Текст книги "Бывшие. Сводный грех (СИ)"
Автор книги: Софья Феллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
5
Алена
Так стыдно мне еще не было ни разу в жизни. Эту неприглядную сторону моего существования я не хотела показывать никому, особенно чужим, по сути, людям. Но маме куда важнее следить, чтобы ни одна лишняя крошка не попала в мой рот, чем беспокоиться о том, как я буду себя после этого чувствовать.
Я чувствую, как мои щеки пылают от унижения, а сердце сжимается от обиды. Мама всегда была строга, но сейчас её контроль переходит все границы. Она не понимает, что ее жесткие меры делают меня только несчастнее. Теперь эти чужие люди становятся свидетелями моего унижения, и это ранит еще сильнее.
– Я пойду к себе в комнату, – смотрю маме прямо в глаза, после чего разворачиваюсь и почти бегу из столовой.
– Стой, Алена! Мы не закончили ужин.
– Тогда, может, предложишь мне десерт? – разворачиваюсь к ней у самой двери.
Она смотрит, прожигая во мне дыру, но дальше спорить не осмеливается. Конечно, кому захочется трясти грязным бельишком на глазах у будущего мужа.
Не дождавшись ответа, я выхожу из столовой. Шум столовых приборов и приглушенные разговоры остаются позади, как и эти тягостные взгляды. Кажется, впервые за весь вечер я могу дышать свободно.
Поднимаюсь по широкой лестнице с металлическими позолоченными перилами на второй этаж, где быстро нахожу свою комнату. Да, мне пришлось все-таки перенести свои вещи из той, которую я выбрала изначально. Почему-то никто не захотел предупредить меня, что здесь останавливается Алекс.
Но эта комната тоже весьма неплоха. Здесь все в светлых тонах, что соответствует моему вкусу. И главное, тут очень большая мягкая кровать. Такая, о которой я мечтала всю свою жизнь. Но в съемных квартирах такой не могло быть по определению, а в академии, если тебе доставалась не самая скрипучая кровать и не продавленный матрас, считай, ты уже поймала удачу за хвост.
Так что, пользуясь нынешним положением, я с размаху плюхаюсь спиной на это роскошество, расставив руки и ноги звездочкой. И даже издаю неожиданно для себя полный удовлетворения стон.
– Как же хорошо…
Память подкидывает мне картинку идеального кусочка чизкейка… Рот наполняется слюной.
– Боже… Не хватало теперь умереть от обезвоживания из-за того, что истеку слюной.
Хихикаю себе под нос.
Я соблюдаю строжайшую диету, сколько себя помню. На балет мама отдала меня в раннем возрасте. Я не совсем соответствовала параметрам, необходимым для того, чтобы построить успешную карьеру. Партнер должен без труда поднимать меня во время танца. Поэтому она взялась за то, чтобы контролировать мое питание.
Не помню, когда последний раз ела досыта, о чем-то вредном и мечтать не могу, как и о сладостях. В целом, пока я в среде себе подобных, эти ограничения не доставляют мне проблем. Но как только мое окружение меняется на обычных людей, которые могут себе позволить, не задумываясь, съесть что угодно, становится невыносимо.
Моя жизнь была выстроена вокруг строгого графика и железной дисциплины. И тут я оказываюсь в доме, где никто не понимает, что значит держать себя в постоянном голоде. Алекс и его отец едят что хотят, и не беспокоятся о последствиях.
Все это приводит к тому, что мое самообладание начинает рушиться. Я осознаю, что здесь, в этом новом доме, мне придется бороться не только с собой, но и с окружающими меня соблазнами. Вопрос лишь в том, хватит ли у меня сил выдержать этот вызов.
И это я еще не вспомнила о последствиях всего этого диетного безобразия. Мой цикл сбит настолько, что месячных может не быть по четыре месяца. Мама, естественно, в курсе. Но кто думает о таком, когда достижения важнее? Например, сейчас, когда моя цель – роль прима-балерины в выпускной постановке. На нее придут известные театральные режиссеры, и от произведенного на них впечатления будет зависеть моя дальнейшая карьера.
