Текст книги "Предательство и измена. Войска генерала Власова в Чехии."

Автор книги: Станислав Ауски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

РЕАКЦИЯ ЧЕШСКОГО НАСЕЛЕНИЯ И ПРОТЕКТОРАТНОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА НА ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ МАНИФЕСТА[24]24
  18 Источники: Секретные сообщения СД № 96/44 от 10-го ноября 1944-го года, 99/44 от 21-го ноября 1944-го года, 100/44 от 24-го ноября 1944-го года, 6/45 от 20-го января 1945-го года. (The National Archives, Washington D.C., Record Group 242/T-175, Roll 267.).


[Закрыть]

Провозглашение Манифеста, состоявшееся 14 ноября 1944 года в Пражском замке, было большой неожиданностью как для пражского правительства, так и для чешского населения, потому что германские учреждения никого не информировали о предстоящем государственном акте.

В русских и украинских эмигрантских кругах[25]25
  19 Прага была в то время самым крупным центром сосредоточения русских эмигрантов. Белградский центр эвакуировался в различные места в Чехии и в Германии или отступал, вместе с Казачьими частями, через Хорватию в Австрию. Парижский центр был за линией войск западных союзников.


[Закрыть] знали о «случае с Власовым» уже с 1943 года, но лишь по отрывочным сообщениям и на основании устной передачи. Это было в то время, когда на восточном фронте начали образовываться добровольческие отряды по национальностям, и РОА тогда была лишь частью этих формаций. Наличие национальных отрядов оживленно обсуждалось в эмигрантских кругах Протектората. С марта 1944 года в этих кругах стал шириться лозунг: «Против Гитлера и Сталина – е немцами против большевизма». Образование добровольческих отрядов считалось предзнаменованием того, что немцы наконец-то поняли, что теория и методы национал-социализма в борьбе против большевизма потерпели крах. Автором вышеприведенного лозунга считался генерал Власов, но этого не удалось установить и СД предполагало, что лозунг возник где-то в Берлине. Еще весной 1944 года в эмигрантских кругах ожидалось, что одновременно с армией будет установлено правительство или комитет, который возьмет на себя задание бороться против правительства в Москве, объединит отдельные русские группы в эмиграции и мобилизует на борьбу всех русских людей.

Немцы считали такие взгляды противонемецкими, вернее, направленными против официальной идеологии. Слухи эти в общем соответствовали взглядам, которые как было известно СД, в то время господствовали в окружении ген. Власова. Несомненно, все это способствовало противодействию Освободительному движению, а не его поддержке.

О встрече ген. Власова с Гиммлером, состоявшейся 16-го сентября, германская печать сообщила лишь 30-го сентября 1944 г..[26]26
  20 Запоздание с опубликованием этого сообщения имеет интересную закулисную сторону. В то время, когда Гиммлер вел переговоры с Власовым, в Стокгольме происходила одна из причудливейших попыток войти в контакты с советскими дипломатами с целью заключения сепаратного мира. Переговоры вел СС-полковник д-р Петер Клейст, начальник отдела «Остланд» Министерства по делам оккупированных территорий Востока. Переговоры велись через посредничество Иосифа Клауса, который официально выдавал себя за торгозца украинского происхождения, с лета 1943-го года. Инициатором переговоров явно были Гиммлер и СС-генерал Е. Кальтенбрюннер, начальник RSHA. Ход переговоров отображал нерешительность Гиммлера согласиться с принятием условия для открытия переговоров, по которому требовалось устранение Гитлера. На основании этого повода никаких переговоров не произошло и все сводилось скорее к поддержанию контактов. 21-го сентября д-р Клейст вернулся в Германию, а 29-го сентября 1944-го года германское агентство печати получило разрешение опубликовать короткие сообщения о встрече Гиммлера с Власовым и о том, что было заключено соглашение «использовать все силы русского народа в борьбе за освобождение страны от большевизма» В сообщении от 10-го октября 1944-го года, представленном Шелленбергу, д-р Клейст приводит, что «включение в боевые действия ген. Власова вызвало большое удивление и должно быть принято как знак того, что Германия не ищет никаких путей к примирению с Советским Союзом». Насколько серьезно велись переговоры со стороны советских дипломатов, является предметом размышления. С советской стороны у нас не имеется прямых документов, известно лишь о том, что было проявлено желание поддерживать контакты, а также о том, что сообщения о противосоветских венных планах в Англии, переданные им д-ром Клейстом, были приняты и советские дипломаты проявили интерес к получению дальнейших.
  После того, как советская сторона отклонила эти «предложения», уже никто не мог, даже самые рьяные противники Власова из кругов СС, помешать тому, чтобы «Освободительное Движение Народов России» было проведено в жизнь, как последняя карта перед окончанием войны. (The National Archives, Washington D.C., Record Group 242, roll 579. Александр Даллин: «Vlasov and separate peace: A note». Journal of Central European Affairs, JSjb 16, 1959, стр. 394–396).


