Текст книги "Очень гадкая книга (СИ)"
Автор книги: Станислав Грабовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
– Вот он появится, посмотрит на неё, и скажет, что она испорченная, – вставила опять женщина.
– И ты молчи, – сказал ей «муж», и уставился вопросительно на Мамая.
– Послезавтра вечером.
– Скажи ему, что мы слышали по новостям, что для нас повысили выплаты, и мы хотели бы это ощутить.
– Давайте сначала эту скинем, потом поднимем с ним этот вопрос. А то обозлиться, и не захочет у нас покупать.
– Он не захочет, – опять попыталась встрять в разговор женщина, – только потому, что унюхает на ней твою сперму.
– Жена!
– Да она бесится, что я её не подпускаю к ней!
– Вы, оба, заткнитесь! А ты не говори с ней в таком формате!
– А кто она такая мне? Мать? Инвестор?
– Чёрт, да хватит же! Давай нам жрать, а то он не заткнётся, – обратился «муж» к «жене».
– Мне там цианиду не забудь подсыпать, – уже поспокойней и шутливо сказал Манай женщине.
– О, как-нибудь, не беспокойся!
Манай ухмыльнулся.
– Так что там за клиент, – обратился он «отцу».
– Миллионер.
– Это хорошо. О, а вот и Ушастый!
В кухне появился подросток лет двенадцати.
– Не переспал?
– Переспишь тут, когда на весь дом: Мама, мама, мама, мама!
– Ещё один выблюдок! – вставила женщина.
– Слушай, ну хватит, – сказал ей муж.
– А что? Разве я не права? Родился вследствие блуда? Да. Ущербен и уродлив? Да. Постоянно в ссоре с собой и с окружающими? Да. Дурная наследственность на лицо. О чём у него не спросишь, всё только врёт, с намерением и без. Учиться бы его отправил, Манай!
– Я вчера подглядывал, как она мылась, а она это видела, – сказал Ушастый. Внешность которого, действительно, привлекала к себе огромными ушами и лысым черепком. Во всём остальном, даже в манере одеваться, он пытался походить на своего кумира и работодателя – Маная.
– Ну, не придурок? – спросила женщина.
– Я в ней не нуждаюсь, она нуждается во мне.
«Отец» одной рукой прикрыл глаза малышу с морковкой, которой тот ковырялся в ухе, а другой очень сильно дал подзатыльник Ушастому.
– А это правда? – обратился он к жене.
– Я его не видела.
– И долго ты его не видела?
– Ну, минут двадцать пять, пока не кончила, – вставил Ушастый.
– Всё, давайте есть, – сказал «отец».
Женщина стала подавать тарелки с едой.
После завтрака Манай открыл буфет и извлёк бутылку виски.
– Кому плеснуть?
– Давай, – сказал «отец».
– И мне, – сказал Ушастый.
– Так как ты маленький, – сказал Манай, наливая себе и «отцу», и, уже наклоняя бутылку над подставленным Ушастым бокалом, добавил, – то тебе, чтобы только понюхать, – и налил на донышко.
– Книжку, лучше, ему купи, – сказала женщина, унося из кухни ребёнка.
«Отец» с подростками остались на кухне одни. Ещё с час они выпивали виски и курили. Потом все направились на выход, а на улице разошлись кто куда. Через пятнадцать минут вернулся Манай со своим вечным спутником Ушастым.
– Что, опять? – спросила у него женщина.
– Не шуми, мама, – иронично акцентировал он последнее слово, – мне надо удостовериться, что с ней и с ним всё в порядке, потому что послезавтра за ними приедут.
– Знаю я твои проверки! – бросила она и зашлёпала босыми ногами от него.
– Иди пока в свою комнату, – сказал Манай Ушастому.
