Текст книги "Кэсседи, космический политолог! (СИ)"

Мой психолог объяснял это как личностные качества всех аналитиков, самовнушение того, что мы должна контролировать ситуацию. И я была согласна с его точкой зрения, ведь все это было внутри меня.

Я, как и немногие другие аналитики, не могла отодвинуть в сторону чувства, потребности организма, многие другие факторы, которые приводили к беспорядку. А что беспорядок в голове для аналитика? Сущий ад, самый страшный кошмар, несущий адскую головную боль и мигрень для тех, кто привык работать интеллектом, а не эмоциями. Еще в Университете я была слишком эмоциональной, с чем пытались бороться и местные психологи, и преподаватели, потому что аналитикам нельзя испытывать эмоции. Мы должны быть расчетливыми и руководиться исключительно мозгом, заглушив все остальное. Я была одной из лучших в потоке, но достаточно уязвимой, потому что воспринимала все слишком близко, слишком человечно, что и приводило к частой мигрени.

Вот и сейчас произошло то же. Не информирование, незнание, отсутствие какой-либо информации, которые вызывали чувства, привело к беспорядку и боли. Сейчас необходимо было разобраться в ситуации, разложить все по полочкам. Взять тайм-аут и просто подумать.

Кажется, доктор это понимал. На стол была положена бегущая бумага, поставлен стакан воды и электронная ручка. О да, то, что мне сейчас было необходимо. Именно ручка, которая удобно ляжет в руку.

Я благодарно кивнув, приступила к написанию. Мы имели не много, но и этого было больше, чем достаточно.

На наш корабль напали истребители. Это факт. Я – единственная пленница (про остальных не было сказано ни слова),и это явно не с проста. Они точно знают кто я, и кем я работаю, и даже более того, они не хотели, чтобы я узнала кто они. Соответственно, они боятся чего-то. Возможно, я знаю что-то, что может им навредить. Или же они думают, что я смогу сделать нечто, что хорошенько подпортит их репутацию. Хотя нельзя исключать варианта, что они бояться побега, и это приводит опять же к тому, что я должна знать нечто, что заставило бы бежать меня без оглядки.

Так, стоп. Я начинаю путаться.

Истребители – люди, которые уверены в себе. И это спокойная уверенность, которая не кричит о себе за тысячи километров. Они знают, что их уважают, ими восхищаются и их бояться. Никто бы не помел идти против них. Никто из крупных и влиятельных людей, которым есть что терять. Истребители запросто могут уничтожить все, что те имеют, потому что к ним обращена абсолютная поддержка Виктории.

Значит, они бояться моего побега, потому что не знают, как повлиять на меня. Они могли бы стереть с лица земли крупные территории, лишить меня высокой должности или запретить мне въезд на некоторые планеты. Но я не чиновник и не имею отдельные острова на курортных планетах. Они не могут лишить меня моей должности, так как я политолог при Императоре Земли, а Виктория не станет усугублять и без того шаткие отношения. И даже запретить мне посещать планеты они не имеют права, так как я в данный момент политолог при делегации, которой, возможно, уже нет. Соответственно, им нечего мне противопоставить, истребители просто не смогут меня шантажировать. А значит, они опасаются моего побега. Для этого им не следует поднимать шум! Вот для чего истребителям нужны были скафандры, они боялись, что узнав в них истребителей, я начну паниковать, свяжусь с Императором, закачу истерику, привлеку СМИ, поэтому они тихо и спокойно носили изоляторы, дожидаясь, когда подальше отлетят от Земли.

Наш Император смог бы стерпеть похищение делегации, но он не станет терпеть убийство его Приближенных лиц от истребителей, нанятых Викторией. Он затребует списки выживших, поднимет шум, политические отношения обострятся...и узнав, что я жива, он не просто потребует меня обратно, дело может дойти до войны. И дело не во мне, а в нанесенном оскорблении открытого характера. Похищение и убийство делегации! Да меня заберут только из-за того, что я свидетель, в какой-то степени. А им я нужна, и более того, я нужна Виктории. И вот ту всплывает главный вопрос: "Зачем?".

