Текст книги "Основание (СИ)"

Автор книги: Софья Непейвода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Вечер 7 – 8 марта 2 года. Человеческий лагерь

Люди расположились на берегу реки: не такой крупной, как та, рядом с которой поселились свободные, но и не маленькой – около сотни метров в ширину. Река оказалась быстрой, хотя и спокойной: если на нашей течение практически не чувствовалось, то тут, даже просто купаясь, приходилось сопротивляться потокам воды. Не сильно, но если забыть, то может легко снести ниже пляжа, к зарослям кустов, и придётся выплывать, чтобы выбраться на берег не продираясь через заросли.  Лагерь местных лишь отдалённо напоминал тот, который когда-то, до начала сплава, устроил царь Сергей. Люди здесь ходили одетыми (и не просто одетыми, а так, что ни кожи, ни глаз совсем не видно), построек из местных материалов не наблюдалось, да и костров мало, зато начального имущества – чуть не по две дюжины крупных рюкзаков на каждого. Впрочем, если оборотни действительно вернули людям отвоёванные у бандитов вещи, примерно так и должно получиться. Деревянные плоты люди строить не собирались, вместо этого крепко соединив днища палаток: с учётом того, что те очень хорошо держались на воде, и их было не меньше, чем по двадцать штук на каждого, очень даже внушительная плавучая деревня должна получиться.  Из-за защитных костюмов, скрывающих выражения лиц и позы, мне оказалось сложно судить о состоянии людей. Но их голоса звучали или устало, даже как будто измученно, или тихо, безразлично. Атмосфера обречённости настораживала. Я не увидела надежды на лучшее или веры в хорошие перемены – только отчаяние и тупое желание сбежать. В царском лагере не замечала таких настроений: люди верили, что, пусть потеряв вещи, но они уйдут от опасности и начнут жить заново. А здесь... казалось даже, что и смерть уже не пугает людей и они воспринимают её как освобождение. Хотя всё-таки удалось заметить несколько не поддавшихся отчаянью человек, но всё равно общая картина навевала уныние. Если вдруг в океане люди массово впадут в депрессию – шансы на спасение у них станут минимальны. Психологический настрой губит не меньше, чем физическая опасность.  Хотя перед свободными сейчас открылась реальная возможность позвать кого-то к себе, может, даже в группу, и таким образом спасти, а заодно обогатиться, это не радовало, а пугало. Сможем ли мы контролировать новичков? Более того, не вызовет ли неожиданный приток невосполнимого имущества у наших людей волну зависти и желания нажиться? Закон и порядок слишком шатки и неустойчивы, и поддержать их сложнее, чем скатиться в хаос.  Пользующаяся влиянием оборотница (она представилась Щукой) познакомила меня с организаторами, показала весь человеческий лагерь и провела краткий экскурс в то, что здесь и как. Заодно сообщила о присматривающих за людьми мужчинах-йети.  – Они тут не для того, чтобы контролировать ситуацию, а только чтобы гарантировать нашу безопасность, – пояснила Щука. – В конфликты людей после окончания войны мы снова стараемся не вмешиваться.  – А много конфликтов? – внимательно оглядывая лагерь, поинтересовалась я и, припомнив, что вызывало немало стычек в царском лагере, добавила: – Наверное, из-за такой скученности пища стала в дефиците, и началась конкуренция.  – Такого я пока не замечала, – покачала головой собеседница. – Много рыбы, дичи, достаточно фруктов. Хотя, конечно, только с территории лагеря не прокормишься, за добычей ходят в лес.  Я кивнула. Вполне возможно, особенно если учесть, что люди собрались такой группой недавно и ещё не успели объесть окрестности, а дары природы здесь намного разнообразнее и обильнее.  – Наши видели конфликты из-за лекарств – это основной повод, – продолжила Щука. – Ещё выделилось несколько «лидеров», которые забирают часть палаток, спальников и прочих вещей в общественное пользование. Впрочем, против этого почти никто не возражает, – помолчав, оборотница добавила: – Хотя не факт, что соглашаются, может, просто не хотят вступать в конфликт.  Ещё немного поговорив с йети, я отправилась к людям. Времени немного, поэтому намёками и полуправдой обойтись не удастся. Но и рекламировать, завлекать местных к нам не стану. Расскажу факты, в том числе и неприятные, посовещаюсь со своими, и уже тогда будем решать.  