Дождавшись, когда пятки Ушастого перестали видеться сквозь дырки перил лестницы, ведущий на второй этаж дома, Манай отправился к двери, которая ведёт в подвальное помещение. Миновав дверь, спустился по трёхметровой лестнице. Здесь он стал открывать ключом другую дверь, которая оказалась толще обычного – звуконепроницаемая. Через метр коридора, ещё одна – такая же. За третьей дверью оказался коридор с несколькими дверьми. Он направился к крайней. Открыл её другим ключом и заглянул аккуратно. В дальнем углу сидела, сжавшись, девочка лет одиннадцати. Убедившись, что ему ничто не угрожает, Манай ступил в помещение и закрыл за собой дверь.
– Привет, сестричка! – сказал он.
Девочка ничего не ответила.
Он прошёл и сел на её кровать. Посидел, смотря на неё некоторое время.
– Иди сюда, и сделай это сразу, – его глаза стали источать ещё больше бешенства, которое и так уже возникло у него, когда он не получил ответное приветствие.
Девочка знала, что может последовать за этим взглядом, послушно поднялась на ноги и подошла к нему.
– Послезавтра кончаться все твои страдания – ты отправляешься в хорошую семью, где ты будешь делать всё, что тебе скажут, в том числе и то, чему ты научилась со мной. Но только за это там с тобой будут хорошо обращаться, и у тебя всё будет, а не как тут. Поняла?
– Да, – тихо ответила девочка.
– Присядь, – указал он рукой на место рядом с собой.
Девочка села.
– Ближе, – скомандовал он.
Она повиновалась.
– Ещё ближе.
Девочка пересела ещё ближе, и их бёдра соприкоснулись.
– Ведь тебе тут не нравится, да? – спросил он.
– Да.
– Ты же хочешь от нас уехать, да?
– Да.
Он положил руку на её голую ногу.
– Ты же не захочешь больше к нам вернуться, да?
– Да.
Он стал смещать свою руку выше по ноге.
– Ты должна знать, что если ты будешь плохо вести себя в этой хорошей семье, – его рука уже была у неё под юбкой, – тебя обратно не вернут, а отправят на утилизацию, как батарейку. Ты знаешь, что делают с батарейками или ты хочешь красивые одежды?
Вопрос породил растерянность у девочки, её растерянность – показную агрессию у Маная. Такую схему он когда-то заучил, и не трудился над её совершенствованием. Теперь его показанная злость служила для него, и для девочки, некоим оправданием его «плохих» действий. Он даже иногда говорил, что теперь он вынужден сделать ей плохо, ведь она сама виновата.
Он провёл с ней пятнадцать, одних из самых пошлых минут своей никчёмной жизни. Пятнадцать минут, которые атомной бомбой разорвались бы у неё в психике, если бы не колоссальный иммунитет, выработанный за одиннадцать лет её маленькой, страшной жизни. Без намёка на понимание этого, существо в виде Маная спокойно проворачивало ключ в замке темницы девочки, запирая её, потом тоже самое это существо проделало с другими двумя дверьми, которые вывели его в прихожую часть дома. Здесь он кликнул Ушастого, дождался, когда тот спустился, и вместе с ним скрылся опять в том направление, в котором они удалялись уже некоторое время назад, когда расходились с «отцом».
Женщина осталась в доме с маленьким ребёнком. Она усадила его в гостиной на ковёр, вывалила перед ним ящик с игрушками и занялась хозяйством: уборка, стирка.
Через пару часов у неё зазвонил телефон.
«Здравствуйте, – заговорила с ней женщина, – вас беспокоят из Ювенальной юстиции. Департамент по надзору за Благополучными семьями. Неделю назад от вас было получено сообщение об исчезновении у вас двоих детей. Вы же заявили в полицию?»
«Да, конечно. Полицейские были у нас, мы давали показания. Если правильно владею терминами – идёт следствие. И мы всё сделали правильно, и скорей всего успех операции очевиден. У нас работают профессиональные полицейские. Я даже слышала, что скорей всего послезавтра уже будут результаты».
«Не скажу, что знание этого делает меня сколько-нибудь счастливой, но я желаю вам удачи, а что касается моего обращения, то ситуация следующая. На данный момент – не знаю, известно ли вам – но у нас наблюдается дефицит с Благополучными семьями – не хватает квалифицированных кадров. У вас в анкете написано, что вы рассматриваете возможность оперативного реагирования в случае таких проблем. Нам необходимо на неопределённое время приютить двух деток. Примите, пожалуйста, этих детей: или до окончания вашего следствия, или больше, если у вас будет возможность. Наше министерство очень высоко ценит такие семьи, как ваши. Как думаете – справитесь?»