Ответ мне пока не предоставляется возможным узнать. Если сейчас меня везут на Викторию, то у меня есть около двух недель полета в запасе, чтобы узнать о том, что им нужно от меня. А учитывая то, что они прятали свое отношение к истребителям, но сразу же признались, что они от Виктории, становится ясным, что их волновала моя реакция на них. Они хотели держать меня в неведение, чтобы весть полет я была послушной девочкой, не лезла под руку и была тихой и смирной. Соответственно мое неповиновение может нарушить их планы и основательно подкосить авторитет.

Но за мной будет установлено наблюдение, если уже не сделано, ведь они были уверены в том, что я смогу сбежать при желание и рвение. Значит, я в действительности знаю что-то о них, и возможно именно это волнует Викторию, ведь та имеет влияние на истребителей, а они – негласная армия планеты. И если они так встревожились тем, что я могу владеть компроматом на истребителей, то значит, что Виктория собирается задействовать истребителей. Значит, нас ожидают военные действия.

Надеюсь, что я не права с последним заключением. Но становится абсолютно ясно, что мне необходимо делать. Прежде всего затаиться, дать им желаемое и тихо искать информацию, не привлекая внимания. Делать вид, что боюсь их, а то, что я действительно их боюсь – мелочи. Нужно проводить расследование и придумывать планы отступления, желательно около двадцати. Сейчас главная задача узнать, что нужно от меня Виктории, и чем все может закончиться.

Но, что же я могу знать, что заставило бы меня выпрыгнуть в открытый космос, лишь бы не связываться с ними?

– Кэсседи, вы в порядке? – напряженно вопросил доктор. Я удивленно моргнула, всматриваясь в его лицо. Ах да, и еще необходимо собирать компромат и делать досье.

Я кивнула, и записала то, к чему пришла.

1. Затаиться, вести себя тихо и не привлекать внимание.

2. Искать информацию, собирать компромат и делать досье, попытаться найти слабые звенья.

3. Осмотреть корабль, продумать планы возможных побегов или отступлений. Разработать около тридцати возможных вариантов.

4. Пытаться вспомнить то, что могло бы вызвать настороженность у истребителей.

5. Узнать, чего хочет Виктория.

Я записала это на ином языке, того, что не использовали уже несколько тысячелетий, чисто древнерусский язык Земли, который не входе уже тысячелетия так три. Нельзя было допустить того, чтобы они узнали о моих планах. Подозрения будут и так, для этого придется изображать страх и непонимание. Женская сила в слабости. Пусть они считают меня не тем игроком, с которым можно считаться. Меньше внимания – активнее расследование.

Главное, чтобы Император не хватился потерявшейся группы. Иначе я так и не узнаю планов Виктории, а те навряд ли успокоятся одной попыткой. Хотя до Райзера было еще довольно много времени. Около недели, плюс минус несколько дней на остановки, заправки. Соответственно и до Райзера около двух недель, что не может меня не радовать. Так что, лучше знать планы Виктории и быть готовой ко всему.

Доктор странно вгляделся в мое лицо.

– Что вы написали? – вопросил он.

– Детский стишок, – честно солгала я. – он всегда помогал мне успокоиться.

– Правда? – кажется, он удивился. – Вы не могли бы прочесть его?

– Извините, – говорю, виновато улыбаясь. – но он личный. Я бы не хотела читать его вслух.

– Что ж, понимаю. – кивнул он, скрещивая руки на груди, и откидываясь на спинку стула. – Но и вы должны осознавать, что вас не выпустят из-под наблюдения. И даже более того, за вами будут постоянно следить, Кэсседи. Прошу вас оставить свои игры и всерьез задуматься о происходящем.

