралась у нас сегодня утром перед глазами. Был спор и много криков, ничего не решили, но было видно, что все подумали на женщину, что это она по ночам туда лазает.

Мы спустились по лестнице.

За открытой второй дверью оказался двенадцатилетний парень. Сколько черноты было в его глазах!

Я грубо оттолкнул Маная так, что тот ударился о стену, и сделал, чтобы он какое-то время ничего не слышал и не видел.

Затем подошёл к мальчику.

– Меня не бойся. С этого момента всё плохое для тебя закончилось. Сейчас я отправлю тебя к хорошим людям, и сегодня, если всё пойдёт как надо, и если живы твои родные, ты всё забудешь, и вернёшься к маме и папе.

Видимо жизнь серьёзно покидала паренька по людям, которым нельзя верить, потому что я не увидел сколько-нибудь возникшего доверия к себе.

– Ты видишь, что я сделал с этим? – я указал пальцем на Маная. – Тебе стоит ещё больше меня бояться или довериться мне. Сейчас мы выйдем с тобой через чёрный вход. Там тебя ждёт машина, на которой ты отправишься, куда я сказал. Ты пойдёшь со мной?

Парень кивнул.

– Правильно. Пошли.

Как только мы оказались в коридоре, он остановился.

– Тут Пенка.

Видимо эмоциональное потрясение от внезапной перспективы избавления от злой участи стало подкашивать его силы, не знаю, но он как-то вяло указывал пальцем на другую запертую дверь, пытался глотать пересохшим ртом, а глаза еле держал открытыми.

– Нас вместе с ней похитили, когда мы шли из школы.

Я подошёл к нему, присел на корточки, и взял его за плечи.

– Тебя сегодня должны были отправить в диспансер. Что это такое и что с вами там делают, я не знаю, но надеюсь, что сегодня узнаю. Ты видишь – ты туда не отправляешься. Пенку сегодня должны отвезти тоже в одно не совсем приличное место, но я тебе гарантирую – этого не произойдёт, как не произошло несчастья с тобой. Слышишь? Я тебе гарантирую. Мы не можем её сейчас с собой забрать, хоть мне бы этого и хотелось. Но я тебе гарантирую – сегодня вечером вы поговорите с ней.

Парень опустил руку.

– Пошли, – сказал я, – и постарайся больше ничего не бояться. Теперь всё будет хорошо.

Мы выскочили на улицу. За домом стояла наша машина, в которой сидел «статист».

– Приветствую.

– Привет.

Я протянул парню руку. Тот поднял свою.

– Сегодня вечером набери Пенке, часов в десять.

– Хорошо, – он уже как преданная дворняжка смотрел на меня снизу вверх.

Чёрт, это был чей-то сын.

Мне захотелось обнять его тепло-тепло, как это сделал бы сейчас его отец.

– Как вас зовут? – спросил он.

Я перевёл взгляд на «статиста», потом опять посмотрел на мальчика.

– Солдат.

До мальчика видимо стал доходить факт начала спасения, и у него в глазах стали собираться слёзы.

– У нас мало времени, парень, – крикнул «статист» из машины. – А у тебя, – это он мне, – около ста пятидесяти детей ждут в диспансере.

– Стоя пятьдесят? – я резко наклонился и заглянул в глаза своему коллеге.

– И это, оказывается, самый маленький из известных диспансеров, блин.

– Транспорт будет? – скорей утверждающе сказал я, чем спросил.

– Три автобуса уже в пятнадцати минутах езды от тебя.

– Давай парень! Давай, – обратился я по очереди то к мальчику, то к «статисту». И побежал в дом.

Манай стоял там, где его оставили.

– Ну что, пошли, – сказал я ему, а потом проделал процедуры вывода из гипноза, и мы отправились в диспансер.

Сто пятьдесят детей! Что они там делают?

Нас встретил доктор – главный доктор, как следовало понимать. И всё-то было при нём: и белый халат, и озабоченные ручки по карманам его; и очёчки, и козлиная бородка. Вот только манеры… Манеры доктора проницательному наблюдателю указывали на полную моральную деградацию.

Манай представил меня, как своего приемника, и какое-то время тот так и думал, пока мы не оказались втроём, недосягаемые для посторонних глаз и ушей.

– Иди в машину, и жди меня в ней, – сказал я Манаю, когда такой случай представился, сопроводив слова нужным знаком, что б тот подчинился.