«По бумагам?»
«Нет-нет, я же вам говорю – временно. Ну, может бумаги потребуется оформить после окончания вашего следствия, а пока – так».
«Я думаю – мы справимся. Вы сами нам их привезёте или нам заехать?»
«Будет хорошо, если от вас кто-то приедет. У вас есть кому?»
«Да, есть. Я могу уже сейчас позвонить. В какое время можно подъехать?»
«Начиная со вчера».
«Хорошо, тогда я звоню».
«Хорошо. До свидания».
«До свидания».
Женщина сразу стала звонить.
«Манай, мне только что звонили из департамента – у них там двое детей для нас. Сказали, что можешь заезжать в любое время».
«Я сейчас встречаюсь кое с кем, и чуть позже съезжу, но думаю, вернёмся часам к пяти только – дел много».
«Делай, как знаешь. Всё»
«И тебе пока».
Женщина прошла на кухню и стала готовить обед. Потом поела и накормила своего ребёнка. Помыла посуду, подхватила малышку, и отправилась с ней в спальню, чтобы уложить девочку спать. Посидела рядом с засыпающей, попела ей пару песен. Сказав, что она тут и никуда не уходит, оставив дверь открытой, женщина спустилась в гостиную и включила телевизор. Ребёнок не заявлял о себе какое-то время сколько-нибудь беспокоящими звуками, и женщина, тихо просидев на диване перед телевизором, поднялась, чтобы посмотреть – заснул ли тот. Ребёнок лежал ещё с открытыми глазами. Она проверила через некоторое время опять, и когда убедилась, что малышка спит, подошла к входной двери. Проверив, что дверь заперта, она направилась к витрине в углу возле двери, которая ведёт в подвал. Достала оттуда ключи, и проделала тот же путь, что и Манай, открывая одну за другой дверью, спускаясь в подвал. Только последней женщина открыла дверь не крайнюю, а среднюю. Там по середине комнаты стоял мальчик двенадцати лет.
Сделав хмурое лицо, она спросила:
– Ну, ты всё понял? Больше не будешь так себя вести?
– Да, мама, я всё понял, – ответил тот.
Женщина шагнула в комнату, закрыла за собой дверь на ключ и сжала связку ключей в дрожащей руке. Повернулась к мальчику лицом.
– Пойми, мы вынуждены были тебя наказать, – говорила она, приближаясь к нему. – Я догадываюсь, что ты не виноват, – продолжала она, переходя на сладкий тон, и останавливаясь напротив него в полуметре, – но теперь я всё утрясла, как и обещала. Теперь у тебя нет причины злиться на меня. Ты не будешь злиться? Послезавтра за тобой приедут, я договорилась. Я договорилась, чтобы тебя забрали к себе друзья, чтобы тебя больше никто не терроризировал тут, особенно этот, – женщина махнула головой себе за спину.
Какое-то время она молчаливо рассматривала потупившего взгляд, молчащего подростка.
– Ну, чего ты молчишь? Ты же не злишься больше на меня? Нет? Знаешь, мне почему-то кажется, что так и есть. Подойди и поцелуй свою маму… Вот молодец. Поцелуй ещё… Ещё… Поцелуй ниже… Ещё ниже… Посмотри, у меня на ноге там ничего нет, а то чешется.
Женщина пробыла с мальчиком полчаса.
– И помни, – сказала она, когда всё закончилось, – если ты хотя бы кому-то, хотя бы полслова – тебя ждут бараки в психдиспансере. Тебя там крысы будут жрать несколько ночей подряд, отъедая от тебя куски за кусками. Ты сможешь наблюдать кости своих обглоданных рук и ног. А когда тебя не станет, я поеду к твоей семье. А дальше тебе известно…
Она захлопнула дверь и закрыла её на ключ. Вспотевшими руками отворила ту дверь, в которую недавно входил Манай, и заглянула внутрь. Встретилась взглядом с девочкой, посмотрела ей пристально в глаза три секунды и, не входя, также остервенело захлопнула и эту дверь. Потом поднялась наверх.