Годы тренировок стали для меня настоящим испытанием. Жесткий контроль со стороны мамы, постоянные тренировки и строгая диета сделали из меня машину для достижения целей. Но какой ценой? Я все чаще ловлю себя на мысли, что живу не своей жизнью, а ее мечтой. А тут еще и переезд в этот дом, где каждый шаг под пристальным взглядом новых "родственников".
Я лежу на этой шикарной кровати, погруженная в свои мысли, и пытаюсь понять, чего хочу на самом деле. Мое тело истощено, а разум устал от бесконечных требований и ожиданий. Но, несмотря на все это, внутри меня горит огонек надежды. Надежды на то, что я смогу найти баланс между своими желаниями и чужими ожиданиями.
Роль прима-балерины в выпускной постановке – это мой шанс. Шанс показать всем, что я чего-то стою, что я могу достигать высот. Но также это и моя возможность понять, стоит ли это всех тех жертв, на которые я пошла. Вечные ограничения и борьба с самим собой – все это начинает казаться невыносимым, но я не могу остановиться, не могу позволить себе подвести маму и себя.
С закрытыми глазами представляю, как танцую на сцене, под восхищенными взглядами зрителей. Этот момент должен стать кульминацией всех моих стараний и страданий. Но, открывая глаза, я снова вижу реальность: роскошная комната, тишина и... пустота. В этот момент я понимаю, что самое трудное еще впереди.
Стук в дверь раздается, когда я уже погружаюсь в дрему. Тихий, но настойчивый, он вырывает меня из полусна. Я вздыхаю, открываю глаза и медленно поднимаюсь с кровати, чувствуя, как мягкие подушки и одеяла неохотно отпускают меня.
Алекс проходит внутрь, не спрашивая моего разрешения.
– Я не с пустыми руками, – поднимает тарелку с тем самым желанным чизкейком.
– Нет, ты что, унеси, – пугаюсь я.
– Я же видел, как ты смотрела на него, птичка, – усмехается Алекс.
– Мне нельзя, – мотаю головой, а сама неотрывно смотрю на десерт.
– Давай так, я оставлю это тут, – ставит тарелку на туалетный столик. – И сделаю вид, что ничего не видел. Не захочешь, отнесешь на кухню.
Подмигивает мне и скрывается в коридоре, после чего слышу тихий щелчок двери его комнаты.
Ну что за змей искуситель, а? Как же быть? ***
Дорогие читательницы! Не забывайте добавлять книгу в библиотеку тут: https:// /ru/book/byvshie-svodnyi-greh-b488557 И подписываться на автора тут: https:// /ru/sofya-feller-u11493789 Так вы будете в курсе всех изменений😉
6
Алена
Гипнотизирую кусочек торта не меньше получаса. В голове разыгрывается настоящий драматический спектакль: я, торт и мой непреклонный желудок, который то угрожающе урчит, то смиренно притихает. Тщательно взвешиваю свои шансы сорваться, если проигнорирую его и лягу спать, и если пойду относить его на кухню.
"Ну что, кусочек, ты даже не представляешь, в какой бездне борьбы оказался",– думаю я, как будто кусочек десерта может меня понять.
Торт молчит. Понятно, что он не просто торт, а тихий манипулятор. Затаился на тарелке, сверкая своей идеальной глазурью, как бы говоря: "Попробуй меня! Всего один маленький кусочек. Ну что тебе стоит?"
"Конечно, чего мне стоит",– думаю я, закатывая глаза. "Только последующие три дня крохотных порций брокколи и дополнительных тренировок, вот чем аукнется!"
Вздыхаю и встаю. "Я просто отнесу тебя на кухню и забуду."
Поднимаю тарелку с тортом, и в этот момент моя мама, как по заказу, открывает дверь и видит, как я с тортом в руках медленно, но решительно направляюсь к двери.
– Все в порядке, Алена? Откуда это? Мы разве не говорили с тобой…– спрашивает она с укоризной.
– Да, все отлично, просто… – перебиваю ее, пытаясь придумать достойное оправдание, но мозг отказывается работать, и я выпалила: – Просто хотела отнести его на кухню.
Мама кивает, явно не веря ни одному слову, но решает оставить этот вопрос без дальнейших комментариев.