Манай со стеклянными глазами, выполняющий приказ, привлёк чуть больше внимания доктора, чем тот привык расточать в окружающий его мир. Недоумение и вопрос застыли на лице доктора в виде открытого рта. Я понимающе покачал головой, как будто говоря: «Да-да, сейчас-сейчас». Мы проводили взглядом Маная, и я повернулся лицом к своему новому знакомому.

– Присядем? – я присел, доктор стал медленно оседать в своё кресло. – Вы можете меня не бояться, а если хотите, можете рассказать мне всё.

– Я, я думал, что Манай должен вам рассказать всё, ведь вы будете работать на его месте.

– Нет, вы меня не так поняли, хороший доктор. Я имел в виду, что вы можете рассказать мне всё, что творится в вашем заведении.

– Но это не входит в вашу компетенцию…– доктор силился сообразить, что происходит, но то, что я не представлял для него ничего хорошего, это уже понял.

– Видите ли, организация, в которой я работаю, передала мне, что у вас около ста пятидесяти детей здесь. Зачем они у вас здесь?

– Вы из полиции?

– Не из полиции. Так зачем они вам?

– Я не могу обсуждать с вами такие вопросы.

– А вы не думали, почему вы до сих пор не решаетесь позвать на помощь охрану?

– Мне кажется, я не успею этого сделать.

– А ты догадливый, сукин сын. Ну что, по-хорошему ты отвечать не будешь?

– Простите, нам надо как-то это решить.

– Да всё уже решено. Сейчас я сделаю из тебя овощ, потом перепрограммирую твой мозг, а потом ты мне расскажешь и покажешь здесь всё. И будешь всем представлять меня, как своего приемника, как это только что сделал Манай. А когда я увижу всё, что у тебя тут происходит, я решу, что с тобой сделать. Идёт?

– Послушайте, – сказал он, – у меня есть дети, у меня есть деньги. Что вас может заинтересовать?

– Дети?

– Да, двое: мальчик и девочка. Вы можете пожалеть их? Я могу заплатить.

– У меня тоже двое. Только вот один не знаю где.

– Я могу помочь вам его найти! – о, как он воодушевился.

– Конечно, можешь, и поможешь, не сомневайся. Вот прямо сейчас и начнёшь.

– Да-да, конечно, как его зовут? Как ваша фамилия?

– Не, ну чудик, а. Смотри за моими руками.

– Не надо, – он немного отстранился от меня.

– Да нет, ты посмотри, больно-то не будет.

Я стал рисовать перед ним круги. Он в упор смотрел мне в глаза. Тогда я закрыл ладонью направление взгляда одного его глаза в мою сторону, а второй рукой стал рисовать завлекающие сознание фигуры. Как только он отвлёкся на это моё действие, я ухватился за это, и жестом за жестом стал водить его внимание. Этот, прикидывающийся эдаким испуганным и загнанным в угол зверьком, на самом деле запустил одну из популярных систем сопротивления гипнозу, что требовало хладнокровного ума всё-таки. Поводив его внимание, я «коснулся» его сознанием сна и резко вернул обратно. Глаза доктора наполнились страхом, он ринулся что-то предпринять, чего ещё не придумал, но, как ему показалось, наверно, что придумает, и что то, что придумает, окажется эффективным в данной ситуации, но ума хватило опуститься обратно в кресло, я же не шевельнулся, уверенный, что всё так и произойдёт. Как личность он уже не был для меня загадкой.

– Будущее своё видишь? – спросил я.

– Я вообще никак не могу искупить свою вину? Я могу сделать хоть что-то, чтобы сохранить себе жизнь?

– А что ты разнервничался? Я же представления не имею, что у вас тут происходит. Может, пинком под зад отделаешься. Правда, так я думал до этого момента, пока не увидел, как ты себя ведёшь.

– Вы знаете, что такое наёмный работник? Я – наёмный работник. Многое, что мне приходится делать, не лежит в одной плоскости с моей душой. Я скажу больше! Я занимаю это место специально, чтобы на моё место не усадили настоящего монстра.

– Ладно. Тогда у нас не будет с тобой проблем. Тогда частично ты на моей стороне. Значит, ты расскажешь мне обо всём и покажешь мне здесь всё, чтобы те, кто отдаёт такие неугодные твоей душе приказы, понесли справедливое наказание, если потребуется.

– А кто потом сохранит мне жизнь? Вы сохраните жизнь мне и моей семье?

И тут я стал наблюдать, что этот человек пытается взять ситуацию под свой контроль, что он начинает пытаться манипулировать мной. То такой жалкий и убогий, прикидывающийся несчастным, а то уже чуть ли не на крик переходит, безумство в глазах изображать стал.