Как только она оказалась в прихожей своего дома, у неё зазвонил телефон.
«Ну что, – услышала она противный голос Маная, – проверила, как там дети?»
Женщина инстинктивно огляделась по углам помещения, ища камеры, зная, что той нигде быть не может.
«У тебя что, камеры тут установлены?»
«Ага, у тебя под юбкой!»
«Придурок!»
«Ты посмотрела?»
«Да, всё нормально».
«Покормила их?»
«Кормлю».
Говоря так, женщина открывала холодильник и швыряла по очереди сначала в один, потом в другой, из трёх настенных люков, по свёртку доставаемого из холодильника и по пластмассовой бутылке воды.
«Еда не просрочена?»
«Слушай, уймись а, Манай».
«Ладно, ладно, шучу. Жди сегодня пополнение вечером».
Оба отключили связь.
Женщина прошла к буфету, налила себе какое-то спиртное и закурила. В доме стояла тишина. Она подумала, что через три часа привезут ещё двоих детей. А денег «они» на их содержание не выделяют, как говорят об этом по телевизору. Манай часть выручки отдаёт её мужу, а тот пускает её на казино и на свои долбаные сходки. Вон, ведь, и дома можно получить то, что надо, и никаких денег для этого не требуется – просто мозги надо иметь. Будешь тут доброй. А может проблема во мне? Может, это я его не достаточно напрягаю? Ну, а на что его направить? Что нам надо ещё? Хрен знает!
Решила долить себе в бокал.
Потом прошла в гостиную, легла на диван и закрыла глаза. Проспала полчаса, и была разбужена пришедшими из школы детьми. Тут же заснула и через час проснулась от зова младшей проснувшейся. Приподнялась на диване, и сморщилась от боли, ухватившись за затылок. Стала его интенсивно растирать.
Сходила к ребёнку, достала дочку из кроватки и отнесла её на кухню; крикнула остальных детей, которые, как мышки сидели у себя в комнате, пока «мама» спала, и все вместе пополдничали. Поев, дети ушли к себе в комнату делать уроки.
Через двадцать минут пришёл «отец». Прошёл на кухню, налил себе виски, включил телевизор. Стал ждать, когда «жена» отнесла ребёнка в гостиную, вернулась на кухню и поставила перед ним ужин.
Через полчаса прихожая наполнилась голосами, и все перекричал Манаевский:
– Принимайте гостей! И не просто гостей – новых членов семьи!
Из комнат появились дети, и с воплями «я – первый, я – первый!», толкаясь, и чиня друг другу другие препятствия, устремились в прихожую. Туда же подтянулся «отец» с «матерью».
– Ну, родители, извольте познакомиться.
Женщина обратилась к мужу:
– Я тебе просто не успела сказать.
– Утаила, утаила, – злорадствовал Манай.
Учтя обстоятельства, женщина не вступила в перепалку со своим «любимцем» (а может ещё и потому, что рядом стоял Ушастый, а тому только дай повод – как ввернёт слово, так ввернёт, причём бьёт по больному, по гниющему, зараза).
– Ну, морковки, – нежно обратился Манай к двум вновь прибывшим, – знакомьтесь: это ваша мама, это – папа, с детьми сами потом познакомитесь – они вам всё покажут и расскажут. Завтра в школу, а сейчас «бомбёжки»!
Дети, которые по расчётам Маная должны будут «потом всё показать и рассказать», с криками «ура!» бросились к большущему аквариуму в гостиной, где плавало штук сорок рыб сантиметров по пять. Двух других детей, новеньких, Манай взял за руки и подвёл туда же.
Первые уже полезли в аквариум доставать со дна камни, а последние стояли бледные и в ободранной одежде, дико наблюдая за непривычным их глазам весельем таких же, как и они сами, детей
– А новенькие с чем будут? – спросил один из детей, доставая гальку.