К моему облегчению, люди не высказали особенного энтузиазма. Не указывая направление, я вкратце обрисовала наши законы, описала образ жизни племён, отметила, что удалось найти репеллент, который защищает от насекомых (хотя и не от всех), но вызывает раздражение, через несколько месяцев захватывающее всю кожу и повреждающее её вплоть до язв.  – Ничуть не приятнее, – прокомментировал один из человеческих лидеров. – Мы и то лучше защищены.  – Я-то думал, что у вас что дельное, – скептически хмыкнул другой. – А у вас группа «свободных от разума» собралась. Тот репеллент, который ты описала, не спасёт, а только отсрочит гибель.  – Но мы постоянно ищем, как его можно усовершенствовать, – невольно возразила я. – К тому же, пока у нас погибло меньше людей, чем у вас.  – Зато живут они не как люди, а как звери, – отрезал мужчина.  От возмущения я несколько раз поймала ртом воздух. И понимаю, что они не совсем правы, а контраргументы подобрать сложно. Хотя нет, если посмотреть с другой стороны, то всё очень просто и логично получается.  – Ну и что? Да, наши люди живут без особых удобств. Да, они «как звери», – внезапно почувствовав уверенность в собственной правоте, спокойно сказала я. – Но хотя бы этой «звериной» жизни они достигли сами. Если же под человеческой жизнью вы понимаете грызню и драки за имущество – так у свободных этого уже нет. У нас немного начальных вещей, часто они не рассчитаны на то, чтобы дать большой комфорт, а порой и вовсе почти бесполезны. Зато мы ищем свой путь, и то небольшое удобство, которое есть, больше зависело от нас самих, а не от наследства, полученного от керелей. Возьмите почти любого нашего человека, лишите его всех вещей (ну разве что за исключением кольца-определителя) и выпустите в джунглях – и у него будет хороший шанс выжить, а может, и вернуться. Многие из вас могут этим похвастаться? Не думаю. Вы потребители, не двигаетесь вперёд, а продолжаете сильно зависеть не только от определителя, но и от множества других начальных вещей. Да, их у вас больше, чем у нас, но они, в отличие от даров природы, невосполнимы. По крайней мере, в обозримом будущем. Отними у вас топор, нож, одежду и палатку – что останется?  Почувствовав, что люди вот-вот взорвутся, я замолчала, но не стала опускать или отводить взгляд.  – Ты – йети, – название вида мужчина бросил как оскорбление. – И исповедуешь философию йети. Вы готовы вернуться в каменный век, стать неандертальцами. Но для людей это не выход.  – А что выход? Уплыть в океан? – неодобрительно хмыкнула я. – При том, что шанса выжить в нём почти нет. Или ехать на горбу керелей?  —Тут на выживание шансы не больше, если не меньше, – разозлилась какая-то женщина. – А там есть хоть какая-то надежда.  Я промолчала, не видя смысла спорить. А потом сказала себе под нос:  – Интересно, у вас вообще есть хоть кто-то разумный или все такие же?  Лидер людей рассмеялся, сбрасывая напряжение.  – Йети, – на сей раз этот термин прозвучал снисходительно. – «Разумные» по вашему типу решили остаться. Но они погибнут, а у нас есть надежда выжить. И даже когда-нибудь вернуться.  Почему-то в словах человека мне послышалась смутная угроза.  – Да, теперь я вижу, – кивнула своим мыслям. – И понимаю, почему мои сородичи не хотят иметь с вами ничего общего.  Удалившись от неприятной компании, залезла на дерево. Лёгкий запах сородича – неподалёку устроилась Щука. А вот Яны не чувствуется. Но пока говорить не хотелось – надо подумать. Переслав совету записи, снимки и кратко – собственное впечатление от лагеря, прислонилась к стволу.  Побывав у людей, я поняла, что полностью согласна с сатанисткой и не хочу видеть их в рядах свободных. А ещё очень чётко осознала, что смущало в поведении местных. И йети, и люди очень чётко разграничивают свои виды. Ни у царя Сергея, ни у свободных, ни даже у цитадельских я не чувствовала себя иной. Чужой, опасной, даже врагом – да, но всё равно такого отношения не было.  – Что-то случилось? – поинтересовалась Щука, перебравшись на соседнюю ветвь.  – Да. Я поняла, в чём между нами разница, – честно ответила я и твёрдо посмотрела на неё. – У нас были свои и чужие, личные тайны и тайны племён, недоверие, даже вражда, но не расизм. А тут он есть. И со стороны людей, и с вашей.  Оборотница некоторое время задумчиво рассматривала лагерь.  – Есть. И с нашей стороны – тоже, – неохотно подтвердила она. – Я не буду говорить, что в этом виноваты люди, хотя их вклад тоже не мал. Но йети действительно излишне делят разумных по видовому признаку.  – Вас много, – заметила я. – Местные люди или йети при контакте, а особенно – если начнут жить рядом со свободными, могут повлиять на их настроение и вызвать ответную реакцию. Скорее всего, я буду голосовать против принятия людей и против того, чтобы входить с вами в тесный контакт. Если, разумеется, мы не найдём другого выхода.  – А ты уверена, что у вас нет расизма?  – Да, – решительно кивнула я. – Это не значит, что народ не различает людей и оборотней. Конфликты были, и негатив тоже – но у людей было основание нас опасаться. Хотя когда-то мне казалось, что он есть... – добавила, вспомнив отношение сатанистов в первое время после знакомства, – ...но теперь, сравнив с тем, что происходит здесь, я бы не назвала это расизмом. А тут... послушать вас и людей уже достаточно, чтобы заметить, насколько сильно различается отношение.  Щука хмыкнула.  – Мне сложно поверить в твои слова. Впрочем, мы сами внесли немалый вклад в то, чтобы ситуация стала такой, какая она есть. Но ты права: если у вашего народа нет подобного разделения, то мы не должны допустить, чтобы оно появилось. Хотя и избегать контактов в этом случае не выход.  – Почему? – удивилась я.  – Потому, что если люди выживут, то рано или поздно мы всё равно встретимся. А йети запомнят прежнее отношение и перенесут его на новых соседей, – оборотница вздохнула. – Выходит, у нас, йети, тоже большая проблема. И пока мы с ней не справимся... В общем, если ты не против, я пойду к своим – нам надо многое обсудить.  Пожелав удачи в осмотре лагеря, Щука удалилась. Радует, что она не стала отрицать наличие предвзятого отношения. Но плохо представляю, как вообще можно решить эту проблему. А затягивать нельзя: чем дальше, тем сложнее будет измениться. Не уверена, что и сейчас такое возможно.  Отдохнув, переговорив со своими и поняв, что у лидеров ловить нечего, решила ещё раз пройтись по лагерю и пообщаться с другими людьми. Заодно попытаюсь выполнить поручение Росса: посмотрю, как местные живут и чем дышат.  Такой подход дал гораздо более значимые результаты. Хотя желания попытаться выжить здесь народ всё равно не высказывал, но общался охотнее. Многие интересовались рецептом репеллента, а некоторые даже предлагали его купить. Но этот вопрос общее правительство обсудило заранее, и ответ был один: рецепт не продается. Если кто-то решит остаться и жить с нами, он его получит бесплатно, но только после отъезда остальных. Люди демонстрировали явное недовольство таким условием, пытались торговаться, но я непреклонно повторяла наши условия, и через некоторое время народ понял, что за вещи рецепт не купить. Так что каждый остался при своём.  Из племени русалок никого найти не удалось – видимо, погибло всё племя. Зато я встретила ту женщину, которая когда-то предупредила о том, что антипаразитное не подходит для йети. Поняв, что её судьба мне не безразлична, долго уговаривала остаться.  – Ответь мне на один вопрос, – наконец не выдержала она. – Какие гарантии вы можете дать тем, кто останется? Только честно ответь.  Я задумалась. А потом тяжело вздохнула:  – Если подходить серьёзно, то никаких. Мы сами ещё не уверены, что сможем выжить и поддержать порядок. Так что о каких гарантиях вообще может идти речь?  – Тогда какая разница? Если и так, и так нет гарантий и шансы невелики? – женщина грустно усмехнулась. – Я могу понять, почему вы боитесь снова пускаться в путешествие. Но скажи откровенно, если бы сейчас свободные оказались там, где вас высадили, они бы стали сюда стремиться?  – Нет, – без малейшего колебания сказала я. – Разве что я да Марк, но и то не уверена – слишком бы опасный путь предстоял. Думаю, справиться с троллями было бы намного проще, чем с этим, – обвела рукой окружающий лес. – Но плыть через океан – самоубийство. Вспомни хотя бы, какие на нём бури и цунами.  – Не будь так в этом уверена, – возразила собеседница. – У нас получится большой плавучий дом. Причём хороший, лучше, чем можно было бы сделать из дерева. А там, вдалеке от берега, волны меньше. На мой взгляд, больше всего мы рискуем вначале, при отплытии, и в конце пути. Рыбу мы поймать сможем, а вода в местном океане хотя и солёная, но не такая, как на Земле, и годится для питья.  