[Закрыть] В чешских кругах эти сообщения не вызвали большого интереса. Считалось невозможным, чтобы добровольческие части могли повлиять на ход войны. Среди русских и украинских эмигрантов преобладало мнение, что они слишком долго живут вне пределов России; первое эмигрантское поколение считало себя слишком старым для активной борьбы, а молодое поколение, в большинстве, было настроено антинемецки.

Представители украинской эмиграции были решительно против какого-либо сотрудничества с Власовым и считали такой союз вредным для интересов свободной Украины. Среди русской эмиграции вообще считалось, что немцы наконец-то покончили с неуспешной политикой на Востоке. Однако, эмигранты не ожидали, что ген. Власов будет пользоваться успехом среди военнопленных Красной Армии. Наибольший интерес к новой акции проявили члены НТС (Национально-трудовой союз), которые 28-го октября послали из Праги в Берлин двух представителей с поручением, узнать о дальнейшем непосредственно от самого генерала Власова. В Берлине их встретил ген. Малышкин, который им дал прочесть проект текста Манифеста, но не разрешил взять с собой копию. Он только сообщил им, что в кратчайший срок Манифест будет торжественно обнародован, но не сказал, что это состоится в Праге.

2-го ноября 1944 г. в Праге происходило заседание Чешского национального просветительного общества, тема заседания: «Власов». Выступавший на этом собрании докладчик, имя которого в документе не приводится, говорил о славянских симпатиях к русским и о своем шестнадцатилетнем опыте, приобретенном в России. Он же сказал, что Власов от имени русского народа заключил мир с Гитлером и получил от него «свободу действий». Он рассчитывал, что будет сформирована пятимиллионная армия из пленных, а также произойдет мобилизация шестнадцати миллионов русских беженцев. Как он говорил, как будто это уже осуществилось, говорил об армиях действующих непосредственно в Советском Союзе, в Западной Сибири, на Кавказе и у Брянска. Его выступление, будто бы, произвело на слушателей большое впечатление. Среди них находились также ведущие представители чешских культурных организаций.

Выступления на этом собрании были органами СД подытожены так, что в Протекторате можно ожидать расширение панславитских тенденции и что, якобы, «не должно идти вразрез с немецкими интересами». В последнее время стали даже проявляться большевистские тенденции. В кругах коммунистически настроенной чешской интеллигенции преобладало убеждение, что западный либерализм находится в стадии отступления и что для чехов наступает время социализма, который сформируется в двух формах: германской и славянской. Для чешской интеллигенции более приемлемой будет форма славянского социализма, дающая чехам возможность избежать большевизма.

Рапорт датирован 10-ым ноября и это совершенно определенно показывает, что общественность еще не была осведомлена ни о способе, ни о времени провозглашения Манифеста. Печать и радиовещание коротко сообщили об этом только лишь 14-го ноября вечером.

Ввиду того, что чешское население об Освободительном движении генерала Власова почти ничего не знало, реакция на провозглашение Манифеста была разная и, в большинстве случаев, свидетельствовала о полной неинформированности. Более того, чешские корреспонденты приглашенные в Пражский замок непосредственно перед началом конференции, ничего не знали о предстоящем событии. В одинаковой мере, не была подготовлена и исполняющая службу полиция. Именно с учетом всех этих фактов следует анализировать реакцию чешского населения.