– А вот с чем! – Манай протянул руку в сторону Ушастого, тот вложил ему в неё пакет.
Из пакета извлекли две коробки, в которых оказались два новых игрушечных кораблика-баржи, которые могли управляться на воде с помощью пульта дистанционного управления, на котором была кнопка, открывающая у корабля задний борт. Их вручили «новеньким», и быстренько объяснили суть игры «бомбёжки», которая заключалась в том, что, управляя своим корабликом-баржой, нагруженным мелким камешком, с помощью пульта дистанционного управления надо было подвести его над одной из рыб так, чтобы с открытого борта камешек вывалился аккурат на рыбку или тритончика, или на одного из раков, или на какую-нибудь улитку. По рыбке, конечно, сложнее. По рыбке вообще не попадёшь, но – интересно. Такая игра не могла не захватить внимание детей. Все быстро перезнакомились, и два часа пролетели, как три минуты.
В девять детей отправили чистить зубы, умываться и готовиться ко сну. Когда дети улеглись по кроватям, взрослые собрались на кухне. Манаев «хвост» – Ушастый – присутствовал тут же, и смотрел, как опустошили две бутылки виски. Муж с женой отправились в свою спальню, Ушасый к себе, а Манай спустился в подвал, где провёл около часа.
Следующий день для этой семьи не сильно отличился от предыдущего, разве что новым членам семьи устроили после школы тщательнейший инструктаж, как им предстоит жить в этом доме. «Отец» съездил с новыми детьми в учреждение Ювенальной юстиции, где провели процедуру регистрации детей за семьёй Ночка. Оттуда, получив чеки на одежду для детей, поехал с ними в торговый центр. По дороге умудрился кому-то «впихнуть» половину этих чеков и, прикупив детям домашней и школьной одежды, на вырученные от продажи чеков деньги купил пятнадцать бутылок виски и восемь блоков сигарет.
В пять вечера почти все уже были дома. Через какое-то время объявился Манай, которому дети оказались рады больше всего, и тот стал с ними играть.
«Мать» стряпала на кухне, «отец» «накачивался» виски, сидя в гостиной на диване и щёлкая пультом по каналам телевизора. Здесь же, на полу, Манай, Ушастый и все остальные дети играли в «клад» – Ушастый раскидал под здоровенным ковром монеты, а дети, сделанным Манаем тут же из подручных средств металлоискателем, искали их.
Все в гостиной слышали стук в дверь, но никто из взрослых не выказал ни минимума реакции на него, прибывая в полной уверенности, что это не его дело, а их – остальных. Никто из находящихся в гостиной не посмотрел, но слышали, как «мать» с кухни прошла к входной двери. Может, через определённое время и стало казаться странным, что из прихожей так и не следуют, удовлетворяющих любопытство и объясняющих всё звуков, может это и заставило, и Маная, и «отца» прислушаться, что же там происходит, – и они переглянулись, – и может, кто-то из них уже и готов был подорвать свои задницы по направлению к двери, но тут раздался голос женщины: «Манай!».
Моя история
Я родился тридцать три года назад. Хм, очень, смотрю, символично – много известных событий случалось с мужчинами именно в этом возрасте. Но я не привлекаю к себе исключительного внимания таким образом, более того, я искренне думаю, что ни эти мои свершения будут иметь эпохальное значение, и теперь, больше, чем раньше, надеюсь, что более достойные мои поступки у меня впереди, в необозримом, но длительном продолжении.