Я неодобрительно покачала головой.  – Но вы ведь даже не знаете, куда плывёте.  – Не аргумент. Вы тоже не знали, куда приплывёте, когда бежали от троллей.  – Знали бы – не стали бы сплавляться, – усмехнулась я.  – Не думаю, что где-то может оказаться намного хуже, чем здесь, – пожала плечами женщина. – Зато найти лучшее место шанс немалый. Ты сама говорила, что вы проплывали много нормальных земель.  – Не факт, что, узнав их получше, мы бы остались при этом мнении. Хотя да, эти джунгли даже встретили нас неприветливо, – вынужденно признала я.  Ещё пройдясь по лагерю, поняла, что, скорее всего, к нам никто не захочет присоединиться. По крайней мере, из тех людей, которые решили отправиться в путешествие. Это успокаивало и позволяло не тревожиться насчёт одной из возможных проблем. Но, одновременно, люди помогли взглянуть на наши достижения с другой точки зрения. И получилось, что успехи свободных вовсе не так велики, как мне хотелось думать. Мы на самом деле не можем ничего гарантировать своим союзникам. От этого стало страшно.  Остаток светлого (лунного) времени суток я изучала образ жизни местных людей в сравнении с нашим, привычным. Даже беглого знакомства с бытом палаточного лагеря хватило, чтобы понять, как велики различия. Для костров местные использовали горючий сок одного из деревьев (а свободные пока вообще без огня). Тут в обязательном порядке кипятили питьевую воду и готовили на костре мясо и рыбу. Разнообразие приготовленных блюд было выше, да и рецепты – сложнее, чем у нас.  Но, несмотря на более тонкий вкус, часто пища местных, на мой взгляд, была слишком пресной: приправ использовали гораздо меньше и по количеству, и по разнообразию. Подумав и посоветовавшись со своими, попыталась рассказать о втором режиме кольца-анализатора, но выяснилось, что люди уже о нём знают. А когда я поинтересовалась, почему тогда не используют множество полусъедобных растений, ответили, что одни невкусные, другие – вонючие, а третьи неаппетитно выглядят. Эти люди потребляли больше фруктов, но гораздо меньше – трав, водорослей, листьев, стеблей и коры. Кроме того, они практически не ели улиток, червей, насекомых и прочие, на мой взгляд, лакомые и лёгкие в добыче продукты питания. Во время сбора и охоты местные не перекусывали, тогда как наши часто норовили на ходу перехватить что-то небольшое (например, саранчу, ягодку или пару улиток).  Местные спали в закрытых помещениях и из-за того, что всё время находились в защитных костюмах, не загорали на солнце. С другой стороны, за гигиеной они следили гораздо лучше, чем свободные – часто умывались, чистили зубы и расчёсывались. А мы хорошо если пару раз в день жгучие, но оставляющие ощущение прохлады, листья кустарника пожуем, и когда что-то делаем, нередко замазюкаемся как чушки. Вот купались и плавали свободные чаще.  Эти и ещё множество других отличий: одни значительные, а другие совсем мелкие. Вот и попробуй догадаться, какое из них сыграло решающую роль? Или, возможно, дело не в отдельной привычке, а в некоем комплексе?..  На следующий день я продолжила изучение привычек местных людей – и чем дольше наблюдала, тем больше различий находила. А потом меня подозвала знакомая женщина.  – У меня будет к тебе одна просьба. Мы скоро уплывём, а они останутся. Позаботишься, ладно?  – Ты про оборотней... йети? – удивлённо поинтересовалась я.  – Нет, про малышей. Идём, покажу.  По пути она рассказала о том, что там, где она жила раньше, неподалёку тоже были малыши.  – Но те здоровые, мы им не нужны. А эти – совсем как мы. Они не выживут без помощи. Жалко, – она просительно заглянула мне в лицо. – С собой я их тоже не могу взять – лидеры не разрешают. Но уже привыкла, почти как к детям, и бросить не могу.  Наконец мы добрались до её палатки. Расстегнув молнию, женщина пригласила меня внутрь, где сидели три феи. Но я не сразу поняла, что это представители того же самого вида. В отличие от наших соседей, этих кровососы явно не обходили стороной. По крайней мере, такой вывод напрашивался при виде многочисленных повреждений на коже.  Я резко повернулась к знакомой:  – Тебе не кажется, что сейчас надо думать о людях? Несмотря на то, что они чем-то на вас похожи – это звери. К тому же – больные.  Она вздрогнула, как от удара, но потом упрямо сжала кулаки.  – Если надо, я заплачу. У меня есть чем. Что ты хочешь?