– Послушайте, – слегка раздраженно отозвалась я. – вы истребитель. Как вы вообще можете допускать мысль, что я стану что-то предпринимать? Оглянитесь, я на вашем корабле. Здесь везде и всюду истребители, и я уверена, что камеры тоже присутствуют. Я политолог, но я не инженер и не технолог, я элементарно не могу разобраться с устройством вашего корабля! А вы еще в чем-то меня подозреваете. Господи, да у меня коленки трясутся. – его взгляд медленно опустился на указанную часть тела. Я как можно сильнее напрягла мышцы, сжимая их так, что по ним прошлась мелкая дрожь. Вполне сойдет за трясущиеся коленки, хоть те и перестали трястись еще после первого курса Университета. Да, наши преподаватели были зверями.

Я говорила правду, но я не указывала другие мелкие детали. Я вполне смогу справиться с их системами. Кораблем, камерами. И страх перед ними я могу побороть, но сейчас было важно признать за ними право быть сильнее, это снизит их наблюдательность. Не нужно быть аналитиками, чтобы понять одну важную черту их характера. Они лидеры, и привыкли подчинять тех, кто так не считает. Если им показать, что не боишься их, то удостоишься пристального наблюдения, анализа, но признав их силу, ты сразу же перестаешь быть им интересна. Вот и сейчас я рассчитывала получить немое одобрение, легкое доверие и менее пристальное наблюдение.

План сработал. В карих глазах доктора пробежало удовлетворение, насмешка, гордость и высокомерие. Но в уголках глаз затаилось недоверие и обещание следить. Да, истребители не дураки, но и я политолог.

Между прочим, я шестнадцать лет училась в школе с политическим уклоном, затем поступила в Университет и отучилась без недели пять лет, получив степень Бакалавриата, а затем Магистратуры. Я экстерном закончил Университет, оказавшись в числе лучших выпускников. Теперь меня ждет блестящее будущее, которое я получила благодаря огромной работе, выдержке сильнейших нагрузок и умению не сдаваться.

Вот и сейчас я не сдамся, доктор. Я не прогнусь под влиянием Виктории.

Я опустила глаза, делая вид, что пытаюсь собраться, на самом же деле скрывала злой блеск уверенности. Мы еще поиграем, истребители.

***

Легко сказать – трудно сделать. Детский страх пред истребителями не исчез, а взрослое восхищение ими – осталось. И вот как тут действовать, когда с одной стороны хочется кричать от ужаса и спрятаться в каюте, а с другой – пойти фотографироваться и просить автографы? Ага, вот именно. А мне еще нужно было сохранять невозмутимость и собираться компромат. Ой, то есть искать информацию о них. Ой, кхм, знакомиться с необычным коллективом, вот.

А коллектив был однозначно необычным. Чего один доктор стоил!

Тот оказался настоящим фанатиком своей профессии, и буквально вприпрыжку шел за мной, чтобы провести новые эксперименты, опыты (слава богу, что безобидные и безвредные). И еще бы он этого не делал! Представитель иной расы, которых нет среди истребителей. К слову, многие из них облегченно выдохнули, когда доктор переключился на меня.

А я? Я вела себя как истинная леди, уверенная в себе, своих силах, непоколебимости, стойкости.

Да-да, я банально пряталась в своей каюте и медленно сходила с ума от безделья. Хоть я знала, чем себя занять, но вести полное расследование боялась. Меня смущало возможное наличие камер, слежки. Поэтому я не спешила с этим, делая пометки в своей голове. Кстати, самым оптимальным вариантом для расследования стал – доктор. Он был разговорчив, прост в общении и находился почти всегда рядом и много знал. Да, но не смотря на внешнее спокойствие, общительность и открытость, доктор был не глуп. Далеко не глуп, и кажется, все понимал, уверенно и профессионально уводя меня от главных тем.

Это я поняла, когда ложилась спать, как обычно прокручивая в голове события прошедшего дня, и вот ту я осознала, что ничего не выяснила. То есть, вообще! Каждый раз он искусно менял тему, так, что я не замечала неожиданности. А все дело в том, что он переводил тему на еще одну важную для меня, а затем и ту сводил в иное русло, заканчивая разговор очередной шуткой про истребителей.