Вот сейчас задумался: чем я отличился за совою жизнь от других людей моего поколения? Неужели ничем? Так посмотришь, вроде я пользовался авторитетом у сверстников; вокруг меня, бывало, собиралось определённое количество единомышленников, смотрящих мне в рот, но сам я постоянно ощущал присутствие рядом кого-то, кто в чём-то меня превосходил. Мне пророчили успех в любом предприятии, за которое я только возьмусь, но ни что не получало отголоска в моей душе. Всякое явление в окружающем мире представлялось мне в определённой мере или ущербным, или недоразвитым, или недоделанным, или незавершённым, чтобы можно было с честью причислить себя в ряды её приемников, раствориться в нём, и через него попытаться раскрыться миру как личность. Эдакая гордыня, что ли? Поэтому я долго не мог найти себя. Одно время я руководствовался доктриной одних, другое время – других. В какое-то время мне начинало казаться, что я всё понял, но через некоторое время понимал, что заблуждался до этого, причём, ошибаясь, думал, что теперь знаю всё намного лучше, чем раньше. Пожалуй, вот так середнячком во всём и рос. Хотя – нет, была у меня одна особенность, благодаря чему мне часто удавалось сыскать для себя довольные отзывы, да и самому себя журить: как-то получилось научиться в какое-то время жить положительной стороной вещей. Очень помогало справляться с любыми ситуациями. Положительный момент поездки в парк развлечений с ребёнком напрашивается сам собой, а как быть, чтобы не выйти из себя, когда тебя среди ночи будит жена и просит принести стаканчик водички? Известно, что во всём есть свои плюсы и минусы, и в принесении стаканчика воды посреди ночи, разбудившей тебя для этого жене, тоже – сразу после этого легко и быстро, в отличие от обычного, получается заснуть. Если ты способен мгновенно выхватывать положительную сторону явлений, тебе любая ситуация становится по плечу. Поэтому, когда все кругом удивлялись, почему я так легко берусь за любую работу, за исполнение любых желаний кого бы то ни было, меня это несколько обескураживало. «А почему бы и нет?» – говорил я себе и другим. И сам иногда не понимал, то ли это беспокойство, чтобы не оказаться невежливым или «изгнанным», то ли трусость перед заполучением «врага», то ли просчёт, чтобы в нужный момент воспользоваться выданным мною «кредитом». А вот чуть позже я ответил себе на этот вопрос. И, между прочим, у многих людей с этим серьёзные проблемы. Неспособность дифференцировать плюсы и минусы в каждый момент, в любой ситуации, является одной из главных причин психосоматических заболеваний человечества. В результате много злых, раздражительных, нервных и больных людей. А между тем, это всего лишь вопрос практики.
Что же так изменило мою жизнь, почему я сейчас пишу это? Жизнь, в общем-то, нормальную, усреднённую, семейную. У нас отобрали ребёнка. Отобрали силой. Вернее – властью. Вернее – хитростью. У нас, и ещё у десятков таких же простых семей, тогда, а к сегодняшнему дню уже у сотен, отобрали детей и увезли в неизвестном направлении. У них получилось это со второго раза. Я слышал про случаи отбирания детей, но не думал, что меня это может коснуться, а тем более не ожидал, что в отношении меня и моей семьи действовать будут таким образом. В первый раз приехали женщина и два «урода», мать их. Я этих, что приехали в первый раз, свалил с ударов, а потом ещё на пятнадцать метров от дома пинал бессознательных (попросив жену увести детей, чтобы они этого не видели). Женщину не тронул, а этих двух, с жуткими глазами, смотрящих нагло мне в лицо, и несущих чушь, какую только, не понимаю, как свет может выносить – типа, мы с женой не разрешаем своем детям пить из горла бутылки, а заставляем их наливать напитки в стакан, чем, таким образом, помимо того, что ограничиваем их свободу действий, первым делом ущемляем их в правах на половое самоопределение. Я озверел от того, что и как мне говорили, и не перенёс постоянного упоминая моих детей их погаными ртами; избил этих двух с каким-то остервенением. Понимаете, они сказали нам, что если мальчику запрещать пить из горла бутылки, он вырастит недостаточно толерантным к сексуальным меньшинствам, а если девочке, то это приведёт к фригидности, из-за чего из неё не получится мать. При всём напряжении мозгов не могу отследить здоровой логической цепочки таких рассуждений, а то, что приходит на ум, с трудом представляется порождением здоровых мозгов. Я какое-то время пытался говорить спокойно, вразумительно, пытался понять и их. Их же поведение было диаметрально противоположным.