Вечер 8 – 13 марта 2 года. Человеческий лагерь

Некоторое время я молча глядела на женщину, а потом покачала головой:  – Мне не нужна плата. Но ты ведь слышала, как мы живем. Не факт, что сможем им помочь или будем спасать, если сами попадём в беду.  – Понимаю. Но всё-таки так у малышей будет хоть какой-то шанс. Ведь они совсем ручные...  Я помолчала, со смешанным чувством посмотрев на семейку фей. Наверное, какая-то мутация, из-за которой животные стали неядовитыми и потеряли защиту от насекомых. Стоп. Нырнув в палатку, бесцеремонно оглядела мелких людей. Они не сопротивлялись, судя по всему, уже привыкнув к человеческому вниманию. Уже вполне взрослые особи. Как они могли выжить и вырасти, если с самого начала не было никакой защиты?  – Расскажи о них, – попросила знакомую.  Она вздохнула и поведала, что приручила фей больше двух месяцев назад. Встретила их в лесу, когда они дрались за территорию с другой семьёй и проиграли. После этого приманила и забрала к себе. Феи уже тогда страдали от насекомых, но гораздо меньше, чем сейчас.  – Думаю, это какая-то болезнь, – призналась она. – Наверное, поэтому другие малыши их и выгнали.  На всякий случай я отодвинулась подальше от фей, а потом и вовсе покинула палатку – вдруг заражусь и тоже лишусь естественного репеллента. Но знакомая успокоила, что местные оборотни уже общались с этими феями и не заболели.  – Я уже не первый раз их куда-нибудь пристроить пытаюсь, – пояснила женщина. – Но йети отказались взять к себе. Сказали, что уберечь не смогут, да и не хотят в наши дела вмешиваться... даже в такой мелочи.  Причём после того, как феи поселились рядом и в палатке женщины, вначале ей казалось, что они поправляются – по крайней мере, уже через три дня насекомые перестали обращать на них внимание. Но прошла ещё неделя, и начался новый приступ, который и длится по сей день.  – Интересно, – потянула я, снова залезла в палатку и ещё раз осмотрела двух самочек и самца. Если не учитывать покусы, выглядят вполне здоровыми. И личинки под их кожей по-прежнему не развиваются (как и во мне). Подумав, проверила, насколько снизилась ядовитость животных, и не поверила собственным глазам. Больные феи оставались такими же ядовитыми, как и здоровые. Перепроверив несколько раз и убедившись, что результат не изменяется, почесала голову. Ядовитые, но без репеллента. Разве такое бывает?  Женщина встревоженно наблюдала за моими действиями.  – На опыты или съедение не отдам, – на всякий случай уточнила она.  – Даже на не смертельные опыты? Или те, которые могут помочь им вернуться к нормальной жизни?  Знакомая поколебалась, а потом вздохнула:  – Только если ты пообещаешь, что не будешь делать ничего, что бы могло оставить их калеками или убить.  – Не буду обещать ничего подобного, – твёрдо ответила я. – Могу только пообещать не вредить намеренно, но и то не всегда, – улыбнувшись внезапно пришедшей в голову мысли, добавила: – Но ты можешь остаться и сама проконтролировать их здоровье.  – Издеваешься?! – возмутилась женщина.  – В общем, если ты решишься, то я согласна о них позаботиться, – я выбралась наружу и обтёрла руки о влажный от дождя мох.  – Хорошо, – кивнула знакомая. – Только, если можно, не забирай их до отплытия.  Согласившись, я заверила, что так даже удобнее – сейчас ещё у самой дел много. Но не ушла, вместо этого поинтересовавшись, почему они решили двинуться в путь именно по морю.  – А ты предлагаешь через горы? – нерадостно хмыкнула женщина. – Это ещё хуже. Я вообще не понимаю, как вы там выживаете.  – Но ведь можно попытаться уйти по берегу. И на запад, и на восток путь свободен, – я поспешила переключить внимание собеседницы.  – Не получится, – категорически возразила она.  – Почему? – я огляделась и с осуждением покачала головой: – Вещи трудно перетащить, а бросать жалко, так?  – Не так! – резко ответила женщина. – Ещё давно, почти в самом начале, одна группа ходила на разведку в ту сторону. Далеко ходила, – она помолчала и тяжело вздохнула. – Я сама не была с ними знакома, так что могу рассказать только из третьих рук.  После моего согласия знакомая поведала, что почти две дюжины человек объединились и, решив, что жить здесь слишком дискомфортно, попытались найти путь в другие места. Они ушли достаточно далеко на запад, пересекли несколько крупных рек. Местность менялась, но не сильно, и лучше не становилось. А потом на группу напала какая-то странная болезнь. Два человека погибли в течение нескольких часов, ещё четверо – на вторые сутки. Причём лекарства не просто не помогали выздороветь, но и совсем не облегчали состояние. Заподозрив, что они могли чем-то отравиться и это «что-то» в воздухе, люди повернули обратно – но теперь шли медленно. А через несколько дней погибли почти все. Только трое наиболее крепких смогли вернуться и сообщить, что в той стороне опасность. Выжившие выглядели страшно: их тело оказалось изуродовано многочисленными опухолями, пигментными пятнами и патологическими выростами. К счастью, болезнь оказалась незаразной, но, к сожалению, смертельной: ни один не поправился – последний из путешественников погиб через пару недель после возвращения.  