Отрицательно настроенные люди утверждали, что это лишь русское дело, и оно чехов не касается: что Германия нуждается в солдатах и что Власова к этой акции принудили; что это только лишь немецкий пропагандный блеф. Даже Общество национальной солидарности отнеслось к этому событию отчасти отрицательно. К непринятию также прибавлялось и недоверие. Генерал Власов сравнивался с генералом Гайдой и назывался авантюристом. Некоторые сомневались в его искренности и указывали на противоречие между его коммунистическим прошлым и настоящим заявлением. По донесению тайного агента, некто в гор. Брно сказал: «Власов продался немцам и поэтому вместе с Германией разделит ее судьбу».

Тот факт, что местом торжественного акта стал Пражский замок, некоторые чехи считали провокацией. Донесения органов СД указывают на пробенешовские и коммунистические элементы, как на источник этих настроений. Центр русских эмигрантов в Праге получил два угрожающих письма: отправитель первого выдавал себя за нелегальный Национальный комитет в Праге, а в другом говорится, что в результате посещения ген. Власовым Праги, был осквернен Замок чешских королей и что все движение является большим несчастьем для русского народа. Автор письма признается, что он, собственно, не знает в чем дело, но считает, что Движение является актом международной подлости и что будет пролито много русской крови, а Власова нужно считать врагом чешского народа и поэтому каждый, кто ему окажет помощь, должен быть строго наказан.

Люди, согласные с замыслом, видели в нем преимущественно возможность отвести большевистскую угрозу, от территории Чехословакии, которую потом освободят англо-американцы. Прогерманские же круги говорили, что «Германия кое-чему научилась и теперь применяет дипломатические методы». Чешские коллаборационисты в Праге приветствовали акцию, благодаря которой Прага становилась естественной точкой соприкосновения германо-славянского элементов. С удовлетворением было принято, что Франк перестал говорить о Праге как о «немецкой Праге», а стал называть ее культурным центром европейского масштаба. В городе Оломоуц, бывший чешский капитан сказал: «Если бы я был Франком, то я бы дал возможность Власову говорить по-чешски на Вацлавской площади, чтобы чехи, наконец, услышали из уст высокопоставленного большевика, как дело обстоит в братской России».

Положительный отклик акция имела среди чешских фашистов, народных демократов и у «Кураториума» (куратора) по делам воспитания молодежи. Ожидалось даже, что бывший легионерский генерал и фашист Гайда снова себя проявит. Генерал Гайда лично придавал всей акции большое значение, но держался в стороне. Борьба против большевизма вдохновляла и некоторых чехов вступать в РОА добровольцами, пока что по одному, они приходили в Центр НТС в Праге.

Мнения о перспективах Движения ген. Власова были разнородные так же, как и первая реакция на провозглашение Манифеста. Бывший чешский генерал заявил: «Почему Германия не дала возможности русскому народу воевать на освобожденных территориях? Теперь же, когда Германия должна была отступить из России, она хочет, чтобы Россия освободилась сама?».

Выражались сомнения и на счет лояльности Власова по отношению Германии, и, в одинаковой мере, верности Германии к данным ею обещаниям. Многие рассчитывали на то, что Власов став в будущем правителем России, будет содействовать тому, чтобы дипломатическим путем добиться широкой автономии для братского чешского народа, или даже самостоятельности. (В оригинале рапорта это место подчеркнуто, а также и следующие сведения). Независимо от отношения чехов к Освободительному движению и к Власову, все они боялись, что ныне возникла опасность быть – вопреки обещаниям Гитлера – призванными на активную борьбу с большевизмом. Тесно связано с этим было мнение, что акция ген. Власова, хотя и может отдалить опасность большевизма от границ Протектората, но успех Власова будет успехом немцев, а это будет означать сохранение настоящего положения, т. е.

зависимости Чехии от Германской империи.

Если мнения населения, так как они зарегистрированы в рапортах СД, спустя столько лет могут показаться наивными, то и информированность и мнения правительственных кругов Протектората не были иными.