И знаете, что? Я велась! Да, как нетривиальная простушка, я позволяла обманывать и запутывать себя. Но, когда иной раз я замечала это и пыталась вернуть разговор к необходимой теме, то, его глаза неожиданно теряли тот доброжелательный блеск, наполняясь чем-то иным, злым, настороженным, предостерегающем. И я часто общалась с такими людьми, они были уверены в себе, которые имели полное право собой гордиться, неотразимыми, жестокими, расчетливыми, но в общении с доктором я чувствовала неприкрытую угрозу. И что-то в груди кричало о том, что это – правда, нужно бежать, спасаться, прятаться!

Я действительно боялась, паника словно тугой кокон опутывала меня, заставляя судорожно впиваться ногтями в ладони, чтобы причинить себе боль, чтобы вернуть себя, чтобы очнуться! Все это время меня преследовало чувство сна, словно я в зыбком состоянии спокойствия, которое может исчезнуть за минуту. Да, мое положение на корабле истребителей было шатким, нервирующим, раздражающим. Словно идешь по тонкому канаты над открытым космосом.

Но что меня поражало больше всего, так это то, как реагировали на меня истребители. Точнее то, как они не реагировали. Им было все равно, они выполняли приказ и все.

Знаете, вот тут мое самолюбие пострадало. Ладно, я не интересовала их в качестве специалиста, да, им была безразлична моя профессия политолога, но как девушка я должна была вызвать хотя бы интерес! Но каждый раз представители их мускулистой (неудивительно, учитывая образ жизни истребителей) команды проходили мимо меня, скользнув пустым, спокойным, скучающим взглядом.

И хоть доктор всячески пытался сократить мое общение с представителями команды, те и сами не рвались общаться со мной. Даже тогда, когда в мою каюту перенесли вещи с прежнего корабля (и когда только собрать успели?!), они спокойно оставляли коробки и...удалялись. Первые два дня я успокаивала себя мыслью, что они ко мне не привыкли. Следующие два дня тем, что у них есть жены или девушки. И это было естественно, потому что таких расхватывают сразу. Это я еще с первого курса Университета усвоила. Но, когда и еще через два дня они обходили меня вниманием, я поняла страшное – геи.

Ага, весь корабль – геи! Серьезно, это же все объясняло. Внешность привлекательная, следят за собой, умны, харизматичны, начитаны, обаятельны, реализованы. И где в нашем веке найти таких мужчин? Правильно, нигде. Они либо женаты, либо меняют девушек как перчатки, либо в модельном бизнесе – а там не до девушек. Но они все равно уделяют внимание другим девушек. Хотя бы из эстетического чувства прекрасного, или чтобы жене такую же кофточку купить. А эти ни туды и ни сюды, а значит – геи. Против них я ничего не имела, даже напротив, в моем окружении много предстателей этой ориентации. И все они очень хорошие люди.

После осознания этого факта стало легче, а некоторым я даже посоветовала свойственные им магазины. Правда некоторые реагировали неадекватно, кто-то стоял разинув рот, кто-то начинал мычать, кто-то перекрещивался, а кто-то пытался догнать и...поблагодарить, наверное. Но мне было весело. Как там? Сделал гадость – на сердце радость? Вот, что-то подобное чувствовала я.

С капитаном я так и не встретилась. У меня даже возможности не подвернулось. Обедала, завтракала и ужинала я у себя в каюте, день проводила там же, либо с доктором. Выходя прогуляться по коридору, незамедлительно оказывалась под конвоем из четверых истребителей. Те сверлил меня ничего не выражающими взглядами, и молча следовали за мной. Обычно мне надоедало это через пару коридоров, и я возвращалась обратно. Вести расследование в таком положении не представлялось возможным. Нет, я пыталась поговорить с громилами, но те отвечали односложно и через какое-то время – явно с кем-то советовались по беспроводной связи. Да, у них были небольшие микрофоны, прикрепленные к вискам, и те постоянно касались их, разговаривая со мной. Из чего я сделала вывод, что они получают инструкции для общения со мной. Надоедал такой разговор быстро, и я шла к доктору. Тот единственный, кто хотя бы мог свободно ответить на мои вопросы, которые не касались цели моего похищения.