Через некоторое время русалки послали разведчиков на восток. Те тоже сумели преодолеть несколько рек, из них две очень большие (одна, судя по направлению, была той, на побережье которой поселились Свободные), но потом некоторые почувствовали первые симптомы смертельного заболевания. Всех подозрительных отправили обратно, а остальные попытались сделать большой крюк, чтобы обойти опасное место. Но не добились успеха. Когда признаки болезни появились и у большей части остальных – они повернули домой. В отличие от первых исследователей, русалкам удалось вернуться почти всем – но те, кого успела коснуться неизвестная болезнь, так и не поправились.  – Понимаешь теперь, почему по берегу не уйти? – поинтересовалась собеседница, закончив рассказ.  Я кивнула и спросила, не знакома ли она с кем-то, кто знает больше.  – Поскольку мы здесь остаемся, это может пригодиться.  Женщина задумалась, а потом послала к йети:  – Они, хоть и не вмешиваются, но поговорить очень любят.  Поколебавшись, я всё-таки решила обратиться за пояснением к одному из «приглядывающих» за людьми охранников.  Мужчина охотно сообщил, что да, было такое дело, расписал первые характерные признаки неизлечимой болезни (тахикардия, кровотечения, головная боль, запоры и газообразование), рассказал, что ему известно о её течении и развитии. Я в шоке слушала, одновременно понимая, что Свободные ничего не смогут противопоставить йети – если даже охрана настолько подготовлена.  Закончив, мужчина добавил:  – Я подозреваю, что те, кто погибли быстро – скончались от внутренних кровотечений. Или сердце не выдержало. А вот с вернувшимися вопросов нет, точно известно, что послужило причиной смерти. Злокачественные опухоли, – йети вздохнул. – Причём именно опухоли, а не опухоль. Поражена была не только кожа и даже не только эпителий, но вообще практически все ткани и органы. Я присутствовал на одном вскрытии и могу точно сказать, что никогда раньше не видел ничего подобного, хотя на Земле много лет в онкологии работал. Удивительно, как человек столько продержался – землянин с гарантией погиб бы и от десятой доли такого поражения.  Так он врач! А по внешнему виду ну совсем не похож. Но тогда неудивительно, что мужчина в курсе.  – А ведь у троллей тоже были опухоли... – задумчиво вспомнила я. – И на коже тоже произошли патологические изменения. А ещё они быстро росли.  – Нет, люди не росли. Наоборот, усыхали, как и положено при таких заболеваниях, – покачал головой йети. – Хотя мне было бы интересно узнать подробнее – вдруг действительно есть что-то схожее.  Попросив несколько минут подождать, я отошла в сторону и созвонилась с Россом – чтобы посоветоваться, можно ли делиться такими сведениями. Придя к мнению, что вреда от этого точно не будет, мы решили, что можно рассказать всё, что знала – и о развитии болезни, и о первых признаках, и о результатах вскрытия.  – Действительно чем-то похоже, – кивнул мужчина. – Хотя и различий немало.  Напоследок он поделился ещё одной интересной информацией. Йети не оставили сведения людей без проверки и тоже ходили на разведку. Передвигались осторожно, поодиночке и на расстоянии связи друг с другом (по словам охранника выходило, что не менее, чем в нескольких километрах). Но никто из моих сородичей не почувствовал недомогания и не заболел – хотя они прошли даже дальше, чем люди. По наблюдениям йети, в тех местах несколько изменялся видовой состав и живая природа становилась ещё богаче, пышнее и обильнее, чем здесь (хотя трудно представить, как подобное вообще возможно). Подумав, йети вернулись, наловили разных некрупных животных (из тех, что не встречались в подозрительных землях) и снова посетили те места. Опыт удался: часть животных погибла сразу, часть – немного позже, и, как и люди, от опухолей. Выжили только представители двух видов – причём все, и ни один из них не заболел. В результате йети сделали вывод, что зона опасна не для всех. И, в том числе – что моему виду она не вредит.  