В общем, я отстоял своих детей в тот раз физически, немало испугавшись, и всерьёз озаботившись о будущем своей семьи. Мне представлялось, что в считанные дни надо будет решить, что сделать: остаться на месте и ждать, и в ближайшее время попытаться всеми законными средствами добиться справедливого и человеческого отношения к себе и моей семье, или вывези свою семью из штата, потому что такие нападки и отбирания детей у нас, похоже, стали выливаться в устойчивую тенденции. Я думал, что у меня будет на принятие решения пару дней. Оказалось – несколько часов. И зачем я в тот день отправил дочку в садик?
Они явились с автоматами наперевес. Двое национальных гвардейцев и двое госслужащих. Сообщили, что арестовывают меня за нанесение тяжких телесных повреждений государственному служащему Ювенальной юстиции при исполнении им служебных обязанностей. Я спросил, где моя дочь? По блеснувшей радости в глазах тех, которые стояли за спинами автоматчиков, я понял, что теперь все их силы будут направлены на то, чтобы я никогда её не увидел! Я, вообще, человек очень спокойный, вывести меня тяжело.
Какое-то время меня сильно интересовала история Золотой Орды, и я перелопатил столько информации по этому вопросу, что фору дам любому историку. А вот в другое время меня «завернуло» на постановке смертельного удара кулаком, и на этих тренировках я учился ловить рыбу рукой, и успевать убирать лицо и руки от атаки кобры.
Когда я увидел, как ухмыляются, пряча свои бессмысленные туши за этими боевиками в масках те двое (других) «государственных служащих», когда я прочитал ответ на свой вопрос у них в глазах, я понял, что вселенная даёт мне пинка, потому что я никак не мог понять, зачем я. Да, у меня оставались ещё жена и сын, и я должен был побеспокоиться теперь о них, теперь ни одной ошибки быть не должно, но как-то утратило всё кругом смысл, когда я понял, что счастье моё у меня чудовищным образом и при унижающих обстоятельствах отобрали, и что хуже – я виноват в этом. Я допустил халатность, я не смог обеспечить дочке сохранение жизни и здоровья, я верил системе, которая только и ждала, когда я расслаблюсь настолько, чтобы можно было откусить мне голову и вырвать мне сердце. О, лучше бы они уничтожили меня!
По глазам за маской того, что справа я вычислил его, как труса и молодчика в большей степени, чем тот, что слева, и он стал для меня номером два. Чётко поставленным ударом, целенаправленно в висок, самыми головками пястных костей указательного и среднего пальцев я нанёс удар, который не оставлял шансов на жизнь тому, что слева – самому сильному из четвёрки. В следующие две десятых части секунды я перехватил за дуло автомат второго «боевика» и с силой упёр его ему этим самым дулом под подбородок, скомандовав: «Стреляй». Его глаза моментально наполнились ужасом, он отрицательно задёргал головой, и получил такой же сокрушительный удар в висок. Автомат остался у меня в руке. Я смотрел в почерневшие от страха глаза, пятившихся задом от меня «госслужащих». Смачно загнал патрон в ствол, наслаждаясь видом мокрых штанишек одного из них, и всадил по короткой очереди в каждого. Это был конец!
Разбираться с трупами смысла не было. Всё видели и слышали жена с сыном. Но главное – соседи. Мои были напуганы, но я видел, что они были со мной.
– Деньги, золото, всё что угодно ценное, – сказал я жене ледяным голосом. – Всё должно уместиться в одну сумку. У нас пять чёртовых минут.
Сам бросился к автоматчикам. Собрал с них всё автоматическое оружие и запасные магазины с патронами, и сложил всё рядом с машиной, с той стороны, с которой меньше всего будет видно любопытным соседям. Потом кинулся в дом. Схватил рюкзак, кинул туда папки с нашими документами и свой компьютер. Стал оглядываться по сторонам. В рюкзак полетел охотничий нож, бинокль; решил кинуть один фотоальбом с нашими фотографиями, зачем-то сгрёб наши зубные щётки и пасту, и кинул и их в рюкзак; решил, что из всех книг стоит забрать Библию, которую мне давно подарил один батюшка, подписав словами из какой-то её части, и которой я очень дорожил, хоть и не являлся таким уж верующим, ни, тем более, не служил (Богу). На кухне накидал в рюкзак немного еды, в прихожей прихватил три куртки для себя, жены и ребёнка, повернулся лицом к выбегающим в прихожую жене и сыну – у них было по сумке.