Он же мне и кратко поведал о капитане. Тот оказался мужчиной хмурым, неразговорчивым и несдержанным, к тому же женоненавистником. Он вполне мог причинить мне какой-то вред, и поэтому ему было запрещено общаться со мной прямым приказом с Виктории. Ага, все тем же приказом.

А между тем неделя почти пролетела, оставался всего один день до прилета на Викторию, и я преспокойненько собирала вещички в чемоданчики. К слову, разобрала я только один, чтобы потом не тратить целый день на сборы. И сложив последнюю кофточку в чемоданчик...расплакалась.

Кажется, что только теперь пришло полное осознание произошедшего. Меня похитили, везут на незнакомую планету, и я не знаю цели всего этого. У меня здесь нет друзей, мне некому поплакаться и выразить свои чувства. Я не могу связаться с родителями, родственниками. Я, черт возьми, одна! Совершенно одна на незнакомом корабле, среди убийц и жестоких людей, которые наверняка ждут момента, чтобы избавиться от меня. Им все равно есть ли я, что со мной.

Осознание тяжелым грузом легло на плечи, заставляя согнуться, и обхватить колени руками. Судорожные рыдания охватили все тело, жалобный всхлип вырвался из груди помимо воли, а вслед за ним последовал и второй. Вскоре, я уже не могла дышать, задыхаясь в собственных рыданиях. А те душили, подобно стальным тискам, напоминая о собственной безысходности.

Мое будущее. Я не знала есть ли оно. И будет ли? Что хотят от меня Викториансы, и для чего они делают это? Были миллионы вопросов, которые разбивали сознание острыми осколками разбитых мечтаний. Я так хотела, так стремилась в небеса, к звездам. Я так хотела дышать той свободой, что дарует космос, я умирала и возрождалась, думая о том, что же ждет меня впереди. Тысячи побед и взлетов, блестящее будущее, головокружительная карьера и сотни планет. Новые планы, новые горизонты, новые цели, которые я еще не успела возвести. Но стоило мне вспорхнуть к небу, как оно отобрало крылья, показав, что это не конец. И сейчас я падала вниз, рассекая пространство спиной, пытаясь хвататься за скользкие стены, ломая ногти, получая ссадины и царапины, чтобы в конечном счете упасть. И я бы разбилась, превратившись в еще один осколок среди тех, кто так же как и я, упал. Тех, кто возомнил себя победителем, оказавшись в начале пути. Но, что-то держало меня, словно тонкая ниточка, заставляя задержаться над бездной. Надежда?

Слезы текли неуправляемыми потоками, рождая опустошение и шум в ушах. Те и не думали высыхать, хоть и в голове уже не осталось мыслей, а в теле сил. Бездействие, усталость, покорность, они брали свое начало внутри, заменяя собой то, что погибло с первым криком сирены. Я откинулась на кровать, чувствуя, как глаза закрываются, и их медленно стягивает от высыхающих слез. Руки перестали мелко дрожать, и я подложила их под подушку, переворачиваясь на другой бок.

Завтра начнется новый день. Вечер сменит ночь, ночь сменит утро, а утро – день. Сегодняшняя слабость уйдет, и вернусь я. Нет, не прежняя. Уже новая, другая. Более взрослая и самостоятельная. И я смогу помочь себе?

Я попытаюсь сделать все, что в моих силах. И в первую очередь перестану играть в победительницу, напишу, позвоню, отправлю сообщение кому-нибудь из отдела безопасности. Я напишу Толе. Или попытаюсь связаться с самим Императором. Я сделаю хоть что-нибудь, потому что...я не выросла. Не доросла до взрослых сражений, и если днем я держусь, то ночью умираю. Слезы способны сломать любого, а в моей жизни было и так слишком много проигрышей. Но не выстоять в битве за себя – проиграть все заранее, перечеркнуть прошлые победы. Я должна спасти и спастись.