Поблагодарив и попрощавшись, я залезла на дерево, чтобы обмозговать полученные сведения. И вскоре поняла, что получается очень интересная картина! Симптомы поражённых людей и троллей чем-то похожи. Но и моё состояние в пустыне напоминает то, которое было у людей в горах. Причём есть ещё одна очень любопытная зависимость. Там, где живут здоровые родичи троллей, живая природа небогата. Мне и Рыси стало нехорошо в пустыне, в тех местах, где жизнь тоже наиболее бедная. Да и Росс там почувствовал недомогание. С другой стороны, здесь живая природа однозначно обильнее и разнообразней – и у людей на свет появляются зеленокожие дети (как более приспособленные). Но когда люди попытались зайти в зону, где жизнь ещё богаче – они погибли. А моим родичам она не причинила никакого вреда.  Если действительно есть какой-то фактор, который определяет, сможем ли мы где-то жить или нет, и от него же зависит плотность живой природы – то это многое объясняет. И то, что самочувствие моё в этих местах лучше, и естественный репеллент (как иначе выжить в агрессивной среде?), и повышенную регенерацию... Но тогда картина складывается следующая – оборотням лучше всего подходит местность с обильной жизнью, Homo alterus (здоровым родичам троллей) – с бедной, а люди занимают промежуточную позицию. Естественно, вряд ли между зонами есть чёткая граница – скорее всего, они пересекаются, а ведь ещё могут быть индивидуальные различия, например, между бледнокожими и зеленокожими людьми... Но всё равно, хотя доказательств недостаточно, гипотеза красивая и многое объясняет.  Поняв, что слишком увлеклась, заставила себя оторваться от размышлений и вновь заняться изучением человеческого образа жизни. В результате, пришла к выводу, что местные и свободные слишком разные, чтобы удалось найти причину простым сравнением. Скорее о поиске сходств говорить можно. Но, несмотря на малую отдачу, всё же не бросила исследование: когда люди уплывут, будет поздно жалеть об упущенном. Заодно решила провести тот же опрос, что когда-то, ещё до расставания с царскими, прошёл в нашем караване. Но большинство местных неохотно отвечали на вопросы о земной жизни.  Кроме этого, пришлось участвовать в заседаниях «внутреннего круга». Нам надо было решить, как будем вести себя с местными людьми и как – с йети. Особо жаркие споры вызвало два вопроса: стоит ли вообще рассекречивать месторасположение свободных, и какие условия ставить возможным переселенцам.  Если йети будут знать, где нас искать, они могут прийти с плохими намерениями. Но и нам не удастся скрываться вечно, рано или поздно наше месторасположение станет явным, а отношения подпортить успеем. Вот и как добиться того, чтобы и волки были сыты, и овцы остались целы?  С переселенцами наибольшую проблему, как ни странно, вызвало их имущество, а точнее – его количество. С одной стороны, наличие тех же палаток позволило бы свободным отдыхать от репеллента, защитить людей и дать больше времени на поиск решения. С другой – такая масса вещей однозначно вызовет зависть и, если ими начнут пользоваться племена, поднимет волну негатива к союзу. Причём не только у свободных, но и у возможных переселенцев (они могут решить, что их приняли из-за имущества). Кроме того, с учётом горы начальных вещей новоприбывшие будут в выигрышном положении относительно остальных, что тоже вызовет недовольство – на сей раз в сторону переселенцев. Да ещё и у каждого из богачей появится возможность диктовать свои условия – за это сдавая в аренду или продавая лишнее имущество. С третьей – палатки и костюмы всё равно не спасут, а лишь отсрочат гибель. Да и ситуация у свободных, хотя и сложная, но не безнадёжная – ведь за счёт полуводного образа жизни развитие язв удалось приостановить. А новый репеллент (по Лилиному рецепту) дает надежду на улучшение ситуации. С четвёртой – если будет много желающих присоединиться, то они могут начать нарушать законы и внести хаос в более-менее стабилизировавшуюся обстановку...  Прошло два дня, межплеменное правительство успело обсудить все вопросы и выработать предварительную стратегию, а йети, с которыми мы вели переговоры, всё не возвращались.  Гигантская луна коснулась горизонта, и разыгралась обычная для периода заката буря. К моему удивлению, пересидеть в палатке меня позвали двое – знакомая и ещё одна женщина. Подумав, я выбрала вторую – вряд ли общение с владелицей фей принесёт что-то новое, а тут пока неизвестно, чего ждать. И по этой причине – интересно.  Сначала надежды не оправдались: женщина угостила фруктом, подробно показала и рассказала о палатке и прочих вещах из выдаваемого им набора. Достаточно долго я недоумевала, к чему такие подробности (неужели просто с целью похвастаться?), но потом увлеклась и приняла активное участие в обсуждении свойств и качества предметов.  