– В машину, заводитесь, – сказал я, передавая им ключи.
Они скрылись. Я бросил взгляд на своё жилище. Сколько и как мы его строили, как мы его любили, как мечтали здесь поздравлять своих детей с получением аттестатов об окончании школы, потом университета! Я планировал перекрыть пол – выложить красивый паркет. Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Теперь квартира была ключ к нам. Я бросился в дальнюю комнату, и стал поджигать всё, что попадалось на пути. Затрещали, брызгая в разные стороны горящими каплями, синтетические шторы. Затем побежал на кухню, открыл все газовые конфорки и вылетел из дома вон.
Машина рычала в такт моему настроению, как тот боевой конь, которого, наконец, призвали на поле боя, где он сможет показать своему хозяину, на что он способен. Открыл багажник и перенёс туда всё оружие, которое сложил у машины. Пистолет положил в карман. И всё. Мы рванули.
Через три часа ехали уже по другому штату. Я решил пересечь его весь и схорониться в дальнем конце от нашего. Вернее, и мы об этом уже переговорили с женой, найдя безопасное место, я решил, что оставлю там жену с ребёнком. Может на долго, может на очень долго. Я должен был найти нашу дочку и вернуть её к нам в семью. Ничто меня не могло остановить, даже смерть будет тикать от меня, думал я. Я проберусь во все эти банды, похищающих детей. Легальные ли организации, нелегальные. Не имеет значения. Ничто сейчас не имеет значения, но лишь одно – способ, с помощью которого я найду нашего ребёнка, и верну её нам.
Мне представлялось, что жену со старшим сыном я смогу оставить где-нибудь в малонаселённом пункте, в какой-нибудь горной местности, куда не часто доходят люди и закон. Где жизнь размерена и спокойна, и не вызывает треволнений государственных органов, а потому, возможно, и не пахнет там, как следует, юрисдикцией. Чтобы ни один полицейчишка, ни один жандармчик или ширифчик ни ненароком, ни специально не заглянул. Это должно быть такое место, которое никоим образом не связано со мной. Там пусть живут мои жена и сын. Пусть живут, как смогут долго. Может мне удастся раздобыть очень много денег, чтобы сделать им другие документы и вывести их к азиатам – единственное место, где до них не доберутся ни наши Соединённые Штаты Европы, ни какие-либо другие соединённые штаты, ни аквапофаги.
Мы нашли такую местность. Несколько лачуг в ста метрах от небольшого, горного озера с прозрачной водой, от которой исходил пар. Жители даже не знали, как называется государство, в котором они живут. Нас, приезжих, достигшие из них середины своей жизни, видели впервые, как «других» людей. Старожилы пояснили, что их традиционно оставило в покое государство по каким-то этническим причинам. Что они занесены в красную книгу. Лучшего места для укрытия жены и сына я даже представить не мог. Оставалось заручиться согласием этих людей, но мы заполучили ещё и поддержку.
Нам указали на пустую хижину. Я решил помочь жене обжиться, и задержался на полторы недели. Мы подремонтировали дом, приобрели вещи и инструменты, которые понадобятся для хозяйства. Сын вникал во всё без вопросов – чувствовал, что ему предстоит серьёзное испытание. Жители деревни оказались как одна семья – помогали советом и вещами. Вопросов не задавали, тем более, когда самый почётный из них при всех сказал, что видит, что мы бежим от чего-то, но горе, которое он увидел в моих глазах, он никогда даже представить не мог. После таких слов вся деревня стала относиться к нам с самым искренним и чистым состраданием, которое только может проявить светлая душа. Я понял, что они умрут за мою семью, но в обиду не дадут; в крайнем случае, жена сможет им открыться, и её защитят. А через полторы недели, когда стало ясно, что жена с ребёнком уже тут не пропадут, хоть и коснутся горя, я сел в нашу машину и погнал назад.