"Хорошо",– думаю я, проходя мимо нее. Желание сделать что-то назло появляется внезапно. "Ты победил сегодня, кусочек, но знай, завтра я буду сильнее!"
Уже на кухне я беру вилку и пробую совсем маленькую порцию. Чизкейк медленно тает во рту, словно шелк, растекающийся по вкусовым рецепторам. Глаза сами собой закрываются от удовольствия. "Ну вот, началось", – думаю я, чувствуя, как от маленького кусочка у меня внутри разгорается аппетит.
Стою посреди кухни и продолжаю гипнотизировать оставшийся торт. "Ну ладно, еще одну крохотную вилочку, это не конец света", – убеждаю себя. Вилка снова погружается в торт, и новый кусочек отправляется в рот. Внутренняя борьба набирает обороты.
"Не смертельно,"– утешаю себя, подбираясь к третьему кусочку. Вдруг из ниоткуда возникает голос совести, который в моей голове звучит как строгий балетный наставник: "Алена, помни о диете и своем выступлении! Чизкейк – не часть тренировочного плана!"
Я вздыхаю и откладываю вилку. "Ладно, ладно, ты победил, голос совести,"– думаю я, хотя искушение съесть еще до сих пор владеет мной.
Усмехаюсь, представляя, как на тренировке я рассказываю подругам об этом эпическом сражении с куском торта.
Бодро шагнув к холодильнику, убираю остатки подальше, словно отправляю врага в ссылку. Закрываю дверцу холодильника и вытираю крошки с губ. "Маленькая победа тоже победа,"– мысленно поздравляю себя, направляясь обратно в комнату.
Устроившись поудобнее на мягкой кроватке, я собралась было мысленно отругать Алекса за свой срыв. Но, воскресив в памяти его образ, мысли мои потекли в совершенно другом направлении. Стандартном для девушки моего возраста, но совершенно не свойственном мне.
Это пугает.
Его взгляд, полный скрытой злости, смешанной с растерянностью, застрял у меня в голове, как назойливая мелодия. Почему-то вместо того, чтобы испытывать привычное раздражение, я начинаю замечать его сильные руки, уверенную походку и дерзкую улыбку. От этих мыслей у меня внутри возникает странное, незнакомое ощущение. Грудь наполняется теплом, а сердце начинает биться быстрее, как будто от одного воспоминания о нем.
– О Господи, что со мной не так? – шепчу я, уткнувшись лицом в подушку, словно она может дать мне ответ.
Эти новые, пугающие мысли не дают покоя. Я всегда была сосредоточена на танцах, дисциплине и диете. В моем мире не было места для такого рода фантазий, и сейчас это сбивает с толку. Почему Алекс вызывает во мне такие чувства?
Его мускулистые руки, которые, казалось бы, могли с легкостью поднять меня в танце, сильные и уверенные, теперь представляются мне не просто инструментом для физической работы, но чем-то гораздо большим. Я вспоминаю, как его пальцы коснулись моей руки за ужином, и от этого прикосновения у меня внутри все перевернулось. Это было мимолетное касание, но оно заставило меня чувствовать себя иначе, чем когда-либо раньше.
– Просто усталость, – убеждаю себя, – стресс из-за переезда и напряжения от встречи с ним. Все это скоро пройдёт.
Но как только я закрываю глаза, передо мной возникает его образ. Я представляю, как он смотрит на меня, его глаза сверкают с каким-то особенным огоньком. Воспоминания о его улыбке, такой самоуверенной и одновременно вызывающей, наполняют меня непонятным трепетом.
Я даже не заметила, как начала представлять, каково было бы почувствовать его руки на своей талии, его дыхание рядом с моим ухом, его губы, приближающиеся к моим. Эти мысли кажутся запретными, но они все равно не отпускают. Тело отзывается на них нежным трепетом, томлением внизу живота, как будто мне хочется испытать все это наяву.
– Нет, так дело не пойдет, – говорю я себе вслух, пытаясь вернуть самоконтроль. – Я должна сосредоточиться на балете, на своей цели. Все остальное – неважно.