Например, выяснилось, что земная палатка этой и в подмётки не годится. Выданная керелями палатка хотя и небольшая по внутреннему объёму, но очень лёгкая, с отстёгивающимся тёплым и плавучим самонастраивающимся полом, обладающим в разложенном виде высокой (более двухсот килограммов) грузоподъёмностью на воде, да ещё и со специальными креплениями, позволяющими соединять сколько угодно полов в один более крупный. Да и сами палатки (за счёт того, что являются разборными) легко меняют форму и, соединив несколько, можно получить не скромное укрытие, а большой шатёр. Но даже не это главное. На ткани палатки и пола можно хоть дрова рубить – ему ничего не будет. А в разложенном виде каркас палатки настолько прочный, что крыша способна выдержать прыжки нескольких человек. То есть это не просто укрытия, а настоящая крепость получается. Остальные вещи гораздо проще и менее прочные, но всё равно крепкие. Например, москитная сетка выдерживает вес человека (хотя её и можно разрезать), а рюкзак легко превратить в воздушный спасательный круг. Женщина предлагала проверить палатку на прочность, а я, помня, сколько баллов начального имущества потратила на нож, – отказывалась. Но потом всё-таки сдалась и осторожно подковырнула малозначимый карман – и, выяснив, что нож запросто справляется с укреплённой тканью, с облегчением вздохнула. Было бы очень обидно впустую потратиться на нож, чтобы потом выяснить, что другим дают вещи не хуже, но гораздо дешевле. Зато женщина сильно удивилась и даже обеспокоилась, в результате пришлось её успокаивать, заверив, что такие инструменты если и есть, то в очень небольшом количестве. Потом попробовала справиться с палаткой её ножом и мачете, а также надорвать или перегрызть зубами, но потерпела неудачу.  В свете этого открытия поняла, что, возможно, у местных людей действительно есть шанс перебраться через океан. Особенно, если его воду можно пить долгое время без вреда. Да, риск всё равно остаётся и немалый, но всё же теперь решение людей уже не кажется настолько безрассудным.  – Что будет, если я решу присоединиться к знакомым тебе людям? – внезапно спросила женщина. – То есть: каковы условия присоединения, что мне надо будет делать, где можно жить и сколько за это придётся заплатить?  Странно. Только ей удалось убедить меня, что их путь – не самоубийство, как вдруг такой поворот.  – Но разве ты не со своими? – удивлённо поинтересовалась я.  – Я всё равно опасаюсь. Воды боюсь и плавать не умею.  Вот это новость. Ещё ни разу в этом мире не встречала людей, которые бы не смогли продержаться на воде, а тем более тех, кто её боится. И вот на тебе. Заметив мою реакцию, женщина покраснела и опустила глаза.  – Понимаю, что глупо, но ничего не могу поделать.  – У нас тоже многое связано с водой, – заметила я. – Например, она уменьшает раздражение от репеллента.  – Но и его действие, наверняка, тоже, – возразила женщина.  Я поражённо замерла. Сколько времени уже пользуемся, а внимания не обратили – восприняли, как нечто само собой разумеющееся. Но ведь этот факт тоже может иметь немалое значение. Вот что значит – свежий взгляд.  – Нет, действие не ослабляет и не укорачивает, – покачала головой я. – Ты спрашивала, на каких условиях мы принимаем. Во-первых, надо пройти проверку. Не сложную, но без неё свободные не примут новых людей. Во-вторых, соблюдать наши законы – о них я рассказывала. И, в третьих – оставить у себя можно только один набор. Остальное ты должна...  – Отдать твоим людям? – недобро прищурившись, перебила женщина.  – ...оставить тем, кто поплывет через океан, – спокойно закончила предложение я. – Чем больше у переселенца будет вещей – тем сильнее это сможет спровоцировать конфликты. Поэтому лучше, если они будут довольствовались тем, что получили сами, а не наследством от умерших. Так будет честнее и справедливее. Да и безопаснее для вас самих. Поэтому – один набор и всё. За вступление платить не надо, но если ты захочешь воспользоваться помощью волгорцев – придётся за неё отработать.  Женщина поражённо молчала, явно не в силах поверить в услышанное.  – Но почему нельзя взять всё? Я готова немного поделиться...  – Нет, – твёрдо ответила я. – Только один набор. На других условиях мы не принимаем.  – И ты серьёзно думаешь, что найдётся хоть один, кто согласится присоединиться на таких условиях? – в шоке поинтересовалась она.  – У нас нет большого желания принимать кого-то ещё, – честно сказала я. – И если условия отпугнут – тем лучше.  – Сумасшедшие, – с ноткой страха прошептала женщина себе под нос. – Спасибо, я подумаю, – чуть громче добавила она. – Это точно решение людей, а не йети?  Заверив её, что точно, я дождалась краткого перерыва в шторме и перебралась в палатку к владелице фей, где и провела почти всё остальное время закатных бурь. По крайней мере, она нас в ненормальных не записывает.