О предстоящем государственном акте в Пражском замке шпего, кроме доцента д-ра Климента, председателя Верховного административного суда, не знал. Судя по данным СД, д-р Климент каким-то образом был включен в «акцию Власов», но никаких более точных сведений о его деятельности, в настоящее время нет. Протекторатное правительство участвовало в акте провозглашения Манифеста только в качестве гостя, приглашенного на торжество в последнюю минуту, и никто из его членов не произнес от его имени речи. Члены правительства, однако, были приглашены на прием в Чернинском дворце, заседали в Рудольфовой галерее, а затем были вечером у Франка, но в течение всего этого времени держали себя настолько сдержанно, что это всем бросалось в глаза. Причиной такого поведения, несомненно, было то, что организаторы конференции практически игнорировали протекторатное правительство. В составе правительства были люди, которые в тяжелых военных условиях старались сохранить то, что еще возможно было сохранить. Но были там и оппортунисты, которые любили себя показать и использовали для этого любую возможность. Однако, всем им по воле Франка была предназначена лишь роль наблюдателей. Кроме того, со стороны германского правительства была допущена и бестактность в выборе особы, которая представляла Германскую империю на этом торжестве. Этой особой был генерал СС Вернер Лоренц, руководитель отделения Фольсдойче Миттельштелле, одним из главных инициаторов «Фалл Грюн» (код о ликвидации Чехословакии). Его присутствие должно было подействовать на протекторатное правительство угнетающе.

Неожиданный вызов в замок оторвал министров от их ежедневной работы. Председателю правительства д-ру Крейчиму было сначала сообщено, что отменяется его поездка в г. Брно, где он должен был ввести в должность председателя Верховного суда, а только потом вручено приглашение на торжество. Он был настолько удивлен, что не знал, что собственно ему предпринять: если дело идет о государственном акте, то нужно ли в зале вывешивать Святовлацлавскую орлицу? Он также опасался неприятных последствий, которые эта акция может вызвать среди чешского народа. Когда ему сообщили, что акту будет предшествовать торжественный обед, он успокоился и сказал: «Не может быть ничего плохого, если сначала будут есть и пить».

Рапорт СД составлен почти исключительно на основании чешских источников, а ввиду того, что правительство не могло до 14-го ноября иметь никакого мнения, то в рапорте приводится реакция лишь отдельных министров на то, что они на конференции слышали и видели. Преобладал скептицизм относительно успеха этой акции; но для них это было не столь важным, как вытекающие из этого выводы для определения своего собственного положения. Они думали, что наконец-то стали свидетелями того, как Германия начинает вести разумную политику. Все они сходились на том, что это является событием первостепенной важности, т. к. авторитарное государство тут поддерживает режим, который является демократическим. Как часть населения, так и члены правительства усматривали в этом действии стремление к пониманию панславизма.

Д-р Климент, занятый государственно-правовым положением Протектората в Германии, полагал, что выбор Праги для создания Комитета не имеет никакого отношения к славянским тенденциям чехов. По его мнению, Прага является немецким городом и чехи могут участвовать в чем-либо подобном только при посредстве Германской империи. Также и министр Моравец отрицал какую-либо панславитскую трактовку Движения и отказался принять призыв ген. Власова к чешскому народу, переданный ему ген. Жиленковым. В призыве к чехам вспоминается участие славян в битвах против большевизма и об исторически-важной роли чешских легионеров в Сибири. Позднее, Моравец упрекал членов правительства в том, что на конференции никто из них не выступил с речью, из-за чего у русских гостей могло сложиться впечатление, что правительство Протектората не имеет большого значения.

Несмотря на открытую сдержанность чехов, члены Комитета старались войти в контакт с отдельными министрами и заинтересовать их своей деятельностью. Так, например, ген. Власов, обратившись к министру Мораве– цу, сказал, что акция является подходящей возможностью для включения чехов в противоболыпевистский фронт. Моравец ответил, что не считает данное время подходя– щим только потому, что в Праге начинает создаваться противоболыпевистский институт. Аналогичными аргументами было отклонено и предложение ген. Жиленкова. Министр Моравец даже перешел в наступление, заявив ген. Жиленкову, что он считает для чешского народа гораздо более важным, чтобы в сводках с фронта появи^– лось сообщение, что Освободительная армия переняла какой-то участок фронта и идет в наступление. Русские, по-видимому, считали Моравеца важной особой, потому что Юрий Жеребков, и ген. Бискупский, руководитель монархической группы, пытались наладить с ним связь. Моравец был, однако, непреклонным. Хорошо информированный СД знал причину антирусского настроения министра народного просвещения Протектората.