С этими мыслями я снова укладываюсь, надеясь, что сон прогонит все ненужные фантазии и вернет мне привычное спокойствие. Но сердце все равно бьется быстрее, и ощущение внутреннего тепла, вызванное мыслями об Алексе, не дает мне покоя.
Всю ночь мне снятся обрывки снов, я не могу досмотреть ни одну сцену до конца. И везде фигурирует Алекс. Я слышу его завораживающий тембр голоса, вижу его губы, руки так близко от меня…
– Не на Тибет, а на Луну надо от тебя бежать, – бормочу сквозь сон.
7
Алена
Просыпаюсь разбитой и хмурой. Голова ватная.
Бросаю взгляд в окно и хмыкаю. Надо же, даже погода под стать настроению. Тяжелое небо стального цвета, грозящее вот-вот пролиться мокрым снегом.
Так вот ты какое, взросление. Почему именно сейчас? Так не вовремя… И совсем не с тем человеком. Ирония судьбы какая-то.
В шестнадцать мне было вообще не до парней. Моя чувственность спала крепким сном. Не разбудишь. Хоть Алекс и пытался. Тогда у нас была возможность замутить, но меня это попросту не интересовало. И даже тогда, когда я подумывала попробовать ради интереса, это все было будто не по-настоящему, напоказ. Смотрите все, я нормальная, даже парень у меня есть!
Воспоминания о тех днях наваливаются как тяжелое одеяло. Алекс, со своей дерзкой уверенностью, всегда казался таким бесстрашным и решительным. Он был старше, опытнее, и казалось, что он знает все о жизни, что я тогда только начинала понимать. Но мои чувства были холодными и равнодушными, как снег на улицах нашего города зимой.
Теперь же все иначе. Вместо привычного равнодушия я чувствую странное, непривычное волнение. Мое сердце начинает биться быстрее каждый раз, когда я думаю об Алексe. Эта новая, пугающая чувственность захватывает меня врасплох. Что изменилось? Почему теперь, когда у нас нет шанса быть вместе, мои чувства внезапно проснулись?
– Боже, какая глупость, – шепчу я себе, потирая виски. – Почему все так сложно?
Возможно, это просто влияние обстановки, новые впечатления и стресс от переезда. Возможно, это просто временное помешательство, и скоро все вернется на круги своя. Но от этих мыслей мне не становится легче. Алекс... Почему именно он?
Как мне справиться с этим? Я встаю с кровати, решив, что нужно отвлечься.
Покопавшись в чемоданах, так и не разобранных до конца, я выуживаю со дна альбом для скетчинга и набор карандашей разной твердости. Мое “guilty pleasure”*, тщательно скрываемое от мамы. Она бы это не одобрила. Всегда лучше лишний раз потренироваться, но никак не рисовать.
Сажусь у окна, положив альбом на колени, и начинаю наугад водить карандашом по бумаге. Линии складываются в нечто неопределенное, но в то же время родное. Нечто, что мне хотелось бы поймать и удержать на листе. Рисование всегда было моим тайным убежищем, моим способом убежать от реальности и отдохнуть. В балете все подчинено строгой дисциплине, каждый шаг, каждый жест рассчитан и отточен. А здесь, в моем маленьком мире карандашей и бумаги, я могу быть свободной.
Сегодня руки сами выводят на бумаге его лицо. Черты Алекса появляются на белом листе, словно призраки из моего подсознания. Его решительные глаза, чуть вздернутый нос, упрямый подбородок. Легкая тень на щеках от начинающей пробиваться щетины. Легкая улыбка, скрывающая уколы его язвительного юмора. Как бы я ни старалась, не могу избежать этих мыслей.
– Что ты со мной делаешь, Алекс? – шепчу я, смотря на его изображение на бумаге.
Рисование помогает мне немного успокоиться. Вдыхаю глубже, концентрируясь на каждом штрихе, на каждом изгибе линии. Время летит незаметно, и я забываю о своих переживаниях и страхах. Но когда изображение завершено, я снова возвращаюсь к реальности.
Смотрю на портрет, испытывая странное смешение чувств. Он получился слишком живым, слишком настоящим. Как будто Алекс сам смотрит на меня с этой страницы, осуждающе и одновременно с любопытством. Прячусь за собственным рисунком, пытаясь понять, что же на самом деле чувствую.
Я откидываюсь на спинку стула, раздумывая, куда спрятать этот альбом. Снова положить его на дно чемодана? Или оставить здесь, чтобы иметь возможность рисовать чаще? Решаю оставить его под кроватью, на всякий случай. Возможно, именно рисование поможет мне справиться с этим сумасшедшим водоворотом эмоций.
Привожу себя в порядок и выхожу из комнаты. В доме тихо, и я решаю отправиться на кухню, чтобы выпить воды. Как только я спускаюсь по лестнице, снова сталкиваюсь с воспоминаниями о вчерашнем вечере. Сердце невольно сжимается при мысли о том, что снова придется видеть Алекса.
На кухне обнаруживаю только Сергея Васильевича. Он как раз пьет свой утренний кофе, чтобы взбодриться перед работой.
– Где все? – нарочно спрашиваю, будто меня не интересует всего один человек.
– Вика спит, Саша уехал в Москву чуть раньше, у них очередная запись в студии.
Чего же во мне больше от этой новости, облегчения или разочарования?
*guilty pleasure (англ.) – постыдное удовольствие. Что-то, например, фильм или занятие, которое приносит удовольствие, несмотря на то, что не пользуется большим уважением или считается необычным или странным
8
Алекс
Промучившись всю ночь в кровати без сна, зато с каменным стояком, я понимаю, что дальнейшие попытки уснуть бесполезны. И без того я собирался выехать рано утром в Москву. Нет смысла тянуть.
Потягиваюсь и иду к окну. Открываю его настежь, и в меня тут же летит порыв холодного воздуха с крупинками снега. Делаю зарядку, чтобы сбросить напряжение и проветрить голову. И почти сразу понимаю, что цели своей не достигну. Перед глазами стоит образ Алены, ее обнаженное тело, как будто вырезанное из мрамора, но в то же время теплое и живое, с легкой дрожью в воздухе, словно она все еще там, в ванной.
Слышу стук сердца, словно оно громче обычного. Я закрываю глаза и вспоминаю ее запах – смесь чего-то цветочного и свежести. Эти воспоминания накрывают с головой, не давая спокойно дышать. Внутри все бурлит, как в вулкане перед извержением. "Так дальше продолжаться не может," – мысленно упрекаю себя. "Надо взять себя в руки и перестать думать об этом."
Охладиться в душе кажется отличной идеей. Делаю воду прохладнее, кожа покрывается мурашками. От постоянного прилива крови чувствую боль в члене и яйцах.
– Алена Соловьева на мою голову, – прислоняюсь к холодной стенке лбом.
Обхватываю ствол рукой, и тут же прошивает возбуждением все тело.
– Фак, что я за мудак такой, дрочу на сводную сестру…
Но остановиться не в силах.
После душа возвращаюсь к сбору вещей. Кидаю одежду в сумку, машинально складываю ноутбук и документы.
Спускаясь по лестнице, я стараюсь двигаться как можно тише, чтобы не разбудить никого в доме. Прохожу мимо закрытой двери Алениной комнаты и замираю на мгновение. Сразу представляю, как она лежит там, укрытая одеялом, ее лицо спокойно, безмятежно. Быстро отхожу, стараясь не делать лишнего шума.
На кухне беру термос с уже приготовленным чаем и пару вчерашних бутербродов. Мои движения механические, словно тело действует само по себе, без участия разума. Последний взгляд на дом, и я выхожу на улицу.
Свежий снег хрустит под ногами, и этот звук немного успокаивает. Мотор заводится с первого раза, и я давлю на газ, направляясь в сторону Москвы. Холодный воздух проникает в салон машины, бодрит, но мысли об Алене все равно остаются со мной. Словно тень, которая притаилась на заднем сиденье и шепчет на ухо образы и воспоминания.
– Хэй, ты с нами, бро? – Дэн, наш басист, наклоняется ко мне, его голос пробивается сквозь туман в голове.
– Ага, да, – машинально киваю, пытаясь сфокусироваться. Голова тяжелая, будто я только что проснулся.
– Ты сам не свой вернулся в этот раз. В облаках витаешь. Что у вас там стряслось? – Стас, вокалист и гитарист, смотрит на меня с недоумением, а потом бросает задумчивый взгляд на струны одной из гитар.