Сам же генерал Власов произвел на членов правительства разное впечатление. Они на него смотрели и слушали его, с перерывами, с полудня до полночи, но ни один министр, кроме может быть Моравеца, не говорил по-русски, к тому же до этого они ничего о Власове не знали. Нижеследующие данные я привожу только для полноты картины.

На д-ра Крейчиго он произвел хорошее впечатление, со многими оговорками. Министру сельского хозяйства Грубому он показался мужиком. У министра транспорта и техники Каменицкого от встречи с Власовым и офицерами осталось хорошее впечатление, но менее благоприятное от встречи с его сотрудниками. Из остальных членов правительства, в рапорте приводятся имена министра внутренних дел Биенерта и начальника президентской канцелярии д-ра Попелки. Оба они старались говорить как можно меньше. Но о будущем Освободительного движения все единогласно высказывались с недоверием.

Во время прощания с ген. Власозым д-р Крейки ограничился лишь словами: «Много счастья и успехов в борьбе против большевизма».

НАЦИОНАЛЬНЫЕ СПОРЫ И РЕАКЦИЯ ГЕРМАНСКИХ УЧРЕЖДЕНИЙ

14-го ноября Германия, наконец, приобрела союзника, которого ей не нужно было принуждать к борьбе. Но этот союзник был согласен воевать только за свои собственные интересы, которые совпадали с интересами Гер– мании лишь до некоторой степени. Реальные рапорты СД не вводили никого в заблуждение, на счет того, что происходило на самом деле. В гор. Ружомберк на вокзале отказалась от послушания воинская часть РОА и один из русских офицеров сказал: «Нас никто не должен уговаривать. Но мы должны за вас воевать и при этом позволять вам в это вмешиваться? Мы боремся за свое дело».[27]27
  21 Рапорты СД, Institut fur zeitgeschichte, Munchen. микрофильм 652/1, стр. 472.


[Закрыть]

С осени 1944 г. и до самого окончания войны, население Чехии и Моравии было свидетелем движения различных воинских частей, преимущественно на Запад. На вокзалах, где они иногда были расквартированы, появились безоружные и недисциплинированные итальянские и венгерские части. Их противонемецкое поведение подкрепляло мнение, что война близится к концу и что с такими союзниками Германия будет не в состоянии остановить напор с Востока. В транспортах появились также представители восточных народов в немецких формах. Согласно решению ОКВ, эти части отводились с различных участков фронта и перемещались в Германию, где в учебных лагерях в Мюнзингене и Хойберге начала формироваться Русская Освободительная Армия (РОА). Наилучшей военной выправкой и дисциплинированностью отличались части, состоящие из кавказских народов. Все старания чехов поколебать их уверенность в победу и настроить их против немцев не имели никакого успеха. Они спокойно принимали от чехов подарки и продукты, но оставались замкнутыми и отрицательно относились к настроениям чехов. Совсем иначе вели себя в конце ноября добровольцы частей СС, калмыки и представители других национальностей. В замке в Бойковицах они вели себя так, что офицеры, наводили порядок с хлыстом в руке. Транспорты с русскими охарактеризованы по-разному, но по наблюдениям в Мюнсингене – это были жертвы своего собственного режима, лагерей военнопленных, а также несправедливости в добровольческих отрядах, которые были включены в немецкие части. Для того, чтобы из них образовать армию, уже не было достаточно времени.

Наименование Русская Освободительная Армия и понятие добровольцы в национальных частях, безусловно, находятся во взаимном противоречии. Если Освободительное движение должно было быть организованным, начиная с 14-го ноября, под эгидой военной организации, носящей наименование Русская, то необходимо было считаться с тем, что такое одностороннее решение вызовет возражения. Именно так и произошло. 18-го ноября 1944 г. министру Розенбергу было послано коллективное письмо уполномоченных Идел-Урала, Кавказа, Крыма, Туркестана, Украины и Белоруссии.[28]28
  22 NA, Record Group 238, № 2998.