– Отец сюрприз подкинул, – усмехаюсь, но смех выходит натянутым, словно сухая ветка треснула под ногой. – Знакомил с будущей мачехой и сводной сестрой.
Стас поднимает брови, а Вик, наш второй гитарист, замирает, как будто кто-то поставил его на паузу.
– Да ла-а-адно, – протягивает он с шокированным выражением лица. – И как она? Ничего?
Я усмехаюсь снова, на этот раз пытаясь скрыть смущение за шутливой маской.
– «Ничего»? Это слишком мягко сказано. Она… ну, ты сам бы с катушек слетел.
– Ты уже на нее запал, – подхватывает Дэн, хитро прищурившись. – Ладно, признавайся, что за драма там разыгралась?
– Да никакой драмы, – отмахиваюсь я, хотя внутри все продолжает бурлить. – Просто… неожиданно это все. Отец, мачеха, сестра…
– И сводная сестра, по всей видимости, красотка, – Вик все-таки не выдерживает и дает волю фантазии.
Я киваю, избегая их взглядов. Внутри все сжимается, будто меня прижали к стенке.
– Ладно, бро, инцест – дело семейное, конечно, – усмехается Стас, шутливо толкнув меня в бок. – Но ты там поаккуратнее, а то еще подставишь нас перед концертом.
– А что, вдруг новая муза для наших песен? – Дэн хлопает меня по спине, заставляя напрячься.
– Ладно вам, ребят, – пытаюсь улыбнуться. – Давайте лучше о музыке. Нам репетировать надо.
– Да, точно, – соглашается Стас, вытаскивая гитару из чехла. – Но если что, не замыкайся. Мы тут, если надо будет поговорить.
– Спасибо, – киваю я, стараясь сосредоточиться на музыке, но голова отказывается работать. Кажется, все мысли зациклены на Алене, ее образ не отпускает, как затянутая петля.
После репетиции, отстучав свои партии, я закидываю барабанные палочки в мешочек, пристроив его рядом с установкой, и выхожу на улицу. Холодный воздух словно дает пощечину, но не выводит из этого состояния.
Недолго думая, набираю отца. Трубка отзывается после второго гудка.
– Чем обязан? Недавно виделись, неужели соскучился? – хмыкает он, но в его голосе слышится легкое удивление.
– Можно и так сказать. Все разъехались? – стараюсь говорить как можно спокойнее, хотя сердце начинает колотиться быстрее.
– Тебя кто-то конкретный интересует? – отец явно насторожился, и я чувствую, как его тон становится более внимательным.
– Да нет, – отговариваюсь я, словно бы это был пустяк. – Просто хотел убедиться, что все в порядке. Алена как? Освоилась?
– Алена? – он делает паузу, и я слышу, как почти улыбается. – Да вроде бы нормально. Она еще привыкает, как и все мы. Почему ты спрашиваешь?
– Так, просто... – замолкаю, не зная, как продолжить, чтобы не выдать себя. – Мы с ней толком не успели пообщаться. Может, ты ей передашь, что я, если что, на связи? Ну, вдруг захочет поговорить или что-то такое...
– Слушай, может, вам все-таки стоит встретиться еще раз? Познакомиться поближе, так сказать. Она ведь теперь часть нашей семьи. Я тебе скину номер, напиши сам.
– Да, возможно, – соглашаюсь, хотя сама мысль о новой встрече с ней заставляет меня нервничать. – Ладно, мне надо идти. Дела зовут.
– Хорошо, Саш. Если что, звони.
– Спасибо, – заканчиваю разговор и кладу телефон в карман, чувствуя, как он вибрирует, оповещая о пришедшем сообщении.
Я облокачиваюсь о стену, глядя на серое небо. Прохлада немного отрезвляет, но мысли об Алене, ее образ – эти тени не отпускают. Как будто каждый шаг вперед только затягивает меня глубже.
“Привет, Алена. Как там жизнь в балетной академии? Признаюсь, после нашего повторного знакомства ты не выходишь у меня из головы. Надеюсь, что у тебя все круто, но если будет время, напиши.