[Закрыть] Письмо это полно возражений и оговорок против пражского Манифеста. Подписавшиеся заявляют, что их народы в течение столетий были жертвой русского империализма и что их борьба против русского притеснения никогда не прекращалась. Самостоятельность, которую они приобрели в 1918 году, была Советами подавлена. Они приветствуют акцию ген. Власова, но будучи русским по национальности, он должен ограничить свою деятельность этническим значением этого слова, так как они не признают его глашатаем девяноста миллионов граждан Советского Союза нерусских национальностей. Подписавшиеся настаивают на признании прав своих народов на самостоятельность, на предоставлении для национальных воинских частей своего собственного командования и на подчинении германской армии только в оперативном смысле. Лица, которые подписали в Праге Манифест, не признаются представителями указанных ими национальностей.

Казалось бы, что такой текст должен был бы вызвать какую-то реакцию и мероприятия с немецкой стороны. Почему это не произошло, объясняет письмо, которое в тот же день министр Розенберг послал непосредственно Гитлеру. Письмо особенно интересно тем, что проливает свет на настроение в немецких кругах, и поэтому я его привожу полностью.[29]29
  23 NA, Record Group 238, № 1815. Письмо в том виде, как оно хранится в архиве, является воспроизведением первоначального письма и написано крупными буквами. Гитлер отказывался пользоваться очками и вся корреспонденция, которую он должен был прочитывать лично, представлялась ему в таком виде. В приложении, состоящем из двадцати страниц, подробно повествуется о том, что в этом письме приводится в сжатом виде. Так как на письме нет никакой рукописной пометки, сомнительно, что Гитлер его читал. Мне не удалось найти никакой записи относительно того, чтобы Гитлер принимал Розенберга вплоть до конца своей жизни.


[Закрыть]

Берлин, 18-го ноября 1944 года

Мой Вождь!

Прошу прощения, что это прошение представляю Вам в чисто личном порядке.

В течение целого года я, однако, не имел возможности, мой Вождь, ознакомить Вас лично со своей работой. За это Бремя все мои просьбы об аудиенции отклонялись Вашим секретарем или имперским министром и рейхсканцлером с указанием на то, что Вы слишком перегружены военными делами и не имеете времени для восточных проблем. Введение в действие генерала Власова, чего я добивался всеми силами в течение почти двух лет без успеха, и что наконец произошло без моего участия, является именно восточной проблемой. Рейхфюрер СС и министр иностранных дел получили полномочие, о котором я узнал случайно, и содержание которого мне так же мало известно, как и рейхминистру д-ру Ламмерсу, который, согласно Вашему решению, мой Вождь, уполномочен решить все вопросы с участвующими сторонами, а потом передать объективный текст Ваших приказов. В докладной записке от 12. 10. 1944 г., я стремился представить Вам мою точку зрения. Эта докладная записка Вам не была передана. Мне также неизвестно, были ли отменены Ваше постановление от 28. 7. 42 и содержание телеграммы д-ра Ламмерса от 22. 9. 44. «Дело Власова» разрешено теперь, вопреки прошлым директивам, без участия представителей всех нерусских национальностей, которым отведена роль лишь статистов. В качестве довода, почему я не был приглашен на переговоры, мне теперь приводится, что я не могу быть уполномочен на руководство в вопросе «Власов» потому, что я занят «колониальной политикой» на Востоке! В этом я усматриваю серьезную дискриминацию. Позволяю себе, мой Вождь, изложить Вам в приложении действительный ход событий, которые я могу в любое время подтвердить документами. Я взываю к Вашей справедливости.

Присоединяю к этому еще просьбу принять меня лично. И прошу Вас, чтобы Вы мне и в дальнейшем верили.

Да здравствует мой Вождь!

Подпись: А. Розенберг.

Прямой реакцией на события 14-го ноября является обширная корреспонденция имперских учреждений, сохранившаяся в архивах. Она интересна только тем, что в этой акции теперь хотел участвовать каждый. Развал, как предвестник приближающегося конца, привел к тому, что о двух дивизиях было гораздо легче говорить и писать, чем осуществить их экипировку и вооружение.

Приложение.